CC BY
12- содержать механизмы реализации, то есть содержание решений должно включать разделы, охватывающие организацию и контроль при принятии решений;
- быть устойчивым по эффективности к возможным ошибкам в определении исходных данных;
- готовиться, приниматься и выполняться в реальном масштабе времени тех процессов, которыми управляют;
- быть реализуемым, то есть не содержать положений, которые сорвут исполнение в результате порождаемых им конфликтов;
- быть гибким, то есть изменять цель и алгоритмы ее достижения при изменении внешних и внутренних условий;
- предусматривать возможность верификации и контроля исполнения.
На организацию процесса разработки управленческого решения могут влиять следующие факторы:
- личностные оценки руководителя - они содержат субъективное ранжирование важности, качества или блага;
- среда принятия решения;
- информационные ограничения.
- поведенческие ограничения;
- негативные последствия - принятие решений во многих отношениях является искусством нахождения эффективного компромисса. [3, С. 33]. Таким образом, организационное содержание решения проявляется в том, что должна быть четко определена система организации работ по разработке и принятию решений. Наличие типовой технологии разработки и реализации решений позволяет установить и закрепить права, обязанности и ответственность по выполнению отдельных работ. Социальное содержание решения заключается в том, что любые решения, которые обеспечивают достижение технических и технологических целей, прямо и непосредственно оказывают влияние на людей, а во-вторых, эффективность и результативность решения в значительной степени зависит от того, как решение воспринимается работниками, которые должны его исполнять. [2].
Список литературы
1. Дикарев В.И. Управленческие решения в предпринимательских структурах. - СПб.: Астерион, 2007.
2. Пую Ю.В. Философия манипулирования. - СПб, Изд-во Политехн. Ун-та, 2009.
3. Смирнов Э.А. Разработка управленческих решений. - М., 2001.
СТРУКТУРА ЯЗЫКОВОГО ДЕЙСТВИЯ И ЕГО РОЛЬ В ПОЗНАВАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ
Романенко Роман Александрович
аспирант, Ульяновский Государственный Университет, г. Ульяновск
THE STRUCTURE OF LANGUAGE ACTIVITY AND ITS ROLE IN COGNITIVE PROCESSES Romanenko Roman Aleksandrovich, PhD Student, Ulyanovsk State University, Ulyanovsk АННОТАЦИЯ
В статье определяется активная роль языка в процессе познания. Раскрывается понятие языкового действия как психофизиологического многоэтапного акта, лежащего в основе языковой игры и языка в целом. Выделяются сознательные и внесознательные языковые действия. Описываются стратегии языкового поведения. Ключевые слова: язык; познание; языковое действие; сознание. ABSTRACT
This paper argues for the active role of language in cognitive processes. The paper considers the language activity as a multi-stage psychophysiological process that underlies the language game and language in general. Conscious and unconscious language activities are defined. Finally, the strategies of linguistic behaviour are described. Key words: language; cognition; language activities; consciousness.
Проблема роли языка в процессе познания может быть переформулирована как проблема языка в процессе преодоления незнания. Область знания человечества необъятна для одного человека, но и эта область ничтожно мала по сравнению с окружающей ее бесконечным незнанием, неизвестным. Часть знаний передается человеку обществом и человек пассивно ее воспринимает. Но большую часть знаний мы вынуждены активно добывать сами, вычленять ее из сферы неизвестного и приспосабливать это знание в пользу своей жизни, так как много из того что неизвестно и не познано может нести опасность и угрозу. Не все, что известно обществу легкодоступно отдельному человеку, и здесь для того, чтобы приобщиться к тому, что было открыто до него, ему необходимо активно добиваться этого.
С самого рождения ребенок прислушивается к миру, лопочет ему в ответ. Через несколько лет языковая активность выражается в задавании вопросов. Вопрос ребенка «что это?» демонстрирует эту активность, волю к преодолению непонятного и сокрытого. Тип языкового действия, который можно обозначить как формулировка вопроса, в данном случае является непосредственной реакцией на восприятие неизвестного. Это не тот вопрос, который содержит мнение и уже предполагает определенный ответ (например, вопрос учителя к ученику).
Как физические «движения, имеющие какой-то реальный смысл, в преобладающем большинстве преодолевают какие-то внешние силы (тяжести, трения, сопротивления противника), уже полностью неподвластные действующей особи и не предусмотримые для нее» [1,
internet], точно так же в гносеологическом аспекте человек противостоит тем непознанным или недостаточно познанным силам и явлениям, которые воздействуют на него, стремясь изменить их в потребном ему отношении.
«Говорить на языке значит действовать» [2, с. 30], лингвистическое действие едино и не должно расчленяться на две природы, познание зависит от физиологических особенностей познающего субъекта. Исходя из этих посылок энактивизма и теории языковых игр, напрашивается сопоставление физиологической и лингвистической активностей. Известны попытки бихевиориста Дж. Уот-сона представить мысль, да и познание вообще, как деятельность речевого аппарата [5, с.395]. Но сравнением двух активностей мы не преследуем далеко идущую цель каким-либо образом определить мысль. В первую очередь хотелось бы знать, что представляет собой «лингвистическое действие».
