CC BY-NC-ND
48
М.В. Артюшенко
ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ ДОНСКОГО МОНАСТЫРЯ
В ПЕРИОД НАСТОЯТЕЛЬСТВА АРХИМАНДРИТА ФЕОФАНА (АЛЕКСАНДРОВА).
1832-1850 гг.
В статье анализируется повседневная жизнь московского Донского монастыря в 1830-1840-е гг. Рассмотрены вопросы иерархического, социального и образовательного состава насельников. Анализируется монастырское богослужение, церковное пение и братская трапеза. Особенное внимание уделяется роли архимандрита Феофана (Александрова) в руководстве Донским монастырем.
Ключевые слова: Донской монастырь, архимандрит Феофан, церковное пение, Донское духовное училище, братия, послушания, трапеза.
История Русской Православной Церкви, в частности история монастырей, в последние десятилетия неоднократно привлекала внимание исследователей. Предметом изучения были их роль в общественной жизни, экономическое положение, правовой статус, их культурные, литургические и исторические традиции. Однако один из самых известных в XIX в. монастырей - московский первоклассный ставропигиальный Донской монастырь -до сих пор остается недостаточно изученным. Дореволюционных авторов он интересовал прежде всего как историко-архитектур-ный памятник1. В историческом описании Донского монастыря И.Е. Забелина2 довольно подробно излагается история монастыря в XVII в., тогда как ХУШ-Х1Х вв. рассматриваются лишь обзорно. В XX в. документы архива Донского монастыря использовались лишь частично при изучении крепостной промысловой деревни, положения монастырских крестьян во второй половине XVII в.3 Ряд работ посвящен архитектуре и некрополю Донского монасты-ря4. Между тем совершенно неисследованной осталась повседнев-
© Артюшенко М.В., 2013
ная монастырская жизнь: сословный, образовательный, возрастной состав насельников, монастырский устав, послушания, распорядок дня, трапеза, богослужение, особенности управления, взаимоотношения между монахами.
В Центральном историческом архиве г. Москвы сосредоточена основная часть архива Донского монастыря5. Документы, относящиеся к XIX - началу XX в., дают довольно полное представление о повседневной жизни обители. Это послужные и исповедные ведомости монашествующих и послушников, дела об увольнении, отпусках, книги записей прихода и расхода денежных сумм, рапорты настоятелей в Московскую Святейшего синода контору, входящие указы из Синодальной Конторы, описи имущества умерших монахов, прошения монахов и донесения наместника, ризничего и казначея настоятелю, расписания богослужений, дела о принятии в монастырь и переводе из него, книги записи ежедневного меню братской трапезы, дела о смерти монахов и описи оставшегося после них имущества и др. Одним из самых интересных периодов в истории Донского монастыря является настоятельство архимандрита Феофана (Александрова) - известного проповедника, церковного композитора, благочинного ставропигиальных монастырей. Архимандрит Феофан управлял Донской обителью с 1832 по 1850 г. Для внутренней жизни монастыря это был один из самых благополучных периодов, когда монастырь был внешне и внутренне благоустроен и часто посещаем москвичами и приезжавшими паломниками.
Архимандрит Феофан (в миру Феодор Александров) родился в 1785 г. в семье сельского дьячка Московской епархии. Учился вместе с Василием Дроздовым, будущим Филаретом, митрополитом Московским, сначала в Троице-Сергиевой духовной семинарии. По окончании учебы (1807) преподавал в Троице-Сергиевой семинарии, а затем в Александро-Невском духовном училище в Санкт-Петербурге. После принятия пострига (1812) и возведения в сан архимандрита (1813) последовательно назначался настоятелем нескольких монастырей. С июля 1817 г. - ректор Казанской духовной академии, с 1819 г. - профессор богословия Казанского университета. В Донской монастырь архимандрит Феофан был переведен 14 ноября 1832 г. Вскоре по представлению митрополита Филарета он был назначен членом Московской Синодальной конторы и благочинным ставропигиальных монастырей. Он управлял Донским монастырем на протяжении 18 лет. 6 июля 1850 г. он был удален на покой в Нежинский монастырь Черниговской епархии, а в конце того же года переведен в Ка-
лязинский Макариево-Троицкий монастырь, где и скончался 23 октября 1852 г.
