CC BY
3DOI: 10.24412/2618-9461-2024-3-8-14
Кекова Светлана Васильевна, доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова
Kekova Svetlana Vasilyevna, Dr. Sci. (Philology), Professor at the Humanities Department of the Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov
E-mail: [email protected]
Измайлов Руслан Равилович, кандидат филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова
Izmailov Ruslan Ravilovich, PhD (Philology), Professor at the Humanities Department of the Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov
E-mail: [email protected]
ТРИНИТАРНЫЙ СИМВОЛИЗМ В ВОКАЛЬНОМ ЦИКЛЕ АЛЬФРЕДА ШНИТКЕ «DREI GEDICHTE VON VIKTOR SCHNITTKE» («ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ ВИКТОРА ШНИТКЕ»)
ДЛЯ ГОЛОСА И ФОРТЕПИАНО
Статья посвящена анализу стихотворений Виктора Шнитке, которые являются основой вокального цикла композитора и брата поэта Альфреда Шнитке. Вокальный цикл «Drei Gedichte von Viktor Schnittke» («Три стихотворения Виктора Шнитке») для голоса и фортепиано написан Альфредом Шнитке в период его духовного укоренения в христианской традиции. В статье обрисован поэтический мир Виктора Шнитке. Он раскрывается перед читателем пространством христианского осмысления мира и жизни человека. Это явлено в стихах, написанных как на русском языке, так и на немецком. К юбилею брата композитор выбирает немецкоязычные стихотворения, которые, с одной стороны, являют единство их семейного союза, а с другой стороны, соответствуют новому духовному состоянию композитора и соответствуют христианскому мировоззрению Альфреда Шнитке. Три стихотворения Виктора Шнитке становятся проводником христианского тринитарного миропонимания и мирочувствия композитора.
Ключевые слова: Виктор Шнитке, Альфред Шнитке, вокальный цикл, три стихотворения Виктора Шнитке, тринитарный символизм.
TRINITARIAN SYMBOLISM IN THE VOCAL CYCLE BY ALFRED SCHNITTKE «DREI GEDICHTE VON VIKTOR SCHNITTKE» («THREE POEMS BY VICTOR SCHNITTKE»)
FOR VOICE AND PIANO
The article is devoted to the analysis of Victor Schnittke's poems, which are the basis of the vocal cycle of the composer and poet's brother Alfred Schnittke. The vocal cycle «Drei Gedichte von Viktor Schnittke» («Three poems by Viktor Schnittke») for voice and piano was written by Alfred Schnittke during his spiritual rooting in the Christian tradition. The article describes the poetic world ofViktor Schnittke that reveals to the reader the space of Christian understanding of the world and human life. This is manifested both in poems written in Russian and in German. For the anniversary of his brother, the composer chooses German-language poems that, on the one hand, show the unity of their family, and, on the other hand, correspond to the composer's new spiritual state and to the Christian worldview of Alfred Schnittke. Three poems by Viktor Schnittke become a guide to the Christian trinitarian worldview as well as to the composer's worldview.
Key word: Victor Schnittke, Alfred Schnittke, vocal cycle, three poems by Victor Schnittke, trinitarian symbolism.
В 1988 году Альфред Шнитке создаёт вокальный цикл «Drei Gedichte von Viktor Schnittke» («Три стихотворения Виктора Шнитке») для голоса и фортепиано. Это был подарок родному брату, поэту Виктору Шнитке к его юбилею — 50-летию (родился 31 января 1937 года).
Надо отметить, что восьмидесятые годы для Аль-
фреда Шнитке — это очень плодотворный и духовно напряжённый период жизни и творчества. В 1983 году композитор находит для себя духовную, религиозную пристань, окончательно утвердившись «на камени веры Христовой»1. После этого, можно сказать, до конца десятилетия музыка композитора пытается охватить,
1 Летом 1983 года в Вене накануне премьеры кантаты «История доктора Фауста», эквиритмический перевод которой был осуществлён братом Виктором, Альфред Шнитке в католической церкви св. Августина (промыслительно, что именно в этой церкви, так как св. Августин единый святой и для католической, и для православной церкви) принимает таинство крещения. По возвращении в Москву Альфред Шнитке стал духовным чадом уже не католического священника, а православного, о. Николая Ведерникова, который его духовно окормлял, исповедовал и причащал. Таинство Причастия, согласно канонам Православной церкви, возможно только для православных. Ни один священник не нарушит это правило. Отсюда мы можем сделать вывод, что Альфред Шнитке или прошёл чин присоединения к Православию, или же о. Николай завершил таинство крещения (оно признаётся Православной церковью независимо от того, кто его совершал: католик, лютеранин, англиканин,
освоить пространство христианских образов, знаков и символов. Приведём список произведений этого периода, наполненных христианскими смыслами.
