CC BY
17
зультат: наши знания должны сообразовываться не с предметами, напротив, предметы должны сообразовываться с нашим познанием.
Понимание Кантом метафизики иное, чем у рационалистов и эмпириков. Метафизика - завершение всей культуры человеческого разума. Как предмет она содержит в себе идеи разума, недоступные рассудочному познанию, так как они не побуждают чувственность. Поэтому они (душа, мир, Бог) трансцендентны (суть вещи в себе), а разум в стремлении прорваться к ним впадает в паралогизмы (иллюзии), натыкается на антиномии (неразрешимые противоположности). Автор обращает внимание на многозначность глагола «aufheben», которым пользовался Кант; его можно перевести и как «возвысить», и как «устранить». В контексте «Критики чистого разума» Кант возвысил знание и указал место вере. Поэтому «Критика практического разума» являет собой «принципиальное превосходство практического разума над теоретическим, выявляя высокоморальную сущность человека» (с.854). Моральная вера и долг, возводимые к доброй воле, здесь превосходят разум и выражают глубокое понимание естественной религии, где Бог выступает не как творец ни природы, ни человека, а как высшее благо, выражающее стремление разума к торжеству морального порядка. «Такова теодицея Канта» (с.859).
И. С.Андреева
2006.04.031. ФИЛОСОФИЯ КАК ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ:
(Круглый стол в связи с книгой В.В. Соколова «Историческое введение в философию») // Вопр. философии. - М., 2006. - № 3. -С. 3-35.
Книга В.В. Соколова обсуждалась на «круглом столе» в широком плане: «Философия как история философии». В.А. Лекторский усмотрел значение книги в том, что в ней содержится не изложение философских концепций в их исторической последовательности, а анализ генезиса философских проблем, их эволюции, предлагавшихся решений. Тем самым предложена авторская концепция философии, созданная на базе огромного количества материала. Это и есть философия как история философии. В среде философов отношение к истории философии неоднозначно: в англо-американском мире мнение моего коллеги или противника важнее мнения Канта и любого другого, потому что мы знаем
больше, чем знали те. Другое мнение рассматривает философию именно как историю философии, на ее почве поставлены и выявлены проблемы; нового нельзя изобрести. Автор не согласен с этими позициями.
Конечно, заниматься философией, не зная ее истории, нельзя. Хотя есть «вечные вопросы», философская проблематика не сводится к тому, что обсуждалось ранее. Ответы на них каждая эпоха дает свои, выдвигая новые проблемы в контексте культурно-исторических эпох, каждая из которых имеет свое лицо. В книге Соколова поставлены узловые вопросы философии в развитии. Главным среди них являются субъект-объектные отношения, а это сегодня нужно обсуждать, потому что вопрос касается специфики философского знания. Отмечается как «интересное» понятие ве-рознания.
Отвечая, Соколов заметил, что субъект-объектная проблема является наиболее важной эвристической парадигмой, на почве которой можно раскрыть не только проблему человека, но и цивилизации.
Для Т.И. Ойзермана понятие верознания - почти теологическое определение философии. Лучше представить предмет философии как систему убеждений. Сначала надо излагать учения по персоналиям, а уж потом обращаться к сложным проблемам, прослеживая их развитие. У Соколова получился не учебник, а исследование. Удивляет, что учебник обрывается на Канте. Неправильно трактует Соколов важное у Канта место об ограничении (упразднении, возвышении) знания в пользу веры. Он думает, что Кант хотел упразднить не знание как таковое, а мнимое знание старой метафизики. Небрежное отношение автора к понятию «вещь в себе», которое упоминается мимоходом. Ее существование не вызывало у Канта сомнений, а ноумены он считал лишь проблематическими идеями разума.
По этому вопросу Соколов заметил, что в кантовском тексте понятие вещи в себе (Ding in sich) употребляется всего два раза. Кант оперирует понятием вещь сама по себе (Ding an sich или Ding an sich selbst). Указание на материалистическую тенденцию у Канта, по Ойзерману, идет от совершенно несостоятельной ленинской формулировки. Не было борьбы идеализма с материализмом, какую работу философа или какой зарубежный журнал ни посмотри.
A.Ф. Зотов отметил признание Соколовым за философией только ее истории. Но его позиция с годами менялась; свидетельством тому - данная книга: здесь речь идет об истории философии как о способе ее бытия, ее жизни, так что без исторического измерения ни один текст не откроет нам главного - поисков истины, находок и ошибок. В этом случае Соколова можно назвать не хранителем интеллектуальных древностей, а мыслителем, показывающим движение мысли, открывающим пространство для дискуссии. Изложение проблем не хронологически, а по эпохам создает картину стадий развития организмов культуры, и в этом смысле история философии предстает как способ представить жизнь духа как некую объективную, в некотором смысле сверхчеловеческую реальность. Главное в этой книге - ее идея, чего не хватает большинству наших историко-философских публикаций.
