CC BY
227
ЛИНГВИСТИКА
УДК 81'37(=161.1+111)
И.А. ГЕВОРКЯН
СОВРЕМЕННОЕ ФИЛОСОФСКО-КОГНИТИВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ИССЛЕДОВАНИИ МЕТАФОРЫ
Ключевые слова: метафора, философско-когнитивное исследование, субститу-циональный взгляд на метафору, сравнительный взгляд на метафору, интерак-ционистский взгляд на метафору, система общепринятых ассоциаций, буквальное значение, абсолютная ложность, концепт.
Представлены подходы современных учёных к исследованию метафоры с философско-когнитивной точки зрения. В противопоставление традиционному определению данного тропа описаны и проанализированы новейшие теории метафоры выдающихся философов, их отличительные особенности и значимость для современной науки. Каждый подход сопровождается оригинальными примерами рассматриваемого стилистического приёма из произведений современной английской литературы.
I.A. GEVORKYAN
CONTEMPORARY PHILOSOPHIC-COGNITIVE AREA IN METAPHOR RESEARCH
Key words: metaphor, philosophic-cognitive, substitution view of metaphor, comparison view of metaphor, interaction view of metaphor, the system of associated commonplaces, literal meaning, absolute falseness, concept.
The present article considers the approaches of the contemporary scientists to metaphor research from the philosophic-cognitive point of view. In contrast to the traditional definition of this trope, the latest metaphor theories by the outstanding philosophers, their distinctive features and significance for science are described and analyzed in this article. Each approach is accompanied with unique examples of the stylistic device in question taken from the works of modern English literature.
На протяжении многих веков метафора представляла огромный интерес для философов и лингвистов благодаря своему богатому смысловому содержанию и уникальному языковому потенциалу. Не удивительно, что в настоящее время существует множество взглядов и направлений в исследовании метафоры. Целью данной работы являются анализ современного философ-ско-когнитивного направления в изучении метафоры и обзор работ некоторых наиболее ярких его представителей.
Однако, прежде всего, необходимо дать традиционное определение метафоры, изложенное в Лингвистическом энциклопедическом словаре, чтобы ясно понимать, на чем основываются подходы ученых-философов к исследованию этого понятия, а также в чём состоит их новаторство.
Метафора (от греч. metaphora - перенос) - троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении. В расширительном смысле термин «Метафора» применяется к любым видам употребления слов в непрямом значении [7. C. 296].
Это довольно ёмкое определение, характеризующее природу метафоры, позволяет нам отчётливо увидеть структуру функционирования данного тропа. Тем не менее классическое определение метафоры выявляет нам лишь одну грань данного уникального языкового явления. Чтобы обнаружить его иные грани, мы рассмотрели современные теории метафоры с философско-когни-тивной точки зрения.
Мы изучили, как американский логик и философ Макс Блэк рассматривал данную проблему. В своём классическом труде «Метафора» Блэк выделяет три
взгляда на метафору, каждый из которых включает и обобщает различные теории изучения метафоры. Первый он называет субституциональным взглядом на метафору (a substitution view of metaphor) [3. C. 158], согласно которому метафорическое выражение всегда употребляется вместо некоторого эквивалентного ему буквального выражения так же, как любое предложение, содержащее метафору, рассматривается как замещающее некоторый набор предложений с прямым значением.
Субституциональный подход подкрепляется несколькими доводами. Первый из них - это потребность языка в заполнении так называемых пробелов в словаре буквальных наименований, так как довольно часто мы сталкиваемся с отсутствием буквального эквивалента в языке или прибегаем к подходящему сокращенному названию. С этой точки зрения автор рассматривает метафору как разновидность катахрезы, где слово используется в новом для себя смысле с целью обозначения какого-либо нового явления или свойства. Второй довод - некая декоративная функция метафоры. Употребление метафоры вместо буквального выражения подстёгивает читателя на разгадку скрытого автором смысла, иными словами, бросает вызов думающему читателю. Это можно назвать развлечением или удовольствием для читателя, что немаловажно для художественного текста.
