ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2008. № 4
ИЗ ИСТОРИИ МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В.И. Антонов СЛОВО О КОМЛЕВЕ
Когда берешься рассказать о такой личности, как Николай Георгиевич Комлев, то невольно оказываешься в переплетении самых разных чувств — то радужных от мысли, каким светлым и благородным человеком он был, то грустных от того, что вот уже более восьми лет Николая Георгиевича нет среди нас, то испытываешь некоторое состояние внутреннего удовлетворения от ожидания и желанного предвосхищения того, что наконец-то чувство ученического долга перед его именем будет воплощено в памятном слове о нем. И тут же ощущаешь холодный прилив чувства ответственности за это «слово». А за этим ощущением, естественно, приходят сомнения и опасения: «Смогу ли написать о нем? Сумею ли воссоздать во всей полноте его памятный образ, зная, каким он был многогранно талантливым, человечным? Не сведется ли авторское слово к какому-то сухому описанию, к чисто академическому повествованию?»
Охваченный борением подобных чувств и сомнений, я взялся за перо — за главное орудие строительства «слова»... И что же из этого вышло, какое же «слово» об этом во многих отношениях уникальном человеке получилось, судить, разумеется, не мне одному. Но хочу честно признаться: писал его от души, искренно. Во всяком случае, оно «выводилось» не формально, не бесстрастно, а через призму глубоко личностного отношения.
Николай Георгиевич Комлев... В памяти зримо всплывает далекое лето 1969 г., когда я был наивным и доверчивым абитуриентом философского факультета МГУ. В один из тех летних дней, в преддверии вступительных экзаменов, в старом здании философского факультета, что располагалось в самом центре Москвы, на Моховой (тогда — на проспекте Карла Маркса), поднимаясь на второй этаж, впервые увидел Николая Георгиевича, стоявшего вблизи от лестницы. Я это хорошо запомнил только по одному моменту: он почему-то добродушно улыбнулся мне и тепло поздоровался: «Guten Tag!». Рядом с ним стояла строгого вида женщина. Они общались на немецком. Позднее я узнал, что этой женщиной была доцент кафедры немецкого языка Нина Николаевна Жижина. Ей как раз я сдавал вступительный экзамен по немецкому языку.
Что же касается Николая Георгиевича, то тогда, в первую минуту встречи с ним, у меня в голове мелькнула только одна-единственная мысль: «Немецкий товарищ, представитель ГДР». Затем мысль моя раздвоилась от другого предположения: «А может он из Западной Германии?». Но я никак не мог в то время представить себе, что передо мной тогда стоял наш советский преподаватель, настоящий русский интеллигент. Слишком разительным было отличие от того, что мы привыкли каждодневно видеть в образе советского человека. Он заметно выделялся не только манерой поведения — коммуникабельностью, учтивостью, приветливостью... И внешне Николай Георгиевич ассоциировался с запомнившимся по зарубежным фильмам собирательным образом человека с Запада: стройный, подтянутый, с утонченными аристократическими чертами лица, излучавшего улыбку как знак расположения к собеседнику, с аккуратной прической. Одежда на нем была также явно не советского производства: модный темно-серый в крапинку пиджак с красивым галстуком.
Спустя некоторое время я вновь увидел Николая Георгиевича, на этот раз на вступительном экзамене, причем он был единственным мужчиной среди экзаменаторов. Мне тогда подумалось: приехал, наверное, стажироваться или по обмену опытом. И каково же было мое удивление, когда он вдруг перешел на чистейший русский язык и начал, дружелюбно улыбаясь, задавать в очень корректной форме наводящие вопросы затруднявшимся с правильным ответом абитуриентам.
Новый неподдельный интерес к личности Н.Г. Комлева у меня пробудился, когда в сентябре того же года он пришел в нашу языковую группу в качестве преподавателя. Помнится, он вошел в аудиторию, легким взмахом ладони левой руки поприветствовал всех нас, затем улыбнулся, да так, словно встретил старых закадычных друзей. Все мы тогда очень внимательно приглядывались к нему. Меня больше всего поразили чрезвычайно умные и добрые глаза Николая Георгиевича.