1984 год — Симфония № 4 для солистов и камерного оркестра. В этой симфонии композитор опирался на три основных направления христианства — православное, католическое, протестантское. Симфония основана на традиционных 15 тайнах Розария Римско-католической церкви, в которых рассказывается о жизни Иисуса глазами его матери Марии.
В этом же году композитор пишет произведение для смешанного хора a cappella. Это произведение состоит из трёх православных молитв: «Богородице Дево радуйся»; «Господи Иисусе Христе», «Отче наш».
1984-1985 годы — Концерт для смешанного хора в четырёх частях на стихи Григора Нарекаци. «Книга скорбных песнопений» Григора Нарекаци — величайшее творение христианской Армении, шедевр мировой литературы. Человеческая душа, через покаяние устремляющаяся к Богу, и Бог, спасающий душу, — главная тема книги. Композитор выбирает для своего произведения первые три части третьей главы.
1987 год — «Стихи покаянные» для смешанного хора без сопровождения в 12 частях. Произведение написано к 1000-летию крещения Руси. Тексты, которые использует Альфред Шнитке, — это духовные стихи XVI века.
1989 год — «Eröffnungvers zum 1. Festspielsonntag» («Вступление к первому воскресному празднику») для четырёхголосного смешанного хора и органа.
Помимо этих произведений, композитором создано за эти годы множество и других, но именно в них наиболее ярко, так сказать, эксплицитно выражено постижение христианского мирочувствия и миропонимания через музыку. Причём Альфред Шнитке именно в этих произведениях пытается охватить различные христианские традиции: и западную католическую, и армянскую, и русскую православную. Характерно, что большинство из этих сочинений — хоровые и вокальные, то есть композитор работал со словом. Слово, напитанное духовными, христианскими соками, вело его за собой. И вот в этом силовом поле рождается цикл на стихи брата, Виктора Шнитке. Это не только акт братской любви, не только подарок ко Дню рождения. Цикл является абсолютно «законной кометой» среди вокальных произведений «христоцентричного десятилетия». Попробуем это показать.
Как было сказано, цикл «Drei Gedichte von Viktor Schnittke» («Три стихотворения Виктора Шнитке») для голоса и фортепиано был написан в 1988 году. Первое исполнение было, по воспоминаниям А. И. Каца, в 1989 году в Нижнем Новгороде [4, с. 103]. Три стихотворения Виктора Шнитке написаны на немецком языке. Поэт вообще писал стихи на трёх языках: русском, английском и немецком. Прежде чем понять, почему Альфред Шнитке выбрал именно эти стихи, необходимо проникнуть в поэтический мир Виктора Шнитке, поэта,
обладающего «своим стилем, поэтическим голосом и взглядом на изображаемый мир» [5, с. 3].
Следует отметить, что в целом творчество Виктора Шнитке практически не исследовано. Единственный сборник поэта («Стихотворения»), вышедший в Москве в 1996 году, не дошёл до читателя (его тираж — 2 000 экземпляров), не появилось ни критических статей, ни литературоведческих исследований, посвящённых поэзии Виктора Шнитке, хотя в предисловии к книге стихотворений О. Клинг называет поэта ярчайшим, неповторимым лириком [5, с. 3]. Не было сделано попыток включить творчество поэта в какую-либо традицию, хотя такой замечательный поэт, как Арсений Тарковский, высоко ценил поэзию Шнитке. Стихи на русском языке вообще при жизни Шнитке не были опубликованы, а сам сборник, о котором идёт речь, включает в себя, кроме «русских» стихов, стихи на немецком языке (большинство из которых было извлечено из рабочих тетрадей) и на языке английском.
Немецкоязычному творчеству Виктора Шнитке посвящено исследование Е. И. Зейферт «Философская поэзия Виктора Шнитке: "Stimmen des Schweigens" ("Голоса молчания")». Наш анализ стихов поэта, написанных на немецком языке, естественно, будет опираться на эту статью.
