CC BY
23
ЧЕЛОВЕК, ИСТОРИЯ, СОЦИУМ
Л.В. Скворцов
ЧЕЛОВЕК В ПАРАДИГМЕ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ИСТИНЫ
Скворцов Лев Владимирович - доктор философских наук, профессор, заместитель директора ИНИОН РАН.
Воссоздание человеком самого себя в качестве знающего смысл жизни и свою роль цивилизационного субъекта в современной ситуации обретает две основные тенденции. Во-первых, это признание абсолютной истины универсальных нравственных принципов, призванных оказывать определяющее воздействие на все стороны общественной жизни, в том числе экономику, политику и культуру. Цивилизация с этой точки зрения означает реализацию универсальной нравственной идеи. Конкретной парадигмой такого представления можно считать образ жизни, возникающий на основе последовательной реализации учения пророка Мухаммеда, Корана и Сунны как начала всех начал, заключающих в себе все наилучшее, что может быть в этой жизни и за ее пределами.
Во-вторых, это признание приоритета фактического успеха как критерия оценки воззрений, идеологий, теорий, нравственных представлений. Фактический успех во всех сферах жизни - это та действительная, а не воображаемая истина, следуя которой человек создает реальный базис цивилизации, имеющей универсальный характер и смысл. Цивилизация с этой точки зрения - это практическая эффективность и целесообразность как истина для всех. Конкретной практически реализованной парадигмой такого представления провозглашается американский образ жизни. Две парадигмы, как знающие себя истины цивилизации, сегодня сталкиваются реально не только в духовной конкуренции и теоретических дебатах, но и в процессе неспровоцированной агрессии, с одной стороны, и в террористической практике - с другой.
Значит ли это, что мир сегодня исчерпывается двумя цивилизационными истинами, ни одна из которых не может отступиться от себя самой и встать
на путь, который с ее позиции представляется ложным? Если это так, то тогда современный мир не имеет позитивной перспективы.
Но здесь правомерно поставить вопрос: можно ли считать, что физическое уничтожение или военное подчинение субъекта, знающего иную истину, приведет к полному и окончательному торжеству своей? Разве истина исчезает вместе с исчезновением ее эмпирического носителя? Обращение к исторической памяти убеждает в том, что это не так. Видение массами циви-лизационной истины через призму исторически сложившихся парадигм сегодня сталкивается с такой действительностью, которая в эти парадигмы никак не укладывается. Это, прежде всего, глобализация. Адекватный путь глобализации требует соответствующей новой культуры массового самосознания. Это - проблема, которая кажется неподдающейся практическому решению. Однако с аналогичной трудностью сталкивается цивилизация и в условиях становления демократии. Из экономических, политических интересов и культурных предпочтений не возникает общего понимания пути, а значит отсутствует и целостность народа. Поэтому править начинают олигархические группы. Вместе с тем демократические институты позволяют массам оказывать влияние на государственные решения. Для этого каждый гражданин должен осмысленно отвечать на вопросы: кого выбирать в органы государственной власти, как судить людей, работая в судах присяжных, как влиять на депутатов и членов общественной палаты и т.д. Но на чем должен основываться общий вектор их решений - на личной предвзятости или на знании цивилизационной онтологии? В первом случае мы получаем разнобой мнений; во втором - поворот всех или большинства лицом к общей позиции.
Если принимающие решения руководствуются своими настроениями, то и решения испытывают на себе колебания настроений. Вместе с тем цивили-зационный корабль теряет остойчивость. Цивилизационная онтология обеспечивает целостное видение истории. «Попадание» в цивилизационную онтологию превращает прошлое в остро актуальное настоящее, а виртуальное будущее - в реальную силовую составляющую жизни. Цивилизационная онтология - это духовно-интеллектуальное создание, которое и становится ключевым фактором общего самосознания народа как единого целого, предопределяя объективные критерии оценки цивилизационного смысла настоящего и цивилизационной цели будущего. Вне цивилизационной онтологии каждый знает истину бытия как свое личное удобство, и в итоге население становится нецивилизованным.
Цивилизационная онтология делает возможным знание цивилизационной истины всеми сразу, создавая характерный согласованный тип массового поведения.
Путь к знанию цивилизационной истины исторически освещали четыре типа целостного видения истории. Два из них являются идеалистическими.
Это, во-первых, священная история, охватывающая рождение человека, явление Бога в человеческом облике и страшный суд, как финал жизни человеческого рода. Во-вторых, это видение истории как диалектического процесса самореализации мирового разума, с его начальной и финальной стадиями. Парадигмой такого толкования стала философия истории Гегеля, предрекавшая восходящее историческое движение от свободы одного к свободе некоторых и, наконец, к свободе всех, в которой полная реализация принципа разума сливается с реализацией универсальной нравственности.
Два типа целостного видения истории являются материалистическими. Это, во-первых, марксистское толкование истории как прогрессивной смены общественно-экономических формаций от первобытного родового строя до конечной коммунистической стадии. От первобытного коммунизма, вырастающего на природной основе, через эксплуататорские формации к коммунистической стадии, возникающей на высшей технической основе - так видится путь мировой истории с позиций исторического материализма.
И, во-вторых, это толкование целостности истории исходя из веры в неизменную природу человека, сочетающую индивидуализм со стремлением к свободе. С этой позиции история видится как переход от искусственного традиционного общества с его диктатурой порядка, установленного «сверху», к естественному обществу, основанному на свободных рыночных отношениях и политической демократии. Всемирное торжество такого общества и означает конец истории, предсказанный Фукуямой.
Очевидно, что все четыре типа видения целостности истории носят экуменический характер и в этом смысле охватывают как прошлое, так и будущее всего мира. Однако, как оказалось, они не дают ответа на те вопросы, которые встали перед современными цивилизациями в их сложном глобальном переплетении. И в этом заключается исток нарастающего духовного кризиса. Четыре парадигмы создают иллюзию, что они содержат в себе знание уходящих в бесконечность прошлого и будущего. Обнаружение иллюзорности этого знания порождает нарастание теоретического скептицизма. Теоретический скептицизм сопряжен с распространением духовного нигилизма, который в свою очередь совпадает с проявлениями в обществе внутреннего ожесточения, являющегося симптомом неспособности человека найти решение загадки цивилизационной истины.
1. Загадки цивилизационной истины.
Человек исторически сталкивается с загадками цивилизационной истины. Вопрос, заданный Христу Понтием Пилатом «Что есть истина?», отражает эту загадочность ситуации. Истина стояла перед Пилатом в своем эмпирическом воплощении, однако странным образом Пилат видел и вместе с тем не видел ее.
