CC BY
33
ТЕМА № 4
ЮРИЙ НЕШИТОВ,
ведущий Клуба
«Технологическая рулетка»!
— обычно восклицает русский человек, впервые услышав о венчурном бизнесе. Однако первое впечатление ошибочно. Просто из того, что есть в житейском опыте, рулетка — наиболее близкий к венчур-
ному предприятию феномен. Игра, близкая по азарту и по величине выигрыша. Только вот вероятность его в венчурном бизнесе много выше, чем в рулетке...
Коренные различия между венчурным бизнесом и рулеткой проступают сразу.
Во-первых, если игрока на рулетке ведет слепая удача или сверхчеловеческая интуиция, то венчур — это достаточно рациональное занятие. Интуиция, безусловно, требуется, но это уже интуиция профессионального опыта, чутье при оценке идей и людей — иногда оно называется дальновидностью. А рациональность состоит в детальном изучении ситуации. В результате кропотливой работы маркетологов, технологов и прочих узких специалистов удается в разы(!) снизить неопределенность результата -- что в рулетке невозможно!
Второе отличие — призовой фонд. Удачный венчур существенно выше по отношению «выигрыш-ставка». И достается приз много чаще. Сопоставим.
РУЛЕТКА
Основное возражение математиков против игры в рулетку бесспорно — при каждой ставке вы отдаете казино 1/37. Указанное действие не зависит от того, на что вы делаете ставку (на равные шансы, или сложные комбинации), или что вы меняете при очередном запуске рулетки. Математическое ожидание вашего выигрыша всегда отрицательно, и чем дольше длится игра, тем вернее вы в этом убеждаетесь.
Не будем обсуждать системы, сулящие пошаговое обогащение за обычным игорным столом или в электронных казино. (Пусть специалисты в других местах оценивают шансы «мартингейла» и «Томаса Дональда»). Возможно, какие-то ухищрения и приносят свои плоды. Но не следует забывать, что казино строилось не для того, чтобы сделать богатым игрока. Казино строилось для того, чтобы сделать богатым его хозяина. Владелец казино собирает деньги игроков и с неумолимой вероятностью переигрывает их на поле многих испытаний.
Однако сколько можно выиграть в рулетку, овеянную очарованием великой литературы? В том случае, если удача улыбнется вам самой широкой улыбкой? Обсудим лишь такой пример: одна ставка на один номер. На что вы можете рассчитывать?
Вы можете выиграть в 35 раз больше, чем поставили. Вероятность этого выигрыша с небольшим округлением составляет 2,7 %. И чисто условное «нормирование» даст вероятность стократного выигрыша в один процент.
При этом необходимо помнить, что казино оч-чень аккуратно следит за максимальным размером ставок. Это принципиальное ограничение на данный вид азартной игры.
ЛОТЕРЕИ
Переведем взгляд на лотереи, существующие в разных видах и ипостасях. Есть Закон РФ «О лотереях», который устанавливает рамки для разных статей лотерейных расходов. По этому Закону в честной лотерее призовой фонд составляет около 70 % от суммы, вырученной от продажи лотерейных билетов. Подчеркиваем, в честной...
Значит, вероятность выигрыша, который в сто раз больше стоимости купленного билета, составит 0,7 %.(близко к «однопроцентному» результату казино, не так ли?) А выигрыша, превышающего затраты в тысячу раз — 0,07 % (для большей наглядности принимаем, что все выигрыши в каждом случае одинаковы). То есть, купивший лотерейный билет за рубль может выиграть сто рублей с вероятностью 0,7 %, а тысячу — с вероятностью 0,07 % процента.
При этом в лотерее нет ограничений как на размер выигрыша — говорят, что люди квартиры выигрывают — так и на размер ставки — билеты можно закупать коробками.
ВЕНЧУР
Что может дать венчурный бизнес по сравнению с этими стародавними играми? Он, предполагающий вложения в быстрорастущие компании и продажу своей доли по завершении этапа бурного роста, снимает сливки рыночного успеха новых технологий и продуктов. И стал, по крылатой фразе Джона Дорра, главы фирмы «Клейнер Перкинс», ведущего вен-
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
чурного фонда Силиконовой Долины « largest legal creation of wealth in the history of the planet»...
