CC BY
6
DOI: 10.31249/ape/2024.04.04 Белинский А.В.1, Надточей Ю.И.2
Европейский союз и Китай: дилеммы отношений в меняющемся мире
Аннотация. В статье анализируются ключевые проблемы взаимоотношений Европейского союза с Китайской Народной Республикой в настоящее время, в условиях меняющегося миропорядка. Основное внимание уделяется проблемам, связанным с амбивалентностью политики ЕС по отношению к Китаю, а также противоречивостью и непоследовательностью ряда стратегических установок и практических действий институтов Евросоюза и отдельных государств -членов ЕС, которые пытаются, с одной стороны, выстраивать конструктивный и прагматичный диалог с КНР, а с другой - следовать принципам ЕС по защите прав человека и демократии, подталкивая официальный Пекин к их соблюдению.
В течение довольно долгого, относительно благополучного периода роста и развития мировой экономики, ее либерализации и глобализации, сложная диалектика торгово-экономических интересов и гуманитарных вопросов в отношениях Китая и Евросоюза была очевидным образом «заретуширована». Однако сегодня проблемы во взаимоотношениях КНР и ЕС все чаще выходят на первый план - в форме соперничества и взаимных претензий партнеров / конкурентов.
1 Белинский Андрей Викторович - кандидат политических наук, старший научный сотрудник, ИНИОН РАН; [email protected] ОЯСГО: 0000-003-2825-403 X
2 Надточей Юрий Иванович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, ИНИОН РАН; [email protected] ОЯСГО: 0000-0001-8725-6495
Особое место в статье занимает анализ влияния «третьих сил» на отношения между ЕС и КНР. Отмечается шаткое положение ЕС, демонстрирующего всё большую технологическую и отчасти ресурсную зависимость от КНР и в то же время находящегося в зависимости от США в военно-политической и военно-технической областях. Важнейшим пунктом в сложной системе отношений по линии США - ЕС - КНР становится российский фактор (особенно в связи с проведением СВО РФ), который в значительной степени также способствует ослаблению международных позиций ЕС, заставляя политические элиты Евросоюза маневрировать между Пекином, Вашингтоном и Москвой, чтобы отстаивать свои интересы как на союзном (ЕС), так и на страновом (конкретные государства-члены) уровнях.
Ключевые слова: Европейский союз, Китайская Народная Республика, РФ, США, отношения ЕС - КНР, права человека, трансатлантические отношения, Евразия.
Китайская Народная Республика была и остается одним из ключевых партнеров Европейского союза уже на протяжении многих десятилетий. За это время отношения Брюсселя и Пекина переживали периоды взлетов и падений, наполнялись новым содержанием, менялись в структурном плане и концептуальном отношении. Важность этих двух акторов для мировой экономики и политики трудно переоценить: вместе они производят более трети мирового ВВП. В 2023 г. товарооборот между ними достиг пика -856 млрд евро. Для ЕС КНР является вторым по значимости (после США) торговым партнером, важнейшим импортером европейской продукции (8,7%) и крупнейшим экспортером товаров в страны Евросоюза (20,5%) [European Union..., 2023, p. 2].
Тем не менее ЕС и КНР вступили в третье десятилетие XXI в. с очевидными претензиями на пересмотр сложившейся и, казалось бы, давно ставшей привычной модели сотрудничества / соперничества. Взаимодействие начало смещаться в сторону конфронтации, а прежняя формула взаимоотношений перестала отвечать запросам коллективного Брюсселя и Пекина, которые прежде были вполне прагматичными партнерами. Хотя европейские столицы по-прежнему отдают приоритет коммерческим интересам в своих отношениях с Китаем, Европейская комиссия в последнее
время заняла более жесткую позицию, допуская возможность геополитического соперничества ЕС и КНР.
Формулируя в подобном ключе свое видение отношений с Поднебесной Старый Свет в лице Евросоюза рискует не только дестабилизировать свои связи с Китаем, но и привнести неопределенность в собственное геополитическое будущее, попутно затрагивая контуры меняющегося мирового порядка. Представляется, что для понимания противоречивой модели поведения ЕС имеет смысл, с одной стороны, проанализировать эволюцию сотрудничества Евросоюза и КНР, с другой - рассмотреть его в более широком глобальном контексте.
От прагматичного партнерства к системному соперничеству
Многочисленные кризисы и не менее впечатляющие достижения, которыми, начиная еще с середины 1970-х годов, сопровождалось развитие диалога европейских сообществ и КНР, позволили его участникам выработать определенную модель взаимодействия. В целом ее очертания довольно отчетливо обозначились к концу 2000-х годов. К этому времени политический и экономический вес обоих акторов достиг уровня, который максимально соответствовал успешному соблюдению баланса интересов между ними: ЕС окреп институционально, расширил свой членский состав, обрел международно-правовую субъектность [Чернега, 2024], в то время как Китай добился устойчивых показателей экономического роста, стал второй экономикой мира по ВВП в текущих ценах (2010), заметно укрепил свои позиции в ключевых международных финансово-экономических организациях (ВТО, МВФ) и объединениях (ШОС, БРИКС, 020).
Сближению сторон способствовал и более благоприятный внешний геополитический фон. После мирового кризиса 2008 г. задачи, связанные с экономическим восстановлением, для большинства государств все же преобладали над геополитическими амбициями, а ключевые акторы (страны и организации) спешно стремились расширять масштабы международного сотрудничества, стараясь нивелировать риски соперничества [Priangani, Taufik, 2018]. Взаимоотношения КНР - ЕС не были исключением. Еще в 2003 г. стороны придали им характер «стратегического партнерства» и подтвердили этот статус десять лет спустя, в 2013 г., в доку-
менте под названием «Повестка стратегического сотрудничества» [EU - China: Commission adopts..., 2003; China - EU 2020 strategic... 2013].