Как свидетельствуют послужные списки, сохранившиеся за 1834 г., при архимандрите Феофане монастырское братство состояло из 31 человека: настоятель, 1 игумен, 12 иеромонахов (3 больничных), 5 иеродиаконов, 4 монаха (2 больничных), 8 послушников (3 рясофорных). Братия в основном была старше среднего возраста. Старшим среди братии был иеромонах Ириней (81 год), «из выходцев молдавских», постриженик Волтовского Тизлинского монастыря, переведенный в Донской монастырь в 1810 г., переживший в войну 1812 г. пытки и издевательства со стороны французов, расположившихся в монастыре на постой. Он нес наравне со всеми чреду священнослужения и клиросное послушание. Самыми молодыми послушниками были братья Федор и Алексей Афанасьевы, 18 и 16 лет, дети московского дьячка Афанасия Михайлова, с довольно похожей судьбой: оба в отроческом возрасте поступили в Синодальный певческий хор, откуда были уволены «за спадением голоса»6. В Донском монастыре они исполняли клиросное и другие послушания.
Послужные списки раскрывают также социальный состав насельников. Больше половины братии происходили из духовного сословия. В основном постригались вдовые диаконы и священники. Интересно, что все они, в разное время поступив в монастырь, прежде служили во Владимирской епархии. На втором месте были мещане Московской епархии (4 человека). 2 человека происходило из крестьян, 1 купеческий сын, 1 отставной военный. В послужных списках ряда насельников указывалось не сословие, а только прежняя должность, например «отставной губернский регистратор», «сын синодального типографщика», «отставной канцелярист». Скорее всего их следует отнести к мещанам. В послужных списках также указывалось, закончил ли насельник духовное учебное заведение. Видимо, все выходцы из духовного сословия (17 человек) были грамотны. 9 человек обучались в духовных учебных заведениях, хотя лишь трое из них окончили курс наук. Рясофорный послушник Иван Козмин получил образование в Славяно-греко-латинской академии. Образование монашествующих из мещан вовсе не указывалось. Возможно, светское образование не фиксировалось в послужных списках братии.
Как следует из перечневой ведомости монашествующих, послушания распределялись следующим образом: «1 настоятель архимандрит, 1 наместник архимандрит, 1 казначей иеромонах, 8 иеромонахов, 4 иеродиакона, 2 пономаря, просфоряк 1, ключ-
ник, он же и хлебодар 1, чашник 1, монахов служебных и прочих рядовых 8, больничных 5»7. Послушание наместника было вторым после настоятеля. Наместник контролировал исполнение распоряжений настоятеля, списывался с ним по всем важным вопросам жизни обители, в отсутствие настоятеля он выполнял его обязанности. Наместник Донского монастыря иеромонах Владимир происходил из духовного сословия, окончил Владимирскую духовную семинарию, был диаконом во Владимирской епархии. Овдовев, он поступил в 1814 г. в Донской монастырь. В 1834 г. ему был 51 год. Он регулярно совершал богослужения и пел на клиросе. Монастырский духовник исповедовал братию. В 1834 г. монахи единодушно избрали духовником обители игумена Мартиниана, 62 лет. Он поступил в Донской монастырь в 1803 г. также из вдовых диаконов Владимирской епархии. Однако монахи могли исповедоваться у любого иеромонаха обители. Некоторые члены монастырского братства имели духовников в других монастырях Москвы. Например, в архиве сохранилось «свидетельство» об исповеди, данное в Успенский пост 1850 г. иеромонаху Мелетию от его духовного отца иеромонаха Знаменского монастыря Иоанникия8. Послушание ризничего было связано с наблюдением за порядком в монастырской ризнице, что включало в себя уход за облачениями, богослужебной утварью, обеспечение ее сохранности. В Донском монастыре была одна из богатейших монастырских ризниц, поэтому послушание ризничего было очень ответственным. Его нес иеромонах Смарагд (45 лет в 1834 г.). Он происходил из мещан г. Карачева Орловской губернии, духовного образования не имел. Также нес чреду священнослужения и пел на клиросе. В послужном списке архимандрит Феофан охарактеризовал его так: «Поведения и духа истинно монашеского, к должности довольно усерден и впредь надежен»9. Казначей занимался ведением монастырского бюджета, учетом доходов и расходов. Казначей иеромонах Илиодор, 49 лет, происходил из вдовых диаконов, окончил Спасо-Вифанскую семинарию. В 1832 г. по болезни был устранен от должности казначея, после чего стал нести послушание уставщика и петь в храме.
