CC BY
8УДК 343.1(019) DOI 10.25724/VAMVD.TBCD
ББК 67.410.212-1
А. И. Мелихов, Л. В. Готчина
ОПЕРАТИВНО-РАЗЫСКНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КАК ИНСТИТУТ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ, КОНТРОЛЯ И ПРЕСЕЧЕНИЯ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ РОССИИ
В статье с позиции, изложенной в работе Дугласа Норта, Джона Уоллиса, Барри Вайнгаста «Насилие и социальные порядки», исследуются категории «национальная безопасность» и «оперативно-разыскная деятельность» органов полиции в истории России. По мнению авторов, национальная безопасность в свете учения Д. Норта — это состояние максимальной устойчивости государственного и общественного порядка к внешним и внутренним изменениям и угрозам, характерное для высшей стадии развития государственных образований, именуемой «обществом открытого доступа», обладающего способностью бесконечно воспроизводить себя во времени, пространстве и человеческом сознании. В свою очередь, оперативно-разыскная деятельность является институтом, ограничивающим насилие, порождаемое криминальными, военными, политическими, экономическими и иными видами угроз национальной безопасности путем его явного и скрытого предупреждения, контроля и пресечения. В настоящее время в России складываются благоприятные условия для перехода на высшую стадию государственного развития Российской Федерации, именуемую «обществом открытого доступа», однако формированию полноценных государственных и общественных институтов контроля за несанкционированным преступным и санкционированным государственным насилием препятствует государственная монополизация и коммерциализация сыскной деятельности.
Ключевые слова: национальная безопасность, оперативно-разыскная деятельность, «общество открытого доступа», устойчивое развитие, монополизация и коммерциализация сыскной деятельности.
A. I. Melikhov, L. V. Gotchina
OPERATIONAL-SEARCH ACTIVITY
AS AN INSTITUTION OF PREVENTION, CONTROL
AND SUPPRESSION OF VIOLENCE IN THE HISTORY OF RUSSIA
This article examines such categories as "national security" and "operational-search activities" of the police in the history of Russia from the standpoint of the framework "Violence and Social Orders" by Douglas North, John Wallis, Barry Weingast. According to the authors, national security in the light of D. North's teaching is a state of maximum stability of the state and public order to external and internal changes and threats, characteristic of the highest stage of the state formation development, also called an "open access society", which has the ability to endlessly reproduce itself in time, space and human consciousness. In turn, operational-search activity is an institution that limits violence generated by criminal, military, political, economic and other types of threats to national security through its explicit and covert prevention, control and suppression. Currently, conditions in the Russian Federation are favorable for the transition to the highest stage of state development called the "open access society". However, the formation of full-fledged state and public institutions of control over unauthorized criminal and sanctioned state violence is hindered by state monopolization and commercialization of detective activities.
Key words: national security, operational-search activity, "open access society", sustainable development, monopolization and commercialization of detective activities.
В советский период научная деятельность была объединена единой мировоззренческой методологией, основанной на учении марксизма-ленинизма, что позволяло добиться высоких успехов в исследовательской работе за счет глубокого уровня творческой эмпатии. В течение длительного периода
времени это в значительной степени устраивало советское общество, однако общее разочарование в идеологическом аспекте марксизма-ленинизма значительно ослабило его воздействие на науку вследствие недостижения поставленной СССР задачи построения нового, коммунистического
устройства общества. Не рассматривая причины данной неудачи, следует отметить благотворное влияние марксистской методологии на гуманитарные исследования в целом. В настоящее время она получила свое дальнейшее развитие в трудах нобелевского лауреата по экономике Дугласа Норта, увлекавшегося теоретическим марксизмом в начале своей научной карьеры. Его социологическая концепция имеет аксиологическую направленность: если целью марксистской идеологии было построение коммунизма, то назначение работ Норта — трансформировать современное общество в «общество открытого доступа», для которого характерен социальный порядок, учитывающий, в отличие от классической коммунистической доктрины, факторы индивидуализма, глобализации, стремления к потребительскому изобилию и т. п. По мнению автора, оно должно стать высшей стадией развития так называемых естественных государств, где сформировавшийся общественный уклад может быть охарактеризован как социальный порядок ограниченного доступа, которому, в свою очередь, предшествует примитивный порядок, свойственный малым социальным группам в догосударственном состоянии. В последних двух порядках личные отношения между значимыми членами общества составляют основу социальной организации.