Однако глобальные политико-экономические процессы «посткризисного» мира постепенно меняли свою траекторию - и отнюдь не в русло торговой либерализации и глобализации. Напротив, постепенно вырисовывались перспективы более жесткого политического контроля над сферой экономики со стороны политических институтов [Napolitano, 2011]. Дискуссия о необходимости такого контроля (деофшоризации, борьбе с отмыванием средств, справедливом налогообложении) велась даже в странах развитого капитализма (США, Западной Европе), не говоря уже об экономиках, развивающихся по «восточноазиатской модели» со всеми присущими ей особенностями государственного контроля над бизнесом [Худякова, 2015]. Европейские лидеры стали все чаще озвучивать претензии к КНР - как к государству, контролирующему курс юаня не вполне рыночными методами, активно использующему торгово-экономические преференции своего статуса развивающейся страны и осуществляющему господдержку своих предприятий [Dadush, Domínguez-Jiménez, Gao, 2019]. В концентрированном виде эти озабоченности были изложены в «Стратегическом обзоре отношений ЕС - Китай», на страницах которого контакты с Пекином подверглись существенному пересмотру. В итоге КНР стала рассматриваться в трех ипостасях - партнера по сотрудничеству, экономического конкурента и системного соперника [EU - China - a strategic..., 2019, p. 1].
На практике даже такая многослойная и нюансированная характеристика не была воплощением единого европейского подхода применительно к Китаю. Между странами Евросоюза отсутствовал консенсус относительно необходимых масштабов сотрудничества с КНР в сфере инвестиций, инфраструктурных и транспортных проектов. Общесоюзные проблемы (Брекзит, миграционный кризис, рост евроскептических настроений, замедление процессов европейской интеграции) отрицательно сказывались на формировании единой стратегии ЕС в отношении КНР [Framing EU - China trade..., 2023]. Не способствовал этому и внешний фон: отношения США - КНР, особенно с приходом в Белый дом администрации Д. Трампа, стремительно ухудшались, трансатлантические отно-70
шения вошли в период застоя, а асимметрия взаимозависимости в треугольнике ЕС - КНР - США складывалась отнюдь не пользу Европы [Besch, Bond, Schuette, 2020].
ЕС и КНР в трансатлантическом диалоге
Еще в относительно недавнем прошлом (1990-2000) диалог Брюсселя с Вашингтоном по китайскому вопросу был лишен стратегической глубины и остроты, присущей ему в настоящее время. Атлантические партнеры не синхронизировали свою стратегию в отношении КНР, предпочитали не концентрироваться сугубо на ней, рассматривали взаимодействие с Пекином в контексте более общих проблем развивающихся стран. Трансатлантическая повестка (и тем более общая стратегия) относительно Поднебесной отсутствовала, преобладал только более-менее общий консенсус по поводу желаемого будущего отношений между КНР и «коллективным Западом» [Cassarini, 2021].
Западные страны, невзирая на «отягчающее обстоятельство» в виде коммунистического режима КНР, рассматривали сотрудничество с Китаем преимущественно сквозь призму коммерции, а не геополитики. Интеграция Китая в глобальную экономику считалась залогом безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) и ключом к увеличению предсказуемости поведения Пекина в диалоге с «западными демократиями» Европы и Северной Америки (подробнее см.: [The evolving relationship..., 2020]). По этой причине в дипломатическом арсенале атлантических союзников фигурировали, прежде всего, рыночные методы: с помощью транснационального бизнеса они успешно осваивали рынки КНР, включали ее в мировые цепочки добавленной стоимости, налаживали инвестиционные потоки в китайскую экономику. Институциональные (с политической компонентой) рамки сотрудничества с Китаем оставались достаточно ограниченными, а положение КНР в контролируемых «коллективным Западом» финансово-экономических организациях вызывало много нареканий как со стороны китайских властей, так и со стороны западных партнеров, систематически обменивавшихся взаимными упреками по поводу параметров реформы МВФ или торговых споров в рамках ВТО [Obama Administration..., 2017]. Но данные обстоятельства не рассматривалось как непреодолимое препятствие для постепенного
встраивания Китая в глобальную сеть институтов на взаимовыгодных условиях как для него самого, так и для его западных партнеров, пытавшихся поставить заслон на пути «китайского ревизионизма» [Goddard, 2018].
В то время как руководители КПК, в свою очередь, пытались балансировать отношения с Западом через евразийские интеграционные инициативы (ШОС, БРИКС), лидеры США, особенно президенты-демократы (У. Клинтон и Б. Обама) прощупывали почву на предмет сближения с КНР через ее вовлечение в новые форматы сотрудничества (наподобие проектов «Химерика» (англ. Chimerica) или G2). Прямое участие в этих проектах европейских партнеров Вашингтона не предусматривалось, что вызывало у них вполне объяснимые опасения насчет возможной маргинализации ЕС на фоне нарождающегося американо-китайского тандема [Garrett, 2010; Van der Putten, 2010]. И хотя такой квазиальянс не воплотился на практике, и отношения между США и КНР вошли в стадию застоя, а потом и регресса, зависимость ЕС от «температурного режима» отношений между Вашингтоном и Пекином оказалась очевидной.