В послужных списках указывалось, что все иеромонахи совершают службы и поют на клиросе, а иеродиаконы еще и читают в церкви. Богослужение в Донском монастыре, как и полагается в любой обители, было ежедневным. Мы не можем сказать, во сколько ежедневно вставала братия, но в 4 часа утра уже служилась утре-ня10, а в 6 утра - ранняя Божественная литургия. Особенностью было служение утрени утром, а не вечером, как сейчас повсеместно принято. Каждый день совершались три Божественные литургии:
в Малом соборе в честь Донской иконы (в 6 ч утра), в храме Архангела Михаила (в 8 ч утра) и в Большом соборе (в 10 ч). В прочих церквах служили только в храмовые праздники11. Для сравнения: в Даниловом монастыре в это время совершались ежедневно две литургии12. Помимо литургий в течение дня постоянно служились панихиды: ведь на территории Донского монастыря располагалось действующее кладбище, и родственники умерших ежедневно заказывали по ним заупокойные службы. Вкладчики и жертвователи часто заказывали молебны, иногда с участием нескольких иеромонахов и настоятеля (соборные молебны). Поэтому иеромонахи занимались в основном совершением богослужений. Простые монахи и послушники несли также «другие послушания»: послушники продавали свечи во время богослужений, трапезные монахи накрывали на стол. Просфорное послушание было особенно тяжелым, требовало физических усилий. Для совершения литургии в месяц шло 450 богослужебных просфор. Каждые два дня в монастыре выпекалось от 100 до 200 просфор13, что в месяц составляло 1500-3000 просфор (столь значительное число требовалось в связи с большим количеством церковных служб). Кроме того, в монастыре ежедневно читалась неусыпаемая псалтирь. Так, в 1848 г. братия читала псалтирь по часу или больше, например, Иван Петров читал псалтирь с 5 до 6 часов пополудни, с 13-й по 20 кафизму, а Петр Прохоров читал два часа: с 4 до 6 часов «без свечей»14. «Монах Иосиф читал псалтирь с начала канона до конца всенощной»15.
Молящихся привлекал в Донской монастырь особый чин служения архимандрита, близкий к архиерейскому16; ежегодный крестный ход 19 августа с Донской иконой из Благовещенского собора московского Кремля в Донской монастырь, двухдневное празднование (19 и 20 августа) Донской иконе Божией Матери. Обитель особенно славилась своей благолепной службой и прекрасным хором. Архимандрит Феофан был известным церковным композитором17. Он занимался переложением древних напевов на четыре голоса, а также сам сочинял церковные песнопения. По свидетельству С. Доброумо-ва, четырехголосное пение впервые появилось в Москве именно в Донском монастыре при архимандрите Феофане: «Здесь все богослужение отправлялось при участии хора, тщательно и стройно певшего на 4 голоса, и при этом, большею частью, воспроизводившего церковные напевы, - чего еще не было в других церквах столицы»18. Монастырские богослужения, за которыми исполнялись произведения преимущественно самого архимандрита Феофана, привлекали внимание москвичей: «В праздничные дни, в дни Великого Поста,
особенно первой и последней седмицы, в Донской монастырь собиралась вся аристократия Москвы»19. А.В. Смирнов, беседовавший в начале XX в. с монахами Донского монастыря, писал, что они сетовали на архимандрита Феофана за то, что он тратил слишком много средств на певчих, считая, что это серьезно подорвало финансовое положение обители20. Однако приходно-расходные книги Донского монастыря периода настоятельства архимандрита Феофана, не подтверждают этих слов монахов21. Он не тратил монастырские средства на певчих, и если доплачивал им, то за счет своих личных, а не монастырских средств.
Смирнов отмечает, что «не одним только пением Феофан привлекал в свой монастырь москвичей: многие являлись сюда, чтобы слушать его проповеди, которые за их простоту ценились не ниже проповедей митрополита Филарета»22. После него осталось четыре тома поучений23. Заботился он и о комфорте молящихся во время совершения богослужений. До 1842 г. Большой собор был холод-ным24. Под надзором архитектора А. Тона в нем были устроены три духовые печи. Таким образом, храм стал отапливаться по самому современному для того времени способу, а для большего удобства посетителей пол в соборе был покрыт коврами. К сожалению, при устройстве печей была закрашена живопись в нижнем ряду стен, а также сняты устроенные еще при Петре I резные иконостасы, располагавшиеся вокруг столбов. По благословению настоятеля галерея Большого собора была расписана сюжетами из евангельской истории25.