Наши исследования и анализ работ современных учёных в области метафорических концептов и теорий позволили сделать вывод, что Блэк несколько ограничил функции субституционального подхода к изучению метафоры.
Метафора (в особенности свежая и расширенная) довольно часто несёт эмоциональный подтекст и особую скрытую информацию. Автор при передаче какой-либо идеи зашифровывает её в метафоре, тем самым повышая её статус и ценность. Цель автора в данном случае и, соответственно, функция метафоры: воздействовать на эмоциональный мир читателя, вызвав у него сильный отклик на прочитанное. Ведь важно не только что сказать, но и как сказать. Любой хороший писатель стремится создать более объёмное видение предмета, какой-либо черты характера человека, эмоции, чувства и т.д. Метафора в данном случае, безусловно, служит и как украшение текста, и как удовольствие для читателя, однако она несёт ещё особую миссию: воздействовать на читателя, вызвать его интерес, даже увлечь его. И не всегда это бывает в целях развлечения. К примеру, в публицистике свежие и острые метафоры служат для более точной и глубокой передачи информации или новости.
Ещё одна функция метафоры, которую автор не упомянул при рассмотрении субституционального подхода - это эстетическое обогащение любого серьёзного художественного произведения. Как известно, писательский язык отличается от повседневного богатством стилей, насыщенностью описаний и сильными образами, создаваемыми при помощи языка. Любой писатель всегда стремится обогатить свой «язык», сделать его ярким и, фигурально выражаясь, «объёмным». Ведь в произведении важен не только сюжет, но и способ его подачи. В этом автору очень часто помогает метафора. И здесь мы в большинстве случаев говорим об авторской (свежей) метафоре, вне зависимости от того, простая она или расширенная.
В доказательство вышесказанному мы приведём следующий пример из произведения Й. Макьюэна «Суббота» (I. McEwan «Saturday»): «Becoming drunk is a journey that generally elates him in the early stages... But once the destination is met, once established up there on that unsunny plateau, a fully qualified drunk, the nastier muses, the goblins of aggression, paranoia, self-pity take control» [12. C. 140].
Обычное состояние опьянения автор описывает живой и красочной метафорой, создавая сказочные образы монстров, что, в свою очередь, позволяет читателю в полной мере ощутить всю неприглядность данного, увы, обыденного явле-
ния. Данный метод передачи образа, несомненно, действует на читателя гораздо сильнее и эффективнее, чем стандартный набор, уже известных нам эпитетов.
Далее Блэк представляет второй взгляд на метафору - сравнительный (comparison view) [3. C. 161], где утверждается, что в основе метафоры есть демонстрация сходства и аналогии. И в первом, и во втором подходах мы видим, что метафорическое выражение употребляется вместо некоторого буквального эквивалента. Однако, с точки зрения автора, метафора не может ограничиваться целью замещения формального сравнения или какого-либо буквального утверждения, так как метафора имеет свои особые признаки и задачи. Блэк чётко обосновал следующее положение: «В ряде случаев было бы более правильно говорить, что метафора именно создаёт, а не выражает сходство» [3. C. 162].
Следуя логике наших рассуждений, мы переходим к третьей точке зрения на метафору, выдвинутой М. Блэком, которую он назвал интеракционистской точкой зрения на метафору (interaction view) [3. C. 162]. Здесь мы сталкиваемся с концепцией взаимодействия объектов, а не идей. Сквозь призму одного объекта мы видим другой, в ином, новом свете. Следовательно, целесообразно здесь говорить о метафоре как о фильтре.
