CC BY
66
вообще характерно для гоминоидов, свисавшими до живота, толстым задом, мускулистыми руками и ногами (из Интернета). Ср. также: Симпатичная человечина; пьющая человечина (из Интернета).
Таким образом, слова с корнем человек- представлены во всех четырёх лексико-грамматичес-ких разрядах имени существительного. Конкретное существительное человек имеет наибольшее количество значений и содержит в себе семантические зачатки всех остальных слов: человек -это существо физическое, материальное, состоящее из плоти и крови, то есть из «человечины»; человек - это существо социальное, и все вместе люди составляют человечество; человек - это существо духовное и разумное, носитель такого качества, как человечность. Но самым важным, как показал анализ языкового материала, является то, что человек - это существо «отдельное» и самоценное; именно из отдельных людей состоит человечество, и именно на уровне отдельного человека может проявляться человечность.
Примечания
1. Калинина, Л. В. Лексико-грамматические разряды существительных как средство прагматической характеристики действительности [Текст] / Л. В. Калинина // Русский язык и славистика в наши дни: м-лы междунар. науч. конф., посв. 85-летию со дня рождения Н. А. Кондрашова. М., 2004. С. 65-71.
2. Апресян, Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания [Текст] / Ю. Д. Апресян // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-67; Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность [Текст] / Ю. Н. Караулов. М., 2003; Колесов, В. В. Мир человека в слове Древней Руси [Текст] / В. В. Ко-лесов. Л., 1986; Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира [Текст]. М., 1988; Человеческий фактор в языке и порождение речи [Текст]. М., 1991; Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис [Текст]. М., 1992; Чернова, С. В. Целенаправленная деятельность человека как предмет лингвистической характеристики [Текст] / С. В. Чернова // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: науч.-метод. журнал. Киров, 2004. № 10. С. 33-41.
3. Большой толковый словарь русских существительных [Текст] / под ред. Л. Г. Бабенко. М., 2005.
4. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка [Текст] : в 4 т. Т. 4 / В. И. Даль М., 1991.
5. Комплексный словарь русского языка [Текст] / под ред. А. Н. Тихонова. М., 2001.
6. Ожегов, С. И. Словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов. М., 1981.
7. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. М., 2005.
8. Срезневский, И. И. Материалы для словаря древнерусского языка [Текст] : в 3 т. Т. 3 / И. И. Срезневский. СПб., 1903.
9. Толковый словарь русского языка [Текст] : в 4 т. Т. 4. / под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1940.
10. Толковый словарь современного русского языка: языковые изменения конца XX столетия [Текст] / под ред. Г. Н. Скляревской. М., 2001.
11. Химик, В. В. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи [Текст] / В. В. Химик. СПб., 2004.
12. Калинина, Л. В. От единства к единице [Текст] / Л. В. Калинина // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: науч.-метод. журнал. Киров, 2005. № 12. С. 77-82.
В. А. Береснева
ЯВЛЕНИЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО СИНКРЕТИЗМА В СОПОСТАВЛЕНИИ С ЯВЛЕНИЯМИ КОНТАМИНАЦИИ, ИГРЫ СЛОВ, ОМОНИМИИ И ПОЛИСЕМИИ
Статья посвящена проблеме отграничения лингвистического синкретизма от контаминации, игры слов, омонимии и полисемии. Проводится мысль о недопустимости отождествления и смешивания этих явлений в силу принципиального различия их природы и языкового статуса.
Хотя термин «синкретизм» (греч. зупкгёйзтоБ = соединение, объединение) не нов в лингвистике, к ситуации, сложившейся вокруг проблемы синкретизма на современном этапе его развития, вполне применимы следующие слова В. В. Колесова: «Часто, употребляя одни и те же термины, мы не можем сговориться по существу, поскольку индивидуальные представления о предмете дискуссий не сведены в приемлемые для всех (или многих) понятия и определения» [1]. В самом общем виде лингвистический синкретизм может быть определен как совмещение двух и более функций одним языковым знаком. Неадекватность восприятия термина «синкретизм» обнаруживается прежде всего в том, что синкретизм нередко усматривают там, где на самом деле имеют место совсем другие явления. Случаи же проявления синкретизма часто идентифицируются как омонимия, многозначность.
