CC BY
72
была создана партия Васат (Wasat), ставящая своей целью объединить исламистов и христиан на исламо-демократической платформе.
Особенность саудовского исламо-либерального реформизма в том, что здесь демократические реформы не мыслятся в отрыве от религиозной реформы, без всеобъемлющего пересмотра ваххабитской религиозной доктрины. Поэтому его можно рассматривать как постисламское и постваххабитское движение.
Насколько прочно и устойчиво это разнородное движение? Лакруа считает, что исламо-либеральный реформизм в Саудовской Аравии - это «не временный оппортунистический альянс, а выражение серьезной эволюции саудовской интеллектуальной элиты. В этом гарантия его жизнедеятельности» (с. 364).
Другой важнейший вопрос касается отношений исламо-либералов и власти. Сейчас наследный принц Абдалла поддержал исламо-либералов. Но насколько он готов создать новую Саудовскую Аравию, основанную на националистических ценностях, а не на ценностях ваххабизма, и сможет ли он убедить своих братьев в необходимости поддержать исламо-либеральный проект? Принятие этого проекта означает превращение традиционной племенной и ваххабитской легитимности саудовской королевской семьи в совре-менную националистическую легитимность, что повлечет ради-кальное изменение социально-политических альянсов. Такой шаг в условиях растущей внутренней нестабильности может оказаться политически рискованным.
Ю.И. Комар
2005.02.023-025. ТУРЕЦКАЯ РЕСПУБЛИКА: ПОЛИТИЗАЦИЯ ИСЛАМА И СВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО.
2005.02.023. JENKINS G. Muslim democrats in Turkey? // Survival. - L.,
2003. - Vol. 45, N 1. - P. 45-66.
2005.02.024. AYOOB M. Turkey's multiple paradoxes // Orbis. -Philadelphia, 2004. - Vol. 48, N 3. - P. 451-463.
2005.02.025. TURAM B. The politics of engagement between Islam and the secular state: ambivalences of «civil society» // British j. of sociology. - L.,
2004. - Vol. 55, issue 2. - P. 259-281.
Г. Дженкинс (независимый обозреватель, живет и работает в Стамбуле) (023) считает, что Турция, как светское государство, во главе которого находится правительство, сформированное исламской Партией
справедливости и развития (ПСР), уникальна. Что бы ни заявляли в США и в Западной Европе, для большинства мусульманских стран Турция не может служить образцом для подражания.
Концепция национального государства, выдвинутая в начале 20-х годов XX в. Мустафой Кемалем и его соратниками, предполагала постепенное вытеснение ислама из общественной жизни и воспитание турецкого национального самосознания, в том числе и путем создания мифа о великом доосманском прошлом. После смерти Ататюрка преемники упорно насаждали его культ. Кемализм, согласно конституции Турецкой Республики, был объявлен офици-альной государственной идеологией. Фактически же он стал новой религией со всеми необходимыми атрибутами. В каждом населенном пункте, в любом госучреждении и учебном заведении присутствовали многочисленные портреты или скульптурные изображения Ататюрка. Выдающимся событиям его жизни и деятельности соответствовали особые праздничные дни. Осквернение памяти «отца турок» было внесено в разряд противозаконных деяний. Мавзолей в Анкаре стал местом паломничества. Идейное наследие и этапы реформаторской деятельности подробно изучались на всех уровнях образования. Знаменитая речь, «№1ик», произнесенная Ататюрком в октябре 1927 г., стала чем-то в роде «священного писания», цитатами из которого можно было подкрепить любой аргумент. «В результате суть секуляризма в Турции свелась не к вытеснению религии из публичной сферы, а к тому, что одна вера пришла на смену другой» (023, с. 47).
Кемалистские реформы оказали глубокое влияние на городское население, в особенности на социальные верхи. В гораздо меньшей степени они затронули сельских жителей, продолжавших исповедовать «народный ислам». Поэтому переход в 1946 г. к многопартийной системе и необходимость бороться за голоса консервативно настроенных крестьян заставили политических лидеров новой волны встать на путь реставрации. В течение 10 лет пребывания у власти правительства Демократической партии (ДП) во главе с А. Мендересом в школах возобновились уроки религии, чтение Корана стало звучать по радио, было выстроено 15 тыс. новых мечетей. Премьер-министр, способствовавший возрождению запрещенных кемалистами религиозных братств, перед выборами обратился за поддержкой к Саиду Нурси, основателю ордена нурджу, второго после накшбенди крупнейшего ордена. Курс на реставрацию продолжился и при правительстве
С. Демиреля, сформированном на базе Партии справедливости (ПС) после военного переворота 1960 г.