Г.Г. Майоров сказал, что исследование имеет не только исторический, но и ярко выраженный теоретический характер. Наиболее оригинальный ее аспект - понимание идеи философии, здесь присутствует синтез многолетнего обучения философии. Майоров не согласен с определением философии как максимально рационализированного мировоззрения. Рацио (ratio, Verstand) обнимает рассудок. Речь же должна идти уже у древних греков об интеллекте, разуме, нус, т.е. о мышлении, а не о рассуждении. Ведь в каждой философии речь идет именно об идее, а идея совмещает в себе веру и знание. В верознании, предложенном Соколовым, речь идет о вере как недостатке знания, а для Майорова понимание философии как рационализированного мировоззрения неприемлемо.
B.В. Васильев согласился с Соколовым, что субъект-объектные отношения определяют место человека в мире. Представленная в книге панорама движения философии не только проясняет эти отношения, но и уточняет собственную природу. Телеологическое (нормативное) изложение истории философии неявно допускает свое привилегированное положение в познании сути философии и ее истины (Гегель скорее переписывал, чем реконструировал историю). Другой подход - интерпретативный (М.К. Мамардашвили), при котором от оригинальных систем мало что остается. Такой автор не заботится об объективном или просто корректном изложении учений, его интересуют собственные идеи, но он не решается говорить от своего имени. Имеет место и стрем-
ление излагать учение наиболее точно (доксография). Привлекает, когда историк философии, познавая учение философа, пытается приблизиться к его пониманию. Полного понимания можно достичь, встраиваясь в исторический и понятийный контексты прошлого (герменевтика, особенно немецкая). Но герменевтики подчас растворяют систему в социальном и идейном окружении, навязывая мысль о несамостоятельности философии, забывая, что ядром философии являются логические аргументы, которые подчеркиваются в аналитической историко-философской школе. Здесь имеются большие возможности, но и риск модернизации учений. Синтез возникает при сочетании герменевтического и аналитического методов. Соколову удалось вписать логику движения мысли в социокультурные обстоятельства. Это хорошее пособие по воспитанию историко-философского вкуса. Однако здесь нет интереса к аргументации исследуемых фигур, видимо, потому, что для Соколова философия есть мировоззрение, а не наука о первоначалах.
А.Л. Доброхотов согласился с определением субъект-объектных отношений как нерва мировой философии. И жанр книги, и концептуальные установки автора, и в частности центральное положение рациональности, позволяют превратить смутные образы в основание особого типа знания. «Обрыв» повествования на Канте уместен, так как волновой характер историко-философского процесса локализует Канта на вершине амплитуды Нового времени. Системность динамики теоретических мотивов выгодно отличает изложение Соколова от модных установок на выявление «диалога». Важна для студентов тематизация главной проблемы: теологическая составляющая философии, диалог рационального и мистического, конфликт органицизма и механицизма, личностный субъект и его социальная среда, границы культурной детерминации и др. Успешное воспитание нескольких поколений профессионалов - свидетельство того, что метод автора прошел убедительную апробацию.
А.В. Сёмушкин отметил, что рассмотрение единства и взаимодействия субъекта и объекта как фундаментальной проблемы философии в их культурно-исторической и цивилизационной перспективе предвосхищает обновление нашего философского горизонта как в теоретическом, так и в историческом направлениях.
А.А. Гусейнов заявил, что он относится к Соколову как ученик к учителю (первую лекцию, которую он прослушал на фи-
лософском факультете, читал Соколов, и она его удивила). Но и теперь удивляет отважная попытка Соколова дать целостный взгляд на развитие философии от ее начальных ступеней вплоть до Канта. Соколов доказывает, что философии нет без истории философии, придавая этой очевидной истине обязывающий смысл. История философии плюралистична, будучи единой. Множество ее типов суть вариации одной и той же цельной темы, стержнем которой является отношение человека к реальности - внешней и внутренней, божественной и земной - и выявление его собственного места в этой реальности. Представляется, что Соколов как бы формулирует привычное отношение «человек и мир». На самом деле он не просто разделяет субъект и объект, но и соединяет и противопоставляет их. В связи с термином верознание возникает ассоциация с нашей страной как Евразией, что заключает в себе сре-динность ее положения. Что на самом деле заключает в себе вера и знание, не сводимое ни к вере, ни к знанию, ни к их комбинации? Термин толкает к пониманию философии как образу жизни.
В.А. Жучков считает одним из достоинств книги, что ее главная проблема представлена в виде гипотезы и не претендует на вечную истину, тем более что иногда субъект-объектный подход оказывается скорее тематическим, нежели проблемным. Соколов невнимательно отнесся к кантовскому понятию «вещь в себе» и к кантовской трактовке глагола «aufheben».
В заключительном слове Соколов согласился с тем, что его книга предлагает новый жанр, совмещающий проблемный подход к исследованию и преподавание истории философии. Отнесение термина «верознание» к теологии (Т.И. Ойзерман) есть «отрыжка» марксизма, которая связывает веру исключительно с религией. Но со времен Платона вера стояла среди инструментов познания. Естественно, никогда не следует забывать о водоразделе между философией и фидеизмом. Неверно и высказывание Ойзермана, что Кант хотел упразднить псевдознание метафизики. Напротив, Кант возвышал научное знание, указывая его ноуменальные пределы.
И.С. Андреева
