CC BY
28Оганисьян Ю.С.
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА: СОЦИАЛЬНЫЙ РАКУРС
Всегда был убежден, что до тех пор, пока будут живы свидетели гитлеровского нашествия на Советский Союз, не только для них самих, но и для российского общества в целом останется непреложной истина: война против захватчиков была всенародной, священной, Великой Отечественной. Наверное, это убеждение шло от детства. На Ставрополье во время фашистской оккупации для нас, детей, были столь же обычны автомобили-душегубки, в которых выхлопными газами умертвлялись люди, как, пожалуй, для сегодняшних детей мусоровозы. Возможно, этим свидетельством стоит пренебречь. Оно, разумеется, тонет в бездне свидетельств уровня поистине апокалиптического. К сожалению, пренебрегают и последними. До сих пор, насколько мне известно, в России полностью не опубликованы материалы Нюрнбергского судебного процесса над главными нацистскими военными преступниками. Не потому ли, что эти материалы, равно как и множество других, удостоверяют факт геополитической, расистской агрессии нацистской Германии? Не потому ли, что, как и во времена прошлые, остаются во властных легальных или «теневых» структурах деятели, которые и ту войну, и современную ситуацию в мире не способны осмыслить вне определенных — антисоветских — идеологических установок и потому навязывают обществу соответствующие стереотипы?
Многие столетия геополитическое пространство Российской империи, затем СССР, с большим трудом встраивалось в существовавший миропорядок, неоднократно взламывая его взрывами сосредоточенной на этом пространстве колоссальной пассионарной энергии. Россия не позволила осуществить глобалистский наполеоновский проект. Она совершила всемирного значения революционный переворот в октябре 1917 г. Советский Союз сокрушил гитлеровских претендентов на глобальное господство. Затем СССР вынудил международное сообщество принять как мировую систему — небывалую в истории форму социально-политического устройства мира. На закате второго тысячелетия он вновь круто изменил судьбы мира — на этот раз неожиданным для всех собственным развалом.
Именно Россия в решающей мере повлияла на формирование социально-политического контекста XX столетия, я бы даже сказал: навязала этот контекст, чего не удалось сделать нацистской Германии, выступившей с собственным проектом преобразования мира. Нетрудно представить себе, в каком мы оказались бы мире, если бы этот проект реализовался.
Оставляя в стороне мессианистские трактовки эпохальных событий
XX столетия, нельзя не признать, опираясь исключительно на исторические факты, что революционный взрыв, потрясший мир в начале века, был вызван социальными процессами в России. Революция стала не только формой разрешения социальных и политических противоречий, но и способом сохранения взаимодействия гетерогенных социокультурных и иных общностей, складывавшихся на протяжении многих столетий на пространствах Евразии. Отсутствие здесь единой цивилизационной структуры, гражданского общества, независимых от государства, явилось причиной того, что модернизация вылилась в России в катаклизмы, превосходящие по масштабу и интенсивности эксцессы других революций. Распад империи в 1917 г. происходил не только в результате обострения социальных антагонизмов, но и в ходе разрушительного процесса политического формирования местных автаркий с национально-этнической и региональной спецификой. По сравнению с ним померкли опасности классовой борьбы. Большевики, уловившие главную угрозу государству в момент, когда Россия сократилась до размеров Московского княжества, а остальные ее части превратились в самостийные республики, ханства и т. п., выдвинули не классовые мобилизационные лозунги спасения революции или социализма, а фактически имперский призыв «Отечество в опасности!», привлекший массы многонациональной страны на их сторону.
То же самое сделали коммунисты в критические для страны годы Великой Отечественной войны. И народ победил, избавив от нацистского порабощения не только свою страну, но и европейские государства. Существуют две версии победы. Одна из них, традиционная для советской историографии, исходит из того, что она явилась одним из исторических подтверждений преимуществ социализма. Другая, распространенная на Западе, ныне бытующая в российской историографии, формулируется Ю.Н. Афанасьевым так: «Победа в этой схватке любой из сторон — как Гитлера, так и Сталина — могла означать всего лишь торжество одного из тоталитарных режимов, а вовсе не триумф свободы и демократии»1.
