CC BY
20
Пронина Мария Петровна
кандидат юридических наук, Нижегородская академия МВД России (e-mail: [email protected])
Внутриотраслевые противоречия в рамках регулирования уголовно-правовых отношений
В статье рассматривается проблема внутриотраслевых противоречий уголовного законодательства, приводятся конкретные примеры коллизий в Особенной части Уголовного кодекса РФ при формулировании конкретных уголовно-правовых запретов. В целях снятия внутриотраслевых коллизий в уголовном законодательстве предлагается декриминализация ч. 5 ст. 291.1 УК РФ «Посредничество во взяточничестве» в части установления ответственности за согласие в посредничестве; новая редакция названия ст. 205.4 УК РФ «Террористическая организованная группа»; ст. 282.1 УК РФ «Экстремистская организованная группа»; новая редакция ст. 23 УК РФ «Уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения».
Ключевые слова: юридическая техника, уголовное законодательство, внутриотраслевые коллизии, преступление, ответственность, общественные отношения.
M.P. Pronina, Candidate of Law, Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]
Intra-branch contradictions in the regulation of criminal law relations
This article deals with the problem of intra-branch contradictions of the criminal legislation, gives specific examples of conflicts in the Special Part of the Criminal Code of the Russian Federation, while formulating specific criminal and legal prohibitions. With a view to removing intra-branch conflicts in criminal legislation, decriminalization is proposed in pt. 5 of art. 291.1 of the Criminal Code of the Russian Federation «Mediation in bribery» regarding the establishment of responsibility for consent in mediation; new edition of art. 205.4 of the Criminal Code of the Russian Federation «Terrorist organized group»; art. 282.1 of the Criminal Code of the Russian Federation «Extremist organized group»; new edition of art. 23 of the Criminal Code of the Russian Federation «Criminal responsibility of persons who committed a crime in a state of intoxication».
Key words: legal technique, criminal legislation, intra-branch conflicts, crime, responsibility, public relations.
Рассмотрение теоретических основ правотворчества в уголовном законодательстве позволило сделать вывод о том, что при конструировании уголовно-правовых запретов оно имеет ряд особенностей, требующих незамедлительной реакции законодателя в области регулирования формирующихся общественных отношений, в том числе и уголовно-правовыми средствами. Все это повлекло принятие многочисленных дополнений и изменений Уголовного кодекса РФ, породивших проблемы в применении уголовно-правовых норм.
В качестве первостепенной проблемы уголовного законотворчества, которая должна быть решена, следует выделить большое количество внутриотраслевых коллизий.
Для этого необходимо обратиться к проблеме формулирования понятия и признаков должностного лица в примеч. 1 к ст. 285 УК РФ,
которое стало причиной не только межотраслевых, но и внутриотраслевых коллизий.
Ошибочной, с нашей точки зрения, является заложенная в этом примечании идея, распространяющая его действие исключительно на гл. 30 УК РФ. Данный подход можно было бы признать приемлемым при условии, что должностное лицо как специальный субъект преступления не использовалось при конструировании уголовно-правовых норм, расположенных в других структурных образованиях уголовного закона.
Понятие «должностное лицо» используется и в других разделах и главах Уголовного кодекса РФ и закреплено в ст. 140, 141, 149, 169, 170, 194, 202.2, 215.1, 266.1, 229.1, 243.3, 258.1, 264, 264.1, 304, 318, 320 УК РФ. Данные статьи не входят в гл. 30 УК РФ, объединяющую преступления, посягающие на интересы государственной власти, государственной
42
службы и службы в органах местного самоуправления, поэтому понятие «должностное лицо» в них используется в нарушение положений примеч. 1 к ст. 285 УК РФ. Законодательный запрет на применение аналогии в уголовном праве установлен в ч. 2 ст. 3 УК РФ. Осознавая данный пробел, Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий» [1] разъяснил положения примеч. 1 к ст. 285 УК РФ, расширил сферу распространения его на другие нормы уголовного закона, вышел за рамки своих полномочий, взяв на себя функции законодателя. Учитывая важность выявленной коллизии, считаем, что она незамедлительно должна быть решена путем внесения изменений в примеч. 1 к ст. 285 УК РФ в части изменения формулировки «Должностными лицами в статьях настоящей главы и других статьях настоящего кодекса признаются...».
