Современная социология эмоций и проблема социальной солидарности: основные направления исследований Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

О.А. Симонова

СОВРЕМЕННАЯ СОЦИОЛОГИЯ ЭМОЦИЙ И ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОЙ СОЛИДАРНОСТИ: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ1

Понятие социальной солидарности является основополагающим для решения проблемы социального порядка, которую в свою очередь можно считать фундаментальной для социологии как науки. Эта проблема решалась с помощью разных методологических стратегий, на уровне межличностных взаимодействий, групповых взаимодействий и общества в целом. Традиционные социологические вопросы - как возможно общество, как возможен социальный порядок, почему индивиды подчиняются социальному порядку - в современной социологии находят все новые теоретико-методологические решения, среди которых одним из самых заметных становится социологическое изучение эмоций, их роли в поведении индивидов, в обществе в целом. В последние несколько десятилетий в современной социологии социальное поведение изучается только с учетом эмоций. Эту тенденцию поддерживает ряд исследований в разных социологических традициях и научных школах. Исследователи единодушны в том, что изучение эмоций с социологической точки зрения необходимо для более полного и адекватного понимания основных социальных институтов, социальных групп, организаций, социальных движений. Целью данной статьи является анализ работ по социологии эмоций, в которых ставится ключевая проблема социологии - проблема поддержания социальной солидарности. Особенно очевидно это прослеживается в анализе так называемых моральных эмоций, которые возникают, когда индивиды (постоянно, осознанно и неосознанно) соотносят свое поведение с моральными ценностями и нормами культуры. Моральные эмоции непосредственно затрагивают личностную идентичность и значимые представления инди-

1 Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта «Социальная солидарность как условие общественных трансформаций: Теоретические основания, российская специфика, социобиологические и социально-психологические аспекты», поддержанного Российским фондом фундаментальных исследований (проект 11-06-00347 а).

вида о себе. В большинстве ситуаций у него возникает необходимость управлять своей идентичностью и эмоциями для поддержания социального взаимодействия, что имеет макроструктурные последствия для социального порядка. В связи с этим в рамках социологии эмоций возник целый ряд понятий, таких, как «эмоциональная культура», «эмоциональная идеология», «эмоциональная девиация», «эмоциональный труд», «управление эмоциями», и др. Многие социологические концепции эмоций (например, Т. Шеффа, С. Шотт, Р. Коллинза, Э. Саммерс-Эффлер) напрямую затрагивают моральные эмоции и стратегии управления личностной идентичностью. Поэтому, хотя данная работа носит главным образом теоретико-методологический и историко-социологический характер, она может иметь значение в том числе и для методики новейших эмпирических исследований.

В ходе анализа социальной солидарности возникают закономерные вопросы: совпадают ли понятия социального порядка и социальной солидарности, возможно ли первое без второго? В разряд понятий, синонимичных солидарности, входят следующие: «социальный порядок», «социальная организация», «социальный консенсус», «социальная интеграция», «кооперация», «сотрудничество» и многие другие. Сопоставление этих терминов показывает, что понятие социальной интеграции, отражающее функциональную взаимозависимость элементов социальной системы, понятие социальной организации, подразумевающее иерархическую структуру управления, понятия кооперации и сотрудничества, указывающие на поведенческие аспекты солидарного поведения, недостаточны для понимания природы и генезиса социальной солидарности1. Вероятно, все эти условия необходимы для социального порядка, но в их основании должен лежать социальный консенсус, общие правила и ориентиры поведения, поэтому для социального порядка требуется социальная солидарность, степень которой может быть различной. Социальная солидарность как на микро- (индивидуальном и внутригрупповом), так и на макроуровне социального организма в первую очередь предполагает соблюдение установленных правил и веру в определенные социальные ценности, в каких бы поведенческих образцах или сценариях эта приверженность ни выражалась; это, в свою очередь, подразумевает, что социальная солидарность держится не только на идеях, внешнем принуждении, взаимной зависимости, прагматически ориентированном поведении, но также на общеразде-ляемых коллективных и индивидуальных чувствах (эмоциях), типическим образом возникающих в рамках данного социального целого. Поэтому теоретико-методологическое решение проблемы солидарности неотделимо от исследования эмоционального измерения человеческого поведения.

1 См.: Урсуленко К Социальная солидарность: Развитие понятия в истории социологии и современные интерпретации // Социология: Теория, методы, маркетинг. - Киев, 2009. - № 1. - С. 151-155.

Понятием солидарности сегодня все чаще пользуются обществоведы самых разных направлений, которые изучают причины разрыва социальной «ткани» и ищут основы ее регенерации. В связи с этим возникают вопросы об условиях формирования солидарности, материальных и нематериальных факторах этого процесса, о природе солидаристского потенциала группы1. Сюда можно добавить и другие: каким образом социальная солидарность воспроизводится в рамках данного социального порядка, каковы ее наблюдаемые проявления, при каких условиях она может ослабляться и насколько, наконец, в этих процессах существенна роль эмоций?

Проблема социальной солидарности так или иначе затрагивалась в работах всех классиков социологии, но нам хотелось бы заострить внимание именно на тех работах, которые имеют значение в контексте рассматриваемой проблемы. При том что подробный анализ классических трудов под углом зрения социальной солидарности является темой отдельной работы, мы намерены продемонстрировать преемственность классических идей в современных социологических исследованиях эмоций в связи с проблемой социальной солидарности.

История понятия социальной солидарности началась одновременно с историей самой социологии. В трудах О. Конта это понятие встречается постоянно, когда он пишет о социальном порядке, рассуждая об иерархической структуре общества и определяя структуру социологической науки, о социальной статике и социальной динамике. Социальная статика, в сущности, сводится к изучению того, что Конт называет «общественным консенсусом»2. Социальная статика представляет собой анатомический анализ структуры общества в конкретный момент, а также анализ элементов, которые определяют консенсус, т.е. превращают совокупность индивидов или семей в коллектив, создают единство из множества институтов3. Разделение труда в обществе выступает одним из главных факторов социального порядка, способствуя возникновению общих идей, интересов, эмоциональных и моральных связей. Общие идеи опираются на общие чувства и социальные институты, а люди, по мнению Конта, не движимы ничем иным, кроме своих чувств4. При этом человек эгоистичен, но у него имеются альтруистические склонности. Социальные чувства (как правило, альтруистические) держатся на симпатии, а симпатия рождается в семье, поэтому семья представляет собой высший уровень консенсуса. Во втором томе «Системы позитивной политики» Конт отвечает на вопрос о том, в чем заключается фундаментальная структура обществ. Любое общество

1 Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей) // СоцИс. - М., 2002. - № 4. - С. 3.

2 Гофман А.Б. Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии. - М.: Наука, 2003. - С. 94.

3 Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. - М.: Прогресс-Политика, 1993. - С. 111-115.

4 Там же. - С. 116.

непременно предполагает консенсус, единение членов, составляющих общество. Общественное единство требует признания принципа единства всеми индивидами, поэтому Конт обращается к религии. Сама религия представляет собой триединство следующих аспектов: интеллектуального (догмы), аффективного (любовь, выражающаяся в культе) и практического (уклад). Религия воспроизводит в самой себе природу человека: порождая единство, она должна обращаться одновременно к разуму, чувству и действию, т.е. ко всем способностям человека1. Религия создает общественный порядок, она служит формой привязанности и деятельности, а также догмой и верованием: «Религия предлагает для души нормальный консенсус, в точности сравнимый с консенсусом здоровья с телом»2. По Конту, для социальной солидарности помимо мирской или технической иерархии нужна религия. Именно религия отвечает постоянным человеческим потребностям в любви и единстве, именно такая религия станет религией человечества.

Таким образом, общество, по Конту, держится на согласии умов, консенсус определяет социальный порядок: общие идеи и общие социальные чувства составляют сущность социальной солидарности. Примечательно, что, описывая социальный порядок как имеющий необходимым условием социальную солидарность, он опирается на идею об общих чувствах альтруистической, моральной природы, или устремленности к высшим ценностям эпохи, и подчеркивает значение симпатии в качестве фундаментального фонового условия социального порядка, чувства, соединяющего все уровни социальной структуры.

Социологические идеи К. Маркса отсылают нас к проблеме групповой солидарности3, которая чрезвычайно важна не только в исследовании понимания проблемы социальной солидарности в целом, но и для изучения эмоций. Маркс писал о групповой или классовой солидарности, его социология - это социология классовой борьбы, поскольку социальные классы являются главными действующими лицами истории. Изначально признаком класса, по Марксу, служило место в системе общественного производства, позднее в работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» и «18 брюмера Луи Бонапарта» он расширяет свое понимание класса. Место в социальной структуре, общность деятельности, способа мышления и образа жизни являются необходимыми, но недостаточными условиями существования общественных классов, для которых нужна также психологическая общность. Для образования класса, по Марксу, необходимо осознание единства, ощущение отличия от других общественных классов и даже враждебность по отношению к ним. Опять-таки помимо общих идей требуются солидарность, общие чувства - например,

1 Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П. С. Гуревича. - М.: Прогресс-Политика, 1993. - С. 117.

2 Там же.

3 Там же. - С. 148 и далее.

гнев, фрустрация, решимость вести борьбу, эмпатия и др. Понятие класса в этом случае не совпадает с представлением об общественной группе. Как пишет Р. Арон, помимо общего образа жизни класс для Маркса предполагает осознание этой общности в национальных рамках и волю к совместным действиям с целью определенной организации коллектива1. Отсюда, по Марксу, в капиталистическом обществе возможны лишь два больших класса, потому что здесь имеются лишь две группы с подлинно противоположными представлениями о том, каким должно быть общество, при том что каждая из этих групп действительно определяется политической и исторической волей. Можно утверждать, что, по Марксу, несмотря на то, что положение классов определяется социальной структурой производства материальных благ, их окончательное формирование основывается на осознании единства, непременно сопровождаемого общими чувствами, которые «подогреваются» этим же социальным положением.

Безусловно, самым весомым вкладом в изучение социальной солидарности стали работы Э. Дюркгейма, в которых нередко акцентируется роль чувств, возникающих в тех или иных социальных условиях. По Дюркгейму, социальная солидарность в современных обществах основывается на разделении труда как социальной структуре, которая обусловливает общие идеи, представления, чувства, ценности, нормы. При социальной солидарности коллективное сознание обладает моральным авторитетом для большинства членов общества. Социальная солидарность и разделение общественного труда являются, по Дюркгейму, социальными и моральными фактами. Наблюдаемое следствие коллективного сознания французский социолог находит в праве; в современном обществе кооперативное право служит организации регулярного и упорядоченного сосуществования уже дифференцированных индивидов. Таким образом, органическая солидарность основывается на функциональной взаимной зависимости и коллективных представлениях, что выражается в соответствующем нормативном порядке в виде морали и права. Но в современном индивидуализированном обществе основная проблема состоит в поддержании минимума коллективного сознания, при отсутствии которого органическая солидарность будет ослабляться, что влечет за собой общественную дезинтеграцию, а в конечном счете и аномию. Согласно Дюркгейму, главной проблемой современных обществ является проблема консенсуса, укрепления общих верований и чувств, благодаря которым смягчаются конфликты, подавляется эгоизм и поддерживается согласие. Общество не может сохраниться, если не будет императивов и запретов, коллективных ценностей и объектов поклонения, привязывающих индивидуальную личность к социальному целому2.

1 Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. - М.: Прогресс-Политика, 1993. - С. 197.

2 Там же. - С. 326.

Вообще одной из главных составляющих социальной солидарности выступает личная приверженность членов общества социальным нормам и ценностям, которые выражаются в групповой морали. Тема отношений между индивидом и коллективом встречается во всех трудах Дюркгейма, поскольку именно в этой «болевой» точке современного общества рождается социальная солидарность. При прочтении работы «Самоубийство» становится понятно, что самоубийства происходят вследствие несчастья человека в современном обществе, где процветают индивидуализм и эгоизм и ослабляется нормативная система. Аномические и эгоистические самоубийства являются следствием того, что «общество недостаточно присутствует в индивидах»1, т.е. следствием аномии. Эгоистические самоубийства случаются тогда, когда коллективная жизнь теряет для индивидов смысл. В этом случае эгоизм описывается с помощью эмоций - как смесь печали и праздности, чувства пустоты и одиночества, порождающих мысль о самоубийстве. По Дюркгейму, это закономерное следствие «астении коллективной деятельности»2, тогда как основанием общественной жизни для него, как и для Конта, выступает альтруизм3. При аномии внутреннее состояние описывается как меланхолия, которая характеризуется усилением чувств раздражения и недовольства, болезненной тревоги, нетерпения, состояния постоянного возбуждения, неудовлетворенности, также чреватых самоубийством. По Дюркгейму, средством избавления от этих чувств является укрепление коллективного сознания, более ясная репрезентация коллективных представлений и более строгая регламентация правил совместной жизни4.

Дюркгейм ищет пути большего вовлечения индивидов в коллективы, рассматривая семейные, политические и религиозные институты. Он стремится доказать, что ни одна из групп, рождающихся в данном институциональном контексте, не представляет собой близкого индивиду социального окружения, которое удовлетворяло бы его, целиком подчиняя требованиям солидарности. С точки зрения французского социолога, индивиды должны подчиняться требованиям коллективного сознания, поэтому скрепить современное общество может действенная мораль, которая есть в профессиональных группах или корпорациях: она гарантирует дисциплину, престиж, чувство солидарности, а значит, и чувство удовлетворе-ния5. Как и Конт, Дюркгейм полагал, что социальный порядок и солидарность может обеспечить система религиозных верований, гарантирующая

1 Цит. по: Suffering and evil: The Durkheimian legacy: Essays in commemoration of the 90th anniversary of Durkheim's death / Ed. by W.S.F. Pickering, M. Rosati. - N.Y.; Oxford: Durkheim press: Berghahn books, 2008. - Р. 45.

2 Ibid. - P. 38-39.

3 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. - М.: Наука, 1991. - С. 215.

4 Suffering and evil. - Р. 74.

5 См.: Дюркгейм Э. Указ. соч. - С. 14, 18, 215.

общественную приверженность и совмещающая в себе систему верований, которые обладают моральным авторитетом, подразумевает ритуальные практики и формирующиеся на этой основе солидарные социальные группы и организации. Однако Дюркгейм понимал, что традиционная религия уже не способствует в полной мере органической солидарности, складывающейся в современном обществе, на смену ей должна прийти сильная светская мораль, подкрепленная образовательными институтами. Социалистическая идея Дюркгейма заключается в установлении более осознанной организации коллективной жизни, цель и следствие которой -интеграция индивидов в социальных рамках или общностях, наделенных моральным авторитетом и потому способных выполнять воспитательную функцию1.

Именно дюркгеймовское исследование религии показало, что в до-письменных обществах социальная солидарность обеспечивалась с помощью ритуалов, которые поддерживали связь индивида с группой, регулярно «воспроизводили» общие верования, оживляли чувства, а иногда и способствовали созданию новых человеческих объединений. Дюркгейм был первым социологом, который показал (в работе «Элементарные формы религиозной жизни»), что религиозные верования поддерживаются и, возможно, изменяются посредством ритуалов, которые, как правило, вызывают эмоции. Ритуалы, которые индивиды исполняют в непосредственном контакте, способствуют возникновению общего «воодушевления» («effervescence»), что ведет к ритмической синхронизации их действий, усилению эмоционального возбуждения и фокусированию внимания на символах группы. При этом социальная солидарность поддерживалась на основе разных чувств или эмоций, позитивных и негативных (гнев, месть, возмущение)2. Как свидетельствуют сегодня социологи, изучающие наследие Дюркгейма, социализация, жизнь в религиозных сообществах, да и вообще жизнь в обществе сопровождается переживанием не только позитивных чувств коллективного воодушевления, радости, удовлетворения, но и негативных чувств, которые можно охарактеризовать как страдания, боль, несчастья3. И позитивные, и негативные эмоции в этом случае являются неотъемлемой частью социальной солидарности.