Казалось бы нет ничего проще истины. Истина есть то, что есть, некая эмпирическая очевидность. Однако цивилизационная истина кажется уникальной. В этой уникальности она и сакрализуется. Каждая цивилизация следует своим сакрализованным истинам, которые полагаются незыблемыми как вечность. Значит ли это, что универсальной истины не существует? Если ее нет, то ставятся под сомнение вечность и сакральность региональных истин. Они - лишь локальное мнение.
Вместе с тем очевидно, что исторически региональные истины через взаимодействие цивилизаций превращаются в мировые. Однако и здесь их поджидают свои парадоксы. Исторически возникающие универсальные истины, такие как «не убий!», «не лжесвидетельствуй», «не делай другому того, что не хотел бы чтобы другие делали тебе самому», кажутся очевидными, сосуществуют друг с другом, но не являются составными частями единой логически последовательной системы. В силу этого оказывается, что универсальные истины, казавшиеся очевидными, «побивают» друг друга. Это не признак гносеологической ограниченности прошлого. Эта ситуация характеризует и реалии настоящего.
В качестве примера можно привести возникшую в наши дни ситуацию, столкнувшую в казалось бы неразрешимом противоречии универсальный принцип нерушимости целостности государства, с одной стороны, с фактической реализацией самоопределения нации, вышедшей из состава данного государства и создавшей собственное государственное образование, - с другой.
Как в этом случае должен решаться вопрос о международном признании нового государства? Как разрешается парадокс несовместимости двух универсальных истин? Он разрешается путем отсыла к смыслу истины онтологии возможного будущего.
При выяснении ситуации отделения и обнаружении, что нахождение в составе прежнего государственного целого чревато физическим истреблением народа, реализация права на самоопределение и образование самостоятельного государства должна быть признана легитимной. Так произошло в случае признания Россией таких государственных образований, как Южная Осетия и Абхазия. Цивилизационные парадоксы, возникающие в контексте последовательности глобальной политики, могут казаться явлением исключительным.
Однако повседневный логический стресс, возникающий при принятии решений, свидетельствует о том, что ситуационная парадоксальность имеет в своей основе как политические, так и более общие цивилизационные основания. Эпистемическая традиция в качестве непременного условия легитимности истины полагает логическую последовательность. Если «А» вы полагаете истиной, то «не-А» есть отрицание истины. «Не-А» как истина может быть только странным исключением, признаваемым в качестве такового в силу
экстремальных обстоятельств. Но как быть с эпистемической традицией, если феномены, считавшиеся исключительными, обретают массовый характер. Что в этой ситуации имеет эпистемический приоритет - принцип или фактическая специфика ситуации?
Возникали ли подобные ситуации в историческом прошлом, и получали ли они методологическое осмысление? Подобные ситуации возникали в переломные эпохи. Переломная эпоха меняет «правила игры». Исходные принципы, полагавшиеся критерием истины, превращаются в не-истину. Соответственно изменяются кардинальным образом основания оценки истинного и неистинного в цивилизационном смысле. Вместе с этим процессом происходит изменение цивилизационного субъекта. Прежний субъект утрачивает роль носителя нравственной истины. Его место занимает новый субъект, с новым пониманием оснований истинной нравственности. Однако как понимать современную ситуацию, когда процесс глобализации приводит к эрозии прежнего цивилизационного субъекта. Значит ли это, что его место должен занять не цивилизационный, а какой-то иной субъект? И может ли прояснить эту ситуацию исторический опыт?
Особый интерес в этом контексте представляет опыт Европы, где происходили кардинальные цивилизационные перемены.
Для европейского самосознания характерны кардинальные духовные события, послужившие началом смены «правил игры».
Одним из главных таких событий была эрозия абсолютных оснований католической веры. Тараном католической веры стал гуманизм эпохи Возрождения. Средневековая Европа опиралась на последовательность нравственной логики. Эта последовательность определялась сакральным характером заветов Священного писания. Эти заветы в силу их божественного происхождения, казалось бы, не могли подвергаться сомнению. Вместе с эрозией сакральной традиции возникает, однако, повседневное нарушение последовательности нравственной логики. Заветы Священного писания стали корректироваться разумом самого индивида, который брал на себя функцию судьи и нравственного авторитета. С утверждением иронии разума наступает эпоха духовного плюрализма. А это - путь к цивилизационному хаосу.
В этом контексте и следует оценивать ту фундаментальную задачу, которую решала философия, превратившаяся из служанки теологии в автономную духовную силу, способную нейтрализовать угрозу нравственного хаоса, разъедающего подобно ржавчине несущие конструкции цивилизации.
В лоне философии был сформулирован категорический императив, провозглашающий в качестве истины норму нравственного поведения, которая способна становиться общим законом. Философия провозгласила человека в качестве цели, а не только как средства достижения цели. Тем самым философия, и в этом историческая заслуга И. Канта, поставила духовный заслон 54
макиавеллизму, возродив к жизни традиционное нравственное требование не делать другому того, что не хотел бы, чтобы делали тебе. Философия также предложила в качестве критерия нравственности считать такое действие, которое приносит наибольшее благо наибольшему количеству людей. Ни моральные формулы кантианства, ни соединение утилитаризма с альтруизмом, предложенное Иеремией Бентамом, не выводились из опыта. Они декларировались как очевидные истины. На основе философской веры и происходило формирование нового цивилизационного субъекта и новой цивилизационной онтологии, соединяющей истину прошлого с истиной настоящего и будущего.
Философская вера - исходное основание новой логики, принятия универсальных принципов разума в качестве очевидных истин, определяющих последовательность принимаемых практических решений. Именно эта логическая последовательность и воспринималась как свидетельство истины; нарушение логической последовательности становилось знаком беспринципности, а значит ошибочности практического решения. В сущности это было приложение философского догмата к секулярному знанию. Казалось, что в этом приложении преодолевались противоречия догматов религиозных конфессий и открывался беспрепятственный путь торжества разума во всех сферах жизни человека.
Но, как оказалось, философия двинулась тем же путем, которым шла и религия, требовавшая от своих адептов неукоснительной последовательности. «Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, -говорил Иисус Христос, - тот малейшим наречется в Царствии Небесном»..1..
Прослеживается связь логики философской веры с ригоризмом Откровения. Парадоксальным образом именно этот ригоризм и ставил под угрозу исторически сложившиеся структуры жизни и общественных отношений.
Так, нравственное совершенство, по определению Иисуса Христа, требует следовать максиме: «пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за мной»..2..
«Я говорю вам: Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас».3.. Последовательная реализация таких нравственных требований влекла за собой разрушение оснований успеха в реальной исторической жизни. Как оказалось, и философская последовательность таила в себе неизбежность социальных катаклизмов. Так, эпоха Просвещения опиралась на философию разума, требовавшего последовательной реализации универсальных принципов справедливости, свободы, равенства и братства. Хотя истинность этих
1. МФ. 5:19.
