CC BY
213
Николай Рерих и Япония: неизвестные страницы
В. Э. Молодяков, В. А. Росов
Выставка японского искусства в Музее Рериха и ее политический фон: январь-февраль 1932 г.
30 сентября 1931 г. президент Музея Рериха в Нью-Йорке Луис Хорш начал рассылать официальные приглашения на празднование десятилетия музея, запланированное на 17 ноября. В числе токийских адресатов были Императорская академия и Национальный исследовательский совет, Национальный комитет интеллектуального сотрудничества при японской Ассоциации Лиги наций, Токийский императорский университет и университет Кэйо. Ответом стала волна отказов - чаще почтительных, например, от президента Академии и Исследовательского совета химика Сакураи Дзёдзи (1858 1939)1 или главы университета Кэйо Фукудзава Ититаро, но порой холодных и формальных, как от секретаря Академии, историка буддизма Анэсаки Масахару (1873-1949). Многие просили передать свои поздравления и выразить уважение «профессору Николаю Рериху за сближение всех народов в духе укрепления мира во всем мире через культуру», как, например, президент Токийского университета Онодзука Кихэйдзи (1871-1944) в письме от 29 октября 1931 г.2. Но ехать никто не хотел.
Время для путешествий из Токио в Нью-Йорк, действительно, было не самое подходящее. В ночь с 18 на 19 сентября 1931 г., всего за 11 дней до отправки Луисом Хоршем приглашений, у полотна линии принадлежавшей японцам Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) вблизи Лютяогоу, к северу от Мукдена, прогремел взрыв. «Даже по сравнению с инцидентом в Сараеве, который разжег пламя первой мировой войны, это было совершенно незначительное и случайное событие, - писали позднее «левые» японские историки. - ... Не было известно, кто и с какой целью произвел этот взрыв, но если бы даже это удалось установить, все равно этот случай не должен был привести к таким серьезным последствиям»3. Так начался «Маньчжурский инцидент». Была ли это провокация Квантунской армии, что наиболее вероятно, или просто случайность, что тоже возможно, но ответная реакция была молниеносной: утром 19 сен-
1 Учитывая недостаточную нсследованность темы и ее важность не только для японове-дов, мы, по мере возможности, приводим даты жизни и краткие сведения о японцах, с которыми, так или иначе, контактировал Рерих.
2 Неопубликованные письма в собрании «Nicholas Roerich Museum», New York (далее: NRM).
3 История войны на Тихом океане. М., 1957, пер. с яп., т. 1, с. 187.
тября Мукден был занят японскими войсками, а к середине дня армия полностью контролировала территорию вокруг ЮМЖД. Все эти действия проводились, как теперь установлено, по заранее подготовленному плану, творцами которого были офицеры штаба Квантунской армии -будущие генералы Исивара Кандзи и Итагаки Сэйсиро, не имевшие санкции императора, кабинета или военного министра и поставившие перед свершившимся фактом даже собственного командующего.
Китай, - точнее, связанные друг с другом сложными отношениями, но сразу же объединившиеся против общего врага режимы Чан Кайши и маньчжурского «молодого маршала» Чжан Сюэляна - немедленно предъявил протест японскому правительству и 21 сентября обратился за помощью в Лигу наций, членом Совета которой он был только что избран. Конфликт сразу же оказался на повестке дня Совета Лиги и ее Ассамблеи. На стороне «единого фронта» китайских диктаторов выступил госсекретарь США Генри Стимсон, хотя Соединенные Штаты в Лигу не входили. 22 сентября Стимсон пригласил к себе японского посла Дэбути Кацудзи (1878-1947) и вручил ему меморандум с заявлением, что маньчжурская проблема касается не только Японии и Китая4. 24 сентября правительство по настоянию министра иностранных дел Си-дэхара Кидзюро ответило, что не имеет к Китаю территориальных претензий и немедленно после урегулирования конфликта выведет войска в пределы прежней дислокации5.
Дэбути был назначен послом в США в 1928 г. До этого он был вицеминистром иностранных дел и работал под началом Сидэхара. Обоих считали «западниками» и сторонниками «миролюбивой» дипломатии, которую противники именовали «соглашательской». Оба намеревались защищать политические и экономические интересы Японии в Китае, но мирными средствами - не из-за пацифизма, а чтобы не конфликтовать с другими «великими державами». Став в 1927 г. главой правительства, генерал Танака Гиити, сторонник «позитивной» дипломатии (оппоненты называли ее «агрессивной»), лично возглавил МИД, а годом позже отправил Дэбути в Вашингтон. В описываемое нами время Танака уже ушел в мир иной. Правительство возглавил либерал Вакацуки Рэйдзиро, пригласивший Сидэхара на пост главы внешнеполитического ведомства. Пребывание Дэбути в США приобрело особое значение.