В 1970 г. в Турции была учреждена первая откровенно исламистская политическая партия - Партия национального порядка (ПНП). И ее глава Н. Эрбакан, и большинство ее лидеров были членами ордена накшбенди. После военного переворота 1971 г. ПНП запретили, и Н. Эрбакан основал новую исламистскую Партию национального спасения (ПНС). На парламентских выборах 1973 г. ПНС получила 11,8% голосов, что позволило ей быть представленной в коалиционном правительстве. В 1980 г. в результате военного переворота все политические партии были распущены, а их лидеры лишены права заниматься политической деятельностью. После снятия запрета в 1983 г. Н. Эрбакан основал Партию благоденствия (ПБ), просуществовавшую до 1987 г. «В конце 80-х годов и в начале 90-х годов (XX в.) электоральные позиции Партии благоденствия постоянно усиливались. Выборы в местные органы власти в марте 1994 г. упрочили положение партии в общенациональном масштабе, так как ей удалось установить контроль над 28 крупными муниципа-литетами, включая Стамбул и Анкару. Менее чем через два года на всеобщих выборах в декабре 1995 г. она стала самой многочисленной в парламенте, получив 21,3% голосов и 158 из 450 мест...» (023, с. 49).
Успехи ПБ объяснялись не только стремительным возра-станием интереса к исламу и глубоким разочарованием политикой ведущих партий. ПБ продемонстрировала способность с помощью самых современных технических средств эффективно работать с населением. Были созданы и активно использовались базы данных, содержавшие сведения не только обо всех членах партии, но и о потенциальных избирателях. Существенный вклад внесла женская секция партии, активистки которой поддерживали в городах постоянный контакт с жительницами беднейших районов. Для привлечения голосов молодых избирателей была организована сеть благотворительных фондов и молодежных объединений, важнейшим из которых стал Национальный молодежный фонд. Финансовую поддержку партия получала от представителей так называемого исламского бизнеса, а также от организованного Н. Эрбаканом еще в начале 70-х годов фонда, в который направлялись пожертвования турок, проживающих в Западной Европе.
В июне 1996 г. Н. Эрбакан возглавил сформированный на базе ПБ и Партии верного пути (ПВП) коалиционный кабинет минист-ров.
Программа правительства сочетала в себе популистские меры в области экономики с решительными мерами по пере-ориентации внешнеполитического курса. Предлагалось, в частности, отказаться от альянса с Западом в пользу сближения с мусуль-манскими государствами. Первые визиты в качестве главы кабинета Н. Эрбакан нанес в Иран, Ливию и Нигерию. В конце 1996 г. премьер объявил о планах Турции сформировать вместе с еще семью мусульманскими государствами торговый союз «Б8», как возможную альтернативу ЕС1. В области внутренней политики правительство Н. Эрбакана пыталось предпринять меры по изменению законов, гарантирующих светский характер государства, усилить позиции ислама в сфере образования, внедрить возможно большее число своих сторонников в органы государственного управления. Последнее обстоятельство, а также резкие перемены во внешней политике вызвали особое беспокойство турецких военных. 28 февраля 1997 г. на заседании Совета национальной безопасности правительству было вручено официальное обращение из 18 пунктов, где излагались меры по сдерживанию возросшего влияния исламистов. Несмотря на то что Н. Эрбакан формально согласился с документом, участие в реализации его положений грозило бы ПБ потерей избирательной базы. В июне 1997 г. коалиционное прави-тельство ушло в отставку. Спустя семь месяцев решением Конституционного суда ПБ была распущена, а Н. Эрбакану было запрещено заниматься политической деятельностью в течение пяти лет.
В декабре 1997 г., когда изучением деятельности ПБ уже занимался Конституционный суд, группа парламентариев, сорат-ников Н. Эрбакана, образовала новую исламистскую партию, Партию добродетели (ПД), куда впоследствии вступили большинство членов распущенной ПБ. Руководств ПД оказалось в сложной ситуации. Открытое заявление о преемственности по отношению к ПБ грозило закрытием по решению Конституционного суда, в то же время любая попытка размежеваться с ПБ угрожала потерей унаследованных от предшественницы избирателей. Подобная неоп-ределенность привела к тому, что на всеобщих выборах в апреле 1999 г. ПД получила лишь 15,4% голосов. Вслед за этим партия обратила на себя внимание громким
1 Предполагалось, что в организацию войдут Турция, Бангладеш, Египет, Индонезия, Иран, Малайзия, Нигерия и Пакистан. Несмотря на то что в январе 1997 г. в Стамбуле состоялось учредительное собрание, «... "Б8" умер сразу после рождения» (023, с. 64).