Не вдаваясь в существо дискурсов, задействующих эти версии, примем все же ту, которая, в отличие от названных, апеллирует не к идеологическим догмам или абстракциям морализирующей социологии, а к реальной действительности, к конкретному историческому опыту. Существует необъятная библиотека достоверных документов и авторитетных исследований, которые неопровержимо доказывают: определяющим началом Второй мировой войны явилось противоречие между двумя социально-политическими системами. Вот мнение известного западногерманского
1 Другая война. 1939—1945. М., 1996. С. 28.
историка А. Хильгрубера относительно позиции СССР: «Главный принцип его внешней политики, заключавшийся с 20-х годов в том, что Советскому Союзу противостоит группа или круг "империалистических", то есть принципиально враждебных коммунистической системе, держав, нисколько не потерял своего значения в ходе Второй мировой войны, несмотря на все перемены в расстановке сил и изменение роли Советского Союза»1.
Что же касается И.В. Сталина, то как государственный деятель, он был прежде всего прагматиком, хотя своего рода демоническую репутацию вполне заслужил. Отвергнув еще в 1920-х гг. троцкистскую теорию перманентной революции, он пытался проводить политику защиты интересов советского государства, заключив, в частности, тактическое соглашение с нацистской Германией. Сошлемся в этой связи на самого известного его недруга У. Черчилля: «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной»2. Именно такой курс обеспечил в конечном счете создание антигитлеровской коалиции на международной арене, а внутри страны — всеобщую мобилизацию народов СССР на борьбу с фашизмом.
Победа антигитлеровской коалиции и антифашистская борьба народов оккупированных стран создали условия для глубокого исторического сдвига. На мировую политическую арену решительно вышли демократические силы с отчетливой либо скрытой социальной тенденцией и претендующие на роль самостоятельного фактора в национальной жизни многих стран. Демократия стала наполняться более емким, чем в прошлом, социальным содержанием. Наиболее радикальные общественные преобразования происходили в странах Восточной Европы, в большинстве которых в предвоенный период господствовали репрессивные, диктаторские, профашистские режимы. На смену им пришли левые, демократические силы, выступавшие против оккупантов и коллаборационистов. Эти силы, возглавлявшие движение Сопротивления, значительно увеличили свое влияние и в странах Западной Европы. Под их давлением правящие элиты были вынуждены пойти на существенные политические и социальные уступки. Неоспоримым остается тот исторический факт, что разгром фашизма и вызванный этим подъем демократических движений обеспечили предпосылки продвижения
1 Хильгрубер А. Итоги Второй мировой войны // Вторая мировая война. М., 1997. С. 151.
2 Churchill Randolph. The Second World War. L., 1948—1954. V. 2. P. 213.
процессов демократизации к тому уровню, который достигнут западными странами к началу XXI в. Политика практически всех индустриально развитых стран мира стала социально ориентированной, обеспечивающей высокий уровень благосостояния народных масс. Показательный пример последнего времени — принятый в США в начале 2010 г. Закон о медицинском страховании, который многие СМИ называют социалистическим.
Другим итогом победы над фашизмом исторического значения явилось широкое развитие национально-освободительного движения, которое привело к развалу колониальных империй и возникновению десятков независимых государств. В результате этих сдвигов на мировой арене возникла принципиально новая историческая ситуация.
