CC BY
23
М.П. Пронина
Пронина Мария Петровна — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса
Нижегородская академия МВД России
Законотворческие особенности юридико-технического конструирования уголовно-правовых запретов, ограничивающих правоприменение
Исследование теоретико-правовых основ правотворчества в уголовном законодательстве позволило сделать вывод о том, что при конструировании уголовно-правовых запретов оно определяется масштабной трансформацией всего правового поля и требует немедленной реакции правотворцев в области регулирования формирующихся общественных отношений, в том числе и уголовно-правовыми средствами. Все это повлекло принятие многочисленных дополнений и изменений Уголовного кодекса РФ, породивших проблемы и ограничения в применении уголовно-правовых норм. Значительное их количество привело к возникновению большого числа коллизий уголовного законодательства.
Выделенная нами проблема в области уголовно-правового законотворчества требует незамедлительного разрешения, и уход от ее устранения ограничивает действие права и тормозит процесс противодействия преступности в России.
В качестве первостепенной задачи уголовного законотворчества, которая должна быть решена, следует выделить большое количество межотраслевых и внутриотраслевых коллизий.
Нужно признать, что причинами наличия коллизий в уголовном законодательстве являются дефекты самой системы законодательства, возникающие в результате нарушения правил юридико-технического конструирования уголовно-правовых запретов, а также противоречивости нормативных предписаний1.
Коллизии не только снижают эффективность уголовного закона, но и ограничивают процесс правоприменения, а иногда и порождают проблемы толкования уголовно-правовых запретов2. Поэтому наличие межотраслевых коллизий подрывает в том числе и конституционные основы уголовного права, снижая тем самым уровень предупредительного и охранительного воздействия на преступность.
В настоящее время возможно выделение коллизий национального и международного права; межотраслевых коллизий; внутриотраслевых коллизий. В целом все выделяемые разновидности прямо или косвенно приводят к противоречивости уголовного законодательства, затруднению в достижении задач, закрепленных в Уголовном кодексе РФ.
Актуализируя проблему коллизионности, на первое место хотелось бы поставить несоответствия международного и национального законодательств и привести несколько примеров коллизий, ограничивающих права и свободы человека и гражданина. Обусловлено это тем, что общепризнанные нормы и принципы международного права имеют приоритет над национальным законодательством и поэтому должны выступать в качестве правовой основы государства. Однако в процессе уголовного законотворчества данные положения не всегда учитываются законодателем3. Так, был проигнорирован один из важнейших принципов международного права, определяющий равенство людей перед законом и защитой. Примером может служить положение, закрепленное в статье 2861 УК РФ, в части установления ответственности за неисполнение приказа сотрудником органов внутренних дел; отнесение статуса виновного к отягчающим вину признакам (п. «о» ч. 1 ст. 63 УК РФ).
Такое законодательное решение породило межотраслевую коллизию, так как оно вступило в противоречие с положениями статьи 7 Всеобщей декларации прав человека и статьи 19 Конституции РФ.
Особого внимания заслуживает и дифференциация ответственности в зависимости от специальных характеристик потерпевшего. Так, совершение убийства обычного гражданина не соизмеримо по характеру и степени общественной опасности с умышленным причинением смерти сотруднику правоохранительного органа (ст. 317 УК РФ); государственному или общественному деятелю (ст. 277 УК РФ); лицу, осуществляющему правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК РФ). Об этом свидетельствуют санкции вышеуказанных норм. Полагаем, что такое юридико-техническое решение нельзя признать оправданным, так как оно ограничивает действие не только положений Всеобщей декларации прав человека, но и принципа равенства, непосредственно закрепленного в статье 4 УК РФ, где буквально указано, что на равенство перед законом не влияет должностное положение лица.
1 См.: Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 1995. С. 32.
2 См.: Кузнецов А.П. Коллизии уголовного законодательства как фактор снижения его качества // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2013. № 22. С. 182.
3 См.: Тихомиров Ю.А. Законодательная техника как фактор эффективности законодательной и правоприменительной деятельности // Проблемы юридической техники: сборник статей / под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 44.
Одним из приоритетных направлений государственной политики является противодействие коррупции, Российская Федерация при его реализации принимает активное участие в различных формах международного сотрудничества. Создавая значительное количество нормативных актов в рассматриваемой области, законодатель в ряде случаев допускает ошибки, существенно искажающие положения, закрепленные в международно-правовых документах.
