CC BY
381
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
В. В. Пузанов
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ОБРАЗ КНЯЗЯ В ДРЕВНЕРУССКОЙ
ЛИТЕРАТУРЕ
XI - НАЧАЛА XII ВЕКА
Научная деятельность И. Я. Фроянова составила целую эпоху в отечественной историографии, во многом определив последующее течение исторической мысли. В частности, он был первым советским исследователем отечественного средневековья, кто стал анализировать проявления первобытной психологии в массовом сознании древнерусского общества1, одним из первых обратил внимание на сакральную составляющую взаимоотношений князя и народа. Труды И. Я. Фроянова заложили основы современной истории Древней Руси, освобожденной от груза догм и открытой для свободного научного поиска. Это был научный и гражданский, нравственный подвиг ученого2.
Настоящая статья подводит определенный итог изучению представлений древнерусских книжников о стране, власти и социуме, начатому автором несколько лет назад. На первом этапе был осуществлен системный анализ познавательных возможностей и реконструированы социокультурные миры «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона» (далее — Сл.), «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру» Иакова Мниха (далее — Пм.), «Жития Феодосия Печерского» (далее — Жт.) и «Чтения о житии и погуб-лении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» (далее — Чт.) преподобного Нестора, «Сказания о Борисе и Глебе» (далее — Ск.), «Сказания о чудесах святых стратостерпцев Христовых Романа и Давида» (далее — СкЧ.)3. Второй этап, предусматривавший анализ,
© В. В. Пузанов, 2011
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
сопоставление и синтез полученных реконструкций, был осуществлен в диссертации, и полученные результаты еще не публиковались. Поскольку в рамках статьи невозможно отразить общий итог проделанной работы, было решено выделить в отдельный сюжет анализ представлений древнерусских книжников о князе. Такой выбор оправдан, поскольку князь занимал центральное место в политической и социальной картине мира древнерусских книжников XI - начала XII столетия.
Социокультурный образ князя в рассматриваемой литературе многогранен и различается в зависимости от характера и сюжетной линии произведения. Важную информацию об отношении древнерусских книжников к тому или иному Рюриковичу, их представлениях о сущности княжой власти, элитарных княжеских качествах можно извлечь из анализа эпитетов, прилагаемых к князьям. Для удобства анализа эпитеты систематизированы в таблице 14, разбитой для компактности на две части.
Эпитеты подчинены определенной системе как в рамках отдельного произведения, так и применительно к рассматриваемому корпусу источников в целом. Типологически их можно разделить на три основные группы: социальные (характеризующие качества, присущие князю-правителю); политические (характеризующие пределы княжеской власти); христианские (характеризующие князя как христианина).
Все три типа присутствуют в Сл., в котором помимо князей христианской поры не только упомянуты, но и наделены элитарными качествами8 князья-язычники. Типологически к Сл. в этом плане близко Ск. В нем, однако, отсутствуют сюжеты, связанные с князь-ями-язычниками, если не считать Владимира, родившегося в «поганстве», но потом принявшего христианство. В Сл. эпитеты (старый, славный, благородный, храбрый, мужественный, прославившийся силою и победами), характеризующие языческих князей как воинов и правителей9, связаны непосредственно с княжеским статусом, тогда как князья-христиане наделены эпитетами христианскими. В последующем в литературе эта закономерность сохраняется: в отношении князей-христиан применяются эпитеты христианские и, практически, не употребляются социальные. Исключение составляют князья Владимир (Сл., отчасти — Чт.) и св. Борис (Ск.). Показательно, что все эпитеты (за исключением старый10, славный11, мужественный12),
Таблица 1
Эпитеты, используемые по отношению к князьям в памятниках древнерусской литературы
Часть 1
Сл. Пм. Чт. Ск.
Игорь/ Святослав старый/славный, благородные, храбрые, мужественные, прославившиеся силою и победами
Владимир Язычник: славный, благородный, сильный, мужественный, живущий и правящий по правде, смысленый; Христианин: неземной мудрости, честный, добрый, милостивый5, христолюбивый, премужествен-ный, съмыслу место блаженный благоверный, щедрый и милостивый, «честнаа главо». Апостол среди владычествующих, учитель и наставник благочестия, каган, единодержец, царь, властель Язычник: «живяхъ акы скотина»; Христианин: благоверный, христолюбивый, блаженный и трибла-женный, гостеприимный, «апостолъ въ князехъ», божественный Язычник: «мужь прав-дивъ и милос-тивъ к нищимъ и к сиротамъ и ко вдовицамъ» Христианин: [те же качества и добавлено] благоверный самодержец «вьсей Русь-скей земли», блаженный, разумный (мудрый)
Ярослав Мудрый «веренъ послухъ» благоверия Владимирова, наместник власти Владимировой, благоверный и красящий стол земли Владимировой, каган «мужь... праве-денъ и тихъ, ходяи въ запо-ведехъ Божи-ихъ», христо-любец, царь
Продолжение таблицы 1
Сл. Пм. Чт. Ск.