Занятия он проводил как-то легко и непринужденно, без ненужных шаблонов. На неправильные ответы студентов Николай Георгиевич реагировал всегда с юмором, с легким смехом. Один раз даже пошутил по поводу своей фамилии: «Прошу не спутать мою фамилию с глаголом "kommen" в трех временных формах, т.е. нельзя говорить "komlew", "kamlew", "gekomlew"». При этом от души смеялся. Столь мягкая, а по сути, очень умная форма критической оценки наших знаний всегда подзадоривала нас на заинтересованное «вхождение» в проблемно-поисковую ситуацию, побуждала быть на высоте вопросов. Поэтому мы старались тщательно готовиться к занятиям по немецкому языку и шли на
них с непременно приподнятым настроением. Нас действительно всегда тянуло на занятия Н.Г. Комлева.
Наши одногруппники по немецкому языку всегда с благодарностью вспоминают, с каким старанием, методично и последовательно Николай Георгиевич приучал нас к правильному произношению различных слов и словосочетаний, как он без устали в течение почти всего первого курса выправлял и насыщал наш акустико-произносительный уровень с точки зрения коррективного фонетического курса. Это касалось множества гласных и согласных звуков, редуцированных гласных. Речь здесь также шла о различных дифтонгах, умлаутах, аффрикатах, вибрантах (R), (г), ударении в слове. Но при этом Н.Г. Комлев особый упор делал на интонацию слов, на интонационную специфику простых и сложных предложений.
О том, какое большое значение Николай Георгиевич придавал фонетически правильному произношению слов на немецком языке, можно проиллюстрировать на одном примере. При изучении и звуковом освоении фонемы «h» на одном из занятий на первом курсе возникли естественные затруднения ввиду отсутствия фонетического аналога в русском языке. Н.Г. Комлев в течение всего занятия терпеливо, с глубоким знанием и пониманием данного вопроса разъяснял нам, в чем заключаются особенности этой фонемы, многократно демонстрировал ее четко слышимым легким придыханием. В связи с этим Николай Георгиевич указывал на принципиальную недопустимость подмены фонемы «h» мягкой формой русской буквы «х», что он считал как раз проявлением русского (этноязыкового) акцента в немецком языке.
Немало нам тогда пришлось попотеть и с усвоением конструктивно тяжеловесной, строжайше «расписанной» по соответствующим правилам грамматики немецкого языка. Поэтому далеко не просто было на первом и втором курсах постигать характерные особенности морфологии и синтаксиса данного языка, в том числе, например, такие вопросы, как образование временных форм «Passiv» и их правильное употребление, образование сложных форм «Konjunktiv» и их правильный перевод и использование и т.д. Но все в конечном счете обходилось наилучшим образом благодаря нашему преподавателю Н.Г. Комлеву. Он как всегда был на высоте профессионализма и педагогического мастерства. Николай Георгиевич просто и доходчиво, в то же время с тонкостью и изяществом ювелира раскрывал нам секреты грамматической «орнаментики». Причем из его системы преподавания тех лет запомнилась еще одна любопытная деталь: при объяснении различных грамматических форм и структур немецкого языка он всегда так или иначе затрагивал их смысловую основу, определял
их понятийно-содержательный базис, тем самым, думается, сознательно выводил нас как будущих философов на более высокий уровень понимания языка — грамматологический, семантический. Уже тогда чувствовалось, что семантика языка и в особенности смыслообразование слова являются исследовательской стихией, профессиональной страстью Николая Георгиевича.
В этой связи не без гордости вспоминаю начало второго курса, точнее говоря, 5 октября 1970 г., когда на философском факультете МГУ были организованы День немецкого языка и в его рамках конкурс «Знание немецкой грамматики», где автор данных строк оказался в числе лучших. Но все же тот день больше запомнился другим: Николай Георгиевич, от души поздравив меня, подарил из своей личной библиотеки необычный по формату, с кожаным черного цвета тиснением аудиоучебный курс немецкого языка «Audio-Vox-Lehrgang DEUTSCH», изданный в Берлине аж в 1931 г., с дарственной надписью: «...einem guten Kenner der deutschen Grammatik, am 5 Okt. 1970. vom Lehrer N. Komlew». С той поры это пособие хранится в моей домашней библиотеке как бесценный раритет.
