CC BY
119
Этот подход важен по ряду обстоятельств. Во-первых, он способствует развенчанию древнего мифа о существовании цивилизованных и так называемых варварских народов. Например, у тюркских народов не сложилось архитектуры в том виде, что мы встречаем в Европе, нет храмов, нет крупных дворцов. Но Храмом для народов Алтая является сама природа. Поэт Паслей Самык абсолютно точно выразил эту мысль -«Алтай - хрустальный храм». Нет театра, но когда кайчи в своем сказании, которое длится на протяжении нескольких часов, рассказывает о подвигах героя, перевоплощаясь то в Кара-Кулу - злобного хана, то в коня богатыря Когюдей-Мергена, то начинает описывать горы, реки, озера, травы, животных Алтая, да так, что они живут, проявляют свои качества, характер - разве все это не моноспектакль по современной терминологии? А лучше всего сказать - это мистерия, ибо в ней действуют все силы природы, в ней все важно и все ценно. В 2004 году на международном курултае сказителей, который проходил в Улаганском районе Республики Алтай, в конце состязания на сцену вышли несколько десятков кайчи, и слаженный хор их пения буквально ошеломил всех слушателей. Для всех открылся Алтай, особенный, эпический, на мгновение все - и слушатели, и исполнители - испытали чувство глубочайшего единства, и не только друг с другом, но и с природой, с героическим прошлым этой земли, ощутили свою причастность и ответственность перед этим прошлым и перед будущим этой земли. Говоря философским языком, была со всей очевидностью явлена глубочайшая идея, над которой трудились лучшие умы, например Владимир Соловьев, - идея Всеединства. Она может раскрываться в философских трактатах, но может быть явлена в акте художественного творчества, которая не только познается, но и переживается личностью, а стало быть, становиться частью духа, обретает ценностное измерение.
Другими словами, сказитель способен «схватить» предельно общие, объективно сущие скрепы бытия. Это особое миропонимание, проявляющееся не только в творчестве, но в бытии сказителя. Вот, например, характерное высказывание, которое довелось слышать автору от А.Г. Калкина. Он говорил: «В своих снах я все время нахожусь не здесь. То «на дне» неба, то еще где. На другом Алтае, небесном». И еще одно интересное замечание: он утверждал, что для того, чтобы подняться до «седьмого неба» в своем сказании, он должен был своим голосом опуститься до «седьмого пояса». Фактически даже из этих кратких высказываний, а тем более при анализе эпических произведений «Маадай-Кара», «Очи-Бала» и
Библиографический список
других, записанных от А.Г. Калкина, реконструируется многослойная картина мира, которая особенно полно была разработана на Востоке. Так, в тибетской и индийской религиозной философии встречаются и семеричные и даже сорокадевятимерные (например, в Абхидхармакоше - энциклопедии Аб-хидхармы) [8] модели мира.
Кайчи - сказитель - это не только певец, музыкант, но и мудрец, народный философ. Не случайно в философско-религиозных трактатах прошлого высоко оценивается образ сказителя, особенно на Востоке. Риши, записавшие великие индийские Веды, были, по сути, теми же мудрецами-сказителями. Любовь к мудрости в то время сочеталось с лю-бокрасием - любовью к Высшей Красоте (филокаллии, о которой ярко пишет П. Флоренский). Другими словами, на том этапе развития человечества в синтетической форме были слиты поэзия, философия и мистические прозрения. Кризис разобщения этих ветвей человеческого миропонимания в настоящее время достиг предельного состояния, что привело во многом к современному системному кризису, к кризису самой личности и общества, к войне человека и природы.
В связи с этим такие памятники сказительского творчества, как Маадай-Кара становятся особенно ценными. Очевидно, и об этом говорят многие философы, должен произойти новый синтез науки, нравственно ориентированной философской мысли и искусства. Об этом писали и это посильно проводили в жизнь русские мыслители. Но для этого нужны в качестве объекта изучения, а возможно, и подражания живые примеры уже состоявшегося синтеза. Сказители Большого Алтая как раз и донесли из глубины веков этот редкий дар.
Живая традиция сказительства ценна и для развития кая. И существенный момент здесь, на наш взгляд, заключается в следующем. Еще в середине 80-х годов в Горном Алтае кай был редким явлением. Сейчас положение резко изменилось. Счет на исполнителей горлового пения в Республики Алтай идет уже на десятки. Таким образом, культурная универсалия - сказительство проявила свой живительный дар и способствовала возрождению национальных форм культуры.
Уникален Алтай на планете не только своей природой, историей, но тем, что сохранился здесь великий дар скази-тельства - умозрения Высшего мира, воплощенного замечательными рапсодами Алтая и их последователями в эпических сказаниях, ярким искусством кая.
Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ 08-04-92306 ^
1. Степанов, Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. - М., 2001.
2. Платон. Собр. соч.: в 4 т. - М.: Мысль, 1994. - Т. 1.
3. Трубецкой, Е.Н. Смысл жизни. - М.: Республика, 1994.
4. Лорд, А. Б. Сказитель. - М.: Изд-во «Восточная литература», 1994.
5. Путилов, Б.Н. Эпическое сказительство: Типология и этническая специфика. - М.: Изд-во «Восточная литература», 1997.
6. Владимирцов, Б.Я. Работы по литературе монгольских народов. - М.: Восточная литература, 2003.
7. Васабудху. Абхидхармакоша. Энциклопедия Абхидхармы / перевод и коммент. Е.П. Остовской и В.И. Рудого. - СПб.: Изд-во «Андреев и сыновья», 1994.
Статья поступила в редакцию 12.08.10
УДК 130:398.21
М.С. Куран, соискатель АлтГАКИ, г. Барнаул, E-mail: kuranm@mail.ru
СПЕЦИФИКА АНАЛИЗА СКАЗКИ В СЕМИОТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
В статье в рамках семиотического подхода рассматривается сказка как культурный феномен, имеющий знаково-символическую природу, доказывается, что мифопоэтические воззрения, имплицитно присутствующие в сказках, определяют специфику этнической традиции.
Ключевые слова: сказка, структурно-семиотический анализ, этническая специфика, образы сказки.
Культура является сферой сверхличных, всеобщих смыслов, воплощенных в символической форме, с помощью которых люди вступают друг с другом в отношения, хранят и передают духовный опыт, формируя общее видение мира. В ходе исторического развития каждое поколение людей обогащает этот мир смыслов, который кодируется в знаковой оболочке. Рассмотрение культурных явлений как особых знаков -знаки-символов является содержанием знаково-
символической парадигмы культурологии. Знаком-символом может выступить любой предмет или сам человек, если он выступает носителем смыслового содержания. Знаки-символы не отсылают нас к полезной информации, не раскрывают смысл каких-либо реальных процессов, а выражают высший смысл человеческого существования и обеспечивают единство людей на идеально-духовной основе. Знаки-символы -своего рода посредники между миром «реального», «рационального» и «идеального», «духовного». Главное в них -внутреннее смысловое содержание. В рамках этой парадигмы анализ культуры приобретает характер интерпретации элементов культуры, т. е. осмысления того, что они символизируют.
Понимание природы знаков-символов, характера связи символического с миром смысла и миром артефактов, границ символического существенно отличает представителей знакосимволической парадигмы, но их объединяет понимание культуры «с одной стороны, - определенное количество унаследованных текстов, а с другой - унаследованных символов» [1, с. 8]. Под «текстом» понимаются различные знаковые системы. Поле исследований символического достаточно обширно.
Э. Кассирер полагал, все формы человеческого познания и деятельности суть символические формы, то единственно полным определением человека может быть характеристика его как символическое животное. Культура - многообразие культурных артефактов, творчески порождаемых сознанием человека, и объединяемых в целостные образования - символы. Миф, искусство, язык и логика как основные формулы осмысления есть символы, которые придают артефактам форму и смысл, организуют опыт.
В ХХ столетии наряду с культурфилософскими концепциями символического появляются направления, стремящиеся синтезировать философские идеи различных школ в изучении культуры, успехи лингвистики и социологии, результаты культурантропологических исследований. К таким направлениям можно отнести структурализм, становление которого относится к 20-50 гг. Представители структурализма (К. Леви-Стросс, Ж. Лакан. Р. Барт, М. Фуко, У. Эко и др.) исходили из посылки, что культурные формы всегда отражают структуры человеческого сознания, о поэтому изучение культуры -прежде всего изучение ментальных структур, которые определяют характер культурных форм.
Проницаемость устных традиций для структурносемиотических исследований объясняет разнообразие исследований фольклорных текстов и их единиц. В основе структурно-семиотического метода лежат представления о знаковой природе текста и его элементов. Структурносемиотический метод более всего подходит для описания относительно однородных и устойчивых к изменению во времени культурных объектов, к которым можно отнести и сказку.