Социально-политические сдвиги, вызванные разгромом фашизма, проходили на фоне войны, получившей название «холодная». Она во многом деформировала поступательное движение по пути демократии и социального прогресса. Холодная война вызвала кризис системы международных отношений во всех ее измерениях: Запад - Восток, Север - Юг, противоречия между финансовыми центрами, острые конфликты в развивающемся мире, гигантская задолженность стран этого мира и т. д. Наиболее опасными последствиями этой ситуации стали угроза ядерной гибели рода людского, региональные военные конфликты и хроническая обездоленность двух третей человечества, фактически «вынесенных за скобки» глобальной формулы прогресса. Исход холодной войны известен. Спустя 65 лет после победы Советского Союза в войне с нацистской Германией оказалось, что основные цели нацистов — уничтожение советского общественного строя и развал СССР как единого многонационального государства — вполне осуществимы. На сегодня они достигнуты.
Но корректно ли связывать напрямую непосредственные итоги войны с тем, что произошло через десятилетия в совершенно иной мировой обстановке? Думается, можно ответить утвердительно на этот вопрос. Во-первых, гитлеровцы внесли вклад в достижение названных целей: колоссальные людские и материальные потери СССР в войне, крайне ослабившие страну, во многом предопределили тенденции ее развития в последующем. Во-вторых, в том же направлении действовала перенятая противниками СССР от фашизма идеология тотального антикоммунизма, положенная в основу антисоветской политики, формировавшей основные фронты холодной войны. В-третьих, и в этом суть, исторические процессы, породившие Вторую мировую войну, не только не затухли с ее завершением, но продолжали развертываться, охватывая новые геополитические и социальные пространства, приобретая новые формы и втягивая Советский Союз в бесчисленные локальные войны, политические конфликты, ожесточенную идеологиче-
скую борьбу, глобальную ракетно-ядерную конфронтацию с враждебными ему силами, преследующими по существу все те же цели.
Иначе говоря, речь идет о неоконченной войне. Определение, разумеется, в значительной мере условное — оговорка, необходимая, в частности, для того, чтобы предостеречь от неизбежных ассоциаций с концепциями, отождествляющими с войной любые формы общественной борьбы либо объясняющими их с помощью «поисков врага», ссылок на «происки империализма» и т. п.
Нелепо считать распад советского общества результатом заговора горстки партначальников, изменивших делу своих отцов, или действиями «мировой закулисы». По последствиям (понятно, разнознаковым) это событие сопоставимо с Октябрьской революцией и Победой в мае 1945 г., которые дают подлинный масштаб его оценки. Кремлевские «реформаторы» постсоветской России — всего лишь статисты финала исторической драмы, развертывающейся с 1917 г. на мировой арене. Главные ее движущие силы — противоположные системы общественного бытия народов. Итоги их борьбы (не факт, что окончательные) предрешены не в Кремле, Беловежской пуще или Вашингтоне, где были зафиксированы условия закулисной сделки, а гораздо раньше — в глобальной битве двух социальных систем. Главный ее фронт пролегал через Россию, которая, как обоснованно констатировал один из идеологов и деятелей холодной войны З. Бжезинский, «потерпела поражение в титанической борьбе».
Конечно, непосредственные причины распада советского строя коренятся в пороках самого строя, но таких, которые были привиты либо усилены противниками до уровня неодолимых разрушительных стихий. Так, вне этого воздействия присущий реальному социализму милитаризм не мог бы стать фактором, надорвавшим в процессе безумной гонки вооружений экономику страны, а советско-партийный бюрократизм не превратился бы в ходе «мирного соревнования» с капитализмом в силу, способную заменить социальные ориентации государства на капиталистические. Заметим, кстати, что в течение многих лет лишь представители партийно-государственной бюрократии и обслуживавшей ее элитарной интеллигенции имели доступ к более или менее объективной информации о западном образе жизни и могли на практике — заграничных контактах — увериться в его преимуществах над социализмом. Неудивительно поэтому, что именно из них вышли и инициаторы капиталистических новаций, и первые легальные «капиталисты» в России.
