CC BY
22
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Архим. Михаил
Сумасшествие, как повод к разводу
Опубликовано:
Христианское чтение. 1906. № 11. С. 832-853.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Сумашествіе, какъ поводъ къ разводу.
ВЪ ПРОШЛОМЪ ГОДУ мы начали рядъ статей «О поводахъ къ разводу». Интересы дня заставили насъ от-Чэ дать мѣсто другимъ болѣе злободневнымъ вопросамъ и § темамъ и мы пріостановили продолженіе статей.
[ Но вотъ теперь возбужденный нами вопросъ—самъ становится вопросомъ дня. Въ министерствѣ юстиціи разработанъ проектъ о передачѣ бракоразводныхъ дѣлъ въ вѣдомство гражданскаго суда—и, въ связи съ этимъ проектируется пересмотръ закона «О поводахъ къ разводу».
Авторъ этихъ строкъ и самъ съ своей стороны намѣренъ будировать данный вопросъ въ законодательныхъ сферахъ.
Очевидно, что теперь возбужденіе его въ печати болѣе чѣмъ современно. Только обсужденіе реформы въ печати до законодательнаго ея рѣшенія можетъ охранить ея хотя отчасти отъ односторонности, чрезмѣрной робости или чрезмѣрной радикальности.
Исходнымъ пунктомъ всѣхъ нашихъ разсужденій будетъ проектъ новаго уложенія, такъ какъ онъ конечно, ляжетъ въ основу всѣхъ будущихъ работъ. Мы обязаны исходить изъ него и потому, что какъ бы то ни было — это результатъ 30-лѣтней работы.
Проектъ новаго уложенія, считаетъ «недостаточно осторожнымъ» внести въ число поводовъ къ разводу неизлѣчимую душевную болѣзнь одного изъ супруговъ.
Осторожность—драгоцѣнное свойство въ законодателѣ: его
задача охранять, стеречь интересы и благо народа и отдѣльныхъ гражданъ, и потому онъ долженъ быть «сторожкимъ».
Однако, бываетъ н нехорошая, «злая» осторожность.
Съ такой осторожностью мы имѣемъ дѣло въ данномъ случаѣ.
Проектъ новаго уложенія не скрываетъ, что въ данномъ случаѣ онъ конкуррируетъ съ осторожностью германскаго уложенія въ первой его редакціи.
«Составители первой редакціи проекта германскаго уложенія (Мотивы, IV, стр. 570 и 571)—читаемъ въ «Объясненіяхъ къ проекту» не упускали изъ виду что продолженіе брака, несмотря на неизлѣчимую душевную болѣзнь супруга, можетъ грозить опасностью благосостоянію семьи благу дѣтей, а также нравственности другого здороваго супруга, который не имѣя возможности брачнаго сожитія съ своимъ супругомъ, можетъ вступить во внѣбрачное сожитіе; вмѣстѣ съ тѣмъ составители проекта признавали, что оставляя даже въ сторонѣ вопросъ о томъ, насколько просьба о разводѣ при данныхъ условіяхъ соотвѣтствуетъ нравственному назначенію брака—самое разрѣшеніе важнѣйшаго въ данномъ случаѣ вопроса, является ли душевная болѣзнь супруга неизлѣчимой, представляетъ такія трудности, что фактически невозможно провести опредѣленную грань между случаями, въ которыхъ разводъ допускается п тѣми, въ которыхъ онъ не допускается».
Очевидно, что указанной цитатой редакторы нашего уложенія хотѣли сказать, что ихъ мысль текла тѣмъ же путемъ, что они согласны съ редакторами германскаго уложенія.
Но они желаютъ быть еще осторожнѣе.
Не «оставляя въ сторонѣ», а наоборотъ, выдвигая впередъ «соотвѣтствіе закона нравственной идеѣ брака», они дополняютъ требованіе гарантированной неизлѣчимости еще требованіемъ, такъ сказать, полноты «болѣзни».
«Бракъ возлагаетъ на супруговъ обязанность взаимнаго попеченія и помощи другъ другу (ст. 108); эта обязанность имѣетъ наибольшую важность, если супругъ, въ виду болѣзненнаго своего состоянія, въ особенности нуждается въ поддеряскѣ со стороны наиболѣе близкаго ему лица». Поэтому представлялось бы, по мнѣнію редакціонной комиссіи, воз-можнымъ допускать разводъ только въ томъ случаѣ, когда пе только перестало существовать нормальное душевное единеніе между супругами, но когда также болѣзнь супруга достигла
такой степени, что не въ состояніи сознавать значеніе развода и разлуки съ другимъ супругомъ, и что, въ виду выяснившейся необходимости помѣстить больного въ лѣчебное заведеніе личныя заботы о немъ здороваго супруга для него представляются безразличными».
Идя далѣе,-—комиссія склонна и самое «понятіе неизлѣчимости» истолковывать шире чѣмъ его обыкновенно толкуютъ въ смыслѣ полной невозможности даже временнаго и не полнаго улучшенія въ здоровьи умалишеннаго. «Указанное состояніе могло бы служить основаніемъ въ томъ случаѣ»—пишетъ комиссія, «если бы несомнѣннымъ образомъ было доказано, что оно никогда не можетъ улучшиться, такъ какъ въ противномъ случаѣ допущеніе развода представлялось бы величайшею несправедливостью по отношенію супруга, постигнутаго болѣзнью».
И въ концѣ концовъ результатъ слегка противорѣчуіцій даже тому, что «представлялось» возможнымъ для комиссіи ранѣе.
Точка зрѣнія какъ видимъ—очень ясная:
Подведенъ балансъ: съ одной стороны благосостояніе
семьи, благо дѣтей и т. д., съ другой справедливость — жалость къ больному—въ связи съ «обязанностью уваженія» къ моральной идеѣ брачнаго союза. Вторая скала перетянула. Нетрудно видѣть, что на чашкѣ вѣсовъ—перетянуло въ сущности это послѣднее соображеніе: естественное и законное, по существу, уваженіе къ идеѣ супружеской взаимности, полнаго раздѣла «брачной чаши», которая лежитъ въ основѣ брака.
Говоря иначе мы имѣемъ дѣло съ общей тенденціей комиссіи быть вѣрной народно-религіозному взгляду на бракъ.
«Русскій бракъ построенъ на началахъ религіозныхъ. Исходя изъ того, что бракъ есть таинство, расторженіе его можетъ быть допущено только въ случаѣ нарушенія святости брака».
Эта мысль г. Завадскаго высказаная въ засѣданіи Кіевскаго Юридическаго Общества при обсужденіи доклада Сергіевскаго *)—принята и комиссіей.
Здѣсь, какъ въ каждомъ почти вопросѣ брачнаго права, подлежавшемъ обсужденію комиссіи, побѣдило и законодательствуетъ фальшивое пониманіе идеи брака какъ, «таинства».
') Право 1899 г., № 15, стр. 797—798. Докладъ Сергіевскаго.