Именно Е. Зейферт в беседе с вдовой поэта Екатериной Георгиевной Казённовой-Шнитке сказала: «Кажется, что немецкоязычные и русскоязычные стихотворения Виктора Шнитке концептуально отличаются друг от друга. В немецких стихотворениях лирический герой — зачастую ребенок, лирическое действие протекает в прошлом, в поволжской деревне, чрезвычайно важны фигуры родителей, в русских стихах — герой взрослый, в настоящем времени, в Москве, выпукло подан образ возлюбленной...» [2]. С этой мыслью вдова полностью согласилась. Тем не менее, и русские стихи, и немецкие составляют единое целое поэтического мира Виктора Шнитке, единый путь, ведущий в вечность: «Я иду. Пусть сомкнуты глаза — / светел в вечность уводящий след» [7, с. 7].
Сосредоточим внимание на русскоязычном наследии поэта. Проблемы духовного устроения мира и собственной души волновали поэта уже в ранних стихах 50-60 годов. При всей своей аполитичности, он чувствовал и видел, что в окружающем физическом и метафизическом пространстве что-то не так, как должно, «тьма египетская (языческая)» окутала нашу страну:
В Покров не ведут электричества — в Покрове только восемь дворов. Покров погружён в язычество керосиновых ламп и костров.
Его христианское прошлое,
осердясь, сокрушил динамит.
Под кровавым кирпичным крошевом,
кальвинист и т. д., главное, чтобы крещён был «во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа») таинством Миропомазания (у католиков это Конфирмация, её Шнитке не проходил). Таким образом, Альфред Шнитке стал православным христианином с именем Алфей.
вдавлен в землю, Исус лежит [7, с. 11].
И только музыка ещё способна преодолевать эту тьму и хаос: «Немые созвездия звуков — / в звенящей галактике дней / над хаосом стонов и стуков / гармонии Кассиопей» [7, с. 10].
По свидетельству вдовы, Виктор Шнитке «был верующим человеком» [2]. Пространство духовных смыслов в его поэзии было христианским. И, несмотря на то что «к церкви как к институту имел небольшое отношение» [2], глубоко понимал таинственную сущность Церкви. В стихотворении «Каждая церковь освящена» поэт создаёт поразительный образ Церкви, абсолютно точный с догматической точки зрения. Сердцем церковного богослужения является таинство Евхаристии. В этом таинстве хлеб (просфора) и вино прелагаются в Тело и Кровь Спасителя, Которыми затем причащаются христиане.
Каждая церковь освящена
тысячью таинств, в ней совершенных,
тысячью тысяч молитв, вознесенных
Богу в стенах ее, кровью вина,
плотью просфор, превращенных в кровь,
в тело Спасителя древним обрядом.
Царство небесное — вот оно, рядом,
в свете алтарных лампад. Не готовь
слов для молитвы. Священник и хор
знают печали твои и тревоги.
Верь лишь: твое воскресение — в Боге,
в Боге — вселенский покой и простор [7, с. 16].
У Виктора Шнитке было какое-то врождённое чувство святыни, чувство Церкви. Выражение «Царствие Божие внутрь вас есть» воспринято им не внешне, а каким-то глубоким духовным инстинктом. Возможно, это шло от глубоко верующей бабушки-католички, которая свершала, как вспоминал Альфред Шнитке, «смертный грех»: читала Библию на немецком языке, Лютерову Библию (до Второго Ватиканского собора мирянам-католикам вообще запрещалось читать Библию, а уж чтение Библии в переводе на национальный язык являлось грехом сугубым). Виктор Шнитке абсолютно трезво и здраво в стихах засвидетельствовал, что «Бог не в брёвнах, а в рёбрах», при этом «брёвна» не отвергаются, они служат оградой для «рёбер»:
Ни неф и ни алтарь, ни свет лампад в пролетах, ни свечи, ни святые в блеске рам, ни барабан, ни купол с позолотой, ни крест над ним — еще не Божий храм.
Для нас, чьи отношенья с Богом смутны, значенье церкви, может быть, не в том, что близостью Его сиюминутной как будто дышит этот странный дом. Бог растворен в веках и расстояньях, как в космосе сияние светил. Какой удел системе мирозданья Он каждому из нас определил —
не знаем мы, но вопреки сомненьям, иронии, неверью вопреки, мы все вступаем в тёмное теченье к нему от церкви рвущейся реки [7, с. 31].