Григорий Беседовский, советский поверенный в делах в Токио в 1926-1927 гг., свидетельствовал: «Господин Дебучи (так ранее транскрибировалась его фамилия. - В. М., В. Р.), несомненно, один из самых блестящих японских дипломатов. Прекрасно образованный, владеющий в совершенстве английским языком, хорошо знающий Европу, Америку и Китай, он представляет собой законченный тип японского дипломата, с широким умом и разносторонним опытом. ...Сила логи-
4 Стимсон Г. Дальневосточный кризис. Воспоминания и наблюдения. М., 1938, с. 4, 30.
5 История войны на Тихом океане, т. 1, с. 357-359.
ческих выводов господина Дебучи была поистине изумительна, и я иногда был буквально восхищен ярким блеском его аргументации»6.
Как только более или менее достоверная информация о событиях в Маньчжурии попала в японские газеты, произошло то, чего можно было ожидать. Почти все слои общества, за исключением узкого круга придворных, финансистов и высших бюрократов, оценили действия Квантун-ской армии как «патриотические» и обрушились на правительство за его «нерешительность». Годом позже знаменитый публицист Нитобэ Инадзо говорил о своих единомышленниках: «Либералы не одобряли военных действий в Маньчжурии; однако когда появилась угроза извне, они встали на защиту чести своей страны, оставив мелкие споры с соотечественниками-милитаристами»7. Об этом сразу стало известно за границей. Дальнейшие действия Японии обострили ситуацию. 8 октября авиация Квантунской армии бомбардировала г. Цзинчжоу, после чего Стимсон через Дэбути потребовал от Сидэхара гарантий прекращения дальнейшей экспансии, дать которые министр был не в состоянии.
В таких условиях Луис Хорш завершал подготовку первой выставки современной японской живописи в Музее Рериха. Партнером в организации этой выставки выступило министерство просвещения Японии. Практическая работа началась еще до «Маньчжурского инцидента», а замысел - по свидетельству Елены Ивановны Рерих - возник несколькими годами ранее: «Помню, как в 26-м году, когда мы беседовали с Радной и Морисом (Зинаидой и Морисом Лихтманами, ближайшими сотрудниками Рерихов в Америке. - В. М., В. Р.) о значении такой большой выставки, мы уже тогда планировали начать ее не с Европы, но с Востока»8. Японское правительство не отказалось от нее даже после грозных заявлений Стимсона. 5 января 1932 г. Хорш телеграммой поблагодарил своего «визави» в министерстве просвещения Исимару Юдзо, выразив надежду, что «выставка внесет большой вклад в японско-американское культурное взаимопонимание». 8 января Исимару ответил словами «глубочайшей благодарности за то, что выставка японской живописи состоится в вашем городе»9.
Проходившая под патронажем посла Дэбути и его супруги, выставка открылась в субботу 9 января, что совпало с очередным обострением политической ситуации: 2 января был взят Цзинчжоу. Ответом стала «доктрина Стимсона», изложенная 7 января в ноте японскому и китайскому правительствам. США заявили о непризнании «любой ситуации, договора или соглашения», которые противоречат Антивоенному пакту
6 Беседовский Г. На путях к термидору. М., 1997. С. 183.
7 Inazo Nitobe. Lectures on Japan. An Outline of the Development of the Japanese People and Their Culture. Tokyo, 1936, p. 269.
8 Письмо к американским сотрудникам (8 февраля 1932). - Рерих Елена Ивановна. Письма. 1919-1933, М., 1999, т.1,. 290.
9 Неопубликованные телеграммы в собрании NRM.
Бриана-Келлога 1928 г., т.е. являются результатом разрешения международных проблем военными средствами10. Иными словами, любые попытки Японии закрепиться в Маньчжурии, например, путем создания марионеточного режима, были обречены на непризнание со стороны Вашингтона. 11 марта такую же позицию заняла Лига наций.
В речи Дэбути на открытии выставки, произнесенной на превосходном английском языке, нет и следа политических бурь. Он говорил так, как будто ничто не омрачало двусторонних отношений. Отметив, что «профессор Рерих создал музей для достижения международного взаимопонимания через искусство, в котором проявляются культура, традиции и дух нации», посол напомнил, что «Япония заинтересована в развитии гармоничных отношений между странами». Дэбути удовлетворенно подчеркнул, что «отношения между Америкой и Японией на протяжении более чем семидесяти пяти лет были отношениями мира и дружбы». Выступление Дэбути имело протокольный характер, но было благосклонно принято американской прессой и опуликовано на следующий день в нескольких газетах, включая «New York Times»11.
После церемонии Зинаида Фосдик (Лихтман) записала в дневнике: «Открытие японской выставки. Ambassador Японии Debuchi произнес большую речь, говоря, что Япония и Америка жили в мире 75 лет, что идеи Н. К. [Рериха] глубоко значительны для Японии - культурный обмен и взаимное понимание двух наций. Луис [Хорш] приветствовал его, затем говорил Mr. Taft, брат бывшего президента и друг Debuchi. Масса народу, японцы, видные американцы, огромный успех»12.