«Всѣ, допускаемые нашимъ законодательствомъ, поводы къ разводу, вытекаютъ изъ этой столько этой идеи»—говоритъ Завадскій. Тоже повторяетъ н комиссія.
Не намъ, конечно, представляющимъ церковную сторону, пороться противъ охраны моральной высоты брака.
Но во имя этой моральной высоты брачнаго института мы и протестуемъ противъ аргументовъ комиссіи; мы утверждаемъ, что именно па другой, противоположной скалѣ вѣсовъ н лежитъ «огромная цѣнность святости брачной идеи».
Бракъ, въ церковномъ смыслѣ, есть сожитіе, союзъ двухъ «душъ», живущихъ одной общей жизнью.
Стоя на этой точкѣ зрѣнія, Церковь православная прелюбодѣяніе, моральное разложеніе брака, считала и считаетъ болѣе энергичнымъ его разрушеніемъ, чѣмъ смерть одного изъ сѵируго въ.
Но сумашествіе? — Это конечно тоже болѣе чѣмъ смерть. Оставаясь въ сферѣ церковной метафизики (необязательной, конечно, для гражданскаго права), мы можемъ утверждать, что послѣ смерти еще живы духовныя связи между супругами. При сумашествіи одного изъ супруговъ ихъ нѣтъ.
Здѣсь у одного изъ супруговъ нѣтъ «души», нѣтъ сознанія, онъ умеръ духовно. Слѣдовательно, нѣтъ и брака...
Мало того, если другая сторона ищетъ развода съ больнымъ супругомъ, то ясно, что и въ другой половинѣ подорвано желаніе брачнаго союза въ свою очередь представляющее необходимое условіе нравственнаго брака.
Мы полагаемъ, что гораздо вѣрнѣе чѣмъ Завадскій или комиссія понималъ христіанство, напримѣръ, Оболенскій читавшій докладъ въ другомъ Юридическомъ Обществѣ *).
«Идеальное воззрѣніе» на бракъ какъ на духовный союзъ, явилось—говоритъ этотъ юристъ—уже въ эпоху христіанства, возложившаго на вступающихъ въ бракъ обязанность проводить всю жизнь неразрывно съ цѣлью рожденія и воспитанія дѣтей, а также взаимопомощи не только нравственной, но и житейской.
И съ точки зрѣнія, этого идеальнаго пониманія брака супружескаго союза при психической болѣзни одного изъ супруговъ. въ дѣйствительности не существуетъ, такъ какъ при такомъ союзѣ не можетъ быть выполнена идея брачная, ностроен-
) Журналъ министс]). юстиціи 1899 г., кн. 3, стр. 23/.
пая христіанскою церковью и гражданскимъ долгомъ. Такой бракъ есть фикція, не осуществляющая словъ Евангелія «будутъ два одною плотію».
При такихъ бракахъ нѣтъ семьи не только въ смыслѣ «союза двухъ», но п семьи въ смыслѣ «маленькой церкви», церковно-общественной ячейки, рожденія и воспитанія новыхъ гражданъ міра. Дѣти здѣсь не могутъ получить должнаго воспитанія, лишаясь нравственной поддержки отца или матери. Мало того, подвержены страшной опасности унаслѣдовать отъ родителей недобрую психологическую конституцію.
Бракъ съ психически больнымъ преступленіе противъ идеи брака.
Къ автору этихъ строкъ три года тому назадъ (въ 1902 г. ) приходитъ одинъ молодой человѣкъ, кончающій (теперь окончившій) курсъ въ спеціальномъ высшемъ заведеніи *).
Суетъ рукопись въ видѣ толстой ученической тетради. Что такое? Зачѣмъ? Оказывается, что это дневникъ, и при томъ какой дневникъ.
Писалъ кто-то, повидимомѵ, въ дикомъ и опасномъ бреду: весь дневникъ пропитанъ безуміемъ. До брака это дневникъ только сумасшедшей, глубоко развращенной и изобрѣтательной въ «умственномъ онанизмѣ» дѣвушки. Дѣвушка живетъ въ воздухѣ полового желанія, нездороваго, изысканнаго, противоестественнаго. Она рисуетъ цѣлыя картины тонкаго и осложненнаго разврата со всѣми подробностями, какія подсказывала «голодная» мысль. И рядомъ здѣсь страницы, полныя острой ненависти къ семьѣ, роднымъ, жениху... Все это прерывается настоящимъ безсвязнымъ и безсмысленнымъ бредомъ и циничными угрозами по адресу жениха, которыя почти вездѣ переходятъ въ жалобы.
Послѣ брака дневникъ нельзя уже читать. Цинизмъ, распущенность «познавшей», нашедшей отвѣтъ мысли, такой углубленный цинизмъ, что становится жутко. Всѣми буквами описываются сцены, какія не захотѣлъ бы описать Гѵисмансъ. Откровенно называются имена любовниковъ, дается характеристика каждому. И тутъ же истерическая ненависть къ мужу,
Д Считаемъ возможнымъ указать на этотъ фактъ въ серьезно!'! работѣ потому, что дневпикъ вошелъ „въ составъ бракоразводнаго дѣла“, которое хранится въ архивѣ Ов. Синода (годъ 1902).—Дѣло студента спи. горнаго института К—а „о признаніи недѣйствительнымъ брака его съ М.~. Достать ото дѣло для дополнительныхъ справокъ—де удалось.
родившаяся также изъ половыхъ мотивовъ, выкрики ио его адресу, что-то о иеудавшемся самоубійствѣ. И снова бредъ, безсвязные стихи, афоризмы.
На меня дневникъ произвели впечатлѣніе кошмара. «Красный смѣхъ», который тогда былъ въ модѣ,—блѣдная, слабая вещь сравнительно съ дневникомъ. Весь дневникъ какая-то «гримаса».
Искаженная, жалкая, больная, по вмѣстѣ злая, безжалостная гримаса на распадающемся отъ сифилиса лицѣ.
— Что же это? Зачѣмъ вы мнѣ?
— Да вотъ: она моя жена. Жили 2 іода. II убить-то она меня собиралась, и бѣгала... Любовниковъ у меня на моихъ глазахъ въ моей спальнѣ принимала.. Теперь въ сумасшедшемъ домѣ, неизлѣчима. Ищу развода. II говорятъ, нельзя... По винѣ любодѣянія развестись нельзя: теперь но отношенію кт. ней вины не докажешь. А сумасшествіе не считается причиной развода.
Да. Я зналъ, что онъ правъ. Нельзя. Дѣло безнадежное... На счастье здѣсь выручилъ дневникъ. Можно бы ходатайствовать о признаніи брака недѣйствительнымъ, потому что сумасшествіе было добрачнымъ.
Такъ онъ и сдѣлалъ.
А если бы дневника не было. Еще совсѣмъ молодой, только начинающій жить человѣкъ навѣки связанъ сь женщиной, которую онъ ненавидитъ. Для него счастіе—даже не новый бракъ, а хотя бы только возможность изгладить изъ памяти ея имя, отпять у «той» свою фамилію и чрезъ это сгладить прошлое. Это проклятое прошлое, о которомъ говоритъ дневникъ.