Значительное количество коллизий встречается и в сфере уголовно-правового противодействия коррупции. По нашему мнению, проблемным является установление самостоятельного вида ответственности за посредничество во взяточничестве, что в целом должно рассматриваться как самостоятельная форма соучастия в преступлении. Это вытекает из основ уголовного закона, где определяются стадии совершения преступления, закрепленные в ст. 29-30 УК РФ. В качестве самостоятельной формы посредничества в ч. 5 ст. 291.1 УК РФ установлена ответственность за обещание посредничества во взяточничестве, что свидетельствует о нарушении технико-юридических правил, повлекших возникновение противоречий между положениями Общей и Особенной частей УК РФ. Отметим, что обещание в посредничестве не может рассматриваться как преступная форма поведения по следующим обстоятельствам. Спорным в данном случае становится определение момента окончания преступления. Обосновывается это тем, что дача самого согласия - это лишь обнаружение умысла лица, что по действующему уголовному законодательству преступлением не является [2, с. 191-192]. Поддерживая высказанное суждение, следует задать вопрос: возможен ли добровольный отказ при даче согласия на посредничество? Объективно нет. Таким образом, в основу доказывания наличия в действиях виновного состава посредничества во взяточничестве в форме обещания ложатся лишь объективные признаки преступления, так
как умысел виновного в данном случае установить не представляется возможным. Поскольку состав ч. 5 ст. 291.1 УК РФ сформулирован по типу формального (усеченного), умыслом виновного должны охватываться и его осознание в обещании выступить в качестве посредника, и желание это обещание выполнить, т.е. он желает дать лишь обещание выступить в качестве посредника. Вопрос о том, а пожелает ли он реально совершить эти действия, остается за рамками состава преступления. Считаем, это свидетельствует и о том, что у лица в такой форме преступного поведения отсутствует право на добровольный отказ, что еще раз подтверждает необходимость рассмотрения обещания посредничества как формы обнаружения умысла, а не как стадии совершения преступления. В качестве еще одного аргумента в поддержку нашей точки зрения можно привести отсутствие судебно-следственной практики по привлечению виновных к уголовной ответственности за обещание посредничества. Все возбужденные уголовные дела по ч. 5 ст. 291.1 УК РФ были основаны на предложении посредничества во взяточничестве, в рамках которых устанавливались как объективные, так и субъективные признаки преступления.
Но и совсем неприемлемым является отнесение данного деяния к категории тяжких (до семи лет лишения свободы), когда за реальное посредничество (т.е. посредник взял предмет взятки и передал его соответствующему субъекту, совершил преступление средней тяжести) предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет.
Для снятия данных коллизий считаем целесообразным декриминализировать ответственность за обещание посредничества во взяточничестве и изложить ч. 5 ст. 291.1 УК РФ в следующей редакции: «Предложение посредничества во взяточничестве».
Исследуя аспект о совершении преступлений в соучастии, нельзя обойти вопрос о криминализации ответственности за совершение деяний в составе преступных организаций или сообществ.
Ответственность за совершение преступлений в их составе установлена в ряде статей Особенной части УК РФ (ст. 205.4, 205.5, 208, 209, 210, 282.1, 282.2 УК РФ). Формулируя данные нормы, законодатель допустил ряд юридико-технических ошибок, порождающих полемику и вопросы соотношения с нормами Общей части уголовного закона, устанавливающих формы соучастия, хотя использование тождественных юридически значимых катего-
43
рий должно предполагать единое смысловое их значение.
Например, формулируя в ч. 1 ст. 205.4 УК РФ понятие террористического сообщества, законодатель соотносит его с устойчивой группой лиц. Закрепляя в ст. 282.1 УК РФ признаки экстремистского сообщества, в качестве одного из них указывает, что такое сообщество является разновидностью организованной группы.
В связи с этим возникает ряд вопросов. Во-первых, наделяя эти разновидности сообществ отличительными признаками, необходимо их рассматривать как разные формы совместной преступной деятельности или как схожие, отличающиеся лишь направлениями их преступной деятельности (террористической или экстремистской)? Во-вторых, наиболее проблемным в данном случае является вопрос об их соотношении с преступным сообществом, понятие которого содержится в ч. 4 ст. 35 УК РФ, ведь законодательное определение террористического и преступного сообщества отсутствует. Проведенное нами изучение ч. 4 ст. 35 и ст. 205.4 и 282.1 УК РФ показало, что данные формы совместной преступной деятельности наделены разными криминообра-зующими признаками, присущими различным формам соучастия (организованная группа, преступное сообщество). Такой подход, конечно же, не является приемлемым, и сформулированные в законодательстве понятия террористического или экстремистского сообщества противоречат основам института соучастия, закрепленного в гл. 7 УК РФ. Вместо того, чтобы дать разъяснение возникшей проблемы, Пленум Верховного Суда РФ своими многочисленными постановлениями запутал и без того непростую проблему [3, с. 29-32].