Если верить расхожим представлениям, из десятка стартовавших венчурных компаний одна-две «выстреливают», выходя на показатели, не ниже первоначального бизнес-плана. Одна-две — возвращают вложенные деньги без всякой прибыли (что у венчурных капиталистов считается провалом). Остальные 6-7 предприятий терпят полный крах. Скверно, да?
Однако венчурный фонд-середнячок, работающий по таким соотношениям, обычно выплачивает своим подписчикам по 30-40 % годовых. Эти проценты означают, что один «выстреливший» в своей десятке проект обеспечивает 300-400 годовых процентов (очень приблизительно, но порядок — тот.). Что, в свою очередь, показывает — стоимость компании, не обманувшей ожидания, десятикратно увеличивается каждые два года! Каждый вложенный в нее доллар превращается в десять через два доллара, а в сотню долларов — через четыре года. И вероятность такой метаморфозы чрезвычайно велика — «на вскидку» 10 %!
Выходит, венчурные проекты, которыми работают фонды-середнячки, в 15 раз надежнее самой честной лотереи. И в десять раз — рулетки в казино!
А как обстоят дела у выдающихся технологов и предпринимателей?
Вехи успехов: венчурный фонд Артура Рока был образован в 1961 году в еще незнаменитой Силиконовой Долине. Вложив три миллиона долларов, фонд вскоре вернул своим инвесторам девяносто. (Заметим, цифра относится не к одному удачному проекту, а к итогам работы фонда, включающей в себя и провалы тоже).
Абсолютным рекордсменом одного проекта остается, вероятно, Дон Валентино. Он приобрел в 1987 году пакет акций «Сиско Интернейшнл» за 2.5 миллиона долларов. Уже через год этот пакет акций производителя сетевых маршрутизаторов стоил три миллиарда.
Новости 2005 года. Skype, в который Тимоти Дрэпер вложил 10 миллионов (кроме него были и другие инвесторы, но суммы их инвестиций неизвестны) был куплен аукционом eBuy за 2,6 миллиарда — по августовской 2005 г. рассылке Warton School.
Значит, венчур — игра, где возможен выигрыш в тысячу раз. А в среднем, по многообразному опыту — с десятипроцентной вероятностью выигрыш оказывается в сто раз больше «ставки».
Почему существует такой огромный разрыв с лотереями и собственно рулеткой?
Лотереи, рулетка и скачки называются в теории «играми с нулевой суммой». В них выигравший забирает деньги проигравших. И больше вложенного другими игроками выиграть принципиально невозможно.
Этого ограничения в венчурном бизнесе нет. Мы берем деньги с рынка, не так ли? Идет игра с другими механизмами, с принципиально другой этикой (по-
бедителю достаются не деньги проигравших, а плоды собственного бизнеса — действия игроков друг от друга никак не зависят!), с другим возможным результатом. Это игра на берегу океана, где улов зависит от мощности технологии и от умения игроков — той компании, тех инвесторов, которые эту технологию запускают в оборот. Лишь человеческий азарт и жажда достижения останутся прежними.
РЕЗЮМЕ
Зачем эти досужие подсчеты?
Затем, что рано или поздно венчурный бизнес перейдет в новую ипостась. Причины этого очевидны.
Посмотрим на законодателей мод. Рожденная в ноябре этого года компания Powerset., претендуя на более совершенный — по сравнению с Google — способ переработки информации на естественных языках — привлекла в качестве ангелов — инвесторов расширенную (более десяти блестящих имен) звездную команду интернет-бизнеса США. «Рыцари Круглого стола» объединяются.
Значит, объединятся и те, кто попроще. На продвинутом Западе венчурный бизнес остается, по сути, бизнесом кустарей, которые использует Интернет только для скорости обращения электронных посланий. Конечно, среди этих людей есть истинные мастера своего дела — какими, например, были люди, созидавшие первые автомобили еще до изобретения конвейера. Но вопрос о кустарях в венчурном бизнесе остается — намного ли изменились процедуры отбора, экспертизы, презентации проектов за последние сорок лет?
Возросшая мобильность денежных средств — по сути, их подлинная демократизация, а также стремление ряда правительств повысить конкурентоспособность национальных экономик за счет их технологического роста, способны поменять устоявшиеся паттерны венчурного бизнеса. Венчурный бизнес вскоре станет игрой миллионов, миллионов малых инвесторов. Перемены не за горами.