2. МФ. 19:21
3. МФ. 5:44.
универсалий постулируется и кажется совершенно очевидной, однако их практическая реализация порождает трагические для человека последствия. Символом этих последствий стала гильотина. Отделяя головы людей от их туловища, гильотина вместе с тем отделила и общий знаменатель универсалий от их числителя.
С парадоксами последовательности гуманитарного знания пришлось столкнуться и в ХХ столетии. Так, последовательная практическая реализация основополагающих принципов «единственно верной» научной теории общественного развития - принципов военного коммунизма в экономике и классового принципа в политике - вынуждает осуществлять коррекцию: в экономике - это НЭП, в политике - использование буржуазных специалистов на основных участках общественного руководства.
Характерно, что и последовательная реализация принципов неолиберализма в жизни России в 90-е годы XX в. привела к экономическому, социальному и демографическому кризису. Не значит ли это, что цивилизационная истина предполагает при последовательности принципов религиозной и философской веры допущение несоответствия эмпирии действительной жизни этим принципам. Здесь возникает феномен «мерцающей истины». Если принципы веры истинны абсолютно, то тогда эмпирия жизни неистинна. Если же эмпирия жизни - это и есть абсолютная истина, то тогда неистинны принципы религиозной и философской веры.
Проблема понимания мерцающей истины и встала во весь рост в современной ситуации, столкнувшейся с «сюрпризом» прогресса.
2. «Сюрприз» прогресса.
За лежащим на поверхности противоречием между цивилизационными традициями и процессом глобализации вызревает беспрецедентный цивили-зационный парадокс. Этот парадокс образуют два события: утверждение в современном мире доминанты произвола как следствия абсолютизации свободы и одновременное формирование глобальной информационно-технической инфраструктуры, в которой нивелируется роль свободного выбора. Так возникает неопределенность онтологии цивилизационного будущего. Утверждение права человека на неограниченность его свободы означает и право не следовать тем обязательным правилам, которые устанавливает для человека общество. Но если человек признает необходимость общих правил общества, то он должен согласиться с ограничением своего права на свободу. Однако в конечном счете это означает утверждение информационного контроля над человеком во всех сферах его жизни.
Онтология будущего как неограниченность свободы личности и онтология будущего как утверждение всеобъемлющего информационного контроля над человеком в своем взаимном отрицании превращают истину в некий фантом. Истина бытия человека оказывается невыразимой. Это значит, что с 56
точки зрения разума человек не в состоянии овладеть ситуацией своего бытия. Не этим ли объясняется нарастающая иррациональность поведения современного человека?
Время современной цивилизации - это время распятия человека на кресте, который образует историческая вертикаль нравственного произвола и горизонталь современного технологического детерминизма, лишающего человека возможности собственного выбора.
Можно ли снять человека с этого креста? Если да, то как это возможно сделать: идти ли путем возрождения традиционных цивилизационных констант или последовательно продолжать движение к тотальной компьютеризации и рационализации жизни?
Вопрос может быть поставлен еще более определенно: возможно ли нравственное возрождение и возрождение гармонии человеческого духа и необходимо ли оно вообще в ситуации тотальной, компьютерной рационализации? Если все правильные решения просчитываются и задаются в компьютерных программах, то зачем учить и научать человека традиционным моральным и цивилизационным нормам? Возникающий цивилизационный парадокс подталкивает к заключению, что следует исходить из допущения, согласно которому XXI век - это радикальный разрыв с традицией, век формирования принципиально нового цивилизационного мира. Современная ци-вилизационная ситуация ставит человека перед бесконечным рядом новых вопросов, на которые он должен давать ответ, если не хочет стать жертвой стихийного течения событий.
Бытуют рассуждения о науке XXI века - говорится о физике, биологии, информатике. Но мало кому приходит в голову, что судьба человека заключена не в кварке, не в клоне и не в чипе, а в расшифровке современного ци-вилизационного порядка. Методологическая проблема гуманитарного знания в ситуации цивилизационного парадокса оказывается проблемой адаптации к теоретически невыразимой ситуации. Гуманитарное знание ставит задачу приближения к такому решению ключевых жизненных проблем, которое в теоретически невыразимой ситуации позволяет сохранить человека и сохранить базисные структуры цивилизованной жизни.
И эта проблема относится не только к очевидным глобальным аспектам современной международной жизни, но и к повседневным заботам человека, в том числе и к его главной озабоченности своей жизнью и своей смертью.
Невыразимость общей истины бытия современного человека подталкивает индивида к признанию уникальности своей ситуации, которая не измеряется общими правовыми нормами и нравственными принципами. В океане жизни человек не имеет духовного компаса. Он теперь считает самого себя тем философом, который постигает свою истину и начинает осознавать силу индивидуального сознания. Но в чем заключается действенная сила индиви-
дуальности сознания? Эта сила состоит в «открытости» личной философии, которая не признает принудительной силы общих принципов и правил жизни. «Открытая» философия позволяет избегать неразрешимых противоречий между принципами, которые считаются воплощением нравственной и правовой истины, и ситуационными потребностями человека здесь и теперь. Так, например, в условиях, когда общество сталкивается с массовым производством контрафактной продукции, человек, получая эту продукцию, поддерживает нелигитимную экономическую деятельность. Это безнравственно. Но с другой стороны, он в своей контрафактной одежде чувствует себя удовлетворенным и равным тем, кто имеет финансовые возможности приобретать дорогостоящую неконтрафактную продукцию. Должен ли он отказываться от этого чувства? Ведь сохранение этого чувства - одно из условий социальной удовлетворенности.
В условиях массовой коррумпированности чиновничества реальный человек, решая свои проблемы в структурах власти, вынужден считаться с особенностями нравственных ориентаций чиновников. Если он не считается с этими особенностями, он не достигает успеха в решении своих жизненных проблем. Давать взятку - аморально. Но неспособность решать практические вопросы - удел неудачника. Как определить правильность выбора в этой ситуации? Тупиковые ситуации выбора возникают не только для каждого отдельного индивида, но и для общества в целом. Так, в современной ситуации наблюдается массовое бесплатное присвоение результатов интеллектуальной деятельности, научно-технических открытий, брендов. Как оценивать такое присвоение, как ограбление, воровство, или сегодня нужны какие-то иные, новые квалификации?
Беспрецедентное производство, распространение и потребление наркотических веществ ставят под угрозу интеллектуальное и физическое здоровье наций. Значит ли это, что производство и потребление наркотических веществ должно быть повсеместно запрещено? В медицине использование наркотических веществ санкционировано законом. Как определить границы легитимного и нелегитимного потребления наркотиков? Перед этой проблемой оказалось современное право.
