CC BY
25
во мирного гражданского населения, а действия властей по стабилизации обстановки были достаточно суровыми. Однако, учитывая то, что народные волнения были во многом спровоцированы и поддержаны членами «Хизб ут-Тахрир», представляется, что действия узбекского руководства соответствовали ситуации. В противном случае бездействие властей могло бы иметь гораздо более серьезные последствия не только для всего региона Центральной Азии.
В то же время, очевидно, что стратегия противостояния действиям радикальных исламских группировок в Центрально-Азиатском регионе должна быть коренным образом изменена. Учитывая социально-экономические причины возникновения исламского радикализма в Центральной Азии и его поддержку частью населения, понятно, что борьба с этим явлением не может постоянно основываться только на применении военной силы, поскольку достаточно часто оказывается, что эта сила применяется против гражданского населения. Важно переключить внимание на анализ причин сложившейся в регионе ситуации и заняться их устранением. А это предполагает скорейший переход к проведению реальных экономических реформ, способных изменить социально-экономическую ситуацию в регионе, создать новые рабочие места и хоть немного поднять средний уровень жизни населения. Без решения этих задач противодействие исламским радикалам вряд ли будет успешным. Достижению этой цели может способствовать более тесное сотрудничество государств Центральной Азии со странами, действительно готовыми инвестировать значительные финансовые средства в экономику региона. Это, прежде всего, участники таких интеграционных объединений, как ЕврАзЭС и ШОС.
«Азия и Африка сегодня», М., 2008 г., № 11, с. 15-19.
Расим Агаев,
политолог (Азербайджан)
ТУРЦИЯ: СХВАТКА НА ПЕРЕПУТЬЕ
Независимо от того, чем закончится политический кризис, которым охвачена последние несколько лет Турция, последствия его будут иметь значение, выходящее за сугубо национальные рамки. Речь идет о глубоком и принявшем широкие международные
105
масштабы процессе, который можно было бы назвать модернизацией ислама, его европеизацией в смысле приобщения к европейскому образу мыслей и образу жизни, создания некоего исламо-демократического синтеза. Именно так - как переломный момент в новейшей истории Турции - большинство экспертов оценивают сложившуюся ситуацию. Страна, едва ли не первой на мусульманском Востоке избравшая республиканскую форму правления, упразднившая халифат - исламский тип государственности, отделившая религию от власти, создавшая парламент и многопартийную систему, сумевшая абсорбировать либеральные идеи не только в экономике, но и в идейно-политических воззрениях, ныне стоит на перепутье.
Общество расколото. Объединенные силы левоцентристов и националистов, ведомые генералитетом и при поддержке либеральной интеллигенции, идут на штурм власти Партии справедливости и развития (ПСиР), считающейся происламской или умеренно исламской. Политические оппоненты ПСиР искренне убеждены, что политика правящей партии угрожает системе лаицизма, принципам светской власти, которых Турция придерживается со времен Кемаля Ататюрка (начало 20-х годов прошлого века), основателя современного турецкого государства. Лидер ПСиР Реджеб Тайиб Эрдоган, как и нынешний президент Абдуллах Гюль, несмотря на нескрываемую приверженность исламским обычаям и нормам, заявляет о безусловном следовании заветам Ататюрка. Арест летом 2008 г. большой группы отставных генералов и представителей интеллигенции, обвиняемых в заговоре с целью свержения законной власти (легитимность появления исламистов у руля управления страной никто не отрицает, как и тот факт, что они пользуются поддержкой большинства электората), свидетельствует о решимости властей прибегнуть для разрешения общественного кризиса к действиям, чреватым новым витком обострения внутриполитической обстановки, когда открыто может выступить армия.