Эволюция советской элиты в целом шла по линии от корпоративного обладания властью к узурпации права частной собственности на общественное богатство. Во времена Сталина реальные функции собственника
на все возможные объекты обладания и управления концентрировались в руках центральной правящей касты и персонифицировались в личности вождя. Далее шла пирамидальная структура властных субэлит республиканского и регионального уровня, которым частично были делегированы только функции управления и регламентированного пользования властью и материальными благами. Такая форма организации общества давала мощные рычаги для насильственной модернизации (индустриализация, коллективизация и пр.), что позволило быстро создать модель военно-мобилизационной экономики и выдержать тяжелейшие испытания войны с нацистской Германией.
В дальнейшем, по мере деидеологизации номенклатуры и расширения прерогатив субэлит, импульсы к использованию власти в корыстных целях становятся ведущими мотивами социального и политического поведения советской элиты. Она превращается в паразитический слой, готовый следовать за любой политической силой, обеспечивающей сохранение ее привилегий. Эволюция российской элиты сопровождается нарастанием компрадорских элементов в ее политике. Она откровенно домогается попечения со стороны «цивилизованного мира», международного капитала, находящихся под его контролем международных организаций, что естественно, так как сколько-нибудь широкой социальной поддержки внутри страны ее эгоистические устремления не встречают.
Запад делает встречные шаги. Если в разгар холодной войны в его политике преобладали формы и методы косвенного влияния на экономические и социально-политические процессы в СССР, то теперь в отношениях с ослабевшей Россией они меняются на прямые, окрашенные патернализмом, подобные тем, что обстоятельно освещены в обширной литературе о политике неоколониализма. Модифицированные применительно к особенностям нынешней ситуации в России, эти формы и методы стимулируют формирование в стране олигархического капитализма, зависимого от международных монополий. Дело тут не в чьих-то злых кознях, а в объективных законах развития современной экономики, которые обусловливают развитие постиндустриального общества так называемых цивилизованных стран продолжением эксплуатации населения и природных ресурсов остального мира, включая и постсоветскую Россию.
Свертывание холодной войны привело к относительной стабилизации международной обстановки, значительному снижению вражды и ненависти в отношениях между народами, угасанию идеологической и политической войны на мировой арене. Но освободившиеся идеологические ниши не замедлили заполнить политические течения, проповедующие национализм, шовинизм, неонацизм и прочие формы идеологии, разобщающие людей.
Исчезло главное, системное противоречие, чреватое глобальной ядерной катастрофой, — между социализмом и капитализмом. Но оно не просто исчезло, а распалось на множество несистемных, но зачастую более острых и трудно разрешаемых противоречий (между отдельными странами и регионами, этническими группами, конфессиональными общностями и т. д.), которые ранее подавлялись и сдерживались сверхдержавами и стоящими за ними международными военно-политическими, пропагандистскими и иными структурами в соответствующих сферах влияния.
Из категории немыслимого вернулись в повседневную реальность способы военной конфронтации, а применение силы превратилось в возможный, а с точки зрения победившей в холодной войне стороны, и единственно необходимый метод поддержания мирового порядка и международной стабильности. Поскольку грань между внутренними и межгосударственными конфликтами начала стираться, а гражданские войны — приобретать международный резонанс, на смену холодной войне пришла не гармония нового мирового порядка, а драматическая реальность необъявленных войн и карательных операций. Их жертвами все чаще становятся не только (и не столько) профессиональные военные, а во все более широких масштабах гражданское население; завершаются они не мирными договорами, а временной приостановкой военных действий и изгнанием миллионов людей, обреченных на участь беженцев, из родных городов и сел. В результате мир, едва освободившись от угрозы тотальной и потому почти невероятной третьей мировой войны, превратился в поле реальных сражений — многочисленных локальных войн, территориальных споров и межэтнических конфликтов. Новую международную угрозу для мира стал представлять терроризм — побочный (не прямой ли?) продукт глобализации.