Нѣтъ: онъ прикованъ кт. сумасшедшей.
— Я самъ съ ума схожу,—говорилъ онъ, —а если ее еще выпустятъ?
— Выздоровѣетъ?
— Нѣтъ, опа выздоровѣть не можетъ, но если не захотятъ держать, какъ тихую. Бываетъ...
Мы взяли этотъ примѣрь не въ цѣляхъ—вызвать чувство жалости къ мужу, а для того, чтобы дать яркую характеристику расторженія брака. И что можно положить на другую скалу вѣсовъ такого—чтобы можно было уравновѣсить этотъ ужасъ?
Жалость къ больному?
Но неужели можно жалѣть здоровыхъ и не жалѣть больного?
56
Обязанность «жалости»?
Эта та самая обязанность, которая создала и безжалостную низантійскую новеллу Юстиніана (117-ѵіо), запрещающую разводъ по причинѣ душевной болѣзни.
Остановимся па этой сторонѣ вопроса.
Яркими красками описываютъ ужасное положеніе «разведеннаго больного» Бланшъ н Дешамбръ въ засѣданіи медицинской академіи 9 мая 1882 года.
«Когда разводъ по душевной болѣзни допускается закономъ.— говорили медики, — тогда выздоровѣвшій супругъ оказывается лишеннымъ семейнаго очага. Положеніе запоздалыхъ выздоро-влештковъ, нашедшихъ свою семью разрушенною вслѣдствіе заключенія здоровымъ супругомъ новаго брака, .было бы ужасно, въ то время какъ выздовѣвшій и непризнанный неизлѣчимымъ, за недопущеніемъ въ этомъ случаѣ развода, возвращается счастливый въ свою семью. Ни въ чемъ неповинному несчастному, въ случаѣ развода, закрываются двери его пріюта, который занятъ теперь чужими людьми. Но картина ужасна и безъ выздоровленія: съ одной стороны несчастный безумный, сидящій въ больницѣ, а съ другой—здоровый супругъ, основывающій новую семью, пользующійся всѣми радостями жизни» ').
Какъ ни странно,—но именно эта наивная аргументація п есть аргументація нашего проекта. Сила (призрачная) нашего проекта въ спутанной и неточной формулировкѣ сго положеній.
Эта спутанность иногда маскируетъ нелогичность. Комиссія, отказываетъ въ разводѣ но сумасшествію, останавливается на характеристикѣ такихъ видовъ сумасшествія, какіе и выставляетъ, какъ поводъ развода, только крайняя лѣвая.
Теоретически разводъ считается возможнымъ, если «перестало существовать нормальное душевное единеніе съ другимъ супругомъ, больной не въ состояніи сознавать значеніе развода и разлуки съ близкимъ и не замѣчаетъ заботь о немъ здороваго супруга».
Но вѣдь именно въ этой стадіи, при появленіи такъ называемыхъ признаковъ вторичнаго или послѣдовательнаго слабоумія,' которое представляетъ форму полной духовной смерти
М Журналъ ІОрнд. Общ. 1896 г. Окт., стр. 49. Докладъ ІІолстачаа -Душевная болѣлиь, какъ поводъ къ расторженію брака“.
больного, психіатры (кромѣ незначительной лѣвой) и рѣшаются признавать неизлѣчимость сумасшествія.
Психіатрія болѣе чѣмъ умѣренна въ вопросѣ о помѣшательствѣ въ приложеніи къ разводу. Есть цѣлыя группы духовныхъ заболѣваній яркихъ и опредѣленныхъ, которыя вовсе не выставляются какъ поводъ къ разводу.
Есть, напр., такъ называемое періодическое и круговое помѣшательство. «При періодическомъ помѣшательствѣ— субъектъ, подвергавшійся нѣсколькимъ припадкамъ, навѣрное будетъ и впредь имѣть по временамъ таковые съ большею или меньшею продолжительностью, и болѣзнь можетъ въ обшей сложности растянуться на десятки лѣтъ, что для брачной жизни равносильно неизлѣчимости: однако же, только въ начальные періоды болѣзни, по и спустя много лѣтъ послѣ ея начала могутъ наступать свѣтлые промежутки, во время которыхъ больной обнаруживаетъ лишь несущественныя уклоненія отъ нормы».
Не смотря на то. что указанныя психическія заболѣванія собственно уничтожаютъ возможность здоровой и счастливой семьи и не смотря на то. что психіатрическая экспертиза могла бы въ громадномъ большинствѣ такихъ случаевъ установить болѣзненную натуру этихъ состояній и вмѣстѣ съ тѣмъ ихъ неизлѣчимость, «никому, кажется, пишетъ докторъ Розенбахъ, еще не приходило въ голову допускать развода изъ-за означенныхъ особенностей психической организаціи, гірн которыхъ во всякомъ случаѣ по исключается духовное общеніе между супругами, и гдѣ больной потерпѣлъ бы жестокое нравственное лишеніе, вслѣдствіе расторженія брака» г).
«Разводъ проектируется въ тѣхъ случаяхъ, когда душевное разстройство изъ острыхъ формъ—маніи, бредоваго психоза и т. п.—переходитъ въ хроническое затяжное помѣшательство, когда душевная болѣзнь, длившаяся нѣсколъко лѣтъ, обнаруживаетъ переходъ во вторичное, послѣдовательное слабоуміе. Но въ такомъ положеніи болѣзни, неизлѣчимость легко ѵста-новима. Въ это время, здѣсь спустя нѣсколько послѣ начала душевнаго разстройства происходитъ уже ясное перерожденіе психической личности, иногда съ прочно установившимся разстройствомъ, помраченіемъ сознанія, иногда съ полнымъ распадомъ пнтелекта, иногда съ глубокимъ притупленіемъ умствон-
') Журналъ мішист. юстиціи 1899 г. Мартъ, стр. 6'2—6.3.
56*
иыхъ способностей п непониманіемъ или извращеннымъ пониманіемъ его отношеніи къ реальной жизни.
Въ такомъ «умѣренномъ» смыслѣ высказались сторонники закона о разводѣ во Франціи (Вуазенъ, Люисъ), а также въ Австріи и въ Германіи (Крафтъ-Эбішгъ, Мендель н др.)».
Но если такъ, то не ясно ли, что разсужденія комиссіи безплодны ц напрасны.
Правда Розенбахъ не правъ, говоря, что никому и въ голову не приходитъ допускать разводъ—ради истеріи, неврастеніи п проч.—такіе голоса есть—по пусть бы ихъ коммиссія считала «крайними». А сумасшествіе—явно тожественное съ духовной смертью?
Разводъ предполагается тогда, когда «духовное единеніе» невозможно и т. д.
Но оно—явно невозможно въ проектируемыхъ случаяхъ.
Это съ одной стороны.