Не следует забывать еще и то, что основополагающая дефиниция, закрепленная в ч. 4 ст. 35 УК РФ, допускает совершение преступным сообществом только тяжких или особо тяжких преступлений, на что не сделано указаний в ст. 205.4 и 282.1 УК РФ, что еще раз подтверждает дискуссионность примененного в Особенной части Уголовного кодекса приема. Если допустить возможность совершения в составе террористического или экстремистского сообщества преступлений любой тяжести, размываются критерии, образующие признаки преступного сообщества. Такой подход позволил нам сделать вывод о том, что террористическое сообщество - это не форма преступного сообщества, а вид организованной группы, что прямо вытекает из законодательных формулировок ст. 205.4 и 282.1 УК РФ. Однако эта точка
зрения не разделяется рядом ученых. Так, по мнению П.С. Яни, такое указание свидетельствует о структурированности преступного сообщества [4, с. 11-16], В.М. Быков же считает, что это определяет уровень профессионализма преступников [5, с. 18-21].
Буквально толкуя положения ст. 205.4 УК РФ и ст. 282.1 УК РФ, приходим к выводу, что террористическое и экстремистское сообщество являются разновидностью организованной группы.
Судебная практика также вкладывает в рассматриваемые понятия различные признаки. В одном из определений Верховного Суда РФ к признакам экстремистского сообщества были отнесены высокий уровень организованности, структура, символика и т.д., что в целом соотносится с признаками преступного сообщества [6]. Аналогичная позиция была подтверждена и в определении Верховного Суда РФ от 4 февраля 2010 г. № 47-009-82 [7].
Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», разъясняя понятие экстремистского сообщества, не вкладывает в него такое понятие, как «организованная группа» [8]. Однако признаки, указанные в этом постановлении, полностью соотносятся с признаками организованной группы, отраженными в ч. 3 ст. 35 УК РФ.
Сложившая ситуация показывает, что существующий сегодня законодательный подход теряет юридический смысл в поиске ответа на поставленный нами вопрос [9, с. 1477-1484]. При этом нужно констатировать недопустимость преломления признаков экстремистского сообщества через различные формы соучастия [10, с. 275]. Данная точка зрения является наиболее распространенной в доктрине уголовного права [11, с. 10-11].
Поэтому следует разделить мнение А.В. Пе-трянина в том, что только унификация положений ч. 4 ст. 35 и ст. 205.4, 282.1 УК РФ позволит решить данную коллизию [12; 13, с. 145-155; 14, с. 134-139].
С нашей точки зрения, а также исходя из уровня и характера степени общественной опасности рассматриваемых форм преступной организованной деятельности, террористическое и преступное сообщество должны быть признаны разновидностями организованных групп. В связи с этим считаем целесообразным внести изменения в названия ст. 205.4 и 282.1 УК РФ и изложить в следующей редакции: ст. 205.4 «Террористическая организованная
44
группа»; ст. 282.1 «Экстремистская организованная группа».
Реализация данного предложения не только устранит противоречия, существующие в законодательстве и, как следствие, в судебно-след-ственной практике, но и повысит уровень превентивного воздействия на преступность террористического и экстремистского толка.
Продолжая исследование внутриотраслевых коллизий, следует рассмотреть противоречия в конструировании перечня отягчающих признаков, закрепленных в ст. 63 УК РФ. Несмотря на то, что они считаются исчерпывающими, приходится сталкиваться с проблемой установления юридического значения признака «совершение преступления в состоянии опьянения». В уголовном законе возникла противоречивая ситуация в отношении его закрепления на законодательном уровне.
Во-первых, в настоящее время уголовный закон содержит три принципиально отличающихся друг от друга подхода, определяющих влияние состояния опьянения на характер и степень общественной опасности совершенного преступления. Первый закреплен в ст. 23 УК РФ и устанавливает общее правило, исходя из которого лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, подлежит уголовной ответственности на общих основаниях. Сформулированное законодательное положение не позволяет рассматривать его ни в качестве отягчающего, ни в качестве смягчающего вину. Закрепленную в Общей части УК РФ идею поставил под сомнение Федеральный закон от 21 октября 2013 г. № 270-ФЗ «О внесении изменения в статью 63 Уголовного кодекса Российской Федерации» [15]. В частности, в нем по усмотрению суда допускается возможность учитывать состояние опьянения как отягчающее обстоятельство. Дискуссионность такого подхода будет рассмотрена нами далее. Однако в уголовном законе имеется и третий подход, отличающийся от выше отмеченных и закрепленный в 2009 г. Это коснулось ст. 264 УК РФ, дополненной тремя самостоятельными частями, усиливающими ответственность за нарушения правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, совершаемые лицами в состоянии опьянения, в связи с чем каждая из них содержала в себе рассматриваемый нами признак. Учитывая, что деяния, подпадающие под признаки ст. 264 УК РФ, совершенные лицом в состоянии опьянения, отнесены к квалифицированным составам преступления, приходим к выводу, что данное состояние является отягчающим. Указанные
законодательные решения поставили правоприменителя в затруднительное положение в отношении оценки деяний, совершенных в состоянии опьянения.