Действительно, при сравнении физических действий с лингвистическими обнаруживаются некоторые сходства, благодаря чему складывается более ясное представление о языковом действии. Рассмотрим такую физиологическую черту как изменчивость навыковых действий. Физиологам известно, что не существует кинематических стереотипов, что каждое движение по-своему «оригинально» и даже «с младенчества освоенных актах, как ходьба, достаточно было от приглядки перейти к применению точной аппаратуры, чтобы обнаружить, что ни один шаг не идентичен другому даже на гладком месте, не говоря уже о ходьбе по неровной дороге» [1, internet]. Эта изменчивость присуща и языковым действиям, речь идет не только о произнесении звуков. В духе Витгенштейна представим следующую ситуацию:
Некто A просит B пятьдесят раз произнести слово «заяц». В удовлетворяет просьбу и в момент 50-кратного произнесения A замечает, что слово «заяц» произноситься В по-разному, то на выдохе, то на вдохе, то громче, то тише, то быстрее, то медленнее и т.д. Можно возразить: лингвистическое действие включает в себя смысловое содержание и, несмотря на разное звуковое выражение слова «заяц», смысл слова остался неизменным. Тогда A спрашивает у В, какого зайца тот имел ввиду, когда произносил слово 49 раз, того же самого зайца который представлялся перед первым произнесением слова? Скорее всего, В ответит, что не представлял никакого конкретного зайца и произносил слово «автоматически». Скептик опять возразит: что в таком случае языковое действие B было неосознанным или необдуманным. Но ведь В произнес именно слово «заяц», а не «кролик» или «волк» и именно 50 раз подряд! У нас нет оснований считать, что действия В были неразумными, они соответствовали требованиям А.
Предположим, А усложняет задачу и просит В перед каждым произнесением слова «заяц» вызывать в себе образ зайца, и так 50 раз. Теперь B представляет мультипликационного зайца, потом зайца которого он видел на охоте, на пятый раз это может быть только голова зайца или игрушка-заяц. Возможно он каждый раз представляет одного и того же зайца. Но может ли B серьезно утверждать, что каждый раз он представляет одинаково четко и ясно одного и того же зайца с одинаковой окраской, одинакового размера?
Тем не менее B представляет зайца, а не волка! -Конечно, но и шаги при ходьбе, несмотря на разнообразные физиологические характеристики, определяются как шаги, а не каждый раз как нечто иное.
Эта, стилизованная под философствование Витгенштейна языковая игра, демонстрирует: а) значительную «внутреннюю связность» различных когнитивных и физических процессов; б) что универсализма (в радикальном виде) категорий может и не быть даже в рамках одной языковой игре. Тогда возникает вопрос: могут ли языковые игры рассматриваться как связующие звенья языка и реальности?
В концепции Витгенштейна больше всего смущает употребление термина «языковая игра» к ситуациям, которые могут с таким же успехом быть названы «когнитивными играми» или, как выразился А.А.Никифоров, «онто-логиями», которыми мы попеременно пользуемся и выбираем в зависимости от конкретной ситуации [4, с. 41]. Утверждая, что «говорить значить действовать», необходимо прояснить понятие «действовать».
Из приведенной выше языковой ситуации можно констатировать внутреннюю связность языковых и когнитивных действий. Стандартным определителем этой связной структуры языкового действия, по аналогии с двигательным действием, может являться языковая задача. Тогда любое языковое действие может быть представлено как пятиэтапный процесс:
1. Этап восприятия и оценки ситуации;
2. Этап определения цели преобразования: что посредством активности индивида должно стать вместо того, что есть;
3. Этап определения что надо сделать;
4. Этап определения как это сделать, с помощью каких языковых средств;
5. Этап реализации языкового решения.
Первый и второй этапы представляют собой постановку языковой задачи. Задача не тождественна восприятию ситуации, имеет больший информационный объем. Группа людей может «играть в одну языковую игру», однако языковое поведение будет различным у каждого из них, чему нетрудно найти примеры.
Третий и четвертый этапы - это этапы программирования решения определившейся задачи.
Программа языкового действия по ходу реализации может меняться в связи с изменчивостью ситуации и несовершенством самой программы. Этапы перехода от ситуации к языковому действию, равно как и к любому физическому действию, не предполагают наличие и активность высокоорганизованных нервных систем. «Те же этапы также имеют место и в таких примитивнейших действиях, как, например, охота хищной рыбы за живой добычей. Здесь налицо и ситуация, воспринимаемая в нужной форме и мере, и двигательная задача, и программа ее решения. Как именно кодируется то и другое в нервных приборах хищной рыбы или летучей мыши, нам совершенно неизвестно, но бесспорно, что для их действенности не нужны ни сознательность, ни особенно высокая нервная организация» [1, internet]. Когнитивные невербальные процессы могут участвовать в различных языковых действиях, в разной степени обуславливать микроэтапы, однако нет прямой зависимости языкового действия от этих процессов.