К началу XXI в. заметно расширилась область противоречий, вызываемых растущей взаимозависимостью стран, другими глобальными процессами. Преобразование форм и содержания противоречий сопровождается изменением геополитической геометрии последних. Остается в прошлом разделение мира по типу «Запад - Восток» и «Север - Юг», связанное с холодной войной либо с вызовом экономически слаборазвитых регионов индустриальным. Ось двухполюсного миропорядка распалась на хаотично пересекающиеся векторы противоречий многополярного мира.
С учетом сказанного можно выделить следующие основные узлы общественно-политических противоречий нашего времени:
1. Сохраняют глобальное значение принявшие латентный характер противоречия между капиталистическими государствами и социалистическими странами, в которых проживает около четверти населения планеты.
2. Наследием межблоковой конфронтации является противоречие между странами НАТО, притязающими на роль вершителя судеб мира, и частью мирового сообщества, которая не приемлет эти притязания.
3. Сложный пласт противоречий завязывается на основе углубляющейся зависимости России и других постсоветских государств от западных стран в сферах финансово-экономических и военно-политических отношений.
4. Неустоявшиеся, находящиеся в процессе трансформации общественные структуры на постсоветском пространстве образуют чрезвычайно запутанный клубок разнородных противоречий — социальных, политических, конфессиональных, этнических, гео- и военно-политических — которые постоянно подпитываются внешними силами, объявляющими те или иные регионы этого пространства зонами своих интересов.
5. Обостряются социально-политические антагонизмы между странами так называемого золотого миллиарда и зонами нищеты, голода, слаборазви-тости в Азии, Африке, Латинской Америке, во многих районах постсоветского пространства. Маргинализация обширных регионов таит угрозу цепной реакции социальных взрывов и дестабилизации мировой обстановки.
6. Глобальные измерения приобретали узлы противоречий на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке, где, как показали известные события в Югославии, Афганистане, Ираке, внешняя интервенция лишь усугубляет ситуацию.
7. Разложение международного правопорядка, основанного на нерушимости государственных границ, образование новых полиэтнических государств создали благоприятную политическую атмосферу для обострения межэтнических конфликтов, которые плохо поддаются урегулированию, поскольку, как правило, вспыхивают в государствах со слабой властью и стимулирующим влиянием внешних сил.
8. Относительно новые узлы противоречий возникают по экологическим причинам. Между различными странами и регионами то и дело обостряются отношения в связи с загрязнением атмосферы и водоемов, захоронением радиоактивных отходов и т. д.
9. Еще более новыми являются противоречия на основе развития всемирных информационных сетей. Ценность и применение виртуальных товаров стремительно возрастают, борьба государств, межнациональных корпораций за первенство в их производстве, за рынки сбыта принимает глобальные масштабы.
Глобализация не привела к становлению планетарной демократии. Напротив, происходит явное умаление авторитета и влияния универсальных политических форумов при одновременном усилении роли более узких элитарных сообществ. На месте двухполюсной системы международных
отношений возникла пирамида, основанная на могуществе одного центра силы и единственной сверхдержавы в лице США. В геометрии этой пирамиды происходит расширение НАТО, что дает импульсы реанимации блоковой конфронтации. Данная тенденция глобализации означает формирование небывалой в истории военно-политической гегемонии одной державы. Очертания миропорядка, к которому ведет эта тенденция, пока остаются неопределенными, равно как и возможности альтернатив ему в процессе глобализации.
Даже при относительно высокой степени упорядоченности распавшегося биполярного мира он все же держался не на взаимном доверии, а на вынужденном страхом взаимодействии соперников, что выражалось в согласованных решениях проблем балансирования на грани войны. Альтернативные парадигмы, предполагавшие, что у человечества могут быть более значимые, более гуманные цели, чем поддержание межблокового баланса, гасились логикой противоборства. Они отвергались как наивные и утопические. Оказалось, что это было близко к истине. Партнеры по конфронтации восприняли проявление доброй воли СССР (затем России) с торжествующим прагматизмом победителей — как свидетельство слабости, признание поражения в холодной войне.