Прервется ли на этом турецкий исламско-демократический эксперимент или Турция найдет способ гармонизации отношений этих двух цивилизационных ценностей? - вот в чем существо турецкого кризиса. Познание сущности постигается при выходе за его пределы. Началом кризиса принято считать ноябрь 2002 г., когда на парламентских выборах победила партия Эрдогана, представителя новой волны турецких политиков, харизматичность которому придавали не только его фамилия, означающая «Сокол-воин»,
106
но и молва о его мусульманской набожности, находившая подтверждение в ярких ораторских способностях, умении говорить с простым людом на понятном ему языке. Он родился в Стамбуле в 1954 г. Противники Эрдогана утверждают, что в его жилах течет не только турецкая, но и лазская, греческая и даже еврейская кровь, что, впрочем, для граждан Турции с ее имперским прошлым, особенно стамбульцев, не редкость. В юности он увлекался спортом, проявив себя на футбольном поле. Страсть к западной игре, однако, не помешала ему оставаться ревностным мусульманином. Это умение ловко сочетать традицию с современностью, когда они для иных образуют противоречивый или даже взаимоисключающий клубок, не раз помогало ему и в политике. Уже в 40 лет он стал мэром 10-миллионного Стамбула, крупнейшего, европеизированного и самого великого из городов Турции. Он зарекомендовал себя энергичным администратором, немало сделавшим для благоустройства кишащего множеством городских проблем мегаполиса. Но тут следовало бы заметить, что Эрдоган был избран мэром как член Партии благоденствия Н. Эрбакана, считавшейся происламской (открыто исламские партии в стране запрещены). Именно приход этой партии к власти в 1995 г. на волне исламского движения знаменовал появление нового фактора - исламского - на политической арене Турции. Однако Н. Эрбакан спустя два года был отстранен от власти под давлением генералитета, а партия его была распущена (престарелого политика-исламиста освободили из-под домашнего ареста лишь недавно, в разгар кризиса). Генштаб, прибегший фактически к государственному перевороту, как ни покажется странным, действовал тем не менее в рамках Конституции. Известно, основной закон Турецкой Республики объявляет светский курс национальным политическим приоритетам и на случай перевода страны на иные рельсы развития обязывает армию призвать к порядку отступников.
Не смог отработать положенный срок мэра и Эрдоган - его обвинили в разжигании религиозной ненависти за то, что он на публичном митинге прочел строки известного турецкого поэта Гё-калпа (не исламиста!), приравнивавшего минареты к штыку, а купола мечетей - к воинским шлемам. Суд дал ему десять месяцев, из которых он отсидел четыре. Но и этого было вполне достаточно, чтобы дорисовать столь обожаемый на Востоке имидж гонимого пророка. Из тюрьмы Эрдоган вышел кумиром большинства турок и турчанок, видящих в возрождении исламских традиций спасение от
107
разлагающего влияния западного глобализма. В 2001 г. на обломках запрещенной партии Эрбакана он создает Партию справедливости и развития, построенную по образцу западноевропейских христианско-демократических. Он сделал то, что рано или поздно должно было случиться в мусульманском мире и, скорее всего, в Турции, не понаслышке знакомой с политическими системами Запада. Таким образом, рассуждения типа «почему христианские демократы могут править наравне с другими политическими силами в европейских странах, а исламские демократы - нет» из дискуссий узкого круга специалистов в конце 90-х прошлого и начале нового XXI в. перешли в область практической политики.
Толчком к исламскому повороту послужили бурные события 1970-х годов, когда этатистская система страны, называемая кема-лизмом, дала сбой перед натиском терроризма и армия в очередной раз (1980) вынуждена была взять власть, чтобы навести порядок в стране (до того военные считали нужным оттеснить гражданских лиц от государственного штурвала дважды - в 1960 и 1971 гг.). Ке-мализм по сию пору считается краеугольным камнем идеологии политического истеблишмента Турции. Коротко суть его сводится к приверженности республиканской форме правления, как наиболее соответствующей характеру и обычаям турецкого народа и включающей демократические ценности, а также безусловное следование принципам светскости (лаицизма) и этатизма. Широкое распространение исламских настроений постепенно привело к оттоку значительной части электората от кемалистских партий, традиционно задающих тон в борьбе за доступ к управлению государством.
Резкое уменьшение влияния марксизма в конце XX в., высокая религиозность населения, а также идеалы социальной справедливости и равенства, заложенные в вероучении ислама, делали его социально-политическим мировоззрением, с которым связывали свои надежды на лучшую жизнь широкие социальные слои - от средних до беднейших. Несомненно, определенное влияние на общественные настроения оказали иранская революция, укрепление и небезуспешное нахождение у власти исламистов в Тегеране. Впрочем, многие историки полагают, что влияние это ограничивается не только соседними странами, но охватывает весь мусульманский мир (Бернард Льюис). Это влияние усиливалось под натиском глобализации, обострившим многие социально-экономические и политические противоречия в зоне ислама. В частности, побудительную
108
роль сыграло распространение западной концепции о неизбежности христиано-исламского противостояния.
Нескончаемый арабо-израильский конфликт, войны в Афганистане, на Северном Кавказе, а теперь и в Ираке, причисление ряда мусульманских стран к очередной «оси зла» воспринимаются новым поколением турок, да и большинством мусульман в мире, как свидетельство начала антиисламского похода, возглавляемого США. Таковы основные факторы, вызвавшие усиление исламского ренессанса в турецком обществе, его резкую политизацию. Таким образом, ислам в Турции, впрочем, как и в других районах мусульманского мира, выступает, с одной стороны, в качестве интегратора новых социально-политических моделей, с другой - он воспринимается как цивилизационный ответ на вызов времени, ответ на угрозу своему существованию.