Архивные источники позволяют также осветить отношения архимандрита Феофана с братией и его методы управления монастырем. Он советовался со «старшей братией» по всем важным вопросам жизни обители. При нем продолжается традиция избрания «старейшей братией» кандидатов на ответственные послушания - ризничего, казначея, кружечного26. В 1839 г. к «старейшей братии» относились: наместник иеромонах Рафаил, казначей иеромонах Павел, иеромонах Владимир, духовник игумен Мартиниан, иеромонах Смарагд, иеромонах Никанор, иеромонах Иннокентий, иеромонах Феодот, иеромонах Пафнутий, ризничий иеродиакон Вонифатий. По случаю болезни кружечного иеромонаха Иринея старейшая братия избрала на эту должность иеромонаха Порфи-рия, предварительно заручившись его согласием. Он согласился, но при условии, чтобы по окончании поздней литургии чередные иеромонах, иеродиакон и послушник были готовы служить панихиды и молебны, а также и в течение всего дня, «особенно к отправлению соборных с настоятелем или с кем-либо панихид»27. Скорее
всего, иеромонах Порфирий поставил такое условие, потому что некоторые монахи уклонялись от служения молебнов и панихид, несмотря даже на то, что за их совершение заказчики часто платили лично братии. (Интересно, что в начале XX в. не надо было никого уговаривать или заставлять служить молебны и панихиды: едва заканчивалась литургия, как 2-3 иеромонаха уже стояли в облачениях, готовые к служению треб.) Архимандрит Феофан утвердил предложение иеромонаха Порфирия, предписав для лучшего порядка сделать расписание, в какой очередности иеромонахи и иеродиаконы будут служить панихиды и молебны28. В течение 10 лет иеромонах Порфирий исполнял должность кружечного, а в 1850 г. попросил увольнения, жалуясь на болезненное состояние. Последовала следующая резолюция настоятеля: «Почтенного старца отца Порфирия уволить от должности кружечного с моею непременною признательностию за его труды и попечение в сборе братских доходов в продолжение десяти лет»29. После смерти духовника игумена Мартиниана в 1840 г. по благословению архимандрита Феофана братия «с общего согласия» избрали духовником иеромонаха Фео-дота. Настоятель приказал объявить ему об этом в трапезе, «чтобы он мог приступить к исполнению христианских обязанностей исповедовать братию и послушников»30. В выборах духовника участвовали все иеромонахи и иеродиаконы. На должность трапезного в январе 1848 г. избрали иеродиакона Поликарпа, «способного к понесению оного послушания»31. Его избирали только наместник со «старшей братией».
Архивные документы фиксируют немало сведений о болезнях насельников Донской обители. И поэтому монахи часто отказывались даже от ответственных и почетных послушаний, не чувствуя в себе сил понести оные. (Не в пример братии начала XX в., соперничающей друг с другом в занятии административных должностей.) Так, в 1848 г. иеромонах Никодим отказывался от должности казначея «по слабости в памяти»: «Не смея противиться воле вашего Высокопреподобия, хотя и принял оную, однако испытав в продолжение месяца, к дальнейшему исполнению таковой нахожу себя неспособным»32. Иеромонах Аркадий «по нервическим болезням»33 отказался от должности ризничего. Ему был дан в помощники иеродиакон Игнатий, проявивший «в исполнении сего послушания довольно усердия, расторопности и успеха»34. Архимандриту Феофану так это понравилось, что он решил сделать должность помощника ризничего постоянной, что давно и часто представлялось ему нужным: «По обширности в сем монастыре богослужения, ибо ежедневно совершается три литургии, и часто бывают соборные
служения, я особенно считаю нужным имеющему быть постоянному осмотру ризницы»35.
Надо сказать, что архимандрит Феофан брал в монастырь всех желающих, в том числе людей со слабым здоровьем и даже очень больных, которые прямо ему говорили об этом при принятии в монастырь. Настоятель по доброте душевной не мог никому отказать. Рассмотрим в качестве примера принятие в Донской монастырь в 1840 г. иеромонаха Авраамия из Костромского кафедрального первоклассного Троицкого Ипатьева монастыря. В тот момент в обители не хватало трех иеромонахов из положенных по штатам десяти. Иеромонахам приходилось чередоваться в служении чаще обыкновенного в связи со смертью духовника обители игумена Мартиниана и переводом двух иеромонахов на больничный оклад. Можно подумать, что, принимая иеромонаха Авраамия, архимандрит Феофан руководствовался прагматическим интересом (а ведь именно так он писал в отношении в Московскую Синодальную контору), но нет! Из прошения иеромонаха Авраамия о принятии его в монастырь мы узнаем, что тот был тяжело болен и желал поступить в Донской монастырь, «имея нужду во врачебном пособии, коим весьма удобно могу воспользоваться во вверенном Вашему управлению монастыре - от прилежащих ко оному Больничных заведений»36. Помимо этого, иеромонах Авраамий писал в прошении, (что видно и по почерку) что он уже преклонных лет и «чувствовал ослабление в силах телесных»37. Пытаясь убедить Синодальную контору принять иеромонаха Авраамия, архимандрит Феофан добавлял: «проситель известен мне по своим хорошим качествам»38. Также архимандрит Феофан принимал в монастырь синодальных певчих, уволенных из синодального хора в связи с потерей голоса. Принял в 1850 г. и иеродиакона Черниговской епархии Виктора, который по причине холодной зимней погоды не мог продолжать далее свое паломничество в Ростов39. По болезни монахи иногда отправлялась в паломничество, на лечение минеральными водами на Кавказ40.