«Пространство любви» поэтом воспринимается тоже как сакральное, священное. Любовь земная свята, потому что она восходит к любви небесной. Только пред лицом Бога она обретает свою подлинную сущность, так как осознаёт себя частицей Его любви. Пусть внешняя советская действительность на все лады кричит о том, что Бога нет, любовь, благословлённая свыше, опровергает все эти безумные крики:
Повенчаемся в церкви, пред Богом, которого нет. Две свечи да священник, да в окнах — открытое поле. В нас войдут навсегда предвечерний, мерцающий свет и безгласный Отец в алтаре на небесном престоле.
Повенчаемся тихо. Священник не спросит имён. Он поймёт: Мы бесправны, как царь на небесном престоле. Освятит нашу тайну пред ликами вещих икон и отпустит нас в вечность живого вечернего поля [7, с. 47].
В 1972 году после болезни умирает мать братьев. Боль от утраты бесконечно родного и любимого человека войдёт в сердце поэта и останется там до конца: «Мы странного исхода того дня / все не приемлем. Время множит годы, / но в смутный час душевной непогоды / твой смертный час нас жжёт сильней огня» [7, с. 24]. Духовная пуповина, соединявшая сына и мать при её жизни, сохраняется и после ухода «за край земли»: «Я приподниму, как одеяло, / дерн твоей могилы и сойду / в тишину извечного начала / в теплую коричневую тьму» [7, с. 16]. Потерянный рай детства станет теперь ассоциироваться с образом матери. Родной город Энгельс (Покровская слобода), в который Виктор неоднократно приезжал, был дорог ему прежде всего тем, что он знал и помнил его маму живой!
Я видел город детства. Освещённый уже нежарким, предзакатным солнцем, он был всё тот же: низкий, деревянный, в глухих заборах. Заросли паслёна цвели в проулках. Тяжело катились в пыли дорог скрипучие подводы, и те же баржи, чёрными бортами почти черпая воду, шли по Волге... Всё было так, но на скрещеньях улиц вздымались в небо белые соборы, в дворы вливалась степь, дыша полынью, колодцы были полны, и — живая — ты с нами шла домой [7, с. 22-23].
Интересным является тот факт, что, по мысли Е. И. Зейферт, в «немецких» стихах Шнитке образ матери присутствует в ещё большей степени. Практически воспоминания о матери встречаются в каждом стихотворении. Зейферт пишет: «Мать описана полной любви, красивой, скромной, но не робкой, вечно любимой.
10
Шнитке создаёт редкий по своей силе и пронзительности панегирик матери. Лирический герой испытывает жестокую боль из-за вечной разлуки с матерью, понимая, что "любимая мать" не узнает ни о его славе, ни о его падении, в разлуке с ней ощущая себя человеком сверходиноким, противопоставленным всему миру, который "пристально смотрит в глаза" ("Jetzt kann ich Dürer werden..." ["Сейчас могу я стать Дюрером..."])» [3]. Этот фрагмент анализа «немецкого» стихотворения Шнитке ставит перед нами несколько важных вопросов, ответ на которые мы не находим в названном исследовании Е. Зейферт. Один из них — вопрос о том, почему именно имена Дюрера, Моцарта и Томаса Манна называет Виктор Шнитке в первых двух строках стихотворения. Один из вариантов ответа, безусловно, связан с проблемой подтекста стихотворения, который создаётся самими именами великих творцов. Если обратиться к духовному облику крупнейшего немецкого художника Дюрера, то следует отметить, что, как пишет искусствовед Отто Бе-неш, «его чувства к семье и его преданность родителям были почти религиозными» [1, с. 57]. Бенеш отмечает, что Дюрер записывал факты, которые связаны с событиями в лоне его семьи, в особую книжку, и делает вывод о том, что любовь к семье, глубокое почитание отца и матери коренилось в религиозных представлениях, «согласно которым горестная земная жизнь — только переход к более счастливой загробной» [1, с. 57]. Дюрер описывает кончину своей матери, заканчивая это описание молитвой: «Господи Боже, пошли и мне блаженный конец, и пусть Бог со своей небесной ратью и мой отец и мать присутствуют при моей кончине, и пусть Всемогущий Бог дарует нам вечную жизнь. Аминь» [1, с. 57]. Глубоко укоренённый не только в русской, но и в немецкой культуре, Виктор Шнитке, конечно, хорошо знал не только творчество, но и факты биографии Альбрехта Дюрера, и подобное отношение к матери, отцу и всему роду было естественным для самого поэта и не могло не отразиться в его творчестве — как русскоязычном, так и в немецкоязычном.