Торговые споры двух великих держав, резко обострившиеся в 2017-2018 гг. после прихода к власти в США республиканской администрации Д. Трампа, поставили ЕС в крайне двусмысленное и достаточно уязвимое положение. С одной стороны, Брюссель не мог обострять и без того напряженные отношения со своим ключевым заокеанским союзником, сознавая ограниченность собственных возможностей в сфере безопасности и обороны и свою зависимость в этом плане от НАТО (по сути - от США), а в сфере экономики - от поставок американских углеводородов (сжиженного газа) и допуска продукции ЕС на рынки США. С другой стороны, европейские политики не могли не учитывать растущую зависимость ЕС от китайских солнечных панелей, медицинских материалов, редкоземельных металлов [Critical raw..., 2024; EU dependency..., 2023]. В таких условиях сохранение долговременного и продуктивного сотрудничества с КНР было (и остается) императивом для ЕС, в то время как торговая и промышленная политика Белого дома явно противоречила этому. Заградительные тарифы и ужесточившиеся американские правила экспортного контроля могли негативно повлиять на экономические отношения между 72
китайскими и европейскими предпринимательскими кругами. Более того, давление США на страны - участницы ЕС с целью исключить китайские компании из совместных проектов по развитию портовой или информационной инфраструктуры (в частности, телекоммуникационные сети 5 G) грозило еще в большей степени осложнить сотрудничество между ЕС и Китаем [Guerrero, 2017; Van der Lugt, 2019]. Возвращение в Белый дом американских демократов во главе с президентом Дж. Байденом (с 2021 г.) не улучшило положения дел. По сути, «китайский вопрос» пока еще больше разъединяет, нежели объединяет атлантических союзников.
В данном случае ключевая проблема кроется в том, что у Брюсселя и Вашингтона сохраняются очевидные различия в стратегическом видении места и роли КНР в мировой экономике и политике. США отказались от прежнего курса на вовлечение КНР в западноцентричную систему и отныне делают ставку на «сдерживание» Китая, в то время как институты Евросоюза (и тем более его отдельные страны, прежде всего Германия), несмотря на ужесточение своей риторики в отношении Пекина, продолжают рассматривать Поднебесную в качестве важного партнера, сохраняя надежду на ее дальнейшую интеграцию в поддерживаемый Западом «порядок, основанный на правилах» [China and the transatlantic..., 2022; Трунов, 2022]. Поэтому Брюссель настаивает на том, что сотрудничество с Китаем необходимо для решения глобальных проблем, таких как изменение климата, борьба с пандемиями, решение проблем региональной безопасности.
Экономический вес Китая, его роль в международном разделении труда, встроенность в технологические цепочки и рынки Европы не позволяют разъединить экономики ЕС и КНР без ущерба для европейских интересов. Важность китайского сырья, полуфабрикатов и готовых продуктов для европейских рынков делает сепарацию от Китая опасной затеей для Евросоюза. Осознание этого факта (и странами - членами ЕС, и его институтами) уже привело к корректировке планов по разрыву экономических связей (англ. de-coupling) в сторону более мягких альтернатив, нацеленных на снижение рисков (англ. de-risking) при сохранении сотрудничества [EU - China relations..., 2024]. Это решение, безусловно, не означает полного отказа от ограничительных мер в отношении доступа тех или иных видов китайских товаров и в особенности
капиталов на рынки ЕС. Однако европейские подходы к таким ограничениям все же отличаются большей гибкостью, нежели американские, и оставляют широкое поле для маневра. Сближение позиций Вашингтона и Брюсселя по «китайскому вопросу», обозначившееся в ходе саммита 23 декабря 2023 г., и одновременное стремление ЕС снизить остроту противоречий с Пекином, проявленное на европейско-китайском саммите 8 декабря того же года, только подтверждают эту тенденцию.
Дух или материя? Права человека в отношениях ЕС - КНР
Отметим, что ЕС, опирающийся на так называемую «нормативную силу» в отношениях со своими иностранными партнерами, никогда не переоценивал ее значимость, если речь заходила о Китае. Страны - участницы Евросоюза никогда не рассматривали в качестве реальной перспективы демократизацию КНР по образцу западных демократий. Речь шла скорее о так называемом «конструктивном вовлечении», которое могло способствовать «плюрализации» и, следовательно, либерализации китайского государства и общества [Rühlig, 2020, p. 19]. В отличие, например, от стран Восточной Европы или отдельных республик постсоветского пространства, сохраняющих шансы стать членами ЕС в будущем, далекая азиатская страна видится европейским политикам и бизнесменам не как «часть Запада», а как выгодный экономический партнер, отношения с которым могут складываться по формуле business as usual, несмотря на несоответствие китайской общественно-политической системы канонам западной демократии. Прямое давление на Китай, которым не пренебрегают Соединенные Штаты, ЕС считает контрпродуктивным, полагая, что давление способно лишь еще больше отдалить КНР от «цивилизованных» (в европейском понимании) практик управления экономикой, ужесточить политический режим КПК, снизив тем самым предсказуемость поведения Китая на международной арене.
Вместе с тем подобных соображений явно недостаточно, чтобы нивелировать стоящую перед ЕС дилемму выбора между демократическими принципами и сулящей политические дивиденды и высокие прибыли Realpolitik. С одной стороны, уже в Маастрихтском договоре 1992 г. говорилось о приверженности государств - членов ЕС принципам свободы, демократии, «уважения 74
прав человека и основных свобод и принципу правового государства» [Treaty..., 1992, p. 1]. С другой стороны, необходимость выстраивать отношения с недемократическими государствами заставляла как Брюссель, так и ведущие европейские страны жертвовать принципами прав и свобод человека для достижения конкретных целей.