Отклики на открытие выставки (все положительные) и ее реклама появлялись в дюжине американских газет на протяжении всего времени экспонирования. Вход на выставку был свободным. Самого Николая Константиновича в Нью-Йорке не было (его представлял Хорш), поэтому пресса почти не уделила внимания лично мастеру. Исключение составила газета местной японской диаспоры «The Japanese American». 30 декабря 1931 г. она оповестила читателей о выставке и предстоящем выступлении Дэбути на ее открытии, особо отметив тот факт, что экспозицию принимает музей, созданный человеком, который «во многих своих сочинениях отдал дань культуре Японии»13. За этими словами следовала пространная цитата из статьи Рериха «Слава самураев», написанной в феврале 1931 г. и присланной в качестве приветствия Япон-
10 Стимсон Г. Дальневосточный кризис, с. 65-69 (текст ноты: с. 66).
11 Debuchi Calls US a Partner of Japan. - The New York Times. 10.01.1932. После выступления Дебути передал Хоршу машинописный текст речи, хранившийся первоначально в собрании NRM. В настоящее время документ находится в собрании Amherst Centre for Russian Culture, Massachusetts, USA (далее: ACRC). Использованная нами коллекция газетных вырезок, посвященных выставке, находится в двух собраниях: ACRC и NRM.
12 Фосдик (Лихтман) 3. Г. Дневник. -NRM. Теградь 43,1931-1932. Запись от 9 января 1932 г.
13 Japan Joins America in Cultural Event. - The Japanese American. 30.12.1931.
скому Рериховскому обществу; в том же году она вошла в сборник «Держава света», выпущенный издательством «Alatas»:
«Говоря о Японии, мы можем употреблять слово “Прекрасное”. На это понятие имеет право народ, который до сих пор весною выходит празднично приветствовать пробуждение природы, народ, который обращает повседневность в сокровище искусства и выбирает одну картину для каждого дня; народ, который знает, как чувствовать произведение искусства. Где же, кроме Японии, так много частных художественных собраний? В какой другой стране так же почетно называться собирателем искусства? ...Множество фактов являют нам Японию с самой положительной стороны, но при этом мы должны помнить, что для нас ускользает такое же множество трогательных и героических подробностей. .. .Японский народ, осознавая богатые традиции, понесет и дальше высокую культуру, которая уже помогла ему занять в мире такое выдающееся место»14.
Статья об открытии выставки в «The Japanese American» напоминала: «Музей Рериха основан профессором Николаем Рерихом с единственной целью - способствовать дружбе и взаимопониманию между народами через искусство, поскольку он понимает, что искусство, прежде всего, есть единственный международный язык. Достойно всяческих похвал то, что во время международных и дипломатических трудностей, музей послужит делу лучшего понимания Японии американцами, показав им современное японское искусство. Тот, кто испытывает подозрения в отношении намерений Японии, может посмотреть на эти картины и успокоиться». Вслед за этим газета процитировала слова Хорша, назвавшего присутствие Дэбути с супругой на церемонии открытия «знаком высочайшей государственной мудрости»15.
Выставка отличалась репрезентативностью, представив зрителям произведения современных мастеров пяти традиционных художественных школ страны: ямато-э - «японские картины» - декоративная живопись на ширмах и свитках, вдохновленная китайскими образцами; укиё-э -«картины плывущего (изменчивого, бренного) мира» - цветная гравюра на дереве, в сюжетах которой преобладали пейзажи и портреты; школы Тоса, развивавшей традиции ямато-э; школы Кано, художники которой находились под влиянием конфуцианства и работали в монохромной технике; школы Нанга («южная живопись»), во многом близкой к школе Кано. «Рядовой американец, представление которого о японской живописи крайне ограничено, - писала на следующий день после открытия газета “New York American”, - возможно, не сразу заметит эти различия. Скорее, он сможет оценить общий идеал всей современной школы декоративного реализма»16.
14 Рерих Николай. Держава света. Southbury, 1931, с. 192-193.
15 Art Exhibition at The Roerich Opens in Colorful Atmosphere. - The Japanese American. 10.01.1932.
16 Modem Japanese Paintings on View at Roerich Museum. - New York American. 10.01.1932.
Имена японских художников ничего не говорили американским читателям, поэтому их поместили не все газеты, которые в то же время не обошли вниманием нотаблей, почтивших присутствием открытие выставки или входивших в ее попечительский совет. В Музее Рериха были представлены работы таких мастеров, как пейзажист Мори Гэцудзё (1886 1961), буддийский монах Кобаякава Сюсэй (1889-1974), Накамура Дайдза-буро (1898-1947), Томита Кэйсэн (1879-1936), Саэки Сюнко (1909-1942), чьи работы по сравнению с другими казались авангардными. Особое внимание привлекли портреты красавиц, выполненные Уэмура Сёэн (1875-1949) и Ито Синсуй (1898-1972). Следует добавить, что все газеты называли художников только по именам: возможно, потому, что так было принято в Японии... или просто приняв их за фамилии, которые в японском языке, в отличие от английского языка, пишутся первыми.