В соответствии с авторской теорией мы можем привести следующий пример. Обратимся к метафорическому концепту: человек - это черепаха. Здесь мы выделяем два субъекта: главный субъект - человек, соответственно, вспомогательный субъект - черепаха. В данном случае базовую роль играет система общепринятых ассоциаций (The system of associated commonplaces) [3. C. 164], с помощью которой мы понимаем значение метафоры. Черепаха ассоциируется у многих с очень медленным и нерасторопным существом, поэтому, называя человека черепахой, мы автоматически наделяем его данными качествами. Но, объективно говоря, мало кто знает, каков истинный природный характер черепахи, мы лишь знаем то, что привыкли знать с детства, получив свои представления из сказок и фильмов. В действительности черепахи, точнее сухопутные черепахи, могут передвигаться по земле довольно быстро и ловко. Этому есть многочисленные примеры. Однако данное заблуждение совсем не мешает нам понимать говорящего и создаваемую им метафору. Необходимо помнить, что система ассоциаций необязательно должна быть истинной, это может быть полуправдой или совершенной неправдой. Главную роль здесь играет, согласно Блэку, «быстрая активизируемость в сознании» [3. C. 164] наших представлений о том или ином предмете или явлении. Мы воспринимаем главный субъект через метафорическое выражение. В то же время мы ни в коем случае не должны забывать об обратной связи данной интеракции. Называя человека черепахой, мы видим его в особом свете, однако это позволяет нам также посмотреть другими глазами и на черепаху и увидеть в ней что-то от человека. Тем самым происходит настоящее взаимодействие двух объектов.
Необходимо отметить, что автор, по всей видимости, склонен придерживаться именно последнего подхода к изучению метафоры, считая его наиболее исчерпывающим и полным. Данный подход, действительно, позволяет выявлять и анализировать некоторые особенности метафоры, однако ограничиваться им в научных исследованиях не представляется целесообразным, в чём мы уже успели убедиться ранее. Тем не менее мы можем с уверенностью утверждать, что работа М. Блэка существенно повлияла на исследования многих учёных и позволила им взглянуть на данное языковое явление с новой, неожиданной для себя стороны.
Представитель прагматического направления философ Джон Р. Серль придерживается несколько иного подхода к изучению метафоры, который он представил в своем труде «Метафора».
Серль видит сущность метафоры во взаимодействии буквального значения предложения и значения высказывания говорящего. Чтобы правильно понять ме-
тафору, мы должны чётко различать значение предложения и смысл высказывания. Многие исследователи пытаются обнаружить метафорические элементы в самом предложении, стремятся разделить предложение на два типа: буквальное и метафорическое. Однако, по утверждению автора, слова и предложения имеют только тот смысл, которым они изначально наделены. Никакого дополнительного смысла в них искать не нужно. Метафора проявляется не в значении самих слов, но в контексте и условиях употребляемых нами слов. Это та мысль, что мы вкладываем в предложение или, точнее говоря, в наше высказывание. Не случайно автор заявляет следующее: «метафорическое значение это всегда значение высказывания говорящего» [8. C. 308]. Здесь мы также находим некое взаимодействие, но взаимодействие смыслов. Это своеобразное сплетение буквальных значений и переносных смыслов в одной фразе. Автор подчеркивает: «Соотношение между значением предложения и значением метафорического высказывания имеет регулярный, а не случайный или произвольный характер» [8. C. 308].
Рассмотрим употребления слова «poison» в произведении современной английской писательницы Дж. Харрис «Шоколад» (J. Harris, «Chocolat»). Первоначальное или буквальное значение слова poison (яд, отрава) широко известно. При анализе любого выражения с данным словом в нашем сознании всплывает именное это значение слова. Однако в зависимости от контекста и условий его применения в предложении слово приобретает дополнительный метафорический оттенок, иначе говоря, переносный смысл.
Своё прямое значение слово «poison» получает в следующем предложении: «I poison the rats which infest the sacristy and gnaw at the vestments there (in the church)» [10. C. 89].