Демократическая модель государственного управления, перенесенная на мусульманскую почву, продолжает испытывать возрастающее воздействие национально-конфессиональных идей, давних политических традиций и норм общественной жизни. Ибо трансформирующиеся общества не в состоянии отрешиться от духовного наследия прошлого. В этом смысле выглядят вполне закономерным явлением попытки восточных обществ встроиться в меняющийся мир с помощью различных форм исламской демократии, пользуясь при этом существующими политическими технологиями и возможностями демократических институтов. Вовсе не случайно, что параллельно с турецкой реформацией на другом конце азиатского континента - в Малайзии - была выдвинута концепция, получившая название «Ислам Хадхари». Цель ее - вывести мусульман на передовые позиции в современном мире. По сути, речь идет о новой политической идеологии, основанной на мусульманских принципах, актуализирующей амбициозную конечную цель - формирование модернизированного мусульманского сообщества, конкурентоспособного в глобальном масштабе. Говоря словами А. Токвилля и Вебера, известных исследователей демократии и капитализма, неоисламисты ныне пытаются сделать то, что когда-то сделали в Европе протестантские активисты, - соединить религию (ее высокоморальный компонент) со свободой. «Идея свободы в западном понимании прокладывает себе дорогу в мусульманском мире. Она становится все понятнее, все ценнее и все желаннее» (Б. Льюис).
109
Турецкие исламисты утвердились у власти с помощью гибкой политики союзов, позволившей им сформировать новую модель партийной структуры, максимально адаптированной к изменившимся политическим обстоятельствам - внешним и внутренним. Ее критики предпочитают не упоминать о том, что костяк ПСиР, его политической опоры, составили прагматичные правоцентристы из Партии Отечества, имеющие широкие международные связи и пользующиеся доверием либеральных правительств. Многие видные деятели ПСиР занимали важные государственные посты в период правления Партии Отечества (А. Гюль в правительстве Озала - едва ли не самом успешном за последние десятилетия - занимал пост госминистра по делам СНГ, до этого он работал в ряде международных финансовых институтов, экономическая программа ПСиР, по мнению некоторых экспертов, является продолжением курса, начатого Кемалем Дервишем, видным турецким экономистом, хорошо знающим финансовую систему Запада). Стоит отметить, что либеральные реформы Тургута Озала в свое время как-то заслонили идейно-политическое своеобразие его взглядов, представлявших, по мнению биографов, стройную концепцию турецко-исламского синтеза. Он был одним из инициаторов решения Высшего совета культуры, языка и истории им. Ататюрка (1986) (учрежден военным режимом и поныне остается влиятельным идеологическим конституционным органом при правительстве) о принятии «всей нацией понятия культуры, которое составляет основу турецко-исламского синтеза». Открыв страну для либеральной экономики, достигнув значительного прогресса в деле социального скачка, Озал первым сказал то, чего не решался сделать ни один турецкий государственный деятель, - объявил кемализм исчерпавшей себя системой взглядов на общественное развитие.
Таким образом, активный поиск идей, которые составили бы приемлемую для политических элит и мусульманского массива систему взглядов о путях развития Турции, наблюдавшийся последние десятилетия в турецком обществе, подвел политиков новой генерации к осознанию необходимости отказа от явно устаревших методов турецкого этатизма, равно как и радикальных элементов национализма и исламизма. На этой ценностной базе вызрели предпосылки для формирования синкретической теории и партийной практики, представляющих собой причудливый идейно-политический сплав кемализма, экономического и культурного тюркизма и умеренного ислама. По-существу, Эрдогану и его сто-
110
ронникам удалось опереться на две ведущие тенденции турецкого общества - набирающее силу в недрах народных масс движение за возрождение ислама и пользующийся широким международным доверием турецкий либерализм.