Безусловно, этот обзор социологической классики применительно к теме солидарности не является полным, понятие социальной солидарности развивалось и в других социологических концепциях, например в теории альтруизма П.А. Сорокина. Подытоживая сказанное, можно констатиро-

1 Арон Р. Этапы социологической мысли / Общ. ред. и предисл. П.С. Гуревича. - М.: Прогресс-Политика, 1993. - С. 373.

2 См.: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. - М.: Наука, 1991. - С. 98-100.

3 См.: Suffering and evil: The Durkheimian legacy: Essays in commemoration of the 90th anniversary of Durkheim's death / Ed. by W.S.F. Pickering, M. Rosati. - N.Y.; Oxford: Durkheim press: Berghahn books, 2008.

вать, что классики социологии считали, что социальная солидарность базируется на разделении труда, общих идеях, моральных правилах, ритуалах и общих чувствах, которые отражают приверженность обществу. Уточним, что под общими чувствами имеются в виду не только коллективные эмоции или разделяемые эмоции, но и типичные эмоциональные переживания, ежедневно сопровождающие человеческие действия. Таким образом, социальная солидарность означает целостность и единство вследствие общих идей, общих чувств, культурных ценностей, моральных норм, подразумевающих помощь, поддержку и сотрудничество и закрепленных в сознании личности. Поэтому понятия, синонимичные социальной солидарности, скорее описывают ее необходимые условия (например, в отличие от социальной интеграции солидарность носит добровольный характер, так что интеграция должна здесь дополняться разделяемыми чувствами)1. Сегодня социологи для раскрытия понятия социальной солидарности пользуются термином «идентичность». Связь между социальной солидарностью и социальной идентичностью - как самоотождествлением личности с некой общностью - бесспорна; без осознания своей принадлежности к четко очерченной группе (в представлении индивида) нет солидарности с группой и нет соответствующих действий2. Идентичность предполагает также выделение себя из среды других, поэтому солидарность основывается на разделении «мы» - «они» в качестве противостоящих друг другу общностей. Действительно, понятие идентичности позволяет связать между собой эмоции как внутреннее состояние индивидов и социальные группы, поэтому оно входит в арсенал социологического анализа эмоций и их роли в поддержании социальной солидарности. Групповая солидарность усиливается в ситуации неблагоприятных обстоятельств, в которых оказалась или может оказаться группа, «ситуативное родство создает возможность солидаристского поведения»3. Здесь важно общее осознание неблагополучия: при неблагополучных обстоятельствах вскрываются основные компоненты социальной солидарности - общие идеи, чувства, выражающиеся в идентичности и в приверженности группе. Именно социальная солидарность способствует возникновению чувств гнева, раздражения, а также эмпатии, симпатии, чувств, направленных на противостояние или взаимопомощь. Здесь вступают в силу моральные императивы, а не только прагматические мотивы. Поэтому С.Ю. Барсукова определяет солидарность как «особый тип социального взаимодействия, при котором моральное долженствование переводит ресурс идентич-

1 См.: Урсуленко К. Социальная солидарность: Развитие понятия в истории социологии и современные интерпретации // Социология: Теория, методы, маркетинг. - Киев, 2009. - № 1. - С. 138-157.

2 Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей) // СоцИс. - М., 2002. - № 4. - С. 2.

3 Там же. - С. 3.

ности в плоскость реальной деятельности»1, вследствие этого солидарность выражается в приверженности группе, защите ее социальных ценностей даже вопреки индивидуальным интересам ее членов.

Именно с социологическим изучением эмоций как типичных внутренних состояний индивидов во взаимодействии с процессами, протекающими в структуре личностной идентичности, сопряжены методологические стратегии преодоления аналитического разделения общества на микро- и макроуровень и объяснения связи отдельных индивидов с социальной структурой. Дж. Барбалет отмечает, что «эмоция - необходимое связующее звено между социальной структурой и социальным актором, без нее описание действия будет фрагментарным и неполным»2. Эмоции в социологии обычно рассматриваются на так называемом микроуровне, но, как свидетельствуют результаты, в самом исследовании эмоций данное аналитическое разделение перестает быть актуальным3. Посредством жизненного опыта и коллективных представлений эмоциональные состояния тесно связаны с макроуровнем социальной организации. Т. Шефф полагает, что эмоции и социальный мир («социально-эмоциональный мир») следует изучать только в терминах солидарности или отчуждения, поскольку разделяемый опыт всегда переживается4. Таким образом, понятие социальной солидарности необходимо рассматривать как включающее в себя эмоции. В связи с этим можно поставить следующий исследовательский вопрос: какие конкретно эмоции - коллективные или индивидуальные, какой интенсивности, длительности и степени осознания - имеют непосредственное отношение к социальной солидарности, поддерживают ее в группах и обществе в целом либо ее разрушают?

Практически во всех социологических теориях эмоций (или в рассуждениях, так или иначе связанных с концептуализацией этого феномена) ученые размышляют о социальном назначении эмоций, об их солида-ризирующей роли, а также о сигнальной функции, поскольку эмоции также активизируются при разрушении социального порядка (нарушении моральных правил, оскорблении ценностей, верований и т.п.). Эмоции обладают побудительной, мотивирующей силой действия; как считает А. Хохшильд, они создают готовность к действию на основе предшест-

1 Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей) // СоцИс. - М., 2002. - № 4. - С. 4.

2 Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. - P. 27.

3 См., например: CollinsR. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. - Chicago (IL), 1981. - Vol. 86, N 5. - P. 984-1014; Turner J.H. Toward a general sociological theory of emotions // J. for the theory of social behavior. - Springfield (IL), 1999. -Vol. 29, N 2. - P. 132-162.

4 Scheff T.J. Social-emotional world: Mapping a continent // Current sociology. - L., 2011. - Vol. 59, N 3. - P. 348.

вующих (приобретенных в опыте) ожиданий1. Выполняя функцию социальных сигналов, эмоции позволяют окружающим оценить место индивида в социуме и выстраивать свое поведение по отношению к нему (в частности, эмпирические данные подтверждают связь социального статуса и характера эмоциональных явлений)2. Каждая из существующих эмоций может мотивировать индивидов на восстановление социального порядка и оживление социальной солидарности - за исключением тех случаев, когда интенсивные эмоции сами их разрушают либо ослабляют. Эмоции, как позитивные, так и негативные, способствуют социальной солидарности и одновременно социальным изменениям (например, ресентимент, порождающий гнев, зависть, враждебность и приобретающий коллективный характер, побуждает к возникновению социальных движений3). Перечисленные функции можно также назвать «коммуникативными»: такое определение подчеркивает стратегическое использование эмоций, например, для управления впечатлениями других людей с целью создания и изменения личностной идентичности, что в конечном итоге работает на воспроизводство социальной структуры. Здесь надо отметить и смыслообразующую функцию эмоций, когда приобретают важность эмоциональные переживания сами по себе (например, любовь). Более того, все значимые в смысловом отношении культурные элементы оказываются эмоционально «заряженными», т.е. вызывают сильные и важные для индивидов и групп эмоции, поддерживая тем самым приверженность им. Некоторые исследователи конкретизируют названные выше функции, выделяя отражательно-оценочную, информативную, интерактивную, манипулятивную, адаптивно-социализирующую, конструктивно-деструктивную их разновидности4. Главное, что все эмоции как часть любого взаимодействия, как правило, способствуют слаженности его протекания.

Существуют теории эмоций, в которых понятие социальной солидарности затрагивается непосредственно; они анализируют эмоции, которые направляют социальные действия в сторону восстановления и воспроизводства социального порядка. Эмоции представляются как связанные с моральной оценкой ситуации, т.е. не просто с поддержанием социальной организации, но с усилением приверженности, привязанности ко всему, что указывает на ценности, моральные правила. Эмоции рождают готовность защищать эти ценности, совершать ради них поступки,

1 HochschildA.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. - Berkeley: Univ. of California press, 2003. - P. 220-222.

2 См.: The moral identity, status, moral emotions and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. // Social structure and emotion / Ed. by J. Clay-Warner, D.T. Robinson. - San Diego (CA): Elsevier, 2008. - P. 227-251.

3 Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. - P. 148.

4 См.: ГорбуноваМ.Ю. Социальные функции эмоций // Научный журнал КубГАУ. -Краснодар, 2011. - № 3. - Режим доступа: http://ej.kubagro.ru/2011/03/pdf/08.pdf

опасные для жизни, сдерживать во имя моральных ценностей свои личные побуждения, осуществлять взаимопомощь, сотрудничать, осознанно участвовать в кооперации. Как писал в связи с этим Дж. Александер, многие знаки и вещи отсылают к закрепленным в данной культуре «вещам-идеям-верованиям-чувствам» и поэтому вызывают сильные чувства1. Теории подобного рода можно подразделить на несколько групп. Прежде всего, это концепции, которые Дж. Тернер и Дж. Стетс относят к разряду культурных и ритуальных (Р. Коллинз, Э. Саммерс-Эффлер, А. Хохшильд, П. Туа). Проблема солидарности напрямую исследуется также в эволюционных теориях эмоций (В. Вентворт, М. Хаммонд, Дж. Тернер)2. Сюда относятся и теории, возникшие в лоне других традиций, но поставившие во главу угла моральные эмоции - гордость, чувство стыда, чувство вины, симпатию, эмпатию, презрение, гнев; это теории С. Шотт, Т. Шеффа, Дж. Тернера, Дж. Стетс и др. Мы остановимся на принципиально важных моментах таких теорий, а именно - на понятиях, которые раскрывают роль эмоций в поддержании (и, возможно, разрушении либо ослаблении) социального порядка и социальной солидарности.

Перед тем как приступить к обзору данных теорий, необходимо сделать несколько предварительных замечаний об основных посылках современной социологии эмоций. Ни одно из ее направлений не дает строгого определения эмоций, поскольку еще не выработаны термины для описания эмоциональной жизни человека. Эмоции определяют через аффекты, настроения, чувства и пр., прибегая к определенному набору характерных черт, которые можно наблюдать или зафиксировать (например, телесные жесты, сопровождающие эмоции). Проблема состоит в том, что эмоции оперируют на разных уровнях реальности: биологическом, неврологическом, поведенческом, культурном, социально-структурном и ситуационном; при этом исследователь обычно интересуется теми аспектами эмоций, которые релевантны одному или нескольким из перечисленных уровней, поэтому и возникают разные дефиниции. Если же акцент делается на культуре, возникает понятие эмоциональных идеологий, правил чувствования и словарей эмоций. Поэтому в контексте социологического знания эмоции рассматриваются как сложные явления, включающие следующие элементы: 1) нейрофизиологическую реакцию; 2) социально сконструированные определения; 3) лингвистические обозначения, типичные для данной культуры; 4) способы телесного выражения - лицом, голосом, жестами; 5) восприятие и оценка объектов или событий3. Эти элементы не говорят о том, какова природа эмоций, но объединяют практически все

1 См..■ Alexander J.C. Iconic experience in art and life: Surface / depth beginning with Gi-acometti's Standing woman // Theory, culture a. society. - Los Angeles (CA): Sage, 2008. -Vol. 25, N 5. - P. 8.

2 См.: Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005.

3 Turner J.H., Stets J.E. Op. cit. - P. 9.

аспекты, подлежащие анализу в большинстве социологических концепций эмоций, фокусом которых выступает связь между их телесными проявлениями, процессами сознания и социальными и культурными структурами. Таким образом, в контексте социологического рассмотрения эмоции предстают как культурно сконструированные суждения, как аспекты систем культурных значений, используемых людьми для понимания ситуаций, в которых они оказываются. Эмоции также трактуются как способы выражения индивидуальных чувств, действий, оценок и мнений посредством физиологических реакций, поэтому данный феномен можно понимать и как «принятие роли эмоций». Более того, они выступают как средства осознания отношения индивидов к миру, как энергетический источник действия. Поэтому эмоции с точки зрения социологии можно рассматривать не как внутренние состояния, а как действия, направленные на достижение социальных и культурных целей.

Помимо дефиниции эмоций принципиальным является вопрос о том, сколько их существует. Универсальные эмоции называют первичными (страх, гнев, печаль, удовлетворение или радость, отвращение), на их основе формируются все прочие эмоциональные состояния1. Первичным эмоциям свойственны не только похожие лицевые выражения, но и близкие физиологические реакции, их объединяют также сходные причины возникновения, непродолжительность и трудноконтролируемый характер. Подтвердить универсальность эмоций, называемых вторичными (гордость, стыд, ностальгия и пр.), оказалось довольно сложно. Р. Плутчик предположил, что вторичные эмоции - это комбинации первичных2. Эту позицию разделяют Т. Кемпер, Дж. Тернер и Р. Тамм, по мнению которых первичные эмоции имеют эволюционное значение для выживания и появляются на ранних стадиях человеческого развития3. Вторичные эмоции, по Кемперу, социально сконструированы и возникают в контексте переживания одной или более эмоций из разряда первичных (например, чувство вины возникает на базе страха)4. Тернер, квалифицируя вторичные эмоции как сложные сочетания первичных, тем не менее стремится обосновать их эволюционную роль5.

1 См.: Ekman P. Emotions in the human face. - N.Y.: Pergamon, 1972.

2 См.: PlutchikR The nature of emotions // American scientist. - Research Triangle Park (NC), 2001. - Vol. 89, N 4. - P. 344-350.

3 См.: Kemper T.D. Social constructionist and positivist approaches to the sociology of emotions // American j. of sociology. - Chicago (IL), 1981. - Vol. 87, N 2. - P. 336-362; Thamm R. Towards a universal power and status theory of emotion // Advances in group processes. - San Diego (CA), 2004. - Vol. 21 - P. 189-222; Turner J.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. - Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000.

4 Kemper T.D. Social constructionist and positivist approaches to the sociology of emotions // American j. of sociology. - Chicago (IL): Chicago univ. press, 1981. - Vol. 87, N 2. -P. 268.

5 Turner J.H. On the origins of human emotions. - P. 72-79.

Кроме разделения эмоций на первичные и вторичные, в контексте проблемы солидарности принципиальной является дифференциация их в качестве индивидуальных и коллективных. Понятие коллективных эмоций означает здесь эмоциональные состояния, разделяемые внутри группы. Какие из них являются ключевыми при решении проблемы социальной солидарности? Может быть, большее значение имеют коллективные или разделяемые эмоции, о функциях которых писал еще Э. Дюркгейм? С нашей точки зрения, социальная солидарность базируется и на индивидуальных, и на коллективных эмоциях. Коллективные эмоции обычно возникают в ритуалах, они «вызваны и направляются внешней силой, которая заставляет человека мыслить и действовать иначе, чем в обычное время»1. Термин «индивидуальные эмоции» имеет смысл только тогда, когда эмоциональные состояния взаимодействующих индивидов отличаются либо сходные эмоциональные переживания возникают в разное время, поскольку все эмоции рождаются внутри индивидов. Однако индивидуальные эмоции типичны и в биологическом, и в социально-культурном смыслах. Согласно Т. Шеффу, феномен эмоции нельзя считать исключительно психологическим, эмоции становятся частью коммуникативного процесса, элементом связи, зависимости между людьми2. И индивидуальные, и коллективные эмоции связаны с культурными символами и моральными кодами, они сигнализируют о состоянии социального порядка и, как правило, поддерживают его вне зависимости от степени их осознанности; если же они осознаются в полной мере, то чаще всего индивиды стараются управлять ими для согласования своих действий. В контексте проблемы социальной солидарности в рамках современной социологии эмоций вопрос о соотношении индивидуальных и коллективных их разновидностей не так актуален. В большинстве своем ученые склоняются к мнению, что все без исключения эмоции (в том числе и сложные вторичные) глубоко укоренены в биологической природе человека, поскольку имели эволюционное значение для выживания специфически человеческих групп.