Так, правовой основой сотрудничества в области противодействия коррупции является Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции1. При этом к субъектам антикоррупционной политики отнесены не только специально уполномоченные на то государственные или муниципальные органы, но и население. В частности, оно должно принимать активное участие в предупреждении коррупции. Однако Федеральный закон от 25 декабря 2008 года № 273-Ф3 «О противодействии коррупции»2, закрепляя схожее положение не определяет пределы полномочий граждан или групп населения в противодействии коррупции, формы их реализации, а устанавливает лишь право на исполнение своего гражданского долга. Регламентация таких прав и полномочий, конечно же, необходима, так как исключит произвол и, как следствие, ограничение прав и свобод человека и гражданина, интересов общества и государства.
Примеры коллизионности правовых предписаний можно обнаружить в международном и национальном праве при разработке механизмов противодействия пиратству. Так, в Конвенции ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 года3 сформулирована дефиниция «пиратство». Ознакомившись с кри-минообразующими признаками пиратства, закрепленными в статье 227 УК РФ, приходим к выводу об их несоответствии признакам, закрепленным в Конвенции. Несоответствие выражается в том, что в указанной статье местом совершения данного деяния определено только речное иди морское судно. В свою очередь Конвенция ООН по морскому праву расширяет этот перечень и относит к месту совершения преступления в том числе и воздушное судно4.
Коллизией следует признать отсутствие в Уголовном кодексе РФ установление ответственности за разрыв или повреждение подводного кабеля, несмотря на то, что в рекомендациях, содержащихся в Международной конвенции по охранению подводных телеграфных кабелей от 14 марта 1884 года5, такая ответственность предусматривается. Отметим, что сформулированные в международном акте предписания были имплементированы в российское уголовное законодательство (УК РСФСР 1960 г.), где содержался уголовно-правовой запрет на повреждение морского телефонного кабеля, и он был закреплен в статье 205 данного Кодекса, в главе «Преступления против порядка управления»6.
Приведенные примеры указывают на наличие коллизий, возникающих в рамках международного сотрудничества.
Обозначив проблему рассогласованности международного и национального законодательств в области противодействия преступности, хотелось бы остановиться и на межотраслевых коллизиях, а именно уделить особое внимание рассогласованностям уголовного законодательства с конституционным законодательством, которые так же нарушают права и свободы человека и гражданина и являются ограничениями в праве.
Исследуя коллизии уголовного и конституционного законодательства в области охраны интересов личности, следует привести примеры рассогласования положений в области охраны права на труд. Осознавая важность общественных отношений в части оплаты труда, в Уголовный кодекс РФ была включена статья 1451 УК РФ, установившая ответственность за невыплату заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат.
В соответствии с положениями части 3 статьи 37 Конституции, а также статьи 2 и части 2 статьи 129 Трудового кодекса РФ работодатель обязан выплачивать заработную плату ежемесячно: нарушение сроков ее выплаты в соответствии со статьей 4 Трудового кодекса РФ расценивается как принудительный труд.
Изучение содержания статьи 1451 УК РФ показало, что включенные в ранее положения противоречат указанным конституционным нормам, в частности, в части 1 статьи 1451 УК РФ устанавливается ответственность за частичную невыплату заработной платы свыше трех месяцев. В части 2 — за полную невыплату более двух месяцев. Дополнительным криминообразующим признаком рассматриваемых деяний является обязательное наличие у виновного лица корысти либо иной личной заинтересованности, что не всегда представляется возможным установить. Сложившаяся ситуация свидетельствует о возникновении правовых противоречий и требует устранения рассогласованности положений Конституции РФ, Уголовного кодека РФ и Трудового кодекса РФ в вопросе установления ответственности за невы-
1 Собрание законодательства РФ. 2006. № 26, ст. 2780.
2 Собрание законодательства РФ. 2008, № 52, ч. 1, ст. 6228.
3 Собрание законодательства РФ. 1997. № 48, ст. 5493.
4 См.: Иванчин А.В. О необходимости модернизации техники построения составов преступления // Актуальные проблемы модернизации российского уголовного законодательства и практики его применения: материалы III Международной научно-практической конференции (26—27 сентября 2013 г.) / отв. ред. Л.Л. Кругликов. Ярославль, 2013. С. 112.