скандалом, в центре которого оказалась депутат парламента от ПД -Мерве Кавакчи1. В июне 2001 г. ПД была распущена по решению Конституционного суда за деятельность, направленную против светского государства. Еще до официального закрытия ПД пережила раскол, причиной которого был конфликт поколений. Внутри ПД появилась группа молодых активистов, недовольных линией, проводимой руководством партии. Лидерами этой группы были Т. Эрдоган и А. Гюль.
Таййип Эрдоган получил религиозное образование и еще студентом вступил в ПНС. После того как ПНС была распущена, он стал членом ПБ, выдвинулся в ряды лидеров и в марте 1994 г. был избран мэром Стамбула. Т. Эрдоган не только сумел добиться существенных перемен к лучшему в сфере городского управления, но именно в этот период своей деятельности снискал известность в роли борца за восстановление традиционных ценностей. Он нарочито избегал общения с иностранными дипломатами и журналистами, а также позволял себе публичные высказывания откровенно исла-мистского, антизападного и ультранационалистического характера. В апреле 1998 г. он был осужден по ст. 312 Уголовного кодекса, приговорен к 10 месяцам тюрьмы и пожизненно лишен права заниматься политикой.
Покинув место заключения в 1999 г. (за примерное поведение был отпущен на свободу через 4 месяца), Т. Эрдоган кардинально изменил собственный имидж. Отныне он сам искал встреч с представителями дипкорпуса и СМИ, публично хвалил парла-ментскую демократию и активно ратовал за вступление Турции в ЕС. Наличие судимости и запрет заниматься политикой не позволяли ему баллотироваться на пост председателя ПД. Поэтому на съезде в мае 2001 г. «молодое поколение» выдвинуло на пост главы партии Абдуллаха Гюля, профессионального экономиста, получившего образование в Европе, а также занимавшего в коалиционном правительстве ПБ-ПВП в 1996-1997 гг. пост государственного министра. А. Гюль проиграл выборы ближайшему соратнику Н.Эрбакана Реджаи Кутану (521 против 631). В июне 2001 г. по решению Конституционного суда ПД была закрыта, и через месяц 74
1 М. Кавакчи пришла в помещение Великого национального собрания Турции на церемонию приведения к присяге в мусульманском головном платке, несмотря на полученное заранее предупреждение о том, что ее не допустят в нем на трибуну. Решительно настроенные секуляристы из числа депутатов не допустили М. Кавакчи к присяге, заставив ее покинуть зал заседания. Позднее мандат М. Кавакчи был аннулирован (023, с. 52).
бывших члена ПД во главе с Т. Эрдоганом и А. Гюлем учредили Партию справедливости и развития (ПСР). Председателем ПСР был избран Т. Эрдоган, несмотря на то что это противоречило закону1.
С момента образования ПСР ее лидеры постоянно подчер-кивали, что партия является в большей степени консервативной, чем исламской, и демонстрировали лояльность по отношению к светскому государству, в том числе и выполняя некоторые ритуалы, которых избегали их политические предшественники. Так, например, зал, в котором Т. Эрдоган проводил свою первую пресс-конфе-ренцию, был украшен огромным портретом Мустафы Кемаля, присутствующих попросили минутой молчания почтить его память, а по окончании пресс-конференции лидеры партии посетили мавзолей Ататюрка.
В июле 2002 г. коалиционное правительство приняло решение о проведении в Турции досрочных выборов. ПСР опубликовала предвыборный манифест, в котором заверяла избирателей в верности принципам светскости и демократии, а также обещала придерживаться традиционного, ориентированного на Запад внешне-политического курса. Пытаясь учесть ошибки своих пред-шественников, руководство ПСР внесло в список кандидатов в депутаты парламента только светских активисток партии. Кроме того, ПСР удалось привлечь в свою организацию нескольких деятелей, известных своей приверженностью идее секуляризма: Э. Мумджу (из Партии отечества), К. Топтана (из Партии верного пути) и К. Тюзмена.
В результате парламентских выборов 2002 г. ПСР, набрав 34,3% голосов, получила 363 из 550 мест в парламенте и право сфор-мировать правительство2. На втором месте (19,4% и 178 мест) оказалась Народно-
1 Будучи осужденным по статье 312, Т. Эрдоган не имел права в июле 2001 г. организовывать и возглавлять политическую партию. 22 января 2003 г. Верховный суд после длительного разбирательства постановил, что в связи с внесением в упомянутую статью поправок, он может стать председателем партии в результате новых выборов. 23 января 2003 г. Т.Эрдоган был единогласно переизбран на пост председателя ПСР (023, с. 64).