Архимандрит Феофан прививал братии любовь к людям, приучал их к молитве за всех просящих помощи. В ответ на просьбу протоиерея Федора Александровича Голубинского41 помолиться за новопреставленную Анну, архимандрит Феофан 7 апреля 1841 г. написал ему, что не постеснялся просить помолиться братию, и «они начали поминать рабу Божию Анну попросту, по своему обычаю, или, лучше сказать, по чиноположению Церкви: с местным изменением или прибавлением: так например: в Донском монастыре с давних времен введено - поминать усопших и на
преждеосвященной литургии после сугубой эктении». «Некоторые из братии лично видали Вас, - писал архимандрит Феофан протоиерею Федору, - другие по одному слуху, из уважения к полезному Вашему для святой Церкви служению, приняли на себя такой достохвальный труд, по чистому усердию, без всяких видов на какое-нибудь вознаграждение. Какой скромный ответ на поговорки мира, что наши обители наполняются тунеядцами и алтынниками! Но может быть, в числе чистых, благородных и бескорыстных душ нашлись бы и ропотники: то Бог послал добраго человека, который узнавши о сем деле, внес сумму, потребную для поминовения, да с радостию сие творят вси, а не воздыхающе. Впрочем, добрых братия не лишаются мзды своей у Бога, ибо они приняли приношение из послушания»42.
Сохранились документы, позволяющие реконструировать стол монахов и затраты на него: ведомости и книги записи расхода денежных сумм на трапезу, ежедневное меню, дела о закупке провизии и др. Меню братской трапезы составлялось в соответствии с уставом Русской Православной Церкви. Помимо соблюдения всех постов и постных дней (среда и пятница), в Донском монастыре, в соответствии с монастырским уставом, пост держался также в понедельник. Братская трапеза в изучаемый период значительно более разнообразна и изысканна, чем в предыдущем столетии. В XVIII в. практически каждый день подавался борщ (со снетками или без), гречневая каша (с маслом или без масла), соленые огурцы, горох. В XIX в. появляются разнообразные первые блюда (свекольник, ботвинья, перловый суп, похлебка с грибами, суп гречневый, суп белого пшена, уха). Борщ заменяется щами, которые подаются ежедневно помимо супа. На трапезе подается жареная рыба, жареный картофель, гречневая каша, белая каша, протертый картофель, протертый горох. Братия принимала пищу два раза в день. На ужин доедали то, что осталось от обеда: щи, суп и кашу43. Существовали четыре схемы меню: 1) для двунадесятых, храмовых праздников и высокоторжественных дней; 2) для воскресных и торжественных дней; 3) для «обыкновенных простых дней»44; 4) для Великого Поста и других постов. В двунадесятые, храмовые и высокоторжественные дни на обед подавались: 1) «холодная ботвинья с огурцами и белужиною, а ежели бывает в мясоястие, то полагается часть сметаны»;
2) щи из белой капусты с приправою, с белужиною и сметаною;
3) уха и жаркое из свежей рыбы (как вариант: «к жаркому подаются огурцы, иногда вместо жаркого молочная лапша»); 4) булки, пиво и по рюмке настойки. В воскресные и торжественные дни: 1) холодное из той же свеклы с огурцами и рыбой; 2) щи из белой капусты с
приправой и белужиной (вариант: со снетками); 3) похлебка из перловых круп с рыбой или лапша молочная, а иногда кашица с рыбой; 4) Жаркое картофель, или творожник; а иногда из картофеля драче-на, попеременно. В простые дни подавалось: 1) щи из белой капусты со снетками, в скоромные дни, кроме понедельника, приправляются коровьим маслом; 2) похлебка приправляется коровьим маслом, со снетками, или кашица со снетками же; 3) каша гречневая. В Великий Пост подавался винегрет или «картофель с квасом с огурцами и с луком попеременно, иногда вместо холодного кашица или похлеб-ка»45, а также кашица с грибами, лапша или горох, попеременно; жаркое картофель, или каша крутая, пшенная или гречневая. Если в монастыре устраивались заупокойные обеды, то на пожертвованную сумму покупалось лиссабонское вино и белужина.