5 Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. IV. 2-е изд. М., 1936. С. 74—80.
6 Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1960. № 40, ст. 591.
плату заработной платы. В этой связи предлагается изменить диспозицию статьи 1451 УК РФ в части исключения установленных в УК РФ сроков и мотивов, изложив ее следующим образом: часть 1 статьи 1451 УК РФ «Частичная невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных установленных законом выплат, совершенная руководителем организации, работодателем — физическим лицом, руководителем филиала, представительства или иного обособленного структурного подразделения организации»; часть 2 статьи 1451 УК РФ «Полная невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных установленных законом выплат, совершенная руководителем организации, работодателем — физическим лицом, руководителем филиала, представительства или иного обособленного структурного подразделения организации».
Продолжая рассмотрение коллизий, возникающих в рамках регулирования уголовно-правовых отношений, следует обратить внимание на наличие и внутриотраслевых противоречий (коллизий). В этой связи необходимо обратиться к проблеме криминализации ответственности за совершение деяний в составе преступных организаций или сообществ.
Ответственность за совершение преступлений в их составе установлена в ряде статей Особенной части УК РФ (ст. 2054, 2055, 208 , 209 , 210 , 2821, 2822 УК РФ). Формулируя данные нормы, законодатель допустил ряд юридико-технических ошибок, порождающих полемику и вопросы соотношения с нормами Общей части УК РФ, устанавливающих формы соучастия, хотя использование тождественных юридически значимых категорий должно предполагать единое смысловое их значение.
Например, формулируя в части 1 статьи 2054 УК РФ понятие террористического сообщества, законодатель соотносит его с устойчивой группой лиц. Закрепляя в статье 2821 УК РФ признаки экстремистского сообщества, в качестве одного из них указывает, что такое сообщество является разновидностью организованной группы.
В этой связи возникает ряд вопросов. Во-первых, наделяя эти разновидности сообществ отличительными признаками, необходимо их рассматривать как разные формы совместной преступной деятельности, или как схожие, отличающиеся лишь направлениями их преступной деятельности (террористической или экстремистской)? Во-вторых, наиболее проблемным в данном случае является вопрос об их соотношении с преступным сообществом, понятие которого содержится в части 4 статьи 35 УК РФ, ведь законодательное определение террористического и преступного сообщества отсутствует. Проведенное нами изучение части 4 статьи 35 и статей 2054 и 2821 УК РФ показало, что данные формы совместной преступной деятельности наделены разными криминообразующими признаками, присущими различным формам соучастия (организованная группа, преступное сообщество). Такой подход, конечно же, не является приемлемым, и сформулированные в законодательстве понятия террористического или экстремистского сообщества противоречат основам института соучастия, закрепленного в главе 7 УК РФ. Вместо того чтобы дать разъяснение возникшей проблемы, Пленум Верховного Суда РФ своими многочисленными постановлениями запутал и без того непростую проблему1.
Не следует забывать еще и то, что основополагающая дефиниция, закрепленная в части 4 статьи 35 УК РФ, допускает совершение преступным сообществом только тяжких или особо тяжких преступлений, на что не сделано указаний в статьях 2054 и 2821 УК РФ, что еще раз подтверждает дискуссион-ность примененного в Особенной части УК РФ приема. Допуская возможность совершения в составе террористического или экстремистского сообщества преступлений любой тяжести, размываются крите-риеобразующие признаки преступного сообщества. Такой подход позволил нам сделать вывод о том, что, что террористическое сообщество — это не форма преступного сообщества, а вид организованной группы, это прямо вытекает из законодательных формулировок статей 2054 и 2821 УК РФ. Однако эта точка зрения не разделяется рядом ученых. Так, по мнению П.С. Яни, такое указание свидетельствует о структурированности преступного сообщества2, В.М. Быков же считает, что это определяет уровень профессионализма преступников3.
Буквально толкуя положения статей 2054 и 2821 УК РФ, приходим к выводу, что террористическое и экстремистское сообщества являются разновидностями организованной группы.
