CC BY
203
УДК 811.512.3
doi: 10.18101/1994-0866-2016-2-68-83
Тюрко-монгольские параллели в составе названий диких копытных животных и охоты на них в монгольских языках*
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ-МинОКН Монголии в рамках проведения научных исследований «Тюрко-монгольская лексическая общность как результат взаимодействия тюркских и монгольских этносов», проект № 14-24-03003а (м)
© Рассадин Валентин Иванович
доктор филологических наук, профессор кафедры калмыцкого языка, монголистики и алтаистики, Калмыцкий государственный университет, директор Научного центра монголоведных и алтаистических исследований Россия, 358000, г. Элиста, ул. Пушкина, 11 E-mail: rassadin17@mail.ru
© Трофимова Светлана Менкеновна
доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и общего языкознания, Калмыцкий государственный университет Россия, 358000, г. Элиста, ул. Пушкина, 11 E-mail: trofimovasm@mail.ru
© Тувшинтогс Бембжав
кандидат филологических наук, ученый секретарь Института языка и литературы АН Монголии
Монголия, 210351, г. Улан-Батор, пл. Жукова, 54а E-mail: b.hkaliuna@yahoo.com
В сравнительно-историческом аспекте рассматриваются термины одной из важнейших отраслей традиционной хозяйственной деятельности монгольских народов — занятия охотой ради добывания мясной пищи. Для исследования привлекаются охотничьи термины из современных халха-монгольского, бурятского и калмыцкого, а также старомонгольского письменного языков, отражающие как названия самих объектов мясной охоты, так и названия способов и приемов охоты, орудий лова и приспособлений, применяемых во время охоты. Весь монгольский материал сопоставляется с таковым материалом из тюркских языков на предмет выявления тюркских параллелей к соответствующим монгольским терминам, по возможности дается этимологический анализ выявленных параллелей. В результате исследования авторы статьи пришли к выводу, что монгольские племена, издавна занимаясь охотой на своей прародине, выработали довольно разветвленную охотничью терминологию, которую сохранили в своих языках и после того как продвинулись на запад и ассимилировали часть местных тюркских племен, переняв у них не только навыки ведения кочевого степного скотоводства молочного направления, но и усвоив опыт охотничьей деятельности в новых географических условиях, в результате чего монгольская традиционная охотничья терминология обогатилась за счет включения в нее некоторых тюркских терминов.
Ключевые слова: монгольские языки, тюркские языки, сравнительно-исторический ана-
лиз, охотничья терминология, названия диких копытных животных, лесные животные, степные животные, горные животные, боровая дичь, болотная дичь, орудия лова, способы охоты.
Как известно, тюркские и монгольские языки вместе с тунгусо-маньчжурскими языками учеными давно, начиная с Т. Страленберга [19], отнесены к классическим, так называемым алтайским, языкам, родство которых постулируется, но не удается окончательно доказать до сих пор. При изучении этой гипотезы особенно тесные лексические связи выявились между тюркскими и монгольскими языками. Один из классиков алтаистики В. Л. Котвич [9, с. 351] выявил, что в тюркских и монгольских языках существует около 50 % сходных грамматических элементов и около 25 % общей лексики. Такое большое сходство дало основание предполагать существование в древности якобы общего тюрко-монгольского праязыка, который распался впоследствии на тюркские и монгольские языки. В. Л. Котвич, к сожалению, не оставил перечня грамматических и лексических тюрко-монгольских параллелей, и мы должны ему верить на слово. Чтобы реально оценить, насколько широко представлены тюрко-монгольские параллели как в монгольских, так и тюркских языках, необходимо провести тотальное сравнение лексики этих языков, желательно разбив ее на лексико-семантические группы. Это нужно для того, чтобы определить глубину проникновения тюркской лексики в монгольские языки и монгольской — в тюркские. Установление характера тюрко-монгольских параллелей позволило бы отделить взаимную заимствованную лексику от исконно общих лексических алтайских элементов, поскольку алтайская гипотеза до сих пор не решена и находится в стадии всестороннего изучения. Выявление заимствованной лексики и отграничение ее от исконной, гипотетически алтайской, является одной из актуальных и насущных проблем современной алтаистики, имеющей большое научное значение. Это стало возможным в связи с опубликованием 4-томного халха-монгольского [1; 2; 3; 4] и бурятского 2-томного [13; 14] словарей, а также «Сравнительно-исторической грамматики тюркских языков. Лексика» [12], что вместе с опубликованными ранее словарями и исследованиями монгольского и тюркского языков позволяет теперь достаточно полно устанавливать круг сопоставляемой тюрко-монгольской лексики.
В данной статье восполним наметившийся пробел в изучении лексики монгольских языков и несколько подробно рассмотрим лексико-семантическую группу, касающуюся одной из древнейших видов хозяйственной деятельности монголов — охоты на диких копытных животных и способов их добычи с целью получения мяса для питания, шкур для одежды и сухожилий для изготовления ниток, используемых при шитье одежды из шкур на предмет выявления здесь тюрко-монгольских параллелей и соответственно связей монгольских и тюркских этносов. Здесь следует коснуться и соотношения данной тематической группы собственно монгольской лексики и заимствованной тюркской, чтобы оценить степень глубины тюркского влияния на монгольские языки. В составе данной тематической группы следует рассмотреть как названия объектов охоты, так и способы и
69
приемы их добычи.
К объектам охоты относятся разнообразные дикие копытные животные, обитающие в различных географических зонах Центральной Азии, там, где издревле жили монгольские племена по соседству с тюркскими и тунгусо-маньчжурскими народами. При этом в лесной и лесо-степной зоне обитали лоси, изюбри и маралы, косули, кабарги, кабаны. На севере региона в горной местности обитали, кроме этих животных, также дикие северные олени, горные козлы и горные бараны. В степях и пустынях водились дикие лошади, дикие ослы, джейраны, сайгаки и другие виды антилоп. Кроме того, объектами охоты служили обитающие в степях дрофы, а также тарбаганы и зайцы. Охотились монголы также на боровую и болотную дичь — глухарей и тетеревов, гусей и уток. Рассмотрим их монгольские названия на предмет выявления среди них тюрко-монгольских параллелей.
Так, лось в монгольских языках называется одинаково: халха-монг. ханд-гай, бурят. хандагай, калм. xaHdha, стп.-монг. qandaYai. Это название не имеет параллелей в тюркских языках, где лось называется * bulan [12, с. 154]. Монгольское название лося qandaYai совпадает с эвенкийским кан-дага и маньчжурским кандахан, которые, вероятно, являются монгольскими по происхождению. Старомонгольское название лося toki и халха-монгольское тохь являются, по всей видимости, адаптацией тунгусо-маньчжурского токи «лось». Термины анам «сохатый, лось-самец» и ирга-цаан «годовалый лось», встречающиеся в языке ононских хамниган, считаются заимствованиями из эвенкийского языка (ср. эвенк. анам «лось перед спариванием», иргичаан «изюбр») [6, с. 88]. Среди многочисленных самобытных бурятских диалектных названий лося встречаются окинское буйрь, еравнинское буйр хандагай «сохатый, лось-самец». Эти слова, а также хал-ха-монгольское бойр хандгай «сохатый, лось-самец», видимо, можно сопоставить с халха-монг., калм. буур, бурят. буура и др.-тюрк. buYra «верблюд-производитель».