С точки зрения выработки новой политической тактики, адаптирующей исламские ценности к современным политико-государственным системам, можно говорить не столько о возрождении ислама в качестве государственной конфессии, сколько о новом политическом явлении - неоисламизме, или евроисламе, -концепции, нацеленной на выявление и применение в политической практике демократических ценностей ислама. Заметим, к слову, что идейно-политические воззрения этого общественного явления, равно как и стратегические цели, не определены и недостаточно изучены. Оживление исламистских настроений, а затем усиление и расширение поля деятельности исламистов, их открытый выход на уровень управления крупнейшими городами, а вслед за этим и государством, неоднозначно воспринимаются турецким обществом. Среди значительной части городского социума, интеллигенции, деловых кругов и, что особенно важно, - генералитета, распространены серьезные предубеждения относительно желания и способности происламских сил придерживаться светского курса. В свое время Ататюрк не просто отделил религию от государства, он произвел решительную деисламизацию Турции, действуя при этом методами, по жесткости сравнимыми с большевистскими в соседнем СССР. Однако, став на путь светского развития, Турция не перестала быть мусульманской страной. Соотношение светского и конфессионального всегда составляло своеобразие политической действительности Турецкой Республики.
Стоит в связи с этим вспомнить, как после распада СССР в мусульманском ареале постсоветского пространства начался исламский ренессанс. Генерал советской выучки Джохар Дудаев без тени сомнений благословил в независимой Ичкерии шариатский суд. Выезд бывшего члена Политбюро Г. Алиева вместе с группой своих бывших коммунистических соратников в Мекку с соблюдением всех ритуалов, предписываемых паломникам, и совершенный в самом начале своего вторичного прихода к власти, являлся знаковой акцией. С ее помощью опытный политик как бы брал под свой контроль новое идеологическое движение, которое не могло не затронуть в той или иной степени сознание всех слоев населения -от бывших коммунистов, еще недавно кичившихся своим атеиз-
111
мом, до многократно возросшего числа служителей и посетителей мечетей. Вовсе не случайно, что в Азербайджане, как и в республиках Центральной Азии, бывшим коммунистам, приспособившимся к демократическим веяниям, удается еще удерживать общественное развитие в рамках светскости, на Северном Кавказе и Дагестане же вспышка исламизма получила радикально-доминирующие формы.
Извечное противостояние исламистов и кемалистов подпи-тывается своеобразным синдромом турецкого патриотизма, в котором фанатичная вера в вечное величие турецкой государственности уживается со страхом распада страны. В исторической памяти народа хранится не только богатейшая информация о многовековых и славных страницах могущественной империи турок. В ней и напоминание о крушении Оттоманской империи, ее безжалостном расчленении, которое, в контексте цивилизационного противостояния, в сознании многих турков воспринимается как война Европы за возвращение Константинополя в лоно христианства. Приход неоисламистов к власти комментировался экспертами на Западе, да и в России, в лучшем случае, настороженно, что только подтвердило существующее мнение, что современный либерализм не воспринимает попытки мусульманских стран конструировать свои политические системы, зиждущиеся на собственном представлении о порядке и государственном управлении. «Я опасаюсь, что турецкое правительство готовит радикальные перемены», - заявил Дэниел Пайпс, один из авторитетных американских исламистов. Он даже утверждал, что выдвижение Эрдогана, «этого могущественного человека, на пост премьера, можно считать первым шагом к провозглашению исламской республики». Однако развитие событий показывает нечто иное. А именно: «Мы видим, что никакой пресловутой "исламизации" нет, идет нормальный процесс создания демократического общества. Наоборот, как бы парадоксально это ни звучало, по сравнению с тем периодом в истории Турции, когда у власти были продолжатели идей Ататюрка, происходит процесс либерализации экономики, идет процесс активного включения в экономику страны тех принципов, которые приняты в западном мире», - делает вывод доктор политических наук, исламовед, ректор Российского исламского университета Рафик Мухаметшин.
Согласно докладам Всемирной торговой организации (ВТО), Турция вошла в группу, состоящую из 21 страны с наивысшей динамикой внешней торговли и наиболее быстрыми темпами ее раз-
112
вития. Имя Тайиба Эрдогана у инвесторов ассоциируется с экономическими успехами Турции. По данным турецкого Yapi Kredi Bank, за пять лет пребывания ПСиР у власти инфляция упала с 30 до 10%, государственный долг сократился вдвое. Экономика страны растет на 7% в год. Аналитики полагают, что Турция стала более привлекательной для иностранного капитала. Экономические успехи, наблюдающиеся с 2002 г. в Турции, с удовлетворением отмечаются за рубежом, в первую очередь в Европе и США, чем, собственно, и объясняется приток внешних и внутренних инвестиций.