2
Лидеру ПСР Т. Эрдогану, как осужденному в прошлом за политическое преступление Высшая избирательная комиссия, запретила баллотироваться в парламент. Не являясь депутатом Т. Эрдоган не имел права возглавить кабинет (ст. 76 и ст. 109 Конституции Турецкой Республики). Президент Турции Ахмет Неджет Сезер поручил сформировать правительство А. Гюлю. Последний являлся временной фигурой и должен был возглавлять правительство до тех пор, пока не будут внесены необходимые поправки, позволяющие Т. Эрдогану попасть в парламент. В феврале 2003 г. такие поправки были
республиканская партия. Оставшиеся девять кресел достались независимым кандидатам.
Несомненно, пишет в заключение Г. Дженкинс, что в ноябре 2002 г. многие турки, проголосовав за ПСР, выразили недоверие не столько прежнему правительству, сколько целому поколению политических лидеров. Несмотря на то что поддержка избирателей носила массовый характер и среди них оказались лица разных убеждений, главная избирательная база ПСР, равно как и ее руководящее ядро, - это те, для кого главной является исламская составляющая. Чтобы ни заявлял Т. Эрдоган, как сторонники, так и оппоненты ПСР видят в ней, прежде всего, исламскую партию. Турецкие военные сочли победу ПСР вторжением религии в сферу публичной деятельности. «С точки зрения военных, кемализм и исламизм не могут сосуществовать в едином идеологическом пространстве, наступление ислама подразумевает разрушение кемализма» (023, с. 60).
М. Эйюб (профессор Джеймс Мэдисон колледжа, Университет штата Мичиган, США) (024) обращает внимание на ряд парадок-сальных явлений, характерных для внутри- и внешнеполитической жизни Турции.
Первый парадокс заключается в том, что мусульманскому государству, которое Запад так стремился приблизить к себе (как наиболее демократическое и светское на Ближнем Востоке, как некий потенциальный мост между собой и исламским миром), вероятнее всего откажут в членстве в европейском клубе или, в крайнем случае, заставят дожидаться вступления в течение неопределенного времени, именно потому, что это государство - мусульманское. Автор отмечает, что европейцы точно опреде-ляют турецкую национальную идентичность. Отцам-основателям Турецкой Республики, несмотря на их глубокую убежденность и чрезвычайно жесткие методы, не удалось создать национальную общность только лишь на лингвистической, этнической и исторической основе. В период национального строительства эти «светские фундаменталисты» не обратили внимания на два важных внутренних противоречия. Во-первых, турецкую идентичность вообще невозможно было смоделировать без ссылки на ислам. «Как и в случае с другим мусульманским народом, малайцами, турецкая этно-национальная идентичность сложным образом переплетается с мусульманским вероисповеданием. Вы не можете быть турком, если вы
утверждены. В марте 2003 г. в результате довыборов Т. Эрдоган стал депутатом от г. Шиирт, а затем главой кабинета. А. Гюль получил портфель министра иностранных дел.
не мусульманин, разве что в случае, если вы официально отреклись от веры. Немусульманин может быть гражданином Турции, но не турком» (024, с. 455).
Во-вторых, сама по себе массовая мобилизация жителей Анатолии на борьбу с оккупантами в период войны за независимость (1919-1922 гг.) была возможна лишь под лозунгом джихада, борьбы с неверными. Мустафа Кемаль, которому Великое национальное собрание присвоило титул «гази», раньше, чем он стал именоваться Ататюрком («отцом турок»), сумел направить религиозные чувства сограждан в нужное русло. По сути, это была религиозная война, по результатам -национально-освободительная. «Исламская идентич-ность всегда была и остается естественной союзницей турецкого национализма, и большинству турок, вне узкого круга городской элиты, не приходит в голову противопоставлять одно другому» (024, с. 456).