Затем уже в других контекстах и условиях мы имеем возможность наблюдать примеры его метафорического употребления: «Polite contempt. The barbed and poisonous weapon of the righteous» [10. C. 53]; «I know he means me harm, but somehow his poison has been drawn» [10. C. 282].
Согласно мнению Дж. Серля, в вышеприведённых примерах метафоры со словом poison мы видим то же самое слово в новом свете благодаря новому контексту и условиям его употребления, однако мы неизменно опираемся на его буквальный смысл. Проще говоря, мы исходим из того, какие образы стремится создать писательница при помощи слова poison, используя его в различных смысловых ситуациях.
Несомненно, Дж. Серль расширил наше видение метафоры, позволил нам выйти за пределы значения слова и несколько изменить восприятие уже знакомого нам стилистического приёма, т.е. рассматривать метафору уже с точки зрения её окружения в предложении.
Далее мы обратимся к теории другого философа Дональда Дэвидсона. Особый интерес она представляет не только благодаря своей обширной научной доказательной базе, но и благодаря её противопоставленности многим известным подходам к изучению метафоры, так как его позиция, согласно самому Дэвидсону, «идёт в разрез с известными современными точками зрения» [5. C. 173].
В труде «Что означают метафоры» Дэвидсон выдвигает свою исключительную точку зрения на метафору, которая бросает вызов многим современным течениям в данной области. Прежде всего, исследователь открывает нам сущность метафоры в свете теории значения и теории истинности, утверждая, что «метафоры означают только то (или не более того), что означают входящие в них слова, взятые в своем буквальном значении» [5. C. 173]. На первый взгляд, учёный повторяет то, что было выдвинуто Дж. Серлем. Однако в продолжение своей мысли Дэвидсон делает резкое отклонение в сторону и следует по совершенно иному пути. По его мнению, произнося метафору, мы не сообщаем ничего кроме
изначального или буквального смысла слов/предложений в самом высказывании. Более того, контекст и условия произнесения метафоры не имеют никакого значения, так как вне зависимости от них буквальные значения и условия истинности неизменны. Следовательно, в понимании метафоры решающую роль играет именно первичный или буквальный смысл слов, а не дополнительно приписываемый им или скрытый смысл фразы. Правильное восприятие метафоры происходит благодаря неизменному взаимодействию вышеупомянутого буквального смысла слова с опытом реципиента. Это не образование дополнительных смыслов, это те ассоциации и образы, которые рождаются у нас в сознании благодаря комбинации уже известных нам значений слов.
Приведём следующий пример из произведения современного английского писателя Н. Хорнби «Hi-Fi» (Nick Hornby «High Fidelity»): «See, I've always been afraid of marriage because of, you know, ball and chain, I want my freedom, all that» [11. C. 241].
В данном случае мы рассматриваем супружескую жизнь (глазами героя) сквозь призму понятий неволи, тюрьмы, при помощи выражения ball and chain, а также через семантическое противопоставление ему в предложении со словом freedom. Благодаря созданной автором метафоре мы ясно представляем себе, как относился главный герой к семейной жизни. Исходя из вышеизложенной теории, писатель, делая буквальные утверждения, заставляет нас увидеть один объект как бы в свете другого, благодаря чему мы понимаем метафору.
Продолжая ход своих рассуждений, Дэвидсон также проводит параллель между сравнением и метафорой, где первое всегда истинно, тогда как второе почти всегда ложно. Далее мы представим пример художественного сравнения из произведения уже упомянутой выше Дж. Харрис «Шоколад»: «He is a little like a cat himself, I notice; cold, light eyes which never hold the gaze, a restless watchfulness, studied, aloof» [10. C. 21].
«Он был похож на кота», - и это вполне правдоподобно, так как в большинстве своём всё подобно всему. В то же время автор могла выразить свою мысль несколько иначе: «He is a cat himself, I notice; cold, light eyes which never hold the gaze, a restless watchfulness, studied, aloof».