Еще в 1989 г., после событий на площади Тяньаньмэнь, европейские страны наложили эмбарго на поставки оружия в КНР, а также совместно с США обеспечили принятие резолюции ООН, осуждающей действия официального Пекина. Однако уже к середине 1990-х годов политические и экономические соображения помогли отодвинуть идеологические разногласия на второй план. В свою очередь, Китай, стремившийся привлечь инвестиции США и стран - участниц ЕС, а заодно улучшить собственный имидж на международной арене, проявил определенную готовность если не радикально поменять свою внутреннюю политику (руководство КНР всегда твердо придерживалось принципа приоритета национального права и категорически настаивало на невмешательстве во внутренние дела Китая извне), то хотя бы продемонстрировать внешним акторам свою приверженность соблюдению прав человека.
В этом отношении диалог по правам человека, запущенный в 1995 г., можно рассматривать как определенный компромисс между Евросоюзом и Поднебесной. Старый Свет приобрел инструмент влияния (правда, весьма ограниченного) на ситуацию с правами человека в Китае, в то время как Пекин получил возможность продемонстрировать миру свое новое, более дружелюбное лицо. И хотя время от времени политики из ЕС позволяли себе делать резкие замечания в адрес руководства КНР из-за проблем с правами человека в Китае, но тем не менее курс на углубление партнерства с КНР и развитие экономических связей оставался главным приоритетом, что часто становилось поводом для критики со стороны неправительственных правозащитных организаций [Taylor, 2022, p. 369].
Однако положение стало постепенно меняться под влиянием ряда внутри- и внешнеполитических факторов. Начиная с середины 2010-х годов, в Китае был принят ряд законов, ужесточающих цензуру, контроль за СМИ, общественной жизнью и т.д. Особый резонанс в Старом Свете получили массовые протесты в Гонконге
в 2020 г., вызванные рассмотрением Всекитайским собранием народных представителей законопроекта «О национальной безопасности», который ограничивал автономию этого специального административного района. Общественный резонанс, вызванный данными событиями и жесткой реакцией китайских властей, вынудил ряд видных представителей ЕС выступить с острой критикой в адрес Пекина [Déclaration..., 2020].
К проблеме прав человека - не только в Гонконге, но и в континентальном Китае - добавляется ситуация, связанная с положением национальных меньшинств - уйгуров и тибетцев. Так, еще в 2017 г. ООН опубликовала специальный доклад о ситуации с правами человека в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР), на страницах которого критиковалась политика официального Пекина в отношении уйгурского национального меньшинства, а также приводились факты нарушения прав местного населения [OHCHR Assessment..., 2022, p. 11]. А в 2019 г. Европарламент принял соответствующую резолюцию, требуя ввести санкции против КНР [Situation of the Uyghur..., 2019].
К этому времени в отношениях Брюсселя и Пекина уже накопилось достаточно проблем, начиная со свойственного многим европейским политикам критического восприятия китайской инициативы «Один пояс, один путь» (ОПОП), усиления экономической конкуренции между ЕС и КНР и заканчивая обвинениями китайских властей в промышленном шпионаже. Как следствие, в условиях некоторого охлаждения отношений Брюсселя и Пекина тема прав человека не только стала восприниматься более остро в высоких кабинетах европейских столиц, но и стала превращаться в инструмент давления на КНР. В практическом плане это проявилось в заморозке процесса ратификации Всеобъемлющего соглашения по инвестициям (ВСИ) и введении в действие Европейского механизма скрининга прямых иностранных инвестиций, имеющего явную антикитайскую направленность [Screening of Chinese..., 2022].
В 2021 г. Евросоюз впервые за 30 лет ввел санкции против ряда высокопоставленных китайских чиновников1. В частности, под санкции попали глава бюро общественной безопасности Чэнь
1 Речь шла о санкциях за нарушение прав уйгурского меньшинства.
Минго, а также руководители партийного комитета Синьцзян-Уйгурского автономного района [EU verhängt..., 2021]. Ответ Пекина не заставил себя долго ждать: Китай ввел ответные санкции против четырех европейских учреждений и десяти физических лиц, после чего диалоговая площадка ЕС и КНР по правам человека фактически приостановила свою работу.
О том, что проблема прав человека постепенно превращается в константу в непростых отношениях ЕС и КНР, свидетельствует ряд документов, принятых как на уровне ЕС, так и на уровне отдельных стран. В частности, в «Стратегии в отношении Китая», разработанной Ведомством федерального канцлера и МИД ФРГ в 2023 г., отмечалось: «Права человека занимают центральное место в политике федерального правительства. Мы уважаем историю и культуру каждой страны. Но одновременно с этим невозможно преуменьшать значимость прав человека. Германия выступает за продвижение и сохранение прав человека. Экономическое развитие и права человека не находятся в противоречии друг с другом» [China-Strategie..., 2023, S. 12]. Тем самым политический флагман ЕС недвусмысленно дал понять, что отныне для ФРГ Декларация прав человека, принятая ООН в 1948 г., будет иметь не меньшее значение, чем отчеты германских компаний или Министерства финансов о прибылях от торговли с КНР.
Вместе с тем, в силу сохраняющихся тесных экономических связей между ЕС и КНР, а также политической конъюнктуры, требующей сотрудничества с Пекином, в ЕС пока преобладает прагматический подход к взаимоотношениям с Поднебесной. Это отчетливо проявилось во время визита Си Цзиньпина во Францию, в ходе которого, несмотря на ряд разногласий по вопросам торговли, стороны подписали 18 коммерческих соглашений в разных областях - от авиастроения до сельского хозяйства [President Xi..., 2024].