Наиболее дискуссионным, с нашей точки зрения, является допущение усмотрения, которым наделен суд при определении влияния состояния опьянения на характер и степень общественной опасности преступного поведения.
Учитывая, что судья - это человек, принимающий субъективное решение, а также невозможность исключения коррупционных рисков и иных обстоятельств, воздействующих на принятие решения судьей в рассматриваемом вопросе, например давление со стороны руководства, признать принимаемое им решение по вопросу признания состояния опьянения отягчающим или нет объективным невозможно.
Разъясняя признак «состояние опьянения», Пленум Верховного Суд РФ в постановлении от 22 декабря 2015 г. № 58 отметил, что установление самого факта нахождения виновного при совершении деяния в состоянии опьянения не должно выступать в качестве единственного либо достаточного основания для признания его отягчающим. Во внимание необходимо принимать не только характер и степень опасности преступления, а также обстоятельства его совершения, но и влияние состояния опьянения на поведение виновного, а также его личность. В данном случае вместо того, чтобы разъяснить указанные признаки, Пленум этого не сделал и оставил данный вопрос открытым. В связи с чем возникает вопрос: каким юридически значимым способом суд будет устанавливать такое влияние? Полагаем, что это невозможно.
Разделяя подход, нашедший свое закрепление в ст. 264 УК РФ, отмечаем его коллизион-ность с положениями ст. 23 и ст. 63 УК РФ.
Для снятия выявленных противоречий считаем целесообразным определиться с наличием или отсутствием необходимости учета состояния опьянения как отягчающего вину. В поддержку учета такого состояния как отягчающего можно привести следующие аргументы.
Во-первых, среди специалистов в области социологии, криминологии и психологии давно сформировалось мнение о том, что состояние опьянения существенно увеличивает риск совершения как умышленных, так и неосторожных преступлений.
Во-вторых, ранее апробированная практика по учету состояния опьянения как отягчающего вину в России показала положительные результаты. Примером может стать ч. 10 ст. 39 УК
45
РСФСР 1960 г. «Обстоятельства, отягчающие ответственность».
Аргументов против учета состояния опьянения как отягчающего мы не нашли.
В связи с этим считаем необходимым внести следующие изменения в Уголовный кодекс РФ:
а) ст. 23 УК РФ «Уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения»:
«Совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, новых потенциально опасных психоактивных веществ либо других одурманивающих веществ, рассматривается как отягчающее вину обстоятельство»;
б) ч. 1.1 ст. 63 УК РФ исключить;
в) дополнить ч. 1 ст. 63 пунктом «с» следующего содержания: «совершение преступления в состоянии опьянения».
Полагаем, что рассмотренные коллизии не являются исчерпывающими и их перечень можно продолжить. Предпринята попытка выделить наиболее показательные и значимые, требующие незамедлительного решения проблемы коллизий и сформулировать предложения по их устранению. Реализация предложенных нами юридико-технических решений
1. Бюл. Верховного Суда РФ. 2009. № 12.
2. Изосимов С. В. Уголовно-правовые средства противодействия коррупции и взяточничеству: современное состояние и проблемы совершенствования // Юридическая техника. Ежегодник № 6 «Техника современного правотворчества: состояние, проблемы, модернизация». Н. Новгород, 2012.
3. Кузнецов А.П., Маршакова Н.Н. Ответственность за преступления экстремистской направленности (ст. 280, 282.1, 282.2 УК РФ): лекция. Н. Новгород, 2008.
4. Яни П. С. Квалификация преступлений экстремистской направленности // Рос. юстиция. 2011. № 10.
5. Быков В.М. Организация преступного сообщества (преступной организации) //Законность. 2010. № 2.
6. Определение Верховного Суда РФ от 26 авг. 2010 г. № 9-010-40.
7. Определение Верховного Суда РФ от 4 февр. 2010 г. № 47-009-82.
8. Бюл. Верховного Суда РФ. 2011. № 8.
9. Быков В.М. Постановление Пленума Верховного Суда РФ о судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстре-
лежит в плоскости основ уголовного права и не требует существенных затрат.