Пути для применения структурно-семиотического метода к анализу такого культурного феномена как сказка открыли работы В.Я. Проппа, представившего русскую волшебную сказку как «особого рода философию форм, где образ мира представлен повторением функциональных констант» [2, с. 263]. В.Я. Пропп показал, что «различные по своему генезису мотивы и персонажи могут оказаться структурно эквивалентными, т.е. иметь в синтагматической схеме повествования ту же функцию» [3, с. 32]. Структурно-семиотический метод анализа применялся к отдельным типам сказок и целью боль-
шинства работ стало решение одной из основных проблем: описывается ли весь известный корпус волшебных сказок функциями Проппа, создал ли Пропп инвариант волшебной сказки или последовательность комбинаций его функций описывает только волшебную русскую сказку.
В связи с этим изучение структуры сказки превратилось в исследование различных типов сказочных повествований и развивалось по следующим направлениям: прослеживание структурной трансформации отдельных известных сюжетов, присутствующих в сказке; выделение по признаку бытования в сфере этнической общности этнических особенностей мотивов и сюжетов; выделение в отдельный структурный тип трикстерных сказок, сказок о тотемных животных, сказок, основанных на идее трюка и обмана; выделение в отдельный структурный тип женской волшебной сказки.
В настоящее время основная масса исследований фольклорных текстов посвящена изучению специфики сюжетного состава сказки на основе указателя международных сказочных сюжетов Аарне-Томпсона для выяснения и разграничения общих и отличительных моментов в сюжетике сказок, эпоса и мифов.
Сказка возникла на архаическом этапе развития культуры и содержит в себе презентативный пласт архаического сознания, интегрированного в культуру на всех последующих этапах ее развития. Традиционно исследователи связывают сказку с мифом, делая акцент на производности сказки от мифа. Мифологическое сознание принимает за реальность содержание мифологических сюжетов, в то время как сказка изначально признается вымыслом, фантазией. Сказка в известной мере функционально остается мифом. Но в отличие от мифа в сказке практически отсутствует граница между естественным и сверхъестественным, оживающие животные, растения, стихии и другие природные сущности активно включаются в сказочное действие, превращаясь в самостоятельные персонажи, наделенные душой.
Содержание сказки - это мир символов. Сказка является системой, выражающей некое сущностное значение, содержащееся в ряде сменяющих друг друга символических картин и событий. Как отмечает Х. Дикман, «символика сказки в процессе культурного развития человечества, в течение столетий и тысячелетий остается неизменной» [4, с. 45]. Символы тесно связаны с бессознательным, и в контексте концепции Юнга сказки являются непосредственным отображением психических процессов коллективного бессознательного. Архе-типические образы в сказках представлены в наиболее простой и краткой форме, что дает ключ для осмысления процессов, происходящих в коллективной психике.
В условиях современной действительности изучение сказки как специфического способа ценностного отражения мира важно и актуально. Устойчивость сказочных образов состоит в том, что они одновременно адресуются и к сознанию, и к подсознанию человека.
Современное понимание сказки как знаковой формы позволяет наиболее адекватно осмыслить его феномен. Сказочный мир представляет собой многослойную, метафоричную семантическую конструкцию, при интерпретации которой вскрывается совсем иное содержание, чем то, что лежит на поверхности. Символ, в том числе и сказочный, - это особый знак, несущий сам в себе всю полноту собственного текста.
В языке слово раскрывается через другие окружающие его в тексте слова, символ же выступает в неделимости своего образа. Сказочный текст выступает как символ-текст, особенности которого отмечает В.Н. Топоров: «Существуют такие тексты-символы, которые целесообразно отнести к особому классу «сверхтекстов» - как в силу их исключительной семантической глубины и насыщенности, их способности к функционированию в качестве символа высших сакральных ценностей, особой заинтересованности в них со стороны тех, кто
пользуется ими, так и в силу их специфического статуса как текста в широком текстовом пространстве» [5, с. 116].
Своеобразное явление в фольклорной культуре представляет взаимодействие сказок с мифами, эпическими произведениями. Фольклор непосредственно связан с социальными и религиозными институтами, с актуальными верованиями и ритуализованным бытом. В фольклоре наряду с развитыми мифологическими представлениями и символикой присутствуют черты более древних, архаических представлений. Сказка отражает фольклорное сознание. Иногда фольклорное сознание, отражая действительность, зашифровывает ее, иногда оно просто не восходит к реальной исторической действительности, а описывает мир вымысла. Адекватность отражения сохраняется только в смыслах образов и должна быть раскодирована.
Библиографический список
Жизненный смысл, смысл нравственных идеалов народа отражен в сказочных образах, отличающихся предельной обобщенностью и насыщенностью. Сказка своеобразным образом создает портрет этноса, так как в помыслах и настроениях героев сказки содержится и транслируется информация о нравах и быте народа. Не случайно сказки разных народов имеют собственную ярко выраженную специфику.