Изюбр (марал, сибирский благородный олень) — второе по величине и по распространенности дикое копытное животное, являющееся желанной добычей охотников, халха-монголы обычно называют изюбрей и косуль словом гврввс, ср. старомонгольское górügesün. В «Большом академическом монгольско-русском словаре» [3, с. 447] это слово переведено как зверь, звери, зверье, дикое животное (преимущественно травоядное); антилопа; четвероногие; тварь. В его генезисе лежит слово гврвв (стп.-монг. górüge «охота, звероловство»), гврввлвх «заниматься охотой, охотиться». В других монгольских языках тоже есть это слово, ср. бурятское гYрввhэн «дикая коза, косуля», в селенгинском говоре бурятского языка гYрввл «дикая коза», бурятское гYрввлхэ «охотиться», в калмыцком языке слово гврэсн означает «антилопа-сайгак, сайгак», а слово гврэ означает «охота», гврэлх «охотиться». В бурятском языке общевидовым названием изюбра является слово ту-раг, а также марал, в калмыцком языке благородный олень марал носит название марл. Кроме того, в монгольских языках представлен и ряд половозрастных названий изюбра: халха-монг., бурят. буга, стп.-монг. buYU «изюбр, самец», халха-монг. согоо, бурят. hoгоон, стп.-монг. soyu «самка изюбра»,
халха-монг. ил, бурят. эли, стп.-монг. Ш «новорожденный детеныш изюбра»,
халха-монг., бурят. зоргол, стп.-монг. ]отуи1 «годовалый изюбр», онон.-хамн. мутуу «четырехлетний изюбр». Похожие слова есть и в калмыцком языке: буh «олень», соhа «оленуха», ил «олененок», при этом лишь к монгольским словам марал «самка изюбра», буга «самец изюбра», соЫо «самка изюбра» имеются тюркские параллели: ср. слово марал, представленное во многих тюркских языках со значениями «лань, самка оленя, самка марала, газель, самка джейрана, серна, горная коза, дикая коза» [18, с. 42-43], др.-тюрк. Ъщи «олень», представленное в ряде тюркских языков в виде Ъщи со значением «олень, самец оленя» [12, с. 152]; др.-тюрк. siYun «марал-самец», зафиксированное с этим же значением во многих тюркских языках [12, с. 152153], зафиксированное в языке ононских хамниган слово мутуу «четырехлетний изюбр» заимствовано из эвенкийского языка (ср. эвенк. моты «лось») [6, с. 88]. Другие термины, бытующие в монгольских языках, самобытны. Относительно монгольских терминов Ъщи и soYU следует отметить, что параллели к ним представлены и в тунгусо-маньчжурских языках: ср. маньчж. буху «олень; зверь», эвенк. буг, бугэ, бугу «дикий олень», согон «зимнее название изюбра», сэхэн «матка изюбра». Кроме того, корни *сэг-, *сог- прослеживаются также и в эвенкийских терминах сэгден «изюбр» и согде «дикий олень». Таким образом, основные термины Ъщи и soYU имеют соответствия во всех алтайских языках и могут считаться древнейшими.
Не менее желанной для охотников и распространенной добычей в лесных и лесостепных краях является также косуля, которую халха-монголы называют, как уже говорилось, гврввс или бор гврввс, а буряты — гYрввhэн. Хотя в калмыцких степях косули не водятся, в калмыцком языке есть ее название — зерлг яман, что буквально означает «дикая коза». Иногда ее называют гврзсн, хотя этот термин принят в калмыцком языке для называния антилопы-сайгака. В бурятском языке и его говорах представлены различные сезонные и половозрастные термины для косули: лит. бурят. боро гврввhэн «зимняя косуля», улаан гврввhвн «летняя косуля», ЗYP, хуурай «самка косули», гуран «самец косули», инзаган «детеныш косули», эхир.-булаг. арйаа гуран «старый самец косули», окин. зуhаг ЗYP «двухлетняя косуля», хор. улаан дай «самка косули до одного года». В других монгольских языках нет такого разнообразия терминов, как это видим в бурятском языке. Кроме халха-монг. гврввс «изюбр, косуля, антилопа», калм. гврэсн «антилопа-сайгак» и стп.-монг. gдrugesun «антилопа; дичь; дикое животное» представлены еще халха-монг. ЗYP «самка косули», калм. ЗYP «косуля», стп.-монг. }йг «антилопа, сайгак», халха-монг. гур, калм. (элют.) hур, стп.-монг. Yuran «самец косули», халха-монг. янзага «козленок косули, антилопы», калм.
инщихэ «новорожденный сайгачонок», стп.-монг. inJaYan «детеныш антилопы». Эти термины, по сути, являются общемонгольскими. Бурятское название самки косули хуурай, видимо, заимствовано из эвенкийского языка, в котором отмечены слова коораай «дикая коза», корей «кабарга; дикая коза», курейка, корейка «дикий олень». Есть мнение, что в эвенкийском языке это бурятское заимствование [10, с. 128], хотя ограниченность распространения
этого слова в монгольских языках одним бурятским заставляет предполагать обратное. Монгольскому термину guran «дикий козел, самец косули» соответствуют эвенк. гуран «дикий козел», маньчж. гуран «сайгак», алт. куран «самец косули». Все они тоже считаются монгольскими заимствованиями [10]. С монгольским gorugesun, видимо, связано этимологически маньчж. гургу «зверь, всякое животное, покрытое шерстью». В тюркских языках, кроме алтайского куран, используются другие термины: ср. др.-тюрк. kejik «олень, лань; зверь вообще», elik «самка серны, дикой козы», kulmuz «самец серны, дикой козы», которые представлены и в других тюркских языках, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [12, с. 151-152, 153-154].