Для изучения истории оперативно-разыскной деятельности и национальной безопасности нами будут использованы аналогии исторических формаций Д. Норта, выделяемые им в зависимости от способности государства поддерживать различные виды организаций или проникновения его в сферу гражданского общества. Так, хрупкие естественные государства не способны поддерживать любые организации и само государство. Базисные естественные государства могут поддерживать организации, но только в рамках своей территориальной организации. Зрелые естественные государства могут поддерживать широкий ряд элитарных организаций, не находящихся под непосредственным контролем верховной власти.
Данные типы общества отличаются друг от друга в том числе методами контроля над насилием, что интересно для нашего исследования. Если в примитивном порядке и естественном государстве регулирование общественных отношений и борьба с насилием, как правило, осуществляются конкретными людьми и социальными группами (элитами) путем ограничения прав остальных членов общества на создание организаций и сопротивление насилию, то в «обществе открытого доступа» создаются специальные институты, обеспечивающие условия для обезличенного управления обществом с равным доступом на конкурентной основе, позволяющие такому общественному порядку быть
максимально устойчивым к внешним и внутренним изменениям.
Исходя из теории Д. Норта, настоящий исторический период в развитии нашей страны характеризуется эволюцией перехода от социального порядка ограниченного доступа к социальному порядку открытого доступа, направленного не на сохранение существующего общественного устройства, а на создание методологии его воспроизводства во времени, пространстве и человеческом сознании. Данный уровень развития свойствен, согласно учению Д. Норта, «обществам открытого доступа» или, используя терминологию А. Тойнби и О. Шпенглера, государствам-цивилизациям (Византия, Рим и т. п.). Например, СССР был устойчивым естественным государством со стремлением к созданию «общества с открытым доступом», но с уходом поколения его основателей этот социальный уклад распался, не сумев адаптироваться к внешним и внутренним изменениям, так и не перейдя на цивилизационный уровень, но создав хорошую основу для такого перехода. Советское мироустройство перестало восприниматься российскими гражданами в той мере, которая необходима для передачи имманентных характеристик общественному и государственному строю для его воспроизводства.
Согласно доктринальным документам (стратегиям национальной, общественной безопасности) в настоящее время, как нам представляется, Россия стремится к устойчивому развитию посредством создания институтов общества свободного доступа и отказа от таких атрибутов зрелого естественного государства, как коррупция, элитарность и т. п. По нашему мнению, в соответствии с учением Д. Норта оперативно-разыскная деятельность является институтом, ограничивающим насилие в разных формах его проявления, на различных временных этапах, разных субъектов насилия и т. д. С этой точки зрения социальные институты, как комплексные объекты изучения, включают общепризнанные представления и убеждения, официальное законодательство, писаные и неписаные нормы, формальные и неформальные соглашения и разнообразные, в том числе неформальные, средства принуждения их к исполнению норм [1, с. 59]. Однако подавляющее большинство исследований по проблемам оперативно-разыскной деятельности проводится с формально-правовых позиций, в то время как остальные институты остаются фактически вне рамок изучения, что приводит к упрощенному представлению об объекте оперативно-разыскной деятельности.
По нашему мнению, национальная безопасность в свете учения Д. Норта — это состояние максимальной устойчивости государственного общественного порядка к внешним и внутренним изменениям и угрозам, характерное для высшей
стадии развития государственных образований, именуемой «обществом открытого доступа», обладающего способностью бесконечно воспроизводить себя во времени, пространстве и человеческом сознании.
Чтобы исследовать динамику развития оперативно-разыскной деятельности и национальной безопасности, необходимо определить их философское и политико-правовое содержание в отечественной науке. Институты оперативно-разыскной деятельности и национальной безопасности имеют универсальное значение в истории (всего) человечества, институциональное изучение требует выявления ментальных особенностей общества, в котором они существуют. У каждого общества и государства свой путь к устойчивому развитию. В нашей работе внимание уделено совершенствованию российского миропорядка.
В примитивный период развития общества, когда человечество было представлено незначительными по объему кровно-родственными группами, необходимость в поддержании общественного порядка и контроля над насилием методами, характерными для современной оперативно-разыскной деятельности (скрытое наблюдение, агентурная работа и т. п.), отсутствовала, да и ее возможности были сильно ограничены в силу того, что каждый член общины обладал знаниями о возможностях и целях других людей. Применение методов скрытого наблюдения, провокации и т. п. порождало обстановку недоверия друг к другу, что негативно сказывалось бы на моральном состоянии членов общины и не способствовало их выживанию. Поэтому подобные методы были возможны только в отношении чуждых общине лиц, рассматриваемых ее членами либо в качестве добычи, либо в качестве потенциального противника.