Судебная практика также вкладывает в рассматриваемые понятия различные признаки. В одном из Определений Верховного Суда РФ к признакам экстремистского сообщества были отнесены высокий уровень организованности, структура, символика и т. д., что в целом соотносится с признаками преступного сообщества4. Аналогичная позиция была подтверждена и в Определении Верховного Суда РФ от 4 февраля 2010 года № 47-009-825.
Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 28 июня 2011 года № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», разъясняя понятие экстре-
1 См.: Кузнецов А.П., Маршакова Н.Н. Ответственность за преступления экстремистской направленности (280, 2821, 2822 УК РФ): лекция. Н. Новгород, 2008. С. 29—32.
2 См.: Яни П.С. Квалификация преступлений экстремистской направленности // Российская юстиция. 2011. № 10. С. 11—16.
3 См.: Быков В.М. Организация преступного сообщества (преступной организации) // Законность. 2010. № 2. С. 18—21.
4 См.: Определение Верховного Суда РФ от 26 августа 2010 г. № 9-О10-40.
5 См.: Определение Верховного Суда РФ от 4 февраля 2010 г. № 47-009-82.
мистского сообщества не вкладывает в него такого понятия, как «организованная группа»1. Однако признаки, указанные в этом Пленуме, полностью соотносятся с признаками организованной группы, отраженными в части 3 статьи 35 УК РФ.
Сложившая ситуация показывает, что существующий сегодня законодательный подход теряет любой юридический смысл в поиске ответа на поставленный нами вопрос2. При этом нужно констатировать недопустимость преломления признаков экстремистского сообщества через различные формы соуча-стия3. Данная точка зрения является наиболее распространенной в доктрине уголовного права4.
Поэтому следует разделить мнение А.В. Петрянина в том, что только унификация положений части 4 статьи 35 и статей 2054 и 2821 УК РФ позволит решит данную коллизию5.
С нашей точки зрения, а также исходя из уровня и характера степени общественной опасности рассматриваемых форм преступной организованной деятельности, террористическое и преступное сообщества должны быть признаны разновидностями организованных групп. В связи с этим считаем целесообразным внести изменения в названия статей 2054 и 2821 УК РФ и изложить в следующей редакции: статья 2054 «Террористическая организованная группа»; статья 2821 «Экстремистская организованная группа».
Реализация принятого решения не только устранит противоречия, существующие в законодательстве и, как следствие, в судебно-следственной практике, доктрине, но и повысит уровень превентивного воздействия на преступность террористического и экстремистского толка.
Продолжая исследование внутриотраслевых коллизий, следует рассмотреть противоречия в конструировании перечня отягчающих признаков, закрепленного в статье 63 УК РФ. Несмотря на то, что он считается исчерпывающим, приходится сталкиваться с проблемой установления юридического значения признака «совершение преступления в состоянии опьянения». В уголовном законе возникла противоречивая ситуация в отношении его закрепления на законодательном уровне.
Во-первых, в настоящее время уголовный закон содержит три принципиально отличающихся друг от друга подхода, определяющих влияние состояния опьянения на характер и степень общественной опасности совершенного преступления. Первый закреплен в статье 23 УК РФ и устанавливает общее правило, исходя из которого лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, подлежит уголовной ответственности на общих основаниях. Сформулированное законодательное положение не позволяет рассматривать его ни в качестве отягчающего, ни в качестве смягчающего вину. Закрепленную в Общей части УК РФ идею поставил под сомнение Федеральный закон от 21 октября 2013 года № 270-Фз «О внесении изменения в статью 63 Уголовного кодекса Российской Федерации»6. В частности, он по усмотрению суда допускает возможность учитывать состояние опьянения как отягчающее обстоятельство. Дискуссионность такого подхода будет рассмотрена нами далее. Однако в уголовном законе имеется и третий подход, отличающийся от вышеназванных, закрепленный в 2009 году. Это коснулось статьи 264 УК РФ, дополненной тремя самостоятельными частями, усиливающими ответственность за нарушения правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, совершаемых лицами в состоянии опьянения, в связи с чем каждая них содержала в себе рассматриваемый нами признак. Учитывая, что деяния, подпадающие под признаки статьи 264 УК РФ, совершенные лицом в состоянии опьянения, отнесены к квалифицированным составам преступления, приходим к выводу, что данное состояние является отягчающим. Указанные законодательные решения поставили правоприменителя в затруднительное положение в отношении оценки деяний, совершенных в состоянии опьянения.