Уже традиционным в лингвистике можно считать рассмотрение «синкретизма» в связи с явлениями переходности. Так, В. В. Бабайцева полагает, что синкретичные образования являются следствием явлений переходности, обусловлены ими [2].
Различая «типичные (центральные, ядерные) грамматические категории морфологического и синтаксического уровней», обладающие «полным набором дифференциальных признаков», и переходные явления, В. В. Бабайцева отмечает, что последние «характеризуются синкретизмом свойств: они совмещают дифференциальные при-
БЕРЕСНЕВА Виктория Алексеевна - кандидат филологических наук, доцент по кафедре романо-герман-ской филологии ВятГГУ © Береснева В. А., 2007
В. А. Береснева. Явление лингвистического синкретизма в сопоставлении с явлениями.
знаки типичных грамматических категорий, проявляющиеся в разной мере» [3].
Различение «типичных» и «переходных (синкретичных)» категорий, а также «шкалу переходности», разработанную В. В. Бабайцевой, используют очень многие исследователи при анализе языковых явлений (В. И. Фурашов, Л. Д. Чес-нокова, Н. Г. Денисова, Г. Н. Кондратьева, А. А. Калинина, Н. С. Малофеева, Н. Д. Рыбка, Г. Г. Инфантова, Л. В. Шалина, Е. Н. Лагузова, М. А. Сорокина, Л. Н. Голайденко, Н. В. Юдина, Л. Н. Омельченко, И. Н. Политова, А. Н. Бер-тякова и др.).
Предлагаемое В. В. Бабайцевой и ее последователями истолкование синкретизма нельзя признать верным. Слишком широкое понимание синкретизма как совмещения различных содержательных признаков в одной единице выражения привело исследователей к отождествлению синкретизма и контаминации (гибридности, диф-фузности) [4].
Синкретизм и контаминация, однако, - в корне различные явления. При контаминации речь идет о взаимодействии двух языковых единиц, о совмещении их отдельных элементов, приводящем к появлению третьей, контаминированной, единицы. При синкретизме же имеет место не частичное, как в случае с контаминацией, а полное совмещение различных содержательных элементов одним языковым знаком. Образования новой языковой единицы при синкретизме не происходит.
Выделение на шкале переходности «синкретичных» периферийных и промежуточных звеньев, как кажется, носит умозрительный характер. Неслучайно сами авторы отмечают «зыбкость и неустойчивость границ среди разных групп синкретичных образований» [5].
В связи с теорией «переходности и синкретизма» необходимо высказать еще одно замечание. К явлениям синкретизма представляется неправомерным применять термины «переход» (например, «переход» слов из одной части речи в другую или из одного разряда в другой) и «переходность» (В. В. Бабайцева обозначает случаи А — Аб — АБ — аБ — Б синхронной переходностью [6]), поскольку речь при синкретизме идет об одновременном совмещении в системе языка двух и более функций одним языковым знаком..
Наряду с различением синкретизма и контаминации необходимо также четко разграничивать синкретизм и игру слов, отождествление которых можно наблюдать у С. В. Друговейко [7] или, например, также у В. В. Бузарова, который рассматривает каламбур в качестве разновидности синкретизма [8].
Синкретизм, как уже было сказано выше, есть совмещение функций одним языковым знаком. Игра слов же, помимо функций одного слова,
может быть основана на комическом использовании омонимов, паронимов или других внешне сходных вещей. То обстоятельство, что различные функции одного знака могут быть соединены в каламбур, ни в коей мере не подтверждает идентичности рассматриваемых явлений. Несмотря на столкновение при каламбуре различных функций знака, совмещения их не происходит. Более того, ни одна из функций не находит при этом своего воплощения, поскольку такая задача в случае каламбура просто-напросто не ставится. Здесь уместно процитировать Е. В. Паду-чеву, которая так говорит о каламбуре: «Высказывание, допускающее два или несколько осмыслений, которые все "имеются в виду" [...], следует признать семантически аномальным: назначение такого высказывания состоит не в том, чтобы выразить какой-либо из его смыслов, а в том, чтобы обратить внимание слушающих на игру смыслов друг с другом» [9]. Игра слов и синкретизм - разные явления. Синкретизм совмещает, объединяет функции. Игра слов, напротив, сталкивая, противопоставляет их.
