CC BY
4316 стран, среди которых Франция, Бельгия, Нидерланды, Турция, Украина, Польша, США, России и др.
В монографии детально раскрываются особенности внутригосударственных процедур, необходимых для выражения согласия на международные договоры во всех перечисленных странах.
О.Л. Алферов
2007.04.062. КАЙЕ Д. СУДЕБНАЯ ОЦЕНКА САМООБОРОНЫ: РАЗГРАНИЧЕНИЕ, ВОСПРИЯТИЕ И ПРИМЕНЕНИЕ СИЛЫ В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ.
KAYE D. Adjudicating self-defense: Discretion, perception, and the resort to force in international law // Columbia j. of transitional law. -N.Y., 2005. - Vol. 44, N 1. - P. 134-184.
Американская стратегия национальной безопасности от 2002 г. и последовавшая за ней иракская война возродили старые дебаты о праве государства на превентивное применение силы или на упреждающую вооруженную атаку. В такой ситуации возникает вопрос: как третья сторона (будь то государство, международная организация или суд) должна относиться к требованиям стороны, наносящей превентивный удар? Могут ли высшие должностные лица государства, столкнувшись с угрозой своей стране, применить силу, не дожидаясь коллективных действий, обладают ли они такой свободой действий?
Автор утверждает, что подобная свобода противоречит верховенству закона. Международный суд ООН (далее Суд) по настоянию Ирана в 2003 г. отразил это мнение в заключении, которое подчеркивало необходимость соблюдения требования на самооборону и исключение «всякой возможности свободы действий». Тем не менее год спустя министр иностранных дел Великобритании заявил, что ст. 51 Устава ООН (далее Устав) не запрещает наносить упредительные удары по стране «Х» в случае неотвратимости угрозы атаки с ее стороны. Делая ссылку на дело о нефтяных платформах (Oil Platforms case) от 2003 г., рассмотренное Судом, автор, в частности, указывает на аргументы иранской стороны. В последних говорится, что американская сторона нарушила условия двустороннего экономического договора путем разрушения нефтяных платформ в Персидском заливе в 1987 и 1988 гг. Представители США парировали эти аргументы, заявив, что данные действия бы-
ли продиктованы соображениями самообороны, а следовательно, являются легитимными. Американцы также указали, что применению силы с их стороны предшествовали серии атак на навигацию США в Персидском заливе. Исследовав все имеющиеся в данном деле аргументы, Суд подчеркнул, что американская сторона не предоставила убедительных доказательств того, что атаки на корабли США были нанесены с иранских нефтяных платформ. Таким образом, нанесение ударов по иранским сооружениям было необоснованным, поскольку международное право запрещает подобную свободу действий при применении силы. Автор обращает внимание на то, что Судом принималось рассматриваемое решение в 2003 г., тогда как американское руководство по данному делу оперировало в 1987 и 1988 гг. и видело проблему в ином ракурсе.
По мнению автора, самооборона регулируется сводом правил обычного международного права, которые представляют собой прецеденты самообороны конкретных стран и с которыми правительства и эксперты права в целом согласны. Автор также утверждает, что некоторые формулировки Устава ООН чрезмерно «эластичны» и неоднозначны. В качестве примера он указывает на отсутствие четкого понимания терминов «вооруженная атака» и «неотвратимость» угрозы атаки, тогда как эти два понятия являются ключевыми в свете ст. 51 Устава ООН в определении права на самооборону. Кроме того, автор считает, что правовые нормы, регулирующие самооборону, не обязательно отвергают определенную свободу действий в рамках, очерченных этими нормами.
Проблема состоит в том, что в международном праве отсутствует императивный юридический орган, способный разрешать дела, связанные с использованием силы, хоть с какой-либо степенью систематичности и надежности. Устав и Совет Безопасности ООН в качестве его стража были созданы на том условии, что коллективная безопасность ООН будет эффективной. Но поскольку довольно часто это не являлось таковым, самооборона государств превратилась в норму, полагает автор. Самооборона - это не исключительное право государств, а типичный способ обеспечения национальной безопасности. Даже если Устав не отражает этой реальной практики между государствами, это не перестает оставаться непреложным фактом, уверен автор. Решение об использовании силы при самообороне часто принимается в условиях кризиса,
включая восприятие угрозы при недостаточной информации в стрессовой обстановке. Чем острее кризис, тем больше давления оказывается на ответственных должностных лиц с целью побудить их принять жесткие меры.