Наряду с либерализацией экономики происходят принципиальные сдвиги в решении важнейших политических проблем. В практике турецких неоисламистов обнаружилось больше решимости в реализации планов общегосударственной стратегии - интеграции с Европой. Планам Копенгагенского саммита ЕС о начале в декабре 2004 г. переговоров о вступлении Турции в полноправные члены этой организации не помешал даже отказ Великого национального собрания (парламент Турции) в предоставлении запрошенных правительством в связи с войной в Ираке полномочий на «размещение иностранных военнослужащих на территории Турции и направление турецких солдат на территорию иностранных государств». Европейцы настояли на том, чтобы одним из условий начала переговоров стала отмена законов и установлений, ограничивающих свободы и нарушающих права человека. Турецкое правительство выполнило это требование, изменив законы, остановив машину полицейских и судебных преследований оппозиции.
Правительство неоисламистов рассматривает ЕС как гаранта по формированию гражданского общества. Это обстоятельство не только сближает позицию властей и курдов, апеллирующих в части нарушения их прав к ЕС, но и способствует лучшему пониманию существа национального вопроса в Турции, осмыслению его в контексте современных подходов, его осмыслению на европейской правовой и культурной платформе. Разумеется, Турции еще далеко до разрешения самой главной и болезненной внутриполитической проблемы - курдской. Но и достигнуто в этом плане немало: курды получили свои теле- и радиоканалы, они имеют свои печатные издания, разработана программа обучения на родном языке, у них имеются свои легальные общественные организации, на чем давно настаивал Совет Европы и что составляет серьезную основу для формирования базовых принципов культурной автономии. Впер-
113
вые за многие годы курдское население проявляет политическую лояльность к существующей власти, поддерживает правительство Эрдогана. Во многом эта поддержка вызвана реальной политикой правительства неоисламистов в отношении курдского региона, где им инициирован ряд эффективных экономических проектов.
Неоисламисты нащупывают новые подходы, исключив силовые решения, что не может не импонировать европейским правовым институтам. Сближение с Европой дало определенный дипломатический результат в турецко-греческих взаимоотношениях. Оно позволило Греции перестать сопротивляться вступлению Турции в ЕС, а Турции - нейтрализовать пристрастность Европы в кипрском вопросе. Опять же нельзя сказать, что в турецко-европейских отношениях наступил решающий перелом. Европейские страны, помня об исламском факторе, с определенной долей надежды, но и не без опасений, наблюдают за дальнейшим поведением турецких неоисламистов. Президент Франции Саркози выражает именно такого рода настроения, когда говорит, что Анкаре хватит и «привилегированного партнерства». В то же время эту оценку можно считать данью взвешенной в основных направлениях внешней политики нынешней Турции.
Выведя сотрудничество с Россией на уровень, какого не знавали два соседних государства на всем протяжении своей истории, правительство Эрдогана сумело сохранить стратегическое партнерство с США, хотя отношения эти не раз подвергались риску (попытка Конгресса США провести резолюцию об армянском геноциде, особая позиция Турции в иракской войне и др.). Неоисламисты расширили каналы двустороннего турецко-американского диалога. В июле 2006 г. между Турцией и США был подписан Документ о стратегическом партнерстве, а через год его основная часть была расширена и дополнена. Европейскую стратегию, военно-политическое сотрудничество с США и традиционные связи с Израилем Турция сочетает с укреплением своих позиций в мусульманском мире. Турция громко высказывается за прекращение оккупации Палестины и возвращение палестинцам их законных прав, она поддерживает арабские мирные инициативы.
Войска эрдогановской Турции действуют в составах натовского контингента в Афганистане и ооновского - на юге Ливана. Турция выступает за Ближний Восток, свободный от оружия массового поражения, за то, чтобы конфликт между Ираном и мировым сообществом был урегулирован мирными средствами.
114
С появлением неоисламистов в политической практике турецкого государства явно усилился элемент собственного видения перспектив национального развития, места и роли турецкого государства в региональных и международных делах. Утверждение нового понимания общественного развития, каким бы успешным ни было решение национальных проблем, только усиливало критику правительства Эрдогана, причем политические оппоненты не скрывали, что ставят своей целью отстранить неоисламистов от управления государством. Побудительным мотивом тому служили два главных обстоятельства:
а) откровенные опасения части политической элиты относительно постепенной исламизации общественной жизни;
б) существующее убеждение, что для укрепления собственных позиций в западном мире неоисламисты проявляют готовность зайти слишком далеко в своих уступках США по кипрскому, курдскому и армянскому вопросам - главным и наиболее болезненно воспринимаемым турецким обществом национальным проблемам. Нельзя сказать, что опасения эти были так уж беспочвенны. Самому Эрдогану без конца напоминают о том, что, будучи мэром Стамбула, он ограничил продажу алкоголя. (Можно только гадать, обвинила бы оппозиция премьера в исламском экстремизме, если бы премьер запретил в Турции публичные дома.)