Еще болѣе страннымъ представляется дѣло, когда комиссія по слѣдамъ Бланшъ іі Дашамбра говоритъ о томъ, какъ жестоко лишать больного нѣжной заботливости семьи, и даже о томъ, что нельзя не предохранить его on. ужаса, по выходѣ изъ больницы, оказаться безъ семьи и очага.
Забота о больномъ... Но нужно помнить, что ищутъ разводъ именно тогда, когда хотятъ устроить новую законную семью. Если имѣть въ виду послѣднія соображенія, то едва лп кто станетъ спорить, что мнимая жалостливость къ больному— оъ сущности граничитъ съ полной безжалостностью по отношенію кт, нему. Сначала о больномъ «выздоровѣвшемъ», хотя какъ можетъ выздоровѣть неизлѣчимый?
«Если здоровый супругъ продолжаетъ питать привязанность къ больному, то послѣдній, выздоровѣвши, дѣйствительно возвращается счастливымъ въ свое семейство, ибо оно у него есть, т. с. члены его семьи не измѣнили своихъ чувствъ къ нему. Объ этихъ случаяхъ нечего и разговаривать, ибо тутъ закону нечего дѣлать. Разводъ всегда факультативенъ: ігнкто не принуждается къ осуществленію своего права требовать расторженія брака. Если говорится о разводѣ, то, конечно, имѣются въ виду субъекты, чувство привязанности которыхъ къ больному уже исчезло. Поэтому выздоровѣвшій не можетъ возвратиться въ свою семью, ибо у него такой семьи уже пѣтъ: члены ея для него уже чужіе. Какое счастіе идти къ чужимъ?
Многіе годы душевной болѣзни, исключающей духовное
S 11
обѣщаніе, все перевернули. Здоровый супругъ и дѣти измѣнились, прониклись за эти годы другими мыслями и чувствами. И это весьма естественно: съ теченіемъ времени все измѣняется. Но и самъ выздоровѣвшій супругъ, какимъ является онъ къ прежнему своему семейству? Безъ сомнѣнія не такимъ, какимъ онъ былъ, ибо протекшіе годы душевной болѣзни наложили на него свою печать. Говоря о закрытіи для выздоровѣвшаго супруга его семейнаго пріюта, подъ послѣднимъ разумѣютъ нѣчто похожее па жилье, на усадьбу, которую отняли у владѣльца и передали другому лицу. Пріюта, какъ замѣчено выше, уже нѣтъ, ибо съ протеченіемъ времени исчезло и то, что его составляло, исчезли семейныя отношенія. Но что же дѣлать? Вѣдь тутъ дѣйствуетъ природа вещей, значитъ тутъ помочь нечѣмъ? Особенно не будетъ помощи въ сохраненіи на бумагѣ тѣхъ отношеній, которыя утратились».
А больной еще не выздоровѣвшій?—здѣсь то л:о самое.
Пока любовь къ больному не исчезла у его здороваго супруга, заботливость о больномъ обезпечена. Бъ это время здоровый не станетъ, какъ мы сказали, конечно, и искать развода.
Но вотъ здоровый супругъ развода ищетъ. Не значитъ ли это, что любовь пошатнулась, что ея мѣсто заступило охлажденіе? Съ этой поры вмѣшательство и нѣжность ухода уже исчезаютъ.
Мѣсто ихъ замѣняетъ исполненіе долга, т. е. минимумъ ухаживанія, не превышающій уходъ посторонняго лица. Однако и это еще хорошо. Но далѣе. Положеніе больного очевидно становится все болѣе и болѣе незавиднымъ.
Предположимъ, что «супруги не питали другъ къ другу привязанности, а можетъ быть даже питали взаимную антипатію. Тогда положеніе больного можетъ оказаться .ужаснымъ: ему можетъ быть не только отказано въ необходимомъ уходѣ, но даже оказано совершенное пренебрелсеніе. Если же здоровый супругъ не особенно честенъ, то не ностѣснится принимать положительныя мѣры къ сокращенію вѣка субъекта, ставшаго ему поперекъ горла» *).
Спорившіе въ коммиссіи совершенно выпустили изъ виду, что «любовь здороваго супруга къ душевно-больному можетъ быть безконечная въ первые годы одиночества, любовь—состраданіе, затѣмъ фатально и именно но необдуманности закона молсетъ перейти сначала въ отчулценіе, а затѣмъ и въ страш-
‘) Полетаевъ. Ibid. 55.
иую вражду, глубокую отъ отчаянія ненависть вслѣдствіе сознанія, что этотъ душевно-больной, который ни въ чемъ не нуждается, кромѣ ухода, легъ бревномъ поперекъ: 1) возможныхъ дѣтей, 2) возможной любви, 3) возможнаго полнаго хозяйства, и всей экономіи къ психологіи «дома» (понятіе сложное и духовное). Словомъ «поводъ къ несчастію», «причина къ несчастію» всегда, въ концѣ концовъ, при всякомъ человѣческомъ терпѣніи, начинаетъ чувствоваться чѣмъ-то враждебнымъ» (Розановъ).
Очевидно, что для блага больного нужно, чтобы бракъ былъ расторгнутъ.
И еще... Неужели же здоровый совсѣмъ не стоить жалости.
Неужели не безжалостно и не противоразумпо—удерживать семью, дѣтей, жену въ постоянномъ страхѣ отъ присутствія безумнаго въ семьѣ (если онъ не въ больницѣ) или не противоразумно и жестоко связывать живого супруга съ мертвымъ, понуждая этого живого создавать любодѣпную семью па глазахъ дѣтей потому, что нельзя же надѣяться, что человѣкъ выдержитъ свое вдовство при живомъ супругѣ.
Однако, можетъ быть, всѣ доказанныя нами соображенія разбиваются объ одно: невозможность констатировать неизлѣчимость болѣзни.
На эту невозможность ссылается и комиссія, когда ее такъ пугаетъ перспектива,—что болыюй-выздоровлешшкъ окажется лишеннымъ крова.
Однако, насколько велика неустойчивость медицины въ діагнозѣ неизлѣчимости.
Мы не можемъ вмѣшиваться въ область медицины и приводимъ здѣсь только резюмэ чужихъ рѣчей.
Можно считать установленнымъ, что въ въ отношеніи такъ называемаго вторичнаго помѣшательства фактъ неизлѣчимости легко установить.