Ни одна из эволюционных теорий эмоций не утверждает, что они детерминированы строго биологически3, тем не менее многие исследователи, работающие в данной традиции, считают, что естественный отбор заставил человека использовать эмоции для построения культуры и соци-

1 Durkheim E. The elementary forms of religious life / Transl. by K.E. Fields. - N.Y.: Free press, 1995. - P. 163.

2 Scheff T.J. Shame and the social bond: A sociological theory // Sociological theory. -Wash., 2000. - Vol. 18, N 1. - P. 92.

3 См.: HammondM. Affective maximization: A new macro-theory in the sociology of emotions // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: SUNY press, 1990. - P. 58-81; TurnerJ.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. - Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000; Wen-tworth W.M., Yardly D. Deep sociality: A bioevolutionary perspective on the sociology of human emotions // Social perspectives on emotion / Ed. by D.D. Franks, W.M. Wentworth, J. Ryan. -Greenwich (CT): JAI press, 1994. - P. 21-55.

альной структуры. По мнению Дж. Тернера, эмоции способствовали развитию новой зоны мозга, благодаря которой стало возможным формирование культуры и общества. Тернер опирается на исследования поведения человекообразных обезьян и современные работы в области физиологии мозга1. Ключевой вопрос эволюционных теорий эмоций состоит в следующем: почему в процессе формирования культуры эмоциональные способности человека усилились и усложнились? На основе первичных эмоций возникли их сложные комбинации, поэтому сложные эмоции могут также оказаться врожденными2. Социальная солидарность, отмечают представители этих теорий, формируется главным образом на основе позитивных первичных эмоций, которые свидетельствуют об удовлетворении и счастье, а разрушительная сила первичных негативных эмоций (печаль, гнев и страх) снижается в результате естественного отбора. Поэтому такие существенные для социального порядка эмоции, как стыд и чувство вины, предстают как сочетания трех негативных первичных эмоций (печали со страхом и гневом в разных вариациях). Из комбинаций первичных эмоций возникли другие эмоциональные состояния, которые вынуждали индивидов отслеживать свои действия и корректировать поведение. Таким образом, путем комбинирования негативных эмоций появлялись новые эмоции, увеличивающие самоконтроль индивида. При этом гордость, симпатия, удивление, надежда также, возможно, имеют биологический базис и представляют собой сочетание негативных первичных эмоций с той или иной позитивной эмоцией первичного порядка. Поэтому и В. Вентворт, и Дж. Тернер полагают, что первым языком предков человека был визуальный язык эмоций3. Этот язык способствовал коммуникативным возможностям человеческих предков и, соответственно, усиливал их социальные связи. По Вентворту и Ярдли, эмоции как медиум коммуникации имеют две базовые взаимно усиливающие характеристики: 1) мгновенно мобилизуют и ориентируют живой организм и 2) возбуждают аналогичные или взаимные эмоции в других индивидах так, что укрепляются социальные связи4. Разговорный язык развивался следом за эмоциональным языком, но люди до сих пор используют первый язык для передачи своих мыслей и ощущений: «Человеческие эмоции являются языком тела и тела социального»5. Тернер полагает, что при объяснении социальных связей и социальной структуры социологи склонны преувеличивать роль

1 См.: Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 370-375.

2 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. - P. 4-6.

3 Ibid. - P. 268.

4 Wentworth W.M., Yardly D. Deep sociality: A bioevolutionary perspective on the sociology of human emotions // Social perspectives on emotion / Ed. by D.D. Franks, W.M. Wentworth, J. Ryan. - Greenwich (CT): JAI press, 1994. - P. 24.

5 Ibid. - P. 45.

разговорного языка, недооценивая язык эмоциональный. Эмоции гораздо быстрее связывают людей и генерируют солидарность и приверженность коллективным верованиям1.

Представители эволюционных теорий утверждают, что человеческие предки опирались на обучение и информацию из окружающей среды для развития культуры. В этом процессе эмоции являлись центральным механизмом, своеобразным «координационным центром», с помощью которого оформлялись восприятие и накопление информации. Если, по Вен-творту, кратко суммировать характеристики эмоций, значимые для формирования культуры, то можно выделить следующие их функции: эмоции 1) являются регулятором внимания, обеспечивая ориентацию в окружающей среде; 2) позволяют индивидам обучаться на опыте и накапливать память о различных аспектах окружения; 3) способствуют рассмотрению индивидом себя в качестве объекта в отношениях с другими, принятию роли другого для формирования социальных связей; 4) усиливают значение культурных предписаний; 5) заставляют отслеживать реакции других для сохранения социальных связей2. Таким образом, без возрастания эмоциональных способностей человеческие существа не могли бы демонстрировать поведение, которое маркирует их как людей, равно как и создавать социокультурные системы как средство адаптации к окружению. Поэтому эмоции являются «глубоко социальными»3 и играют существенную роль в поддержании социальной солидарности4.

М. Хаммонд называет свою концепцию эмоций, основанную на теории социального обмена, эволюционной теории и анализе биологической структуры мозга, «теорией аффективной максимизации». Хаммонд отталкивается от предположения, что люди обладают врожденной способностью стремиться к возбуждению позитивных эмоций и избегать эмоций негативных. Способность активизировать позитивные эмоции для деятельности особенно важна для таких существ, как люди, у которых нет мощных инстинктивных механизмов, направляющих поведение. Для людей действовать означает возбуждать эмоции, которые придают их поведению мотивацию и направленность. Люди не только стремятся к вознаграждениям, связанным с позитивными аффектами, но также пытаются максимизировать этот позитивный аффект, т.е. снизить издержки времени, энергии и негативных чувств. В результате для максимизации позитивного аффекта они используют различные стратегии сохранения потока позитивных эмоций. Одной из таких стратегий является построение множественных аффективных связей таким образом, чтобы индивид всегда

1 TurnerJ.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. - Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000. - P. 126-128.

2 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. - P. 264.

3 Wentworth W.M., Yardly D. Deep sociality. - P. 54.

4 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - P. 271.

располагал несколькими возможностями для получения позитивных эмоций. В итоге индивиды создают сети позитивного аффекта, увеличивающие их выживаемость в окружающей среде. Другая стратегия состоит в создании множественных связей разной степени интенсивности, так что индивид может «путешествовать» по аффективным отношениям и снижать затраты, если нужно (например, отношения на работе могут и не давать такого же позитивного аффекта, как романтическая любовь, но требуют меньших затрат). Поэтому следующей стратегией является упорядочение связей в иерархию ценностей для разных типов отношений или ситуаций - с тем, чтобы в связи, находящиеся наверху иерархии, вкладывать больше позитивных эмоций, чем в нижестоящие. В этом случае индивид знает, какое количество позитивного аффекта вероятнее всего получить в ситуации, и может выстроить поведение таким образом, чтобы максимизировать аффективные вознаграждения. Поэтому, по мысли М. Хаммонда, стремление индивидов к регулированию эмоций выступает одним из факторов усложнения социальной структуры1.

Все эти соображения отсылают к теории Э. Дюркгейма и его анализу тотемизма и возбуждения эмоций в ритуалах. Определенное количество аффекта может быть воплощено в физических объектах - т.е. в объектах, которые сигнализируют актору о количестве аффекта, которого можно достичь. Хаммонд полагает, что люди создают тотемы и другие символы, поскольку с их помощью они могут с наименьшими издержками активировать эмоции, связанные с культурой. Объект не обязательно должен быть священным, но он призван сигнализировать об уровне и виде аффекта, который можно получить, и о затратах, которые надо осуществить. Поэтому возникает другая глубоко укорененная в человеческой природе стратегия поведения - связывать аффект с разными социальными категориями, группами и организациями и даже сообществами. Стратификация может также рассматриваться как стратегия аффективной максимизации, посредством которой индивиды добывают ресурсы, обеспечивающие им эмоциональное удовлетворение2. Однако позитивные эмоции, ранее связывавшиеся с объектами и ситуациями, со временем теряют свою интенсивность, отношения подвергаются «опривычиванию» (habituation), поэтому индивиды стремятся снизить этот эффект. Религиозные ритуалы австралийских аборигенов, о которых писал Дюркгейм, могут обеспечить одну стратегию, препятствующую «опривычиванию», так как они возбуждают эмоции. Хаммонд подразумевает, что социальную структуру и культуру современных обществ можно рассматривать в терминах сопротивления «опривычиванию»: когда общества разделяются на социальные классы, этнические группы, организации, сообщества и институциональ-

1 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - P. 276-277.

2 HammondM. The enhancement imperative and group dynamics in emergence of religion and ascriptive inequality// Advances in group processes. - Atlanta (GA), 2004. - Vol. 22. -P. 187.

ные комплексы, увеличиваются возможности для возбуждения индивидуального аффекта; чем больше шансов для передвижения в рамках социальных структур, тем менее вероятно снижение позитивного аффективного потока каждой отдельной структуры в результате «опривычивания»1.

Краткий обзор современных (междисциплинарных) концепций эмоций позволяет сделать вывод, что теории, раскрывающие эволюционную роль данного феномена, показывают его глубокую укорененность в социальной жизни человека; сложные эмоции являются механизмом скрепления социальных связей, усиления социальной солидарности, они по большей части вплетены в моральное поведение человека. Даже те эмоции, которые разрушают социальные связи, участвуют в создании новых. Традиция изучения коллективных и индивидуальных чувств, начатая Дюрк-геймом, подкрепляется детализированными междисциплинарными исследованиями, включающими физиологию мозга, социобиологию, социальную психологию. Теперь вопрос ставится следующим образом: в каких поведенческих образцах эмоции выполняют свои социальные функции? Ответ лежит в плоскости постдюркгеймовской социологии эмоций, которая в первую очередь ставит вопрос о коллективных, разделяемых эмоциях и ритуальных практиках, в контексте которых они возникают.

Возможно, одним из самых ярких представителей этой традиции является Р. Коллинз, который синтезирует теорию коллективных ритуалов Э. Дюркгейма и концепцию ритуализации повседневных взаимодействий Э. Гофмана. Понятие «солидарность» занимает центральное место в теории Коллинза, который считает ее фундаментальным социальным элементом, объединяющим общество; источником же солидарности выступают ритуалы взаимодействия («интерактивные ритуалы»). Социальная солидарность, с одной стороны, создается на микроуровне, с другой - имеет последствия для макроуровня социального порядка. Задаваясь вопросом о том, что сплачивает общество как паттерн стратифицированных и конфликтующих групп, Коллинз утверждает, что таким фактором служит солидарность, которая базируется на «социальных ритуалах, формирующих солидарность внутри этих групп»2.

Коллинз рассматривает социальный порядок в духе Э. Гофмана -как интеракционный порядок, состоящий из ритуальных взаимодействий, складывающихся в цепи. Он полагает, что «такие цепочки микровзаимодействий лицом к лицу дают жизнь ключевым элементам социальной организации - власти, праву собственности, принадлежности к группе, -создавая и воспроизводя "мифические" культурные символы и эмоцио-

1 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. - P. 277-278.

2 Коллинз Р. Программа теории ритуала интеракции // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2004. - Т. 7, № 1. - С. 34.

нальную энергию»1. Коллинз называет свою концепцию «радикальной микросоциологией», хотя его целью является преодоление аналитического разделения социальной структуры на микро- и макроуровни. Основной социальной единицей у него выступает социальная ситуация, которая дает начало формированию социальных явлений более высокого уровня посредством ритуальных цепей взаимодействия: от отдельных ритуалов на микроуровне до цепочек интерактивных ритуалов, обусловливающих и поддерживающих макроструктуры. При этом значение имеет не только актуальная ситуация взаимодействия, но и опыт предшествующих ситуаций. В этом одно из ключевых отличий концепции Коллинза от его предшественников, Э. Дюркгейма и Э. Гофмана2. И Гофман и Дюркгейм рассматривали ритуалы как в конечном итоге связанные с моральным порядком и соответствующими эмоциями, его сопровождающими. Дюрк-гейм полагал, что ритуальное взаимодействие порождает «коллективное воодушевление» (effervescence) и укрепляет коллективное сознание, что ведет к почитанию тотема. Затем в свою очередь усиливаются моральные правила, связанные со священным объектом; они оказывают социальное давление (принуждение) на индивидов, заставляя их подчиняться моральному порядку и вызывая гнев в случае его нарушения. Э. Гофман рассматривал повседневные взаимодействия как ритуальные, являющиеся частью общего интеракционного порядка и связанные с постоянным переживанием моральных требований этого порядка. И хотя взаимодействия лицом к лицу, или столкновения, как их называет Гофман, чреваты возникновением рисков, неожиданностей и разрывов взаимодействия, в любом случае индивиды сталкиваются с санкционированием со стороны других, что ведет либо к коррекции порядка взаимодействия, либо к исключению индивида, «потерявшего лицо»3. Основными ресурсами в цепях ритуального взаимодействия для Коллинза являются эмоциональная энергия, культурный капитал и репутация. Дюркгейм и Гофман также отмечали роль эмоционального фактора во взаимодействии, но, в отличие от них, Коллинз придает понятию эмоциональной энергии статус самостоятельной аналитической единицы, акцентируя ее в качестве ключевой.

Р. Коллинз определяет ритуал как механизм, характеризующийся эмоциями и направленностью внимания, - механизм, который ежеминутно производит разделяемую участниками взаимодействия реальность и тем самым порождает солидарность и символы членства в группе4. К со-

1 Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. -Chicago (IL), 1981. - Vol. 86, N 5. - P. 985.

2 ПрозороваЮ.А. Теория интерактивных ритуалов Р. Коллинза: От микроинтеграции к макроструктуре // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2007. -Т. 10, № 1. - С. 62.

3 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 137-138.

4 Коллинз Р. Программа теории ритуала интеракции. - С. 31-32.

ставляющим ритуального взаимодействия относятся физическое соприсутствие; границы, отделяющие участников ритуала от не участвующих в нем; осознание общего внимания к объекту или событию; разделяемые эмоции («общее настроение или эмоциональный опыт»)1. При этом эмоции оказываются «не содержанием взаимодействия, но той степенью, в которой участники могут поддерживать общую деятельность, сосредоточившись на ее содержании»2. Если все эти условия выполняются, то создается ритмическая синхронизация действий, т.е. участники начинают синхронизировать свои движения и речь (как очевидным образом, так и едва различимым, неосознанно координируя движения). Подобную синхронизацию можно увидеть на замедленном просмотре видео- и аудиозаписей3. Участники ритуала взаимодействия устанавливают единое эмоционально-когнитивное пространство и продуцируют солидарность, которая «конструируется и интенсифицируется в ходе ритуала посредством ритмической синхронизации»4. Ритмически синхронизированная деятельность генерирует следующие результаты ритуала взаимодействия: групповую солидарность, чувство групповой принадлежности; эмоциональную энергию индивидов; символ или символы, репрезентирующие группу; чувство моральности5. То, что Дюркгейм называет коллективным воодушевлением, Коллинз описывает посредством целого ряда эмоциональных состояний. Первое - это чувство групповой солидарности - позитивное ощущение энтузиазма и моральные чувства в отношении данной группы, которые могут обратиться в негодование и гнев при их нарушении. Второе -это эмоциональная энергия, возникающая в индивидах и выражающаяся в позитивном чувстве энтузиазма, доверия и готовности продолжать взаимодействие. В отличие от кратковременных эмоций радости и гнева эмоциональная энергия переживается от взаимодействия к взаимодействию, увеличиваясь и повышая эффективность ритуального взаимодействия, или истощаясь, когда ритуалы не удаются или долгое время не осуществляются.