В северной части Монголии, в горно-таежной местности, обитает особая разновидность карликового оленя — кабарга. Хотя она из породы оленей, но не имеет рогов, а самцы отличаются тем, что имеют верхние длинные саблевидные клыки и особую мускусную железу, которую по-русски называют струей. В монгольских языках кабарга имеет единое название: ср. хал-ха-монг. XYдэр, бурят. XYдери, калм. кудр, стп.-монг. kuderi. В говорах бурятского языка представлены как другие общие названия кабарги, так и ее половозрастные названия. Так, зафиксированы следующие: эхир.-булаг. бэ-дээхээ, тунк. бадангаа, бадангай «кабарга», окин. эмэ XYдэри, еравн. бэдээхэй, тунк. YнгэлввгYй бадангаа «самка кабарги», окин. эрэ XYдэри, тунк. Yнгэлввтэй бадангаа «самец кабарги», хор. и лит. бурят. зуhаг XYдэри «двухлетняя кабарга», лит. бурят. инзаган XYдэри, окин. эреэлзэй, эреэдзэгэй «детеныш кабарги». В халха-монгольском языке тоже фиксируется термин зусаг XYдэр «двухлетняя кабарга». Компонент зусаг при этом взят из животноводческой лексики и означает «двухлетний (о козах, овцах)» (< зуса= «проводить лето» < зун «лето»), не имеют соответствий слова бэдээхэй и бадангаа. В сочетаниях YнгэлввгYй бадангаа «самка кабарги» (букв. кабарга без струи), Yнгэлввтэй бадангаа «самец кабарги» (букв. кабарга со струей) слово Yнгэлвв означает «мускусная железа кабарги». С этим словом, кстати, совпадает эвенкийское унгулэ «самец кабарги». Окинские эреэлзэй, эреэдзэгэй образованы от общемонгольского прилагательного эрээн «пестрый». В халха-монгольском, литературном бурятском и калмыцком языках кабар-говый мускус везде называется заар, что имеет соответствия в старописьменном монгольском JiYar. В тюркских языках соответствий нет. Здесь можно упомянуть, например, тувинское и тофаларское тооргу «кабарга», hm «струя кабарги», что соответствует древнетюркскому kin «мускус», а также тофаларские аскыр, азыглыг «самец кабарги», эшки «самка кабарги», анhай «детеныш кабарги», hm «струя кабарги». Кстати, старомонгольское
JiYar можно сопоставить с др.-тюрк. jipar «мускус; запах, аромат».
Объектом охоты был также дикий кабан, обитающий в лесной местности и носящий в халха-монгольском языке название хаван(г), в старомонгольском письменном — qabay. В бурятском языке он называется бодон гахай, в калмыцком — бодц, бодц hаха. Халха-монгольское бодон(г) означает «самец дикого кабана, вепрь», бурятское бодон(г) и калмыцкое бодц, как и старо-
монгольское письменное boduy, имеют это же значение. Встречаются и другие названия. Так, в литературном бурятском языке и его восточных говорах дикого кабана называют зэрлэг гахай (букв. «дикая свинья»), ойн гахай (букв. «лесная свинья»), в западно-бурятских говорах — ан гахай (букв. «дикий зверь-свинья»), в калмыцком языке тоже встречается зерлг haxa. Эти названия носят описательный характер. В монгольских языках имеются также некоторые половозрастные названия кабана: халха-монг. мэгж, бурят.
мэгэжэ, калм. мегщ, стп.-монг. megejjn «самка кабана, свиноматка», халха-монг. ховс, бурят. xoehoH, стпм.-монг. qobusu «поросенок дикой свиньи в возрасте двух-трех лет», халха-монг. торой, закам.; тунк. торой, калм. (элют.) тораа, стп.-монг. torui «поросенок дикой свиньи до одного года»; эвенк. мэкэдин «самка кабана», маньчж. мэхэчжэн «свиноматка», узб. ме-гажин «самка кабана», кирг. мегежин, чагат. мигечин «свиноматка, свинья» считаются заимствованиями из монгольского языка [10, с. 116]. Термин ха-ван(г) (стп.-монг. qabang), как общее название дикой свиньи, кабана, характерен только для халха-монгольского языка и полностью соответствует тюркскому qaban, означающему «самец дикого кабана», а также кабана вообще. Это слово широко представлено в тюркских языках и восходит к тюркской праформе *ka:pan, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [12, с. 156]. Ограниченное бытование этого слова в монгольских языках свидетельствует о его заимствовании из тюркских языков.
Дикий северный олень, обитающий в горной и горно-таежной местности, богатой ягелем, оленьим мхом, достаточно редко являлся объектом мясной охоты. В монгольских языках для него четко разработанной половозрастной терминологии и единого видового названия нет. Удалось выявить лишь следующие термины: халха-монг. цаа буга, цаа гврввс, калм. (устаревшее цаа), стп.-монг. ca buYu, ca górügesün, зап.-бурят. ан саhаан, окин. ойн саhаан, лит. бурят. ойн саhаан орон «дикий северный олень». Название саhаан в западных бурятских говорах означает также «домашний северный олень» и связано с прилагательным саhаан «белый» (ср. халха-монг. цагаан, калм. цаhан, стп.монг. caYan «белый») и является описательным названием. О термине buYu сказано выше. Халхаский компонент саа, старомонгольский ca и калмыцкое название цаа этимологически связаны с монгольскими словами ca-Yan «белый», ca-sun «снег», ca-yi= «белеть». Монгольский корень ca можно сопоставить с корнем ca, который находится в составе тюркского слова cal «седой, чалый» (ср. др.-тюрк. cal «серовато-белый, пепельно-белый, чалый»). Лит. бурят. орон «домашний северный олень» заимствовано, по всей вероятности, из тунгусо-маньчжурских языков, как и халха-монгольское ор, стп.-монг. oru «домашний северный олень», ср. эвенк. орон «домашний олень».
Горный козел, обитающий в скалистых горах, в монгольских языках имеет следующие видовые названия: халха-монг. тэх, янгир, янгир ямаа, лит. бурят. янгир ямаан, тунк. тэхэ ямаан, стп.-монг. janggir, janggir imaYan. Как халхаское слово тэх, так и бурятское тэхэ имеют значение «самец горного козла», старомонгольский термин teke означает «горный козел» и «домаш-
ний козел-производитель». В калмыцком языке тек означает только «козел-производитель». Халха-монг. ямаа, бурят. ямаан, стп.-монг. maYan означают как «самка дикого горного козла», так и «домашняя коза». В калмыцком языке словом яман называют домашнюю козу. Козленка как дикого горного козла, так и домашней козы называют одинаково: халха-монг. ишиг, бурят. эшэгэн, стп.-монг. isigen. В калмыцком языке ишк означает только «домашний козленок». Здесь монгольскому tеке соответствует древнетюркское tека «козел». Это слово широко представлено во всех тюркских языках с этим же значением «козел» и имеет тюркский архетип *Шка «домашний козел-производитель» [12, с. 428], где утверждается, что тюркское *Шка означает «домашний козел-производитель». Можно не согласиться с этим, поскольку из примера: qajada ]'опу1г Ьи mYa tekа / qutulmaz seniydm а/ ersig Ь д^й «эти лазающие по скалам козы и козлы / не спасутся от тебя, о мужественный богатырь!», взятого из древнеуйгурского сочинения «Кутадгу билиг» (каирский список) и приведенного в качестве иллюстрации к слову tekа в «Древ-нетюркском словаре» [7, с. 550], можно видеть, что богатырь охотился в горах не на домашних коз и козлов, а на диких, поэтому у древнетюркского tekа закономерно предположить еще значение «дикий горный козел». Тофа-ларское тэъhе и алтайское тик означают «дикий горный козел», в казахском он называется тау-теке. Тюркской параллелью к монгольскому maYan могут служить др.-тюрк. mYa «коза», jmYa «самка дикого горного козла», представленные в ряде тюркских языков в виде ымга, ыма, умга, дюмга, чуцма со значениями «самка дикого горного козла, козерог, горный дикий козел» [12, с. 155]. Здесь же приводится тюркский архетип этого слова *jmYa «самка горного козла» и говорится о его возможной генетической связи с монгольским imaYan. К монгольскому ишиген «козленок» тюркской параллелью, по всей видимости, является др.-тюрк. есЫ, ескй, кеС «коза», представленное также во многих тюркских языках в виде эчки, эшки, вч^, вш^ для общего называния как домашней козы, так и самки козы [12, с. 426-427], где приводится архетип этого тюркского слова в виде *й$кй (> аскл) «самка козы», а монгольская форма ишиге тоже производится от якобы общего тюрко-монгольского прототипа *йукй, давшего тюркскую форму асМ.