Сегодня геополитические и иные приобретения за счет сделанных из лучших побуждений уступок СССР и России закрепляются продвижением НАТО на Восток, милитаризацией приграничных районов России. Мир погружается в хаос, наполненный старыми, известными и новыми, непредсказуемыми опасностями для народов. Ослабляется контроль над распространением оружия массового уничтожения. Некоторые его виды становятся доступными для террористов.
Способна ли вообще группа наиболее развитых стран во главе с США взять на себя — и, главное, реализовать — ответственность за урегулирование всех многочисленных региональных и прочих конфликтов, за формирование по своему облику цивилизованного миропорядка в XXI в.? Международная действительность дает отрицательный ответ. Способность выиграть холодную войну отнюдь не равнозначна возможности выиграть мир, реструктурировать миропорядок по приемлемой для всех государств парадигме. Модель однополюсного мира не менее утопична, чем модель мира бесполюсного.
Подлинно демократический миропорядок невозможен без признания многообразия демократий. Каждая из них, построенная на фундаменте местных культурных и духовных ценностей, будет, тем не менее, иметь общий стержень в виде общепринятых демократических атрибутов. Все это не укладывается в парадигму однополюсного мира. Однополярность предпо-
лагает, что в мире существует один центр силы, фактически реализующий мировое лидерство, а сама система международных отношений приобретает иерархический характер. Столь примитивное мироустройство ограничивает политическую суверенность народов, подавляет их культурную, духовную самобытность. Демократические тенденции глобализации требуют сопряжения траекторий развития различных цивилизаций, их естественной конвергенции, совместной эволюции, а не насильственного навязывания одной модели развития в ущерб другим.
Однополярность вступает в противоречие и с таким важнейшим направлением современного мирового развития, как формирование единых пространств, объединяющих, как правило, страны со сходного типа развитием, общим цивилизационным прошлым, опытом общения, в том числе конфликтного. Затянувшаяся эйфория, вызванная победой в холодной войне, мешает американцам увидеть растущее влияние крупных геоэкономических единиц за пределами североатлантического пространства. Не говоря уже о России, такие страны, как Китай, Индия, Бразилия, будучи реальными либо потенциальными мировыми державами, не приемлют международное поведение по типу референтной группы, как и саму концепцию монополярного мира. Упрочивается тенденция к консолидации геоэкономических интеграционных группировок (АСЕАН, ЕС, АТЭС и т. п.), интересы которых далеко не во всем совпадают с видением мировой ситуации из Вашингтона. Возможности США утвердиться в качестве лидера современного мира ограничены и расширением круга реальных субъектов мировой политики, из которого никто из них выходить не собирается.
Более реалистична и адекватна перспективам глобализации многомерная структура миропорядка. Усложнение внутреннего строения мировой системы, децентрализация международных отношений предполагают установление правовых норм, которые не противоречат интересам подавляющего большинства стран и регионов. Одно из непременных условий перехода к новому миропорядку — демократизация деятельности международных институтов, реализующих разум и волю мирового сообщества, прежде всего ООН.
Российская Федерация по размерам территории, количеству населения, экономическому, научно-техническому и военному потенциалу, как евразийская держава, может стать одним из ведущих участников многополярного мира, принимающего равноправное участие в решении вопросов, затрагивающих ее законные интересы. В отличие от СССР, Россия не может претендовать на роль сверхдержавы, однако многие ее интересы по-прежнему имеют глобальные измерения. Значение же интересов региональных, прежде всего на постсоветском пространстве, для России не только не падает,
а напротив, возрастает. Здесь перед ней стоят новые задачи, решение которых — непременная предпосылка присутствия в традиционном геоэкономическом пространстве, сохранения позиций мировой державы. Уникальное геополитическое положение России создает возможность выполнять роль стабилизатора культурно-цивилизационного равновесия между Востоком и Западом. Эта роль подкрепляется ее культурной традицией, соединившей три основные мировые конфессии — христианство, ислам и буддизм. Россия никогда не стояла на коленях. История многократно подтверждала, что всякий раз, когда под влиянием внутренних или внешних факторов Россия ослабевала, мир содрогался, резко обострялись межнациональные, социальные, межконфессиональные противоречия и конфликты.