Коллинз доказывает, что индивиды мотивированы на максимизацию переживания эмоциональной энергии, она является фундаментальным стремлением, стоящим за индивидуальным поведением, групповой активностью, культурой и социальными сетями. Все образцы социальной деятельности, даже макроструктуры, несут отпечаток уровня взаимодействий лицом к лицу, где цель максимизации эмоциональной энергии в определенной степени реализуется и формируются наполненные смыслом символы групповой солидарности. Поэтому такие символы оказываются эмо-

1 Collins R. Interaction ritual chains. - Princeton (NJ): Princeton univ. press, 2004. -

P. 48.

2 Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. -Chicago (IL), 1981. - Vol. 86, N 5. - P. 998.

3 Handbook of the sociology of emotions. - P. 138.

4 Collins R. Interaction ritual chains. - P. 78.

5 Ibid. - P. 49.

ционально заряженными: «В действительности группа фокусируется на собственных разделяемых эмоциях, на ощущении того, что эмоции разделяются с другими, но нет способа передать это ощущение общности, кроме как через воплощение его в объекте. Объект ритуала овеществляет этот опыт, делая его знаком общности, существующей постоянно»1. Индивиды переходят от взаимодействия к взаимодействию, принося с собой эмоциональную энергию и общие символы в виде культурного капитала, - так создаются ритуальные цепи взаимодействия. Иначе говоря, ритуалы взаимодействия производят моральные ожидания или моральный порядок посредством ритуальных цепей.

Главная идея Коллинза состоит в том, что социальные структуры полностью создаются и поддерживаются такого рода ритуалами и ритуальными цепями. Эмоциональная энергия может меняться и становиться негативной либо позитивной. Позитивная эмоциональная энергия приводит к возникновению чувства групповой солидарности: индивиды стремятся максимизировать эту энергию, или чувство энтузиазма, и избежать ситуаций, где вероятен эмоциональный негатив. Последний возникает, когда ритуал «срывается», - т.е. в случаях, если индивиды не могут сосредоточиться на ситуации и объектах взаимодействия, синхронизировать свои действия, испытать общие эмоции. Поэтому власть и статус также играют важную роль в ритуалах взаимодействия: они способны усиливать эмоциональную энергию (как позитивную, так и негативную), а следовательно, влиять на групповую солидарность.

Таким образом, Коллинз рассматривает цепи ритуальных взаимодействий не только в плане возникновения коллективных и индивидуальных эмоций, но и под углом зрения обмена культурными ресурсами, а это значит, что эмоции возникают не всегда и не всегда переживаются как равные по интенсивности. Согласно Коллинзу, участники ритуала «должны желать создать солидарность хотя бы на какой-то момент»2. Поэтому субъекты взаимодействия, ритуального по своей природе, в определенный момент могут осознавать, что должны разделять определенные эмоции, и здесь подключаются другие переменные, например статусные. В данной теории только отчасти затрагивается тема намеренного использования ритуалов взаимодействия с целью создания солидарности на основе групповых символов. В политике «ритуал является механизмом, посредством которого формируются и мобилизуются солидаризированные группы, следовательно, ритуал создает политических акторов; ритуал - это оружие, используемое некоторыми группами, чтобы доминировать над дру-

1 Цит. по: ДееваМ. От индивидуального к разделяемому аффекту: Постдюркгейми-анская традиция в социологии эмоций // Социологическое обозрение. - М., 2010 - Т. 9, № 2. - С. 145.

2 Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. -Chicago (IL), 1981. - Vol. 86, N 5. - P. 999.

гими, манипулируя эмоциональной солидарностью и чертами групповой идентификации ради преимущества одних и в ущерб другим»1.

С позиций Коллинза довольно трудно объяснить взаимодействия, в которых отсутствуют либо не наблюдаются общеразделяемые эмоции либо когда эмоции выражаются с целью перформанса (управления впечатлениями). Согласно М. Моссу, ритуал может состояться, поскольку продолжают действовать культурные правила выражения эмоций, когда нужно обязательно обнаруживать чувства2. В этом контексте важен основной тезис концепции А. Хохшильд: эмоции не обязательно переживать, но обязательно выражать, а последнее может само по себе вызывать нужные эмоции3. Понятие эмоциональной энергии у Коллинза лишь отчасти отсылает к конкретным эмоциям, а сложные эмоции как последствия ритуальных взаимодействий остаются за кадром. Э. Саммерс-Эффлер попыталась эмпирически проверить теорию Коллинза и расширить ее за счет других переменных - идентичности, культурных предписаний, биологических характеристик, а также объяснить, почему люди не разрывают отношения в случаях, когда активизируется негативная эмоциональная энергия4. По мысли Саммерс-Эффлер, когда индивиды по разным причинам не могут выйти из взаимодействий, связанных с негативной эмоциональной энергией, они используют поведенческие стратегии, уменьшающие последствия от потери позитивной эмоциональной энергии. Сюда относятся психологические защитные механизмы, использование запаса знания и опыта для активизации эмоциональной энергии и в то же время - расчет риска спонтанных ритуальных взаимодействий5.

Мотив управления эмоциями, контроль над выражением эмоций, дистанцирование от переживаемых эмоций и проблема солидарности, вернее, ее «непроблематичность» в представлении взаимодействующих индивидов, находят свое отражение в других концепциях эмоций. Если для Коллинза общие эмоции являются условием ритуала, то, по Т. Шеффу, ритуал позволяет установить необходимую дистанцию по отношению к эмоциям6. Тер-

1 Цит. по: ПрозороваЮ.А. Теория интерактивных ритуалов Р. Коллинза: От микроинтеграции к макроструктуре // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2007. - Т. 10, № 1. - С. 69.

2 См.: МоссМ. Обязательное выражение чувств (австралийские погребальные словесные ритуалы) //МоссМ. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии / Пер. с фр. А.Б. Гофмана. - М.: Наука, 1996. - С. 74-82.

3 См.: HochschildA.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. -Berkeley: Univ. of California press, 2003.

4 См.: Summers-EflerE. Defensive strategies: The formation and social implications of patterned self-destructive behavior // Advances in group processes. - Atlanta (GA), 2004. -Vol. 21. - P. 309-325.

5 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 130-140.

6 См.: Scheff T.J. The distancing of emotions in ritual // Current anthropology. - Chicago (IL), 1977. - Vol. 18, N 3. - P. 483-505.

мин «дистанцирование» (distancing) указывает на степень вовлеченности или отстраненности отдельного индивида от коллективных эмоций в ритуале; другими словами, можно быть чрезмерно солидаризированным, вовлеченным во взаимодействие, в коллективные эмоции, а можно оставаться равнодушным или совершенно отстраненным от них, отчужденным1. Дистанция по отношению к эмоциям в ритуальном взаимодействии, где часто возникают разделяемые эмоции, устанавливается посредством механизмов отстранения, которые позволяют каждому из участников одновременно разделять коллективные эмоции и наблюдать за ними со стороны. Механизмы отстранения могут включать слова и жесты, регулирование физической дистанции в ритуальном взаимодействии. Поэтому для каждого ритуала существует собственная оптимальная дистанция, предполагающая некий баланс между отстраненностью и вовлеченностью, неосознанным переживанием эмоций и их осознанием2. Отсюда «концепция Шеффа существенным образом дополняет понимание разделяемых эмоций... абсолютная поглощенность участника взаимодействия разделяемыми эмоциями не является неотъемлемой чертой ритуала. Напротив, полная вовлеченность (отсутствие дистанции, по Шеффу) разрушительна для ритуала, и предотвратить ее призваны элементы ритуала, сходные с теми, которые позволяют вовлеченность увеличить» .

В логику исследования феномена солидарности укладывается и концепция А. Хохшильд, позволяющая понять, как поддерживается солидарность даже тогда, когда нет разделяемых эмоций, когда индивидуальные эмоции слабы, малоинтенсивны либо несовместимы с верованиями группы. Хохшильд специально не фокусирует свое внимание на проблеме социальной солидарности, ее прежде всего интересует, почему индивиды подчиняются правилам эмоциональной культуры, воспроизводя социальный порядок, подкрепляя свои представления эмоциями либо изображая-выражая такие эмоции в случае, если их не удается генерировать. С. Гордон, М. Розенберг, П. Туа, К. Кларк также используют понятие «эмоциональная культура»4. На этом фоне концепция Хохшильд интерес-

1 См.: ScheffT.J. Social-emotional world: Mapping a continent // Current sociology. - L., 2011. - Vol. 59, N 3. - P. 351-352.

2 Scheff T.J. The distancing of emotions in ritual. - P. 488.

3 ДееваМ. От индивидуального к разделяемому аффекту: Постдюркгеймианская традиция в социологии эмоций // Социологическое обозрение. - М., 2010. - Т. 9, № 2. -С. 148.

4 См.: Clark C. Emotions and micropolitics in everyday life: Some patterns and paradoxes of the place // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: SUNY press, 1990. - P. 305-333; Gordon S.L. Social structural effects on emotions // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: SUNY press, 1990. -P. 180-203; RosenbergM. Reflexivity and emotions // Social psychology quart. - Evanston (IL), 1990. - Vol. 53, N 1. - P. 3-12; Thoits P.A. Emotional deviance: Research agendas // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: SUNY press, 1990. -P. 180-203.

на вниманием автора к глубинным и поверхностным основаниям поддержания согласованного социального взаимодействия на уровне эмоций. А. Хохшильд полагает, что в обществах формируется эмоциональная культура, которая включает представления о том, что люди должны чувствовать в разных типах ситуаций. Такая культура состоит из эмоциональных идеологий, содержащих перечень уместных эмоциональных реакций в основных сферах деятельности. Посредством социализации индивиды усваивают эмоциональные идеологии для разных контекстов действия, а сумма этих идеологий конституирует самые общие представления, свойственные эмоциональной культуре. В каждом специфическом контексте действий существуют два основных типа норм: правила чувствования (feeling rules) и правила выражения чувств (display rules)1. Первые определяют, какие эмоции и с какой интенсивностью следует переживать и чувствовать в данной ситуации, должны ли они быть негативными либо позитивными и какова должна быть их длительность. Вторые правила предписывают, когда и как нужно выражать эмоции. По Хохшильд, когда индивиды следуют правилам выражения, они вовлечены в поверхностный процесс действия или «внешнее исполнение» (surface acting); он включает изменение внешнего выражения и поведения в соответствии с нормативными ожиданиями (например, люди часто «надевают счастливое лицо» там, где требуется быть счастливыми). В глубинном процессе действия или «глубокой игре» индивид работает над чувствами для того, чтобы реально испытывать ожидаемые эмоции (deep acting)2. Эти два набора правил отражают эмоциональную культуру и эмоциональные идеологии общества, направляют действия индивидов и принуждают их участвовать и, соответственно, управлять эмоциями в ситуациях, возбуждающих негативные эмоции. Поэтому практически всегда люди осуществляют эмоциональную работу или управление эмоциями (emotional work, emotional management) для поддержания того образа Я, который должен соответствовать нормам эмоциональной культуры.

Постоянная эмоциональная работа включает следующие компоненты: 1) управление телом для возбуждения или подавления чувств; 2) поверхностный процесс действия, когда человек продуцирует жесты, соответствующие той или иной эмоции, для создания определенного впечатления; 3) глубинный процесс действия, когда помимо внешнего выражения люди стараются возбудить в самих себе те эмоции, которых требуют от них правила эмоциональной культуры; 4) работа сознания, когда человек обдумывает идеи, чтобы выработать определенные эмоции3. Эти поведенческие техники часто используются вместе.

1 HochschildA.R. Emotion work, feeling rules and social structure // American j. of sociology. - Chicago (IL), 1979. -Vol. 85, N 3. - P. 556-557.

2 Ibid. - P. 560-563.

3 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 38.

Эмоциональную работу в сферах профессиональной занятости Хохшильд называет эмоциональным трудом (emotional labor) и связывает его с работой, которая требует от работников контакта с публикой лицом к лицу и потому заставляет их генерировать «нужные» эмоции и осуществлять жесткий контроль над собственной эмоциональной активностью. Хохшильд исследовала эмоциональный труд стюардесс и билетных контролеров, которым постоянно приходится иметь дело с проявлением негативных эмоций - как со стороны пассажиров, так и со своими собственными1. В данном случае главное качество хорошего работника - это эмоциональная выносливость, замечает Хохшильд2. Чтобы уменьшить напряжение, работники пытаются сократить дистанцию между переживаемым чувством и симулируемыми эмоциями. Хохшильд полагает, что в современном обществе количество эмоциональной работы, которую люди вынуждены осуществлять, драматически растет. Это нелегкая работа, так как им приходится до некоторой степени подавлять свои «истинные эмоции» в соответствии с требованиями культуры. Когда выражаемые чувства регулярно расходятся с внутренними чувствами или отделяются от них, весьма вероятно отчуждение в отношениях, при том что именно управление эмоциями поддерживает социальный порядок и солидарность. Внутреннее и реально проявляющееся отчуждение вследствие психологического конфликта на уровне чувств типично для современных обществ, где цель социальных организаций - контролировать действующих индивидов посредством манипуляции их личными переживаниями.

Следует отметить, что Хохшильд рассматривает в основном осознанные эмоции, которые выражаются согласно правилам чувствования и которыми в зависимости от ситуации можно управлять для достижения целей взаимодействия в соответствии с правилами культуры. В теориях М. Розенберга, К. Кларк, П. Туа индивиды представлены как вынужденные управлять поведением посредством манипулирования или демонстрации эмоций. П. Туа, следуя за А. Хохшильд, обосновывает причины внутреннего расхождения чувств и изучает поведенческие стратегии в ситуациях, когда индивиды не способны управлять ненормативными эмоциями, в результате чего возникают эмоциональные девиации и используются поведенческие стратегии для коррекции происходящего на эмоциональном уровне3. Отталкиваясь от понятия эмоциональной культуры, К. Кларк рассматривает симпатию как ключевую эмоцию в межличностных взаимодействиях, на основе которой солидаризируется общество в целом. Индивиды не подчиняются эмоциональной культуре полностью, они «надевают» на себя соответствующие эмоциональные выражения с

1 См.: HochschildA.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. -Berkeley: Univ. of California press, 2003.

2 Ibid. - P. 115-126, 138-149.

3 См.: Thoits P.A. Emotional deviance: Research agendas // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. - Albany: SUNY press, 1990. - P. 180-203.

целью достичь или подтвердить статус, получить ресурсы1. Симпатия выступает одновременно и ресурсом, и средством в стремлении индивидов улучшить свое положение. Симпатия выполняет функции социальной солидарности, поскольку связывает людей различного статуса, находящихся в разных ситуациях (например, счастливого и несчастного), допускает несущественные отклонения в поведении, поддерживает общий моральный климат в группах, гасит негативные эмоции2.