В сфере политической жизни наблюдается успешное восхождение к вершинам власти фигур, которые являются своего рода концентрированным воплощением высоконравственной риторики и цинизма. Как должно вести себя общество, когда возникает ситуационная потребность в увековечении памяти таких фигур? Поскольку общество перестает давать свои убедительные и однозначные ответы на такие вопросы, обеспечивая сохранение верности принципам и не подавляя интересы человека, то появляются группы индивидов, демонстративно противопоставляющие свой стиль жизни общественным вкусам. И это - не просто демонстрация приверженности к экстравагантной 58
моде. Это - философия протеста против двоемыслия жизни в условиях циви-лизационного парадокса.
Противоречивость ситуации и невыразимость определения правильного решения особенно отчетливо проявились в контексте современных проблем медицины и генетики, проблем эвтаназии, абортов, использования человеческих органов для их пересадки, клонирования и т.д.
С точки зрения традиционной морали, аборт должен рассматриваться как убийство, а значит как нарушение священной моральной заповеди. Однако запрещение абортов влечет за собой серьезные негативные последствия: возникновение массовых абортов без необходимого медицинского сопровождения, болезни и смертельные случаи среди женщин. Казалось бы, «открытость» личной философии позволяет «умыть руки», спрятаться за принципом личной свободы. Каждый должен сам находить решение для самого себя, отвечать за самого себя. Но тогда зачем нужны мораль и право? С позиций философии Просвещения принцип свободы является безусловно истинным в принятии человеком решений относительно самого себя, своей судьбы. Однако с какого возраста начинает в полной мере действовать этот принцип? Можно ли отнести его к ребенку или юноше, которые не имеют достаточных научных знаний и жизненного опыта и не способны принимать, с точки зрения взрослых, затрагивающие их судьбу, правильные решения? Можно ли считать принцип свободы адекватным феномену эвтаназии? Разве человек сам дарует себе жизнь и поэтому может ею распоряжаться по собственному произволу? Если это не так, то он пытается объявить себя хозяином имущества, которое ему не принадлежит. Медицинское сообщество как и общественность в целом не может однозначно остановиться на каком-то одном определенном решении. С нравственными трудностями современный человек сталкивается и в истолковании своих отношений с миром животных и природой в целом. С одной стороны, безусловной истиной для человека является сохранение природы как той колыбели, в которой он родился и в которой только и возможна его жизнь, а с другой - жизнь человека «питается» уничтожением природы. На заре Просвещения существовала вера в то, что все так называемые «неразрешимые» вопросы могут быть решены путем реализации все более совершенных научных исследований. Однако по мере расширения масштабов воздействия человека на Природу нахождение ответа на возникающий вопрос путем совершенствования научных изысканий в отдельных областях кажется уже недостаточно продуктивным.
В конечном счете, все такого рода проблемы упираются в разрешение главного парадокса бытия современного человека. Поскольку человек не знает путей его разрешения, он начинает «плыть по течению». Куда несет человека это течение? Это течение несет человека к «открытой» философии, ко все более широкому противостоянию общественным вкусам и обществу в
целом, как якобы равнодушному к мучительным нравственным проблемам, формально следующему нравственным нравоучениям, но не способному сохранять верность им в действительной жизни. И в этом потоке, который становится все более коллективным, происходит элиминация константной сущности «Я». «Я» становится моментом, адекватным динамике изменяющихся ситуаций, настоящим, так что ни прошлое, ни будущее, «уже» или «еще» не есть «Я». О личности уже нельзя говорить логически последовательно и определенно, она становится неуловимой и исчезающей. Это не значит, что на нее перестают действовать духовные факторы. Их действие формирует постоянное внутреннее противоречие человека. С одной стороны, на человека продолжают действовать постулаты нравственных и цивилизационных традиций. Они в своей совокупности образуют требования совести. Следование этим требованиям приносит невыразимые духовные страдания и заводит человека в тупик. Но, с другой стороны, следование влиянию случайного стечения обстоятельств приводит человека к осознанию самого себя как бессовестного существа. Рожденные цивилизационным парадоксом нравственные противоречия создают угрозу духовного разрыва современного человека, толкающего его к патологии рассудка. Болезненный интерес современной культуры к вопросам психиатрии имеет под собой определенную цивилиза-ционную почву.
С этим связан и поиск альтернативы традиционному пути нравственного формирования человека.
3. Альтернативный путь.
С точки зрения гносеологической, необходимость альтернативного пути вытекает из невозможности решения жизненно важных практических задач, опираясь на традиционную логику. Принимаемое решение, с точки зрения традиционной логики, либо следует принципу добра, либо несет зло, либо является истинным, либо ложным. Последовательность, опирающаяся на эту логику, заводит в конечном счете в тупик.
Так, например, очевидными условиями истины добра должны считаться сохранение жизни и сохранение природы как условия сохранения жизни. Одно добро не может существовать без другого. Сохранение жизни, однако, связано с обеспечением человека полноценным питанием, в том числе белковой пищей, а значит и с потреблением мяса. Если допускается мясная пища и в то же время считается необходимым для человека стоять на страже сохранения животного мира, то тогда вырабатывается особая политика убиения животных, которая в то же время не ведет к исчезновению стада. Скотобойня - это практическая реализация такой политики. Но эта политика предполагает «странную» логику, обеспечивающую достижение истины. Реальное поведение следует логике кажущегося абсурда: «убиение и сохранение», «и да -и нет». Но ведь «да» логически исключает «нет», а «нет» исключает «да». 60
Требуется либо изменение рациональных законов логики, либо специфическая иррациональная интерпретация истины. Аналогичные проблемы возникают при изготовлении прекрасной и удобной верхней одежды человека из шкур животных. Как в отношении человека к миру животных, так и в отношении к осуществлению боевых операций в ходе войны начинает действовать какая-то особая, «странная» логика, соответствующая парадоксальности ситуации человека. Объяснение этой логики можно найти в представлении о «равенстве вещей». Существование добра обусловлено реальностью зла. Если существует истина, то должна существовать и не-истина. В этом смысле добро и зло, истина и не-истина в равной степени являются составляющими бытия человека. Признавая эту двойственность бытия, нельзя не признать и того, что в этом признании заключается духовная угроза. Если для индивида не существует превосходства добра над злом, истины над не-истиной, то результат выбора можно полагать субъективным. С точки зрения бесконечности универсума, все итоги выбора также можно считать безразличными. В этой гносеологической ситуации сохранение цивилизации предполагает исключение индивида из процесса принятия решения. В противном случае будет нарастать вал нарушений правовых и нравственных норм.
Однако как это возможно в условиях современного цивилизационного парадокса?