Борис Святой (в связке с Глебом), блаженный, милосердный, кроткий, смиренный, праведный, незлобивый, подобно отцу, милостив и творил милостыню, «де-тескъ теломъ, а умомъ старъ», страстотерпец, Божий угодник, любим отцом6 «благого корене» святой, блаженный, преблажен-ный, богоблаженный, добрый, благоверный, страстотерпец, послушный родителям (скоропослушливый), правдив, щедр, тих, кроток, смирен, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным, возлюбленный Господом, красив духовно и телесно, весел лицом, крепок телом, сияющий по-царски, храбр в битвах, мудр
Глеб святой, блаженный (в связке с Борисом), страстотепец, Божий угодник блаженный, святой, страстотерпец, жертва Господу, чистая и благо-уханная7
Свято- полк окаянный, законопреступный, немилосердный и льстивый, грешник, окаянный сын окаянный, треклятый, второй Каин, злой сообщник дьявола, братоубийца
Часть 2
Жт. СкЧ.
Ярослав благоверный
Изяслав Ярославич христолюбец, христолюбивый князь, «владыко благый», благолюбивый, боголюбец
Святослав Ярославич благый князь, благый владыко, благоверный
Всеволод Ярославич благоверный князь
прилагаемые Иларионом к князьям-язычникам и Владимиру, характеризующие социальные качества правителя, применены в Ск. к Борису: благородного происхождения (благого корене), сильный (крепок телом), храбрый. Особенно показателен эпитет храбрый. В ПВЛ и Новгородской первой летописи (далее — НІЛ) храбрыми названы только древние князья (Святослав Игоревич и Мстислав Владимирович — в ПВЛ; Олег, Игорь, Святослав — в НІЛ13).
Такое избирательное применение эпитета храбрый, видимо, связано с идеализацией древней эпохи и древних князей, характерной не только для ПВЛ и НІЛ, но и вообще для средневековой книжной и фольклорной традиции. Следовательно, автор Ск., называя Бориса храбрым, вводит его в круг «древних князей», тем самым ставя на пограничье между «древними» и «новыми» князьями не Владимира (что, судя по всему, было характерным для древнерусского общественного сознания), а Бориса.
Только Владимир (Сл., Ск.) (в ПВЛ — Владимир и Ольга14) и Борис (Ск.15) наделяются таким элитарным социальным качеством, как мудрость/разумность. Только в отношении них применяются эпитеты правдивый (Владимир — Сл.16, Чт.; Борис — Ск.), щедрый (Владимир — Сл.; Борис — Ск.), милостивый (Владимир — Сл.; Борис — Ск.) добрый (Владимир — Сл., Чт.; Борис — Ск.).
К Владимиру применяются все эпитеты, что и к другим князьям (язычникам и христианам), за исключением некоторых, адресованных Борису и Глебу. Это эпитеты, подчеркивавшие: 1) святость Бориса и Глеба — святой, страстотерпец (Борис и Глеб — Чт., Ск.), Божий угодник (Борис и Глеб — Чт.), богоблаженный праведный (Борис — Ск.); 2) их сыновнее положение по отношению к Владимиру —послушный родителям, скоропослушливый (Борис — Ск.); 3) отдельные личные качества—незлобивый (Борис — Чт.), кроткий и смиренный (Борис — Чт., Ск.); 4) эмоциональное отношение автора к святым — светильники неугасающие, солнца светлейшие (Борис и Глеб — Чт.), поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным, возлюбленный Господом, красив духовно и телесно (Борис — Ск.), жертва Господу, чистая и благоуханная (Глеб — Ск.). Особый статус и избранность Бориса определяется не в последнюю очередь тем, что он был любим своим отцом (Чт.).
Из христианских эпитетов общие для Владимира (Сл., Пм., Ск.), Бориса и Глеба (Чт., Ск.) — блаженный, для Владимира (Сл., Пм., Чт.) и Бориса (Ск.) — благоверный.
Применяются особые эпитеты и по отношению к Владимиру: апостол среди владычествующих (Сл.), «апостолъ въ князехъ», божественный (Пм.), «честнаа главо», «единодержець... земли своеи» (Сл.), самодержец «вьсей Русьскей земли» (Ск.), «властель» (Сл.), гостеприимный (Пм.), неземной мудрости (Сл.).
Несколько иначе обстоит дело с эпитетами политическими, применение которых особо выделяет Владимира и Ярослава. Только Владимир называется единодержцем (Сл.) и самодержцем (Ск.). С точки зрения книжников, это означало, видимо, то обстоятельство, что Владимир один, не делясь ни с кем, обладал верховной властью над всей Русью17. Возникает вопрос, почему понятия самодержец и единодержец применяются только к Владимиру? Возможно, это связано с его особым положением в иерархии русских князей; возможно, имело место отражение реальной ситуации, поскольку Владимир — первый и последний князь, властвовавший над «всей Русью». Ни в ПВЛ, ни в хронологически соответствующей ей части НІЛ эти термины не встречаются. Правда, в ПВЛ в отношении Ярослава Мудрого применяются синонимичные понятия едино-властец (Ипатьевская летопись)18 и самовластец (Лаврентьевская)19.