Второй важный вопрос тесно связан с первым. Само отношение к смерти как к рождению в вечность, вера в бессмертие, как мы уже отметили выше в нашем анализе, — один из доминантных мотивов поэзии Виктора Шнитке. Однако в тексте анализируемого стихотворения присутствует нота «окончательного разрыва» любящей человеческой души с близкими, ушедшими «в путь всея земли». Что перевешивает на «весах Иова» в контексте творчества Шнитке в целом — вера в будущую встречу или трагизм земного существования без близких? Ответ на этот вопрос требует особого исследования.
Е. Зейферт отмечает «пронзительную» автобиографичность поэзии Виктора Шнитке. Лирический герой, воплотившийся в немецкоязычной поэзии Шнитке, по мысли исследователя, трагически глубоко переживает «вечную разлуку с умершими родственниками..» [3]. Добавим, что не только близкие родственники, но и ушедшие в вечность друзья — одна из ключевых тем в поэзии Шнитке. Так, в стихотворении 1974 года «Па-
мяти друзей» мы читаем: «Но в вечной мерзлоте давно уж стынут / мои друзья. Друзья друзей моих / в безмол-вье гор, в молчании пустыни / сложили жизнь и свой последний стих. / Им были святы ветер, поле, злаки, / изгиб души, вселенной целина. / Их нет давно, а в мире светят маки, / горит закат и плавится луна» [7, с. 17].
Однако безусловным является тот факт, что именно образ матери находится в центре поэтического мира Виктора Шнитке. Образ отца, если сравнивать его с образом матери, в «немецких» стихах Виктора Шнитке более сложен и противоречив. Поэт как бы продолжает какой-то диалог, возможно, спор, который остался незавершённым: по мысли Е. Зейферт, лирический герой Виктора Шнитке, испытывая чувство вины перед умершими родственниками, интуитивно часть своей вины перекладывает на отца. Дело в том, что семья Шнитке не была депортирована во время Великой Отечественной войны потому, что Гарри Викторович Шнитке был еврей, а не немец. Родственники же по немецкой линии матери: дяди, тёти, двоюродные братья и сёстры, были выселены в Казахстан, и многие из них погибли. Но в то же время через образ отца поэт приближается к Богу. Анализируя немецкоязычные стихи Шнитке, Е. И. Зейферт приходит к выводу, что «именно через образ отца лирический герой находит успокоение: обращение "Vater" в стихотворении "Vater, wie kommt es." двупланово (это и отец, и Отец, Бог), подобное сопряжение смыслов снимает острое духовное напряжение лирического героя» [3].
Религиозные мотивы в немецкоязычной книге поэта звучат даже в большей степени, чем в русских стихах. Скорее всего, это объясняется тем, что на немецком языке автор «отключал» советскую автоцензуру и говорил то, что велит сердце. Е. И. Зейферт, анализируя немецкоязычную книгу Виктора Шнитке, пишет о том, что количество библейских реминисценций нарастает во второй половине книги: Шнитке не только использует ветхозаветные (Адам, Моисей) и новозаветные (Спаситель Господь Иисус Христос и Его предатель Иуда Искариот) имена, но и обращается к Господу с поэтической молитвой о прощении человечества и снисхождении к нему [3].
«Библейский ракурс» восприятия себя и мира позволяет поэту обрести «пророческие» зрение и слух, о которых нам поведал А. С. Пушкин в стихотворении «Пророк». Ему внятны голоса и молчание природы, голоса усопших предков. Его собственный голос оказывается проводником их мыслей и чувств. Даже зеркальное отражение в воде лирического героя (самого поэта) становится таинственным проводником, выводящим
из царства теней усопших предков:
***
Das sanfte Regenwasser im Fass glich einem stillen Teich. Ich langte hinein ins kühle Nass, ein Langen dem Tauchen gleich.
Das dunkle knabenhafte Gesicht, das mir entgegensah,
schien mir vertraut, doch ich kannt' es nicht-war es zu ernst, zu nah?
Blickte ich einem Vorfahren tief ins Auge? War es ein Traum? War es die Zukunft, die in mir schlief?-Ich weiß es auch heute kaum.
Сочинитель стихов всегда одинок. Он один в окружении собственных строк и творить продолжает один.
Но мир его рифм и ритма лишен, от легкой встряски рушится он.
И поэт вновь творит из руин (Перевод В. Куприянова).