В данном случае мы получили бы метафору, и хотя мысль в корне не изменилась бы, но высказывание само по себе стало бы ложным. Он похож на кота, но он не кот. Объективно говоря, высказывание не соответствует действительности. Однако здесь, мы, конечно, говорим не об «абсолютной ложности» [5. C. 185], а о том, что оно должно быть воспринято как ложное. Ведь метафора не искажает основную мысль высказывания, она лишь выражает её по-особому. Мы прекрасно понимаем всю абсурдность и противоречие метафорического выражения, что, в свою очередь, не позволяет нам воспринять его буквально, а видеть в нём именно метафору. В данном случае стоит заметить, что как только высказывание перестаёт быть ложным, оно, соответственно, перестаёт быть метафорой. Возможно, именно поэтому ложность большинства метафорических выражений очевидна, а все сравнения - тривиально истинны.
Всё, что нам нужно, по мнению учёного, это не искать чего-то невидимого, тайного, а видеть очевидное.
Безусловно, такую точку зрения несколько сложно принять, так как на первый взгляд она может показаться довольно ограниченной и в некотором смысле поверхностной, здесь отсутствует глубинный анализ значения слов и взаимодействия смыслов. Однако отказ от данного подхода означал бы существенную потерю в сфере теорий исследования метафоры, так как и здесь мы находим особое, уникальное видение метафоры, которое, без всякого сомне-
ния, открывает нам ещё одну грань этого языкового феномена и, безусловно, заслуживает нашего внимания.
Когнитивную теорию метафоры, новаторский и весьма смелый для своего времени подход в 80-е гг. XX в. представили знаменитые американские учёные Джордж Лакофф и Марк Джонсон в своём признанном и необычайно популярном среди широкого круга читателей труде «Метафоры, которыми мы живём».
Со времён античности считалось, что метафора - это продукт и прерогатива только художественной речи, но впервые в своей работе авторы основательно и твёрдо опровергают данную устоявшуюся точку зрения, говоря о том, что метафора буквально пронизывает нашу повседневную жизнь, что она присутствует в языке, мышлении и деятельности каждого человека. Концепция состоит в том, что «наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична» [6. C. 25]. Авторы выдвигают идею о том, что концептуальная система человека в значительной степени метафорична, так как то, как мы думаем, то, что узнаём из опыта, и то, что мы делаем каждый день, напрямую связаны с метафорой. Концепты, управляющие нашим мышлением, влияют на нашу повседневную деятельность, вплоть до самых мельчайших деталей. Эти же концепты включают в единую систему наши ощущения, поведение, отношение к другим людям. Однако авторы здесь не ограничиваются теоретическими рассуждениями и обогащают свою работу примерами различных концептуальных метафор, доказывая, что вся жизнь буквально состоит из них, и чаще всего мы этого просто не осознаем.
В соответствии с вышесказанным мы представим на суд читателей следующую концептуальную метафору: Город - это Живой Организм.
В различных языках мира мы можем встретить множество как стёртых, так и свежих метафор, построенных и структурированных на основе данного концепта.
В нашей работе мы обратимся к примерам мертвых (стёртых) и свежих метафор на английском и русском языках. Прежде всего, необходимо отметить, что в повседневной речи мы часто обращаемся к концепту Город - это Живой Организм, даже не задумываясь над этим. Можно рассмотреть следующие примеры стёртой метафоры:
- He has been swallowed by the city.
- The city has woken up.
- The city has finally fallen asleep.
Далее мы рассмотрим примеры свежей, авторской метафоры. Вышеупомянутый английский писатель Й. Макьюэн в своём произведении «Суббота» неоднократно обращается к концепту Город - это Живой Организм, так как город в его произведении является одним из главных героев; он у него как бы оживает.
1. «But a city of its nature cultivates insomniacs; it is itself a sleepless entity whose wires never stop singing.» [12. C. 17].
2. The city's appetite for Saturday work is robust. At six o'clock, the Euston Road is in full throat [12. C. 48].
3. The street is fine, and the city. is fine too, and robust. It won't easily allow itself to be destroyed. It's too good to let go [12. C. 77].