Правительство Эрдогана также пыталось провести через парламент законопроект, согласно которому лица, виновные в супружеской измене, могли быть наказаны тюремным заключением сроком до 3 лет. Опросы общественного мнения подтверждали, что большинство населения Турции выступает за принятие такого закона. Трудно сказать, что шокировало в большей степени европейцев - инициатива премьера-неоисламиста или широта общественных настроений. Эрдоган вынужден был отступить. Президент Сезер, как последовательный поборник светскости, неоднократно накладывал вето на законопроекты неоисламистов, имевшие явно происламский оттенок. Например, на предложение преподавать ислам в школах углубленно. Не иначе как вызывающим расценивали военные и светская оппозиция поведение министра иностранных дел А. Гюля, публично признававшегося в том, что ведет шариатский образ жизни. Его жена Хайруниса демонстративно носит платок, хотя по турецким канонам появление в нем в государственных учреждениях, университетах, школах воспринимается как вызов. Госпожа Гюль обращалась даже в Суд по правам человека с
115
требованием признать законным право женщин носить платок в университете. Опять же опросы показывают, что такого рода утверждения, вызывающие раздражение сторонников светских норм, тем не менее солидаризируются с мнением большей части населения.
Настроения народные, как известно, вещь переменчивая, тем более, женской половины. Теперь выясняется, что все большее число молодых турчанок воспринимают платок как символ современности и... либерализма, своеобразный вызов светскому фундаментализму. Объективно, дискуссии, от которых содрогается турецкое общество, в своей сущностной основе мало чем отличались от столкновения мнений вокруг запрета на ношение хиджаба, которое происходило недавно во Франции и Нидерландах. Актуализация данного вопроса в европейском масштабе связана напрямую с его цивилизационным подтекстом - возможностью сосуществования или интеграции культур. Уже сегодня остро встал вопрос о поисках компромисса между соблюдением прав человека и сохранением идентичности того или иного государства. Противники неоисламистов в Турции, например, ничего не могут возразить тем, кто утверждает, что своим неприятием тюрбана они лишают основную массу женского населения права на образование, участие в управлении государством. В результате общество сталкивается с парадоксальной ситуацией, когда исламисты практически предлагают диалог цивилизаций, о котором столько говорится в просвещенной Европе, а последняя, вместе с приверженцами светскости в Турции, активно противится этому.
Турецкая оппозиция решение проблемы видела и видит в отстранении неоисламистов от власти. Своеобразие исторического момента заключается, однако, в том, что, в отличие, скажем, от 1980-х годов, третий игрок турецкой политической арены - армия -остерегается воспользоваться своим конституционным правом как прежде, ибо слишком изменились обстоятельства - и в мире, и в самой Турции. Евросоюз, мнение которого никак не может игнорироваться в Анкаре, может окончательно отшатнуться от генеральских запретов и переворотов, к которым привыкли в Турции. В контексте ощутимого во многих точках мира цивилизационного противостояния действия армии, направленные на устранение исламского правительства, вряд ли могут быть поняты большинством граждан, да и в самом исламском мире. К тому же генералитет перестал быть «священной коровой» турецкой политической элиты,
116
которая сама не раз становилась заложницей армейского понимания национальных приоритетов. Мнение ливанского писателя Рид-вана ас-Сайеда, сказавшего в разгар кризиса, что Турция потеряет свой исторический шанс стать успешной страной, дружественной Западу исламистской моделью, если и далее за ее шею будут «цепляться старые солдаты Ататюрка», разделяется многими.
За год до истечения срока президентских полномочий Ахмеда Сезера у оппозиции появился шанс взять реванш у неоисламистов. Поскольку президент в Турции избирается парламентским большинством, в случае блокирования кандидата на президентский пост от правящей партии, возникал политический кризис, выход из которого конституция предусматривает в досрочных парламентских выборах. После четырех туров голосований, которые были, по существу, сорваны бойкотом оппозиции, Турция вынуждена была пойти на досрочные парламентские выборы, в которых одни видели выход из политического кризиса, а другие - реальную возможность возвращения страны в привычное русло общественного развития.