Даже в России — в стране, где венчурный бизнес только нарождается — канал ТНТ собирается представлять предпринимателей, которые будут искать инвестиции у зрителей, поверивших в силу их идей. Конечно, такие инициативы не скоро добьются успеха, но они нащупывают дорогу к новым способам финансирования перспективных технологий. Московский физик Валентин Матохин говорит о работе сайта www.sib.inage.ru (в создании которых он принимал непосредственное участие): «Это коммьюнити само способно дать оценку технологических предложений, поступивших от своих участников. Сегодня это самый дешевый и эффективный способ первичной экспертизы проектов и подготовки их к дальнейшему продвижению».
Будем внимательней к росткам нового — они почти незаметны, но они набирают силу...
КОММЕНТАРИИ
ALiSTAiR BRETT
Consultant, Oxford Innovation, Ltd
http://www.oxin.co.uk/
О венчурном бизнесе в России
Станет ли в России венчурный бизнес игрой? Когда предприниматель рассчитывает на выигрыш, то под выигрышем понимается решение уже существующей проблемы потребителя или удовлетворение какой-то формирующейся потребности. Денежный выигрыш — всего лишь бипродукт, возникающий при таком подходе. Многократно подтверждено, что если единственная цель предпринимателя — сделать деньги, то его предприятие обречено на провал.
В 1990-х годах в России было слишком много игр «с нулевой суммой», когда российские компании оказывалась проигравшей стороной — при явном преимуществе западных фирм, имеющих опыт в коммерциализации технологий, в управлении интеллектуальной собственностью, финансами, и в других бизнес-практиках. Эти времена оставили в России горькое послевкусие.
Если венчурный бизнес рассматривать как игру, то это должна быть игра с общими победами (win-win game), а не «с нулевой суммой». Иного выбора не существует.
И эта игра должна иметь достаточно разумные правила, чтобы творческий потенциал предпринимателя был реализован, а его нелегкие усилия вознаграждены. Иначе это будет не игра, а нечто печальное и опасное. При этом следует учесть, что подозрительность и взаимонепонимание, возникающее у российских ученых в отношениях с потенциальными партнерами и инвесторами, слишком серьезны, чтобы они могли быть решены в рамках игровой модели. Здесь особую роль играют надежные посредники и — что очень важно — включение всех участников в сеть личных связей (хотя, возможно, какие-то решения могут быть основаны на алгоритмах компьютерных игр с большим количеством участников...).
Для некоторых игр и приключений риск является неотъемлемой составляющей.
Рулетка приятно возбуждает игроков. Но те из нас, кто не любит терять нелегко зарабо-
танные деньги, понимают различие между «шансом» и «риском». Альпинист не делает азартной ставки на собственную жизнь, а принимает рассчитанные риски. Для многих предвкушение успеха при достижении каких-то целей может быть тем же, что и азартная игра, но более удовлетворяющим и приемлемым, поскольку успех приходит благодаря тщательной оценке и расчету, а не случайным образом.
Хотя обсуждаемая «игровая» концепция может быть полезна в качестве умозрительной схемы, думаю, что она слишком зыбка, и не включает в себя принципиальных элементов игры с общей победой (win-win game). В последнем случае важна тщательная оценка — где и каким образом некая ценность может быть создана, как ее выращивать и оберегать, как снизить риски.. Разговор о снижении рисков поднимает вопрос о роли традиционного венчурного капитала в России. Как он сможет в ней работать — в виде игры, или как-то иначе? Я имею в виду инвестиции в старт-апы, или в последующие стадии развития технологических фирм.
Хотя Россия имеет значительно более серьезную научную и технологическую базу, чем Индия или Китай, она не порождает бума, который создают сегодня эти страны. Почему? Я постоянно бываю в России с 1993 года и думаю, что ее возможности по созданию глобальных предприятий намного выше, чем в Китае или Индии. Но, вероятно, это должно идти не через венчурный бизнес в западном стиле — по крайней мере, не в самом начале развития индустрии. Здесь должны развиваться альтернативы традиционному венчурному инвестированию.