Парадокс заключается также и в том, что один из основополагающих принципов новой Турции, светскость, не подразумевал разделения религии и государства. Так было и при самом Ататюрке, и при его последователях. В настоящее время вторым в стране по численности служащих (после Министерства безопасности) является Управление по делам религии. Мечети в Турции находятся на содержании государства. Оно же назначает, финансирует и контролирует всех имамов суннитских мечетей. Последние обязаны иметь государственный диплом о специальном образовании. Рели-гиозные учебные заведения также находятся на государственном обеспечении и под его непосредственным контролем. Управление по делам религии следит за содержанием проповедей, которые не должны нести в себе идей, подрывающих основы светской власти. В рамках контроля государства над религиозной сферой неуко-снительно соблюдается различие между выпускниками светских и религиозных учебных заведений. Благодаря противодействию светской элиты, стремящейся сохранить привилегированный статус светского образования и не допустить «просачивания» религии в высшие учебные заведения, не увенчались успехом попытки ПСР предоставить возможность выпускникам религиозных школ поступать в университеты. Таким образом, государство довольно эффективно контролирует религиозную жизнь большинства своих граждан, что отличает Турцию от других стран Ближнего Востока. Конечно, контроль касается, прежде всего,
официальных сторон религиозной деятельности, и в меньшей степени распространяется на неформальные структуры.
Когда в ноябре 2002 г. к власти пришла ПСР, обнаружился новый парадокс. Он касается изменения позиций традиционно влиятельной военной верхушки, а также ее отношений с новым правительством, сформированным на базе исламской ПСР.
Проанализировав опыт предшественников, ПСР назвала себя «консервативно-демократической» партией. Опасаясь обвинений в нарушении Конституции, она избрала для себя образ хранителя национальных традиций и духовной культуры, частью которой является ислам, не делая акцента на религиозной проблематике. Хотя руководители ПСР не скрывали наличия «родственных» связей со своими политическими предшественниками, ПБ и ПД, свою репутацию новый премьер-министр Т. Эрдоган и его соратники заслужили, главным образом, благодаря работе в руководстве муниципальных органов крупных городов, включая Стамбул и Анкару, успехам в осуществлении социальных программ и относительной неподкупности. Их умеренность во всем, что касается вопросов мусульманской религии, в значительной степени объяснялась желанием заручиться на выборах поддержкой возможно более широкой аудитории, чего, в конце концов, удалось добиться, ибо «число убежденных исламистов, поддерживающих ПСР, составляет не более 15% от электората» (024, с. 459).
Сразу после прихода к власти ПСР стала чрезвычайно энергично бороться за вступление Турции в ЕС. Одновременно турецкие военные, известные своей прозападной ориентацией, продемонстрировали явное охлаждение интереса к этой идее. Объяснение данного парадокса представляется довольно простым: членство Турции в ЕС, настаивающем на гражданском контроле над армией, грозит руководству вооруженными силами вытеснением с политической сцены. Более того, необходимость соблюдения гуманитарных прав, как непременное предварительное условие членства в ЕС, подорвет способность службы безопасности, этого «теневого государства», контролировать деятельность различных политических движений, в том числе и исламских. Поэтому не удивительно, что военные, традиционно выступавшие в роли гарантов сохранения светского государства, стали отходить от идеи членства в ЕС. В заявлениях, сделанных от имени руководства армии, все явственнее ощущаются «националистические», а точнее анти-европейские и антизападные настроения. Расхождения в позициях гражданского и
военного руководства по насущным проблемам внутренней и внешней политики М. Эйюб расценивает как сигнал об опасности, учитывая, что под давлением армии гражданские правительства смещались уже четыре раза (в 1960, 1971, 1980 и 1997 гг.).
Парадоксальным образом обозначилось отношение граж-данского и военного руководства к войне США в Ираке. В марте 2003 г. во время дебатов по поводу размещения американских частей на территории Турции исламская ПСР, добиваясь у парламента разрешения, демонстрировала готовность идти на риск ради сохранения близких отношений с Соединенными Штатами. В то же самое время военное руководство нарочито хранило молчание. Аналогичная ситуация повторилась в октябре 2003 г., когда ПСР с колоссальным трудом добилась от ВНСТ разрешения на посылку турецких войск в Ирак, а военные в нехарактерной для них манере оставили решение проблемы, затрагивающей интересы национальной безопасности, на усмотрение политического руко-водства. Единолично принимая на себя ответственность за столь непопулярное решение, как посылка войск против единоверцев в иракский суннитский треугольник, правительство ПСР подвергло себя риску лишиться поддержки части своих сторонников и заслужило всеобщую критику. Однако, полагает М. Эйюб, подсчитав все за и против, кабинет Эрдогана счел максимально выгодным для Турции во что бы то ни стало сохранить расположение США. Во-первых, это давало такие экономические преимущества, как получение займа у МВФ, к тому же на выгодных условиях. Во-вторых, правительство ПСР рассчитывало на то, что США используют свое влияние в Европе для ускорения процесса переговоров о членстве Турции в ЕС. В-третьих, и это самое главное, Соединенные Штаты, обладающие рычагами воздействия на зависимых от Пентагона турецких военных, смогут воспрепят-ствовать повторению ситуации 1997 г., когда правительство ПБ было смещено путем создания конституционного кризиса.