Итоги досрочных парламентских выборов в июле 2007 г., думается, еще долго будут оставаться предметом горячих споров и анализа. Неоисламисты одержали более чем убедительную победу. Поражение традиционалистов, сторонников, как принято считать, светского курса, было сокрушительным. Они явно переоценили собственный вес и влияние в турецком обществе. Партии Эрдогана отдали голоса почти 47% электората. В результате ПСиР еще более укрепила свое положение в законодательном органе, заняв 339 мест из 550. Партия Ататюрка - Народно-республиканская партия Дени-за Байкала - с 21% голосов уже никак не могла составить ей конкуренцию даже в тандеме с националистами (14,7%). К тому же оказалось, что подавляющее большинство независимых депутатов являются представителями курдской общины, что позволило им создать в парламенте собственную фракцию - впервые за всю историю законодательного органа. Последующее развитие внутриполитических событий показало, что противостояние традиционалистов и неоисламистов вступает лишь в новую, еще более острую фазу. Пунктуалист и аккуратист в вопросах закона и правопорядка, президент Ахмед Неджет Сезер даже не взглянул на список нового состава кабинета, который представил ему лидер партии большинства Эрдоган. Его слова о том, что «необходимости вручать этот список нет. Более целесообразно вручить его будущему президен-
117
ту», явились для победителя парламентских выборов холодным душем. Новым президентом стал-таки Абдуллах Гюль. Но тут последовали обструкции генералов, заявивших, что они не могут принимать главу государства, являющегося на официальные приемы с супругой, одетой по мусульманскому обычаю, поскольку это противоречит военным уставам. А когда Конституционный суд (КС) принял к рассмотрению иск главного прокурора кассационного суда Турции относительно антигосударственной деятельности правящей партии, стало ясно, что против неоисламистов зреет политический заговор широких консолидированных сил.
Большинство членов КС, мягко говоря, не очень благоволят партии Эрдогана. Удовлетворение иска угрожало ПСиР запретом, лишением права на политическую деятельность ряду ее лидеров. Вердикт суда для правящей партии оказался в целом благополучным. Соглашаясь с тем, что деятельность ПСиР представляет все-таки угрозу светскому курсу, суд посчитал меру наказания в виде запрета партии чрезмерной. И тут грянул коррупционный скандал: арестованные в Германии с поличным два представителя крупнейшего благотворительного общества «Дениз фенери» («Маяк») признали, что нелегальная передача крупных денежных средств различным организациям и лицам является обычной практикой. В числе прочих получателей многомиллионных сумм фигурировало и имя премьера Эрдогана. Коррупционный скандал вокруг «Де-низ фенери» разворачивался на фоне шокирующих заявлений известного медиамагната А. Догана, поведавшего о некоторых пикантных деталях своих переговоров с премьером. Премьер, по словам А. Догана, отклонил его просьбу о предоставлении лицензии на строительство нефтеперерабатывающего завода в Джейхане по причине того, что это противоречило бы личным экономическим интересам... Берлускони и Путина (?!). Даже для турецкого политеса, склонного к ударам ниже пояса и информационным мифам, это было слишком. Очень скоро стали известны скрытые мотивы подковерного поединка между премьером и медиамагнатом. Наблюдатели обратили внимание на то, что за время пребывания у власти Эрдоган, который всегда придавал особое значение информационному обеспечению исламистской идеологии, незаметно прибрал к рукам несколько влиятельных медиагрупп. И предметом его переговоров с А. Доганом был, скорее всего, не нефтеперерабатывающий объект в Джейхане, а притязания премьера на печатные и электронные издания Dogan Media Group.
118
Опросы общественного мнения показывают резкое падение популярности правительства Эрдогана - вера его сторонников в чистоту неоисламистов поколеблена, и это, возможно, самый тяжелый урон, который они понесли в схватке со своими противниками. Для широкого народного массива ислам представлялся единственной духовной силой, свободной от пороков современного общества, способной спасти турецкое общество от пут все развращающей коррупции. Теперь эти надежды, очевидно, порушены, как и перспективы исламского демократического эксперимента в Турции. Отстранение неоисламистов от власти (особенно с помощью армии), каким бы желанным оно ни представлялось сторонникам светскости и вестернизации, или, хуже того, - уход их с политической арены, может усилить радикальные тенденции турецкой исламской матрицы. Ведь помимо политического истеблишмента, приведшего в движение мусульманские массы, имеются еще мусульманские общины, формирующиеся вокруг мечетей, чьи мировоззренческие взгляды так же далеки от философии и культуры ислама, как когда-то убеждения российских пролетариев от истинного марксизма. Эти общины имеют своего лидера, и это вовсе не Гюль и не Эрдоган. Это - влиятельнейшая и уникальная в своем роде личность - Фатулла Гюлен, который с 2000 г. находится в США, после того как на родине он был обвинен в попытке осуществления государственного переворота. И это не единственная фигура, которая может указать широкому мусульманскому массиву новый истинный путь, путь радикального очищения от пороков вестернизации. С учетом таких, не исключаемых перспектив общественного развития, поиск модели исламской демократии, начатый в Турции, представляется куда как оптимальным способом разрешения сложного клубка общественно-политических проблем, которыми перегружена страна Ататюрка. Даже с учетом типичных для восточных демократий тоталитарных тенденций, периодически обнаруживающихся во взаимоотношениях правящей партии с ее противниками (например, публичный призыв Эрдогана к своим сторонникам бойкотировать издания Dogan Media Group), эти проявления могут быть относимы к болезням роста. Они вполне преодолимы в ширящихся интеграционных процессах, которых отнюдь не избегают турецкие неоисламисты.