Автор считает, что в условиях кризиса правовые нормы, регулирующие самооборону государств, нечетки, расплывчаты и «позволяют множество интерпретаций». Примером тому служит право на самооборону в условиях ожидания вооруженной атаки. Большое количество примеров из практики государств, так же как и комментарии исследователей, подтверждают существование такого права (на самооборону), хотя ряд стран и отдельные ученые опровергают его. По этой причине, полагает автор, должностные лица, ответственные за принятие решений, могут быть вынуждены выбрать силовой вариант из-за отсутствия четкости в законе.
Автор также подчеркивает, что когда требование на самооборону оценивается третьей стороной, то возникает необходимость определить, что, собственно, является главным в таких условиях, когда нельзя наверняка провести водораздел между мнимым и реальным обострением отношений. В особенности, когда в одной из противостоящих стран оппозиция создает впечатление враждебных настроений или когда страна обладает эффектной военной техникой, способной сдержать потенциальный вражеский акт. Все это может ввести в заблуждение противную сторону.
Решение применять силу часто является результатом бюрократических, политических и социальных взаимодействий, хотя в истории бывали случаи, когда подобные шаги предпринимались главой государства самостоятельно.
Тем не менее автор допускает, что проблема свободы действия в рамках не определенного законом права на самооборону заключается в том, что в конфликтной ситуации предоставление такой свободы для одной стороны может повлечь за собой ущемление прав другой. В условиях равноправного суверенитета всех стран подобного допускать нельзя. При оценке ситуации применения силы международные суды и трибуналы не обладают той гибкостью, которой располагают политические органы. Однако, исходя из исторической ретроспективы, они (суды) применяли стандарты «разумности» по отношению к практике государств.
В заключение автор указывает, что ведутся серьезные дискуссии относительно «дееспособности» норм Устава ООН по противостоянию современным террористическим угрозам, а также «режимам-изгоям», в особенности опасности применения оружия массового поражения. Некоторые комментаторы призывают пересмотреть правила, предусмотренные в Уставе, однако автор считает, что вместо этого стоит четко определить грань между «разумностью и неразумностью» применения силы перед лицом угроз, не имеющих «точно определенных границ неминуемости».
Т.Б. Курбанов
2007.04.063. НЕФФ С. ВОЙНА И МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО: ОБЩАЯ ИСТОРИЯ.
NEFF S. War and the law of nations: A general history. - Cambridge, New York: Cambridge univ. press, 2005. - XII, 443 p.
Автор исследует правовую концепцию войну от древних времен до наших дней, ставя перед собой цель осветить различные мнения и подходы к термину «война» со стороны юристов-международников, показать, как указанные различия отражались на формировании правового режима регулирования военных действий.
В рамках первого исторического периода (с античности до 1600 г.) С.Нефф подробно рассматривает концепцию справедливой войны. Среди прочих, он выделяет следующие посылы:
- о необходимости, т.е. «война не может считаться справедливой, если прежде не исчерпаны альтернативные и невоенные способы разрешения конфликта»;
- о пропорциональности, т.е. не следует вести войну, если «зло ее конечного результата перевешивает добро»;
- о добрых намерениях, когда выдержан принцип, что «война ведется не во имя ненависти, а во имя любви, с целью исправления врага и наставления его на путь истинный».
Начало войны без справедливого на то основания считалось морально неоправданным, соответственно, подобная теория справедливой войны не признавала равных прав комбатантов стороны, необоснованно начавшей военные действия. Они не имели правовых преференций, предусмотренных законами ведения войны, принятыми и признанными до XVII в., а именно права убивать