В бадье, где дождевая вода, как в тихом пруду темно. Я только хотел заглянуть туда, и словно канул на дно.
Этот темный мальчишеский лик, что отразила бадья, кто это — ребенок или старик, я это, или не я?
Словно какой-то пращур мой
глядел на меня сквозь тьму.
Это мой рок? Или сон немой?
Я и теперь не пойму (Перевод В. Куприянова) [8].
Обрисовав в общих чертах поэтический мир Виктора Шнитке, обратимся теперь конкретно к стихотворениям, входящих в вокальный цикл. В нашу задачу не входит музыковедческий анализ цикла. Он проведён в диссертационном исследовании Полины Юрьевны Цветковой «Камерно-вокальная музыка Альфреда Шнитке: стилевой и жанровый аспекты» [6]. Отметим лишь одну важную мысль, которую приводит в своей работе исследователь: «Из-за отсутствия развернутого фортепианного сопровождения слово в цикле выделяется особо» [6, с. 39]. То есть в этом цикле первично слово, музыка лишь помогает выявлению смыслов, заложенных в стихотворениях.
Мы попытаемся раскрыть духовно-эстетический смысл стихотворений2, а, следовательно, и некий сакральный смысл всего музыкально-поэтического произведения. Первое стихотворение цикла — «Wer Gedichte macht, ist ein einsamer Mann» («Сочинитель стихов всегда одинок»).
Wer Gedichte macht, ist ein einsamer Mann. Er fängt mit dem Dichten aus Einsamkeit an und ist dann einsam mit seinem Werk.
Seine Welt hat weder Vers noch Reim und stürzt beim leisesten Beben ein. Aus Trümmern muß er sie täglich erbaun.
Стихотворение — самооткровение поэта, Виктора Шнитке. Поэт творит свой мир в одиночестве, и всё, что составляет этот мир, населяет его, — это всё равно сам поэт. И мир поэтический очень хрупок. Одно неверное слово, один ложный образ, один неправильный звук — и стихотворение разрушается, остаются только обломки слов и смыслов, но из этих руин поэт вновь воссоздает храм стихотворения.
Это стихотворение Виктора Шнитке перекликается со стихотворением «Поэт» австрийского поэта начала XX века Райнера Мария Рильке (он был одним из любимых поэтов Виктора Шнитке):
Der Dichter
Du entfernst dich von mir, du Stunde. Wunden schlägt mir dein Flügelschlag. Allein: was soll ich mit meinem Munde? mit meiner Nacht? mit meinem Tag?
Ich habe keine Geliebte, kein Haus, keine Stelle auf der ich lebe Alle Dinge, an die ich mich gebe, werden reich und geben mich aus.
Поэт
Миг меня покидает жестоко.
И наносит мне раны крылом.
Что мне делать с душой одинокой
Неспокойной ни ночью, ни днём?
Ни любви не имею, ни крова.
Неприкаян я в мире стою.
Всем вещам я себя раздаю,
Вещи дальше несут моё слово (Перевод Р. Измайлова).
Очевидна перекличка мотива одиночества и страдания, отсылающая к евангельскому образу Христа. В Евангелии от Матфея дан ответ Иисуса Христа одному книжнику, который сказал, что пойдёт за Ним, куда бы Он ни пошёл: «И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф 8:20).
Итак, первое стихотворение, которое выбирает Альфред Шнитке, — это стихотворение в котором дан образ поэта, несущего «граду и миру» «благую весть», спасающую мир от хаоса и разрушения, но это путь страдания, это личная Голгофа поэта.
; Стихотворения и переводы взяты из указанного диссертационного исследования П. Ю. Цветковой.
12
Второе стихотворение цикла — «Der Geiger» («Скрипач»).
Der Geiger
Wenn er den feinsten Faden dehnt und dehnt
und fasern läßt und ihn auf höhrer Stufe
im Klang verklärt und dehnt und dehnt, dann rufe ich stummen Mundes: Gott! Was ich ersehnt
als Heim und Wahrheit, es ist da, es lebt,
solang er sinnt, solang er führt
den Bogen,
solange tief in sich
zurückgezogen
er unbeirrt sein strenges Ziel
erstrebt.
Скрипач
Когда он тянет напряженно звук, Растрепывая волокно смычка, И повышает тон, и снова тянет, тянет, Тогда кричу безмолвно я: О Боже!