4. The foot, like some roughneck hick town, is a remote province of the brain, liberated by distance from responsibility [12. C. 93].
5. Sick buildings, in use for so long, that only demolition can cure [12. C. 122].
Авторы утверждают, что «суть метафоры - это понимание и переживание
сущности одного вида в терминах сущности другого вида» [6. C. 27]. Нельзя забывать, что город и человеческий организм это совершенно разные сущности, которые принадлежат к различным классам понятий, тем не менее мы часто
понимаем и говорим про город в терминах, используемых для обозначения организма человека. И в данном случае способ описания города подразумевает использование метафоры, которую мы чаще всего не осознаём. Однако она неизменно присутствует как в нашей обыденной речи, так и при создании свежих, авторских метафор. Из этого следует, что, согласно мнению Дж. Лакоффа и М. Джонсона, метафоричность процессов человеческого мышления очевидна.
Точка зрения Дж. Лакоффа и М. Джонсона на изучение метафоры представляется нам достаточно обоснованной и, без сомнения, логичной. Она даёт объёмное и исчерпывающее объяснение метафоры как языкового явления, её свойств и функций. Это её поэтапная систематизация, максимально приближенная к реальной жизни человека, которая позволяет нам так легко и быстро её понять и, что немаловажно, принять.
Многогранность метафоры воистину неисчерпаема. Процесс её изучения не имеет условностей и границ. Каждый подход раскрывает новую грань и уникальные особенности данного языкового явления. Следует отметить, что описанные выше теории выдающихся философов XX в. имеют под собой солидную доказательную базу, и, следовательно, полное право на существование. Каждая из них по-своему раскрывает сущность метафоры и в своём контексте объясняет её признаки и свойства. Однако данные теории не должны исключать друг друга, а, скорее, дополнять. Несомненно, та или иная точка зрения всегда будет нам ближе и понятнее. Однако ограничивать себя лишь одним методом исследования метафоры - это всё равно, что смотреть на мир через маленькое окошко и видеть лишь незначительную его часть, только малый отрезок горизонта, в этом случае очень многое может остаться за переделами нашего видения.
Литература
1. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык. М.: Флинта; Наука, 2006. 384 с.
2. Барышников П.Н. Миф и метафора: Лингвофилософский подход. СПб.: Алетейя, 2010.
216 с.
3. Блэк М. Метафора // Теория метафоры: сборник / под ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Жу-ринской. М.: Прогресс, 1990. 512 с.
4. Гальперин И.Р. Стилистика английского языка. М.: Высш. шк., 1971. 343 с.
5. Дэвидсон Д. Что означают метафоры // Теория метафоры: сборник / под ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. 512 с.
6. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём: пер. с англ. / под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. 2-е изд. М.: ЛКИ, 2008. 256 с.
7. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 685 с.
8. Серль Дж.Р. Метафора // Теория метафоры: сборник / под ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. 512 с.
9. Black M. Perplexities. Rational Choice, the prisoner's dilemma, metaphor, poetic ambiguity and other puzzles. Ithaca; L.: Cornell University Press, 1990. 201 c.
10. Harris J. Chocolat. L.: Black Swan, 2007. 320 c.
11. Hornby N. High Fidelity. L.: Penguin Books, 2000. 245 c.
12. McEwan I. Saturday. L.: Vintage, 2006. 279 c.
ГЕВОРКЯН ИРИНА АРЦРУНОВНА - соискатель ученой степени кандидата филологических наук, кафедра романо-германской филологии, Казанский (Приволжский) федеральный университет, Россия, Казань ([email protected]).
GEVORKYAN IRINA ARTSRUNOVNA - a competitor of scientific degree of philological sciences candidate, Romanic and Germanic Philology Chair, Kazan (Volga Region) Federal University, Russia, Kazan.
