CC BY
86
А.В. Гладунец
СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX -НАЧАЛЕ XX ВЕКА (ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНО-ПРАВОВОЙ ПОЛИТИКИ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ)
Народы Северного Кавказа находились на разных социально-экономических уровнях развития. Войдя в состав Российской империи, обладая своеобразной традиционной культурой, судебная система горских народов и уголовный процесс, в частности, в дореформенный период базировались на тех нормах, которые были им присущи до вхождения в состав России.
Во второй половине XIX в. в Российской империи происходит реформирование судебной системы, целью которого является переход от сословного суда к бессословному и гласному; утверждаются такие принципы правосудия, как независимость суда от администрации, несменяемость судей, гласность, состязательность процесса; публикуются новые уставы уголовного и гражданского судопроизводства. В преобразовании нуждается и судебная система северокавказских народов, однако цели здесь преследуются иные. Российским властям необходимо было, ослабив роль шариата и приспособив адатное право к российской правовой системе, осуществить переход к единому законодательству, к единому судопроизводству, к единой судебной системе.
Велась разработка проекта преобразований, в обсуждении принимали участие такие видные мыслители-кавказоведы, как Н. Торнау, Н.В. Ханыков, профессор Казанского университета Каем-Беку. В результате было принято решение о постепенном проведении реформы: учредить новое судопроизводство только в некоторых частях Кавказского края, временно сохранить в районах с мусульманским населением прежний порядок судоустройства и судопроизводства. Как верно подметил З.Х. Мисроков, учреждать суд присяжных в крае, наполовину заселенном мусульманами, значило бы, по существовавшему мнению, во многих случаях ставить правосудие в зависимость от религиозных верований [1, с. 110].
В качестве руководящего принципа при составлении проекта кавказской судебной реформы указывалось на «необходимость согласования основных положений проекта с общероссийским законодательством... ввиду возможного распространения на край действующих в империи узаконений, допуская изъятия только при особой важности местных условий» [2, с. 34].
9 декабря 1867 г. проект был окончательно утвержден императором. Порядок проведения проекта в жизнь определялся местными Положениями о применении судебных уставов 20 ноября 1864 г. в Кавказском крае. 30 декабря 1869 г. данные Положения получили утверждение в виде «именных высочайших указов Правительствующему сенату по 1-му департаменту о преобразовании административных учреждений в Терской и Кубанской областях и о введении в этих областях судебных уставов 20 ноября 1864 года» [1, с. 111].
Пореформенная судебная организация представлена Владикавказским мировым судом, горскими словесными судами, сельскими (аульными) судами. Владикавказский мировой суд действовал только среди горского населения православного вероисповедания. Параллельно продолжал существовать посреднический (медиаторский) суд, который собирался для рассмотрения одного дела по согласию истца и ответчика при посредничестве одного или нескольких лиц, которые и выступали в роли судьи.
Основная идея применения судебных уставов 20 ноября 1864 г. к Кавказскому краю заключалась в том, чтобы распространить здесь действие судебных уставов с допущением существенных отступлений от общего порядка судоустройства и судопроизводства, обусловленных местными особенностями, а не создавать для этого региона местных положений. Применение общероссийского законодательства самодержавие ставило в прямую зависимость от принадлежности местного населения к православной церкви.
30 декабря 1869 г. в Кубанской области были введены в действие судебные уставы от 20 ноября 1864 г., однако распространялись они только на русское население, а 18 декабря 1870 г. наместником Кавказа были утверждены «Временные правила для горских словесных судов», касающиеся горского населения и подлежащие применению в новых судебных органах. Согласно «Временным правилам» судебная власть была отделена от военной и административной.
В Кубанской области были созданы Екатеринодарский, Майкопский и Баталпашинский горские словесные суды, в Терской области - Нальчикский [3, с. 133].
К ведению горского словесного суда относились «...убийства, нанесение ран, изнасилование, измена, кража со взломом, драки, прекращение вражды и кровной мести, похищение женщин и девушек» [4, с. 233] и т.д. Не были подведомственны суду дела, в которых отстаивались интересы казенных учреждений или участвовали лица, не принадлежащие к местному населению округа [3, с.
138]. Если дело касалось одновременно кабардинца и балкарца, то оно разбиралось на совместном заседании двух отделений.