В тоже время, как справедливо утверждает ведущий российский криминолог Ю. М. Антонян, первобытная культура — то наследство, от которого человечество никогда не избавится, поскольку личность в филогенетическом плане формируется именно в ней [2]. Исходя из этого, корни многих современных государственно-правовых институтов, в том числе национальной безопасности, оперативно-разыскной деятельности и уголовного процесса следует искать именно в этом периоде.
Поскольку нарушения установленного порядка были очевидны для всех, их расследования не требовалось. Немногочисленные социальные конфликты разрешались согласно принятой в обществе иерархии, посредством поединков, божественных испытаний и т. п. Однако именно в указанный период появляется табу на совершение самосуда как попытка разделить этапы пресечения нелеги-тимированных социальным коллективом форм насилия от наказания за него. И поскольку в малых
замкнутых группах все принимаемые решения имеют большую значимость, запрет самосуда преследовал целью заместить эмоциональное решение потерпевших рациональным разрешением конфликта со стороны авторитетных членов общины с учетом интересов всех заинтересованных сторон, т. е. максимально справедливо для предупреждения конфликтов в будущем и разрешения текущих коллизий и инцидентов в целях повышения шансов выживаемости общины [3].
Период междоусобных войн характеризуется противостоянием между «своими» и «чужими», а потому право общины и других коллективных субъектов не только преследовать преступника, но и наказывать его не подлежало сомнению в силу чрезвычайности обстоятельств. В последующем упрощение процесса выявления, раскрытия и расследования преступлений во время войн и других чрезвычайных ситуаций характерно для всех периодов российской и зарубежной истории.
В государственной фазе развития, согласно методологии Д. Норта, выделяются периоды: хрупких государств, неспособных формировать и длительно поддерживать устойчивые социальные институты и собственное воспроизводство; базисных государств, имеющих возможность создавать и постоянно поддерживать необходимые для существования и развития учреждения и организации, но только в своих собственных рамках; зрелых государств, способных поддерживать и создавать условия для функционирования широкого спектра элитарных организаций, не находящихся под непосредственным контролем государственной власти [1, с. 69].
Уже в ранний, «хрупкий», государственный период, когда господствующий этнос, не имея возможностей для установления полного собственного контроля всех этапов борьбы с насилием, санкционирует обычное право завоеванных или присоединенных общин, монополизируя таким образом функцию разрешения уголовных конфликтов, но уже не в целях установления справедливости, а в качестве проявления своих властных полномочий по отношению к субъектам конфликта. Функция «разыскания» следов в случае неустановления преступника ложилась на потерпевшего, которому общины должны были оказывать содействие в «гонении следа». В качестве остатков суверенных полномочий у общины оставалось право «отбиться от следа», т. е. силой отстранить потерпевшего от розыска и не выдавать преступника из своей общины, но выплатить государству штраф.
В уголовный процесс окончательно входит запрет на самосуд. Так, исследуя санкционированное древнерусским государством обычное право, М. Ф. Владимирский-Буданов приводит следующую норму: «Некто поймал вора с поличным и вошел
с ним в соглашение - взять с него деньги и отпустить на все четыре стороны; кажется, сделка правильная, однако нет, это — „самосуд", подлежащий наказанию» [4, с. 294].
В начальный базисный период российского государства общины и другие коллективные образования внутри государства теряют остатки своих преференций, в том числе в сфере уголовного преследования, поскольку идет централизация государства и подавление очагов сопротивления власти на общинных территориях.
Институализированной формой постепенной, но последовательной монополизации государственной власти права на насилие является образование специальных органов, занимающихся всеми стадиями борьбы с преступностью. Так, например, в России в 1539 г. образуется разбойный приказ, занимавшийся всеми стадиями борьбы с преступностью, переименованный с 1682 г. в сыскной и просуществовавший с таким названием до XVIII в. В Соборном уложении 1649 г. определяется порядок розыска преступников и расследования преступления.
Переходом к фундаментальному государству, по-видимому, можно считать подавление стрелецкого бунта, когда в эпоху Петра I модернизирующееся государство смогло с помощью системы новых институтов подавить несанкционированное насилие со стороны государственной вооруженной организации старого образца. На данном этапе в условиях стабильного развития страны и внешней безопасности начинает формироваться архитектура современной российской оперативно-разыскной деятельности и уголовного процесса в качестве средств обеспечения национальной безопасности как государственного блага для своих граждан.
В указанные исторические периоды подавление насилия, в том числе с помощью негласных методов, характерных для современной оперативно-разыскной деятельности, осуществлялось не в целях всеобщей (национальной) безопасности, а в целях политической безопасности личной власти вождя (императора как божественного наместника), доминирующей социальной, родственной или этнической группы.
