CC BY
53
E.H. Шустова
«В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО...® (ПЬЕСА М. БУЛГАКОВА с ДОН КИХОТ» В СВЕТЕ АРХИВНЫ! МАТЕРИАЛОВ), ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Томский государственный педагогический университет
Пьеса «Дон Кихот» М. Булгаковым была создана в 1938 г. Как удалось установить О. Есипо-вой, все началось «с идеи инсценировать что-нибудь из классики... Булгакову предлагалось «на выбор» - «Нана» Золя, «Милый друг» Мопассана или что-то «из Бальзака», позднее делать пьесу о Суворове...» [11, с. 623]. Однако эти предложения не показались драматургу интересными и остались неразработанными.
О создании пьесы-инсценировки по роману М. Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчекий» впервые задумался театр, и «...24 июня 1937 года Булгаков получил письмо от художественного руководителя вахтанговского театра В.В. Куш с предложением инсценировать «Дон Кихота»...» [13, с. 350]. Очередная идея переделки совсем не вдохновила писателя, жизненные обстоятельства и опыт которого не давали никакой надежды на удачный исход еще одного начинания. В письме от 5 октября 1937 г. В.В. Вересаеву Михаил Афанасьевич писал: «...недавно подсчитал: за семь последних лет я сделал 16 вещей, и все они погибли, кроме одной, и та была инсценировка Гоголя! Наивно было бы думать, что пойдет семнадцатая или девятнадцатая...»[8, с, 447]. Необходимо также помнить, что к моменту написания этого послания положение дел М. Булгакова было крайне тяжелым. Работа в театре помощником режиссера изматывала физические силы и не приносила облегчения в финансовом плане. А без средств к существованию, которые могла дать эта или какая-то иная работа, семья Булгаковых не могла долго жить. 1 декабря 1937 г. Е.С. Булгакова сделала запись в своем дневнике: «...звонил Куза о «Дон Кихоте». Браться?.. Не браться?.. Денег нет, видно браться...» [9, с. 176]. И уже 3 декабря 1937 г., через несколько дней после приведенной записи, М. Булгаков заключил договор на создание инсценировки по роману М. Сервантеса. По договору писатель должен был «через год, не позднее 3 декабря 1938 г., сдать инсценировку в театр...» [15, с. 350]. Но и после подписания официальных документов драматурга долгое время не занимал замысел пьесы. Это было связано и с плохим физическим состоянием художника. В письме Елене Сергеевне от 22 июня 1938 г. он так характеризовал свое недомогание: «...у меня сделалась
какая-то постоянная боль в груди внизу. Может быть, это несерьезное что-нибудь... Причем не только писать... но даже читать я ничего не способен. Мне нужен абсолютный покой... Никакого Дон-Кихота я видеть сейчас не могу...» [8, с. 480],
Однако практически через месяц положение дел и настроение М. Булгакова изменилось, он начал усиленно работать над новым произведением. 23 июля 1938 г. в письме в Лебедянь он отмечал: «...жадно гляжу на испанский экземпляр «Дон Кихота». Теперь займусь им...» [В, с. 487]. Попутно заметим, что в архиве М. Булгакова хранятся два экземпляра романа М. Сервантеса с пометами художника: русское [5] и испанское [б] издания. Драматург полностью погрузился в изучение первоисточника, и доказательством этого может служить его письмо от 24 июля 1938 г. «...Пишу тебе по-испански для того, во-первых, чтобы убедилась, насколько усердно я занимаюсь изучением царя испанских писателей, и, во-вторых, для проверки - не слишком ли ты позабыла в Лебедяни чудесный язык, на котором писал и говорил Михаил Сервантес... Воображаю, как хохотал бы Сервантес, если бы прочел мое испанское послание к тебе!..» [8, с. 488].
Следует отметить, что и сам драматург ХХв., и многие его современники, друзья и знакомые, а вслед за. ними и некоторые булгаковеды. соотносили судьбы М. Булгакова и заглавного героя сервантесовского повествования. Тема рыцарства, и в частности донкихотства занимала ум М. Булгакова на протяжении всей его жизни, особенно сильно в 30-е гг. Так, 23 сентября 1933 г. Е.С. Булгакова записала в своем дневнике фантастические рассказы мужа: «...Михаил Афанасьевич каждый вечер рассказывает Сергею истории из серии «Бубкин и его собака Конопат». Бубкин - воображаемый идеальный мальчик, храбрец, умница и рыцарь...» (выделено мной. -Е.Ш.) [9, с. 39]. А 4 апреля 1937 г., задолг о до заказанного срока создания «пьесы по Сервантесу» [7, с. 157], М. Булгаков в письме В.В. Вересаеву, раздумывая о сущности своей деятельности, писал: «...я очень утомлен и размышляю. Мои последние попытки сочинять для драматических театров были чистейшим донкихотством с моей стороны...» [8, с. 437].