Таким образом, анализ социальной солидарности показывает, что это состояние общества или группы имеет необходимым условием эмоциональную вовлеченность участников взаимодействия, их стремление сохранять определенный уровень эмоциональной энергии и обмениваться эмоциями. Социальная солидарность может поддерживаться как на основе коллективных, так и на базе индивидуальных эмоций, представление о которых возникает в недрах общественной жизни, где создается особая эмоциональная культура, включающая словарь эмоций, классификации приемлемых и неприемлемых эмоций, правила их выражения в разных контекстах и ситуациях. Эмоции большей частью реализуются в ритуальных практиках, свойственных современному обществу; они могут меняться, переходить из коллективного состояния в индивидуальное, определенное время сохраняться, передаваться от взаимодействия к взаимодействию, быть интенсивными или служить фоном социального взаимодействия. Социальная солидарность держится на позитивных (симпатия), а иногда и негативных (гнев в отношении противника) эмоциях, но при этом у индивидов часто возникают неприемлемые чувства, которые они стремятся не обнаруживать или подавлять. Проблему социальных изменений и разрушения социального порядка в связи с эмоциями мы оставляем пока в стороне и формулируем тезис о том, что индивиды с большей вероятностью будут соблюдать правила эмоциональной культуры и стремиться корректировать ситуацию в соответствии с правилами более широкой культуры -моральными правилами.

Какие же типичные эмоции переживаются индивидами в процессе возникновения и сохранения социальной солидарности? В настоящее время социологи и социальные психологи обращаются к так называемым моральным эмоциям, связанным с моральным порядком общества, его воспроизводством и формированием (Х. Кларк, М. Дэвис, С. Ретцингер, Я. Стетс, Т. Шефф, С. Шотт, Дж. Тернер, Дж. Брейтвейт, Дж. Барбалет, Дж. Хайдт, Дж. Тэнгни, Дж. Аверилл, К. Льюис и другие). Список моральных эмоций, подлежащих анализу, и включающий в первую очередь чувства вины, стыда, гнева, эмпатии, симпатии, постоянно расширяется, поскольку целью изучения здесь является одновременное осмысление со-

1 См.: Clark C. Emotions and micropolitics in everyday life: Some patterns and paradoxes of the place // Ibid. - P. 305-333.

2 См.: Clark C. Misery and company: Sympathy in everyday life. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1997.

циально-культурной динамики и психодинамики, посредством которой возникновение эмоций соотносится с моралью, моральными правилами и ценностями как составляющими социальной солидарности. Дж. Тернер и Дж. Стетс вводят следующее понятие «моральности» (morality): это ценности, которые содержатся в культуре (культурных кодах) и с помощью которых становится возможной оценка происходящего в терминах «плохо / хорошо», «верно / неверно», «приемлемо / неприемлемо»1. Эти ценности могут быть разными по своему оценочному содержанию, поэтому авторы выделяют «уровни моральных кодов». Любой культурный код является моральным в той степени, в какой несет в себе оценочные элементы; Тернер и Стетс используют термин «моральный код» как удобную глоссу для очевидно сложных отношений между разными уровнями культурного кодирования. Самый высокий уровень - уровень культурных ценностей всего общества, абстрактные суждения о том, что хорошо / плохо, верно / неверно, приемлемо / неприемлемо, которых придерживаются члены сообщества. Следующий уровень представлен идеологиями, с помощью которых также возможны оценки «верно / неверно», «приемлемо / неприемлемо», «хорошо / плохо», но уже применительно к разным институциональным контекстам. Далее следует уровень институциональных норм, которые предписывают, как должны себя вести индивиды, занимающие различные позиции в институциональных порядках. Затем идут корпоративные нормы как еще более конкретизированные ожидания относительно поведения индивидов, занимающих разные позиции в системе разделения труда. И наконец, авторы выделяют уровень ситуативных норм, т.е. ожиданий, направляющих действия индивидов в отдельных действиях и взаи-модействиях2. Моральные ценности и нормы не везде жестко контролируют поведение, однако большинство индивидов в большинстве ситуаций эмоционально реагируют на нарушение норм любого уровня, а также эмоционально позитивно санкционируют ожидаемое поведение3.

Общества различаются уровнем консенсуса по поводу базовых ценностей, т.е., по сути, степенью характерной для них социальной солидарности, однако при этом все индивиды в рамках данной культуры придерживаются некоторых базовых ценностей. Идеологии отражают, как именно индивиды осознают ценности в определенных контекстах. Они оценивают друг друга в соответствии не только с моральными стандартами, но и с прочими нормами, опосредованно связанными с моралью. Когда индивиды нарушают нормы, они испытывают замешательство (как форму стыда низкой интенсивности) и презрение (как форму стыда высо-

1 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 544.

2 Ibid. - P. 545.

3 См.: The moral identity, status, moral emotions, and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. // Social structure and emotion / Ed. by J. Clay-Warner, D.T. Robinson. - San Diego (CA): Elsevier, 2008. - P. 229.

кой интенсивности). Очевидно, что чем заметнее ценности и идеологии преломляются и реализуются в нормах, тем явственнее индивиды замечают их нарушение и глубже переживают чувства стыда и вины.

Примечательно, что Дж. Тернер ставит вопрос о биологической подоплеке «моральности», т.е. о врожденности моральных эмоций, поскольку они связаны с физиологическими реакциями человека, с его нервной и мускульной системой, и поскольку простые формы моральных эмоций (гнев, эмпатия, симпатия) можно обнаружить уже у человекообразных обезьян1. Тернер рассматривает стыд и чувство вины как сложные эмоции, имеющие врожденный характер и представляющие собой комбинации негативных эмоций гнева (anger), страха (fear) и печали (sadness) в разных сочетаниях. Доминирующей первичной эмоцией в чувствах стыда и вины является печаль, в чувстве стыда к ней добавляется гнев, направленный на себя, и страх за последствия поведения, а в чувстве вины к печали в первую очередь присоединяется страх за последствия поведения и в последнюю очередь - гнев на себя. По Тернеру, данные эмоции сформировались как результат естественного отбора, как способ сдержать разрушительные последствия негативных чувственных проявлений и заставить индивидов подчиниться адаптивно направленным императивам культуры.

Многие теоретики используют понятие «моральная идентичность» или «моральное Я» (moral self) для объяснения и описания моральных эмоций2. Моральные эмоции связывают индивида с социальной структурой и культурой через его самосознание, через идентичность, которая объединяет ситуативные идентичности, соответствующие социальным ролям в различных институциональных системах3. Личностная идентичность включает в себя когнитивные и эмоциональные элементы: представления о том, кем является индивид, как другие могут и должны реагировать на его Я (self) и соответствующие эмоции по поводу характеристик, которые другие дают индивидуальному Я в его разных социальных ролях4. Индивиды большей частью стремятся подтвердить свою идентичность, свои образы Я во взаимодействиях; если это происходит, они испытывают положительные эмоции, в противном случае - негативные. Поэтому в ситуации соотнесения своего Я с моральными ценностями и нормами сообщества индивид приобретает моральную идентичность. Эмпирические исследования в области социальной психологии продемонстрировали, что

1 Handbook of the sociology of emotions. - P. 546-547.

2 См., например: StetsJ.E., CarterM.J. The moral identity: A principle level identity // Purpose, meaning and action: Control systems theories in sociology / Ed. by K. McClelland, T.J. Fararo. - N.Y.: Palgrave Macmillan, 2006. - P. 293-316.

3 См.: TurnerJ.H. Face-to-face: Towards a sociological theory of interpersonal behavior. -Stanford (CA): Stanford univ. press, 2002.

4 См.: McCall G.J., Simmons J.L. Identities and interactions. - N.Y.: Free press, 1978; Stryker S. Integrating emotion into identity theory // Advances in group processes. - Atlanta (GA), 2004. - Vol. 21. - P. 1-23.

моральная идентичность занимает высокую позицию в структуре личностной идентичности и направляет выбор линий поведения в рамках социальных ролей, особенно в ситуациях, когда моральная идентичность не совпадает с реальным поведением индивида и возникают негативные (моральные) эмоции1. Индивиды склонны давать оценку своему поведению и, соответственно, своим идентичностям, которые соответствуют разным контекстам действия, поэтому моральная идентичность играет роль «эмоционального топлива» во взаимодействиях2. Чувства стыда и вины являются особенно болезненными, поскольку в этих случаях личностная идентичность оспаривается окружающими, в результате чего индивиды в своем стремлении подтвердить ее прибегают к тактике извинений, модификации поведения или ухода из ситуации, т.е. осуществляют «ритуальный ремонт ситуации», как сказал бы Э. Гофман. В случае, когда болезненные чувства становятся особенно острыми, активизируются психологические защитные механизмы, о которых пойдет речь ниже.

Моральные эмоции находятся также под влиянием социально-структурных факторов или переменных. Тернер и Стетс полагают, что такие переменные в процессе переживания эмоций могут описываться индивидами в терминах морали (например, компетенция, традиция, мастерство и т.п.). Поэтому если индивиды признают справедливым распределение власти и престижа, то они будут испытывать моральные эмоции в тех случаях, когда справедливость будет оспариваться - в различных видах противостояния групп и организаций3. В некоторых теориях социальная структура рассматривается как сеть, состоящая из узлов, связь между которыми трактуется в виде потока ресурсов. В качестве ресурсов могут выступать информация, эмоции, разнообразные виды вознаграждения, которыми обмениваются индивиды. Люди специфическим образом выстраивают ожидания в таких отношениях обмена (нормы взаимности, справедливости и т.п.). Эти нормы вписываются в культурные и моральные коды общества, поэтому возникновение эмоций становится относительно предсказуемым4. Социальную структуру можно рассматривать и как разделение труда, где уделяется больше внимания морали и общезна-

1 См.: StetsJ.E., CarterM.J. The moral identity: A principle level identity // Purpose, meaning and action: Control systems theories in sociology / Ed. by K. McClelland, T.J. Fararo. -N.Y.: Palgrave Macmillan, 2006. - P. 293-316.

2 The moral identity, status, moral emotions, and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. - P. 298.

3 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 576.

4 См. об этом, например: HouserJ.A., LovagliaM.J. Status, emotion and the development of solidarity in stratified task groups // Advances in group processes. - Greenwich (CT), 2002. - Vol. 19. - P. 109-137; Kemper T.D. Predicting emotions from social relations // Social psychology quart. - Evanston (IL), 1991. - Vol. 54, N 4. - P. 330-342.

чимым символам, а также вкладу индивида1. В профессиональных или производственных организациях наиболее вероятно возникновение моральных эмоций, поскольку здесь необходима высокая координация деятельности. Это согласуется с мыслью Дюркгейма о роли профессиональных организаций в поддержании коллективного сознания и социальной солидарности; в соответствии же с теорией Хохшильд и ее последователей в таких условиях возникает необходимость управления эмоциями в связи с задачами ситуативной адаптации и реализацией целей.

Дж. Тернер и Дж. Стетс классифицируют моральные эмоции как связанные: 1) с критическим отношением к себе - чувство стыда и чувство вины (guilt, shame); 2) с критикой других - презрение, гнев и отвращение (contempt, anger, disgust); 3) со страданиями других - симпатия и эмпатия (sympathy, empathy); 4) с похвалой других - благодарность и почитание (gratitude, elevation). Первые два вида эмоций можно охарактеризовать как преимущественно негативные, возникающие вследствие нарушения моральных правил; два вторых являются позитивными, хотя симпатия и эм-патия возникают часто в ответ на бедственное положение другого и могут включать негативные оттенки2.

Х. Льюис внесла весомый вклад в понимание чувства стыда и чувства вины с позиций психоанализа3. Она полагает, что стыд является более распространенной эмоцией, чем чувство вины, а психотерапевты часто ошибочно принимают чувство стыда за чувство вины. Чувство стыда и чувство вины обостряют индивидуальное самосознание, они возникают в тех случаях, когда люди нарушают моральные правила или им не удается действовать согласно таким правилам. Льюис демонстрирует также существенные различия между этими эмоциями. Стыд направлен на Я (self) индивида; он заставляет его чувствовать себя маленьким, бесполезным, бессильным и нелюбимым окружающими, оборачиваясь зависимостью индивидуальных оценок от оценки других людей и мотивируя стремление спрятаться или напасть. Стыд ослабляет Я, поскольку является болезненным переживанием, и увеличивает вероятность активизации психологических защитных механизмов. В результате действия последних чувство стыда может трансформироваться в гнев, направленный на других и привносящий ощущение контроля над ситуацией4. Некоторые авторы связывают чувство стыда с усилением нарциссизма, который также может выступать защитным механизмом и блокировать возникновение симпатии и

1 См.: HechterM. Principles of group solidarity. - Berkeley: Univ. of California press, 1987; Lawler E.J. An affect theory of social exchange // American j. of sociology. - Chicago (IL), 2001. - Vol. 107, N 2. - P. 321-352.

2 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 550.

3 См.: Lewis H.B. Shame and guilt in neurosis. - N.Y.: International univ. press, 1971.

4 Ibid. - P. 121.

эмпатии1. По Т. Шеффу и С. Ретцингер, стыд - это «эмоциональный аспект нарушения контакта между людьми»2. В отличие от стыда, чувство вины направлено на осознание индивидом своих поступков, которые связаны с нарушением моральных кодов культуры, т.е. индивид негативно оценивает свой поступок, а не свое Я в целом. В результате чувство вины, как правило, не является слишком болезненным, оно ведет к другим эмоциям - раскаянию и сожалению, мотивируя признание проступка, просьбу о прощении и попытки восстановить status quo. Более того, чувство вины увеличивает вероятность того, что индивид впредь будет согласовывать свое поведение с действиями других и вступать в кооперацию с ними. Дж. Тэнгни назвала чувство вины «плохим» чувством, а чувство стыда -

3

«ужасным» .

Различия, о которых пишет Льюис, подтверждаются разными иссле-дованиями4. Поэтому чувство вины чаще рассматривают как моральную эмоцию, поскольку оно благоприятствует ответственному, нормативному, моральному поведению, тогда как чувство стыда способствует разрушению взаимодействий и саморазрушительному поведению. Тэнгни обнаружила, что психологические последствия стыда более серьезны с точки зрения психопатологии, чем последствия чувства вины. Люди, испытывающие стыд, чаще подвержены депрессии, демонстрируют высокий уровень тревожности и низкую самооценку5. По данным лонгитюдных исследований, дети, склонные к чувству стыда, в подростковом и более старшем возрасте чаще нарушали закон, употребляли наркотики, повергались аресту, тюремному заключению, совершали попытки самоубийства и вступали в рискованные сексуальные связи. Дети же, склонные к чувству вины, чаще получали высшее образование, активно участвовали в разных сферах социальной жизни, были менее склонны к рискованному поведе-нию6. Дж. Тэнгни и Р. Диаринг утверждают, что чувство стыда является деструктивной эмоцией, потому что ведет к активизации защитных механизмов и перерождению стыда в гнев, а чувство вины стимулирует проявления симпатии и эмпатии, согласование личных целей с намерениями участников взаимодействия. Исследователи отмечают, что «современная

1 См.: GramzowR., TangneyJ.P. Proneness to shame and the narcissistic personality // Personality a. social psychology bull. - L., 1992. - Vol. 18, N 3. - P. 369-376.

2 Scheff T.J., Retzinger S.M. Emotions and violence: Shame and rage in destructive conflicts. - Lexington (MA): Lexington books, 1991. - P. 66.

3 Цит. по: Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 551.

4 См., например: Tangney J.P., DearingR.L. Shame and guilt. - N.Y.: Guilford, 2002.

5 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. - P. 176.

6 См.: Tangney J. P. The mixed legacy of the super-ego: Adaptive and maladaptive aspects of shame and guilt // Empirical perspectives on object relations theory // Ed. by J.M. Masling, R.F. Bumstein. - Wash.: American psychological association, 1994. - P. 1-28.

мораль акцентирует способность признавать свои неверные поступки, брать ответственность на себя и исправлять ситуацию. В этом смысле чувство вины представляется более современной адаптивной моральной эмоцией»1.