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
АЛЕКСЕЙ ЗОЛОТЕНКОВ
Менеджер инновационных проектов ООО «Технологический Инкубатор Томского Политехнического университета»
Психологический аспект венчура
С приведенными расчетами согласен. Хотел только заметить, что как рулетка, так и лотереи — это не способы зарабатывания денег. Скорее это способы «купить молодость», вспомнить лучшие дни. Отчасти это справедливо и для венчурного финансирования. В самом начале бизнеса все ощущения очень остры. И заметно отличаются от офисной рутины. Поэтому данный психологический аспект важен для понимания сути венчура.
Кстати, по моему мнению, именно с этим связаны ошибки в построении венчурного бизнеса, когда задачи управления бизнесом и грамотной оценки рисков уходят на второй план, а предпринимателя увлекает стихия риска.
Автор пишет чересчур гладко — по-американски, что ли. Факты, в общем, известные, и трудно с ними не согласиться. Но есть некоторые сомнения.
Когда я прочитал пассаж про игры с нулевой суммой, я вспомнил своего знакомого немца, Йошку. Он получил наследство, и все деньги вложил в акции ДОТ-комов. Разумеется, он все потерял.
Поэтому я бы разделил в данном случае два принципиально разных механизма создания стоимости бизнеса. Первый механизм — это увеличение стоимости бизнеса вследствие зарабатывания добавленной стоимости, которая, при удачной конъюнктуре, может быть достаточно высока, но с учетом особенностей налогообложения бизнеса, все же не может составить тысячи процентов. Это — честная игра.
Второй механизм — повышения стоимости активов при их размещении на бирже. Вот эта часть является игрой с нулевой суммой, поскольку на бирже добавленная стоимость не создается, А ПРОИСХОДИТ ЛИШЬ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДЕНЕГ.
Именно в этой части и происходят фантастические выигрыши. Но насколько они честны? По-моему, у Г. Гаррисона в трилогии о крысе из нержавеющей стали есть достаточно логическое обоснование, почему нужно грабить банки: вклады в банках застрахованы, поэтому при ограблении вкладчики не пострадают. А страховые компании и так получают весьма высокие прибыли. Даже если они и компенсируют ущерб, то все равно не обанкротятся. Учредителями страховых
компаний являются весьма небедные люди. Если они не получат пару копеек дивидендов, то ничего страшного не случится.
Мне кажется (судя по моим разговорам с представителями венчурного бизнеса), что многие венчурные предприниматели рассуждают подобным образом. Именно эта легкая аморальность и вызывает снова ассоциации с игорным бизнесом.
Вот здесь мы плавно переходим к миллионам инвесторов. Уже сейчас тема инвестиций в инновации весьма успешно окучивается рядом жуликов. Создаются «клубы инвесторов», рассказываются сказочки, даже выплачиваются некие дивиденды (из инвестиций новых членов клуба инвесторов). Не знаю как в Петербурге, а в Томске уже было три или четыре таких «инвестиционных» компании.
Волна, которую «гонят» средства массовой информации и безответственные политики, скорее отвлекает внимание от существующих проблем, чем повышают конкурентоспособность существующих компаний. В России нет рынка для инновационных продуктов, поскольку большинство этих продуктов требуют промышленной инфраструктуры и живой промышленности, которой в России уже практически нет. Есть невнятная промышленная политика правительства, не вполне уверенного, зачем нужны обрабатывающие отрасли, если на газе можно поднять денег в разы больше? Есть переход к пакистанской модели общества, когда 10% населения получают 90% доходов, а все что остается в провинции — эдакая «Триада Гетчинсона» — евроремонт, сетевой маркетинг и секс-услуги.
Вранье в профессиональном инновационном сообществе уже стало нормой. Пока в нем «пилятся» бюджетные деньги, это еще как-то по-человечески понятно. Но вот когда в него будут привлекаться деньги наивных обывателей, привлеченных рассказами о чудесных доходах, это вранье станет аморальным в квадрате. Еще раз вспомнил моего знакомого Йохана. Он так и не понял, почему с ним все произошло именно так...