Психіатрическій опытъ показываетъ, что при хроническомъ затяжномъ помѣшательствѣ 'иногда наблюдаются никѣмъ неожиданное выздоровленіе, спустя много лѣтъ послѣ начала болѣзни. Преимущественно французскіе,- отчасти также англійскіе и нѣмецкіе психіатры приводили примѣры, гдѣ выздоровленіе наступало черезъ S, 15 и даже 20 лѣтъ. При обсужденіи этого вопроса въ засѣданіи британскаго медико-психологическаго общества въ 1882 году, одинъ англійскій психіатръ
сообщилъ случаи, имѣвшій мѣсто въ Саксоніи, гдѣ разводъ допускается, если помѣшательство одного изъ супруговъ длилось 3 года и признано неизлѣчимымъ. Мужъ, получившій разводъ, спустя 3 года послѣ развода собирался жениться и уже обзавелся невѣстой, когда получилъ извѣстіе, что бывшая жена его, помѣщенная въ частномъ заведеніи, выздоравливаетъ: онъ тогда поспѣшилъ взять ее іі вновь вступилъ въ бракъ съ нею. Сообщались также случаи изъ практики той же Саксоніи, гдѣ супругъ выздоравливалъ послѣ того, -какъ былъ признанъ неизлѣчимымъ, бракъ расторгнутъ, и другой супругъ уже успѣвалъ вступить въ новый бракъ. Повидпмому — указать срокъ болѣзни гарантирующій неизлѣчимость — дѣйствительно—нельзя. Между тѣмъ, законъ о разводѣ вслѣдствіе помѣшательства долженъ установить обязательно извѣстный срокъ, и этотъ срокъ не. можетъ быть слишкомъ длиненъ; иначе не достигалась бы цѣль, преслѣдуемая защитниками такого закона.
Какъ же быть, когда, при опредѣленіи такого срока въ о года пли даже 5 лѣтъ, нельзя быть увѣреннымъ, что выздоровленіе невозможно. Мѣтъ сомнѣнія также, что «буде выздоровленіе учинится», когда здоровый супругъ уже успѣлъ основать законную семью, то благодаря закону о разводѣ обѣ стороны могутъ оказаться въ безъпсходномъ трагическомъ положеніи.
Полагаемъ, рѣшенія можно найти въ положеніи, что общія нормы права не могутъ основаться па курьезахъ, хотя бы п медицинскихъ.
«Надо замѣтить, что позднее, неожиданное выздоровленіе отъ хронической душевной болѣзни, длящейся болѣе 3—5 лѣтъ, составляетъ крайнюю рѣдкость, и случаи, подобные вышеприведеннымъ, гдѣ законъ о разводѣ приводилъ кт. столь пенред-вндѣннымъ осложненіями принадлежатъ именно къ курьезамъ. Изъ-за того, что знанія наши не отличаются абсолютной до-повѣрпостью, и что паши сужденія въ отдѣльныхъ случаяхъ могутъ оказаться ошибочными, нельзя отвергать установленія нормъ для практическихъ цѣлей. Вездѣ приняты сроки для признанія помѣшательства неизлѣчимымъ для разныхъ другихъ цѣлей, и эти узаконенія, если пхъ примѣненіе обставлено достаточными гарантіями въ смыслѣ добросовѣстнаго рѣшенія каждаго конкретнаго случая компетентными лицами, осуществляются безъ всякихъ затрудненій. И по отношенію
къ расторженію брака, какъ мы видѣли, большинство психіатровъ не оспаривали, что спустя 3 года, а тѣмъ болѣе черезъ 4 или Г> лѣтъ послѣ начала душевной болѣзни, въ извѣстномъ ряду случаевъ обнаруживаются такіе признаки, которые ставятъ неизлѣчимость внѣ всякаго сомнѣнія».
Эти признаки сводятся—повторяемъ—къ такъ называемому вторичному или послѣдовательному слабоумію, которое наступаетъ въ большей или меньшей степени въ указанный срокъ при самыхъ различныхъ формамъ затяжного помѣшательства.
Только въ этихъ случаяхъ п возможно говорить о духовной смерти душевно-больного, и пусть—принимаемъ въ видѣ временнаго компромисса minimum снисходительности—только они и принимаются въ разсчотъ при требованіи развода,
Допустимъ, однако, теперь, что случаи излѣченія суыаше-ствія даже возможны.
Есть ли основаніе для гражданскаго права быть здѣсь такимъ осторожнымъ?
Нельзя ли, наоборотъ, думать, что въ цѣляхъ собственно охраны общества и государства должно идти навстрѣчу, искать его душевной болѣзни, пользуясь первымъ яркимъ доказатель ствомъ проявленія болѣзни, какъ достаточнымъ поводомъ къ разводу.
Мы видѣли, что въ сущности психическія болѣзни изле-чпмыя опаснѣе неизлѣчимыхъ для цѣлей «общественнаго отбора», положительно не допустимы, какъ грозящія новымъ поколѣніямъ душовпо-болыіыхъ. Если общество не рѣшается на запрещеніе продолженія брака лицамъ опаснымъ для интересовъ общественнаго здравія, то по крайней мѣрѣ нѣтъ основаній поощрять такіе браки я искусственно охранять явленіе явно противообщественнаго характера.
Если физическая неспособность есть поводъ къ разводу, такъ какъ «м ѣшаетъ цѣлямъ брака», тѣмъ болѣе долженъ быть допущенъ разводъ по сумашествію, психической, моральной неспособности, причинѣ несомнѣнно болѣе тяжкой н важной. Да, наконецъ, едва ли можно считать сумашедшаго вполнѣ здоровымъ и способнымъ въ физическомъ половомъ отношеніи. По свидѣтельству медицины, половыя функціи выполняются при непосредственномъ участіи психической сферы, благодаря чему половая неспособность можетъ существовать при совершенно правильномъ и безболѣзненномъ состояніи половыхъ органовъ, будучи обусловлена исключительно отсутствіемъ или
недостаткомъ полового влеченія, т. е., правильное развитіе и безболѣзненное состояніи половыхъ органовъ не исключаетъ возможности половой неспособности, въ силу того или иного психическаго состоянія даннаго лица.
Впрочемъ, на послѣднемъ пунктѣ не считаемъ нужнымъ настаивать. Ради полноты приводимъ аргументъ пожалуй предпочитая, что бы его не было.
Во всякомъ случаѣ, взглядъ церковнаго сознанія, по нашему мнѣнію, здѣсь не можетъ считаться невыясненнымъ: участіе въ тайнѣ брака и дѣторожденіе съ душой недостаточно трезвой и сознательной, «смертный грѣхъ» противъ тайны брака.
Поэтому если мы вообще голосовали «за» по вопросу о сѵмашествіи, какъ поводѣ къ разводу, то расходясь съ мнѣніемъ комиссіи даже повидимому, въ безспорной ея части, гласящей, будто разводъ возможенъ только въ крайнемъ случаѣ, если потеряно даже сознаніе семьи и т. д., лично мы идемъ далѣе, примыкая къ тезису проф. Оболенскаго.. «Разводъ допускается въ случаяхъ неизлечимаго кругового помѣшательства, эпилепсіи и меланхоліи». Этотъ, намъ кажется, будетъ болѣе осторожнымъ.
А отсюда тѣмъ болѣе осторожность требуетъ развода, когда вышеупомянутыя формы помѣшательства выразились въ
формахъ, не возбуждающихъ сомнѣній.
* *
Всѣ указанные выше соображенія и требованія хотя бы въ minimum"ѣ, повидимому, настолько ясиы, что невольно рождается вопросъ: не было еще какихъ неформулированныхъ мотивовъ указаннаго рѣшенія?.. И оказывается, что есть: не сомнѣнію, что комиссія, руководилась такъ называемымъ принципомъ виновности, сильно выраженнымъ въ прусскомъ уложеніи, которое такъ вліяло на русскихъ.