Общим названием дикого горного барана, также обитающего в скалистых горах, в бурятском языке является аргали, в халхаском языке словом аргаль, как и в старомонгольском а^аИ, называют как дикого горного барана вообще, так и его самку, в калмыцком языке арЫ — «самка горного барана». Халхаское слово угалз, как и старомонгольское ща1р, известно как название самца дикого горного барана, архара. Возможной тюркской параллелью к монгольской форме аргали может явиться др.-тюрк. arqar «архар, аргали, горный баран», бытует в некоторых тюркских языках со значением «горный баран» (общее название), а в ряде тюркских языков — со значением «самка горного барана», тюркский архетип которого восстанавливается в виде *агкаг [12, с. 155], здесь тоже предполагается его генетическая связь с монгольской формой а^аИ.
Издревле как тюрки, так и монголы охотились также на различных диких копытных животных, обитающих в степях и полупустынях Центральной Азии, к которым относились дикие лошади, дикие ослы, джейраны, сайгаки и ряд других антилоп.
Халха-монг. тахь, стп.-монг. taki, калм. тзк «дикая степная лошадь, лошадь Пржевальского» не фиксируется в других монгольских языках, потому что данное животное водится только в степях Монголии. К этомк слову нет и тюркских параллелей.
Дикий осел или кулан, водившийся прежде в степях Монголии, в монгольских языках носит однотипное название: ср. халха-монг., бурят. хулан, калм. хул, стп.-монг. qulan, переводится в словарях этих языков как «дикая лошадь, кулан». Это монгольское слово полностью совпадает с др.-тюрк. qulan «кулан, дикий азиатский осел», которое в этой же форме и с этим же значением представлено почти во всех тюркских языках и имеет тюркский архетип в форме *ЫШп «дикий осел» [12, с. 155-156]. Здесь же предполагается, что в тюркских языках это раннее заимствование из монгольского *ЫШп [12, с. 156]. А. М. Щербак считает слово «кулан» исконно тюркским [15, с. 95]. В «Этимологическом словаре тюркских языков» предполагается, что в генезисе этого слова, возможно, лежит тюркское прилагательное qula «саврасый», ср. стп.-монг. qula
Антилопа джейран, газель в монгольских языках носят однотипное название: халха-монг. зээр, бурят. зээрэн, калм. зеерн, стп.-монг. Jegeren. Тюркской параллелью к этому монгольскому слову могут служить формы щерен, щеран, дьеерен, чеерен, щейрен, щейран, щайран, щегрен и т. п., широко представленные в тюркских языках, о чем свидетельствует «Этимологический словарь тюркских языков» [16, с. 24-25], означающие главным образом «газель, джейран, серна, антилопа, косуля, лань». Авторы этого тюркского словаря приводят разные мнения относительно этимологии данного тюркского слова: одни считают, что форма джейран попала в тюркские языки из персидского, куда пришло из монгольского, другие считают, что формы щерен, щегрен и т. п. попали в тюркские языки из монгольского, монгольскими по происхождению тюркские варианты названий джейрана считает и А. М. Щербак [15, с. 133], а тунгусо-маньчжурскими (например, маньчж. чжэрэнь) считает А. Н. Новикова [10, с. 127], но все согласны с тем, что в генезисе этого тюрко-монгольского слова, называющего джейрана, лежат др.-тюрк. egraan «гнедой, рыжий», стп.-монг. Jegerde (ср. халха-монг. зээрд, бурят. зээрдэ, калм. зеерд) «рыжий» (о масти лошади). С этими прилагательными можно сопоставить монгольские и тюркские названия джейрана, аналогично сопоставлению кулан «дикий осел» с хула «саврасый» и монг. цаа, бурят. саhаан «северный олень» с цагаан, саhаан «белый». В принципе к аналогичному мнению приходят и авторы «Сравнительно-исторической грамматики тюркских языков. Лексика», где по этому поводу сказано следующее: «...приведенные формы, скорее всего, восходят к пра-тюркскому *jegeren^; остальные... являются заимствованиями из монг. Jegeren — то же — непосредственно или через персидский. Монг. и тюрк.
слова могут быть идентичными наименованию рыжей масти: тюрк. jeegren , монг. jegeren» [12, с. 154].
Наименования других видов антилоп: бурят. хадын ооно «горная серна», халха-монг. ооно «самец антилопы дзерена», калм. оон «сайгак-самец», стп.-монг. OYunu «вид антилопы», не имеют тюркских параллелей. Тувинское оона «антилопа джейран» является монгольским заимствованием. Халха-монг., бурят. оронго «вид антилопы», стп.-монг. orungYU «вид маленькой темной антилопы с длинными плоскими рогами», а также калм. орцh «носорог» тоже не имеют тюркских параллелей.
Другими более мелкими зверьками, на которых охотились монголы, являются тарбаган (сибирский сурок) и заяц. Название первого одинаково представлено в монгольских языках: халха-монг. тарвага, бурят. тарбаган, калм. тарвлhн, стп.-монг. tarЪaYan «сурок, тарбаган». В монгольских языках и их диалектах также представлены различные половозрастные названия: агин., еравн. бурхи тарбаган «сурок, самец», хотоли «самка тарбагана», цонг. хотли, лит. бурят. хотоли «годовалый сурок», мYндэли «детеныш сурка до года», халха-монг. бурхи «сурок-самец», хотоль «двухгодовалый самец тарбагана», мвндвл «детеныш тарбагана», в старописьменном монгольском языке — соответственно ЪжЫ, qotuli, тв^иИ. В калмыцком языке эти слова имеют несколько иное значение: калм. борк «старый барсук», хотл «молодой лось, молодой олень», бытующие в ряде тюркских языков (алтайском, тувинском, хакасском, якутском), слово тарбаган «сурок», а также тувинские мвнделе «детеныш сурка», мургу «самец сурка» являются явно монгольскими заимствованиями. Эти монгольские слова представлены лишь в сибирских тюркских языках, длительное время находившихся под монгольским влиянием. В древнетюркском и других тюркских языках параллелей к этому слову нет.