Японский генеральный консул в Нью-Йорке Хориноути Кэнсукэ (1886— 1979), будущий вице-министр иностранных дел (1936-1938) и посол в США (1938-1940), внимательно следил за выставкой и за откликами на нее. 11 февраля, сразу после закрытия и в разгар японских военных операций в Шанхае, еще более обостривших отношения между Токио и Вашингтоном, он поблагодарил Хорша личным письмом, добавив, что сообщил в МИД об успехе мероприятия17. Таким образом, имя Рериха стало ассоциироваться в Токио с попыткой улучшить образ Японии в США и, тем самым, сгладить разгоравшийся между ними конфликт.
Сами Рерихи в полной мере оценили значение выставки. 8 февраля 1932 г. Елена Ивановна писала американским сотрудникам: «Очень и очень радует нас успех японской выставки. И прекрасны речи, как Логвана [Луиса Хорша], так и посланника японского, подчеркнувшего значение культурного обмена между странами. Вы знаете, насколько Н. К. [Рерих] высоко ценит искусство Японии, и именно хотел бы оттуда начать большую выставку. Конечно, можно очень осторожно и тактично подготовлять почву дружественными выявлениями и ознакомлением со значением художественно-культурной деятельности Н. К. [Рериха]. <.. .> Восток сейчас больше оценит и поймет все духовное и культурное, народы Запада слишком заняты разрешением своих проблем».
Особое внимание привлекают следующие за этим фразы: «А вдруг какой-нибудь японец и воскликнет так же, как Метерлинк, именно в его словах. Кстати, эти слова ведь очень знаменательны, и хорошо запомнить их и пользоваться при случае». Елена Ивановна имела в виду слова знаменитого бельгийского драматурга и мыслителя о «Вожде окрыляющем Рерихе». «Хорошо уметь вкладывать людям или, вернее, подводить их к подобным формулам, - заключила она. - Много хорошего и для них самих будет заключаться в этих формулах»18.
17 Неопубликованное письмо в собрании АСКС.
18 Елена Ивановна Рерих. Письма. 1919-1933, т.1, с. 290. Е. И. Рерих, упоминая «формулу Метерлинка», имеет в виду слова, принадлежащие известному бельгийскому драматургу и
В другом письме Елены Ивановны в Америку от 3/5 апреля 1932 г. находим не менее примечательное признание: «Теперь хочу сказать, как довольны были мы японской выставкой. Искусство Японии и ее героическая литература всегда были близки сердцу нашему. Надеемся, что удастся основать и развить там наше Общество Культуры. “Посев оправдает урожай”. Хотелось бы ближе ознакомиться с выдающимися личностями Японии»19.
Есть все основания предположить, что успех выставки современного японского искусства в Музее Рериха, прошедшей в столь сложное и напряженное время, сыграл немалую роль два года спустя, когда Николай Константинович собрался посетить Японию в процессе подготовки своей Маньчжурской экспедиции.
Рерих в Японии - люди и встречи: май 1934 г.
По многим причинам путешествие в Японию состоялось только через два с лишним года после закрытия выставки. 28 апреля 1934 г. Николай Рерих и его сын Юрий отправились в Иокогаму пароходом из Сиэтла. В первом же письме на пути в Японию Николай Константинович недвусмысленно писал: «Итак, пришли к будущему»20. Что предшествовало этому визиту?
В январе 1934 г. Луис Хорш направил телеграмму в Токио Исимару Юдзо, которого знал по организации выставки 1932 г., и поинтересовался, не пригласит ли министерство просвещения художника в Страну корня солнца. 20 февраля Исимару почтительно, но недвусмысленно ответил: «Нет необходимости говорить, что мы рады приветствовать приезд профессора Рериха в Японию, поскольку мы всегда испытываем признательность в отношении его заслуг и сочувствуем его усилиям в деле международной защиты всех культур. Однако сейчас все в Японии очень страдают от финансовой депрессии и духовных потрясений, поэтому мы боимся, что не сможем оказать профессору Рериху достойный его прием. Такое мнение было высказано в ходе консультаций с нашими ведущими учреждениями». Иными словами: принять рады, но денег нет. Однако Исимару тут же подсказал Хоршу другой вариант: «Я узнал, что профессор Рерих посетит нашу страну в мае. Я уверен, что мы
поэту Морису Метерлинку (1862-1949). Эти слова она дословно цитирует из его письма: «Россия была бы спасена, если бы проф. Рерих стал её Вождём» {Елена Ивановна Рерих. Письма. Т. II. М., 2000, с. 145). Сотрудники Н. К. Рериха в Соединенных Штатах, во Франции и на Дальнем Востоке взяли на вооружение эту «формулу» и особенно часто ее применяли (статьи в прессе и др.) в период Маньчжурской экспедиции (1934-35), когда художник посетил, в том числе, и Японию. Экспедиция проходила на фоне подготовки к подписанию международного документа о защите памятников и культурных ценностей во время войн и вооруженных конфликтов, названного «Пактом Рериха» (Вашингтон, 15 апреля 1935).
19 Там же, с. 303-304.