Еще один парадокс турецкой политики обнаружился в связи со взрывами, имевшими место в Стамбуле в ноябре 2003 г. По мнению большинства аналитиков, данный террористический акт был совершен лицами, связанными или непосредственно причастными к турецкой группировке «Хизбаллах». Эта террористическая органи-зация исламистского толка возникла в 80-х годах XX в. В течение двух десятилетий ее боевики, в подготовке и вооружении которых принимали участие турецкие военные, действовали в юго-восточных районах страны
в качестве своего рода «..."эскадронов смерти", ответственных за убийства по крайней мере пятисот активистов Курдской рабочей партии и представителей курдской интел-лигенции» (024, с. 462). После того как в 1998 г. был захвачен лидер сепаратистского движения А. Оджалан и волнения на юго-востоке Турции постепенно утихли, вооруженные исламистские груп-пировки оказались не у дел. Большинство лидеров боевиков были ликвидированы турецкими спецслужбами. Некоторой части удалось установить контакт с международными террористическими органи-зациями типа «Аль-Каиды» и начать войну с секретными службами, которые в свое время сами же их и взлелеяли.
В заключение М. Эйюб отмечает, что ПСР несомненно преуспела в доказательстве того, что можно жить, соблюдая традиции ислама, и не нарушать положений светской конституции. Она также показала, что поддерживаемое кемалистской элитой мнение о существовании дихотомии между секуляризмом и демократией является ложным и необходимо для оправдания секуляризма авторитарного толка. Современная Турция, будучи светским и демократическим государством, готова к тому, чтобы ее граждане, оставаясь мусульманами, могли бы стать также и гражданами ЕС. Если же на пути интеграции с Европой будут поставлены непреодолимые препятствия, Турции грозит активизация исламских экстремистов, ультранационалистических элементов и отход от курса на демократическую консолидацию. «Успех демократического эксперимента в Турции, - считает автор, - в равной степени зависит и от Европы, и от Соединеннх Штатов» (024, с. 463).
Работа Б. Турам (Гемпширский колледж, Школа социальных наук, Амхерст, США) (025) посвящена исследованию феномена самого влиятельного религиозного движения современной Турции, движения Гюлена, и основана на данных опросов, проводившихся автором в Стамбуле и в Алма-Ате с 1997 по 1999 г., а также после 2000 г.1
Община Фетхуллаха Гюлена появилась в Турции в конце 70-х годов в результате раскола ордена нурджу. Хотя основатель нурджу Саид Нурси (1873-1960) провозглашал в своих трудах идею «примирения религии и науки, веры и разума» (025, с. 265), его движение подвергалось преследованиям со стороны государства как сепаратистское и фундаменталистское.
1 См. о деятельности в Казахстане: 2005.02.012-013. Исламские движения в Центральной Азии, с. 47-52.
В отличие от своего предшественника Гюлен смог заручиться государственной поддержкой и придать своему движению статус общественной организации. В настоящее время это самое многочисленное исламское движение в Турции, хорошо известное и признанное за рубежом. Им основано более трехсот учебных заведений за пределами страны (более 20 из них - в Казахстане). Патронируемые Гюленом школы дают светское образование, основанное на новейших достижениях науки. Материальную базу движения обеспечивает стремительно растущая мусульманская буржуазия. Идеологи движения заявляют о том, что их цель - придать исламу новые силы путем осуществления широкомасштабных «гражданских проектов» в области образования, бизнеса, торговли, СМИ и здравоохранения.
С момента возникновения движения его адепты неизменно демонстрировали лояльность по отношению к светскому государству. Как правило, они не поддерживали на выборах представителей исламистских политических организаций, отдавая голоса правоцентристским партиям. Лишь в ноябре 2002 г. большинство сторонников Гюлена проголосовали за ПСР, с которой у движения обнаруживается явное сходство взглядов на внутреннюю и внешнюю политику, в частности на необходимость поддерживать и развивать сотрудничество с Западом, в особенности с США, и бороться за вступление в ЕС.
Несмотря на то что Фетхуллах Гюлен изначально испытал на себе влияние исламской секты, образованное им движение ничего общего с сектантством не имеет. Отсутствует особая процедура приема в члены организации. Присоединение к движению или выход из него, участие или неучастие в деятельности зависят сугубо от воли индивида. Движению, несмотря на его исламский характер, не свойственна враждебность по отношению к Западу. Напротив, призыв Гюлена к диалогу между цивилизациями, являющийся одним из девизов движения, сам по себе есть «вызов хангтингтоновой теории столкновения» (025, с. 267).