Кроме того, в Кубанской области из сферы компетенции словесных судов исключались дела, где в качестве потерпевших или обвиняемых выступали осетины православного вероисповедания. В 1909 г. были изъяты также дела, связанные с кражей лошадей и крупного скота. Одновременно было установлено, что словесные суды не могут разбирать дела, если хотя бы один из потерпевших или обвиняемых не был горцем [5, с. 403]. Дела о преступлениях, предусмотренных Уложением о наказаниях уголовных и исправительных (1866 г.), отнесенные Уставом уголовного судопроизводства 20 ноября 1864 г. к подсудности Окружного суда, как правило, не были подсудны горскому суду.
В конце XIX - начале XX века появились дела, связанные с нарушением условий аренды земли и найма, что было связано с изменениями, произошедшими в социально-экономических отношениях.
«Горский словесный суд решает дела на основании местных обычаев и только по таким делам, для решения которых обычай не сложился, руководствуется общими законами Империи. Разбирательству же на основании шариата могут подлежать, из дел, подсудных горскому словесному суду, дела о заключении и расторжении брака, о личных и имущественных правах, из брака вытекающих, о законности рождения и дела о наследстве» [6, с. 327].
По нормам российского законодательства рассматривались преступления против порядка управления. По нормам обычного права разбирались убийства, ранения, изнасилования, измена, кражи, драки, а также дела, «связанные с духовными завещаниями, составленными по местным обычаям на сумму до двух тысяч рублей, а свыше двух тысяч - по русскому законодательству, но с учетом мнения кадия» [7, с. 134-135].
Фактически дела разбирались по обычному праву или шариату в зависимости от желания сторон, которые должны были предварительно договориться о том, по каким нормам они хотят разбирать свое дело, и пока такая договоренность не была достигнута, суд не приступал к рассмотрению дела. Естественно, горцы чаще выбирали более близкое и знакомое им обычное право. Кроме того, горцы больше симпатизировали обычному праву, адат служил источником дохода, давал верхушке горцев возможность влиять на народ путем введения новых адатов. В ряде случаев шариат устанавливал тяжкие наказания за правонарушения, и плюс ко всему литература по шариату была на арабском языке, недоступном простым горцам [8, с. 93].
Однако такое право, а точнее даже обязанность выбора, свидетельствовало о мудрой и достаточно либеральной политике российских властей, отказавшихся от попытки коренной ломки сложившихся у горцев общественных отношений. Горские словесные суды находились в непосредственном подчинении начальника области, которому на основании «Примечания к Временным правилам для горских словесных судов Кубанской и Терской областей» было предоставлено право изъятия любого дела из производства данных судов и передачи его на рассмотрение по существу в окружной суд [8, с. 93].
Разбирательство по уголовному делу начиналось по жалобе потерпевшего либо по сообщению полицейских и других административных властей, при этом допускалось приносить жалобу через поверенного и как в письменной, так и в устной формах с занесением в настольный журнал. Рассмотрение шло «изустно и публично», закрытое рассмотрение дела допускалось по делам «о проступках против прав семейственных, об оскорблении женской чести и других соединенных с соблазном действиях, а также дела о проступках, преследуемых не иначе, как по жалобам частных лиц» [6, с. 325]. Предусматривались следующие меры пресечения: подписка о невыезде, передача на поруки, личное задержание. Применение конкретной меры зависело от тяжести преступления и «строгости угрожающего наказания» [6, с. 326].
Все действия и постановления суда фиксировались председательствующим в настольном журнале. Так как судопроизводство велось на русском языке, все показания переводились специальными переводчиками суда [9, с. 50]. Многие ученые говорят о безграмотности переводчиков, незнании ими местного языка [10, с. 47], что вызывало недоверие горского населения. М. Ковалевский по этому поводу пишет: «Всемогущий писарь сделался живым проводником в туземное право чуждых ему начал русского законодательства» [11, с. 11-12].
Свидетели и обвиняемые извещались о времени судебного заседания повестками с обязательным указанием «требуемого лица, времени и места явки» [6, с. 325], в отношении обвиняемого мог применяться привод в суд.
1 января 1871 г. одновременно в областных и уездных (окружных) городах Терской и Кубанской областей открывались окружные суды во Владикавказе и Екатеринодаре и мировые суды в назначенных для них пунктах. Начальники областей при определении наказания горцам должны были руководствоваться Уложением о наказаниях уголовных и исправительных [12, с. 90]. В 1874 г. аналогичные преобразования были завершены в Дагестанской области.
Уголовные дела, изъятые из компетенции мировых судей, подлежали рассмотрению в окружных судах без присяжных заседателей [13]. При разбирательстве дела суд должен был руководствоваться положениями обычного права (адата). Таким образом, адат стал отправной точкой в организации системы нового судопроизводства, однако шариат также применялся при решении вопросов, касающихся заключения и расторжения брака, личных и имущественных прав. Вместе с тем, когда «при применении адатных положений не было прецедентов» [14, с. 281], суды использовали российское законодательство.