Другая достаточно эффективная особенность в системе преподавания Н.Г. Комлева состояла в том, что изучение и усвоение нами на втором курсе лексики немецкого языка, включая общественно-политическую, как правило, подкреплялись определенным историко-культурным фоном, некоторым этносоциальным пластом. И здесь нам бесспорную практическую помощь оказывала его книга «Deutsches Heute in Gesprächen» («Беседы о современной немецкой действительности»), выдержавшая два издания со значительным тиражом (более 100 тыс. экз.). Она имела для студентов большое, прежде всего познавательное значение. Потому эта книга в студенческой среде того времени пользовалась неизменными спросом и успехом.
И все же наиболее ответственным периодом в деле изучения немецкого языка нам представлялся третий курс, когда началась специализация по кафедрам. А это уже на сугубо профессиональном уровне предполагало необходимость межпредметной стыковки (философские дисциплины — иностранные языки). Поэтому тот курс был сопряжен с изучением трудов классиков немецкой (в равной степени — мировой) философии: Готфрвда Лейбница, Иммануила Канта, Фридриха Шеллинга, Иоганна Фихте, Георга Гегеля, Фридриха Энгельса, Карла Маркса и др. Одновременно многие их известные произведения (разумеется, наиболее значимые фрагменты, соответствующие разделы) приходилось систематически переводить с языка оригинала, т.е. с немецкого языка. И тут, в процессе глубинного привития интереса к пости-
жению языка путем непосредственного обращения к первичному источнику, к тексту-оригиналу, опять-таки не обошлось, прямо скажем, без главенствующей, решающей роли Николая Георгиевича. Более того, в ходе совместной работы по переводу и осмысливанию философских работ классиков он для нас неожиданно и приятно преображался, представая перед нами в облике настоящего философа. Мы поражались глубине знаний, точности и строгости понимания Н.Г. Комлевым философских концепций немецких мыслителей. Лингвофилософский синтез, который Николай Георгиевич профессионально демонстрировал нам на занятиях третьего курса, ярко подтверждал не только методологическую основательность, но и междисциплинарную широту и универсализм его взглядов.
На занятиях по немецкому языку, конечно же, мы неоднократно обращались к переводу философских (гносеологических, логических) трудов и современных (для того времени) исследователей. В частности, Н.Г. Комлев на подобающем ему профессиональном уровне разъяснял нам методику перевода популярной тогда работы ученого-философа, логика из ГДР Георга Клауса «Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка» («Die Macht des Wortes. Ein erkenntnistheoretisch-pragmatisches Traktat»). Эта книга вышла в свет в СССР как раз в переводе Николая Георгиевича. Также мы под его чутким методическим руководством переводили отдельные разделы книги другого немецкого философа — Эрхарда Альбрехта «Bestimmt die Sprache unser Weltbild?» («Определяет ли язык нашу картину мира (мировоззрение, мировидение)?») Не менее значимым тогда для нас являлось, помнится, ознакомление в нашем переводе и с известной работой методологического характера немецкого физика, лауреата Нобелевской премии Вернера Гейзенберга «Абстракция в современном естествознании» («Die Abstraktion in der modernen Naturwissenschaft»).
Изучение философских работ на языке оригинала имело несомненную ценность в том отношении, что оно в значительной мере способствовало формированию у нас собственного философ-ско-категориального аппарата, причем на немецком языке. В связи с этим хочется снова с особой признательностью подчеркнуть, что не только терминологическое запоминание трудных и сложных философских понятий, но и семантическое их усвоение, некоторое самостоятельное оперирование ими на иностранном языке стали возможными благодаря особому педагогическому дару Н.Г. Комлева. Именно он с выдержкой истинного джентльмена, лексически элегантно, понятийно тонко и ясно сопоставляя и
сличая два (русский и немецкий) языка, обнажал перед нами мир онтологических сущностей, схваченных в философских категориях, показывал обобщающую силу философских абстракций, раскрывал органичную связь гносеологической теории с проблемой значения, с семиотическим и герменевтическим подходами к языку.
Из тех далеких лет стоит вспомнить и о том, что в конце третьего курса (1972), под самый занавес в деле программного изучения немецкого языка, нас ожидал приятный сюрприз, непосредственно связанный с именем Комлева. Было выпущено сто учебное пособие по немецкому языку, специально предназначенное для студентов философских факультетов университетов. И, кстати, до сих пор оно остается единственным по своему профилю, в этом смысле уникальным изданием. Тем ценнее и глубже (особенно по прошествии стольких лет) осознается дарственная надпись, сделанная Н.Г. Комлевым на данной книге: «Gen. Anto-now W.I. Herzlich vom Autor. N. Komlew».