Заяц, водящийся в лесах и степях Монголии, тоже имеет общемонгольское название: халха-монг. туулай, калм. туула, стп.-монг. taulai «заяц», бурят. туулай «заяц-беляк», есть в монгольских языках и другой термин: бурят. шандаган «заяц-русак», калм. чинд^ «кролик», халха-монг. чандага, стп.-монг. cindaYan «заяц-беляк», тюркской параллелью к монгольскому taulai является др.-тюрк. tabiSYan «заяц», что представлено в ряде тюркских языков в форме тавышкан, тавушкан, тавшан, довшан, товшан и т. п. со значением «заяц» [12, с. 164], где приводится тюркская праформа в виде *taws-gan > *tawyl-gan «заяц». Этимология не ясна.
Объектом охоты у монголов были также из боровой дичи глухари и тетерева, из болотной — гуси и утки, при этом глухарь в халха-монгольском языке называется сойр, в бурятском ^йр, в старомонгольском soyir, тетерев в халхаском языке носит название хур, в бурятском хура, в калмыцком хур, в старомонгольском qur. Кроме того, в калмыцком языке словом хор называют глухаря. К монгольскому слову soyir имеется параллель в башкирском и татарском языках, где глухарь называется hуйыр и суер соответственно. В других тюркских языках нет параллелей. Они есть к монгольскому qur, причем бытующее в ряде тюркских языков слово qur имеет различные значения в разных тюркских языках. Так, в большинстве языков это слово оз-
начает «тетерев, косач», в некоторых — «глухарь» и даже «куропатка, белая куропатка». В отдельных языках этим словом называют как глухаря, так и тетерева, например в казахском. Об этом тюркском слове и его соответствии с монгольским qur см. в «Этимологическом словаре тюркских языков» [17, с. 155-156], где приводятся к нему и тунгусо-маньчжурские соответствия.
Вызывает интерес соответствие башкирского слова агуна «куропатка» бурятскому ахууна, которое тоже означает «куропатка». Кроме того, это бурятское слово имеет и значение «гагара». Халха-монг. ахууна, калм. ахун, стп.-монг. aqaYun-a означают «гагара».
Гуси и утки тоже имеют в монгольских языках собственные названия: халха-монг. галуу, бурят. галуун, калм. hалун, стп.-монг. YalaYun «гусь», хал-ха-монг. нугас, бурят. нугаhан, калм. ну^н, стп.-монг. nuYusun «утка». Эти слова не имеют тюркских параллелей, поскольку их можно этимологизировать на монгольской почве. Так, YalaYun можно разложить на морфемы: Ya-la-Yun, где компонент Ya-, возможно, является словом, подражающим гоготанью гусей (ср. напр., халха-монг. гааг гааг, гаага гаага — подражание карканью ворон, кудахтанью кур, в словаре дан их перевод «кар-кар, га-га» [1, с. 324], отсюда глаголы гааглах, гаагалах «каркать, кудахтать; кричать, орать», калм. гааг-гааг «кар-кар», гаагл «каркать»), компонент la--глагольный словообразовательный аффикс, а=Yun — аффикс древнего монгольского отглагольного прилагательного или причастия, это слово могло первоначально означать «гогочущий», что и дало впоследствии значение «гусь» в результате лексикализации определения гуся по его характерному признаку — особому крику. Слово nuYusun, по всей вероятности, образовано от общемонгольского существительного nuYu «луг» при помощи общемонгольского словообразовательного аффикса -sun, образующего существительные по их характерному признаку. Тюркских параллелей к этим монгольским словам нет. Ср. др.-тюрк. qaz «гусь», odirak «утка», широко представленные во всех тюркских языках [12, с. 171, 172].
Монгольские племена, издревле обитавшие в лесостепных, лесных и горных районах восточной части Центральной Азии по соседству с тунгусо-маньчжурскими племенами, довольно рано продвинулись в центральные районы Центральной Азии и столкнулись здесь с тюркскими племенами, частично включив их в свой этнический состав, а частично оттеснив их далее на запад в пределы Средней Азии. Ассимилировав часть тюркских племен, монголы переняли у них навыки ведения кочевого скотоводства молочного направления, а вместе с тем и опыт охоты в степной местности. Будучи по происхождению лесными племенами, монголы, став скотоводами, в то же время не забывали и своего древнего занятия охотой. Б. Я. Владимир-цов отмечал, что «монгольские кочевники-скотоводы сохранили многое от охотничьего быта» [5, с. 35] и многие факты «позволяют видеть в монголе древней эпохи не просто номада, а кочевника-охотника» [5, с. 4]. Таким образом, монгольские племена, освоив новые территории, соединили свои традиционные навыки ведения охотничьего хозяйства с новыми приемами и способами охоты, усвоенными от местных тюркских племен, поэтому в монгольских языках наблюдается смешение монгольских и тюркских охот-
ничьих терминов. Рассмотрим эти монгольские термины и выясним, какие из них имеют тюркские параллели.