Стоит отметить, что меню в Донском монастыре было более разнообразным, чем в других московских монастырях, но при этом более скромным и соответствующим уставу. Архимандрит Феофан часто посещал московские ставропигиальные монастыри по занимаемой им должности благочинного. При посещении Симонова монастыря 30 ноября 1839 г. он заметил нарушение устава: в этот день разрешалось употребление только растительного масла, между тем в Симонове монастыре на трапезе предложены были два кушанья из рыбы, помимо щей со снетками. Для Донского монастыря такое нарушение устава было просто немыслимым. В Симоновом монастыре расходы на покупку вина (хлебного) и пива за год составляли 715 руб. 40 коп., а рыбы - 1570 руб. 98 коп. Между тем в Донском монастыре пива и вина в год покупалось всего на 38 руб., а рыбы - на 345 руб.46 При архимандрите Феофане употребление спиртных напитков на трапезе было сведено к минимуму. Но в праздники Пасхи и Рождества Христова он лично давал по бутылке мадеры на братию47. В Донском монастыре ежедневно братской трапезой пользовались 52 человека, включая кучеров, поваров, певчих48. Для сравнения: в Новоспасском монастыре ежедневно питались 33 человека, в Симонове - 49. Хлебного вина в Новоспасском монастыре покупали 1-2 ведра в месяц, в Симонове -2-4 ведра49, а в Донском монастыре - всего полведра, а в отдельные месяцы - только по 1 бутылке белого вина50. С 11 октября 1839 г. братская трапеза Донского монастыря стала еще более скромной. С согласия монашествующих по причине дороговизны продуктов было решено убрать из рациона булки, пиво, вино и рыбу вовсе и подавать как в праздники, так и в простые дни всего три блюда: щи из белой капусты с приправой, картофельную похлебку или кашицу и крутую кашу51.
Надо сказать, что личное благосостояние братии существенно увеличилось по сравнению с XVIII в. Об этом позволяют судить «дела о смерти» монахов, описи имущества, оставшегося после усопших. Так в «описи имущества, оставшегося после смерти умершего иеромонаха Иринея» (1839) содержится перечень его вещей. Подрясников осталось 6 штук, из разных тканей, с подкладками, на меху. У умершего была своя личная мебель (2 комода, 3 столика, 2 кресла, 2 стула, кровать, кожаная софа), посуда (25 тарелок, 2 графина, 6 рюмок, 2 стакана, 6 чайных чашек, 2 подноса, 6 ложек), предметы роскоши (пуховая шляпа, 5 пар замшевых перчаток, кожаные сапоги, часы, перина с подушками) и другие вещи52. Имуществом умерших монахов распоряжались следующим образом: мебель чаще всего оставляли для кельи, а личные вещи продавали с аукциона братии. Вырученные деньги шли на погребение усопшего. Архимандрит Феофан всегда лично отпевал братию. Большую часть вещей иеромонаха Иринея купили монастырские послушники, что также говорит об их материальном благополучии.
При этом, как писали настоятелю в «покорнейшем рапорте» наместник иеромонах Владимир со старшей братией, братия жила достаточно тесно в кельях, монастырские постройки были маловместительны. Дело в том, что в 1834 г. правление Московской духовной семинарии обратилось к архимандриту Феофану с просьбой уступить здание, в котором находился Цензурный комитет, для помещения в нем уездного и приходского училища. Настоятель запросил мнение братии, которая, собравшись, приняла следующее решение: «Хотя корпус и мог бы быть нужен для помещения братской трапезы по весьма ограниченному пространству занимаемой ныне трапезою комнаты, или для размещения братии по недостаточному количеству комнат: впрочем, предпочитая своим выгодам общее благо Церкви, и, по возможности, желая споспешествовать Духовному и Училищному начальству в просвещении юношества на служение Ей воспитываемого, мы согласны уступить сей корпус для помещения духовных училищ с тем, однако же, чтобы для сохранения настоящей чистоты и опрятности обители, и для спокойствия монашествующих вход в оное училище был сделан особый»53. Таким образом, монахи Донской обители на первое место ставили служение Богу и ревновали об исполнении монашеских обетов, стремились устранить все возможные препятствия для прохождения монашеской жизни. Как мы видим, братия полностью поддерживала дух своего настоятеля, его доброту и готовность к самопожертвованию (сам архимандрит Феофан неоднократно удостаивался благословений Святейшего синода за благотворительность54).