Книга Н.Г. Комлева, вне сомнения, послужила незаменимым учебным подспорьем в ходе подготовки и сдачи завершающего (государственного) экзамена по немецкому языку. Хотя многие разделы учебного пособия были уже известны нам и прошли предварительную апробацию на наших занятиях, эта работа как системно отработанное и функционально выверенное целое полностью соответствовала тем целям и задачам, поставленным в предисловии: «С помощью данного учебного пособия студент сможет выработать навык самостоятельного чтения философской литературы в оригинале с минимальным использованием словаря, а также научиться делать небольшие устные сообщения по философии на иностранном языке. Кроме того, пособие ставит целью научить студента быстрому беспереводному ознакомлению с содержанием спецтекстов (без словаря), а также переводу со словарем. Таким образом, главное предназначение книги — служить переходным звеном от учебника вузовского типа к большой философской литературе по соответствующей специализации студента»1.
Должен признаться, по завершении учебного курса по немецкому языку мои дружеские контакты с Николаем Георгиевичем отнюдь не прекратились. Но они уже обрели характер научного сотрудничества. При этом форма творческого наставничества с его стороны по-прежнему продолжалась. Так, в аспирантские годы и в особенности в период защиты мной кандидатской диссертации на тему «Символ и его роль в познании» (1980) им был дан ряд весьма ценных рекомендаций методологического порядка. Также я обращался к нему за критическими советами по своей
докторской диссертации, написанной на тему «Символизация в познавательном и социально-практическом процессе» и защищенной в 1992 г.
Последняя встреча с Николаем Георгиевичем состоялась в феврале 1996 г. Мы были искренне рады представившейся возможности нового общения. Он сразу же подарил мне с дарственной надписью «Словарь новых иностранных слов», выпущенный Издательством МГУ. Я же, со своей стороны, вручил ему свою небольшую работу «Символ в обществе и культуре Востока». Разговор тогда получился очень насыщенным и содержательным. Как всегда Н.Г. Комлев был в добром расположении духа. От него исходил искрящийся юмор.
Через два года его не стало. Весть о трагической гибели Николая Георгиевича Комлева в декабре 1998 г. глубоко потрясла меня. Без преувеличения можно сказать, что научно-гуманитарное сообщество России, да и не только российское, в его лице потеряло тогда выдающегося ученого-лингвиста, талантливого от Бога исследователя-новатора, подлинного гуманиста. Но остался светлый, добрый, незабываемый образ Николая Георгиевича. И он будет всегда храниться в сердцах родных и друзей, коллег и учеников, близко знавших его.
Жизненная биография, творческий путь Н.Г. Комлева достойны большого уважения и признания. Глубокий след, оставленный им в жизни и науке, заслуживает объективного изучения и осмысления. Обращение к фактологическим моментам жизни столь неординарного человека имеет несомненное воспитательное значение для современной творческой молодежи, для новых поколений ученых-филологов, философов и вообще гуманитариев как таковых.
Николай Георгиевич Комлев родился в самый канун 1925 г. в многодетной старообрядческой семье, где традиционно культивировался строгий патриархальный уклад. Родители служили речниками на Волге. Любовь и уважение к ним Николай Георгиевич пронес через всю свою жизнь. Особенно трепетным было его отношение к матери Капитолине Ефимовне. Ведь именно она, будучи глубоко набожной женщиной, каждодневно и неустанно молилась за младшего сына Колю, когда тот в 1942—1945 гг. воевал на фронте и ежеминутно в открытую смотрел в глаза смерти. И он выжил. Ангел-хранитель — святой Николай Чудотворец, свершив чудо, уберег младшего. Но война чудовищна по своей природе, она не может обойтись без пожирания человеческих жизней. К величайшему горю матери два старших брата Коли Комлева (оба — офицеры-летчики) погибли в середине войны.
Сам Николай Комлев в годы Великой Отечественной войны воевал в морской пехоте на Балтийском фронте. Мужественно защищал «Ораниенбаумский пятачок». Там он совершил редкий военный подвиг — огнем своего пулемета сумел сбить фашистский самолет, направлявшийся на очередную бомбежку Кронштадта. О молодом матросе, о его подвиге писала тогда фронтовая газета.