ЕС и КНР в Большой Евразии
Вынесение за скобки правозащитной проблематики выгодно КНР и еще по одной важной причине: страна расценивает сотрудничество со Старым Светом как своего рода альтернативу взаимодействию с США, а саму Европу - как некий «другой Запад», сотрудничество с которым поможет исправить сложившийся дисбаланс в избыточно ориентированной на США китайской эко-
номике и придать ей более выраженную европейскую направленность. Но пока, видимо, даже сами китайские власти вряд ли представляют, в какой ситуации ЕС будет способен примирить непримиримые, на первый взгляд, подходы к отношениям со своим азиатским визави. Более того, с учетом снижающегося веса ЕС в мировых делах и важности для него отношений и с КНР, и с США, задачей Евросоюза, очевидно, станет стремление занять равноудаленную позицию от этих центров силы при максимально возможном сохранении позитивной динамики сотрудничества с ними. В то же время подобная компромиссная политика лавирования при отсутствии в ней необходимого внутреннего политико-дипломатического стрежня вряд ли позволит ЕС лидировать в отношениях с КНР. Стремление сохранить на как можно более длительный срок хрупкий эквилибриум между сотрудничеством с КНР по одним вопросам и соперничеством по другим неминуемо приведет к тому, что на китайско-европейские контакты будут воздействовать факторы «третьих сторон» - России, Индии, влиятельных стран Ближнего Востока, других игроков.
Для Брюсселя, Вашингтона, Пекина и Москвы сохранение баланса сил и интересов в Евразии является очевидным императивом, который в значительной мере предопределяет их политику в отношении друг друга. Это обстоятельство особенно важно для ЕС, который, учитывая географические реалии, в своих взаимоотношениях с КНР должен принимать во внимание политическую и экономическую ситуацию на постсоветском пространстве, отделяющем Европу от Азии. Дестабилизация этого пространства, вызванная чередой различных кризисов последних лет (пандемия, военные конфликты), в немалой степени осложнила связи Китая и ЕС в самых разных областях - от прямых инвестиций до транспортной логистики. Сближение России и КНР, последовавшее после начала российской СВО, а также беспрецедентные экономические санкции США и ЕС в отношении РФ полностью переформатировали всю систему политико-экономических связей в Большой Евразии. Исследователи расходятся лишь в оценках относительно того, кто и в какой степени является выгодоприобретателем от свершившихся изменений (см.: [Diesen, 2024; Düben, 2022; Busygina, 2022]), но сам факт коренных преобразований в характере геопо-
литических и геоэкономических связей на евразийском пространстве трудно недооценить.
Впервые с 1970-х годов претерпела изменения география поставок российских углеводородов. Их постепенная переориентация на Китай и другие страны АТР стала триггером для пересмотра странами ЕС существующей системы европейской энергетической безопасности. Оценивая стремление ЕС к диверсификации поставок нефти и газа из России, некоторые эксперты предполагают, что аналогичная ситуация может сложиться, когда речь зайдет об импорте из КНР отдельных видов сырья, полуфабрикатов и отдельных видов готовой продукции [Hennessy, 2023]. Опасения остаться без таковых (или в значительной мере без таковых), как это случилось с российскими нефтью и газом после начала СВО РФ, присутствовали в риторике отдельных стран Европы уже давно, и особенно часто об этом стали упоминать в период пандемии COVID-19, еще до обострения российско-украинского конфликта.
Формирующийся с 2022 г. российско-китайский неформальный альянс добавил европейским политикам неуверенности относительно вероятных (и, как полагают авторы статьи, очевидно надуманных) попыток китайских властей скопировать торгово-экономические практики России, которая, по утверждениям многих чиновников ЕС, использовала коммерческие контракты в энергетике в своих политических целях [Joint statement..., 2022]. В действительности же и Россия, и КНР долгое время были надежными партнерами ЕС в торговых делах и инвестиционных проектах, по крайней мере, до пересмотра Брюсселем существующих правил в отношениях с ними в процессе политизации и секьюритизации экономической сферы.
По мнению авторов статьи, столь же далека от реальности и активно продвигаемая в западном дискурсе идея об увязке российской СВО с перспективой китайского вторжения на Тайвань с последующим прекращением поставок в ЕС производимой на острове полупроводниковой продукции [Zhenqiang, 2006]. Учитывая застарелый и латентный характер китайско-тайваньского конфликта, а также неисчерпанность политико-дипломатических мер, к которым Пекин и Тайбэй прибегают для сохранения статус-кво, страны - участницы ЕС наверняка смогут еще долгое время сохранять устойчивые торговые связи и производственную и техноло-
гическую кооперацию как с островной (Тайвань), так и с материковой (КНР) частями Китая. В конечном счете и Пекин, и Тайбэй заинтересованы именно в таком развитии событий, и противостояние России с ЕС создает им немало проблем политического, дипломатического и - в особенности - инфраструктурного свойства.
Нельзя не отметить, что после начала СВО РФ обострились давние противоречия между КНР и властями европейских стран в тех областях, где их сотрудничество развивалось с трудом еще задолго до 24 февраля 2022 г. В первую очередь это касается сферы транспортной инфраструктуры, ощутившей прямые и косвенные последствия российской СВО, - начиная с определенных сложностей, связанных с транзитом грузов через российскую территорию по маршруту «Китай - Европа», и заканчивая проблемами глобальной логистики [Simchi-Levi, Haren, 2023]. Более рельефно обозначились и проблемы, связанные с дальнейшим участием китайских инвесторов в проектах реконструкции европейских грузовых портов, магистралей и прочих важнейших транспортных объектов [Chinese investments..., 2023]. И если в случае логистических сложностей выходом из ситуации могут стать обходные морские пути транспортировки, то в случае «инфраструктурной головоломки» ситуация гораздо сложнее, хотя бы потому, что она возникла задолго до начала российско-украинского конфликта.