Подводя итог вышесказанному, в целях снятия внутриотраслевых коллизий при конструировании уголовно-правовых запретов предлагаем:
а) декриминализацию ч. 5 ст. 291.1 УК РФ «Посредничество во взяточничестве» в части установления ответственности за согласие в посредничестве;
б) новую редакцию названия ст. 205.4 УК РФ «Террористическая организованная группа»; ст. 282.1 УК РФ «Экстремистская организованная группа»;
в) новую редакцию ст. 23 УК РФ «Уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения»:
«Совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, новых потенциально опасных психоактивных веществ либо других одурманивающих веществ, рассматривается как отягчающее вину обстоятельство». В связи с этим ч. 1.1 ст. 63 УК РФ исключить; дополнить ч. 1 ст. 63 пунктом «с» следующего содержания: «совершение преступления в состоянии опьянения».
1. Bull. of the Supreme Court of the Russian Federation. 2009. № 12.
2. Izosimov S.V Criminal legal means of counteraction to corruption and bribery: the current state and problems of improvement // Jurisprudence technique. Year-book № 6 «Technique of the modern law-making: status, problems, upgrade». Nizhny Novgorod, 2012.
3. Kuznetsov A.P., Marshakova N.N. Responsibility for crimes of an extremist directivity (art. 280, 282.1, 282.2 of the Criminal Code of the Russian Federation): lecture. Nizhny Novgorod, 2008.
4. Yani P.S. Qualification of crimes of an extremist directivity // Russian justice. 2011. № 10.
5. Bykov V.M. Organization of criminal community (criminal organization) // Legality. 2010. № 2.
6. Determination of the Supreme Court of the Russian Federation d.d. Aug. 26, 2010 № 9-01040.
7. Determination of the Supreme Court of the Russian Federation d.d. Febr. 4, 2010 № 47-00982.
8. Bull. of the Supreme Court of the Russian Federation. 2011. № 8.
46
мистской направленности: науч. коммент. // Право и политика. 2011. № 9.
10. Павлинов А. В. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2008.
11. Зубалова О.А. Уголовно-правовые меры борьбы с организацией экстремистского сообщества: дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2013.
12. Петрянин А. В. Концептуальные основы противодействия преступлениям экстремистской направленности: теоретико-прикладное исследование: дис. . д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2015.
13. Петрянин А. В. Экстремистское сообщество и экстремистская организация: технико-юридический анализ признаков // Проблемы юридической науки в исследованиях докторантов, адъюнктов и соискателей: сб. науч. тр. / под ред. М.П. Полякова и К.М. Маштакова. Н. Новгород, 2013. Вып. 19.
14. Петрянин А. В. Уголовно-правовые аспекты оперативно-разыскной характеристики преступлений экстремистской направленности: особенности определения признаков экстремистского сообщества // Проблемы применения уголовного законодательства при осуществлении оперативно-разыскной деятельности: материалы Межведомственного круглого стола, Рязань, 14 апр. 2016 г. /под ред. Г. В. Ищука, Е.Н. Било-уса, А.В. Ковалева, Г.С. Шкабина. Рязань, 2016.
15. Собр. законодательства РФ. 2013. № 43. Ст. 5440.
9. Bykov V.M. The resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation on jurisprudence in criminal cases about crimes of an extremist directivity: sci. comment // Law and policy. 2011. № 9.
10. Pavlinov A.V. Criminal antistate extremism: criminal legal and criminological aspects: diss. ... Dr of Law. Moscow, 2008.
11. Zubalova O.A. Criminal legal measures of fight against the organization of extremist community: diss. ... Candidate of Law. Nizhny Novgorod, 2013.
12. Petryanin A. V. Conceptual bases of counteraction to crimes of an extremist directivity: theoretical-applied research: diss. ... Dr of Law. Nizhny Novgorod, 2015.
13. Petryanin A.V. Extremist community and extremist organization: technical and legal analysis of signs // Jurisprudence problems in researches of doctoral candidates, adjuncts and competitors: coll. of sci. papers / ed. by M.P. Polyakov and K.M. Mashtakov. Nizhny Novgorod, 2013. Iss. 19.
14. Petryanin A.V. Criminal legal aspects of operational and investigation characteristic of crimes of an extremist directivity: features of determination of signs of extremist community // Problem of application of the criminal legislation in case of investigation and search operations implementation: proc. of the Interdepartmental round desktop, Ryazan, Apr. 14, 2016 / ed. by G.V. Ishchuk, E.N. Bilous, A.V. Kovalyov, G.S. Shkabin. Ryazan, 2016.
15. Coll. of legislation of the Russian Federation. 2013. № 43. Art. 5440.
47