Для этого природу решений следует истолковывать не как нравственную, а как имеющую рациональный смысл в соответствии с критерием полезности. В этом случае индивид должен признать, что современный суперкомпьютер всегда выдает наиболее полезное решение, основанное на экспертном знании и рассмотрении всего многообразия возможных комбинаций. В ситуации цивилизационного парадокса необходима логика не человека, а информационной машины. Безоговорочно принимая эту логику, человек может выбраться из тупиков логических и нравственных противоречий. Тот факт, что огромные массы людей становятся жертвами информании, свидетельствует о том, что компьютер воспринимается как кардинальное решение казавшихся неразрешимыми духовных проблем. Человек получает искомый ответ на ключевой вопрос своей жизни.
Вера в универсальную рациональность компьютерной логики влечет за собой тотальную компьютеризацию и исключение индивидуального разума человека из механизма принятия решений. Человек должен получать готовые решения, думая при этом, что принимает их сам. Как представляется, создание и повсеместное внедрение рациональных программ в отношении основных аспектов жизни человека и принятие решений могут обеспечить новую рационализацию личного и общественного бытия, новый механизм социального управления. Таким образом, можно говорить о новой стратегии жизни. Эта стратегия позволяет «устранить» казавшиеся неразрешимыми нравствен-
ные проблемы. Это и есть исходное основание практической философии, определяющей общий тип социального поведения. Старая философия, допускающая различное толкование исходных оснований бытия, становится препятствием на пути создания нового мира. Эта новая философия будет означать радикальный слом исторической традиции. В условиях глобализации в масштабах всей планеты должен начаться всеобщий процесс отмирания ци-вилизационной памяти. Как кажется, она становится ненужной и даже вредной. Цивилизационная память кажется вредным явлением, поскольку для «гладкого» решения современных проблем сознание должно находиться в состоянии tabula rasa, «чистой доски», на которой можно начертать любые тексты. Машина не может и не должна иметь нравственного контроля со стороны религии и философии.
Обозначившаяся тенденция порождает тип поведения людей, для которых не существовало культуры Египта, Греции, Рима, культуры Европы.
Они внутренне чужды религии и философии, которые ставят человека перед вечными проблемами смысла. Определение смысла ведет к расколу сознания, утверждению и отрицанию и в этом вечном движении происходит соприкосновение с цивилизационной истиной. Однако однозначная определенность компьютерной логики как раз и не терпит этих колебательных движений: истина должна быть однозначной и неколебимой как скала. С этой точки зрения можно в полной мере оценить рожденную еще в XIX в. пророческую формулу министра Ширинского-Шихматова: «Польза философии не доказана, а вред от нее возможен». Если раньше философию «усмиряли» тем, что превращали ее в служанку теологии, то теперь она должна обслуживать торжество информационных технологий. И это должно обеспечить социальную стабильность.
В этой ситуации оказывается необходимым новый взгляд человека на самого себя. Представления о человеке как уникальной личности и высшей цели оказываются неадекватными. Происходит практическая реализация идеи, высказанной еще в 1841 г. в «Исповеди или Собрании рассуждений доктора Ястребцева», который утверждал, что «не разнообразие, не усиление личной индивидуальности, а единообразие, истребление личности должно быть следствием совершенства для человека; ибо дух человеческий один, свойства его одни».4..
Эрозия цивилизационных и личностных различий превращает каждого индивида в средство практической реализации общих информационных правил. Всеобщий характер этой ситуации лишает смысла такие личностные индивидуальные нравственные категории, как любовь, дружба, верность, кото-
4.. Цит. по: Густав Шпет. Очерк развития русской философии. I. М. РОССПЭН, 2008 г. - С. 320.
рые оказываются за границами общих правил. Человек открывает для себя ту истину, что использование идентичного программного обеспечения и возникающее в итоге компьютерное интеллектуальное и нравственное тождество вовсе не означают цивилизационного братства в реальном социальном смысле. Реальное братство предполагает самопожертвование и умение видеть в нем знак духовного величия.
Эволюция цивилизации создала в человеке качества самосознания и свободы, которые стали его «второй природой». На основе этой «второй природы» человек открывает в эмпирически данных реалиях абсолютное для себя. Открытие абсолютного коренным образом изменяет осознанный тип поведения человека и соответственно тип детерминизма. Человек оказывается способным действовать вопреки своей естественности. Но эта способность действовать вопреки относится и к компьютерной рационализации.
В этой способности проявляется реальность «Я» самости, знающей абсолютные ценности, без которых человек открывает себя как носителя нравственной пустоты. Осознание угрозы нравственной пустоты и утраты самого себя как личности порождает тенденцию возрождения традиционных ценностей. Таким образом, снятие цивилизационного парадокса путем признания реальности только одной информационно-компьютерной его стороны оказывается мнимым решением проблемы. Несостоятельность альтернативного пути означает обострение концептуального аспекта проблемы. Какой путь следует признать ведущим к цивилизационной истине, если онтология прошлого, ориентирующаяся на традиционные цивилизации, теряет свое влияние, а онтология будущего не может найти точку своей опоры? Современные концепции отражают неопределенность толкования того направления, которое ведет к пониманию истины бытия.
4. Современные концепции.
Современные концепции, как правило, предлагают идти путем здравого смысла. Что это означает? Это означает стремление найти методологическую основу здравого решения возникающих противоречий путем сочетания традиционных нравственных ценностей с рациональными правилами жизни информационного общества. С одной стороны, нравственные константы, сформированные в рамках традиционных конфессий, как и универсалии Разума, открытые философией, и сегодня оказывают влияние на общественное сознание. Но и влияние инфраструктуры информационного общества нарастает и все более определяет поведение человека. В этой ситуации представляется продуктивной взаимная коррекция доменов традиционной культуры и новой культуры информационного общества. Но для этого необходима теория такой взаимной коррекции, в результате которой возникает приемлемое решение кажущихся тупиковыми проблем.
Эта ситуация все чаще привлекает внимание философов и культурологов. Как отмечает Кари Гвен Коулмен, существует точка зрения, что современная ситуация требует радикального пересмотра сложившихся этических подходов и создания новых этических структур... Существует и такая точка зрения, что необходимы умеренные изменения, касающиеся создания новой этической теории, новых моральных ценностей, нового понимания достоинства. Однако никто конкретно не формулирует, в чем состоит сущность этой структуры и этой теории. А без этого нельзя сказать, можно ли считать новые этические орудия адекватными для решения возникающих задач6..
Коулмен анализирует точку зрения Тавани, отстаивающего необходимость пересмотра методологической схемы, которая использовалась в прикладной этике. Традиционный методологический подход ограничивал себя формами разрешения противоречий уже давно известных, повторяющихся случаев и конкретных практик жизни.