Так, в халха-монгольском языке выявились следующие охотничьи термины: ан(г) «зверь; зверек, зверье; дичь; охота» (стп.-монг. ang «зверь, дикое животное, дичь; охота»), агнах «охотиться» (anglaqu~angnaqu id.), ан агнах «заниматься охотой, охотиться, вести звероловный промысел» (стп.-монг. ang angnaqu id.), анчин «охотник, зверолов, ловец» (стп.-монг. angcin id.), анч нохой «охотничья собака» (стп.-монг. angci noqai id.), анчилах «охотиться, заниматься охотой, звероловством» (стп.-монг. angcilaqu id.), ангуу-чин «охотник» (стп.-монг. angYucin id.), ангуучлал «охота» (стп.-монг. angyucilal id.), ангуучлах «охотиться» (стп.-монг. angYucilaqu id.), гврвв «охота, звероловство» (стп.-монг. górüge «охота; дичь»), ан гврвв «охотничий промысел» (стп.-монг. ang górüge id.), ан гврвв хийх «охотиться» (стп.-монг. ang górüge kikü id.), гврввл, «звероловство» (стп.-монг. górügel id.), гврввлвх «заниматься охотой, охотиться» (стп.-монг. górügelekü id.), гврввлч «зверолов, охотник» (стп.-монг. górügelci id.), гврввчин, «охотник, ловец, зверолов» (стп.-монг. górügecin id.), гврввчлих «охотиться» (стп.-монг. górügecilekü id.), гврввсч «охотник на диких копытных животных, зверолов» (стп.-монг. górügesüci id.), булгачин «охотник на соболей, соболевщик» (стп.-монг. bulaYacin id.), булгач нохой «собака, натасканная на соболей» (стп.-монг. bulaYaci noqai id.), булгачлах «охотиться на соболей, соболевать» (bulaYacilaqu id.), хэрэмчин «охотник на белок, белковщик» (стп.-монг. ang keremücin id.), хэрэмч нохой «собака, натасканная на белок» (стп.-монг. keremüci noqai id.), хэрэмчлэх «охотиться на белок, белковать» (стп.-монг. keremücilekü id.), тарвагачин «охотник на тарбаганов» (стп.-монг. tarbaYacin id.), тарвагалах, тарвагачлах «охотиться на тарбаганов» (стп.-монг. tarbaYalaqu, tarbaYacilaqu id.), тарвага утах «выкуривать тарбагана из норы», ав «облава, облавная охота» (стп.-монг. aba «охота, облава»), авлах «охотиться группой; производить, устраивать охоту, облаву, травить (окружать) зверя» (стп.-монг. abalaqu id.), авлачихах «охотиться группой» (стп.-монг. abalaciqaqu id.), урам «охотничий рог, вабик, манок (для приманки изюбра)» (стп.-монг. urum id.), урамдах «приманивать звуком охотничьего рога, вабить; приманивать манком зверя, подражать крику зверя (на охоте) (стп.-монг. urumdaqu id), урхин «силок, петля, ловушка» (стп.-монг. uraq-a id.), урхидах «поймать силками, петлями» (стп.-монг. uraqadaqu id.), урхилах «ловить силками, надевать петлю» (стп.-монг. uraqalaqu id.), урхич «ловец силками, охотник, ставящий ловушки» (стп.-монг. uraqaci id.), тоор «волосяные силки; тенёта, ловчая сеть» (стп.-монг. toor id.), занга «западня, ловушка, мышеловка, капкан» (стп.-монг. JangYu id.), зангадах «ставить ловушку ловить в капкан» (стп.-монг. JangYudaqu id.), хавх «капкан, ловушка» (стп.-монг. qabq-a id.), хавхдах «ловить капканом» (стп.-монг. qabqadaqu id.), гэтэх «красться, подкрадываться, подстерегать» (стп.-монг. getekü id.), мврдвх «выслеживать, идти по следу, преследовать» (стп.-монг. mórdekü id).
Не менее разнообразна охотничья терминология и в бурятском языке: ан(г) «зверь», ан агнаха «охотиться на зверей», агнаха «заниматься ловлей
(зверей, птиц, рыбы)», агналга «охота, ловля», агнуури «промысел, охота, ловля», агнуушан «диал. охотник», агнууша нохой «охотничья собака», аг-нуушархаха «диал. охотиться», ангууша XYн «охотник», ангууша нохой «охотничья собака», ан гYрввл агнаха «охотиться на зверей», гYрввлхэ «охотиться», гYрввhэшэлхэ «охотиться на диких коз», гYрввhэлхэ «охотиться на косуль», булгаша «охотник на соболей», булгашалха «охотиться на соболя», булгаша нохой «собака, натасканная на соболей», хэрмэшэн «охотник на белок», хэрмэшэ нохой «собака-бельчатница», хэрмэшэлхэ «охотиться на белок, белковать», тарбага агнаха, тарбагашалха «охотиться на сурков, тарбаганов», турбага утаха «выкуривать тарбагана из норы», тарбагашан «охотник на тарбаганов», аба «облава, охота; ловля; травля (зверей)», абал-ха «устраивать облавную охоту, травить зверей, охотиться облавой», абала-ан «травля, облава», абалалга «облава, облавная охота», зэгэтэ, зэгэтэ аба «облавная охота», урам «манок (для приманивания изюбра)», урамдаха «приманивать манком», шэбшу^р, шэбшу^эй «манок на кабаргу, коз, изюбра», шэбшу^рдэхэ «приманивать манком», урьха «силок, петля, ловушка», урьхадаха «ловить силками», занга «западня, ловушка, капкан; мышеловка, хабхаан, хабха «капкан, ловушка», хабха табиха «ставить капканы», гэтэхэ «подкарауливать, следить, подсматривать», гэтэжэ hууха «подкарауливать, подстерегать, сидеть в засаде», гэтэжэ ябаха «высматривать, выслеживать», мYрдэхэ «идти по следам, преследовать; выслеживать».
Хотя современные калмыки живут в степной безлесной местности, в южном регионе России, но и у них в языке сохранился ряд охотничьих терминов как память о прежнем охотничьем быте: ац «зверь», ацнх «охотиться», ацhуч «охотник», ац ацнх «охотиться на зверей», ну^ ацнх «охотиться на уток», арат ацнх «охотиться на лис», керм ацнх «охотиться на белок», булh ацнх «охотиться на соболей», гврэ «охота на диких зверей», гврэлх «охотиться на диких зверей», ав «облава», делгY ав «облавная охота; облава», авд hарх «выходить на облаву», авлх «охотиться группой, устраивать облаву, окружать (зверя)», авллhн, ааргллhн, ээрл^ «облава; засада, оцепление», тоор «клетка, сетка для ловли птиц», урх «силок, петля, ловушка, западня», урхар ацнх «охотиться с силками», хавх «капкан», хавх тэвх «ставить капкан», хавхд торх «попасть в ловушку», гетх «подсматривать, следить; красться, подкрадываться; подстерегать, подкарауливать», гетэд йовх «высматривать, выслеживать; идти крадучись, осторожно пробираться», гетэд вврдх «подкрадываться», гетэд суух «подкарауливать, подстерегать, сидеть в засаде», мврдх «идти по следам, преследовать, выслеживать», ац мврдх «выслеживать зверя» [8].
Среди этого многообразия охотничьих терминов в монгольских языках лишь некоторые имеют тюркские параллели. Прежде всего это общемонгольская лексема ан(г) «зверь; дичь; охота» и производные от нее слова ан-чин «охотник», ангуучин «охотник», агнах «охотиться» (< angnaqu < а^^и). В древнетюркском языке им соответствуют аусг «охотник на дичь» и aуdí= «подстерегать, подкарауливать (дичь, зверя)». Здесь прослеживается производящая основа ау со значением «зверь, дикое животное как предмет охоты, дичь». Ее мягкорядный вариант входит в состав др.-тюрк. еу
mey «добыча» и eyla= meyla= «отправляться на охоту». Восстанавливая тюркскую праформу этого слова в виде *ay, составители «Сравнительно-исторической грамматики тюркских языков. Лексика» [12, с. 417] показывают распространение этого слова по многим тюркским языкам, что свидетельствует о его связи с монгольской лексемой ang. На это же указывает и Э. В. Севортян: «Тюрк. ац формально и семантически гомогенно с монг. ang /ан(г) 'зверь, дикое животное; дичь; охота' [11, с. 152]. Здесь же он приводит монг. angla-/angna- «охотиться», а также тюркские формы ацта-, ацда-, ацды-, ацду- «поджидать, подстерегать, находиться в засаде; выслеживать», среди них есть и ацла- ~ ацда- «охотиться» [11, с. 157-158], которые можно сопоставить с монг. angla- / angna-. Монгольские формы aba «облавная охота» и abala- «охотиться облавой» сопоставимы с др.-тюрк. ab~av «охота», avla-, av avla- «охотиться», ab abla- «устраивать облаву на зверей». Тюркские ав «охота» и авла- «охотиться» представлены почти во всех тюркских языках, о чем свидетельствует Э. В. Севортян [11, с. 62-64], что говорит о связи с монг. aba.