За сказкой скрывается ее глубинное основание - выражение смыслов обрядов и посвящений, ее символическая семантика. Мифопоэтические воззрения, имплицитно присутствующие в сказках, определяют специфику этнической традиции [6]. Поэтому главная задача современного семиотического анализа сказки состоит в понимании инвариантности закодированных, скрытых под образной оболочкой смыслов действительности, которые сказка предоставляет человечеству.
1. Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). - СПБ.: Искусство-СПБ, 1994.
2. Грякалов, А.А. Письмо и событие. эстетическая топография современности. - СПб.: Наука, 2004.
3. Мелетинский, Е.М. К вопросу о применении структурно-семиотического метода в фольклористике // Избранные статьи. Воспоминания. -М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2008.
4. Дикман, Х. Юнгианский анализ волшебных сказок. - СПб.: Академ. Проект, 2000.
5. Топоров, В.Н. Об одном классе символических текстов // Ва1капо-ВаИо-81ауюа: симпозиум по структуре текста. Предварительные материалы и тезисы. - М., 1979.
6. Гекман, Л.П. Константы традиционной культуры Большого Алтая (к вопросу о методологии исследования) // Мир науки, культуры, образования. - 2010. - № 1.
Статья поступила в редакцию 12.09.10
УДК 130+8.07
Н.В. Губина, канд. филол. наук, АлтГАКИ, г. Барнаул, E-mail: ninochka4@mail.ru
ВЛАСТЬ СУБЪЕКТА И СУБЪЕКТ ВЛАСТИ: ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Б статье с точки зрения номинации на материале прозы Е. Замятина рассматривается одна из ключевых проблем культуры ХХ века - проблема взаимоотношений человека и Власти.
Ключевые слова: личность, социум, субъект, заглавие, Власть, художественное творчество, проза Е. Замятина.
Е.И. Замятин - один из самых известных русских писателей первой трети ХХ века, впоследствии оказавший немалое влияние как на отечественную, так и на зарубежную литературу и культуру. Будучи автором романа «Мы», в котором закладываются основы жанра антиутопии, он пытается рассмотреть с художественной и одновременно обобщеннофилософской точек зрения одну из главных проблем культуры двадцатого столетия - проблему взаимоотношений человека и Власти. Частными аспектами данного вопроса можно считать тему существования личности в тоталитарном государстве, а также тему со-, противо-, взаимосуществования личности и социума.
Наиболее продуктивно рассмотреть эволюцию указанной проблемы в творчестве писателя на материале анализа произведений с так называемыми «субъектными» названиями. Методика работы с метатекстом заглавий одного автора рассматривалась нами в ранее опубликованных статьях [1]. Основной оппозицией для субъектной группы становится антиномия «личность - социум», в рамках которой выделяются три этапа осмысления Е. И. Замятиным образа субъекта:
1. Первоначально человек воспринимается автором как бессознательное тело, которым манипулирует Власть, то есть тело - часть пространства Власти, ее субъект и одновременно объект.
2. Е. И. Замятин разрабатывает тему человека как части социума, пытается разглядеть Власть изнутри, через психологию общества (толпы, стада).
3. Автора интересует личность, преодолевшая психологию массового человека, вставшая над социумом, а потому
наделенная креативной функцией, то есть властью над космосом. Землемер - тот, кто меряет землю, перекраивает ее, перераспределяет, то есть творит и переделывает пространство, мир. Это уже власть субъекта. Логическим завершением становится заглавие «Бич божий», как итог эволюции субъекта в творчестве Е. И. Замятина.
Первому этапу внутри метатекста соответствуют заглавия «Непутевый», «Старшина», репрезентирующие субъект Власти. Уже на уровне названий человек предстает не как личность, а как результат аксиологической деятельности социума. Общество оценивает субъекта с точки зрения пригодности к функционированию внутри пространства Власти и навешивает соответствующий ярлык.
Одновременно заглавия «Непутевый» и «Старшина» могут быть рассмотрены как контекстные антонимы внутри субъектной парадигмы: «непутевый» - субъект, не укладывающийся в аксиологические рамки социума; «старшина» -субъект, оцененный обществом как пригодный, «путевый», а потому наделенный функцией занимать определенную ступень в иерархии Власти.
Главные герои этих произведений Сеня и Иван Коныч также противопоставлены друг другу как герои интенсивного (городского) и экстенсивного (уездного) типов пространства. Непутевый Сеня оторван от заземленного родового начала, а потому лишен автором отчества, противопоставлен ряду героев внутри рассказа и творчества Е.И. Замятина в целом. «Петра Петровича все до единого по имени-отчеству величают, а Сеню хоть бы раз для потехи Семен Иванычем кто назвал <. > Нет: Сеня да и только» [2, с. 91].