***
За последние три десятилетия Брюссель и Пекин в своих взаимоотношениях прошли непростой и тернистый путь, на котором были и взлеты, и падения. Окончание холодной войны, глобализация и переход экономики Китая на рыночные рельсы создали предпосылки для тесного сотрудничества между Европой и КНР. Материковый Китай с его огромным внутренним рынком и значительными ресурсами дешевой рабочей силы казался европейским корпорациям новым «клондайком». В свою очередь, набиравшая ускорение китайская экономика была заинтересована и в новых экономических партнерах, и в европейских инвестициях и технологиях.
В то же время особой константой в модели взаимодействия ЕС и КНР всегда была ее двойственность. На масштабы контактов оказывали влияние две конкурирующие группы факторов - экономическая и идеологическая. Политика же, как ей и положено, на-80
ходилась где-то посредине, балансируя между экономикой и идеологией, ориентируя обоих партнеров на прагматизм и учет взаимных интересов. Такая формула отношений долгое время позволяла сторонам вести постоянный политический диалог, подкрепляя его устойчивыми торговыми связями и взаимными инвестициями, но не мешая при этом периодически обмениваться взаимными упреками по поводу системы ценностей - обвинять друг друга в двойных стандартах, когда речь заходила о таких «чувствительных» сферах, как права человека, верховенство закона или демократия.
Но постепенно грозовые тучи застарелых проблем и новых конфликтов, заволакивающие небосвод мировой политики, отбросили тень и на отношения ЕС и КНР. Возросшая торговая конкуренция, поддержка политики России со стороны китайской компартии и обострившиеся баталии вокруг прав человека не обещают простых времен для участников непростого диалога Старого Света и Поднебесной.
Литература / References
Трунов Ф.О. (2022). Особенности стратегического проникновения ФРГ на Дальний Восток в начале 2020-х гг. // Проблемы Дальнего Востока / РАН, ИКСА. - Москва. - № 1. - С. 68-80 [Trunov Ph.O. (2022). The features of German strategic pervasion to the Far East in the early 2020 s [Osobennosti stmtegicheskogo proni-knoveniya FRG na Dal'nii Vostok v nachale 2020-kh gg.] // Far Eastern Studies / RAS, ICCA. - Moscow. - N 1. - P. 68-80]. (In Russian). DOI: 10.31857/S013128120018314-6.
Чернега В.Н. (2024). «Держава Европа» по Э. Макрону: мираж или реальная перспектива? // Актуальные проблемы Европы / РАН, ИНИОН. - Москва. -№ 1. - С. 85-105 [Chernega V.N. (2024). «Power Europe» according to E. Macron: mirage or real prospect? [«Derzhava Evropa» po E. Makronu: mirazh ili real'naya perspektiva?] // Current problems of Europe / RAN, INION. - Moscow. - N 1. - P. 85105]. (In Russian). DOI: 10.31249/ape/2024.01.05.
Худякова Л. С. (2015). Глобальное финансовое регулирование в посткризисный период // Новые подходы к глобальному финансовому регулированию / Под ред. Л.С. Худяковой; РАН, ИМЭМО. - Москва. - С. 6-28 [Khudyakova L.S. (2015). Global financial regulation in the post-crisis period [Global'noe finansovoe regulirovanie v postkrizisnyi period] // New approaches to global financial regulation [Novye podkhody k global'nomu finansovomu regulirovaniyu] / L.S. Khudyakova (Ed.); RAS, IMEMO. - Moscow. - P. 6-28]. (In Russian).
Besch S., Bond I., Schuette L. (2020). Europe, the US and China: a love-hate triangle? / Centre for European Reform. - London. - 23 p. - URL: https://www.cer.eu/ sites/default/files/pbrief_us_china_eu_SB_IB_LS.pdf (date of access: 04.08.2024).
Busygina I. (2022). The rise of Eurasia and the Ukraine war // Horizons: j. of international relations and sustainable development. - Belgrade. - N 21. - Р. 182-191.
Cassarini N. (2021). Transatlantic cooperation on China can and should not be taken for granted / Wilson Center. - Washingon, D.C. - 16.12. - URL: https://web.archive.org/web/20220127023543/https://www.wilsoncenter.org/article/transatla ntic-cooperation-china-can-and-should-not-be-taken-granted (date of access: 04.08.2024).
China and the transatlantic relationship: obstacles to deeper European - US cooperation. (2022) / Bergsen P., Froggatt A., Nouwens V., Pantucci R.; Chatham House. - London. - 24 p. - URL: https://web.archive.org/web/20220620141806/ https://www.chathamhouse.org/sites/default/files/2022-06/2022-06-16-china-transatlantic-relationship-bergsen-et-al_0.pdf (date of access: 04.08.2024).
China - EU 2020 strategic agenda for cooperation released at 16 th China-EU summit. (2013) / Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. -Beijing. - 23.11. - URL: https://www.mfa.gov.cn/mfa_eng/zy/gb/202405/t20240531_ 11367275.html (date of access: 04.08.2024).