Перейдем далее к рассмотрению соотношения «синкретизм — омонимия — полисемия». Синкретизм имеет общий с полисемией критерий отграничения от омонимии, а именно: один языковой знак (синкретизм, полисемия) vs. два языковых знака (омонимия). Критерием же установления тождества языкового знака в противоположность различию языковых знаков является, в свою очередь, единство происхождения. Прав В. И. Абаев, который, предостерегая против «неправомерно расширенного понимания омонимии» [10], настаивает на «глубоком и тщательном изучении истории слов» [11]. Например, презенс в функции настоящего времени, презенс в функции будущего времени и презенс в функции прошедшего времени в немецком языке - это три разные функции одной синкретичной формы «презенс», поскольку эти функции представляют результат закономерного семантического развития одной формы.
Применение критерия единства происхождения позволяет также избежать противоположной ошибки, когда случаи омонимии интерпретируются как синкретизм. В. И. Кураков внес существенный вклад в развитие теории синкретизма. Но с ним нельзя согласиться в том, что, например, формы fragte (претерит 1-го лица единственного числа индикатива) и fragte (претерит 1-го лица единственного числа конъюнктива) в немецком языке являются синкретами [12]. Установить истинное положение вещей здесь можно только с помощью исторического метода. Синхронный подход нам не поможет.
В древневерхненемецком языке формы пре-терита индикатива и конъюнктива ни сильных,
ни слабых глаголов не совпадали по звучанию, ср., например: bant- (претерит 1-го лица единственного числа индикатива глагола bintan «binden») - bunt-i- (претерит 1-го лица единственного числа конъюнктива глагола bintan «binden»); teil-t-a (претерит 1-го лица единственного числа индикатива глагола teilen «teilen») - teil-t-i (претерит 1-го лица единственного числа конъюнктива глагола teilen «teilen») [13]. Совпадение звучания этих форм произошло лишь позже вследствие фонетических изменений. Поскольку «фонетические изменения происходят стихийно, независимо от воли носителей языка или языковых законодателей», то «их результаты носят случайный характер» [14]. И совпадение звучания слов, ранее различавшихся по звучанию, является случайным. Эти слова не связаны генетически. В результате фонетической конвергенции могут возникать только омонимы.
В. И. Кураков допускает, что фонетические изменения могут привести не только к омонимии, но также и к синкретизму, слиянию ранее различавшихся знаков в один [15]. Он пишет: «Если мы считаем первородный знак синкретичным, потому что из него впоследствии образуются два, то, естественно, и породившийся из двух один следует признать тоже синкретичным» [16]. Такая мысль, однако, противоречит объективным данным. В. И. Кураков полагает, что явления синкретизма и омонимии «близки и вза-имопереходны» [17]. В действительности же синкретизм и омонимия не имеют ничего общего. Синкретизм никогда не может стать омонимией, а омонимия - синкретизмом. Да, В. И. Кураков прав, когда говорит, что синкретизм - «не только первородное свойство лингвистических знаков, но и результат развития языковой системы» [18]. Но вступить в новую свободную связь (синкретизм как свободный синтез) могут лишь элементы, которые некогда представляли внешнее единство, а затем обособились. В случаях же, подобных случаю с претеритом индикатива и претеритом конъюнктива, которые никогда не представляли единства, о синкретизме говорить нет оснований.
Вопрос о соотношении синкретизма и полисемии можно предварить следующим замечанием. В. И. Абаев, справедливо выступая против «широкого» понимания омонимии, в результате чего, по его мнению, «полностью запутались отношения между омонимией и полисемией» [19], сам «широко подводит» под полисемию несколько случаев, которые являются не полисемией, а синкретизмом. Таковы, например, случаи «субстантивации прилагательных и причастий», употребления слова в «переносно-образном значении» [20]. Представление о некоторой неуверенности самого автора в проблеме полисемии создается
из его суждений о «безбрежном море полисемии» [21], наличии у полисемии множества «видов, степеней, градаций» [22]. «Насколько легко провести границу между омонимией (истинной) и полисемией, настолько трудно провести ее между разными степенями и аспектами полисемии», -пишет В. И. Абаев [23]. Провести четкую «демаркационную линию», однако, необходимо и возможно не только между омонимией и полисемией, вместе с тем и синкретизмом, но также между полисемией и синкретизмом.