К тюрко-монгольским параллелям следует отнести также монг. toor «ловчая сеть» и др.-тюрк. tor~toor «тенёта, сети». В форме тор со значениями «сеть, невод; сеть для ловли птиц, тенёта, силок» это слово представлено во многих тюркских языках, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [12, с. 419-420], где говорится также о связи этой тюркской лексемы с монг. toor. Здесь же восстанавливается ее тюркский архетип в форме *to:r, но ставится под сомнение ее монгольское происхождение.
Монгольское qabq-a «капкан, ловушка» не этимологизируется на монгольской почве, зато во всех тюркских языках явно прослеживается общетюркский глагольный корень qap- «хватать, схватывать» (ср. др.-тюрк. qap-«хватать, захватывать») [11, с. 264], от которого при помощи тюркского аффикса -Yan/-qan/-an образовано существительное qapqan «капкан, ловушка, силок». Э. В. Севортян пишет об этом: «Из производных цап- широко распространено имя со значением орудия действия, образованное афф. -ан11-ганП-гын... Из тюрк. языков слово заимствовано в монгольские, о чем свидетельствует наличие производящей основы и характерной для тюрк. языков словообразовательной модели.» [11, с. 265].
Как можно видеть из сравнительно-исторического анализа пласта охотничьей лексики монгольских языков, включающего как названия объектов мясной охоты, так и орудий лова и различных способов и приемов добычи диких животных, в сопоставлении с тюркскими языками подтверждается тезис о том, что монгольские племена, искони населяя лесо-степные и горно-таежные районы восточной части Центрально-Азиатского региона, активно вели охотничий образ жизни, добывая различных зверей и птиц, составлявших основу их питания. Продвинувшись на запад в центральные районы Центрально-Азиатского региона и столкнувшись здесь с тюркскими племенами и частично их ассимилировав, они переняли у них навыки ведения кочевого молочного скотоводства и выработанный ими опыт охоты на различных животных, преобладавших в данной местности. Как показал материал,
основным объектом мясной охоты были изюбри и маралы, а также кабаны. В степях стали активно охотиться на куланов (диких ослов) и джейранов. У тюрков монголы заимствовали способ ведения облавной охоты и широко стали применять капканы и ловушки, которые чем-то, видимо, отличались от их собственных, хотя они их тоже использовали. В то же время монголы сохраняют и свою традиционную, хорошо развитую терминологию, особенно ту, которая называет способы и приемы охоты, различные орудия лова, включая ловушки и силки. Таким образом, монгольская традиционная терминология значительно обогатилась за счет включения элементов тюркской терминологии.
Сокращения языков и говоров
агин. — агинский
алт. — алтайский
бурят. — бурятский
др.-тюрк. — древнетюркский
еравн. — еравнинский
закамн. — закаменский
лит. бурят. — литературный бурятский
калм. — калмыцкий
калм. (элют.) — калмыцкий (элютский)
кирг. — киргизский
маньчж. — маньчжурский
монг. — монгольский
окин. — окинский
онон.-хамн. — ононско-хамниганский
стп.-монг. — старописьменный монгольский
тоф. — тофаларский
тув. — тувинский
тунк. — тункинский
тюрк. — тюркский
узб. — узбекский
халха-монг. — халха-монгольский
хор. — хоринский
цонг. — цонгольский
чагат. — чагатайский
эвенк. — эвенкийский
эхир.-булаг. — эхирит-булагатский
Литература
1. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. Т 1: А-Г / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. — М.: Academia, 2001. — 486 с.
2. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. Т 2: Д-О / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. — М.: Academia, 2001. — 507 с.
3. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. Т 3: 9-Ф / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. — М.: Academia, 2001. — 438 с.
4. Большой академический монгольско-русский словарь: в 4 т. Т. 4: Х-Я / под ред. Г. Ц. Пюрбеева. — М.: Academia, 2002. — 506 с.
5. Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм // Работы по истории и этнографии монгольских народов. — М.: Вост. лит., 2002. — С. 295-328.
6. Дамдинов Д.-Н. Г. Этнолингвистический очерк хамниганского говора // Исследование бурятских говоров (Труды Бурятского института общественных наук БФ СО АН СССР, вып. 2, сер. языковедческая). — Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1968. — Вып. 2. — С. 74-117.
7. Древнетюркский словарь. — Л.: Наука, 1969. — 676 с.
8. Калмыцко-русский словарь. — М.: Русский язык, 1977. — 765 с.
9. Котвич В. Л. Исследования по алтайским языкам: пер. с польск. — М.: Изд-во иностр. лит, 1962. — 373 с.
10. Новикова К. А. Иноязычные элементы в тунгусо-маньчжурской лексике, относящейся к животному миру // Очерки по сравнительной лексикологии алтайских языков. — Л.: Наука, 1972. — С. 104-151.
11. Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков (Общетюркские и межтюркские основы на гласные). — М.: Наука, 1974. — 767 с.
12. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. — М.: Наука, 2001. — 822 с.
13. Шагдаров Л. Д., Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь: в 2 т. Т. 1: А-Н. — Улан-Удэ: Республиканская типография, 2010. — 635 с.
14. Шагдаров Л. Д., Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь: в 2 т. Т. 2: О-Я. — Улан-Удэ: Республиканская типография, 2010. — 707 с.
15. Щербак А. М. Названия домашних и диких животных в тюркских языках // Историческое развитие лексики тюркских языков. — М.: Изд-во АН СССР, 1961. — 466 с.
16. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву «Ж>>, «Ж», «Й». — М.: Наука, 1989. — 466 с.
17. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на букву «К;». — М.: Индрик, 2000. — 259 с.
18. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские лексические основы на буквы Л-М-Н-П-С. — М.: Восточная лит-ра, 2003. — 446 с.