Сегодня в архиве писателя, находящемся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки. хранится несколько редакций пьесы, отражающих этапы работы над текстом драмы. В своей статье мы сосредоточим внимание на рассмотрении тех вариантов этого произведения, которые были сделаны М. Булгаковым до официального представления драмы театру, а именно на первой редакции и материалах к ней, написанных в декабре 1937 - июле 1938 г.; на начале первой редакции от 11 (14) августа 1938 г.; на второй редакции от 27 августа 1938 г.; на третьей редакции - 8 сентября 1938 г. Анализ черновых вариантов позволит нам более точно восстановить круг проблем, волновавших художника в последние годы жизни, понять трансформации тех мотивов драмы, в кругу которых реализовы-вался ее замысел.
Опережая срок, обозначенный в договоре, М. Булгаков «...9 сентября 1938 года представил текст вахтанговцам...» [13, с. 350]. Нужно отметить, что, по воспоминаниям очевидцев, пьеса была восторженно принята в театре им. Е. Вахтангова и получила большой резонанс в театральной среде. 19 сентября, всего через 10 дней после сдачи «Дон Кихота» в московский театр, «приехал кто-то из дирекции Свердловского театра, хочет поговорить с Михаилом Афанасьевичем относительно пьесы... А вечером Акимов Николай Павлович звонил о том же...» [9. с, 202]. М. Булгакову даже предлагали сделать детскую драматическую адаптацию сервантесовского романа: «...звонил режиссер областного ТЮЗа Половцев с вопросом, не может ли Михаил Афанасьевич дать детский вариант «Дон Кихота» для их театра...» [9, с. 210]. Этот ажиотаж вокруг пьесы продолжался не долго. Материалы, переданные театром в Ре-пертком, были рассмотрены не сразу, однако «...17 января 1939 года пьеса «Дон Кихот» была разрешена» [13, с. 349] к постановке. Но в марте 1939 г., спустя два месяца после официального разрешения, в письме В.В. Вересаеву М. Булгаков с горечью отмечал: «...одним из последних моих опытов явился «Дон Кихот» по Сервантесу, написанный по заказу вахтанговцев. Сейчас он лежит у них и будет лежать, пока не сгниет, несмотря на то, что встречен ими шумно и снабжен разрешающей печатью Реперткома. В своем плане они его поставили в столь дальний угол, что совершенно ясно - он у них не пойдет. Он, конечно, и нигде не пойдет. Меня это нисколько не печалит, так как я уже привык смотреть на всякую свою работу с одной стороны - как велики будут неприятности, которые она мне доставит. И если не предвидится крупных, и за то уже благодарен от души...» [8, с. 508].
Мрачные прогнозы писателя осуществились не до конца. Он так и не дождался до самой смерти
постановки пьесы на подмостках театра. Но все же, хоть и с некоторым опозданием, вскоре после кончины писателя эта драма была представлена публике. «.. .Впервые пьеса была сыграна 27 апреля 1940 года группой театра им. А.Н. Островского в Кинешме... Следующая премьера - русского театра драмы г. Петрозаводска - состоялась в конце января 1941 года... 15 марта 1941 года вышел спектакль театра им. A.C. Пушкина в Ленинграде... И, наконец, 8 апреля 1941 года - премьера вахтанговцев...» [11, с. 629]. Впервые опубликован текст «Дон Кихота» был в сборнике пьес М. Булгакова только в 1962 г.
В первых набросках к пьесе, которые были сделаны в конце 1937 - начале 1938 г., интерес М. Булгакова к образу заглавного героя был не велик. Его поведение почти никак не отражалось на развитии действия, он лишь помогал более полно раскрыться образу Санчо Пансы. В рабочих материалах подробно разрабатывались две картины, каждая из которых состояла как бы из двух структурных элементов: первый был представлен эпизодами появления Санчо Пансы, развитием его мечты о губернаторстве, сценами правления на острове и отказом от «губернаторской» мечты, второй связан с мечтой о бальзаме, его употреблением и полным отказом от этого чудесного средства. Однако уже здесь драматург строил действие таким образом, что фактически учителем мечтателя-оруженосца был Дон Кихот. Именно он возбуждал своими речами фантазии и желания Санчо. Но Рыцарь Печального Образа лишь подталкивал его к активным поступкам, а сам тем временем не играл в действии ведущей роли.