Николай Комлев в годы войны поражал сослуживцев одним своим редкостным даром — уникальным слухом. Он мог по реву мотора различить тип самолета, пролетавшего даже за облаками. Такая слуховая способность помогала ему четко определять не только сами вражеские самолеты, но и даже степень их загруженности авиабомбами. Позднее это качество еще более разовьется в его профессиональной — научно-педагогической — деятельности, а также приведет его к увлечению классической музыкой. В подтверждение сказанного позволю себе привести один убедительный пример из студенческих лет, глубоко врезавшийся в мою память. Дело как раз происходило с учебным освоением фонемы «Ь». Николай Георгиевич, мгновенно уловив наличие данной фонемы в моем родном, т.е. бурятском, языке, попросил произнести одно предложение с ее использованием. Я незамедлительно это сделал: «Би Москваагай гурэнэй дээдэ Ьургуулида Н ура на б» («Я учусь в Московском государственном университете»). Каково же было мое удивление, когда Николай Георгиевич после вторичного моего высказывания с полной адекватностью и фонетически, и интонационно воспроизвел его.
Но профессиональное изучение и занятие филологией, языками у Николая Комлева началось не сразу после окончания войны. Еще долгих четыре года ему пришлось дослуживать на том же флоте на минном тральщике, с постоянным риском для жизни очищая от мин Балтийское море. К счастью, и на этот раз ангел-хранитель ни на минуту не оставлял его.
И наконец, в 1949 г. Николай Комлев получает долгожданную возможность продолжить свое образование, ведь он еще в военные годы загорелся сильным желанием профессионально заняться германистикой, изучить и овладеть языком «противника». Это обстоятельство с учетом несомненных военных заслуг привело Николая Комлева в Военный институт иностранных языков. Годы учебы здесь прошли под знаком напряженной работы над языками. Он специализировался на изучении немецкого и польского языков. От природы данная, суровым опытом военных и послевоенных лет отшлифованная склонность всегда быть аккуратистом, настоящий характер трудоголика, особый талант к языкам
8 ВМУ, философия, № 4
113
сделали свое дело. В 1954 г. из стен института вышел виртуозный переводчик с немецкого и польского языков. Но, несмотря на достигнутый уровень, знание этих языков Н.Г. Комлев беспрестанно оттачивал всю свою жизнь. В результате он не только стал первоклассным знатоком истории и диалектологии немецкого языка, но и умел совершенно свободно говорить на немецких диалектах, т.е. на уровне их носителей. В дальнейшем Николай Георгиевич самостоятельно освоил английский язык. Более того, он мог общаться еще на девяти европейских языках. Также в мои студенческие годы он не раз высказывал свое глубоко уважительное отношение к восточным языкам, в первую очередь к китайскому и хинди. Как-то раз он с восхищением говорил о том, что за китайскими иероглифами сокрыт особый язык коммуникации и информации, они способны вобрать в себя целый мир духовных ценностей, в них заложены богатейшая история и неповторимая культура народа.
По окончании вуза Николай Комлев более года проработал в системе разведки ГДР. Его работа была связана с прослушиванием и анализом передач на территории тогдашней ФРГ. Затем он вернулся в Москву и начал работать консультантом по иностранной литературе в Союзе писателей СССР. Здесь Николай Комлев познакомился и тесно общался с такими известными для своего времени людьми, как Борис Полевой, Юрий Левитан, Херлуф Бидструп и др.
Спустя год работы Н.Г. Комлева в СП СССР в его судьбе наступает по-настоящему поворотный момент. В памятном для старших поколений страны, в этом смысле глубоко символичном 1956 г. (XX съезд КПСС, развенчание культа личности Сталина, осуждение массовых репрессий) он переходит на преподавательскую работу в Московский университет им. М.В. Ломоносова, на филологический факультет. И именно в стенах главного вуза страны суждено было в полной мере проявиться его яркому таланту подлинного педагога и ученого-исследователя.