Нельзя, конечно, не признать, что реальныя жизненныя отношенія, «хозяйственный вредъ и нравственныя опасности, проистекающія изъ недопущенія здороваго супруга, указываютъ очень вѣскія основанія въ пользу развода по приведенной причинѣ; но эти основанія не настолько важны, чтобы оправдать исключеніе изъ принципа, что только по винѣ одного супруга можетъ быть допущенъ разводъ»—писали авторы перваго Германскаго уложенія.
') Воротынскій.. Душевная болѣзнь одного изъ супруговъ... (Врачъ, за 1898 г. № 45).
Отъ гипноза этой идеи не свободно было русское сознаніе.
Именно этотъ взглядъ защищаетъ и Завадскій и комиссія утверждая, что «сумашествіе—несчастіе, а не преступленіе».
«Можетъ быть, свободная связь (безъ брака), псстѣсняющая нашей морали, будетъ но вкусу нашимъ правнукамъ, говоритъ Де-К-лѵ,—но это время не пришло, а наша цивилизація имѣетъ о бракѣ болѣе высокое н болѣе вѣрное понятіе; поэтому пусть разводъ изрекается въ случаѣ недостойное™ одного изъ супруговъ, а не въ случаѣ немощи». Тоже повторяетъ п комиссія. Не права ли она здѣсь?—Нѣтъ.
Право—полагаемъ мы—должно освободиться отъ такихъ пеюридическихъ тенденцій. Современный взглядъ на бракъ именно подтверждаетъ необходимость развода но случаю душевной болѣзни.
«Если бы мы смотрѣли на свободную связь, какъ на нѣчто безразличное съ этической точки зрѣнія, то и нечего было бы стѣсняться заведеніемъ новой семьи при впаденіи супруга въ душевную болѣзнь. Но такъ какъ мы смотримъ на бракъ, какъ на союзъ, сопряженный съ извѣстными обязанностями и при томъ заключаемый обыкновенно на всю жизнь, то и является необходимость допустить разводъ, если представляется къ тому достаточное основаніе, каковымъ должно признать неизлѣчимую болѣзнь» ').
Что же касается мысли, будто при рѣшеніи вопроса о допустимости развода нужно руководиться идеей виновности, недостойное™ одного изъ супруговъ, то это мнѣніе чистой и сомнительной этики не можетъ быть принято наукой юридической.
Прежде всего, трудно сказать, чтобы здѣсь принялся въ чистомъ видѣ принципъ виновности. Имѣется въ виду не виновность одной стороны, а отсутствіе виновности другой? Странный принципъ. Но вѣдь «если впавшій въ душевную болѣзнь супругъ невнповатъ въ этомъ», то вѣдь и здоровый супругъ въ этомъ не виноватъ, а между тѣмъ, послѣдній ничѣмъ не можетъ помочь больному, въ особенности не поможетъ сохраненіемъ названія супруга. Казалось бы, немощь впавшаго въ болѣзнь тутъ не причемъ, ибо разводъ признается въ этомъ случаѣ недопустимымъ, нс вслѣдствіе эксилоатиро-ванія здоровымъ супругомъ немощнаго больного, а вслѣдствіе наступленія такого обстоятельства, которое разрушаетъ
') Полетаевъ. Жури. ІОрид. общ., idid. 56.
(фактически брачный союзъ, какъ разрушаетъ его смерть одного изъ супруговъ. Въ силу такой же немощи берутъ въ опеку впавшаго въ душевную болѣзнь супруга, а опекуномъ назначаютъ здороваго, который беретъ въ управленіе имущество опекаемаго, распоряжается его личностью, помѣщаетъ его Вт. клинику или учреждаетъ надъ нимъ надзоръ и т. д. Никто, конечно, не усмотритъ въ этомъ несправедливаго увеличенія правъ здороваго супруга въ ущербъ немощному больному.
Наконецъ, если обосновывать разводъ на мотивѣ виновности. то въ извѣстныхъ случаяхъ онъ на лицо...
Возьмемъ случай помѣшательства, какъ послѣдствіе сифилиса, напримѣръ. Больной въ данномъ случаѣ очевидно виновенъ въ своей болѣзни, которая въ то же время есть несчастіе здороваго.
Но, вѣдь возможны случаи и обратные, когда здоровый супругъ виноватъ въ развитіи душевной болѣзни другого супруга?
Да, возмолшы и здѣсь, невидимому, вопросъ о виновности болѣе естествененъ. Справедливо ли будетъ оставить безъ возмездія такое поведеніе и какъ бы наградить требующаго развода допущеніемъ послѣдняго? Есть мужья пьяницы, пропивающіе все и терзающіе своихъ женъ, которыя оттого впадаютъ въ душевную болѣзнь. «Неужели эти негодяи, говоритъ Вѵазепъ, могутъ требовать развода? Нужно безъ сомнѣнія наказывать такихъ мужей и отказывать имъ въ ихъ требованіи» 1).
Повторяемъ, что здѣсь оппозиція страведливѣе — но... несправедливо, полагаемъ, наказывать н въ этомъ случаѣ. Виновный іі невиновный супругъ одинаково обязаны содержать больного.
Затѣмъ если виновность виновнаго есть преступленіе, то оно должно быть прсдосмотрѣно уголовнымъ правомъ.
Но немыслимо и невозможно наказаніе безбрачіемъ.
«Бракъ есть институтъ, составленный изъ многихъ элементовъ— физическаго, нравственнаго, хозяйственнаго и юридическаго общенія супруговъ. Всѣ эти элементы брака имѣютъ значеніе, хотя и неодинаковое; со всѣми ими долженъ считаться законодатель, опредѣляя условія какъ заключенія, такъ и расторженія брака: по винѣ или безъ вины другого супруга разрушенъ тотъ или другой элементъ,—все равно, бракъ перестаетъ существовать, или, по крайней мѣрѣ, правильно
’.) Idid. 57.
функціонировать, а слѣдовательно, тако.мѵ нормальному браку должна быть открыта юридическая возможность прекращенія его, такъ какъ супруги при ненормальномъ бракѣ не рѣдко страдаютъ не меньше и въ томъ случаѣ, когда кто-либо виноватъ изъ нихъ, какъ и въ томъ, когда ни на комъ изъ нихъ вины не лежитъ» (Загоровскій. «Семейное право»).
И.
Но плану нашей работы мы должны закончить главу справкой въ «законѣ-канонѣ» православныхъ цорквей и въ законодательствѣ—запада.
Начинаемъ справку съ церковно-государственнаго канона Византіи.
Юстиніанъ въ 117 новеллѣ опредѣленно и рѣшительно запрещаетъ разводъ ради сумасшествія. Мотивъ старый: жалость-—обязанность заботиться о больномъ.
Это запрещеніе принято и въ Номоканонѣ.