Однако позднее, в 1870-е гг., братия более скептически относилась к существованию духовного училища на территории монастыря, чем в 1830-е. В 1875 г. монахи Донского монастыря доносили в Синодальную контору: «Открыто училище это в здании Донского монастыря без всякого возмездия со стороны училищного ведомства за занятый училищем монастырский дом бывшим настоятелем сего монастыря архимандритом Феофаном - как любителем церковного пения - для того именно, чтобы обучающиеся в сем училище ученики, способные по своим детским голосам к восполнению монастырского хора, участвовали в церковном пении, хотя в праздничные и воскресные дни; училище удовлетворяло таковым нуждам монастыря не более двух годов, и потом на деле оказалось, что архимандрит Феофан, утеснив до крайности братию Донского монастыря, принужден был остаться при своем всесовершенно сокрушенном сердце и только, ибо на деле оказалось, что он монастырский дом отдал ни за что ни про что, потому что ученики перестали своими нежными голосами восполнять монастырский хор»55. Стоит обратить внимание на следующее. В 1875 г. монахи Донского монастыря рассматривали передачу монастырского здания чисто с точки зрения выгоды, ибо считали, что здание было отдано училищу в обмен на обязательство давать мальчиков для пения в монастырском хоре. Между тем это нигде не прослеживается в переписке архимандрита Феофана с училищным начальством в 1830-е гг. К тому же настоятель и братия отдавали здание, желая помочь получению духовного образования будущими священнослужителями, а не ради выгоды. А среди 52 человек, пользовавшихся в 1839 г. братской трапезой, записаны 6 учеников училища, «находящихся при клиросном партесном пении»56. Следовательно, училище предоставляло учеников для пения не менее 5 лет (1834-1839).
В 1832-1850 гг. архимандрит Феофан был безусловным духовным лидером Донской обители. Он был одним из редких настоятелей, которые соединяли в себе не только административную власть, но и духовный авторитет. Признавая это, братия жила в мире, любви и единомыслии. Он направлял дух братии к угождению Богу и ближнему, к молитве за страждущих и благотворящих. Все распоряжения архимандрита Феофана, его деятельность по управлению монастырем были направлены на создание условий для молитвы, для благолепного совершения богослужений. Богослужение было центром внутренней жизни монастыря. На этой внутренней гармонии, согласии между настоятелем и братией основывалось и внешнее благоустройство монастыря.
Настоятельство его ближайших преемников было довольно недолгим (1-2 года), что не оказывало благотворного влияния на внутреннюю жизнь обители. После смерти архимандрита Симеона (1852) началась почти беспрерывная чреда управления Донским монастырем архиереями, находящимися на покое. Надо сказать, что практика назначения настоятелями монастырей епархиальных архиереев в качестве наказаний или на основании их прошений об увольнении на покой широко применялась Святейшим синодом во второй половине XIX в. При этом «русский епископат в синодальный период в основном выходил из ученого монашества, а ученые монахи почти никогда не жили в монастырях и в монастырских делах разбирались плохо; такой епископ склонен был смотреть на вверенную ему обитель как на свою вотчину, "архиерейское достоинство", которое часто понималось весьма странно, мешало ему исполнять обязанности настоятеля в соответствии с требованиями монастырского Устава»57. Во внутренней жизни обители стали происходить различные нестроения, ссоры, противостояние настоятелей и братии. Некоторые монахи стали соперничать в занятии административных послушаний. Пример архимандрита Феофана показывает, что настоятель должен быть не только администратором, но и человеком, направляющим духовную жизнь монахов. Практика назначения архиереев настоятелями монастырей не всегда полезна для внутренней монастырской жизни.
Примечания
1
Горчаков Н. Описание Донского монастыря в Москве. Б. м., б. г.; Любецкий С. Живописные виды московских монастырей с историческим их описанием. М., 1846; Дмитриев Н.В. Донской монастырь. М., 1857; И.К. Донской монастырь в Москве. М., 1901.