Рерих Н. К. Письмо сотрудникам в Америку (1 мая 1934) - Государственный музей Востока (далее: ГМВ). МКР, ед. хр. 6, л. 2.
сделаем все возможное, чтобы принять его с распростертыми объятиями. Со своей стороны министерство иностранных дел посоветовало мне, как организовать прием, и мы сейчас совместно обдумываем этот вопрос. Поэтому я хотел бы как можно скорее знать, когда он покидает Америку и как долго намерен пробыть в Японии»21. Другими словами, нефинансовая помощь гостям гарантировалась.
Не удивительно, что в числе собеседников Николая Константиновича в США, откуда он собирался отправиться в Японию, оказались не только его главный американский покровитель - министр сельского хозяйства Генри Уоллес, но и японский генеральный консул в Нью-Йорке Савада Рэндзо (1888-1970), дипломат из числа «умеренных», карьера которого уверенно шла по восходящей: впереди были важные для японской дипломатической иерархии посты советника посольства в Маньчжоу-го (1936— 1938), вице-министра иностранных дел (1938-1939, 1944-1945), посла во Франции (1939-1940) и первого посла в независимой Бирме (1943-1944). Его жена Савада Мики (1901-1980), которой сотрудники Рериха в Нью-Йорке оказывали исключительное внимание, была знатоком японского искусства, а также приходилась дочерью третьему президенту концерна «Мицубиси» Ивасаки Хисая.
Как только Уоллес 17 марта официально подтвердил Рериху приглашение быть «руководителем и покровителем» Маньчжурской экспедиции при поддержке США, художник сразу же договорился о встрече с японским генконсулом, который 19 марта устроил ланч в его честь. Вскоре Савада нанес ответный визит в Музей Рериха, и его имя замелькало в ежедневных записях Николая Константиновича22. 9 апреля супруги Савада снова появились в Музее, где их принимала и угощала чаем вице-президент Зинаида Лихтман. «Говорила с ними о Щиколае] Константиновиче] — мировом лидере, что о нем говорил Метерлинк, о значении Японии и России в будущем»23. Началась «обработка» японцев для того, чтобы возвысить в их глазах личность Рериха. Сам художник уже из экспедиции направлял сотрудников на то, чтобы они продолжали «Метерлинковские мелодии с Савад[ой]»24. Всю осень 1934 г. он твердил в письмах о «Метерлинковской формуле», «Метер-линковском разговоре», о необходимости «проталкивать Метерлинка»25 и добиться от Савада «понимания Метерлинка». Николай Константинович и его окружение готовили общественное мнение к появлению в Азии нового вождя. Японию, которая могла воспрепятствовать прове-
21 Неопубликованное письмо в собрании NRM.
22 Professor Roerich’s Schedule. -NRM.
23 Фосдик 3. Г. Мои Учителя. Встречи с Рерихами. (По страницам дневника: 1922-1934). М., 1998, с. 648.
24 Рерих Н. К. Письма сотрудникам в Америку (24 сентября и 2 октября 1934). - ГМВ. МКР, ед. хр. 38, л. 2; ед. хр. 17, л. 2.
25 Рерих Н. К. Письма сотрудникам в Америку (22 и 24 октября 1934). - ГМВ. МКР, ед. хр. 4, л. 4, 6.
дению в жизнь этого плана, нужно было привлечь на свою сторону или хотя бы нейтрализовать.
Пребывание в США в марте-апреле 1934 г. Рерих использовал для контактов с японскими дипломатами. От Савада он получил приглашение на торжественный прием в «Клубе банкиров» по случаю праздника, учрежденного Международным торговым комитетом. Художник ответил согласием: «Дорогой доктор Савада, по возвращении в Нью-Йорк из Вашингтона этим утром я получил Ваше благожелательное приглашение на обед 11 апреля в ознаменование празднования годовщины “Перри Дэй”26. С большим удовольствием я стану Вашим гостем, и снова, надеюсь, продолжатся наши встречи, дружественные и сердечные»27. Прием в «Клубе банкиров» оказался значимым событием. На нем Рерих встретился с японским послом в Америке Сайто Хироси (1886-1940), с которым обсудил возможность проведения своей выставки в Японии. Он получил от посла рекомендательные письма в официальные учреждения Токио и в японскую таможню с просьбой оказать помощь в беспрепятственном следовании багажа экспедиции.
Личность Сайто заслуживает особого внимания. Он был не только способным дипломатом, но и одним из лучших, выражаясь современным языком, «пиарщиков» Японии, возглавляя в 1927-1930 гг. департамент информации МИД. В 1932-1935 гг., будучи генеральным консулом в Нью-Йорке, а затем послом, он фактически в одиночку провел пиар-кампанию, не упуская ни одной возможности выступить на публике или в СМИ, причем не обязательно по злободневным или болезненным вопросам. В 1935 г. его речи, статьи и эссе на английском языке были собраны в превосходно изданный том «Политика и цели Японии»28. Сайто отлично подходил для этой роли - он был умен, широко образован, импозантен, прекрасно говорил по-английски, хорошо знал и, несомненно, любил Америку, где провел много лет и где родилась его старшая дочь: ей и ее младшей сестре, «которым суждено стать связующими звеньями японско-американской дружбы», он посвятил книгу.