Однако Дж. Тернер полагает, что связь чувства стыда с моралью не столь очевидна. Например, стыд часто возникает, когда индивиды чувствуют себя некомпетентными в определенной ситуации, но это переживание скорее основывается на самооценке, чем на социальной оценке. Поэтому стыд подобного рода не обязательно атакует целостное Я индивида2. Чувство стыда может быть связано с ситуативной идентичностью и подвергать тестированию только особую ролевую идентичность в рамках наличной ситуации. Поэтому чувство стыда может не быть столь болезненным, как считает Льюис, тем более что она рассматривала эту эмоцию с позиций психотерапевта и его пациентов. Сходным образом и чувство вины не всегда связано только с определенным поведением в данной ситуации, оно не обязательно является всепоглощающим, но может продуцировать и другие эмоции, при этом его часто сопровождает чувство стыда. Если чувство вины не смешивается с чувством стыда, то оно не производит патологических симптомов, например депрессии. Тэнгни и Диаринг выделяют «неадекватное болезненное чувство вины» (maladaptive guilt), которое, как правило, ведет к чувству стыда3. Поэтому и чувство стыда может служить внутренним механизмом социального контроля4. Это заключение согласуется с результатами исследований Дж. Брейтвейта и С. Шотт5, которые сделали вывод о том, что стыд может возбуждать нормативное поведение, генерирующее солидарность. Брейтвейт пишет о «реинтегративном» чувстве стыда, которое способствует сдерживанию криминального поведения в силу того, что неодобрение со стороны значимых других активизирует стыд, а также раскаяние, которые способствуют реинтеграции индивида в более широкое сообщество6.

Тэнгни и Диаринг доказывают, что стыд имел значение на ранних стадиях эволюции, но с усложнением общества соответственно усложняются сознание и эмоциональность, а также способность принимать роли и

1 Tangney J.P., DearingR.L. Shame and guilt. - P. 393-394.

2 См.: Turner J.H. Face-to-face: Towards a sociological theory of interpersonal behavior. -Stanford (CA): Stanford univ. press, 2002.

3 Tangney J.P., DearingR.L. Shame and guilt. - N.Y.: Guilford, 2002. - P. 398.

4 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 552.

5 См.: Braithwaite J. Crime, shame and reintegration. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1989; ShottS. Emotion and social life: A symbolic interactionist analysis // American j. of sociology. - Chicago (IL), 1979. - Vol. 84, N 6. - P. 1317-1334.

6 Giordano P.C., SchroederR.D., Cernkovich S. Emotions and crime over the life course: A neo-Meadian perspective on criminal continuity and change // American j. of sociology. - Chicago (IL), 2007. - Vol. 112, N 6. - P. 1613.

сопереживать чужой беде. Таким образом, стыд был чувством, характерным для прошлого, а чувство вины - ведущая эмоция настоящего1. Согласно Тернеру и Стетс, эти заключения наивны, поскольку во всех типах обществ и чувство вины, и стыд являются внутренними механизмами социального контроля и служат поддержанию приверженности группам и моральным кодам культуры2. Чувство стыда низкой интенсивности оперирует как механизм внутреннего контроля, способствующий сохранению социального порядка. Это согласуется с выводами Т. Шеффа, который утверждает, что когда стыд признается, индивиды могут перенастроить свои отношения с другими и, таким образом, не нарушать солидарности в группе3.

Эмоции, связанные с критикой других (презрение, гнев и отвращение), являются реакцией на нарушение моральных ценностей и норм другими людьми. Гнев рассматривается как моральная эмоция, которая ориентирована главным образом на других и возникает, когда достижение целей становится затруднительным; гнев часто вызывает желание напасть на кого-либо - в прямом и переносном смысле слова. Гнев является эмоциональной реакцией на нарушение моральных норм и стимулирует стремление восстановить справедливость4. Отвращение становится моральным, когда индивиды оценивают чье-либо поведение как потерю человеческого достоинства (например, предательство друзей, хладнокровное убийство). Следствием возникновения чувства отвращения является разрыв контакта, взаимодействия, а также желание восстановить социальный порядок путем изгнания виновных в аморальном поведении. Презрение по своему содержанию и своей интенсивности представляет собой нечто среднее между гневом и отвращением. Это негативная оценка другого,

1 Tangney J.P., Dearing R.L. Shame and guilt. - P. 394.

2 Handbook of the sociology of emotions. - P. 553.

3 См.: Scheff T.J. Shame and the social bond: A sociological theory // Sociological theory. -Wash., 2000. - Vol. 18, N 1. - P. 84-99.

4 См.: AverillJ.R. Illusions of anger // Aggression and violence: Social interactionist perspectives / Ed. by R.B. Felson, J.T. Tedesci. - Wash.: American psychological association, 1993. -P. 171-192.

Примечательно, что пишет Э. Дюркгейм о функции гнева: «Иногда говорят, что гнев бесполезен, так, он представляет собой только разрушительную страсть, но это одностороннее воззрение. На самом деле гнев состоит в перевозбуждении и укреплении скрытых и свободных сил, которые помогают нашему личному чувству противостоять опасности. В состоянии мира, если можно так выразиться, оно [верование] недостаточно вооружено для борьбы; оно могло бы погибнуть, если бы в желанный момент не вступали бы резервы страсти. Гнев - не что иное, как мобилизация этих резервов. Может даже случиться, что вызванная таким образом помощь превосходит потребность, тогда в результате спора наши убеждения не только будут поколеблены, но еще больше укрепятся» (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. - М.: Наука, 1991. - C. 98).

дополненная чувством морального превосходства, которая ослабляет позитивные моральные эмоции, например сочувствие1.

Специалисты утверждают, что презрение, гнев и отвращение возникают в разных культурах, когда налицо нарушение моральных кодов, связанных с понятиями сообщества, автономии и божественного (community, autonomy, divinity)2. Презрение является эмоциональной реакцией на нарушение моральных ценностей и норм, сопряженных с понятием (и пониманием) сообщества, которые включают уважение к заведенному социальному порядку, почтение к авторитетам и самому сообществу. Презрение возникает, если выражается неуважение к этим вещам или возникает угроза безопасности сообщества. Гнев типически связан с нарушением морального кода автономности, который подразумевает уважение к индивидуальным правам и свободам, т.е. возникает тогда, когда действия другого нарушают чьи-либо права и свободы. Отвращение является реакцией на осквернение вещей и идей, связанных с верой в Бога, нарушением моральных правил, связанных с сакральным. Таким образом, презрение, гнев и отвращение выступают как «охранники» различных аспектов морального порядка.

Симпатия и эмпатия служат эмоциональными реакциями на страдания других людей. М. Дэвис следующим образом дифференцирует эти эмоции: эмпатия включает способность понимать эмоциональное состояние другого человека (когнитивный компонент) и переживать его чувства (аффективный компонент); симпатия не обязательно подразумевает последнее, но может выступать основанием для стремления помочь друго-му3, означает выражение печали и сожаления по поводу ситуации других людей4. Эмпатия, таким образом, не обязательно связана с симпатией, как и наоборот, симпатия не ведет к возникновению эмпатии. Эмпатия и симпатия являются, по сути, принятием роли другого (в терминах Дж.Г. Мида), поскольку в процессе этих переживаний один индивид прочитывает жесты другого, определяет его эмоциональное состояние и оценивает его, в результате чего первый может ощутить (или не ощутить) симпатию либо эмпатию. В таком случае являются ли симпатия и эмпатия эмоциями? Эти состояния служат значимой составляющей социальных взаимодействий, поддерживают социальную солидарность, поскольку выступают мотивирующей силой для оказания помощи индивидам, попав-

1 См.: Haidt J.The moral emotions // Handbook of affective sciences / Ed. by R.J. Davidson, K.R. Scherer, H.H. Goldsmith. - N.Y.: Oxford univ. press, 2003. - P. 852-870.

2 См.: The big «three» of morality (autonomy, community, and divinity) and the big «three» explanations of suffering / Shweder R.A., Much N.C., Mahapatra M., Park L. // Morality and health / Ed. by A. Brandt, P. Rozin. - N.Y.: Routledge, 1997. - P. 119-169.

3 См.: DavisM.H. Empathy: A social psychological approach. - Boulder (CO): Westview, 1994.

4 См.: Clark C. Misery and company: Sympathy in everyday life. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1997.

шим в трудное положение. Они облегчают межличностные отношения, обусловливая альтруизм и подавляя агрессию1.

Тем не менее некоторые ученые полагают, что эмпатия - это не эмоция, а лишь способность понимать чувства других2. Подобным образом и симпатия только отражает тот факт, что два человека думают или чувствуют одинаково. Множество эмоций могут быть следствием симпатии и эмпатии - например, гнев, сожаление, тревога, сочувствие. Тренер и Стетс считают, что многие исследователи рассматривают эмпатию и симпатию как моральные эмоции потому, что эти механизмы, или способности, возбуждают эмоции, конституирующие солидарность3. Кларк при этом пишет, что симпатия регулируется культурными правилами, однако симпатия может использоваться для достижения собственных целей, статуса или власти над другими (микроэкономика и микрополитика симпатии); порой проявление симпатии заставляет другого почувствовать, что он ниже по положению4. Поэтому симпатия и эмпатия представляют собой, скорее, техники принятия роли, которые ведут к возникновению подлинных эмоций. Хотя симпатия и эмпатия поддерживают социальный порядок, они в той же мере подрывают порядок моральный, поскольку используются в личных интересах. Та же логика рассуждений применима к пониманию чувства вины, которое может быть использовано в межличностных отношениях для того, чтобы заставить кого-либо сделать что-либо5. Здесь надо заметить, что моральные эмоции нередко расчленяют на их аналитические составляющие либо, наоборот, трактуют как целостности, поведенческие комплексы, которые невозможно рассматривать отдельно от культурных кодов, психологических механизмов, механизмов социального взаимодействия (например, чувство любви). Более того, некоторые ученые всю культуру определяют в терминах такого поведенческого комплекса; в частности, К. Кларк полагает, что американская культура - это культура симпатии, где последняя тем больше, чем более велика проблема и чем ближе отношения6.

Эмоции, нацеленные на похвалу других людей, - благодарность и почитание, - первым описал Адам Смит в 1790 г. Он рассматривал благо-

1 См.: Clark C. Misery and company: Sympathy in everyday life. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1997; Eisenberg N., Miller P. Empathy, sympathy and altruism: Empirical and conceptual links // Empathy and its development / Ed. by N. Eisenberg, J. Strayer. - N.Y.: Cambridge univ. press, 1987. - P. 292-311.

2 См.: Haidt J. The moral emotions // Handbook of affective sciences / Ed. by R.J. Davidson, K.R. Scherer, H.H. Goldsmith. - N.Y.: Oxford univ. press, 2003. - P. 852-870.

3 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 555.

4 Clark C. Misery and company: Sympathy in everyday life. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1997. - P. 113.

5 См.: Baumeister R.F., Stillwell A.M., Heatherton T.F. Guilt: An interpersonal approach // Psychological bull. - Wash., 1994. - Vol. 115. - P. 243-267.

6 Cм. подробнее об этом: Clark C. Op. cit.

дарность как важную социальную эмоцию, которая поддерживает солидарность, поскольку возбуждает добрую волю к совершению нравственных поступков1. В самом деле, посредством благодарности индивид выражает расположение к другому человеку, который стал для него благодетелем, в противном случае он вряд ли сможет рассчитывать на его содействие и добрую волю в дальнейшем. По Г. Зиммелю, благодарность является мощным средством социального согласия и сплоченности, связывающим дарителя и получателя2. Благодарность можно рассматривать как моральную эмоцию, поскольку она имеет три функции: морального барометра, морального мотива, морального подкрепления3. Как моральный барометр, благодарность является ответом на великодушие другого человека и сигнализирует об обмене вознаграждениями. Благодарность также является моральным мотивом, потому что стимулирует людей, которые испытывают благодарность, вести себя великодушно и в будущем и, таким образом, становится основой альтруизма4. Наконец, благодарность мотивирует самих благодетелей и адресатов благодарности быть благодарными в будущем. С благодарностью связано чувство почитания -позитивное чувство, мотивирующее людей на добрые поступки, благотворительность и даже самопожертвование и приводящее в действие другие позитивные чувства (например, благоговение и священный трепет5). Почитание в этом смысле является противоположностью отвращения, поскольку последнее связано с самыми низкими поступками (которые оцениваются как таковые). Отвращение провоцирует уход из ситуации своего возникновения, а почитание связано с самыми высокими устремлениями и поступками и вызывает желание продлить контакт с достойным его объектом. Поэтому данные эмоции можно в полном смысле слова считать моральными.

Тернер и Стетс полагают, что в социологических категориях вполне возможны описание динамики моральных эмоций и объяснение их причин и последствий6. Проблема социологического анализа таких эмоций заключается в том, чтобы изолировать их от прочих эмоциональных состояний и определить, что является характерным именно для моральных эмоций. Выше уже говорилось, что эмоция приобретает моральное качество тогда, когда возникает оценка поведения индивида (собственная или со стороны других) в соответствии с моральными ценностями и нормами в контексте

1 См.: Смит А. Теория нравственных чувств. - М.: Республика, 1997.

2 Handbook of the sociology of emotions. - P. 556.

3 Ibid.

4 См.: TriversR.L. The evolution of reciprocal altruism // Quarterly rev. of biology. -Chicago (IL), 1971. - Vol. 46, N 1. - P. 35-57.

5 См.: Haidt ./.The moral emotions // Handbook of affective sciences / Ed. by R.J. Davidson, K.R. Scherer, H.H. Goldsmith. - N.Y.: Oxford univ. press, 2003. - P. 852-870.

6 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 556.

той или иной ситуации действия. Но существуют и другие эмоции, так или иначе связанные с моралью. Например, разные виды гнева (раздражение, враждебность, ярость), страха (тревога, паника), печали (удрученность, меланхолия, тревожное уныние, жалость, подавленность). Поэтому более точная формулировка цели социологического изучения моральных эмоций включает необходимость изучения полного ряда человеческих эмоций и фиксацию условий, при которых они могут стать моральными.

Тернер и Стетс представили ряд вариаций первичных эмоций и различные сложные эмоции, возникающие на их основе, и попытались показать, при каких обстоятельствах они приобретают моральный характер1. Из первичных, врожденных эмоций - счастья, страха, гнева, печали - возникают чувства, связанные с оценкой себя и других в соответствии с моральными кодами общества. На основе удовлетворения-счастья возникает небольшое количество моральных эмоций: люди переживают удовлетворение и счастье, когда придерживаются моральных правил, поэтому они испытывают благодарность, оживление, торжество, восторг, ликующую радость, стимулирующие приверженность моральным императивам. Вариации первичных негативных эмоций дают больше возможностей для возникновения моральных эмоций средней и высокой интенсивности, поскольку нарушение моральных кодов вызывает более глубокие эмоциональные реакции2. Например, страх порождает тревогу, беспокойство, недоверие, смятение, панику, нервозность, ужас. Более типичными реакциями на нарушение моральных правил являются разные виды гнева -раздражение, досада, озлобленность, враждебность, омерзение, ярость, чувство оскорбления, возмущение, включая гнев на себя. Также типичны в этом отношении разные виды разочарования-печали - огорчение, удрученность, скорбь, тоска, подавленность, боль. С меньшей вероятностью индивиды будут реагировать на нарушение моральных правил посредством эмпатии и симпатии.

Как уже было сказано выше, человеческий мозг обладает способностью производить комбинации первичных эмоций, которые порождают моральные эмоции и расширяют их спектр. Например, изумление и почитание (wonder, reverence) возникают, когда счастье-удовлетворение комбинируются с эмоцией страха, при этом важно, какая эмоция является ведущей (в данном случае таковой выступает счастье). Эти эмоции обычно активизируются в связи с религиозными верованиями. Из этого же сочетания проистекают благодарность, надежда, гордость и ощущение надежности. Когда ведущей эмоцией становится страх, то, в комбинации с чувством счастья, возникают священный трепет, почитание и благоговение (awe, reverence, veneration), которые могут генерировать приверженность моральным ценностям, часто религиозным. Месть или умиротворение

1 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 557-560.