Общественная деятельность движения привлекает в его ряды большое число сочувствующих вне зависимости от социальной принадлежности, рода деятельности, политических убеждений и даже вероисповеданий (среди последователей Гюлена есть умеренные секуляристы и бизнесмены-евреи). Объяснение кроется в прагматической направленности движения. Его деятельность по осуществлению конкретных программ в области развития образования и торговли в свое время получила одобрение и поддержку со стороны
руководителей турецкого государства: Т. Озала, Б. Эджевита, С. Демиреля.
Гюлен является убежденным сторонником развития в Турции рыночной экономики. Его организация интегрирована в рынок, и образованные под ее эгидой институты носят абсолютно светский характер. Поэтому движение находит сочувствие в среде бизнес-менов, зачастую не знакомых с трудами Саида Нурси или самого основателя, ибо, как писал в июле 2000 г. журнал «Экономист», «.одной из составляющих успеха движения Гюлена является возможность сделаться состоятельным. Многие его последователи уже разбогатели» (025, с. 268).
Организационная структура движения Гюлена своеобразна. Это сосуществование некоего ядра движения - Общины - и множества периферийных образований. Фактически это два во многом противоположных, но взаимосвязанных мира.
Несмотря на провозглашаемые публично либеральные лозунги и требования уважать свободу личности, в сфере частной жизни члены Общины руководствуются строгими мусульманскими зако-нами, которые соблюдаются неукоснительно. За кулисами движения, внутри ядра Общины - в студенческих общежитиях и интернатах, в летних лагерях, в «Домах Света» (Ык Еу1еп), в семьях ведется воспитание в духе мусульманской морали, а личная свобода строго ограничивается. Под контроль Общины в рамках соблюдения основ мусульманского благочестия подпадает решение таких сугубо интимных проблем, как соблюдение правил гигиены, заключение брака, а также выбор друзей, литературы для чтения и тем для совместных обсуждений. Более того, в Общине строго соблюдаются традиционные для ислама сегрегация по половому признаку и неравенство полов. Однако все это ни в коем случае не распространяется на сферу общественной деятельности. На внешнем уровне проявляется исключительное уважение к свободе личности. Внутри Общины существует договоренность не акцентировать внимание на различиях между ее членами и теми, кто сотрудничает в периферийных структурах движения. Чем дальше от центра находятся последователи движения, тем больше к ним проявляется терпимости. Наивысшую степень снисхождения заслуживают неофиты. Главной чертой повседневной жизни членов Общины является необходимость поддерживать строгий порядок и дис-циплину. Те же, кто в самой Турции или за ее пределами работает в интересах движения из
альтруизма, не связаны какими-либо условиями. Таким образом, «внутреннее ядро гарантирует подлинную солидарность, а также сплоченность и ответственность в Общине (сешаа1), что открывает возможности для мобилизации широко разветвленной сетевой структуры в сфере общественной жизни (ееш1уе1)» (025, с. 268).
Терпимость, проявляемая в отношении основной массы последователей движения, несмотря на строгое следование ислам-ским нормам внутри ядра Общины, явно указывает на медленную и осторожную трансформацию внутри ислама, приспосабливающегося к новым условиям существования в рамках гражданского общества. По мнению автора, это является свидетельством в пользу того, что на смену догматизму приходят потребность в углубленном анализе, стремление определить свое место в меняющемся мире. Отказываясь от политики конфронтации, исламское движение вступает на путь поиска компромисса.
Реакция государства на расширение сферы деятельности движения не была однозначной. «Убежденные секуляристы» вос-приняли активность организации Гюлена в сфере просвещения как угрозу светской республике. Спор между сторонниками и противниками движения широко обсуждался в СМИ. В результате органам юстиции было поручено предпринять тщательное рассле-дование деятельности учебных заведений, основанных движением Гюлена. В ходе расследования проводилась ревизия финансовой документации и проверялось содержание социальных и культурно-просветительских программ. Со своей стороны, Гюлен не только оперативно предоставил всю необходимую информацию, но и выступил с предложением передать основанные движением школы государству. Сам факт полемики, развернувшейся вокруг учебных заведений Гюлена, и методы разрешения спорной ситуации свидетельствовали о появлении новой формы взаимодействия между турецким исламом и государством, которая коренным образом отличалась от традиционной практики репрессий государства в отношении исламских партий и движений.