Учитывая, что судья — это человек, принимающий субъективное решение; невозможность исключения коррупционных рисков и иных обстоятельств, воздействующих на принятие решения судьей в рассматриваемом вопросе, например, давление со стороны руководства, признать принимаемое им решение по вопросу признания состояния опьянения отягчающим или нет объективным невозможно.
1 См.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2011. № 8.
2 См.: Быков В.М. Постановление Пленума Верховного Суда РФ о судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности: научный комментарий // Право и политика. 2011. № 9. С. 1477—1484.
3 См.: Павлинов А.В. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2008. С. 275.
4 См.: См.: Зубалова О.А. Уголовно-правовые меры борьбы с организацией экстремистского сообщества: дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2013. С. 10—11.
5 См.: Петрянин А.В. Концептуальные основы противодействия преступлениям экстремистской направленности: теоретико-прикладное исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2015. С. 247; Его же. Экстремистское сообщество и экстремистская организация: технико-юридический анализ признаков // Проблемы юридической науки в исследованиях докторантов, адъюнктов и соискателей: сборник научных трудов / под ред. М.П. Полякова, К.М. Маштакова. Н. Новгород, 2013. Вып. 19. С. 145—155; Его же. Уголовно-правовые аспекты оперативно-разыскной характеристики преступлений экстремистской направленности: особенности определения признаков экстремистского сообщества // Проблемы применения уголовного законодательства при осуществлении оперативно-разыскной деятельности: материалы межведомственного круглого стола (Рязань, 14 апреля 2016 г.) / под ред. Г.В. Ищука, Е.Н. Билоуса, А.В. Ковалева, Г.С. Шкабина. Рязань, 2016. С. 134—139.
6 Собрание законодательства РФ. 2013. № 43, ст. 5440.
Разъясняя признак «состояние опьянения», Пленум Верховного Суд РФ в своем постановлении от 22 декабря 2015 года № 58 отметил, что установление самого факта нахождения виновного при совершении деяния в состоянии опьянения не должно выступать в качестве единственного либо достаточного основания для признания его отягчающим. Во внимание необходимо принимать не только характер и степень опасности преступления, а также обстоятельства его совершения, но и влияние состояния опьянения на поведение виновного, а также личность виновного. В данном случае вместо того, чтобы разъяснить указанные признаки, Пленум этого не сделал и оставил данный вопрос открытым, в связи с чем у нас возникает вопрос: каким юридически значимым способом суд будет устанавливать такое влияние? Полагаем, что это невозможно.
Разделяя подход, нашедший свое закрепление в статье 264 УК РФ, отмечаем его коллизионность с положениями статей 23 и 63 УК РФ.
Для снятия выявленных противоречий считаем целесообразным определиться с наличием или отсутствием необходимости учета состояния опьянения как отягчающего вину. В поддержку учета такого состояния как отягчающего можно привести следующие аргументы.
Во-первых, среди специалистов в области социологии, криминологии и психологии давно сформировалось мнение о том, что состояние опьянения существенно увеличивает риск совершения как умышленных, так и неосторожных преступлений.
Во-вторых, ранее апробированная практика по учету состояния опьянения как отягчающего вину в России показала положительные результаты. Примером может стать часть 10 статьи 39 УК РСФСР 1960 года «Обстоятельства, отягчающие ответственность».
Аргументов против учета состояния опьянения как отягчающего мы не нашли.
В этой связи считаем необходимым внести следующие изменения в Уголовный кодекс РФ:
а) Статья 23 УК РФ «Уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения»
Совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, новых потенциально опасных психоактивных веществ либо других одурманивающих веществ, рассматривается как отягчающее вину обстоятельство;
б) часть 1.1 статьи 63 УК РФ исключить;
в) дополнить часть 1 статьи 63 пунктом ««с» следующего содержания: ««совершение преступления в состоянии опьянения».
Полагаем, что рассмотренные коллизии не являются исчерпывающими, и их перечень можно продолжить. В статье предпринята только попытка выделить наиболее показательные и значимые коллизии, являющиеся ограничениями в праве и требующие незамедлительного решения проблемы, а также сформулированы предложения по их устранению. Реализация предложенных нами юридико-техни-ческих решений лежит в плоскости основ уголовного права и не требует существенных затрат.