China-Strategie der Bundesregierung. (2023) / Auswärtiges Amt. - Berlin. -64 S. - URL: https://www.auswaertiges-amt.de/blob/2608578/810fdade376b1467 f20bdb697b2acd58/china-strategie-data.pdf (date of access: 04.08.2024).
Chinese investments in European non-maritime transport infrastructure. (2023) / Ghiretti F., Gunter J., Sebastian G., Gökten M., Pindyuk O., Ströhm B.Ch., Zavarská Z., Tonchev P.; European Parliament. - Strasbourg. - 65 p. - URL: https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/STUD/2023/747279/IPOL_STU(2023) 747279_EN.pdf (date of access: 04.08.2024).
Critical raw materials. (2024) / European Comission. - Brussels. - URL: https://single-market-economy.ec.europa.eu/sectors/raw-materials/areas-specific-interest/critical-raw-materials_en (date of access: 04.08.2024).
Dadush U., Domínguez-Jiménez M., Gao T. (2019). The state of China-European Union economic relations // Bruegel's weekly newsletter. - Brussels. -20.11. - URL: https://www.bruegel.org/working-paper/state-china-european-union-economic-relations (date of access: 04.08.2024).
Declaration of the High Representative on behalf of the European Union on Hong Kong. (2020) / European Council; Council of the EU. - Brussels. - 29.05. -URL: https://www.consilium.europa.eu/en/press/press-releases/2020/05/29/declaration-of-the-high-representative-on-behalf-of-the-european-union-on-hong-kong/ (date of access: 04.08.2024).
Diesen T. (2024). The Ukraine war and the Eurasian world order. - Atlanta: Clarity press. - 324 p.
Düben B.A. (2022). What Putin's war in Ukraine means for the future of China -Russia relations / London School of Economics and Political Science (LSE). - 24 p. -URL: https://www.lse.ac.uk/ideas/Assets/Documents/updates/2022-SU-DubenChina-EDITED.pdf/ (date of access: 04.08.2024).
EU - China - a strategic outlook: joint communication to the European Parliament, the European Council and the Council. (2019) / European Commission. -
Strasbourg. - 12.03. - 16 p. - URL: https://commission.europa.eu/system/files/2019-03/communication-eu-china-a-strategic-outlook.pdf (date of access: 04.08.2024).
EU - China: Commission adopts new strategy for a maturing partnership. (2003) / European Commission. - Brussels. - 10.09. - URL: https://ec.europa.eu/ commission/presscorner/detail/en/IP_03_1231 (date of access: 04.08.2024).
EU - China relations: de-risking or de-coupling - the future of the EU strategy towards China. (2024) / Brinza A., Berzina-Cerenkova U.A., Le Corre Ph., Seaman J., Turcsanyi R., Vladisavljev S.; European Parliament. - Strasbourg. - xiii + 94 p. - URL: https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/STUD/2024/754446/EXP0_STU(2024) 754446_EN.pdf (date of access: 04.08.2024).
EU dependency on Chinese solar energy. (2023) / European Parliament. -Strasbourg. - 14.06. - URL: https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/E-9-2023-001921_EN.html (date of access: 04.08.2024).
European Union, trade in goods with China. (2023) / European Commission. -Brussels. - 10 p. - URL: https://webgate.ec.europa.eu/isdb_results/factsheets/country/ details_china_en.pdf (date of access: 04.08.2024).
EU verhängt Sanktionen gegen China. (2021) // Süddeutsche Zeitung. -München. - 22.03. - URL: https://www.sueddeutsche.de/politik/china-eu-sanktionen-menschenrechtsverletzungen-1.5242785 (date of access: 04.08.2024).
Framing EU - China trade relations: a content analysis of UK newspaper coverage (2001-2021). (2023) / Zhao X., De Swert K., Boukes M., Vliegenthart R. // Journalism studies. - Abingdon-on-Thames: Routledge. - Vol. 24. Issue 15. - Р. 19181936.
Garrett G. (2010). G2 in G20: China, the United States and the world after the global financial crisis // Global policy. - Hoboken, NJ: John Wiley & Sons. - Vol. 1. Issue 1. - Р. 29-39.
Goddard S.E. (2018). Embedded revisionism: networks, institutions, and challenges to world order // International organization. - Cambridge: Cambridge univ. press. -Vol. 72. Issue 4. - Р. 763-797.
Guerrero D. (2017). Chinese investment in Europe in the age of Brexit and Trump / Transnational Institute. - Amsterdam. - 24 p. - URL: https://www.tni.org/ files/publication-downloads/tni-china-investment-working-paper.pdf (date of access: 04.08.2024).
Hennessy A. (2023). The impact of Russia's war against Ukraine on Sino-European relations // J. of European integration. - Abingdon-on-Thames: Routledge. -Vol. 45. Issue 3. - P. 559-575.
Joint statement by President von der Leyen and President Biden on European energy security. (2022) / European Commission. - Brussels. - 27.06. - URL: https://ec.europa.eu/commission/presscorner/detail/en/STATEMENT_22_4149 (date of access: 04.08.2024).
Napolitano G. (2011). The two ways of global governance after the financial crisis: multilateralism versus cooperation among governments // International j. of constitutional law / Oxford: Oxford univ. press. - Vol. 9. Issue 2. - Р. 310-339.
Obama Administration files WTO complaint on China's subsidies to aluminum producers. (2017) / Office of the United States Trade Representative. - Washingon, D.C. - URL: https://ustr.gov/about-us/policy-offices/press-office/press-releases/2017/ january/Obama-Administration-Files-WTO-Complaint-China-Aluminum (date of access: 04.08.2024).