Левъ Философа, оказался снисходительнѣе: онъ призналъ и сумашествіе супруга достаточнымъ поводомъ къ разводу брака. Согласно съ 111 новеллой этого императора, мужъ сошедшей съ ума жены три года долженъ сносить это несчастье; но .истеченіи же трехъ лѣтъ, если сумашествіе жены н не прекратилось, могъ развестись съ ней.
Въ 112 новеллѣ Левъ Философъ далъ то же право и женѣ, но только по истеченіи 5-ти лѣтъ отъ начала проявленія сумашествія мужа. «Если порочная жизнь, неспособность къ брачному сожительству» (понимаемая въ смыслѣ неспособности супруга къ совершенію полового акта), говоритъ Левъ Мудрый—«достаточныя основанія для развода, то тѣмъ болѣе сумашествіе, которое по причиняемому злу превосходитъ всѣ иные поводы». И греческая церковь, хотя 111-ая н 112-ая новеллы составлены были послѣ изданія Номоканона, этотъ поводъ къ разводу признала вполнѣ достаточнымъ.
Позднѣйшее церковное право греческой церкви оказалось цѣликомъ на сторонѣ Льва.
«Законы и правила церкви въ частности и новелла Юстиніана, опредѣлившая ясные и разумные поводы для расторженія брака, не упоминаетъ о сѵмашествіи, только въ новеллѣ Льва Философа сумашествіе признается, какъ поводъ къ разводу, тѣмъ не менѣе и здѣсь допускается не произвольно, а съ необходимыми разъясненіями. 'Гакъ въ тит.т. 6 Василнкъ
коворится слѣдующее: «если сумашествіе легкое, постоянное лп или періодически появляющееся, то здоровая половина не должна давать развода страдающей, въ положительномъ же случаѣ бракъ считается расторгнутымъ безосновательно п виновный подвергается опредѣленной эпптнміи (хага т&ѵ рттг,у тертоѵтшѵ 'рггоооюѵ). Ибо не человѣколюбивый ли поступокъ— принять участіе въ случайныхъ тяжелыхъ обстоятельствахъ мужа или жены? Если же сумашествіе настолько жестоко и опасно, что нѣтъ никакой надежды на выздоровленіе, если особенно принтомъ болѣзнь можетъ угрожать даже прислуживающимъ больному—другая половина имѣетъ право развода ради невозможности супружески сожительствовать и имѣть дѣтей».
Это мы читаемъ въ постановленіяхъ теперешняго Константинопольскаго Сѵнода (NoixoAcyu Ösotoxoo, ст. 260).
«Если сумашествіе случится до свадьбы или въ день свадьбы, то разводъ, но закону, долженъ быть сдѣланъ тутъ же; если же послѣ свадьбы, то мужъ обязанъ мириться съ несчастіемъ жены три года, а жена—пять лѣтъ», читаемъ въ другомъ опредѣленіи.
«... Св. Синодъ принявъ во вниманіе, что жена, по признанію ея матери, страдаетъ душевной болѣзнью, которой она подверглась еще до выхода замужъ и что мужу не было объ этомъ извѣстно до свадьбы, призналъ возможнымъ дать разводъ на основаніи каноническихъ постановленій, при чемъ обязываетъ мужа возвратить женѣ полностью ея имущество или приданое и выдать ей денежное пособіе на содержаніе» *).
Взглядъ опредѣленный и ясный.
Такого же взгляда держатся и другія православныя церкви.
Въ болгарской экзархіи церкви—бракъ расторгается, если:
«Одинъ изъ супруговъ впадетъ послѣ бракосочетанія въ эпилепсію, идіотство (слабоуміе) и т. под. (Прибав. къЕкзарх. Уставъ VI, гл. І87, алпнея 7).
Менѣе ясна практика Сербіи—одиако вотъ довольно Ьпре-дѣлеішое рѣшеніе суда по дѣлу «науништаня брака на основу дѵшевне болести женине».
«Первое и главное дѣло брака—умноженіе рода человѣческаго ради прославленія имони Божія: а другая цѣль— взаимная помощь между мужемъ и женой. 9
9 Въ послѣднемъ случаѣ и у насъ супруги были,бы do facto разве-деиы,г-хотя это называлось бы признаніемъ брака „недѣйствительнымъ“.
Но такъ какъ Ліона X—неспособна служить цѣлямъ брака— по душевной болѣзни и болѣзнь неизлѣчима по свидѣтельству трехъ врачей—судъ—долженъ быть расторженъ по силѣ S7 пр. 6-го Вселенскаго Собора и гл. 96, 205, 216 и 219 законы церквами властями такъ какъ болѣзнь—равна физической смертп (<J>H3H4Koj смрти).... ').
Русская церковь?—Она всегда шла слѣдомъ за греческой церковью, ея номоканономъ.
Къ сожалѣнію, новелла Льва не вошла въ законодательные русскіе кодексы.
Причина очень проста—новелла появилась послѣ составленія номоканона. Такимъ образомъ закономъ для русской церкви стала 117 новелла Юстиніана. Однако, повиднмому, церковное сознаніе въ данномъ случаѣ нс хотѣло подчиниться даліе строгой буквѣ яснаго закона.
Мы знаемъ, что практика древне-русской церкви признавала этотъ «неканоническій» по буквѣ поводъ вполнѣ законнымъ и достаточнымъ. Правда, что иногда онъ и оспаривался въ этомъ значеніи. Это видно, напримѣръ, изъ нападковъ митрополита Даніила, великаго ревнителя крѣпости и нерасторжимости брачнаго союза, на тѣхъ, кто позволялъ себѣ разводиться «аще ума изступитпся и бѣсноватпся единому отъ супруговъ», а также п на тѣхъ, кто считалъ достаточнымъ поводомъ къ разводу проказу и вообше тяжкую заразительную и отвратительную болѣзнь.
«Іовъ колико пострада лѣтъ въ велпцѣй болѣзни прока-жепія, но ліепа его нс оставила его», пишетъ онъ.
Мы, однако, моліемъ но придавать особаго значенія такого рода «исключеніямъ». Мы имѣемъ все же несомнѣнныя доказательства, что сумасшествіе поводомъ къ разводу считала старая русская церковь всегда.
«Разлучающихся мужа или жену отъ брачнаго союза за болѣзпьми отнюдь безъ синодскаго разсужденія не разводитъ п не постригать, токмо изслѣдовавъ о томъ обстоятельно и опасно, и освидѣтельствовавъ болѣзни докторами». Эго цитата изъ синодальнаго указа 1723 года 22 марта.
Въ 1725 году 1S декабря Моск. Дух. Коііс. было рѣшено такое дѣло: «по челобнтыо ліены, что «со времени вѣнчанія, мужъ ея 15 лѣтъ находится въ безумствѣ», велѣно было ыро-
') Изъ архива Н- с ко ft епархіи 1894 г., дЬло № 124.