Россия — побежденная страна? Нет. Сегодня различные государства пытаются в своекорыстных интересах поделить «советское наследство», что способно вызвать цепную реакцию неуправляемых геополитических изменений, новый передел мира. Эта политика фактически поощряет активность международных террористических организаций, избравших постсоветское пространство полигоном апробации своих далеко идущих намерений. Отнюдь не во всех государствах понимают, что Россия вступила в борьбу с терроризмом на своей территории в интересах всего мира включая и страны Запада.
В связи с этим представляются идущими вразрез с национальными интересами и целями международной безопасности попытки некоторых зарубежных и отечественных политологов и публицистов принизить роль России, назначить ей место на задворках мировой политики. Измеряя удельный вес Российской Федерации в мировых делах всего лишь ядерной мощью, они утверждают, что на иное место она и не может претендовать. Однако возможности России не ограничиваются ее ядерным потенциалом. У нашей страны есть все шансы для возрождения в XXI в. — природные ресурсы, необъятный опыт тысячелетней русской, российской и советской цивилизации, неповторимые культурные, научные, государственные традиции, опыт победы над фашизмом и послевоенного созидания. Осознание великого прошлого — не залог ли достойного будущего?
Отмечая 65-летие Победы, уместно напомнить, что утрата духовных оснований, выработанных историей, традиционных ценностей особенно опасна в кризисных ситуациях. Она питает девиантное социальное поведение, криминал, люмпенизацию масс, коррупцию, демодернизацию и возврат к первичному уровню выживания, на котором не действуют высшие социальные функции. Отсутствие самоуважения — основа морального разложения, неспособности приложить усилия для развития страны, за что уже заплачена немалая цена. Ясно, что именно духовный потенциал
традиционных ценностных установлений народа позволил ему не потерять себя в условиях социальной переориентации и связанных с ней кризисных потрясений.
Наряду с позитивными завоеваниями — альтернативными выборами, многопартийностью, отменой цензуры, иными демократическими достижениями — заслуживают внимания традиционные российские ценности досоветского и советского периодов, которые не получили развития, — стремление к справедливости, самоуважение, патриотизм, коллективизм, чувство гражданства, принадлежности к своей стране, ценность семьи и др. Сказанное означает, в частности, что мировоззренчески близорукими являются попытки дискредитации таких понятий советских времен, как «дружба народов», «коллективизм», «интернационализм», каждое из которых обозначает вековые духовные ценности русского народа — национальную терпимость, общинную взаимопомощь, открытость внешнему миру. Вызывают протест и попытки исказить подвиг советского народа в Великой Отечественной войне, а саму войну представить как схватку двух тоталитарных режимов.
Человечество вступило в XXI в., имея за собой бесконечную вереницу войн и вооруженных конфликтов. В течение тысячелетий война рассматривалась как единственно эффективное средство решения международных проблем, насилие — как решающий фактор развития отношений между государствами, классами, нациями, этническими группами, как «повивальная бабка истории». Сложились устойчивые традиции оправдания войны, которые постоянно воспроизводятся комплексами и стереотипами разделенного мира. Они продолжают активно действовать и даже воплощаются сегодня в нормы международного права под видом гуманитарных интервенций и миротворческих операций. Новейшая история войн и революций дает многочисленные примеры попыток добиться свободы, социального прогресса, демократии и мира с помощью простых военно-технических решений, навязывания этих решений другим, в том числе своим оппонентам, путем применения насилия сверху и снизу. Все эти примеры говорят лишь о том, что прочный мир и благоденствие невозможно построить на войнах и насилии.