ВЛАДИМИР МОИСЕЕВ
предприниматель
У каждого бизнеса свои законы
Технологическая рулетка — такие ассоциации действительно приходят в голову при словах «венчурный бизнес». Но на самом деле такой рулеткой являются игровые автоматы или электронные казино. И вряд ли кто называет это бизнесом — для игрока, конечно. Баловство это. Или болезнь, но никак не бизнес. Владелец — это другое дело. Для него это точно бизнес.
У любого бизнеса есть свои законы, позволяющие вести его успешно. Хоть игровой, хоть автосервис, хоть ларек на улице. И у владельца практически любого бизнеса возможностей его потерять — гораздо больше, чем сохранить и приумножить. Но много людей умудряется создавать и растить свои бизнесы. И получается! И эта игра — «с ненулевой суммой»
В рулетке вероятность систематического выигрыша — почти 50%, но уж больно просто все кажется — пришел, сделал ставку, получил результат (хоть и не всегда). И эта простота и очевидность притягивает, хотя еще в школе считали вероятность выигрыша.
Тебе лично может повезти. Здесь и сейчас. Но известно, что способа стабильно выигрывать не существует. А казино — не самые бедные предприятия.
Венчурный бизнес действительно чем-то похож на рулетку. В первую очередь — кажущейся простотой. Нашел симпатичный проектик, вложил в него деньги и — выиграл. Или проиграл.
Фокус в том, что здесь способы оставаться регулярно в «плюсе» — есть. Причем, не за счет того, что кто-то остался в «минусе», а за счет того, что жизнь многих людей стала чуть лучше.
Есть у этого бизнеса свои законы. Как всегда, все дело — в деталях: как нашел проект, как в него вложил, как вел, как вышел из проекта. И западный опыт это наглядно показывает. Рентабельность этого бизнеса может быть выше, чем у Газпрома или Лукойла, сидящих на огромных природных ресурсах и нефтяной (газовой) трубе. Надо только понять, «как это надо делать», какая стратегия и тактика ведут к успеху.
АНДРЕЙ ФЕДОТОВ
директор по развитию предприятия НПФ «Элан-Практик»
Не надо сравнивать Россию со Штатами и ЕС
Согласен с тем, что венчурный бизнес — высокодоходный бизнес.
Мои соображения в связи с затронутой темой таковы: ни в коем случае нельзя сравнивать США, ЕС и Россию!
Если посмотреть статистику по России (см. «Обзор рынка прямых и венчурных инвестиций за 2005 год», Аналитический сборник РАВИ, 2006), то структура вложений по отраслям промышленности вроде бы соответствует мировой — большая часть (36,1%) инвестиций вложено в 1Т. За рубежом в процентах не меньше, но суть не в этом.
Если посмотреть на объекты вложений, то становится понятно, что это — инвестиции в развитие сетей сотовой связи, приобретение активов связистов,
развитие сетевой торговли мобильными телефонами и т.п. Где здесь риски?
Собственно «венчурного» (вложения в новые высокотехнологичные компании на ранних стадиях или на стадии расширения) наберется в этой отрасли не более 5 % .
То, что следом за 1Т идет потребительский рынок (20,9%) и легкая промышленность (7,9%) также говорит о многом — все, что сегодня бурно развивается за рубежом — биотехнологии, медицина, новые материалы и промышленное оборудование — мало интересно венчурным компаниям, работающим на российском рынке. Им нужны либо явные «звезды» на ранних стадиях (таких очень мало, а селекция требует больших усилий), либо уже сформировавшийся
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
средний бизнес с годовым оборотом не менее 10-15 млн. долларов.
Очевидно, что за пакет акций в 30-40% интересно вкладываться только тогда, когда компания явно «выстреливает» через два-три года, либо объем привлекаемых в одно предприятие инвестиций больше 5 млн. долларов.
Не думаю, что в ближайший год- два в России сформируется широкая база инновационных предприятий, обладающих вышеуказанными критериями.
Не согласен с тем, что заниматься венчурным бизнесом легко.
Нелегко и венчуристам, и потенциальным объектам инвестиций. Венчурные инвесторы — финансовые аналитики, а риск инвестиций в России по-прежнему высок. Чтобы сделка состоялась нужен «верняк». Таких компаний в сфере высоких технологий в России еще мало. По крайней мере, наша скромная фирма, занимаясь нанопокрытиями, участвует в венчурных ярмарках с 2003 года, и о серьезных предложениях речь никогда не шла — главным образом потому, что мы не подходим ни под первый, ни под второй критерий.