Что я искал, ту Истину, тот Дом,
Оно всё тут,
живет,
пока он держит звук, Пока ведет смычком, пока, в себя ушедши, Он движется к своей
бескомпромиссной цели! (Перевод С. Баева).
Очевидно, что второе стихотворение связано с музыкой и музыкантом. Музыка тоже несёт весть об истине. Музыкант подобен поэту-пророку. Здесь лирический герой композитором воспринимается как его собственное alter ego. Музыка в своём подлинном источнике напитана музыкой «высших сфер», она на невербальном уровне несёт откровение свыше, несёт Истину. Дух музыки оживотворяет нашу жизнь, наполняя её смыслом, даруя ей истинный смысл и цель. А цель временной жизни человека — обрести вечную жизнь, обрести подлинный Дом, в котором мы родились, из которого мы ушли, как блудные дети, и куда мы должны вернуться, то есть вернуться в наше Небесное Отечество.
Третье стихотворение цикла «Dein Schweigen» («Твоё молчание»):
Dein Schweigen
Ich neige mich zum Bach, und eisiges Kristall presst mir die Hand im harten Gruß der Herbstes. Die Bäume streuen Laub.
Im fahlen Himmel zieht
der Habicht seine langgedehnten
Kreise.
Schon fünfzehn Herbste sind ins Land gegangen
seit jenem Tag. Dein Schweigen ist so tief.
Твоё молчание
К ручью склоняюсь я, и ледяной хрусталь приветствует меня рукопожатием осенним крепким. Деревья рассыпают листья. В поблекшем небе ястреб протяжными кругами чертит путь. С тех самых пор сменялась осень Пятнадцать раз. Как тяжело твое молчание (Перевод Ю. Куимова).
Это стихотворение — воспоминание о матери. Пятнадцать лет прошло после её кончины, но боль от разлуки не покидает поэта. Желание разговора, диалога с дорогим любимым человеком с годами не исчезает. На все вопросы вот уже пятнадцать лет ответом служит молчание. Перевод Юрия Куимова несколько искажает смысл стихотворения. Слово «tief» переводится как «глубоко», а не как «тяжело», то есть правильно будет так: «Как глубоко твоё молчанье». Совсем другие смыслы открываются в такой фразе. Она перестаёт быть однозначной. Молчание покойной матери становится некой тайной, которая приоткрывается поэту. А может, это молчание не только молчание матери? Может быть, это молчание Того, к Кому обращаются в молитвах? И если образ отца соединялся с образом Бога у поэта, то мы можем предположить, что и образ матери тоже соединяется с Его образом? Учитывая религиозно-философскую направленность поэзии Виктора Шнитке, стихотворение вполне прочитывается и по этому коду.
В результате получается примечательная символическая троичность цикла. В образах первого стихотворения приоткрывается тайна рождения поэзии, поэтического слова. А в Евангелии от Иоанна Словом (Логосом) названо второе лицо Пресвятой Троицы, Сын Божий, Иисус Христос. Во втором музыка как невидимый, но слышимый дух открывает истину и наполняет смыслом жизнь. Третье лицо Пресвятой Троицы согласно христианскому учению — Дух Святой. В третьем же стихотворении образ матери опосредовано соединяется с образом Бога, Творца, для детей их родители, конечно, являются творцами.
Таким образом, светское произведение обретает духовный, религиозный, молитвенный подтекст, при этом никуда не исчезает и символ семьи: брат, сам Альфред и мать. Просто всё свершается в этом мире во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Совсем не случайно композитор берёт именно эти три стихотворения. Символика троичности проявляется
13
на нескольких уровнях. Первый уровень — это образ семьи, кровного родства. Первое стихотворение являет нам поэта Виктора Шнитке, второе — композитора Альфреда Шнитке, третье посвящено их матери. Второй уровень символичности связан с искусством. Первое стихотворение являет нам Поэта и Поэзию как таковую, второе Музыку и Музыканта, третье стихотворение — это порождающее начало (через образ матери), источник и Поэзии, и Музыки. И третий уровень смыслов
реализуется, как было показано выше, в религиозном ключе. Три стихотворения становятся проводниками христианского откровения о Боге, Который открывается как Троица, как Отец, и Сын, и Дух Святой.
Вокальный цикл «Drei Gedichte von Viktor Schnittke» («Три стихотворения Виктора Шнитке») для голоса и фортепиано выявляет духовное родство братьев, общность их духовных поисков, единство творческих устремлений.
