CC BY
18
«Уровень «умности» денег определяется не их источником, а качеством управления ими»
Елена Краузова
Кандидат медицинских наук из Барнаула, ставший венчурным капиталистом в Кремниевой долине, — таков карьерный зигзаг Евгения Зайцева. В начале 2000-х годов он приехал учиться на МВА в бизнес-школу Стэнфордского университета. Потом стал партнером легендарного Франклина «Питча» Джонсона, основателя старейшей венчурной компании США — Asset Management Company. В 2006 году Зайцев создал с партнерами собственный венчурный фонд — Helix Ventures, который специализируется на инвестициях в биотехнологические и медицинские стартапы. Сегодня в его активе — успешно закрытые сделки по 25 компаниям, которые были проданы таким мировым фармацевтическим гигантам, как Sanofi-aventis, Boston Scientific, Baxter International, или успешно вышли на IPO.
— С тех пор как вы перебрались в США, в России тоже сформировался рынок венчурных инвестиций. Каким вы его сейчас находите?
— Я не переставал следить за тем, что происходит в России, и даже активно участвовал во многих процессах. Десять лет назад российские венчурные группы можно было пересчитать по пальцам одной руки, а сегодня на рынке — относительное изобилие венчурных денег. Во многом это результат активной роли, которую играет государство, выступившее основным инвестором в венчурном секторе. Однако в последние годы и частные инвесторы начали регулярно вкладываться в инновационные компании и венчурные фонды.
Чего в России еще очень мало, так это профессиональных венчурных денег. Венчурные инвестиции — это не просто
капитал, это сложный бизнес по поддержке и выращиванию технологических компаний. Поэтому классические венчурные инвесторы должны предоставлять стартапам не только финансовые ресурсы, но и свои опыт, контакты, видение рынка. Только при таком подходе инвестор действительно поможет своей портфельной компании расти и развиваться.
В США, как показывает статистика Национальной ассоциации венчурного инвестирования, сегодня действует более полутора тысяч венчурных фондов. В России счет пока идет на десятки — так что в абсолютных цифрах еще есть куда расти.
— Не деформирует ли мощная финансовая поддержка государства российский рынок венчурных инвестиций?
— Конечно, деформирует, но на нынешнем этапе, который еще во многом стартовый, такая поддержка была совершенно необходима. Без госденег венчурный рынок в России раскачивался бы слишком долго. Финансовое «плечо» государства при формировании рынка позволило выиграть много времени.
Однако слишком высокая степень вовлеченности власти имеет для инновационной экономики оборотную сторону. Инновации не терпят контроля, и если государство как соинвестор при участии в работе венчурного фонда будет пытаться ограничивать рыночные принципы его функционирования, руководствуясь какими-то другими задачами или приоритетами, то это может негативно отразиться и на выборе объектов инвестирования, и на экономической эффективности фонда в целом.
Основной критерий успеха и мотивирующий фактор должен быть один — высокая доходность от сделок. А высокий уровень возвратности инвестиций как раз и станет гарантией того, что в венчурную отрасль потянутся все новые частные и институциональные инвесторы.
венчурный капиталист евгений зайцев
об инвестициях государственных
и частных
ОТКР'
|Ь\ТкАЕ
иниов
Д\1)ЛИ
Сегодня в России государство уже раскрутило маховик инноваций, теперь важно постепенно перевести этот процесс на рыночные рельсы. Кстати, по работе институтов развития видно, что они уже легли на этот курс: с появлением все новых частных фондов доля государственного капитала на рынке постепенно снижается. Однако назвать российский венчур самоподдерживающимся пока нельзя.
— Российское государство в венчурной отрасли широко использует модели государственно-частного партнерства: соинвестирует в проекты вместе с частным капиталом, «смешивает» государственные и частные деньги в венчурных фондах, которые передаются в управление частным УК. Не делаются ли от этого «умные» венчурные деньги чуточку менее умными?
— Уровень «умности» денег определяется не их источником, а качеством управления ими. Если управляющие частным венчурным фондом обладают хорошими навыками управления рискованными инвестициями, то «долив» государственных денег становится лишь мощным дополнительным финансовым рычагом для развития. А государство при этом может рассчитывать на качественное управление своими вложениями со стороны профессиональной команды, которая не меньше его заинтересована в успехе инвестирования.
Управление инвестициями в инновационные проекты — это действительно нетривиальная задача. Чтобы стать профессионалом в венчурном бизнесе, желательно проработать в нескольких фондах и пройти через все их жизненные циклы: поднять их «с нуля», сформировать портфель из нескольких десятков компаний, добиться их ликвидности... Профессиональный венчурный инвестор «вырастает» как минимум за десять лет — и то в условиях, когда ему обеспечена операционная свобода. Если государство, выступив соинвестором фонда, эту свободу ограничивает и настаивает
s s J s
H
<J ш CO
z s
ш .0 I
CL >
T I
Ш
CO
на своем праве определять инвестиционные решения, складываются противоестественные для рынка механизмы.