Теперь же, считает Тавани, необходимо такое расширение методологии, которое облегчает решение морально неочевидных или морально трудных для понимания, ранее неизвестных или известных, но воспринимавшихся как «морально нейтральные», проблем7.. Поскольку вокруг компьютерных технологий возникает путаница, создавая тем самым теоретический вакуум, необходимо прежде всего устранить эту путаницу. А для этого, считает Тавани, необходима такая продвинутая методологическая схема, которая позволит раскрыть определенные нормативные черты, заключенные в самой кибер-технологии. Это также может помочь заполнить определенный вакуум, имеющий место в нормативной политике.
Кари Коулмен, однако, считает, что представление, будто продвинутая кибертехнологическая методологическая схема будет лишь «незначительным» расширением традиционной или стандартной модели, является по меньшей мере наивным. Дело в том, что традиционные позиции вовсе не являются адекватным выражением современного морального мышления.8.. Современное цивилизационное мышление, сталкиваясь с неразрешимыми теоретическими противоречиями, нередко склоняется к антитеоретической позиции. Одним из вариантов такой альтернативной методологии является
.5.. Cm.: Kari Gwen Coleman. Casuistry and Computer Ethics // Meta philosophy. Vol. 38, N 4, Oxford, July 2007. - P. 474.
6.. TaM we.
7.. Cm.: Tavani Herman T. «The Impact of the Internet on Our Moral Condition: Do We Need a New Frame work of Ethics?» In The Impact of the Internet on Our Moral Lives. Albany: State University of New York press, 2005. - P. 225.
8.. Kari Gwen Coleman. Casuistry and Computer Ethics // Metaphilosphy. Vol. 38, N 4, Oxford. July 2007. - P. 475.
обрисованная Джероном Ван ден Ховеном партикуляристская или антитеоретическая методология. Партикуляризм, как крайняя реакция на традиционализм, фокусирует внимание на конкретных деталях исторически возникающих случаев, исключая все (например, принципы), что может сводить отдельные случаи в классы, как якобы сходные или подобные, тем самым устраняя важность особых обстоятельств каждого случая. Если традиционная модель фокусирует внимание на подобиях, часто кодифицируемых в принципах, то партикуляризм - исключительно на отличиях. Однако поскольку, считает Ван ден Ховен, наши моральные суждения включают в себя и принципы, и отличия, то мы нуждаемся в таком методе, который устанавливает их равновесие. И Ван ден Ховен предлагает метод широкого рефлективного равновесия, позволяющий установить баланс общих правил и интуиции относительно частных случаев, полагая приоритетом соответствие между нами, а не привилегированное положение одного над другим.
Вместе с тем очевидно, что метод широкого рефлективного равновесия, претендующий на преодоление противоречия между генерализирующей и индивидуализирующей методологиями, может остаться на платформе абстрактного рассуждения, если не будет включать в себя расшифровку сущности исторически реальных конкретных решений субъекта, вместе с тем несущих общий цивилизационный смысл. Ван ден Ховен комментирует механизм этого метода как колебания между моральными суждениями относительно данного случая и моральными принципами, корректируя одно в свете другого и в свете относящихся к данной ситуации теорий. Таким образом достигается нужное «равновесие», означающее совпадение принципов и конкретных суждений.9.. Очевидно, что Ван ден Ховен сопоставляет принципы, суждения и теории. Но это еще не сфера самой жизни.
Парадоксы действительной жизни ставят человека в ситуацию невыразимого и важно понять, как он овладевает этой ситуацией, какой механизм принятия решений он использует и как происходит соединение индивидуального и общего в принятии конкретного решения. В современной ситуации практика жизни несет в себе такой новый смысл и такие противоречия, которые требуют нестандартных подходов для своей оценки. И здесь оказывается недостаточным метод широкого рефлективного равновесия, спекулятивно устанавливающий единство общего и индивидуального. И не случайно, подчеркивает Кари Коулмен, Ван ден Ховен защищает метод широкого рефлективного равновесия скорее как область эпистемологии, нежели практической мудрости.
9. См.: Jeroen van den Hoven. «Computer Ethics and Moral Methodology» // Metaphi-losophy, vol. 28, N 3, July 1997. - P. 243.
Встает вопрос, является ли современная ситуация совершенно уникальной с точки зрения возникающего парадокса соединения несоединимого на одном цивилизационном пространстве? Поскольку исторически происходили цивилизационные переломы, то не могли не возникать и попытки разрешения методологических трудностей, связанных с принятием оценок и решений, относящихся к нестандартным с традиционной точки зрения ситуациям. Такой цивилизационный перелом возник в процессе перехода от феодальных отношений к отношениям капиталистическим, когда сохранение сакральных принципов христианства в реальной жизни сочеталось с естественной практикой нравственной свободы, служение истинам не от мира сего с торжеством индивидуализма, инерция вассальных зависимостей с размывающими их рыночными отношениями.
И не случайно именно в этой ситуации возникают явления, которые, с точки зрения традиционных подходов и принципов, попадали в разряд неистины, зла, тогда как, с точки зрения содержательных аспектов тенденций нарождающейся новой жизни, они воспринимались как благо, а значит как цивилизационная истина.
5. Цивилизационная реальность и поле истины.
Как характер цивилизационной реальности влияет на понимание истины? Поскольку казуист не ставит этого вопроса, он попадает в эпистемологический тупик. Представление казуиста об истине требовало однозначности вывода, тогда как цивилизационная реальность данного времени по сути дела исключала возможность такой однозначности. Это и стало камнем преткновения для высокой казуистики.
Прояснить ситуацию помогает иллюстрация, предложенная Кари Коул-меном. Кари Коулмен говорит о тех трудностях, которые возникли у казуистов при оценке феномена ростовщичества. Ростовщичество толковалось как требование чрезмерного процента на выданный заем в ситуации, когда клиент отчаянно нуждался в деньгах. Такой чрезмерный процент приравнивался по своему нравственному смыслу к грабежу и оценивался как тяжкий грех. Такой однозначной должна была быть оценка казуиста. Но она сталкивалась с изменением фактической ситуации цивилизационной реальности. Ростовщичество утрачивает однозначность греховного смысла, когда возникают новые возможности перевозки больших объемов грузов и выгодной коммерции. Капитаны морских судов стали под большие проценты получать денежные средства от торговцев. Это можно было трактовать как ростовщичество, т.е. как грех. Но поскольку капитаны имели значительно возросшую выгоду от торговли, то займы под большой процент можно было оценивать как партнерское участие в общем бизнесе, а не как ростовщический заем в отчаянной ситуации. Теперь партнеры вместе делили и риск, и получаемый большой доход. Можно ли было такое ростовщичество отождествлять с бес-66
совестным грабежом? Изменения цивилизационной действительности формировали феномен, совпадающий по форме с ростовщичеством, внутри которого рождалось новое содержание, которое можно было определять как выгодное, хотя и рискованное, вложение капитала. Ростовщичество - это тяжкий грех, а вложение капитала, с получением заслуженного дохода, можно оценивать как добродетель. Какой здесь должна быть однозначность оценки?