Основное общение велось с находившимся в Нью-Йорке Савада, который, как говорил впоследствии Рерих, давал «единственную возможность» постепенно и твердо осуществлять намеченный план. Сотрудники музея наперегонки взялись обхаживать японскую чету. В начале мая 1934 г. между ними даже произошла стычка из-за Савада Мики. Фрэнсис Грант, еще одна ближайшая американская сотрудница Рерихов, хотела устроить вечер японских музыкантов с ее участием, но Нетти Хорш, жена директора, потребовала от подруги, чтобы та не тро-
2fl Годовщина «открытия Японии» американской экспедицией М. Г. Перри в 1853 г.
27 Обмен письмами между Савада и Рерихом (29 и 30 марта 1934). - NRM.
28 Saito Hirosi. Japan’s Policies and Purposes. Selections from Recent Addresses and Writings. Boston, 1935.
гала «ее людей», заявив: «Они мои!»29. Николай Константинович сам распорядился, кто в его окружении отвечает за тот или иной сектор работы: Грант поддерживала связь с Вашингтоном, а супруги Хорш контактировали с японцами.
Вечер все-таки устроили, но другой, нежели предполагалось. 28 мая Рериховский музей праздновал день рождения Владыки Будды. Нетти Хорш организовала собрание и музыкальную программу с участием Общества Махабодхи. Само собой разумеется, присутствовали многочисленная японская диаспора и сотрудники консульства. С яркой речью о дзэн-буддизме выступил не кто иной, как Судзуки Дайсэцу (1870-1966), -пожалуй, самый знаменитый пропагандист и интерпретатор этой религии в Америке.
Савада Мики была искусствоведом и хорошо разбиралась в живописи, поэтому Хорши развивали связи с генконсульством по художественной линии. Это быстро принесло плоды. 23 ноября 1934 г. при Музее Рериха открылся Ниппонский культурный центр и состоялось «собрание в честь укрепления дружбы Щиколая] Константиновича] с Японией»30, почетным гостем на котором была Савада. В марте 1935 г. в Нью-Йорке успешно прошла вторая выставка японского искусства. Академия художеств Японии представила полотна современных художников, а организаторскую работу взяла на себя поклонница таланта Рериха и знакомая Хорша Асако Мацуока (нам пока не удалось обнаружить сведений о ней). В Токио она собирала картины и средства, заботясь об успехе культурной миссии. Японский центр в Америке благосклонно принял идеи Пакта Рериха (Договор об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников) и Знамени Мира, поскольку большая работа в этом направлении была проведена с Савада по совету его инициатора.
17 ноября 1933 г., в день открытия Третьей международной конференции по подготовке Пакта Рериха в Вашингтоне, Знамя Мира было поднято над Токийским государственным музеем. Такая акция, предпринятая в знак охранения сокровищ науки и искусства в Японии, воспринималась как символ. Предполагалось, что японская нация, издревле склонная к высоким символам, станет плодоносным полем для деятельности Рерихов. Таким образом, ко времени приезда японцы уже знали Николая Константиновича как «вождя культуры». В начале 1930-х годов на японском языке была издана его книга «Адамант», а осенью 1934 г. готовился к выпуску перевод «Сердца Азии». Большую славу художник стяжал благодаря своему Пакту. Брошюра, посвященная этому культурному проекту, также вышла на японском языке.
29 Фосдик (Лихтман) 3. Г. Дневник. - N1^. Тетрадь 46. 14 марта - 6 июля 1934; запись от 3 мая.
30 Письмо Г. И. Черткова Н. К. Рериху (22 января 1935). -NRM.
Сразу по приезде Рерихов в Токио в мае 1934 г. там развернулся настоящий культурный фронт. «Япония действительно встретила очень радушно»31, - писал Юрий Рерих 23 мая Зинаиде Лихтман. Они даже получили даровые билеты на проезд по железным дорогам и позже ехали бесплатно до самого Харбина. Каждый день был насыщен значительными событиями: 15 мая - завтрак в Американо-японском обществе, на следующий день - чай в Международном обществе поощрения культуры, 17 мая - встреча в Императорской Академии художеств. 18 мая Рерих прочитал лекцию в Буддийском колледже.