ИЗ ЗАПАСНИКОВ
АНАТОЛИЙ БЕЛЯЕВ
Бывший главный конструктор СКБ «Газстроймашина», изобретатель
Мы могли делать неплохие машины...
Пик моей производственной деятельности пришелся на 70-тые годы. Тогда наш главк Миннефте-газпрома (так назывались крупные научно-производственные объединения) участвовал в масштабном расширении объемов добычи и экспорта нефтегазового сырья. Наше специальное конструкторское бюро занималось проектированием и выпуском машин, обеспечивающих прокладку трубопроводов большого диаметра. Начиналась интенсивная разработка недр Ямала, нефте- и газопроводы тянулись в Европу. Строительство нефтепровода «Дружба» (трасса Помары-Уренгой-Ужгород) было ударной стройкой всей страны.
По тогдашней технологии нитка трубопровода сваривалась на месте из труб шестиметровой длины. Перед «Газстроймашиной» стояло несколько проблем. Трубы поступали на трассу в самом неприглядном виде: с заводскими заусенцами, с ржавчиной от долгого и безобразного хранения, просто забитые и перемазанные грязью при транспортировке. Их надо было для начала просто чистить — что в тундре было дело непростым. Использовать всем известную «пес-коструйку» было невозможно — песка в тундре нет. Очищать от ржавчины кислотой — куда девать стоки? Воды вокруг было много, но все это была стоячая вода, озера. Мы и так сильно «поломали» Ямал. Кроме того, трубопровод надо было изолировать от грунтовых вод. Для этого необходимо было наносить гидроизоляцию, которая делалась вручную, кистями.
СКБ спроектировало и выпускало три вида машин: очистные, изоляционные и комбинированные, которые могли выполнять обе задачи. Почти все технические решения были самостоятельными — применительно к нашим условиям. Механическая очистка «ежиками» — круглыми или плоскими щетками с проволочным ворсом, и обертывание труб специальной полимерной полосой было непростыми для труб большого диаметра, но, в общем-то, ординарными решениями. Одним из интересных решений, считаю, была «жировая машина» для гидроизоляции труб большого диаметра — 1400 мм. При прокладке трубопровода не в вечной мерзлоте, а на поверхности, на стальных опорах, она наносила специальный гидроизолирующий слой таким образом, чтобы он не стекал с трубы — что было неизбежно при нанесении его кистями в поперечном направлении. Если же на поверхности трубы создавалась своеобразная «елочка» из тонкого и утолщенного слоев (причем выполнялась она без каких-либо поперечных перемещений), то стекания изолята на землю не происходило. При этом его общий расход не увеличивался! Наша машина в опытном варианте имела производительность около 600 метров обработанной трубы в час — тогда как вручную бригады за смену делали 10-20 метров.
Машина была хороша и почти получила золотую медаль на ВДНХ. «Почти» — потому что была не серийной, а представляла экспериментальный образец, сделанный под проект трубопровода. Так тогда было
поставлено дело в газовой отрасли. Не знаю, являлось это частью общей технической политики, или инициативой нашего непосредственного шефа в министерстве Юрия Альбертовича Аренда, но он ставил вопрос таким образом: при запуске проект должен быть обеспечен всей необходимой техникой: «За нами дело не станет!». Возможно, такая предупредительность проистекала из простого желания выслужиться, а, возможно, каким-то образом связана с давней советской традицией разработки новых танков или самолетов, когда лучшие конструкторские бюро получали одинаковые задания, а потом из нескольких вариантов решения выбирался лучший. Конечно, этот подход влетал в копеечку, и не могу судить, насколько оправдана подобная практика для гражданского строительства. Знаю только, что сейчас при больших проектах тоже не ждут, пока он будет завершен целиком, а какие-то вещи, которые при его реальном воплощении потребуются, прорабатываются параллельно, и они порой корректируют основной проект. Время, которое экономится, бывает дороже затрат на параллельное проектирование.