Таким образом, наметилось сближение между правовым пространством горцев и общероссийским правовым пространством, что являлось, безусловно, положительным моментом.
В рассматриваемое время в соответствии с «Положением о сельских (аульных) областях, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных» среди горского населения Терской и Кубанской областей действовали и сельские судебные органы. По утверждению З.Х. Мисрокова [1, с. 116], они в основном соответствовали российским волостным судебным учреждениям второй половины XIX в. При рассмотрении дел данные суды применяли адатское и отчасти мусульманское право [15].
В Кабарде и Балкарии, Осетии и Чечне, равнинной части Хасавюртовского округа, в Кубанской области были учреждены аульные суды, а в горной Чечне - Аргунском и Веденском округах, а также в горной части Грозненского и Хасавюртовского округов вводились участковые суды. В их ведении находились уголовные дела по маловажным преступлениям, совершенным в пределах территории сельского общества [14, с. 281].
С введением государственного судоустройства и судопроизводства на первый план среди доказательств были выдвинуты свидетельские показания, признание обвиняемого и вещественные доказательства. До этого, например, у осетин главным доказательством была присяга сторон и родственников (соприсяжников), при этом лжесвидетельство было практически исключено, так как осетины верили в загробную жизнь и неотвратимость сурового наказания за это на том свете. Учитывая неприязнь горцев к новому судоустройству, выдвинутые на первый план свидетельские показания, признание обвиняемого и вещественные доказательства привели к широкому распространению лжесвидетельства [10, с. 49].
Б. Далгат упоминает о сохранившемся у ингушей во второй половине XIX в. ритуале присяги: обвиняемый (подозреваемый) с корзиной на спине, наполненной разным хламом, и с собакой, привязанной к шее, идет к могиле своего родственника. Он со своими близкими три раза обходит могилу, и при этом потерпевший говорит: пусть эта собака грызет покойника, если ты (или твой родственник) украл у меня то-то и то-то, при этом они убивают собаку выстрелом из пистолета. После такой церемонии подозрение снимается [16, с. 353-354].
Решение аульного суда не признавалось окончательным, на него могла быть подана апелляционная жалоба на имя начальника участка. Срок апелляционного обжалования составлял две недели, в случае его пропуска жалобы не принимались. Если судьи приняли неправильное решение в отношении жалобщика, то начальником участка на членов суда налагались различные штрафы по его усмотрению. В случае же, если дело было разобрано правильно, то штрафовался жалобщик [17, с. 91]. За исполнением решения суда следил старшина аула, который имел право штрафовать уклоняющихся от исполнения решения сельского суда, если постановление последнего было признано правильным.
На решения горского словесного суда разрешалось подавать жалобы с апелляциями на имя начальника области, который рассматривал их в порядке надзора за судебными делами и, по существу, являлся высшей судебной инстанцией. Границы предоставленного начальнику области права надзора не были определены ни в законодательном порядке, ни инструкциями, и поэтому жалобы рассматривались достаточно произвольно. Во многих случаях начальник области отменял решения словесного суда, несмотря на то, что они уже вступили в законную силу. В дальнейшем, как пишет Л.Г. Свечникова, была выработана практика, при которой «жалобы как на неоконченные, так и на окончательные решения и приговоры» и судебные постановления отменялись то «в порядке надзора, то в порядке апелляционном, то в кассационном порядке» [7, с. 176-177].
Указанное свидетельствует об отсутствии единообразной практики, единого порядка пересмотра судебных актов, что являлось недостатком проводимых российским властями преобразований в судебной сфере.
П.И. Магаяева говорит о том, что в случае возникновения затруднений у начальника области судебные дела для окончательного рассмотрения отправлялись исключительно наместнику, которому их передавали через штаб Кавказского военного округа. Такой подход к решению вопросов судопроизводства можно считать подтверждением зависимости суда от администрации, несовместимой с содержанием судебных Уставов 1864 года.
Нельзя обойти стороной проведение преобразований уголовно-процессуальной сферы в Осетии, так как они характеризуются определенными особенностями.
Во второй половине XIX в. в Северной Осетии было введено российское законодательство. На основании «Положения о сельских (аульных) обществах, их общественном управлении в Кубанской и Терской областях» от 18 ноября 1870 г. формировались сельские суды из трех избираемых на один год судей. К компетенции данных судов относились незначительные споры и мелкие уголовные преступления, за совершение которых предусматривались наказания в виде штрафа в пользу потерпевшего, принудительные работы сроком до 6 дней или арест до 7 дней [7, с. 146].