Кстати, за рубежом многие частные фонды также активно привлекают капитал государства (взять хотя бы США или Сингапур), однако при этом государственные фонды выступают в качестве «обычного» инвестиционного партнера (limited partner) с соответствующим объемом прав. При такой организации работы наличие госденег в проинвестированном активе никак не сказывается на управлении.
— Как привлечь к управлению российскими венчурными фондами серийных предпринимателей? Пока у нас в них в основном финансисты...
— Венчурный капиталист и его команда должны обладать тремя наборами навыков. Во-первых, предпринимательскими, то есть иметь реальный опыт создания и успешного продвижения быстрорастущих наукоемких компаний. Во-вторых, они должны отлично знать свою предметную область. Для инвесторов в биотехе, например, это означает умение разбираться не только в медицине, биологии и фармацевтике, но и в структуре этих рынков. В-третьих, нужна финансовая подготовка, поскольку требуется грамотно структурировать сделки и правильно оценивать будущую стоимость компании.
При этом предпринимательские компетенции — первые в этом списке не только в порядке перечисления, но и по значению. Фонды должны учреждаться именно предпринимателями — из числа тех, кого принято называть «серийными», то есть людьми, которые успешно «вырастили» несколько собственных компаний, вывели их на IPO или удачно продали крупной корпорации. И затем стали системно помогать другим начинающим компаниям. Часто серийные предприниматели вначале становятся бизнес-ангелами, инвестируя в инновационные разработки средства из собственного кармана, а впоследствии «поднимают» деньги на рынке, привлекая других инвесторов-партнеров, и выстраивают на базе этих отношений классический венчурный фонд.
Финансовые знания тоже важны, но финансисты во главе венчурного фонда — это далеко не всегда хорошо. У выходцев из инвестиционных банков или инвесткомпаний совершенно другой уровень понимания механики инвестиционного процесса, отличный от логики венчурной индустрии. В финансовом секторе такие люди, как правило, занимались проведением инвестиционных сделок, финансовым инжинирингом, расчетом финансовых моделей для компаний со вполне понятным и просчитываемым бизнесом. При венчурных сделках такие расчеты зачастую бессмысленны, они не поддаются столь формализованному финансовому анализу и планированию. Вся «математика» венчурного инвестора, на самом деле, — не более чем финансовые упражнения, а в реальности в таких сделках есть один очень важный фактор — интуиция инвестора.
Поэтому и важно, чтобы во главе такого фонда были люди, близкие друг другу по своему опыту, отраслевым приоритетам и взглядам на механизм работы венчурной индустрии. А это происходит, когда эти люди приходят из предпринимательской среды. Нужно хорошо понимать: вначале у фонда должна появиться профессиональная команда, и лишь потом — инвестиционная стратегия и портфель. Не наоборот. Однако глупо рассчитывать, что приход серийных предпринимателей в фонды можно как-то простимулировать. Рынок сам придет к этому, но путем эволюции. В России должна накопиться критическая масса людей, которые развивают стартапы как непрерывный поток бизнесов: ими со временем и будут пополняться ряды венчурных капиталистов. Вряд ли мы можем как-то влиять на этот процесс — пожалуй, только на уровне формирования общей предпринимательской культуры в стране.
— В венчурном сообществе обычно любят обсуждать «качество проектов». Гораздо реже поднимается вопрос о «качестве инвестора». Дайте, пожалуйста, совет: как стартаперам проводить «due diligence» потенциального инвестора?
— Было бы преувеличением говорить о том, что наступил момент, когда стартапы выбирают инвестора, а не наоборот. Привлечение финансирования в проект всегда будет для стартапа сложнейшим испытанием, требующим долгой подготовки, трудных маркетинговых решений и качественной проработки документов и презентации. Но, конечно, стартапер должен всегда идти к «правильному» инвестору.
Инновационной компании нужен такой инвестор, который добавит ей ценности, а не просто перечислит деньги на счет. Который не будет просто отсиживаться на совете директоров компании, а поможет наладить корпоративное управление, привлечь новых людей в команду, познакомит с полезными людьми и передаст им весь свой опыт. Что немаловажно, при этом такой инвестор должен не «выкручивать руки» основателям, а внимательно отнестись к их инициативам и новым решениям. Именно таких бизнес-ангелов и венчурных капиталистов стоит искать стартапу.
В Кремниевой долине каждый предприниматель знает, к кому стоит идти за деньгами, а к кому — нет. Потому что качество денег и качество венчурного капиталиста как инвестора, партнера и члена совета директоров твоей компании серьезно варьируются от человека к человеку, от фонда к фонду. С кем-то работать легко, с кем-то — тяжело. Кто-то обладает гигантской сетью контактов и готов ей поделиться, а кто-то просто отмалчивается на заседаниях советов, лишь собирая данные для своего фонда.