Научный подход к обеспечению национальной безопасности посредством методов, характерных для современной оперативно-разыскной деятельности, возникает в России только с развитием городского образа жизни и процессов урбанизации в целом, обеспечивающих индивидуализацию и анонимность человека (и, как следствие, его безнаказанность), начинает свое становление после отмены крепостного права и формирования слоя городского населения, имеющего полную правосубъектность, свободного от общинного,
религиозного и других видов общественного контроля, актуального для сельских жителей. Объективную необходимость возникновения данного направления государственной деятельности обосновал К. Ясперс, указавший, что если негосударственное насилие стихийно по своей природе, масштабов не знает, то государственное принуждение и насилие организованны и всегда имеют пределы, очерченные законом. Поэтому уже самое плохое государство оправдано тем, что сдерживает разрушительную энергию большого общества [5, с. 339—340]. Криминальная угроза больших городов, порождаемая освобожденной массой народа, не зависящей от старых социальных институтов сдерживания насилия, ужаснула общество и породила целую плеяду классиков российской литературы: Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, С. В. Максимова, П. Ф. Якубовича, В. М. Дорошевича, В.А. Гиляровского и других писателей [6; 7]. Обеспечение безопасности новой, многочисленной группы городского населения прежде всего от самого себя и стало задачей уголовной полиции императорской России — прообраза современных органов внутренних дел.
Основным субъектом борьбы с преступностью в Российской Империи была полиция, в компетенции которой входили полномочия как по выявлению и раскрытию, так и по расследованию преступлений. Гласная нормативная основа полицейской деятельности, по оценкам специалистов, была невелика [8, с. 57], «чтобы не стеснить полицию в этой деятельности, по существу своему требующей быстроты и целесообразности соответственно с видоизменяющимися обстоятельствами» [9, с. 362—363]. Подобное построение института борьбы с нелегальным насилием повлекло массовые злоупотребления со стороны полицейских чинов, что в условиях повышения грамотности населения требовало реакции государства в виде усложнения процедуры выявления, раскрытия и расследования преступлений.
Совершенно справедливо считалось, что полиция, как орган дознания, не представляет условий объективности и беспристрастности, которые необходимы при производстве судебных действий, поэтому был создан институт судебного следствия как инстанции поиска истины и сдерживания полицейского насилия.
Указанная национальная система организации борьбы с криминальным и политическим насилием посредством уголовного процесса и полицейской сыскной деятельности, а также контроля государственного насилия со стороны полицейских органов просуществовала до смены государственного и политического строя в 1917 г.
В советское время объединение следственных и оперативно-разыскных органов, с одной стороны,
устранило механизм контроля за государственным насилием в области уголовного процесса, с другой — в отечественную систему обеспечения национальной безопасности был внесен такой значимый элемент, как негласный контроль посредством сыска за партийной госхозноменклатурой, просуществовавший в ленинский и сталинский этапы развития оперативно-разыскной деятельности. По мнению А. Е. Шарихина, именно данный институт обеспечивал устойчивость советского государства, делая его по классификации Норта — фундаментальным государством, отказ от использования этого инструментария обеспечения национальной безопасности в большей мере способствовал распаду СССР [10, с. 64].
Оперативно-разыскная деятельность проявила себя как устойчивый институт контроля за насилием со стороны не только криминальных, но и военных угроз. В результате анализа научной литературы, отражающей деятельность оперативных работников милиции в годы Великой Отечественной войны, можно выделить следующие направления использования профессиональных навыков оперативных работников органов внутренних дел в условиях военного положения в настоящее время:
— ведение оперативно-агентурной работы на территории противника или захваченной им территории;
— выявление и раскрытие шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельности противника в тылу, на фронте и на освобожденной от врага территории;
— выявление и раскрытие преступлений, совершенных военнослужащими;
— выявление и документирование преступлений против мира и безопасности человечества (геноцид, планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны, применение запрещенных средств и методов ведения войны и др.), совершенных противником;
— оперативное сопровождение объектов экономики, имеющих важное значение для обеспечения обороны страны;
— оперативная гласная и негласная проверка лиц, находившихся в плену, окружении, на захваченных территориях, с целью выявления фактов пособничества и государственной измены;
— выявление и разоблачение лиц, совершивших преступления среди военнопленных и интернированных иностранцев, в местах заключения.
В указанных формах использования сыскной деятельности правоохранительных органов в военное время проявилась такая важная черта высшей стадии развития общественного и государственного строя, как возможность поддерживать широкий ряд неформальных социальных институтов, не находящихся под непосредственным контролем государства (партизанские движения, агентурные сети и т. п.).