Рассмотрение уголовных дел по новым правилам и во вновь созданных государством судебных органах имело свои трудности. Как пишет Б. Далгат, обращение в официальный суд, в частности у ингушей, считалось едва ли не постыдным. Предпочтение отдавалось судьям-медиаторам, «почетным старикам», общинному собранию, которые назначали предусмотренное адатами наказание, а исполнение приговора возлагалось на потерпевших ущерб [16, с. 360, 362].
В декабре 1913 года был подготовлен законопроект «Об упразднении горских словесных судов в Терской и Кубанской областях», согласно которому подведомственные им дела подлежат передаче «в ведомство мировых и общих судебных установлений на основании общих, действующих в Кавказском крае, правил о подсудности» [5, с. 402]. Однако законопроект дальнейшего движения не получил.
Судебный процесс и судебная система народов Северного Кавказа претерпела значительные изменения. Проводимые преобразования имели как положительную, так и отрицательную сторону. По результатам сенаторской ревизии Н.М. Рейнке был выявлен ряд недостатков деятельности словесных судов. Судебные коллегии часто возглавляли военные чины, не имевшие юридической подготовки, существовала бюрократическая волокита, определенную преграду для обращения в государственные суды и даже страх горцев вызывало рассмотрение дел на русском языке и зачастую низкий уровень знаний переводчиков.
И все-таки народы Северного Кавказа все больше вовлекались в правовое пространство Российской империи. Наряду с адатом и шариатом появились общеимперские законодательство и общеимперское судопроизводство. «Временные правила» были составлены таким образом, что они позволяли руководствоваться соответствующими статьями из русского судебного права, когда по тем или иным причинам народные обычаи не вносили ясность по вопросам определения характера дела и меры наказания.
Таким образом, местные судебные институты постепенно трансформировали, приспосабливая их к общеимперским образцам, процесс преобразований был постепенным, коренной ломки веками сложившихся устоев горцев российской властью допущено не было. Это был разумный, рассчитанный на десятилетия реформистский курс преобразований.
Литература
1. Мисроков З.Х. Адат и шариат в российской правовой системе: Исторические судьбы юридического плюрализма на Северном Кавказе. М., 2002.
2. Отчет по главному управлению Наместника Кавказского за первое десятилетие управления Кавказским и Закавказским краем его и Великим Князем Михаилом Николаевичем. 6.ХП-1862-6.XП-1872. Тифлис, 1873.
3. Свечникова Л.Г. Особенности проведения судебной реформы 1864 г. на Северном Кавказе // Правовые системы народов Северного Кавказа: история и современность (поиск диалога культур): Монография. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2006.
4. Временные правила для горских словесных судов Кубанской и Терской областей, составленные на основании Высочайшего указа 30 декабря 1869 года о преобразовании судебной части // Кубанская справочная книжка. Екатеринодар, 1891. Отд. 11.
5. Законотворчество думских фракций. 1906-1917 гг.: Документы и материалы. М., 2006.
6. Исмаилов М.А., Свечникова Л.Г., Шапсугов Д.Ю. Обычное право, мусульманское право и акты Российского государства на Северном Кавказе (вторая половина XVIII - первая треть XX веков). Ростов н/Д, 2008.
7. Свечникова Л.Г. Обычай в правовой системе (на материалах правового развития народов Северного Кавказа в XIX в.). Ставрополь, 2002.
8. Федоров К.Г., Кокурхаев К.А. Правовая система чеченцев и ингушей во второй половине XIX -начале XX веков // Правоведение. 1979. № 3.
9. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Ставрополь, 1964.
10. Дзидзоев М.У. Общественно-политическая и государственно-правовая мысль в Северной Осетии (вторая половина XIX - начало XX в.). Орджоникидзе, 1979.
11. Ковалевский М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом. СПб., 1905.
12. Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Ч. 2.
13. Свод законов Российской империи. СПб., 1892. Т. XVI. Кн. 2. Раздел. I.: Учреждение судебных становлений в Закавказском крае. Гл. 1. Ст. 437.
14. История народов Северного Кавказа: конец XVIII в. - 1917 г. М., 1988.
15. Положение о сельских (аульских) обществах, их общественном управлении и повинностях государственных и общественных, IV отделение // ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Ед. хр. 5297. Л. 2.
16. Далгат Б. Материалы по обычному праву ингушей // Известия Ингушского института краеведения. Владикавказ, 1930.
17. Кетов Ю.М. Обычное право и суд в Кабарде. Ростов н/Д, 1998.