Аналогичная ситуация возникает и с оценкой лжесвидетельства. Существует сакральный завет: «Не лжесвидетельствуй!» Лжесвидетельство также оценивается как тяжкий грех. В период реформации, однако, инквизитор, олицетворяющий волю правящей католической власти, мог отправить свою жертву за ее духовные убеждения на страшные мучения или даже на смерть. Однако сторонники реформации не считали инквизитора орудием утверждения истинной веры. Скорее наоборот, он был носителем искаженного вероучения. В этой ситуации жертва инквизиции получала религиозную санкцию, освобождающую от обязанности правдиво отвечать инквизитору на его вопросы и давать ему исчерпывающие ответы. Казуистика столкнулась с этими различиями, так что необходимо было уяснить смысл интерпретации реальных отношений и вещей, которые, казалось бы, нарушали священные заветы. Что такое ростовщичество, - тяжкий грех или добродетель? Что такое лжесвидетельство - тяжкий грех или средство спасения истинно верующего? Оставаться в границах однозначных оценок с позиций признанных принципов оказывалось все более затруднительным.
Каким образом Кари Коулмен реагирует на проблему, с которой столкнулась высокая казуистика? Ответ на этот вопрос тем более важен, что и современная казуистика, по мнению Кари Коулмена, придерживается традиционных позиций, продолжает апеллировать к традиционному таксономическому порядку случаев, включая идентификацию парадигм и доказательств по аналогии путем рассмотрения сходных обстоятельств. При этом делается гносеологический акцент на том, что отнесение конкретных случаев к тем или иным парадигмам скорее носит социально сконструированный характер, а не открывается в реальных отношениях фактов и вещей. Истина здесь носит прагматический и семантический, но не онтологический смысл.
Иными словами, парадоксы и противоречия современной эпистемологии следует скорее относить к механизмам целесообразного конструирования интеллектуальной реальности, а не к самой действительности. Соответственно Кари Коулмен и предлагает рассматривать казуистику как механизм установления баланса между крайностями традиционалистской методологии, дедуцирующей заключения из принципов и антитеоретической (или партику-
ляристской) методологией, изолирующей случаи друг от друга.10.. Коулмен считает необходимым подчеркнуть своеобразие своей позиции в отношении казуистики. Он считает, что ее методы должны быть использованы для решения современных практически значимых проблем информационного общества.
И здесь необходим определенный выход за пределы сложившихся традиций. Необходимо вырабатывать новые парадигмы для формирования новых таксономических категорий, проявив уважение к экспансионистскому зову «новой этики», по-видимому соединяющей новации с традиционным анализом.
Кари Коулмен полагает, что компьютерные технологии следует рассматривать не как самостоятельный механизм принятия решений, а скорее как инструмент человеческих действий. При этом ключевое значение для решения встающих в области информатики проблем приобретает конструирование интеллектуальной реальности. Компьютер можно рассматривать как средство такого конструирования. И как субъект этого конструирования человек обретает свою «самость». Ошибочно считать человека лишь средством обслуживания информационных технологий.
Таким образом методы казуистики должны находиться в рабочем состоянии, и в этом случае их можно успешно применять для решения современных проблем. Правда, сам Коулмен не дает своих окончательных однозначных ответов; он скорее ставит и заостряет внимание на сложности возникающих проблем. И если высокая казуистика, даже при ее творческом применении, не дает ответа на эти проблемы, то взор исследователя обращается к человеку как демиургу цивилизационного творчества. Этим путем следует и Кари Коулмен. Происходящие в мире цивилизацонные изменения порождают ситуации, в которых принятие правильных решений представляется и проблематичным. Но именно существующий цивилизационный вакуум и делает нас самих ответственными за принимаемые решения.
И мы, подчеркивает Кари Коулмен, сами несем ответственность за выбор, ответственность, создавая новую интеллектуальную реальность и самих себя посредством этого выбора.
Именно в казуистике Коулмен видит тот путь, который указывает на возможность возвращения современного человека к своей собственной сущности, т.е. к человеку, делающему свободный выбор, отвечающему за этот выбор, формирующему новую реальность, в которой он воссоздает самого себя.
.10.. Cm.: Kari Gwen Coleman. Casuistry and Computer Ethics // Metaphilosophy. Oxford, vol. 38, N 4, July 2007. - P. 482.
6. Заключение.
Кари Коулмен делает ставку на волевой принцип, на способность человека взять на себя ответственность за принятие решений в сомнительной ситуации. Иными словами, сомнение не должно парализовать волю в принятии решения. Охраняя себя от возможных ошибок, занимая ригористическую позицию, которую трудно покинуть, человек совершает ошибку, поскольку не использует возможности своей свободы. Если нет определенного запрета для действия, то тогда остается фактом, что оно возможно и допустимо, и вы свободны свершить его. Это - пробаблистская позиция, отражающая реальность того, что действие было возможно. Но вы при этом отдаете себе отчет в том, что будете вознаграждены в случае положительных результатов решения и наказаны, если результат будет отрицательным. Но как эта неопределенность результата влияет на судьбу казуистики в современном обществе? Коулмен полагает, что казуистика может сохранить и даже укрепить свое влияние и авторитет, если воспримет концепцию экзистенциализма, смысл которой выявление истины в свободе, в самостоятельности человека в принятии решений. Экзистенциалистская казуистика удерживает определенность, без которой казуистика вообще невозможна. Но это - не та определенность, которой следовала высокая казуистика. Определенность здесь выражается не в соответствии принятого решения исходному принципу, а лишь в том, что с краткосрочными и долгосрочными последствиями волевого выбора придется жить самому субъекту, а также в понимании, что принимаемое решение может играть роль прецедента, образца для принятия решения другими субъектами в будущем. В этом смысле образец - это не догматически и фактически обоснованный результат, а практическая «истина», полученная в итоге волевого решения и реального действия. Очевидно, что позиция Коулмена может соответствовать лишь ограниченной ситуации, в которой отсутствует тот абсолютный предел, за которым уже не имеют смысла ни поощрения, ни наказания за принимаемые решения.
В предельной ситуации ошибочное решение недопустимо, поскольку оно оказывается фатальным для цивилизации.