В литературе можно часто наблюдать, как синкретизм растворяется в полисемии. Смешивание явлений синкретизма и полисемии, возможно, отчасти происходит потому, что они в какой-то мере соприкасаются друг с другом. Оба эти явления, исходя из классификации Н. Д. Арутюновой [24], подходят под тип формально-содержательной асимметрии 2:1, где одному элементу плана выражения соответствуют два и более в плане содержания. Несмотря на наглядность, данный тип отношения формы и содержания в классификации Н. Д. Арутюновой, следовательно, не обладает достаточной эксплицитностью и скрывает существенные различия рассматриваемых категорий формально-содержательной связи. Оба явления располагают, несомненно, своими собственными характеристиками, что обусловлено различием самой природы их асимметрии.
При определении лингвистического статуса полисемии и синкретизма разумнее всего исходить из функционального понимания языка, идущего от Пражской лингвистической школы. Функция понимается при этом как назначение языка и каждого его отдельного элемента, в то время как значение представляет собой конкретную языковую реализацию этой функции. Значения видоизменяют функцию, модифицируют, варьируют, сохраняя ее основной содержательный стержень.
Исходя из такого понимания соотношения функции и значения и было дано выше определение синкретизма как совмещения двух и более функций одним языковым знаком. Полисемию же можно трактовать как ряд значений одной функции. Футур I и II в немецком языке, например, - не только синкретичные, но также и многозначные языковые единицы. На синтагматическом уровне они реализуют целую гамму модальных признаков, которые являются дифференциальными для различных значений футура I и II. Значения же эти являются конкретными реализациями денотативных функций футура I и II.
Резюмируя вышесказанное, подчеркнем необходимость четкого отграничения явления синкретизма от явлений контаминации, игры слов, омонимии и полисемии. У каждого из этих явлений своя природа и свой языковой статус.
Т. В. Щербакова. Рассуждения Т. Гоббса о поэзии и поэте в эссе «Ответ Давенанту»
Примечания
1. Колесов, В. В. Семантический синкретизм как категория языка [Текст] / В. В. Колесов // Вестн. Ленингр. ун-та. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. Л., 1991. Вып. 2. № 9. С. 40.
2. Ср., напр.: Бабайцева, В. В. Место переходных явлений в системе языка (на материале частей речи) [Текст] / В. В. Бабайцева // Переходность и синкретизм в языке и речи: межвуз. сб. науч. тр. М.: Изд-во «Прометей» МПГУ им. В. И. Ленина, 1991. С. 14; Она же. Система членов предложения в современном русском языке [Текст]: учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.». М.: Просвещение, 1989. С. 86.
3. Бабайцева, В. В. Место переходных явлений в системе языка (на материале частей речи) [Текст] / В. В. Бабайцева // Переходность и синкретизм в языке и речи: межвуз. сб. науч. тр. М.: Изд-во «Прометей» МПГУ им. В. И. Ленина, 1991. С. 3.
4. Ср., напр.: Бабайцева, В. В. Синкретизм // Лингвистический энциклопедический словарь [Текст] /
B. В. Бабайцева; гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. эн-цикл., 1990. С. 446.
5. Сорокина, М. А. Переход имени существительного правда в категорию модальных слов [Текст] / М. А. Сорокина // Языковая деятельность: переходность и синкретизм: сб. ст. науч.-метод. семинара «ТБХТШ». Вып. 7 / под ред. К. Э. Штайн. М.; Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001. С. 123; ср. также: Юдина, Н. В. Качественные и относительные прилагательные (явления переходности) [Текст] / Н. В. Юдина // Там же. С. 136.
6. См., напр.: Бабайцева, В. В. Место переходных явлений в системе языка (на материале частей речи) [Текст] / В. В. Бабайцева // Переходность и синкретизм в языке и речи: межвуз. сб. науч. тр. М.: Изд-во «Прометей» МПГУ им. В. И. Ленина, 1991. С. 3.