В МГУ Николай Георгиевич плодотворно трудился более 42 лет. Сначала он работал на кафедре немецкого языка (до 1975), затем до конца своей жизни (1998) — на кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания. За этот период им были успешно защищены кандидатская диссертация: «Компоненты содержания слова» (1966) и докторская диссертация «Семантика слова в речевой реализации» (1989). Он последовательно стал доцентом (1969), профессором (1992) МГУ. На базе диссертационных исследований Н.Г. Комлева были изданы интересные монографии: «Компоненты содержательной структуры слова» (1969), «Слово в речи. Денотативные аспекты» (1992).
Исследовательское поле профессора Н.Г. Комлева носило обширный и многопластный характер. Оно охватывало широкий круг проблем в области общего, германского и польского языкознания. В его исследованиях поднимались и тщательно прорабатывались актуальные вопросы лексической семантики, лексикологии русского, немецкого, английского и польского языков, а также билингвизма. Немаловажное значение в работах Н.Г. Ком-лева придавалось проблемам философии и социологии языка.
В русле философско-социологических аспектов лингвистики невольно хочется вспомнить его одну довольно-таки объемную статью «Наступление на слово», опубликованную на страницах журнала «Вопросы философии» в ноябрьском номере 1971 г. Среди ученых-философов она тогда произвела настоящий фурор. В частности, я хорошо запомнил на одной из лекций восторженный отзыв о ней крупнейшего специалиста по истории философии и гносеологической проблематике, профессора кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ И.С. На-рского. Должен отметить, что новое ее прочтение по прошествии почти тридцати шести лет никак не оставило меня равнодушным к ней. Примечательно, что данная работа по ряду позиций уже веет классикой в высшем смысле этого слова. Тем интереснее она читается. Одновременно в ней можно найти немало положений, не утративших своего значения и для развития современного языкознания.
Н.Г. Комлев, профессионально полемизируя в указанной статье с известным американским ученым того времени Джорджем Стейнером и развенчивая вульгарно-социологический подход к языкам, превалирующий в его работе «Отступление от слова», четко определяет: «Слово — это не перевод действительности и не подмена ее, а инструмент формирования понятий и описания действительности»2.
В ракурсе вышесказанного следует подчеркнуть, что в 70—80-е гг. прошлого столетия в научных кругах страны неизменным интересом пользовалась ранее упомянутая монография Н.Г. Комлева «Компоненты содержательной структуры слова». К примеру, классик отечественной филологии и философии А.Ф. Лосев, перечисляя в своем фундаментальном труде «Знак. Символ. Миф» (1982) «главнейшие работы на русском языке за последние два десятилетия, когда знаковая теория языка стала развиваться особенно бурно»3 и ведя речь «только о главнейших теориях, а вернее сказать, только о некоторых главнейших теориях»4, специально указывает на эту работу. Поэтому совершенно неслучайным является тот факт, что упомянутая книга Н.Г. Комлева еще в 1976 г. была переведена и опубликована на английском языке издательством
MOUTON (Гаага, Париж). Кроме того, она дважды (2003, 2006) переиздавалось московским издательством «УРСС» в рубрике «Лингвистическое наследие XX века». Там же в 2003 г. переиздана еще одна важнейшая его работа, упомянутая выше: «Слово в речи. Денотативные аспекты». Все это, безусловно, служит ярким подтверждением того, что труды профессора Н.Г. Комлева по-прежнему востребованы научно-педагогической общественностью и, можно сказать, во многом обрели классический характер.
В данном контексте не могу не поделиться еще с одним своим откровением. Взявшись за «слово о Комлеве», я еще раз более внимательно и более осмысленно обратился к его трудам, указанным выше, а также к некоторым другим его работам. И у меня по существу состоялось новое видение такого явления, как мир комлевской исследовательской мысли. Вновь я поразился глубине и масштабности этого явления, данного в слове, вернее, раскрывающего великую природу слова. Но не меньше меня удивило наличие гармоничной связи номинации «слово о Комлеве» с самим «словом», открываемым им изнутри для науки. И тут у меня невольно возникли ассоциативные аналогии. Если поэтам (разумеется, настоящим) суждено воспевать величие слова, быть его «певцами», то Н.Г. Комлева как истинного ученого-лингвиста можно по праву считать подлинным его врачевателем. Он в своих исследованиях выполнял важнейшую миссию по структурно-семантической «терапии» слова, т.е. занимался «оздоровлением» и совершенствованием его внутреннего состояния (содержательной структуры) с точки зрения классического и современного языкознания с адекватным учетом социокультурных, философских и психологических аспектов.