А. Тойнби в «Постижении истории», размышляя о судьбах ислама, обращает внимание на то, что потенциал халифата «оказался столь велик, что он не только пережил века, но и дважды воз-
119
рождался из небытия». В контексте этого вывода западнизму, в том числе и российскому, следовало бы отрешиться от старых стереотипных представлений о мусульманстве. Неоисламисты, как наиболее продвинутая, модернизированная часть мусульманской элиты, сумели критически осмыслить современный мир, сформированный Западом. Ее представители, а это, как правило, высокообразованные в соответствии с западными стандартами, политически активные люди. Им в одинаковой степени претят и пороки глобализма, и архаичные «народные» формы исповедания религии. В самой идеологии неоисламизма вызрело понимание необходимости открытости миру, без чего невозможно осуществление проекта модернизации, с помощью которого исламская демократия, как самостоятельно вызревшее политическое явление, рассчитывает сохранить национальный суверенитет, культуру и традиции в глобализирующемся мире, одновременно формируя государство современного типа, способное абсорбировать основные социально-политические, экономические и технологические достижения нового времени. Можно предположить, что практика неоисламистов других мусульманских стран - от Индонезии до Марокко - представит дополнительный материал о готовности неоисламистов к реализации сколь честолюбивых, столь и прогрессивных целей. На данном этапе можно утверждать с известной долей оптимизма, что переход от ранних, восточных форм политизации ислама к новым, приспособленным к демократическим формам государственного управления, состоялся.
Опыт политического ислама в Турции показал, что он в состоянии развиваться в качестве политической системы западного образца, пользоваться ее институтами и госструктурами, не идеологизируя их.
Оказалось, что неоисламистам под силу разработать и осуществить эффективную модель социально-экономического развития. Эффективным следует признать и реализуемый проект межнационального примирения. Позиционирование Партии справедливости и развития в качестве политической организации движения за исламскую демократию, какими бы ни были итоги противоборства с ней традиционных политических сил, не в состоянии окончательно удалить ее с политической арены. Равно как и невозможно теперь уже представить политическую жизнь и перспективы общественного развития в Турции без участия новых, ориентированных на неоисламизм сил.
120
Попытка преодолеть эту новую политическую тенденцию силовыми, запретительными методами может дать результат, обратный желаемому, или же реанимировать радикальные тенденции. Турецкий политический истеблишмент - кемалисты, правые, левые, националисты - не готов признать неоисламизм в качестве объективного явления. Но гораздо важнее другое, а именно: все они теперь не могут в своей деятельности не считаться с исламским фактором. Будущее этого международного политического явления находится в прямой зависимости от способности мирового сообщества проявить толерантность, воспринять исламскую демократию не только как теоретическую доктрину, но и как новую политическую тенденцию, с которой можно и нужно налаживать общепринятые партнерские отношения в межгосударственной практике.
«Вестник аналитики», М., 2008 г., № 3, с. 114-128.
Виктор Коргун,
доктор исторических наук ПЕРСПЕКТИВЫ СИТУАЦИИ В АФГАНИСТАНЕ
По прошествии пяти лет с момента ликвидации режима талибов ситуация в Афганистане далека от того, чтобы вызывать малейший оптимизм. На сегодняшний день администрация X. Карзая, ориентирующаяся на установление демократии в стране, не может похвастаться заметными успехами ни в одной из сфер общественно-политической и социально-экономической жизни. При известной поддержке мирового сообщества Афганистану удалось лишь заложить политическую основу нового государственного строительства. За этот период в стране созданы новые, демократические институты власти и элементы гражданского общества. В частности, в январе 2004 г. при непосредственном участии американских экспертов была принята новая конституция, самая либеральная в регионе. Страна получила новое название - Исламская Республика Афганистан. Конституция юридически закрепила основные гражданские права и свободы: личную свободу, неприкосновенность личности, частной собственности, равенство всех граждан перед законом, свободу слова, равенство мужчин и женщин, право на создание и деятельность политических партий и т. д. При
121