В ходе работы над материалом на полях тетради появились корректирующие эту структуру заметки. М. Булгаков стал разрабатывать новую концепцию начала пьесы, которая существенно изменила весь ход действия, его мотивную систему и образ Дон Кихота. Во-первых, именно поведение рыцаря стало во многом определять развитие действия. Здесь Дон Кихот предстает как активно действующий герой, он своими поступками и словами пытается изменить мир. Во-вторых, автор с особой силой стал акцентировать наше внимание на интересе заглавного героя к событиям, не связанным с реальным ходом жизни. Если в начальном варианте жизненные обстоятельства вызывали у Дон Кихота взрыв фантазии, то в новой редакции его поведение предстало уже ничем не мотивированным и не обоснованным. Еще до появления Рыцаря Печального Образа на сцене мы слышали его возглас:«.. .Дон Белианес ранен! Бернард о дель Карпио убил...» [1, с. 2]. Дон Кихот живет в придуманном мире и воспринимает реальность сквозь призму своих видений, а картины, всплывающие в его сознании, принимают характер реально здесь и сейчас происходящих. В-тре-
тьих, тон высказываний рыцаря, его слова и суждения звучат более жестко, твердо, нередко в них можно уловить и нотки жестокости: «...я разрубил бы его на двое и этим заставил бы его сдаться!..» [1, с. 3]. О. Есипова, исследующая черновые варианты пьесы М. Булгакова «Дон Кихот», справедливо замечает, что в образе заглавного героя в них «подробно и выпукло прописано «чуждое» и смешное. Подчеркнуты самомнение героя, склонность к бахвальству... Дон Кихот жесток в схватке... цель странствий формирует вполне эгоцентрично...» [10, с. 91].
В августе 1938 г., вновь возвращаясь к прерванной ранее работе, создавая вторую редакцию пьесы, М. Булгаков заново и полностью перерабатывает первую картину. В этом варианте образ Дон Кихота приобретает знакомые нам по конечной редакции черты. Вновь прибегая к наблюдениям, сделанным О. Есиповой, хотим отметить следующие изменения, произошедшие с Рыцарем Печального Образа: «...Булгаков выстраивает образ заглавного героя, «высветляя» и поэтизируя его... меркнут мотивы безумия, самомнения, славолюбия, тускнеет... жестокость. ...Все активнее проявляет себя «фантазия» и «воображение»...» [10, с. 91]. Да и роль, которую начал играть Дон Кихот, заметим мы, становится основной, центральной и организующей.
Совершенно одинаково на протяжении всех редакций пьесы Дон Кихот М. Булгакова знает свое призвание и испытывает страстное желание быть связанным с институтом рыцарства, он призывает: «...воскресим прославленных рыцарей Круглого Стола!..» [7, с. 164], Ему важно сделать вновь актуальным и понятие справедливости. Не жалея жизни, собственной крови, он стремится в путь на поиски счастья для всего человечества. Именно эти мысли и идеи Дон Кихота во многом совпадают с установками Иешуа в романе «Мастер и Маргарита» и, несомненно, сближают главных героев последних произведений М. Булгакова. Честь всегда была одним из важнейших рыцарских понятий. И булгаковский Дон Кихот желает «восстановить поруганную справедливость и честь...» [1, с. 78]. Но в первых редакциях, кроме этого, рыцарь мечтал совершить такие подвиги, которые принесли бы ему всеобщий почет, уважение и известность, надеялся оставить в памяти людей свой образ надолго - «покрыть имя бессмертной славой!» [1, с. 79]. Однако в конечном варианте Дон Кихоту не важна собственная слава, он полностью переориентируется на поиски всеобщего благоденствия и установление справедливого мира. Он говорит о необходимости «биться за поруганную честь... вернуть миру... справедливость» [7, с. 164].