Репутация на венчурном рынке важна как нигде больше. Если у стартапа в инвесторах числится фонд с известным именем — например, Sequoia Capital или Accel Partners, — это своего рода штамп «Одобрено» на упаковке проекта. Это гарантия того, что за возможность «опекать» этот стартап в дальнейшем
поборются многие инвесторы, ведь другие венчурные капиталисты будут доверять репутации, привнесенной в компанию этими серьезными венчурными группами.
То же самое — и с «весом», который имеют конкретные люди — партнеры венчурного фонда. У каждого венчурного инвестора складывается определенный имидж в той области, где он достаточно долго работает. Как правило, все положительные или негативные отзывы об инвесторе у всех на слуху. О его репутации знают коллеги, предприниматели. Если ты «хороший» инвестор, коллеги тебе дают доступ к своим сделкам, приглашают соинвестировать, а стартаперы засыпают презентациями проектов. Если у тебя нет такой репутации, то твои возможности заметно меньше.
фонда в нее. Я имею в виду, что вряд ли американский фонд с офисом только в Кремниевой долине и без инвестиционных партнеров в России сможет обеспечить себе качественный поиск и изучение заявок от российских стартапов.
— Вы регулярно выступаете на Форуме «Открытые инновации» и других крупных венчурных мероприятиях в России. По ним легко прослеживать эволюцию венчурной
— Каковы шансы российских стартапов начать активно получать инвестиции от зарубежных фондов? Почему международные венчурные компании не приходят в Россию и мало инвестируют здесь?
— Действительно, можно пересчитать по пальцам международные венчурные группы, которые приняли решение прийти в Россию. Венчурные капиталисты всегда идут за потоком сделок: там, где он значительный, непременно будет присутствовать и много венчурных фондов. Скажем, в российской ИТ-индустрии бизнес-ангелы и посевные фонды не испытывают острого дефицита качественных проектов на входе, ИТ-стартапы не уступают американским или израильским, и потому таких фондов в самой России уже достаточно. В биотехе, напротив, привлекательных объектов для инвестиций пока мало. Как скоро российские биотехнологические фонды будут получать достаточное число потенциальных кандидатов в свои портфели? Возможно, это вопрос нескольких лет. Может быть — десятилетий.
Если же говорить об интересе западных венчурных инвесторов к работе в России, то такие примеры уже есть. Полтора года назад одна из самых известных мировых венчурных групп в биотехе Domain Associates заключила соглашение о совместном инвестировании с РОСНАНО. Насколько мне известно, в рамках этого соглашения создан венчурный фонд «РоснаноМедИнвест», в портфеле которого уже несколько компаний, ведущих интересные фармацевтические разработки. При этом права интеллектуальной собственности на территории России на эти инновационные продукты локализуются в рамках российской компании «НоваМедика», которая также создана совместно фондом Domain Associates и РОСНАНО.
Это свидетельствует о том, что первый шаг к попаданию стартапов из России на «радары» зарубежных венчурных компаний сделан. Следующей стадией этого процесса должно стать открытие иностранными инвесторами российских офисов. Ведь венчурный капитал глобален и локален одновременно: с одной стороны, он ориентирован на развитие продуктов, которые были бы инновационны в международном масштабе, с другой — может найти применение в той или иной национальной экономике лишь при условии «погруженности»
«Десять лет назад российские венчурные группы можно было пересчитать по пальцам одной руки, а сегодня на рынке — относительное изобилие венчурных денег. Во многом это результат активной роли, которую играет государство, выступившее основным инвестором в венчурном секторе»
среды в России. Есть ли какие-либо признаки, по которым можно судить, что качество среды улучшается?
— То, что мы наблюдаем на российском венчурном рынке в последние годы, с уверенностью можно назвать прорывом. Число венчурных фондов в России возросло в десятки раз, объем венчурных сделок за этот год превысил миллиард долларов. Некоторые аналитики заявляют о том, что Россия заняла 4-е место в Европе по объему венчурных инвестиций. Да, не все в российской инновационной экономике строится рыночными методами. Однако можно с уверенностью утверждать, что сегодня в России есть венчурная индустрия, которой не было всего лишь десять лет назад.
Для меня важно, что российский венчурный рынок во многом опирается на модель «открытых инноваций», что как раз подчеркивается названием этого форума. Он собирает в Москве ведущих мировых экспертов в разных областях; в их обсуждениях, в составленных ими форсайтах рождается новое видение будущего. В кейсах, обсуждаемых в дискуссиях, сквозит идея о том, что инновационный потенциал может быть реализован только теми компаниями, которые готовы «открываться» рынку. Время, когда технологический успех определяло соперничество нескольких закрытых корпоративных лабораторий, уже прошло. Привычные формы решения задач для корпораций больше не работают: крупные компании должны идти на сотрудничество с малым бизнесом, который во всем мире считается драйвером глобальных инноваций. И именно этой идеологией, которая последовательно проводится в выступлениях, мне и симпатичен московский форум.