Литература
1. Бенеш О. Искусство Северного Возрождения. М.: «Искусство», 1973. 222 с.
2. Зейферт Е. В гостях у Шнитке. Беседа со вдовой поэта Екатериной Георгиевной. URL: https://ru.mdz-moskau.eu/v-gostyah-u-shnitkebeseda-so-vdovoj-poeta-ekaterinoj-georgievnoj/ (дата обращения 17.05.2024).
3. Зейферт Е. Философская поэзия Виктора Шнитке: «Stimmen des Schweigens» («Голоса молчания»). URL: https: //studylib. ru/doc/550130/e.i.-zejfert--filosofskaya-poe-ziya-viktora-shnitke--%E2%80%9Cstimmen (дата обращения 19.05.2024).
4. Катц А. Из воспоминаний художественного руководителя Саратовской филармонии А. Г. Шнитке // Альфреду
Шнитке посвящается. Вып. 10. М.: Композитор, 2016. С. 103.
5. Клинг О. Предисловие // Шнитке В. Стихотворения. Gedichte. Poems. М.: Международный союз немецкой культуры, 1996. С. 3-4.
6. Цветкова П. Камерно-вокальная музыка Альфреда Шнитке: стилевой и жанровый аспекты. Дис. ... канд. искусствоведения. М., 2018.
7. Шнитке В. Стихотворения. Gedichte. Poems. М.: Международный союз немецкой культуры, 1996. 128 с.
8. Шнитке В. Три стихотворения. (Перевод Вячеслава Куприянова). URL: https://stihi.ru/2014/02/21/10882 (дата обращения 19.05.2024).
References
1. Benesh O. Iskusstvo Severnogo Vozrozhdeniya [The Art ofthe Northern Renaissance]. M.: «Iskusstvo», 1973. 222 p.
2. Zejfert E. V gostyah u Shnitke. Beseda so vdovoj poeta Ekate-rinoj Georgievnoj [Visiting Schnittke. A conversation with the poet's widow Ekaterina Georgievna]. URL: https://ru.mdz-moskau. eu/v-gostyah-u-shnitkebeseda-so-vdovoj-poeta-ekaterinoj-geor-gievnoj/ (Accessed date: 17.05.2024).
3. ZejfertE. Filosofskaya poeziya Viktora Shnitke: «Stimmen des Schweigens» («Golosa molchaniya») [Philosophical poetry ofVic-tor Schnittke: «Stimmen des Schweigens» («Voices of silence»)]. URL: https://studylib.ru/doc/550130/el-zejfert--filosofska-ya-poe-ziya-viktora-shnitke--%E2%80%9Cstimmen (Accessed date: 19.05.2024).
4. KatczA. Iz vospominanij hudozhestvennogo rukovoditelya Saratovskoj filarmonii A. G. Shnitke [Memoires of the Artistic director of Saratov A. G. Schnittke philarmonics// Alfredu Shnitke
posvyashhaetsya [Dedicated to Alfred Schnittke]. Vyp. 10. M.: Kompozitor, 2016. P. 103.
5. Kling O. Predislovie [Preface] // Shnitke V. Stihotvoreniya. Gedichte. Poems [Poems. Gedichte. Poems]. M.: Mezhdunarodny soyuz nemetskoj kultury, 1996. P. 3-4.
6. Tsvetkova P. Kamerno-vokalnaya muzyka Alfreda Shnitke: stilevoj i zhanrovy aspekty [Chamber vocal music by Alfred Schnittke: stylistic and genre aspects]. Dis. ... kand. iskusstvovedeniya. M., 2018.
7. Shnitke V. Stihotvoreniya. Gedichte. Poems [Poems. Gedichte. Poems]. M.: Mezhdunarodny soyuz nemetskoj kultury, 1996. 128 p.
8. Shnitke V. Tri stihotvoreniya. (Perevod Vyacheslava Ku-priyanova) [Three poems. (Translated by Vyacheslav Kupriyan-ov)]. URL: https://stihi.ru/2014/02/21/10882 (Accessed date: 19.05.2024).
Информация об авторах
Светлана Васильевна Кекова
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова» Саратов, Россия
Information about the authors
Svetlana Vasilyevna Kekova
Federal State Budget Educational Institution of Higher Education «Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov» Saratov, Russia
Руслан Равилович Измайлов
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова» Саратов, Россия
Ruslan Ravilovich Izmaylov
Federal State Budget Educational Institution of Higher Education «Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov» Saratov, Russia