7. Друговейко, С. В. Синкретизм языкового знака в поэзии постмодернизма [Текст] / С. В. Друговейко // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. СПб., 2000. Вып. 2. № 10.
C. 58-61.
8. Бузаров, В. В. Синкретизм как разноуровневое средство реализации языковой экономии [Текст] /
B. В. Бузаров // Лингвистические категории в синхронии и диахронии. Пятигорск, 1996. С. 24-25.
9. Цит. по: Зализняк, А. А. Феномен многозначности и способы его описания [Текст] / А. А. Зализняк // Вопросы языкознания. М., 2004. № 2. С. 30.
10. Абаев, В. И. О подаче омонимов в словаре [Текст] / В. И. Абаев // Вопросы языкознания. М., 1957. № 3. С. 43.
11. Там же.
12. Кураков, В. И. Некоторые критерии разграничения омонимии и синкретизма [Текст] / В. И. Кура-ков // Теоретические вопросы немецкой филологии (Лексикология, стилистика): республиканский сб. Горький: Изд-во ГГПИИЯ им. Н. А. Добролюбова, 1974.
C. 55.
13. Москальская, О. И. История немецкого языка [Текст] : учеб. для ин-тов и фак. иностр. яз. / О. И. Москальская. М.: Высш. шк., 1977. С. 105-112.
14. Малаховский, Л. В. Омонимия слов как абсолютная лингвистическая универсалия [Текст] / Л. В. Малаховский // Иностранные языки в высшей школе: сб. Вып. 12. М.: Высш. шк., 1977. С. 95.
15. Кураков, В. И. Указ. соч. С. 53.
16. Кураков, В. И. Явление синкретизма в морфологии современного немецкого языка [Текст] : авто-реф. дис. ... канд. филол. наук / В. И. Кураков. Ульяновск, 1976. С. 4.
17. Кураков, В. И. Некоторые критерии разграничения омонимии и синкретизма [Текст] / В. И. Кураков // Теоретические вопросы немецкой филологии (Лексикология, стилистика): республиканский сб. Горький: Изд-во ГГПИИЯ им. Н. А. Добролюбова, 1974. С. 53.
18. Кураков, В. И. Явление синкретизма в морфологии современного немецкого языка [Текст] : авто-реф. дис. . канд. филол. наук / В. И. Кураков. Ульяновск, 1976. С. 4.
19. Абаев, В. И. О подаче омонимов в словаре [Текст] / В. И. Абаев // Вопросы языкознания. М., 1957. № 3. С. 43.
20. Там же. С. 37.
21. Там же. С. 34.
22. Там же.
23. Там же.
24. Арутюнова, Н. Д. О значимых единицах языка [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Исследования по общей теории грамматики. М.: Наука, 1968. С. 93.
Т. В. Щербакова
РАССУЖДЕНИЯ Т. ГОББСА О ПОЭЗИИ И ПОЭТЕ В ЭССЕ «ОТВЕТ ДАВЕНАНТУ»
В статье на материале критического эссе Т. Гоббса «Ответ Давенанту» рассматриваются основные положения литературной теории выдающегося английского философа XVII в.
В переходный период от Возрождения к XVII столетию в английской литературе возникает сложное переплетение маньеристических, барочных, классицистических тенденций, которое сохранялось на протяжении всей эпохи. Кроме социально-политических событий, на литературу нового столетия оказывала влияние и философия, в том числе философия Томаса Гоббса (1588-1679).
В основе его философии лежит сочетание строгого эмпиризма с рационалистическим и дедуктивным методом. Его теория познания и психология основаны на убеждении, что все наши знания, в конечном счете, извлекаются из чувственного опыта. Гоббс также утверждает, что люди могут добыть истинное знание, исходя из точных определений, используя дедуктивный метод. Посредством процесса рассуждения полученные факты соединяются в логически последовательную цепь аргументов,
ЩЕРБАКОВА Татьяна Валерьевна - кандидат филологических наук, доцент по кафедре лингвистики и перевода ВятГГУ © Щербакова Т. В., 2007