Забелин И.Е. Историческое описание московского ставропигиального Донского монастыря. М., 1893.
Чекунова А.Е. Владения Донского монастыря в конце 17 века // Вопросы истории хозяйства и населения России 17 века М., 1974; Она же. Урожайность зерновых культур в монастырском хозяйстве первой половины XVIII века (по фондам Донского монастыря) // Проблемы аграрной истории. Минск, 1978. Ч. 1.; Она же. Документы о хозяйственном положении Донского монастыря в конце XVII - начале XVIII века // Советские архивы. 1984. № 1; Прохоров М.Ф., Чекунова А.Е. Вотчинное хозяйство Донского монастыря в XVII-XVШ веках // Монастыри в жизни России. Калуга; Боровск, 1997.
3
Раппорт П.А. Зодчий Бориса Годунова // Культура Древней Руси. М., 1966; Гренберг Ю.И. Надвратная колокольня Донского монастыря в Москве // Памятники культуры. Исследование и реставрация. 1963. Вып. 4.; Косточкин В.В. Государев мастер Федор Конь. М., 1964; Артамонов М.Д. Кладбище Донского монастыря // Памятники Отечества. 1986. № 1 (13). ЦИАМ. Ф. 421. Там же. Д. 5476. Л. 25. Там же. Л. 27об.-28. Там же. Д. 5706. Л. 12. Там же. Д. 5476. Л. 2. Там же. Д. 6713. Л. 3об.
Доброумов С. Донской монастырь в Москве. М., 1913. С. 5. ЦИАМ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 5663. Л. 34. 13 Там же. Д. 5731. Л. 1-1об. Там же. Д. 5675. Л. 2-3.
15 Там же. Л. 3.
16 Особый чин служения донских архимандритов с осенением трехплетен-ной свечой и правом ношения панагии был дарован в 1715 г. Стефаном (Яворским), митрополитом Рязанским и Муромским, а затем подтвержден Анной Иоанновной в 1731 г. (Там же. Д. 1488. Л. 29).
17 Смирнов А.В. Архимандрит Феофан, церковный композитор. Казань, 1909. С. 4.
18 Доброумов С. Указ. соч. С. 10.
19 Там же. С. 9-10.
20 Смирнов А.В. Указ. соч. С. 26.
21 ЦИАМ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 5473, 5484.
22 Смирнов А.В. Указ. соч. С. 25.
23 Доброумов С. Донской монастырь в Москве. М., б. г. С. 8.
24 Дмитриев Н.В. Указ. соч. С. 14.
25 ЦИАМ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 7762. Л. 28; Д. 5493. Л. 1-4.
26 Там же. Д. 5539. Л. 1-2.
27 Там же. Л. 1-1об.
28 Там же. Л. 2.
29 Там же. Л. 2об.
30 Там же. Д. 5563. Л. 19.
31 Там же. Д. 5675. Л. 23.
32 Там же. Л. 33.
33 Там же. Л. 16.
34 Там же. Л. 20.
35 Там же. Л. 22.
36 Там же. Д. 5563. Л. 3.
37 Там же.
38 Там же.
39 Там же. Д. 5706. Л. 5.
40 Там же. Д. 5663. Л. 8, 65, 68, 73.
41 Голубинский Федор Александрович (1797-1854), протоиерей, профессор философии в Московской духовной академии, член Московского Комитета духовной цензуры.
42 НИОР РГБ. Ф. 76/П
43 ЦИАМ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 5550. Л. 29, 32, 35.
44 Там же. Д. 5566. Л. 19.
45 Там же. Л. 19-19об.
46 Там же. Л. 7-8об.
47 Там же. Л. 19.
48 Там же. Л. 10-11.
49 Там же. Л. 3.
50 Там же. Л. 7-7об., 14-15.
51 Там же. Л. 9-9об.
52 Там же. Д. 5539. Л. 11-12.
53 Там же. Д. 5475. Л. 2.
54 В 1834 г. - за пожертвование в Полоцкую епархию церковной утвари и ризничных вещей, в 1840 - за пожертвование в пользу Казанского Спасо-Преображенского монастыря на церковные потребности двух билетов Сохранной казны в 1 тыс. руб., в 1842 - за пожертвование в пользу воспитанников Владимирской семинарии 10 экземпляров его сочинения проповедей (Там же. Д. 5653. Л. 1об. - 6).
55 Там же. Д. 6358. Л. 7.
56 Там же. Д. 5566. Л. 11. Смолич И.К. Русское монашество. М., 1997. С. 289-290.
57