Рыцарь Печального Образа окрылен своей идеей. «...Идем же вперед... летим по свету...» -
призывает он Санчо Пансу [7, с. 164]. Ему хочется как можно быстрее, вырвавшись на простор дороги, добиться поставленной цели. Но стоит отметить, что в первой редакции путь герою представляется как разнообразные «скитания», бесцельные передвижениями в пространстве: «...пойдем скитаться по свету...» [1, с. 78]. Здесь его желания и стремления еще не до конца прояснены, сформированы и понятны, а потому и цель пути не ясна. В этом варианте Дон Кихот М. Булгакова оказывается намного ближе Дон Кихоту М. Сервантеса, который видел свою цель в том, чтобы «сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и, с оружием в руках, отправиться на поиски приключений... скитаясь по свету... искоренять всякого рода неправду и в борении со всевозможными случайностями и опасностями стяжать себе бессмертное имя и почет...» [12, т. 1, с. 52]. Как мы можем заметить, деятельность обоих героев, и М. Сервантеса, и первоначально М, Булгакова, была более сосредоточена на поиске всевозможных приключений и авантюр. Однако уже в последнем варианте драмы передвижение рыцаря приобретает особую, можно даже сказать, сакральную ценность. Только вырвавшись на простор дороги, он способен полностью реализоваться сам и, как ему кажется, спасти мир.
В первой полной редакции пьесы, так же как для Дон Кихота М. Сервантеса, для Дон Кихота М. Булгакова суть приключений состояла в проверке физической силы, способностей, отваги: «...я не замедлю испытать,., силу и доблесть своей руки!..» [1, с. 82]. Но в ходе размышлений писатель отказался от подобной трактовки событий. В конечном варианте драмы все свое внимание рыцарь сосредотачивает не на себе, а на справедливых принципах устройства мироздания. Исходя из своих утопических установок, реальный мир, который видел вокруг себя рыцарь, оказывался наполненным врагами, злыми и опасными существами иного мира: «...перестань же прятаться в тени, презренный...» [2, с. 6]. Более того, «всматриваясь в сумерках...» [2, с. 12], он замечал не реальные предметы и не живых людей с их болью и проблемами, а «видел» существа инфернальные: «...ты опять появился проклятый чародей!..» [2, с. 12]. Его сознание от начала до конца пьесы оказывается патологически сконцентрировано на поисках этих инфернальных, страшных, опасных сил и борьбе с ними. Например, мельницы кажутся рыцарю строем «гигантов с длиннейшими костлявыми руками...» [7, с. 165], монахи предстают «черными дьяволами...» [7, с. 168], совершающими свои грязные преступления на земле. Умение увидеть в реальных явлениях другую суть, оборотную сторону и оказывается наиболее важным для М. Булгакова в ха-
рактеристике Дон Кихота, определяет суть его приключений. Он уже не! ческую мощь, как это было в первых а, сражаясь с искривлениями окружающего ] проявляет силу, позволяющую ему бороться с «иным» царством.
Во всех редакциях пьесы почвой, подготовившей сознание рыцаря М. Булгакова и возбудившей его фантазию, были книги. Они помогли подняться над реальной действительностью и понять ее как искривление истинного миропорядка. Но в ходе работы драматург сначала ввел, а затем еще одно стимулирующее рыцарскую фан-средство. Музыка, во всех вариантах, за конечного, оказывала огромное . Дон Кихота, заставляла трепетать его душу, рождала новые мечты. «...Музыка порож-мечтания. и не раз, засыпая, я видел себя в доспехах во главе войска... идущего в бой против несметных полчищ страшных у родов с проколотыми губами... звон ее струн превращался в моих ушах в звон мечей, и я видел завоеванное мною царство...» [3, с. 61]. Необходимо отметить, что она возбуждала не только мечтания рыцаря, но придавала ему и физические силы, побуждала взять в руки оружие, начать сражение. Однако затем драматург отказался от использования музыкальных мотивов, в конечном варианте только книги пробуждали фантазию рыцаря, давали идеи, заставляющие вооружиться и двинуться в путь.