В современной России созданы такие специальные институты, обеспечивающие условия для обезличенного управления обществом с равным доступом на конкурентной основе в области контроля за преступным и государственным насилием, как адвокатура, третейские суды, правозащитные и саморегулируемые организации, частный сыск; но будучи институтами, характерными для «общества открытого типа», личные отношения между значимыми членами данных институтов продолжают составлять основу их социальной организации, что, по сути, характерно для фундаментальных естественных государств. Однако государственная монополизация сыскной деятельности не позволяет эффективно контролировать государственное насилие, что приводит к злоупотреблениям, нарушениям прав человека, коррупции и в конечном итоге акцентуации всего государственного управления на личностях, что уже происходило в советский период истории нашего государства.
1. Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества / пер. с англ. Д. Узланера, М. Маркова, Д. Раскова, А. Расковой. М.: Изд-во ин-та Гайдара, 2011. 480 с.
2. Антонян Ю. М. Преступность в первобытном обществе // Научный портал МВД России. 2019. № 3. С. 119—131.
3. Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989. 573 с.
4. Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д: Феникс, 1995. 639 с.
5. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Изд-во полит. лит., 1991. 527 с.
1. Nort D., Wallis D., Weingast B. Violence and social orders. Conceptual framework for the interpretation of the written history of mankind. Translation from English D. Uzlanera, M. Markov, D. Raskov, A. Raskova. Moscow: Gaidar Institute publishing house; 2011: 480. (in Russian).
2. Antonyan Yu. M. Crime in primitive society. Scientific portal of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019; 11 (3): 119—131. (in Russian).
3. Taylor E. B. Primitive culture. Moscow: Politizdat, 1989: 573. (in Russian).
4. Vladimirsky-Budanov M. F. Review of the history of Russian law. Rostov-on-Don: Feniks; 1995: 639. (in Russian).
6. Прокурова Н. С. Вопросы судопроизводства в творчестве Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова. Волгоград: Волгогр. ком. по печати, 1996. 51 с.
7. Прокурова Н. С. Не сотвори зла. К проблеме преступления и наказания в русской художественной литературе и публицистике. М.: Academia, 2001. 342 c.
8. Жаров С. Н. Оперативно-разыскная деятельность уголовного сыска Российской Империи // Юрист-правовед. 2007. № 4 (23). С. 56—61.
9. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб.: Альфа, 1996. 607 с.
10. Шарихин А. Е. Парадигмы оперативно-розыскной деятельности и их влияние на формирование системы обеспечения экономической и общественной безопасности страны // Пробелы в российском законодательстве. 2017. № 4. С. 63—67.
© Мелихов А. И., Готчина Л. В., 2021
5. Jaspers K. The meaning and purpose of history. Moscow: Political literature publishing house; 1991: 527. (in Russian).
6. Prokurova N. S. Questions of legal proceedings in the works of F. M. Dostoevsky, L. N. Tolstoy, A. P. Chekhov. Volgograd: Volgograd Press Committee; 1996: 51. (in Russian).
7. Prokurova N. S. Do not do evil. On the problem of crime and punishment in Russian fiction and journalism. Moscow: Academia; 2001: 342. (in Russian).
8. Zharov S. N. Operational-search activity of criminal investigation of the Russian Empire. Jurist-Pravoved. 2007; 23 (4): 56—61. (in Russian).
9. Foinitskiy I. Ya. Course of criminal proceedings. Saint Petersburg: Alfa; 1996; 1: 607. (in Russian).
10. Sharikhin A. E. Paradigms of operational-search activity and their influence on the formation of a system for ensuring the country's economic and public security. Gaps in Russian legislation. 2017; 4: 63—67. (in Russian).
© Melikhov A. I., Gotchina L. V., 2021
Мелихов Александр Иванович,
доцент кафедры конституционного и административного права Волгоградской академии МВД России, кандидат юридических наук, доцент; e-mail: stalingrad@pisem.net
Готчина Лариса Владимировна,
начальник кафедры уголовного права Санкт-петербургского университета МВД России,
доктор юридических наук, профессор; 8 (812) 744-70-75
Melikhov Alexander Ivanovich,
associate professor at the department of constitutional and administrative law of the Volgograd academy of the Ministry of the Interior of Russia, candidate of juridical sciences, docent; e-mail: stalingrad@pisem.net
Gotchina Larisa Vladimirovna,
head of the department of criminal law of Saint Petersburg University of the Ministry of the Interior of Russia, doctor of juridical sciences, professor; 8 (812) 744-70-75
* * *