Все языковые действия можно выстроить в ряд по признаку значимости для них внешнего входного стимула, и, как следствие, непосредственного влияния языковой установки. С одного края этого ряда будут находиться языковые действия, обусловливаемые стимулом и языковой установкой: крик о помощи, стон от резкой боли, восклицание от радости или испуга. С другого края обнаружим языковые действия независимые от внешнего стимула, где языковая установка играет опосредованную через интеллектуальные процессы роль: сочинение стихотворения, истолкование текста и т. п. Здесь языковая программа и часто даже сама инициатива определяется человеком самостоятельно
Посередине разместятся языковые акты, стимулируемые внешними сигналами. Зависимость смыслового содержания этих актов от пускового сигнала неоднозначна и имеет разную меру. Например, ответ на приветствие, может быть симметричен и вписываться в схему стимул - реакция: «Привет!» - «Привет!», а может включать еще и намерение втянуть приветствующего в беседу: «Привет!» - «Привет! Как дела?». Во втором случае следует действие с программой, в меньшей мере, связанной по значению с пусковым сигналом «Привет!».
Перемещение вдоль такого ряда языковых действий совпадает с постепенным переходом от пассивных актов к проявлениям все возрастающей степени активности.
Относительно этапа определения цели преобразования (второй этап языкового действия) следует иметь в виду вероятностную модель будущего, образуемую комплексом нервных процессов. Такой «комплекс существует и играет важнейшую роль в том активном воздействии на окружающий мир» [1, internet], которое демонстрирует язык в процессе преодоления незнания. Вероятностный характер модели будущего объясняется изменчивостью ситуации. Однако языковая задача, определяемая индивидом, категорично устанавливает один единственный исход из складывающейся ситуации. Так активность, направляемая противопоставлением вероятностной модели будущего и определившейся языковой задачи, представляет собой динамику борьбы индивида за нужный ему результат. «Эта борьба ведет к понижению энтропии системы, включающей в себя индивида и его непосредственное окружение, т.е. представляет собой всегда негэнтропический процесс» [1, internet]. Одним из условий характера борьбы является временной промежуток реализации языкового действия и степень сложности языковой задачи. С усложнением задачи и удлинением
промежутка времени, на который делается попытка предвосхищения, возрастает мера активности субъекта.
Стратегия языкового поведения зависит и от интенсивности развертываемых событий. Необходимость для субъекта быстрого выбора стратегии, отсутствие времени на скурпулезную оценку также является причиной конфликта и противодействия.
Далее, сам бытийный контекст («языковая игра») изменчив, независим от действий субъекта, что сказывается на постоянстве конфликтной ситуации индивида с окружением.
Таким образом, говорить на языке значит не просто действовать, а противодействовать. Язык - это форма борьбы, средство преодоления незнания и непонимания.
Общность языка одного народа казалось бы предполагает возможность трансцендентальной всеобщей языковой задачи, а значит и построения модели будущего учитывающей всех носителей данного языка. Такая трансцендентальная задача должна исключать конфликт между привлеченными в ее решение индивидами. Однако в достижении всеобщей цели конфликты индивидов не только не сглаживаются, напротив, требуется разжигание и усиление противоборства для повышения индивидуальной активности. Выполнение трансцендентальной задачи (обогащение культуры, накопление опыта и т.п.) напрямую зависит от созданий условий препятствования и подавления индивидуальных стремлений, но не с целью тотального подчинения индивидуальных интересов, а с целью стимулирования индивидуальной активности. «То, что выходит наружу в разговоре, есть постоянно повторяющееся покушение ввязаться во что-нибудь и связаться с кем-нибудь. Но это означает: подвергать себя чему-нибудь (ставить под угрозу)» [3, internet].
Список литературы
1. Бернштейн Н. А. Пути и задачи физиологии активности. URL: http://a-mov.ru/papers/bernstein-ocherk-11-puti-i-zadachi-fiziologii-aktivnosti.html (дата обращения 17.02.2015)
2. Витгенштейн Л. Философские исследования - М.: Астрель, 2011. - 347 с.
3. Гадамер Х.-Г. Текст и интерпретация. URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z00000 37/st001.shtml (дата обращения 17.02.2015)
4. Никифоров А. Л. Чувственно-вербальное построение мира/Язык - знание - реальность. - М, 2011. С. 9 - 66
5. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. - СПб: Питер, 2000. - 720 с.
ФЕНОМЕН «ОРГАНИЧЕСКОЙ СВОБОДЫ» В ФИЛОСОФСКО-ЭТИЧЕСКОЙ
КОНЦЕПЦИИ А. ДЖ. БААМА
Сомкин Александр Алексеевич
доктор философ. наук, доцент, Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, г. Саранск
Сомкина Алла Николаевна
Преподаватель, Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, г. Саранск
THE PHENOMENON OF «ORGANIC FREEDOM» IN PHILOSOPHICAL AND ETHICAL CONCEPTION OF A. J. BAHM Somkin Alexander, Doctor of philosophical sciences, assistant professor, Ogarev Mordovia State University, Saransk