извести слѣдствіе духовныхъ дѣлъ управителю. При слѣдствіи родители мужа, духовный отецъ и посторонніе свидѣтели подтвердили это. Бракъ расторгнутъ на основаніи Кормчей киши (Ыов. З’ав. Інс. Царя ж. 4—3 ак. II п. 2), и ей дозволено вступить въ бракъ», см-, у Розанова Ист. Моск. Епарх. Унр., ч. I пр. 314, Л» 2. стр. 226.
Если въ XVIII вѣкѣ тяжкая физическая болѣзнь и психическій недугъ считались вполнѣ законными и достаточными поводами къ разводу, то, конечно, это уже доказываетъ, что жестокіе нападки па нихъ еще въ ХД'І вѣкѣ были исключеніемъ изъ общаго духовнаго правосознанія.
Правда разрѣшеніе для такихъ разводовъ обставлено нѣкоторыми ограниченіями—требовалось «Синодское разсужденіе», обстоятельное и опасное изслѣдованіе п освидѣтельствованіе болѣзни докторами, но самый характеръ этихъ ограниченій указываетъ па то. что они имѣли цѣлью не искоренить совершенно разводъ по этому поводу, а лишь ограничить и регулировать допускаемый практикой произволъ.
Тогда «осторожность» была, по она не была злой.
Зачѣмъ же теперь эта безжалостная осторожность?
Въ заключеніе—наличное законодательство Запада.
Изъ законодательствъ Западной Европы наиболѣе либерально въ смыслѣ многочисленности поводовъ къ разводу Цюрихское (1854 г.). Здѣсь, наравнѣ съ прелюбодѣяніемъ, злостнымъ оставленіемъ и проч. указаны: неизлѣчимая и отвратительная болѣзнь, также эпилепсія, если такая болѣзнь уже имѣлась во время заключенія брака, оставаясь скрытой, или если она возникла впослѣдствіи по собственивй винѣ; далѣе, развратная жизнь и привычное пьянство; наконецъ, сумасшествіе или полное слабоуміе безъ надежды на улучшеніе.
Въ 1876—но 1)2 ст. женевскаго кодекса разводъ допускается во всей Швейцаріи.
Англійское законодательство (The Matrimonial Causes Act) не содержитъ статей, касающихся значенія помѣшательства для расторженія брака. Но въ отдѣльныхъ случаяхъ иски о разводѣ вслѣдствіе душевной болѣзни супруга рѣшались судомъ въ смыслѣ удовлетворенія, въ другихъ же отвергались, смотря но- условіямъ дѣла.
Франція какъ и вообще въ брачномъ правѣ—такъ и здѣсь въ нашемъ вопросѣ—очень пурнстнчна. Въ эпоху революціи,
къ 1792 г. былъ изданъ законъ, допускавшій расторженіе брака вслѣдствіе помѣшательства, но законъ этотъ былъ отмѣненъ въ 1816 г.
Современное законодательство, допускающее разводъ, вве денное въ 1882 году, также нс считается съ душевной болѣзнью, какъ поводомъ для расторженія брака.
Въ 1878 депутатъ Naket внесъ предложеніе—включить душевную болѣзнь въ число поводовъ къ разводу. Его поддерживалъ позже депутатъ Луи Гильо, который предложилъ параграфъ такого рода, чтобы наличность помѣшательства одного изъ супруговъ, длящагося не менѣе двухъ лѣтъ п признаннаго неизлѣчимымъ, также могла составлять поводъ къ расторженію брака. Предложеніе это было передано на- разсмотрѣніе комиссіи изъ психіатровъ, п опа высказалась противъ него.
Вмѣстѣ съ тѣмъ, по поводу этого предложенія возникли оживленныя пренія въ Парижскомъ медико-психологическомъ обществѣ и въ спеціальной прессѣ, при чемъ лишь немногіе изъ французскихъ психіатровъ признавали полезнымъ допущеніе развода изъ-за неизлѣчимаго помѣшательства *).
Что касается Германіи, то постановленія кодексовъ многочисленныхъ нѣмецкихъ государствъ относительно разсматриваемаго вопроса неодинаковы. Напр., въ Пруссіи, Саксоніи и Баденѣ разводъ давно допускается, если неизлѣчимое помѣшательство (Wahnsinn und Raserei Lande. II, 1, 690) длится три года; въ нѣкоторыхъ прирейнскііхч, государствахъ, а также въ Мекленбургѣ, Вюртембергѣ и др. разводъ изъ-за помѣшательства вовсе не допускается; въ Ганноверѣ и нѣкоторыхъ другихъ мелкихъ княжествахъ онъ допускался съ тѣмъ ограниченіемъ, «если душевная болѣзнь не произошла по винѣ здороваго супруга». Въ 1S88 году былъ опубликованъ проектъ новаго общегермапскаго гражданскаго кодекса, и въ немъ вовсе не допускался разводъ изъ-за помѣшательства. Этотъ проектъ подвергся критическому разбору со стороны нѣмецкихъ психіатровъ, при чемъ главнымъ образомъ авторитетные ученые Крафтъ-Эбингъ и Мендель требовали введенія статьи, которая допускала бы возможность развода вслѣдствіе неизлѣчимаго помѣшательства одного изъ супруговъ, если оно продлится извѣстный срокъ.
Въ окончательной редакціи названнаго кодекса введенъ та-
>) Журн. Мив. Юстиціи 1899 г., № 3. Розенбахт, ibid. 56.
кой параграфъ (ст. 1569). Онъ гласитъ: «супругъ можетъ требовать развода, если другой супругъ впалъ въ душевное разстройство, если болѣзнь длилась во время брака не менѣе трехъ лѣтъ, и если она достигла такой степени, что духовное общеніе между супругами прекращено ею, п пѣтъ никакой надежды на возстановленіе этого общенія».
Какъ мы видѣли, составители проекта новаго уложенія колебались именно между этимъ послѣднимъ рѣшеніемъ и аргументами авторовъ 1-го проекта гражданскаго уложенія. Не трудно рѣшить—который изъ двухъ нѣмецкихъ проэктовъ логичнѣе.
Въ заключеніе отмѣтимъ, что и у насъ душевная болѣзнь служитъ достаточнымъ поводомъ къ разводу для лютеранъ. Въ силу ст. 379 т. XI ч. 1 Уст. иностр. псп.: «Бракъ расторгается—по просьбѣ одной изъ сторонъ, если законнымъ слѣдствіемъ доказано, что другая сторона лишилась ума или имѣетъ припадки бѣшенства и что сіе поврежденіе умственныхъ способностей продолжается болѣе года п по увѣренію врачей нѣтъ надежды къ выздоровленію».
Что же развѣ по отношенію къ лютеранамъ молено быть менѣе осторожными?
Или у протестантовъ нѣтъ обязанностей заботы о больномъ супругѣ? У протестантовъ молено опредѣлять неизлѣчимость душевной болѣзни безошибочно? Для нихъ особая психіатрія? ‘).
Архи.м. Михаилъ. 9
9 Лоропиновккій. Брикъ и разводъ по проекту гражд. уложенія. Журналъ минист. юстиціи 1902 г. Октяб., стр. 40.
57
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