19. Stralenberg Gh.J. Das nord und östlische Theil von Europa. Helsinki, 1730. — 106 p.
Turkic-Mongolian parallels in names of wild ungulate animals and hunting terminology in the Mongolic languages
Valentin I. Rassadin
DSc in Philology, Professor, Department of Kalmyk Language, Mongolian and Altaic Studies, Scientific Center for Mongolian and Altaic Studies, Kalmyk State University 11 Pushkina St., Elista 358000, Russia
Svetlana M. Trofimova
DSc in Philology, Professor, Department of the Russian Language and General Linguistics, Kalmyk State University 11 Pushkina St., Elista 358000, Russia
Bembzhav Tuvshintogs
PhD in Philology, Academic Secretary, Institute of Language and Literature,
Mongolian Academy of Sciences
54a Zhukova Sq., Ulaanbaatar 210351, Mongolia
One of the most important sectors of Mongolian traditional economic activities is hunting for meat. To carry out the comparative historical analysis of hunting terminology we studied the terms of the modern Khalkha-Mongolian, Buryat and Kalmyk, as well as Old-Mongolian written languages, reflecting both the names of hunting objects, and the names of hunting weapons and methods. All the material of the Mongolian and Turkic languages was compared to identify the parallels in the terms; the etymological analysis of the revealed parallels was carried out. The research showed that the Mongol tribes, for a long time being engaged in hunting in their ancestral homeland, had developed a fairly extensive hunting terminology. It was preserved in their languages after they moved to the west and assimilated a part of the local Turkic tribes. Mongols took over from Turki not only skills of nomadic steppe cattle breeding, but also the
experience of hunting in the new geographical conditions. As a result the Mongolian traditional hunting terminology was enriched by some Turkic terms.
Keywords: the Mongolic languages, the Turkic languages, comparative historical analysis, hunting terminology, names of wild ungulate animals, forest animals, steppe animals, mountain animals, upland fowl, moorfowl, hunting weapons and methods.
References
1. Bol'shoi akademicheskii mongol'sko-russkii slovar' [Great Academic Mongolian-Russian Dictionary] . In 4 v. Moscow: Academia Publ., 2001. V. 1. 486 p.
2. Bol'shoi akademicheskii mongol'sko-russkii slovar' [Great Academic Mongolian-Russian Dictionary]. In 4 v. Moscow: Academia Publ., 2001. V. 2. 507 p.
3. Bol'shoi akademicheskii mongol'sko-russkii slovar' [Great Academic Mongolian-Russian Dictionary]. In 4 v. Moscow: Academia Publ., 2001. V. 3. 438 p.
4. Bol'shoi akademicheskii mongol'sko-russkii slovar' [Great Academic Mongolian-Russian Dictionary]. In 4 v. Moscow: Academia Publ., 2001. V. 4. 506 p.
5. Vladimirtsov B. Ya. Obshchestvennyi stroi mongolov. Mongol'skii kochevoi feodalizm [The Social System of the Mongols. Mongolian Nomadic Feudalism]. Raboty po istorii i etnografii mongol'skikh narodov — Works on the History and Ethnography of the Mongolian People. Moscow: Vostochnaya literatura Publ., 2002. Pp. 295-328.
6. Damdinov D.-N. G. Etno-lingvisticheskii ocherk khamniganskogo govora [Ethnic and Linguistic Essay on Hamagan Dialect]. Issledovanie buryatskikh govorov. Vyp. 2 (Trudy Buryatskogo instituta obshchestvennykh nauk BF SO AN SSSR, vypusk 2, seriya yazykovedcheskaya) —Research of Buryat Dialects. V. 2 (Proceedings of USSR AS Buryat Institute of Social Sciences, Issue 2, Series Linguistic). Ulan-Ude: Buryat Book Publ., 1968. Pp. 74-117.
7. Drevnetyurkskii slovar' [Old Turkic Dictionary]. Leningrad: Nauka Publ., 1969. 676 p.
8. Kalmytsko-russkii slovar' [Kalmyk-Russian Dictionary]. Moscow: Russkii yazyk Publ., 1977. 765 p.
9. Kotvich V. L. Issledovaniyapo altaiskimyazykam [Research on the Altaic Languages]. Moscow: Inostrannaya literatura Publ., 1962. 373 p. (Transl. from Polish).
10. Novikova K. A. Inoyazychnye elementy v tunguso-man'chzhurskoi leksike, otnosyashcheisya k zhivotnomu miru [Foreign-Language Elements in the Tungus-Manchu Vocabulary Related to Wildlife]. Ocherki po sravnitel'noi leksikologii altaiskikh yazykov — Essays on Comparative Lexicology of the Altai Languages. Leningrad: Nauka Publ., 1972. Pp. 104-151.
11. Sevortyan E. V. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov (Obshchetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na glasnye) [Etymological Dictionary of the Turkic Languages (Common Turkic and InterTurkic Bases with Vowels)]. Moscow: Nauka Publ., 1974. 767 p.
12. Sravnitel'no-istoricheskaya grammatika tyurkskikh yazykov. Leksika [Comparative and Historical Grammar of the Turkic Languages. Vocabulary]. Moscow: Nauka Publ., 2001. 822 p.
13. Shagdarov L. D., Cheremisov K. M. Buryatsko-russkii slovar' [Buryat-Russian Dictionary]. In 2 v. Ulan-Ude: Respublikanskaya tipografiya Publ., 2010. V. 1. 635 p.
14. Shagdarov L. D., Cheremisov K. M. Buryatsko-russkii slovar' [Buryat-Russian Dictionary]. In 2 v. Ulan-Ude: Respublikanskaya tipografiya Publ., 2010. V. 2. 707 p.
15. Shcherbak A. M. Nazvaniya domashnikh i dikikh zhivotnykh v tyurkskikh yazykakh [The Names of Domestic and Wild Animals in the Turkic Languages]. Istoricheskoe razvitie leksiki tyurkskikh yazykov — Historical Development of the Turkic Languages Vocabulary. Moscow: USSR Academy of Sciences Publ., 1961. Pp. 82-172. 466 p.
16. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov. Obshchetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na bukvu «№,», «№», «H» [Etymological Dictionary of the Turkic Languages. Common Turkic and InterTurkic Bases with the Letters "H"]. Moscow: Nauka Publ., 1989. 292 p.
17. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov. Obshchetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na bukvu «K» [Etymological Dictionary of the Turkic Languages. Common Turkic and InterTurkic Bases with the Letter <<K)>]. Moscow: Indrik Publ., 2000. 259 p.
18. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov. Obshchetyurkskie i mezhtyurkskie leksicheskie osnovy na bukvy fl-M-H-n-C. [Etymological Dictionary of the Turkic Languages. Common Turkic and InterTurkic Lexical Bases with the Letters H-M-H-n-C]. Moscow: Vostochnaya literatura Publ., 2003. 446 p.
19. Stralenberg Gh. J. Das nord und ostlische Theil von Europa. Helsinki, 1730. 106 p. (German).