В Японо-американском обществе гостей принимал его председатель, принц Токугава Иэсато (1863-1940), глава палаты пэров и потомок сегунов. С речами, кроме Рериха, выступили Хориноути, возглавлявший в то время Исследовательский отдел МИДа, и видный деятель японского «Ротари клуба», либерал-адвокат Мияока Цунэдзиро (1865-?). Николай Константинович воздержался от политических сюжетов, превознося достижения Японии в области искусства и самобытность ее культуры, но не забыл упомянуть, что многократно писал об этом, и напомнил слушателям основные вехи сотрудничества своего Музея с Японией, включая выставку 1932 г. и речь Дэбути. Хориноути отметил, что в последнее время «американский народ с большей симпатией и пониманием относится к событиям на Дальнем Востоке» и что «интерес американцев к изучению японской культуры растет». Он оценивал деятельность Рериха не в глобальном масштабе, но именно в перспективе двусторонних отношений, что заслуживает особого внимания. Среди почетных гостей были американский посол Джозеф Грю со свитой, а также бывший посол Дэбути. Рериха воспринимали как посланца Америки и выразителя ее доброй воли по отношению к Японии. О России - советской или несоветской - не вспоминали. По крайней мере, публично32.
Как «американец» Рерих фигурирует и в «шапке» статьи «Слава Японии», написанной им для англоязычной версии крупнейшей газеты страны «Осака майнити» и опубликованной 22 мая. К похвалам, относящимся к традиционной японской культуре, прибавились похвалы самурайскому духу, который «живет в истории человечества как символ героизма, подлинного патриотизма и благородства»33. Пересказывая в радужных тонах историю своих предыдущих контактов со Страной корня солнца и ее представителями, Николай Константинович обращался,
31 ГМВ. МКР, ед. хр. 12, л. 5.
32 Art as Humanity’s Common Bond Stressed by Roerich. - «Japan Times & Mail». 16.05.1934; U.S. View Termed More Sympathetic. - «The Japan Advertiser». 16.05.1934; Академик Рерих едет в Харбин. Торжественный прием знаменитого художника в Ниппоне. - «Заря» (Харбин). 25.05.1934.
33 Hail to Japan. Appreciation of Japanese Spirit in Art Shown by American. - «The Osaka Mainichi & Tokyo Nichi Nichi». 22.05.1934. В основу текста положена опубликованная ранее статья «Слава самураев» с некоторыми дополнениями.
прежде всего, к японской аудитории, точнее, к власть имущим, рассчитывая на их поддержку или, по крайней мере, благожелательный нейтралитет в отношении своих грандиозных планов. Какую аудиторию вне Японии он имел в виду, сказать трудно, но не мог не учитывать возможный резонанс похвал самурайскому духу в англоязычной печати в то время, когда значительный сегмент «мирового общественного мнения», направлявшегося не только из Москвы, но и из Нью-Йорка, изо всех сил клеймил «японскую агрессию» и «милитаризм».
Рериху важно было соединить две области - воинственный дух и культуру, поскольку военная мощь, подкрепленная привлекательной идеей, становится несокрушимой силой. Поэтому статью в «Осака май-нити» можно рассматривать как прелюдию встречи Николая и Юрия Рерихов с военным министром генералом Хаяси Сэндзюро (1876-1943), который принял их 23 мая в 9 часов утра. Полагаем, что министру, как минимум, доложили о статье. Сразу после беседы Николай Константинович дал интервью токийской газете «The Japan Advertiser»: «Японии повезло, что она имеет в числе своих вождей такого великого человека, как генерал Сэндзюро Хаяси... Это выдающаяся личность, и я высоко ценю любезно предоставленную мне возможность встретиться и побеседовать с ним. Генерал Хаяси - человек с благородным характером, его проницательность и понимание культурной работы и связанных с ней идеалов показывают, что он вождь великих способностей»34. Сообщения о встрече генерала с художником, иллюстрированные фотографиями, появились и в японских газетах.
Публично вождь говорил о вожде, поскольку в той же статье приводились слова американского адвоката и политика Джорджа Бэттла (1868-?) о Рерихе как «бесспорно, одном из величайших вождей в истории». Однако похвалы в адрес Хаяси, не слишком знаменитого и выдающегося генерала, занявшего пост министра лишь в январе того же года, звучали слишком высокопарно. Они бы больше подошли его предшественнику Араки Садао - не только популярному лидеру радикального крыла военных кругов, но видному националистическому идеологу и пламенному трибуну, который, вопреки законам военной профессии, претендовал на собственное место в Большой Политике. Именно политические амбиции Араки снискали ему в 1932-1933 гг. всемирную известность, вплоть до появления его фото на обложке журнала «Time», но именно они же привели к его отставке. Хаяси не в меньшей степени был националистом и экспансионистом. Он стремился подчинить политику интересам армии и вооруженной экспансии, но не претендовал на «вождизм». В начале 1937 г., во время очередного политического кризиса, Хаяси стал премьер-министром Японии, но его кабинет, лишенный поддержки
34 Roerich Commends Hayashi as Leader after Meeting Him. - «The Japan Advertiser». 24.05.1934.
парламента и политических кругов, оказался одним из самых недолговечных и неудачных в истории страны.