OHCHR Assessment of human rights concerns in the Xinjiang Uyghur Autonomous Region, People's Republic of China. (2022) / Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights (OHCHR). - Geneva. - 31.08. - 48 p. - URL: https://www.ohchr.org/sites/default/files/documents/countries/2022-08-31/22-08-31-final-assesment.pdf (date of access: 04.08.2024).
President Xi Jinping Holds Talks with French President Emmanuel Macron. (2024) / Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. - Beijing. -07.05. - URL: https://www.mfa.gov.cn/mfa_eng/zy/jj/xjpdfsxjxgsfw/202405/t20240507_ 11293731.html (date of access: 04.08.2024).
Priangani A., Taufik G. (2018). The critical role of G20 in dealing with the 2008 global financial crisis // J. Hubungan Internasional / Universitas Airlangga. -Yogyakarta. - Vol. 6. Issue 2. - Р. 137-150.
Rühlig T. (2020). Towards a more principled European China policy? Democracy, human rights and the rule of Law in EU - China relations / IFRI. - Paris. - 52 p. -URL: https://www.ifri.org/sites/default/files/atoms/files/ruhlig_european_china_policy_ 2020.pdf (date of access: 04.08.2024).
Screening of Chinese investments intensifies. (2022) / M^alman P., Puzzello L., Voon T., Walter A.; International Institute for Sustainable Development. -Winnipeg. - 26.12. - URL: https://www.iisd.org/itn/en/2022/12/26/screening-of-chinese-investments-intensifies1-phillip-mccalman-laura-puzzello-tania-voon-andrew-walter/ (date of access: 04.08.2024).
Simchi-Levi D., Haren P. (2022). How the war in Ukraine is further disrupting global supply chains // Harvard Business Review / Harvard Business School. - Allston, MA. - 17.03. - URL: https://hbr.org/2022/03/how-the-war-in-ukraine-is-further-disrupting-global-supply-chains (date of access: 04.08.2024).
Situation of the Uyghur in China (China-cables). (2019) / European Parliament. - Strasbourg. - 19.12. - 5 p. - URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/ EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:52019IP0110 (date of access: 04.08.2024).
Taylor M.R. (2022). Inside the EU - China human rights dialogue: assessing the practical delivery of the EU's normative power in a hostile environment // J. of European integration. - Abingdon-on-Thames: Routledge. - Vol. 44. Issue 3. - P. 365-380.
The evolving relationship between China, the EU, and the USA. (2020) / M. Jing, S. Schunz, D. Freeman (Eds.). - Abingdon-on-Thames: Routledge. - 252 p.
Treaty on European Union. (1992) // Official j. of the European Communities. -Brussels. - 29.07. - URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri= CELEX:11992M/TXT (date of access: 04.08.2024).
Van der Lugt S. (2019). China investments: the 5 G political power game // Clingendael Spectator. - The Hague. - 25.02. - URL: https://spectator.clingendael.org/ en/publication/eu-china-investments-5g-political-power-game (date of access: 04.08.2024).
Van der Putten F. (2010). How should the EU respond to a G-2? / Clingendael Institute. - The Hague. - 08.06. - URL: https://www.clingendael.org/publication/how-should-eu-respond-g-2 (date of access: 04.08.2024).
Zhenqiang P. (2006). The US - Europe - China triangle in an increasingly multipolar world / Konrad Adenauer Stiftung. - Berlin. - 33 p. - URL: https://www.kas.de/c/document_library/get_file?uuid=3e4a8021-c8c3-0064-581e-3def9dd112b8 (date of access: 04.08.2024).
DOI: 10.31249/ape/2024.04.04 Belinsky A.V.1, Nadtochey Yu.I.2 The European Union and China: relationships dilemma in a changing world
Abstract. The article analyzes the key problems of the relationships between the European Union and the People's Republic of China at present time, in the context of a shifting global order. Main attention is paid to problems associated with the EU's mixed approach towards China, highlighting the inconsistency of conflicting strategic guidelines and practical actions of the EU institutions and member states. While attempting to foster a constructive dialogue with China, they also strive to uphold European principles of human rights and democracy, urging Chinese authorities to comply with them.
During a rather long, relatively prosperous period of growth and development of the world economy, its liberalization and globalization, the complex dialectic of trade and economic interests and humanitarian issues in relations between China and the European Union was obviously «retouched». However, in today's context, the problems in relations between the PRC and the EU are increasingly coming to the fore in the form of rivalry and mutual claims among partners/competitors.
The article also places emphasis on the influence of «third forces» in the EU - China relations. The precarious position of the EU is noted, marked by growing technological and, to some extent, resource dependence on China, alongside a similar reliance on the United States in military and militarytechnical domains. Russian factor is becoming the most important point in the
1 Belinsky Andrey Victorovich - PhD in Political Sciences, Senior Researcher, INION RAN; [email protected] ORCID: 0000-003-2825-403 X
2 Nadtochey Yury Ivanivich - PhD in History, Senior Researcher, INION RAN; [email protected] ORCID: 0000-0001-8725-6495
complex system of relations between the US, EU and China, particularly amidst the escalation of the Russian-Ukrainian conflict. This factor significantly contributes to weakening the EU's international standing, compelling European political elites to navigate between Beijing, Washington, and Moscow to safeguard their interests at both EU and national levels.
Keywords: European Union, People's Republic of China, Russia, United States, EU - China relations, human rights, transatlantic relations, Eurasia.
Статья поступила в редакцию (Received) 17.05.2024 Доработана после рецензирования (Revised) 28.05.2024 Принята к публикации (Accepted) 10.06.2024