В историческом прошлом отсутствовали предельные ситуации; поэтому ориентация только на образцы прошлого для постижения истины оказывается недостаточной. Критерием истины применительно к современному цивили-зационному выбору оказывается адекватно понятая ситуация виртуального будущего. Цивилизационная истина может обретать эмпирически видимую форму как habitus исторического субъекта, который своими решениями, действиями и образом жизни реально предвосхищает цивилизационное будущее.
Поскольку современная ситуация является предельной в своей глубинной сущности, то принимать решения в этой ситуации, не отдавая себе отчет в их конкретных последствиях, значит играть в русскую рулетку. Но как вы-
глядит цивилизационная истина применительно к предельной ситуации? Путь к этой истине открывается на основе исторически сформированной духовной культуры, возвышающейся над узкими расчетами «мира сего». Диктат истины «мира сего» и взгляд цивилизационной культуры, поднимающий субъект истории над узкими расчетами к видению и своей истины и истины другого, требуют специфического одновременного видения двух истин и возможности их совпадения. Современная цивилизационная культура требует от субъекта видеть свою истину бытия и истину бытия другого. Соединение двух истин в одну есть путь самоограничения и вместе с тем самореализации в нравственном самовозвышении.
Здесь существует гносеологическая проблема возможности одновременного и пространственного параллельного существования двух истин и возможности их соединения в одну истину.
К ответу на этот вопрос подводит расшифровка внутреннего содержания такой формы цивилизационной памяти, как увековечение. На самом деле увековечение - это соединение двух истин: истины факта и истины принципа. Органическое слияние того и другого и есть подлинное увековечение. Отступление от подлинности - это факт в отрыве от принципа, или принцип без реального фактического основания. Такие неистинные формы увековечения -явление нередкое, и без соответствующего теоретического основания трудно дать им адекватную оценку.
Оценка исторического творчества также оказывается невозможной вне анализа двух истин - истины мудрости прошлого и истины жизни будущего. Мудрость прошлого открывает исторически сложившуюся фактическую парадигму разрешения цивилизационных конфликтов. Истина жизни будущего открывает реальные следствия использования этой парадигмы в предельной ситуации. В соединении этих двух истин и открывается истина пути как практический императив для культуры цивилизационного субъекта. Таким образом, движение к цивилизационной истине в своей общей форме определяется реальностью слияния в единое целое действительного и идеального. Поскольку такое слияние есть процесс, процесс приближения к тождеству идеального и действительного, то оно требует соответствующего уровня ци-вилизационной культуры, открывающей возможность и необходимость диалога, корректирующего односторонность истин.
Позитивный путь эволюции цивилизации в условиях глобализации - это адаптация к взаимодействию через постоянно действующие механизмы компромиссов.
Соответственно и механизм цивилизационной памяти определяет духовное преображение субъекта, формирует его способность видеть текущие события и обстоятельства жизни через призму тысячелетних опытов жизни человечества. Парадоксы эпох в этом опыте предстают в своей ясности как 70
извечное противоречие добра и зла полноты цивилизационной жизни, как возможности гармоничного бытия и его постоянной деструкции силами дисгармонии, стремящимися к своему частному самоутверждению. Это извечный процесс, характеризующий рождение цивилизационных событий, определяющих новые направления цивилизационной эволюции, попадающей, однако, в конечном счете в свое извечное русло. Каждая эпоха имеет своего цивилизационного субъекта, с его индивидуальными особенностями и качествами. Его путь к историческому творчеству и постижению сущности истории в практическом смысле уникален. И вместе с тем он оказывается вневременным и универсальным. Дело в том, что цивилизационный субъект находится перед виртуальной реальностью цивилизационной истины, которую образуют три распределенных луча: это истина факта, истина универсальных принципов и истина исторического творчества как его достижение успешного результата.
Каждый исторический субъект соприкасается с ипостасями цивилизаци-онной истины. И в этом его универсальность. Однако сочетание этих истин в нем зависит от его субъективных решений. И в этом он уникален. Парадоксальность соединения субъекта с цивилизационной истиной заключается в том, что абсолютное следование каждой ее составной части порождает «забвение» другой ее части. Так, признание истины факта во всей ее полноте порождает забвение истины принципа: исторически рождаются фактические истины, противоречащие истине универсальных принципов.
Истина универсального принципа требует внутренней погруженности в себя, и эта истина в своей идеальной завершенности может вступать в противоречие как с истиной факта, так и с истиной другого универсального принципа.
Истина исторического творчества, находящая свое выражение в его успешной реализации, может быть связана с игнорированием истины факта и истины универсальных принципов.
Соответственно, исторический субъект может быть парадоксальным олицетворением истины - неистины. Адекватная оценка исторического субъекта требует учета специфики цивилизационной истины. Цивилизационная истина имеет сложную структуру, которую образуют три ее ипостаси; они определяют стереоскопическое видение исторической реальности. Соответственно требуют своей коррекции и сложившиеся формы цивилизационной онтологии.
Манихейский подход к историческим субъектам, видение себя в качестве носителя цивилизованности и универсального блага, а другого как варвара и олицетворения зла, внесение в политический лексикон понятий «империя зла», «изгои» свидетельствуют о неадекватности цивилизационного мышления, чреватого тяжкими, если не катастрофическими, последствиями. Такое
примитивное мышление порождается полным непониманием специфики цивилизационной истины.
Три составляющие цивилизационной истины образуют ее виртуальное единство, которое является основанием исторической оценки и критики ци-вилизационного субъекта. Они подобно языкам пламени сжигают все, что казалось отступлением от них в историческом творчестве субъекта.
Цивилизационный субъект на собственном опыте постигает реальность общего основания цивилизационной истины через ее расщепленные лучи. Тройственность цивилизационной истины является потенциальной возможностью гармонии и дисгармоничности цивилизационной реальности. Превращение возможности в определенную действительность зависит от уровня духовной культуры цивилизационного субъекта, проявленного в его исторической практике. Взаимодействующий и взаимоотталкивающий характер трех истин определяет сложность и противоречивость процесса воссоздания цивилизационного субъекта. Его выбор может превращаться в страдание, связанное с осознанием неизбежного нарушения всей полноты цивилизаци-онной истины во имя утверждения во всей полноте какой-то отдельной ее части. Цивилизационная истина - это не абстрактное представление, которому можно дать оценку с позиций принципа или обстоятельств ситуации, а реальность действующего в истории субъекта. От того, как, с какой полнотой реализуются в его действиях три истины и в каком конкретном сочетании, зависит и оценка субъекта.
Тот шум, восхваляющий или осуждающий, который поднимается вокруг жизни и деятельности исторических субъектов, как правило, не столько фиксирует объективную цивилизационную истину, сколько отражает некие субъективные чувства. Качество этого отражения зависит от литературного дарования автора, но в историческую память и науку зачастую вносит солидную дозу дезинформации и фактической путаницы.