В тот момент Япония была особенно нужна Рериху. Накануне отъезда из Нью-Йорка он пришел в Музей огорченным, так объяснив свое необычное настроение Зинаиде Лихтман: «Америка начала проявлять дружелюбие к Китаю и вражду к Яп[онии]»35. Такой поворот событий рушил и замыслы, и, видимо, уже устоявшуюся в уме стройную схему, в которой Япония занимала ведущую роль. Всякое суждение о ней вызывало у сотрудников Музея ревность даже между собой. В день отправления поезда на Сиэтл, откуда лежал путь в Японию, писатель Георгий Гребенщиков, один из ближайших сотрудников Рериха, написал в газету заметку об отъезде художника. И хотя заметка оказалась маленькой, такой поступок все равно вызвал неодобрение сестер и братьев. О поездке «никому не нужно» было знать, прежде чем пресса опубликует репортажи с места события36.
В отличие от предыдущих публикаций, статья «The Japan Advertiser» кратко, но информативно пересказывала русскую биографию Рериха, впрочем, без малейших намеков на политику. Однако Николай Константинович оказался между двух огней. С приходом к власти в США антияпонски настроенного Ф. Д. Рузвельта конфронтация между Вашингтоном и Токио усилилась, особенно после решения президента официально признать Советский Союз и установить с ним дипломатические отношения, что и было сделано поздней осенью 1933 г. Это, в свою очередь, усилило синдром «осажденной крепости» у японских военных, политиков и «разогретого» националистами общественного мнения. В Стране корня солнца более всего страшились коалиции СССР и США, грядущий конфликт с которыми стал казаться неизбежным. Это и была та самая «проблема 1934 г.», которой двумя годами ранее пугал общественность военный министр Араки. Его преемник Хаяси предпочитал не оперировать подобными расплывчатыми и в то же время угрожающими формулировками.
После приема у Хаяси Рерихи в тот же день отправились в Киото, где художник намеревался провести переговоры с директором нового Музея изящных искусств, основанного в 1933 г., об открытии специального отдела для своих произведений. Он сообщал в Америку: «Родные, 24-го утром мы выезжаем в Киото, Нару и сразу переплываем на Корею и т. д. Если бы нашлись певцы и любители Метерлинка. Ведь у меня нет голоса петь самому»37. Снова разговор о Метерлинке, т. е. о «Вожде окрыляющем». В Киото легко удалось договориться об экспозиции. В сентябре из Нью-Йорка туда были доставлены 17 картин самого широкого
3^ Фосдик (Лихтман) 3. Г. Дневник. - N1^. Тетрадь 46; запись от 19 апреля 1934 г.
36 Там же. Запись от 22 апреля.
37 Рерих Н. К. Письмо сотрудникам в Америку (23 мая 1934). - ГМВ. МКР, ед. хр. 12, л. 1.
диапазона - от русских сюжетов «Снегурочки» и «Садко» до Гималай-ской серии, представленной полотнами «Сикким» и «Кулу». Среди них выделялись тибетские пейзажи, включая три работы с одинаковым названием «Тибет». Гималаи, Монголия и Тибет присутствовали как некий основной фон, на котором была прочерчена русская линия. В октябре Омори Китигоро (1883-1947), занимавший пост мэра Киото в 1932-1935 гг., в письме к Совету директоров Рериховского музея выразил надежду, что «эти семнадцать великих художественных творений явятся неиссякаемым источником вдохновения для художников Японии, а также цементом взаимопознания в Азии и крепким звеном цепи более близкого духовного сближения между Соединенными Штатами и Японией»38.
Картины Рериха экспонировались в Киото около двух месяцев - с 10 января по 28 февраля 1935 г. - вместе с произведениями японских художников. Незадолго до открытия выставки, в декабре 1934 г. Николай Константинович посетил начальника японской военной миссии в Харбине полковника Андо и сделал щедрый дар в пользу жертв тайфуна, обрушившегося на район Кансай в сентябре того же года. Он предоставил городу Киото право выбрать любую из 17-ти картин и продать ее, а вырученную сумму внести в фонд средств на ликвидацию ущерба от стихийного бедствия39. По неизвестным причинам город не принял дар, но благородный поступок оставил след в сердцах японцев. Картины надолго задержались в Японии и были отправлены в США только после второй мировой войны, в 1951 г., когда Хорш потребовал вернуть коллекцию обратно. Известный японский этнограф Като Кюдзо позднее писал: «Мне лично жаль, что эти картины вернулись в Нью-Йорк. Полагаю, что в Японии можно было бы в качестве акта доброй воли оставить хотя бы одну из них, преподнесенную Н. Рерихом в дар городу Киото»40.
30 мая 1934 г. Рерих прибыл в Харбин. Началась новая страница его биографии.
38 Музей в Киото чтит искусство академика Н. К. Рериха. - Русские Поля (Сиэтл). 4-17.11.1934 (письмо Омори цит. по этой статье); Ценное приобретение музея в Киото. 17 полотен академика Рериха. - Заря (Харбин). 1934, без даты (газетная вырезка, NRM).
39 Дар академика Н. К. Рерих (так - В. М., В. Р.) в пользу жертв тайфуна - Заря (Харбин).1934, без даты (газетная вырезка, N11^4).
40 Като Кюдзо. Николай Рерих и Япония. - Проблемы Дальнего Востока. 1987, № 2, с. 144.