Если говорить в целом об исследовательском направлении профессора Н.Г. Комлева, о единой концептуальной линии его творческих изысканий, то они сосредоточены на системном рассмотрении процесса языкового общения. В последнем он видел главный коммуникативно-информационный инструмент всей нашей жизни (этнокультурной, социально-политической, хозяйственно-экономической и т.д.). В таком подходе и понимании по существу заложена авторская философия языкового общения. В этой связи профессор Н.Г. Комлев рассматривал язык как важнейший фактор управления обществом, считал его имманентным способом самовыражения личности как активного субъекта социокультурных процессов.
Николай Георгиевич целостность языковой жизни обосновывал и освещал на основе детальной разработки триединства проблем: как изучать язык? как обучать языку? как общаться посред-
ством языка? И здесь им важное место отводилось авторскому анализу психологии речевого общения и психологии языка.
Необходимо специально остановиться и на сформулированных профессором Н.Г. Комлевым гносеологической постановке и выводах относительно не только собственно языкового, но и самого познавательного процесса: нельзя наблюдать объект, не изменяя его; нельзя наблюдать объект, не нарушая восприятие его; нельзя интерпретировать наблюдения, не искажая правильного представления об объекте; нельзя передать интерпретацию наблюдения, не придав ему дополнительного искажения. Интересно отметить, что эти положения при всей их специфичности имеют некоторую общность с принципом фальсификационизма, которого придерживались в XX столетии многие известные западные ученые неопозитивистской ориентации, в том числе нобелевские лауреаты в области физики. Суть его состояла в следующем: принципиальная фальсифицируемость научных теорий служит двигательной силой науки. Поэтому было бы совершенно неверно предполагать, что перечисленные выше гносеологические посылки и импликации профессора Н.Г. Комлева якобы направлены против научной истины и объективности в науке, что они якобы настраивают исследователей на некий агностицизм, основанный на пессимизме и безысходности. Все дело тут заключалось в том, что он через призму и с помощью оригинально, в то же время аргументированно выдвинутых им тезисов сумел обнажить сложную и противоречивую природу научно-познавательного процесса, а затем разработать их в ключе конструктивного развития знания.
Применительно к самому языку все это в исследованиях Н.Г. Комлева органично трансформировалось в рассмотрение и выявление специфики языкового знака, в анализ и обоснование теории мотивации знака в языковом общении, в разработку учения о лексическом понятии и о связи коннотации и денотации в семантике языка, в построение внеконтекстных взаимоотношений в лексике. Также им были успешно разработаны теория отношения говорения к мышлению, ряд важнейших денотативных аспектов слова и высказывания, некоторые теоретические и практические вопросы денотации. Эти и другие положения как раз нашли всестороннее обоснование в последней книге Николая Георгиевича «Слово в речи».
Профессор Н.Г. Комлев, безусловно, видел, сокрушался и переживал по поводу допускаемых в современной речевой практике ошибок, изъянов и искажений. Поэтому он постоянно работал над усовершенствованием речевой коммуникации на русском языке, неоднократно выступал в печати, по радио. При этом как полиглот, естественно, не обходился без метода сопо-
ставительного анализа. В качестве наглядного примера можно назвать его интересный доклад (один из последних), представленный к XII Международному съезду славистов в Кракове (1998) «Речевая культура современных славянских языков в сопоставлении с неславянскими (контрастивный аксиологический анализ)»5.
Энциклопедическая широта кругозора профессора Н.Г. Ком-лева и прекрасное знание им ряда европейских языков способствовали зарождению в нем еще одного интеллектуально-творческого увлечения и открытию им специальной рубрики в газете «Книжное обозрение», посвященной новым иностранным словам. Кропотливая работа Николая Георгиевича по их определению, составлению и систематизации в последующем вылилась в издание (причем с многократным переизданием) целой серии различных словарей: «Иностранное слово в деловой речи. Краткий словарь новых слов с переводом и толкованием» (М., 1992); «Словарь новых иностранных слов» (М., 1995; 1998; 2006); «Словарь иностранных слов» (М., 2000); «Школьный словарь иностранных слов» (М., 1999; 2002); «Иностранные слова и издания» (М., 1997; 1998). Кроме того, в 1998 г. его словарь иностранных слов был переведен на китайский язык и издан в Уханьском университете.