Мы не можем забывать, что изначально рыцарь представлял профессионального воина, й поэтому меч играл в жизни Дон Кихота очень важную роль. Он сам всегда оценивал себя как человека военного: «...я разрубил бы его надвое и, повергнув на землю, заставил бы его сдаться!..» [1, с. 63]. Но тем не менее оружие в руках булга-ковского рыцаря появилось только в первом полном варианте пьесы: пытаясь устрашить волшебника, он использует его, по ремарке автора: «.. .ударяет мечом по столу...» [1, с. 64] и в дальнейшем ни на минуту не выпускает из своих рук. Именно оно явилось основным подручным средством рыцаря в пути, а нежелание другого человека взять оружие в руки становится для него показателем не только физической, но и духовной слабости:«.. .о Санчо! Санчо! До чего ты слаб душою!» [1, с. 39],
В первых материалах к пьесе возможные неприятности не могли поколебать веру Дон Кихота в правильности избранного пути. Физический дискомфорт и различные неурядицы воспринимались им как обстоятельства, необходимые и обусловленные взятой на себя ролью. «...Невзгоды нередко преследуют рыцарей и их оруженосцев во время приключений...»[1, с. 39] - объяснял он Санчо. Однако «невзгоды» в
. в «вол-
И уже в первом полном варианте драмы Рыцаря Печального Образа перестают путать и страшить проявления потустороннего мира: «,, .постоянные!
- обычное дело во всех рыцарских ях...» [1, с. 85].
В связи с тем, что главными врагами Дон Кихота являются существа ирреальные, он, как щитом прикрываясь рыцарским уставом, отказывается соблюдать установления и законы мира реального - «никто не смеет привлечь к ответственности странствующего рыцаря!» [1, с. 95]. И с помощью меча, как он понимает, Рыцарь Печального Образа вершит «праведный» суд, исправляет неугодный ему существую щи й миропорядок. Примером тому может служить сцена встречи Дон Кихота с дамой в карете и поединок с бискайцем, первоначально разрабатываемые драматургом во второй картине. Это приключение Дон Кихот начинал под лозунгом борьбы за освобождение дамы из плена волшебников: «...вы свободны, прекрасная сеньора и можете располагать собою по своему усмотрению...» [1, с. 30]. Ситуация самой даме кажется забавной до тех пор, пока рыцарь не обнажает меч: благожелательное отношение тут же меняется. Дама понимает, что, несмотря на декларируемую свободу, она на самом деле попадает в плен к Дон Кихоту. Но, пытаясь противопоставить произволу Дон Кихота свое слово, в дело вмешивается бис-каец, спутник дамы: «Убирайтесь к черту оттуда, или я вас прихлопну на месте!» [1, с. 31]. В отличие от материалов к пьесе, где их спор разгорался по поводу места и звания рыцаря - «я не рыцарь? Ты лжешь» [1, с. 31] - в последующих редакциях, бискаец возмущается поведением оппонента: «...прочь с дороги, наглый негодяй!..» [1, с. 92]. Но, не смотря на пыл и необузданный характер, бискаец, в интерпретации М. Булгакова, выглядит и ведет себя достаточно смешно: вместо щита у него - простая подушка, и наносит он свои удары без всякого смысла. А Дон Кихот сразу повергает противника и выходит победителем в этой схватке: «...ударяеттого мечом, так что он падает и остается неподвижен» [1, с. 94]. В дальнейшем М. Булгаков изымает сцену победы Дон Кихота из пьесы. В конечном варианте все боевые вылазки рыцаря ]
его полным Стоит отметить, что во всех вариантах пьесы для себя Рыцарь Печального Образа примерял не
Кихот, размышляя о своей деятельности, сравнивает ее с врачеванием: «...рыцарю, сеющему смерть и смятение в рядах врагов, суждено, кроме того, облегчить страдания простых и добрых
смертных...» [1, с. 34]. Рыцарь, в представлениях Дон Кихота, не только должен убивать, карать недостойных представителей человечества, но одновременно может спасать людей, приносить им радость: «...какие бы несчастия или неудачи ни постигали меня, я, клянусь в том рыцарским орденом, к которому принадлежу, все силы свои отдам на служение людям, с тем, чтобы облегчить их страдания...» [1, с. 113]. Он знает, что «сострадание к ближнему... присуще рыцарству...» [1, с. 114].
И другие люди первоначально видят в нем рыцаря. «Сеньор рыцарь» [1, с. 28], - обращаются к Дон Кихоту прохожие. Его принимают так же как врача, знающего секреты изготовления различных лекарств: «...лекаря в наших краях нету...» [1, с. ИЗ]. Но по ходу развития действия он из доктора превращается в «коновала» [1, с. 182], знахаря, невежественного человека. Более того, поступки и слова Дон Кихота начинают ассоциироваться с деятельностью нечистой силы. «Что за черти такие?..» - восклицают люди, находящиеся на постоялом дворе [1, с. 44]. В пьесе М. Булгакова Рыцарь Печального Образа только в своих мыслях и желаниях способен кому-либо помочь, в реальности же все обстоит как раз наоборот, люди только страдают от его неуемного характера. А все попытки хоть как-то оправдать свое поведение - «на меня напали!» [1, с. 122] - не могут реабилитировать Дон Кихота в глазах окружающих. «...Вам пора в тартарары!.. Проваливайтесь вы к черту... Взбудоражили весь двор, слывущий своей тишиной и спокойствием!» -кричат они ему [I, с. 123] .