.В общем, золотой медали нам тогда не дали. А в серию машина не пошла, потому что сам проект трубопровода большого — 1400 миллиметров — диаметра, идущего на поверхности почвы, был отвергнут по соображениям общей безопасности. Нынешние же технологии строительства трубопроводов ушли от многошовной сварки и устройства изоляции трубопровода на месте. Сейчас нить трубопровода набирается из плетей 36-тиметровой длины, которые уже «упакованы» в изолирующий пластик, и на месте остается только изоляция сварных швов этих плетей да шпаклевка отдельных повреждений. Все это — уже не наши технологии.
В те же 70-е годы мы делали машины для прокладки трубопровода не только в тундре, но и в скальных породах. Эти машины изготовлялись для строительства трубопровода в Иране. На юге главный упор делался не на гидроизоляцию, а на защиту трубы от возможных механических повреждений в скалах. Защищал японский пластик, похожий на линолеум, которым обматывались трубы. Над этой машиной пришлось основательно потрудиться: мы ломали ее несколько раз, давая запредельные нагрузки. Летели шпули, оси...Затем невыдержавшие детали и узлы усиливались, чтобы «там», в Иране, уже ничего поломаться не могло. Насколько знаю, и не ломалось. Вообще наша техника создавалась с расчетом на ускоренную амортизацию. В прежние времена после завершения тысячекилометровых этапов строительства ее просто бросали на трассе. Даже обидно, что требования к дизайну и экономичности были минимальные: «Ребята, лишь бы не ломалось!». Это был общий стиль строительства. Вспоминаю: по инструкции сваренный трубопровод должен был подниматься краном на специальных «полотенцах» — не повредить бы — и бережно укладываться в подготовленную траншею. Но очень час-
то просто подъезжал бульдозер — и сталкивал один участок трубопровода вниз, а дальше он валился в траншею самостоятельно.
Та техника, естественно, уже ушла, ушел и я на пенсию. Но приятно, сознаюсь, вспомнить, что из сорока моих авторских свидетельств в «железе» довелось увидеть чуть ли не половину. Для конструктора это немало.
Поиск конструкторских решений не оставляет меня — все-таки как специалист я натренирован на решение новых задач. Сейчас подготовил два новых устройства: замок, который нельзя открыть ничем, кроме его собственного ключа, и противоугонное устройство для автомобиля.
Замок — чистая механика, но — по надежности на порядок превосходит то, что сегодня имеется на рынке. Согласен, когда говорят, что надежность замка измеряется только временем, которое требуется умелой руке с отмычками для его вскрытия. Возможно, каким-то образом можно вскрыть и мой замок, но все известные мне схемы использования отмычек в этом случае принципиально не срабатывают.
А противоугонное устройство не позволит злоумышленнику не только включить мотор, но и просто занять место водителя. Даже если с заднего сидения он может дотянуться до руля, до ножного управления никому не дотянуться. Судя по милицейским сводкам об угонах автомобилей, такое устройство представляется сегодня нужной вещью.
И сложность для меня, как автора, одна — прямой контакт с потенциальным производителем подобного оборудования, следующим, как говорят на Западе, «добросовестной деловой практике». Эта практика в отношении технических новинок и интеллектуальной собственности у нас еще не устоялась. Обе конструкции патентоспособны, однако патент в нынешних российских условиях не может считаться надежной защитой. Поэтому патентование подобных технических решений бессмысленно — будут делать и продавать все, кому не лень. Тут должен «включиться» достаточно крупный производитель, который своей ценовой политикой и масштабами производства смог бы удержать на рынке эти конструкции за собой.
Конечно, по сравнению с деньгами, которые «прокачиваются» через нефтяные и газовые трубы, проложенными нашими машинами в свое время, прибыль от таких устройств скромнее. Но это десятки, а то и сотни миллионов долларов, что для сферы металлообработки вполне приличные деньги. Жаль, что рынок спроса и предложений для таких технических новинок в России отсутствует — ведь не я один нахожусь в подобной ситуации. Сможет ли этот рынок сложиться когда-нибудь сам по себе, без какого-то государственного вмешательства? И что должно в стране произойти, чтобы этот рынок сложился?
. А пока страдают люди, у которых взламывают квартиры, и организации, у которых вскрывают сейфы и хранилища. Машины же угоняют и у тех , и у других.
ИННОВАЦИИ № 11 (98), 2006