Блестящее знание и владение немецким и польским языками, фундаментальные исследования в области германистики и поло-нистики, отраженные в более чем двухстах работах, закономерно вывели Н.Г. Комлева в ряд выдающихся отечественных ученых-лингвистов, а высочайшая способность полиглота обеспечивала органичное сочетание в нем признанного теоретика и замечательного практика. Именно поэтому ему посчастливилось не один раз встречаться и общаться со знаменитыми людьми и творческими коллективами. Так, Николай Георгиевич в качестве непосредственного переводчика сопровождал первого космонавта Земли Юрия Гагарина во время его поездки по Польше, Берлинский симфонический оркестр в период его гастролей по СССР. Также ему доводилось работать переводчиком Мстислава Ростроповича, Барбары Брыльска и др.
Особая натура Николая Георгиевича как ученого-исследователя проявлялась и в том, что он обычно писал свои труды дома под звучащую классическую музыку. Классика всегда ласкала его удивительно тонкий, можно сказать, профессионально разборчивый и требовательный слух. Она мысленно окрыляла, одухотворяла ученого, заметно повышала его творческий тонус. За многие годы профессором была собрана огромная коллекция грампластинок классической музыки, в том числе с автографами Иегуди Ме-нухина, Святослава Рихтера и др.
Профессора Н.Г. Комлева правомерно при жизни называли «ходячей энциклопедией». Им был собран и систематизирован домашний тематический каталог-библиография по лингвистике и философии, включавший в себя около пятидесяти тысяч карточек. Это обстоятельство в значительной мере облегчало проведение научно-поисковой работы не только ему, но и многочисленным ученикам — аспирантам, соискателям и докторантам.
За годы научно-педагогической деятельности в стенах Московского университета Николай Георгиевич зарекомендовал себя чрезвычайно умным, ответственным и заботливым научным руководителем. Под его научным началом защитили докторские и кандидатские диссертации более сорока человек. Его благодарные ученики представляют не только большинство стран СНГ, но и многие другие государства мира (США, Германия, Франция, Польша, Китай, Южная Корея, Румыния, Чехия, Словакия, Ангола, Палестина и т.д.).
Обширный и разносторонний талант педагога и специалиста позволял профессору Н.Г. Комлеву читать различные лекционные курсы, спецкурсы. Так, на филологическом и философском факультетах МГУ он читал курсы лекций «Введение в языкознание», «Общее языкознание», спецкурсы «Семантические проблемы речевой коммуникации», «Философские вопросы языкознания», на социологическом факультете МГУ, в МГИМО — спецкурсы «Российская реклама и РИ.», «Социология языка».
Таковым был Николай Георгиевич Комлев — человек глубокого ума и масштабного мышления, неуемной творческой энергии и многогранного таланта. Его ни на минуту не покидал дух одержимости исследовательским порывом, настойчивым поиском оригинальных идей, новых и нестандартных подходов и решений научных проблем. Вклад профессора Н.Г. Комлева в разработку широкого комплекса вопросов, связанных с классическим и современным языкознанием, трудно переоценить.
Он был интересен во всем — как ученый, как педагог, как личность, как собеседник... Сам всегда тяготел ко всему нетривиальному. Умел даже обыденные вещи и явления повернуть и показать с неожиданной стороны, придававшей им новый смысл.
Особая высота интеллектуально-нравственной культуры, присущая ему, никогда не давала повода для проявления им какой бы то ни было формы кичливости, заносчивости. Напротив, Николай Георгиевич до конца своих дней оставался необычайно простым и скромным человеком. Он отличался чрезвычайной щепетильностью в вопросе о том, как уберечь в любых жизненных ситуациях уважительное отношение к человеческому достоинству.
Он был человеком веселого нрава, с открытой и доброй душой, с отзывчивым и сострадательным сердцем, настоящей личностью со своим ярко выраженным и запоминающимся жизненным почерком.
Улан-Удэ, январь 2007 г.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Кошев Н.Г. Учебное пособие по немецкому языку для студентов философских факультетов университетов. М., 1972. С. 5.
2 Комлев Н.Г. Наступление на слово//Вопросы философии. 1971. №11. С. 73.
3ЛосевА.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 31.
* Там же. С. 184.
5 Научные доклады филологического факультета МГУ. М., 1998. С. 31—52.