2 Ibid. - P. 558.

(vengeance, appeasement) могут стать реакцией на нарушение моральных кодов или на извинения за нарушения, они возникают из сочетания счастья и гнева1. Страх, смешиваясь с гневом, порождает враждебность, неприязнь, отторжение (repulsion, antagonism, dislike), которые связаны с негативными санкциями против нарушителей моральных кодов. Страх, смешиваясь с печалью, может превратиться в чувство опасности, священный ужас (dread, wariness) в ситуации, когда индивид очень боится осквернить моральные правила. Гнев, комбинируясь с чувством счастья, порождает такие эмоции, как снисхождение, умиротворение, чувство правоты (condescension, mollification, righteousness), которые могут оказаться реакцией на нарушение моральных правил или на извинения за эти нарушения. Гнев в сочетании со страхом формирует чувства отвращения и подозрительности (abhorrence, suspiciousness), которые могут являться следствием негативных санкций в связи с аморальными действиями. Гнев вместе с печалью ведет к горечи-озлобленности, депрессии, ощущению предательства (bitterness, depression, [feeling] betrayed), которые могут переживаться как следствие негативных санкций или депрессии. Печаль в сочетании со счастьем-удовлетворением оборачивается чувствами пессимизма (мрачности) и меланхолии (moroseness, melancholy), которые выступают внутренними санкциями в связи с аморальным поведением. Подобным образом печаль, вместе со страхом, производят сожаление, раскаяние, чувство покинутости, тоски, отчаяния (regret, forlornness, remorse, misery), которые также могут быть внутренними санкциями для тех, кто отступил от моральных правил. Печаль вместе с гневом порождает чувства угнетенности, неудовлетворенности, разочарования, нереализо-ванности, угрюмости ([feeling] aggrieved, discontent, dissatisfaction, [feeling] unfulfilled, sullenness), которые индивид переживает в случае нарушения моральных кодов другими2.

Таким образом, вторичные эмоции первого уровня существенно расширяют ряд моральных эмоций; эти эмоции усиливают способы санкционирования индивидов, нарушающих моральные нормы, при том что многие из них выступают внутренним механизмом контроля. На основе перечисленных выше комбинаций возникают моральные эмоции второго уровня - это главным образом чувство стыда и чувство вины, которые имеют решающее значение для морального порядка и социальной солидарности. Негативные эмоции неприятны и нежелательны, а иногда и

1 Э. Дюркгейм писал о чувстве мести, которое возникало наиболее часто в обществах с механической солидарностью, поскольку нарушение моральных ценностей и норм воспринималось членами общества как оскорбление и вызывало желание отомстить. Поэтому наказание за преступление в таких обществах часто удовлетворяло чувство мести, возмещало моральный ущерб, нанесенный преступлением (См.: Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии. - М.: Наука, 1991. - С. 86-89).

2 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 559-560.

чрезвычайно болезненны. Чувство стыда и чувство вины могут быть «мягкими», тогда они работают как внутренние механизмы социального контроля. Если же эти эмоции приобретают интенсивность, в психике индивидов активизируются защитные стратегии поведения, или защитные механизмы. Эти механизмы (впервые систематически описанные З. Фрейдом) приводятся в действие, когда человек стремится защитить свое Я от болезненных переживаний. Защитные механизмы «выталкивают» или вытесняют негативные эмоции за порог сознания. Фрейд видел отрицательное последствие действия таких механизмов в том, что стремления человека остаются неудовлетворенными; более того, они становятся более интенсивными. Подавляемые болезненные эмоции усиливаются, но, подвергнутые вытеснению, они меняют свою направленность и природу, проявляя себя в наблюдаемом поведении индивидов. Наиболее распространены защитные стратегии, помогающие индивиду совладать с негативными санкциями со стороны других. Часто эти механизмы не являются полностью неосознаваемыми и неуправляемыми. В качестве таковых могут выступать избирательное восприятие информации, избирательная интерпретация происходящего, апелляция к прошлым успехам, уход из ситуации. Такие действия помогают индивидам сохранить лицо, защитить свое Я в ситуациях, связанных с возникновением негативных эмоций1. Другие защитные механизмы способствуют полному подавлению или репрессии негативных эмоций, особенно тех, которые возникают вследствие негативных санкций. Именно подавление чувства стыда больше всего изучено в психологической и социально-психологической науке. Существуют разные степени вытеснения или подавления чувства стыда. Опираясь на наблюдения К. Льюис, Т. Шефф показал, что когда индивиды недостаточно дистанцируются (и^егй$1апс^) от чувства стыда, это чувство захватывает их и отражается на поведении. Замедляется и становится тише речь, появляются такие слова, как «глупо», «нелепо», «ужасно», «по-идиотски», человек отводит взгляд, краснеет, может закрывать лицо, «прятаться»2. Индивиды могут также чрезмерно дистанцироваться (оуегЙ81апе^) от чувства стыда, и тогда темп речи ускоряется, жестикуляция становится интенсивнее. И в том, и в другом случае, согласно Т. Шеффу, чувство стыда может оставаться непризнанным и болезненным, что усиливает эмоции такого рода и требует дополнительных затрат для последующего подавления. Важно, что подавленные эмоции часто перерождаются (1гап8тйа1е) в другие - главным образом в разные виды гнева.

1 См. об этом, например: Summers-EfflerE. Defensive strategies: The formation and social implications of patterned self-destructive behavior // Advances in group processes. - Atlanta (GA), 2004. - Vol. 21. - P. 309-325.

2 См.: ScheffT.J. The shame-rage spiral: A case study of interminable quarrel // The role of shame in symptom formation / Ed. by H.B. Lewis. - Hillsdale (NJ): Erlbaum, 1987. - P. 109149.

Тернер и Стетс пишут, что если эмоции представляют собой результат подавления чувств стыда и вины, возникших вследствие отступления от моральных ценностей и норм, то их тоже можно назвать моральными1. Психоэмоциональная динамика выглядит следующим образом: болезненное чувство стыда или вины обусловливает их подавление, что в свою очередь усиливает эти эмоции; затем они, как правило, трансформируются в другие чувства, чаще всего в разные виды гнева, которые направляются на других индивидов, социальные группы и структуры. Гнев опять-таки вызывает чувство стыда или вины, происходит новое подавление и новая вспышка гнева, что может продолжаться довольно долго. Гнев, как правило, направлен на безопасные объекты или индивидов, которые не находятся на линии огня. Подсознательно защищая свое Я, индивид может впасть в состояние циклического чередования стыда и гнева, сопровождающееся тревогой, усилением чувства вины и удрученности. Подавление эмоций сопровождается также проекцией чувств, которая представляет собой другой защитный механизм: изначальная эмоция может оставаться в прежнем виде, но приписывается другому человеку или социальной группе. Проецирование, или приписывание, эмоций может также сопровождаться перерождением эмоций, опять-таки преимущественно в разные виды гнева, направленного на: 1) других участников взаимодействия; 2) людей, непосредственно не участвующих во взаимодействии; 3) саму ситуацию взаимодействия; 4) социальную структуру, в которую она встроена; 5) макроструктуры общества (социальные институты), другие общества2. Шефф и Ретцингер обнаружили, что конфликты и насилие в семье обусловлены непризнанным чувством стыда3. Если чувство стыда не признается индивидом, а подавляется, то это оборачивается циклическим чередованием гнева-стыда, которое развивается по спирали и может выйти из-под контроля, поскольку только осознание и признание стыда может уберечь от вспышек гнева и агрессии.

Дж. Тернер считает приписывание одним из ключевых механизмов социального взаимодействия, который активизируется в случае подавления негативных эмоций, направленных на индивидуальное Я4. Приписывание может быть осознанным или неосознанным; в последнем случае оно работает как психологический защитный механизм (проекция). С социологической точки зрения это самый важный механизм, потому что приписывание нередко направлено на социальные структуры и группы и, таким

1 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 561.

2 Ibid. - P. 562; Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. - P. 175.

3 См. об этом: Retzinger S.M. Violent emotions: Shame and rage in marital quarrels. -Newbury Park (CA): Sage, 1991.

4 См.: Turner J.H. Face-to-face: Towards a sociological theory of interpersonal behavior. -Stanford (CA): Stanford univ. press, 2002.

образом, влияет на приверженность или отчуждение от социальных структур разного уровня (например, чувство ресентимента, которое обычно направлено на определенную категорию людей1). В процессах приписывания тоже обнаруживаются свои закономерности. Социологи описывают внешний предрассудок (distal bias) относительно негативных эмоций и внутренний предрассудок (proximal bias) относительно позитивных эмоций. Другими словами, в случае негативных эмоций индивиды склонны к внешнему приписыванию (т.е. к обвинению других людей или других социальных категорий), в случае позитивных - к приписыванию внутреннему (т.е. к приписыванию заслуги самому себе); обычно именно так определяется источник неудач или причины успеха2. Позитивные эмоции рождаются вследствие соответствия моральным ожиданиям, поэтому индивиды с большей вероятностью будут выражать позитивные эмоции по отношению к другим индивидам и, таким образом, будут более привержены моральным правилам и социальным структурам, в контексте которых были вызваны эти эмоции. Если же индивиды испытывают негативные эмоции вследствие несоответствия моральным ожиданиям, то такие эмоции с большей вероятностью будут подавляться, перерождаться и направляться на других индивидов, социальные группы и структуры. Если в результате приписывания или проекции определенные люди или социальные группы рассматриваются в качестве причины несоответствия моральным ожиданиям, то возникают разные виды гнева, направленные против них, -раздражение, неудовольствие, досада, а в крайних случаях - такие интенсивные эмоции, как ненависть и отвращение или праведный гнев и чувство мести. Подобные эмоции имеют моральный характер и выражаются в суждениях, характерных для верований и стереотипов данного общества. Если, однако, объекты приписывания являются небезопасными или наделены статусом и властью, индивиды могут избрать более безопасную стратегию приписывания, адресованную объектам или категориям, которые не присутствуют в данной ситуации (обычно таким объектом выступает так называемое «начальство» в той или иной организации, на которое можно списать все проблемы). Гнев может также направляться на саму ситуацию взаимодействия, тогда более вероятно возбуждение раздражения, угнетенности и неудовлетворенности. Когда подавление негативных эмоций приобретает регулярный характер, наиболее вероятны чувства печали, огорчения, подавленности, удрученности, уныния и разочарования. Иногда эмоции становятся интенсивными, гнев ведет к чувству мести, что характерно для некоторых социальных движений, когда названные эмоции

1 Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. - P. 120-125.

2 Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. - P. 168-169.

адресуются правительству и могут реализоваться в подлинных актах насилия (например, в действиях террористов)1.

Негодование и чувство мести, которые направлены на социальные группы или структуры, Тернер и Стетс считают ярко выраженными моральными эмоциями2. Моральные эмоции высокой интенсивности описываются в психологических биографиях выдающихся исторических личностей, когда приписывания и, соответственно, эмоции приобретали коллективный характер и адресовались целым нациям3. Негативные эмоции часто переплетаются с существующими в культуре предрассудками и усиливают чувства враждебности. Таким образом, повторяющееся в обществе подавление стыда и гнева, а также других негативных эмоций может послужить причиной коллективного поведения, которое будет объясняться в моральных суждениях, что сделает социально приемлемыми нацеленные на защиту этих представлений интенсивные эмоции гнева, мести и им подобные. С этих позиций Шефф и Ретцингер проанализировали рождение нацистской Германии4. Состояние предвоенного немецкого общества стимулировало, по их мнению, распространение в обществе чувств стыда и унижения, что в результате привело к мобилизации немцев для подготовки к войне, к желанию начать войну, к самой войне и к массовым уничтожениям народов, причем все эти действия оправдывались в понятиях морали.

На основании вышесказанного можно заключить, что в терминах социологического исследования эмоций лучшим способом идентификации морального порядка общества является наблюдение эмоциональных реакций людей на нарушение моральных норм и ценностей. Действия, направленные против морального порядка, оцениваются как неприемлемые, неверные и «злые», а эмоции гнева, ярости сигнализируют об угрозе моральному порядку. Обычно люди поддерживают моральный порядок, а те, кто нарушает его, вызывают отвращение и презрение как за нарушение, так и за отсутствие раскаяния. Таким образом, люди изолируют нарушителей в целях сохранения морального порядка и минимизации вреда. Однако так происходит не всегда, поскольку в человеческой психике могут

1 См., например: Passionate politics: Emotions and social movements / Ed. by J. Goodwin, J. James, F. Polletta. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 2001; Summers-Effler E. The micro potential for social change: Emotion, consciousness and social movement formation // Sociological theory. - Wash., 2002. - Vol. 20, N 1. - P. 41-60.

2 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 564.

3 Здесь в пример можно привести биографии выдающихся личностей, написанные последователями З. Фрейда, в особенности работы Э. Фромма и Э. Эриксона: Erikson E.H. Young man Luther: A study in psychoanalysis and history. - N.Y.: Norton, 1958; Erikson E.H. Gandhi's truth: On the origins of militant nonviolence. - N.Y.: Norton, 1969; Фромм Э. Адольф Гитлер: Клинический случай некрофилии. - М.: Прогресс, 1992.

4 См.: ScheffT.J., RetzingerS.M. Emotions and violence: Shame and rage in destructive conflicts. - Lexington (MA): Lexington books, 1991.

активизироваться защитные механизмы, способствующие перерождению эмоций и соединению их в сознании индивидов с личностями других людей, социальными группами и структурами. При этом социальный порядок может усложняться и провоцировать конфликты. Если же такого не происходит, моральный порядок общества принуждает индивидов к принятию на себя ответственности за моральные нарушения, к выражению приемлемых моральных эмоций, таких как сожаление и раскаяние, к признанию вреда, включая принятие роли другого и выражение эмпатии и симпатии, к принятию мер по исправлению ситуации. Действия, связанные с восстановлением порядка, сигнализируют о том, что существует приверженность моральным ценностям и нормам, выражение моральных эмоций указывает на то, что индивиды ценят и почитают, т.е. свидетельствует о наличии социальной солидарности. Солидарные чувства могут быть разрушены или ослаблены, но общество предоставляет возможности для преодоления этого состояния - именно посредством моральных эмоций.

Дж. Стетс и ее коллеги проверили некоторые гипотезы, связанные с возникновением и выражением моральных эмоций, опрашивая студентов старших курсов, и пришли к выводу, что в большей части случаев люди сдерживают разрушительные эмоции или направляют их на безопасные объекты. Авторы полагают, что существуют устойчивые образцы реакции людей на свои действия, выраженные в их эмоциональных откликах на свои поступки1. Это исследование показало, что моральные эмоции тесно связаны с личностной идентичностью индивидов, поэтому в большинстве случаев индивид, определяющий себя как человека моральных правил, будет стремиться вести себя морально и отстаивать свою моральную идентичность. Эта идентичность занимает важное место в структуре личностной идентичности и направляет действия индивидов на поддержание нормативного порядка. Кроме того, на выражение моральных эмоций и их интенсивность влияют статусные переменные, т.е. моральные эмоции выражаются также под воздействием социальной структуры. Из всех моральных эмоций, изучавшихся в исследовании Стетс, чувство вины, по отзывам респондентов, испытывалось ими наиболее часто. При переживании чувства вины индивид озабочен тем, насколько его поведение может повредить другому, поэтому данная эмоция по праву характеризуется исследователями в качестве «моральной»2.