Таким образом, мы можем заключить, что мотив рыцарства, занимавший сознание М. Булгакова на протяжении 30-х гг., в пьесе «Дон Кихот»
подвергся наибольшей трансформации. Если в первых вариантах драмы Рыцарь Печального Образа М. Булгакова был более близок Дон Кихоту М. Сервантеса, то в конечной редакции и в сущности позиции героя, и в изображении результатов его решительных действий драматург отходит от первоисточника.
Булгаковский Дон Кихот во всех редакциях пытается соответствовать взятой на себя роли рыцаря. Но если в первых вариантах его деятельность направлена на удовлетворение каких-то своих, личных интересов, то в конечном - он полностью переключился на решение проблем общечеловеческих, ибо в сознании рыцаря конца 1938 г. мир наполнился злыми и враждебными силами потустороннего порядка.
М. Булгакова всегда волновали проблемы человека деятельного, меняющего мир, практически во всех своих произведениях он разрабатывал эту тему под тем или иным углом зрения. Именно поэтому Дон Кихот, человек самоотверженно сражающийся за книжные - древние, вечные идеалы, будучи первоначально образом незначительным, в конечном счете вышел на первый план и занял ведущее место в драматическом действии пьесы. Утопически-идеальные стремления, с одной стороны, придавали ему романтические черты, но, с другой - методы, с помощью- которых он пытался утвердить мечту, дискредитировали высокие стремления, снижали их пафос. Дон Кихот в интерпретации М. Булгакова оказывался героем возвышенным, оторванным от земного мира и в этом аспекте своей деятельности был наиболее близок Иешуа, но одновременно он «судил» мир, видя «теневую», оборотную его сторону, что позволяет сравнивать его с образом Воланда.
Литература
1. Булгаков М. Дон-Кихот - пьеса по Сервантесу. Первая редакция и материалы к ней. М.; Лебедянь, 1937, декабрь 8 - 1938, июль 18, РГБ, ОР. Ф. 562. К. 14. Ед, хр. 3.
2. Булгаков М. Дон-Кихот - пьеса по Сервантесу. Начало первой редакции, М., 1938, август 11-(14). РГБ. ОР. Ф. 562. К. 14. Ед. хр. 4,
3. Булгаков М, Дон-Кихот - пьеса по Сервантесу в 4 действиях (9 картинах). Вторая редакция. М.,1938, август 27, РГБ. ОР, Ф. 562. К, 14, Ед. хр, 5.
4. Там же. Третья редакция. М„ 1938, сентябрь 8. РГБ. ОР. Ф. 562. К. 14. Ед. хр, 6,
5. Булгаков М. Пометы на книге «Остроумно-изобретательный идальго Дон-Кихот Ламанчский, сочинение Мигеля де Сервантеса
Сааведра» (издание Ф. Павленкова,1907). Вторая половина1930-х годов. РГБ. ОР, Ф, 562. К. 26. Ед. хр, 2.
6. Булгаков М. Пометы, сделанные им самим и не установленными лицами на печатном тексте романа М, де Сервантеса Сааведра «Дон Кихот» («El indencioso hidalgo Don Quijote de la Mancha», Barcelona). 1937-1938 год. РГБ. ОР. Ф. 562, К. 26. Ед. хр. 3.
7. Булгаков М. Дон Кихот // Булгаков У. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М,, 1990.
8. Булгаков М. Дневник. Письма, 1914-1940. М., 1997.
9. Булгакова Е, Дневник Елены Булгаковой. Л.; М.,1990.
10. Есипова 0, 0 пьесе М. Булгакова «Дон Кихот» // Проблемы театрального наследия М.А. Булгакова. Л,,1987,
11. Есипова О. Дон Кихот // Булгаков М. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М 1990.
12. Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, Сочинение в двух томах. М., 1989.
13. Соколов Б. Три жизни М. Булгакова. М.,1996.