Вердикт по делу Гюлена выносился на самом высоком уровне - в Совете национальной безопасности (СНБ). В марте 1998 г. вопреки ожиданиям «твердых секуляристов» СНБ принял решение сохранить за движением право создавать и курировать учебные заведения. Последователи движения были признаны «честными мусульманами», что в данном контексте следовало трактовать как «лояльные по отношению к
республике верующие граждане» в противоположность понятию «исламские фундаменталисты» (025, с. 272). Деятельность школ Гюлена, находящихся как на территории Турции, так и за рубежом, была проинспектирована комиссией из высокопос-тавленных военных и получила высокую оценку. Движение заручилось помощью государства для организации новых учебных заведений. Однако, несмотря на благоприятное разрешение кризисной ситуации, пострадавшим в результате оказался сам Ф. Гюлен. Он был обвинен в распространении фундаменталистких идей, что заставило его покинуть Турцию и переехать в США. Подобный исход, по мнению автора, свидетельствует о том, что процесс поиска согласия между исламом и государством протекает отнюдь не гладко.
Полевые исследования в Казахстане показали, что движение Гюлена действует там не от своего имени, а, представляя государство, создает сеть «турецких школ». Параллельно с учителями, командированными по линии Министерства просвещения, трудятся около 4 тыс. преподавателей Гюлена, которых турецкие СМИ называют «дипломатическими представителями турецкого госу-дар-ства» (025, с. 274). Такая практика объясняется не только прагматическими причинами (например, боязнью оттолкнуть родителей казахских учащихся исламской символикой). Она соответствует националистическим и великодержавным взглядам Ф. Гюлена, считающего Турцию потенциальной сверхдержавой. В своих работах он прямо пишет о том, что Турция должна распространять свое влияние на мусульманские страны, с которыми ее связывают общая история, а также близость языка и культуры. Под это определение, прежде всего, подпадают государства Центральной Азии. Все зарубежные школы Гюлена демонстрируют высокий уровень обучения, основанный на достижениях современной науки и педагогики, прекрасно оснащены. Занятия ведутся на английском и турецком языках. В то время как в стенах школ реализуются исключительно светские программы, в интернатах (проживание в которых по правилам школ Гюлена является обязательным) учащихся исподволь знакомят с мусульманской этикой и обычаями. Кроме того, в круг обязанностей преподавателей школ Гюлена входит обязательное посещение семей учеников и установление контакта с их родителями.
Автор особо отмечает, что движение Гюлена слабо пред-ставлено или вовсе отсутствует в арабском мусульманском мире и в Иране, но
довольно стремительно разрастается в молодых независимых государствах Центральной Азии, а также на Западе, включая и США. Примеры Турции и Казахстана дают ключ к пониманию механизмов взаимодействия современных исламских движений со светскими политическими институтами в условиях авторитарных режимов. Для обоих государств была характерна жесткая политика в отношении ислама. Возникнув в разных исторических обстоятельствах, она проявлялась в разных формах: в Турции - в виде авторитарного секуляризма периода ранней республики, а в Казахстане - в виде антирелигиозного тоталитаризма советского периода. Необходимость выживать в специфических обстоятельствах диктовала потребность в поиске особых способов существования. Успехи движения Гюлена, по мнению автора, связаны прежде всего с тем, что в противоположность большинству движений исламистского толка оно целенаправленно ищет пути примирения между исламской верой и жизнью в условиях светского государства.
Однако существует и обратная связь. Путь демократизации, по которому должна идти Турция, стремящаяся интегрироваться в ЕС, заставляет государство постепенно приспосабливаться к умеренным течениям внутри ислама при сохранении жесткого контроля над радикальными разновидностями исламских движений. Давление, оказываемое Западом, было в этом смысле весьма своевременным. Сегодня в Турции обновленный ислам становится краеугольным камнем экспериментов государства по созданию более стабильной и либеральной формы демократии.
Пример движения Гюлена показывает, какие перспективы открываются в мусульманском мире для развития демократии и гражданского общества. Он также заставляет задуматься о необходимости пересмотреть представления о светском государстве, основанные исключительно на европейском опыте.
Н.Б. Шувалова
2005.02.026. АГБУ О. ПЕРЕСМОТР НОРМ ФЕДЕРАЛИЗМА В СОВРЕМЕННОЙ НИГЕРИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ. AGBU O. Re-inventing federalism in post-transition Nigeria: Problems and prospects // Africa development. - L., 2004. - Vol. 29, N 2. - P. 26-52.
Автор (Нигерийский институт международных дел, Лагос) уделяет внимание необходимости плавной децентрализации властных полномочий,