Подводя итоги проделанной работы, можно утверждать, что социальный порядок трудно осмыслить вне категории социальной солидарности. Социальный порядок подразумевает определенную степень солидарности, социализацию поколений в рамках данного культурного порядка, общие верования, ценности, интересы, функциональную зависимость чле-

1 The moral identity, status, moral emotions, and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. // Social structure and emotion / Ed. by J. Clay-Warner, D.T. Robinson. - San Diego (CA): Elsevier, 2008. - P. 228.

2 Ibid. - P. 246.

нов общества (систему разделения труда), ритуалы как способ воспроизводства и оживления культурных ценностей и социальной структуры. Таким образом, понятие социальной солидарности подразумевает коллективные представления, мораль и идеологию, понимание своего места в разделении труда, ритуалы как механизм связи действий индивидов, эмоции, которые в целом порождают приверженность и привязанность к определенному социальному порядку. В социальных конфликтах, в переходных состояниях общества, при аномии индивиды находятся в состоянии дезориентации, поэтому типичными становятся чувства тревоги, отчаяния, гнева, которые представляют собой реакцию на нарушение морального порядка общества. В то же время эти чувства сигнализируют о необходимости восстановления порядка и поисках новых культурных символов, которые могли бы направить эмоциональную энергию индивидов и групп в функциональное русло, на создание нового социального порядка.

Сказанное выше позволяет предположить, что не только отдельные эмоции являются типическими внутренними состояниями, которыми индивиды управляют в соответствии с моральными ценностями и нормами, но и связи между эмоциями также являются типическими в том смысле, что одна эмоция типически ведет к появлению другой. Таким образом, эмоции могут складываться в «эмоциональные цепи»1 по аналогии с понятием «ритуальные цепи» Р. Коллинза. Часто ритуалы запускают такие эмоциональные цепи, например, когда за скорбью и чувством отчаяния следует утешение, благоговение или священный трепет (искупительные ритуалы, по Дюркгейму). Эмоциональные цепи становятся ощутимыми, когда механизмы принятия роли другого (эмпатия или симпатия) приводят в действие другие, вполне определенные, эмоции. Все эти эмоциональные цепи имеют относительную стабильность, складываются в поведенческие комплексы, поэтому чаще всего они вписаны в социальный порядок и активизируют социальную солидарность. В одном из последних исследований показано, как разные эмоции, видоизменяясь и переходя в другие переживания, сохраняют свою длительность и влияние (в данном случае -применительно к решению о присоединении к социальному движению через год после агитации2). Более того, описанные выше длительные циклы «стыда-гнева» находят свое подтверждение в социальной психологии. Дж. Аверилл полагает, что эмоции - это целостные поведенческие синдромы, подчиняющиеся социальным предписаниям и выполняющие определенные социальные функции. Эмоции, как поведенческие комплексы, подобны социальным ролям, они подчиняются нормам исполнения в виде правил выражения и переживания эмоций. Поэтому эмоции - это одновременно и события и действия. Дж. Аверилл изучил проявления гнева в

1 Williamson E. The magic of multiple emotions: An examination of shifts in emotional intensity during the reclaiming movement's recruiting / Training events and event reattendance // Sociological forum. - Malden (MA), 2011. - Vol. 26, N 1. - P. 48.

2 Ibid. - P. 67-68.

повседневных взаимодействиях и сформулировал так называемые правила гнева1. Другими словами, поведенческий репертуар человека содержит «эмоциональные заготовки», которые Е.П. Ильин предлагает называть «энграммами»: «Память запечатлевает ситуации, при которых "эмоциональная заготовка" дает нужный эффект, и в последующем человек использует ее в аналогичных ситуациях»2. Так, американская улыбка является определенным культурным атрибутом и необходимым элементом взаимодействия.

В свете понятий «эмоциональная культура», «эмоциональная идеология», «эмоциональная энергия» можно предложить концепцию «эмоционального режима». Это понятие не касается общих представлений о правилах выражения эмоций, о том, что люди должны чувствовать, или ситуативных правил выражения чувств, скорее оно описывает целостные поведенческие синдромы, где эмоциям принадлежит динамическая и связующая роль. Это понятие подобно термину «эмоционология» (ешойопо-^у), который употребляли К. Стирнс и П. Стирнс3. О. Риис и Л. Вудхед для анализа религиозных эмоций использовали понятие «эмоциональный режим». С точки зрения этих ученых, понятие эмоционального режима указывает на то обстоятельство, что эмоции образуют интегральную часть структурированных социальных и материальных отношений, которые формируют группы, разные виды деятельности и в том числе религиозные сообщества4. Эмоциональные режимы соответствуют разным институциональным порядкам и могут включать разнообразные эмоции и их комбинации, запускающиеся в данном контексте, т.е. эмоциональные цепи. Эмоциональный режим обладает внутренней связностью и ограниченностью, имеет длительность, но может прийти в состояние дисбаланса и дезинтеграции. Этот режим определяет, как индивиды могут чувствовать, что они могут чувствовать, как они могут или должны выражать эти чувства и какие формы отношений и курсы действия открыты для них в рамках данной структуры социального порядка (включая поведенческие модели, которые до конца не осознаются). Эмоциональные режимы удерживают репертуар различных эмоций и определяют ритм, значение, форму выражения и комбинацию эмоций, а также отсылают к определенному институциональному порядку и связывают его с другими институциональными порядками. Так, по мысли Риис и Вудхед, праздник Рождества не может быть понят вне представления об эмоциональном режиме. Эмо-

1 Averill J.R. Illusions of anger // Aggression and violence: Social interactionist perspectives / Ed. by R.B. Felson, J.T. Tedesci. - Wash. American psychological association, 1993. -P. 182-184.

2 Ильин Е.П. Эмоции и чувства. - СПб.: Питер, 2007. - С. 145.

3 Stearns C.Z., Stearns P.H. Emotionology: Clarifying the history of emotions and emotional standards // American historical rev. - Bloomington (IN), 1985. - Vol. 90, N 4. - P. 813.

4 Riis O., Woodhead L. A sociology of religion emotion. - Oxford: Oxford univ. press, 2010. - P. 10.

циональный режим Рождества не только запускает определенные эмоции, но и оживляет групповые и институциональные нормы и ценности (семейные, политические, религиозные), культурные символы, а также обусловливает непосредственные взаимодействия людей, ритуальные практики, следование традициям, сборища. Сюда относятся телевизионные передачи, продажа рождественских деревьев и подарков, музыкальная культура и сценические представления. Так формируется «дух Рождества», или «эмоциональный режим Рождества»1. Данный комплекс настроений, чувств, действий можно назвать эмоциональным режимом, поскольку он содержит побудительные мотивы к формированию солидарности и санкции за несоблюдение ее правил. Те, кто не согласен с «духом Рождества» или равнодушен к нему, находятся под давлением, их часто вынуждают участвовать в эмоциональном перформансе. В противном случае их исключают из процесса празднования, квалифицируют как скучных и сухих, подвергают другим формам остракизма, провоцируя возникновение у них чувства одиночества, раздражение и возмущение. Другими словами, можно восстать против эмоционального режима, но избежать его невозможно.

В принципе понятие эмоционального режима вполне возможно заменить терминами эмоциональной культуры и идеологии в духе А. Хохшильд, которые предопределяют правила чувствования и правила выражения чувств. Но нам хотелось бы обратить внимание на то, что продуктивнее рассматривать эмоциональные режимы не только как свод правил, но и как практики и стратегии поведения, ритуалы, которые все вместе складываются в комплекс, подобно психологическому поведенческому синдрому (по Дж. Авериллу). Например, эмоциональные режимы не обязательно должны охватывать все культурное сообщество, они могут функционировать и на более низких уровнях культуры, в межличностных взаимодействиях.

В центре эмоционального режима находится «эмоциональная программа», характеризующаяся различимой шкалой эмоциональных тональностей; в некоторых эмоциональных состояниях доминирует страх, в других - зависть, в третьих - радость. Такие «программы» организуют эмоциональные тональности в продолжительные и сбалансированные гармонии, они не всегда полностью осознаются, но когда кто-либо нарушает тональность, то это сразу становится заметным2. Индивиды играют свои эмоциональные роли в эмоциональной драме, которую подразумевает эмоциональный режим. В некоторых режимах эмоциональные стандарты задаются с помощью авторитета, появляются так называемые «эксперты» для оценивания уровня эмоций в ситуациях и отслеживания соблюдения эмоциональных правил. Дж. Пирс изучила гендерную стратификацию в

1 Riis O., Woodhead L. A sociology of religion emotion. - Oxford: Oxford univ. press, 2010. - P. 11.

2 Ibid. - P. 47-48.

адвокатских конторах, где мужчины и женщины, находясь на одной и той же статусной позиции, должны выполнять разные эмоциональные правила. Мужчины-адвокаты могут быть агрессивными или демонстрировать дружелюбие в нужной ситуации, а женщины-адвокаты (но чаще работающие помощниками адвокатов) должны показывать доброе и материнское отношение к коллегам и клиентам, постоянно демонстрировать симпа-тию1. Эмоциональные режимы предполагают не только санкционирование, но и вознаграждение за приемлемое выражение эмоций. Многочисленная научно-популярная литература наших дней посвящена самовоспитанию, техникам, терапии и творчеству, связанному с выражением эмоций на работе, в семье, в других ситуациях и контекстах. Вся эта литература связана с эмоциональными идеологиями и эмоциональными режимами, направленными на поддержание консенсуса, конформности, в том числе и эмоциональной.

Эмоциональные режимы существуют на всех уровнях общества. Вудхед и Риис говорят о целом ряде эмоциональных режимов2. В одном культурном мире могут существовать противоположные режимы, один эмоциональный режим способен охватывать разные культурные сообщества. На макроуровне общества формируются более широкие эмоциональные режимы, которые определяют контекст изобилия разных режимов на микроуровнях социальной системы. Например, интимные эмоциональные ожидания в любовных отношениях формируются более широким эмоциональным режимом, который определяется не только окружающими социальными отношениями, но и многообразием культурных символов, материальных объектов и культурных практик3, они задают ориентиры и задачи для этих отношений.

Эмоциональные режимы сопрягают между собой прошлое, настоящее и будущее4. У А. Хохшильд есть понятие «эмоциональные привычки», связывающие индивидов с их прошлым эмоциональным опытом; они глубоко укоренены в человеческой психике и трудно поддаются измене-нию5. Именно такие привычки входят в эмоциональные режимы. Эмоциональные режимы помогают понять, как привычные эмоциональные модели, идущие из детства, соотнесены с более широкими социально-культурными правилами. Риис и Вудхед полагают, что эмоциональные

1 Pierce J.L. Gender trials: Emotional lives in contemporary law firms. - Berkeley (CA); L.: Univ. of California press, 1995. - P. 62-63, 98-99.

2 Riis O., Woodhead L. A sociology of religion emotion. - Oxford: Oxford univ. press, 2010. - P. 50.

3 См. об этом, например: Swidler A. Talk of love: How culture matters. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 2001.

4Riis O, Woodhead L. Op. cit. - P. 50.

5 См.: HochschildA.R. The sociology of emotion as a way of seeing // Emotions in social life: Critical themes and contemporary issues / Ed. by G. Bendelow, S.J. Williams. - L.; N. Y.: Routledge, 1998. - P. 3-16.

привычки передаются посредством эмоциональных режимов и связываются с культурными символами и образцами отношений в процессе социализации. Эмоциональные режимы способствуют и сохранению, и изменению моделей поведения. В этом смысле показательны исторические исследования эмоциональных режимов, которые в том числе помогут прояснить социальные отношения в тот или иной исторический период в том или ином месте1.

Эмоциональный режим приобретает определенность, поскольку он связан с моральными кодами культуры, так что основную роль здесь играют моральные эмоции. Эти эмоции связаны с моральным Я, которое занимает верхнее место в структурной иерархии идентичностей и представляет собой особо значимые представления о себе. Поэтому ядро эмоционального режима составляет работа по управлению эмоциями и личностной идентичностью, связанными с коллективными представлениями культуры, а также усилия по поддержанию приверженности групповым ценностям, необходимые ритуалы для возбуждения, сохранения или сдерживания определенных эмоций. Эмоциональный режим формируется на основе эмоциональной социализации, он входит в эмоциональную культуру общества, но срабатывает почти автоматически при определенных условиях. Безусловно, здесь присутствует и биологический компонент, однако, как указывают новейшие исследования в области нейрофизиологии мозга и эволюционные объяснения происхождения сложных эмоций, эмоции вписаны в эволюцию социальной жизни. Поэтому нет необходимости в повышенном внимании к их биологическим аспектам: эти аспекты находятся в тесной связи с культурными представлениями2.

Концептуально понятие эмоционального режима является эвристическим, поскольку не носит слишком абстрактного характера и, по сути, апеллирует к целостным социально-культурным практикам, т.е. охватывает неделимые поведенческие комплексы или синдромы (не всегда полностью осознанные и нередко играющие роль фоновых переживаний). Подобные эмоциональные цепи и режимы описаны в разных работах. Например, зависть, горе, любовь3 в современной социологии считаются эмоциями, однако это сложные состояния, подразумевающие множественные эмоции, длительные и кратковременные, а также эмоциональные

1 Такие, как, например: Konstan D. Emotions of the ancient Greeks: Studies in Aristotle and classical literature. - Toronto: Toronto univ. press, 2005; Stearns C.Z., Stearns P.H. Anger: The struggle for emotional control in America's history. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1986; Zeldin T. Personal history and history of the emotions // J. of social history. - Wash., 1982. -Vol. 15, N 3. - P. 339-348.

2 Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.: Springer, 2006. - P. 369-384.

3 См.: ШёкГ. Зависть: Теория социального поведения. - М.: ИРИСЭН, 2008; Handbook of the sociology of emotions. - P. 516-543; SwidlerA. Talk of love: How culture matters. -Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 2001.

цепи, характерные для разных типов ситуаций. Так, горе может вызывать не только отчаяние, скорбь, подавленность, но и ностальгию, и даже ра-дость1; любовь также чревата целым спектром эмоций2, причем противоположных, позитивных и негативных. Изучение эмоциональных режимов дает возможность идентифицировать особые культурно-эмоциональные практики, которые не сводимы к отдельным эмоциям, идеям, нормам, ритуалам, статусному положению и прочим переменным.

Таким образом, проблема социальной солидарности в современной социологии эмоций решается посредством изучения психоэмоциональной динамики, которая зависит от культурных верований и норм, социальной структуры и ритуального поведения. При этом акцент делается на эмоциях, которые становятся «моральными», поскольку возникают при соотнесении с моральными нормами и ценностями, принятыми в данном обществе. Именно моральные эмоции отражают приверженность данному обществу, культуре, группе, социальной структуре, другому индивиду, воспроизводя моральный порядок общества. Моральные эмоции могут также быть коллективными. Эти эмоции часто возникают и воспроизводятся в ритуальных взаимодействиях, которыми проникнута повседневная жизнь общества. Большинство индивидов склонны переживать и выражать моральные эмоции в соответствии с правилами эмоциональной культуры, укоренившейся в данном обществе. Самыми важными эмоциями, необходимыми для социальной солидарности, являются сложные чувства вины и стыда, эмпатия и симпатия, благодарность, почитание, а также гнев, презрение и отвращение. Перечисленные эмоции могут складываться в «эмоциональные цепи», которые, в свою очередь, являются частью таких культурных комплексов, как эмоциональные режимы. Последнее понятие может способствовать осмыслению настроения определенной эпохи и оснований социальной солидарности в том или ином обществе.

1 Handbook of the sociology of emotions Springer, 2006. - P. 519.

2 Ibid. - P. 391.

/

Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. - N.Y.