Каганами названы Владимир и Ярослав (Сл.); царями — Владимир (Сл.), Ярослав (Чт.). К этому ряду, с соответствующими оговорками, можно причислить и Бориса, сияющего, согласно Ск. , по-царски («светяся цесарьскы»). Термин каган пришел на Русь еще в языческую эпоху, но так и не прижился, несмотря на старания отдельных книжников (в частности—Илариона) «привить» его к русскому политическому древу. Сам Иларион, судя по всему, использует титул каган в высокопарном смысле (термин князь в Сл. отсутствует), как аналог понятиям царь и властель20. С помощью заимствованных из книг понятий царь и властель древнерусские авторы пытались вписать деяния русских князей в контекст деяний библейских правителей.
Таким образом, если особые эпитеты в отношении Бориса и Глеба сосредоточены в Чт. и в Ск., то применительно к Владимиру — в Сл., Пм. и Ск. Самый обширный и качественно разнообразный набор
эпитетов по отношению к Владимиру представлен в Сл. Все эпитеты, характеризующие социальные качества Бориса как князя сосредоточены в Ск. Из них все (кроме подчеркивающего благородное происхождение, который встречается и в других частях текста) — в «панегирике»21. Типологически последний близок летописным «панегирикам» князьям, но богаче на элитарные эпитеты.
Выбивается из общего ряда и Ярослав, прежде всего эпитетами, характеризующими пределы княжеской власти. Кроме того, книжникам было важно показать преемственность власти Ярослава по отношению к власти отца (Сл., Чт., СкЧ.)22. Особенно в этом направлении потрудился Иларион. В его трактовке Ярослав — «веренъ послухъ» благоверия Владимирова, «егоже Господь» сделал наместником власти отца. Ярослав завершил дело Владимира, подобно тому как Соломон завершил начатое Давидом; он — красящий стол земли отца своего, в нем Господь оставил память на земле о Владимире. В связи с этой преемственностью власти Иларион и именует Ярослава каганом.
Имеется общее качество у Ярослава и с Борисом: Борис характеризуется в Ск. как «правьдивъ и щедръ, тихъ...»23, а Ярослав в Чт. как «мужь... праведенъ и тихъ...»24.
Самые употребляемые эпитеты, прилагаемые к потомкам Владимира и Ярослава, — христолюбец/христолюбивый князь (Изяслав — Жт.) и благоверный (Ярослав Мудрый — Сл., СкЧ., Изяслав, Святослав и Всеволод — Жт.). Благоверными Иларион называет также сноху князя Владимира (жену Ярослава — Ирину), его внуков и правнуков. Благоверными могут быть также земля, грады и веси, можно благоверно править, а также пребывать в благоверии25. В то же время, по Илариону, благоверие князя «съ властию съпряжено»26
Христолюбец — эпитет более высокого качества. Он прилагался к Владимиру, Ярославу и Изяславу, когда последний стал во главе княжеского рода. В то же время, этот эпитет мог прилагаться и к простым христианам27. Эпитеты благый, боголюбивый, боголюбец являются однотипными с двумя вышеозначенными и употребляются по отношению к Изяславу (владыко благый, благолюбивый, боголюбец) и Святославу Ярославичам (благый князь, благый владыко).
Употребляя те или иные эпитеты применительно к тому или иному действующему лицу, книжник определял к нему свое отношение
и соответствующим образом ориентировал читателя. Несмотря на типологическую и качественную неоднородность, все вышеперечисленные эпитеты имеют положительную семантику. Негативное отношение к Святополку проявилось и в характеризующих его эпитетах: окаянный, законопреступный, немилосердный и льстивый, грешник, окаянный сын (Чт.); окаянный, треклятый, злой сообщник дьявола, братоубийца (Ск.).
Таким образом, в отношении языческих князей книжники применяли эпитеты, характеризующие социальный статус князя, а в отношении князей-христиан — эпитеты христианские (те и другие — к Владимиру и Борису). Данное обстоятельство может свидетельствовать о сакральном значении княжеской власти, поскольку, с точки зрения христианина, главное качество правителя определяется христианскими ценностями. Именно от того, насколько князь являлся добродетельным христианином, зависел успех его правления и сакральная защита вверенной ему Господом в управление земли. Социальные добродетели были подчинены христианским и вытекали из них. В то же время такие качества, как справедливость, милосердие по отношению к обездоленным (судя по тому, что они прилагаются в Чт. к Владимиру-язычнику), не являлись только христианскими, однако составляли неотъемлемую добродетель христианина, тем более — князя.
Несмотря на христианские воззрения, древнерусский книжник идеализировал древность, языческую по своей сути, и древних кня-зей-язычников (естественно, как князей, а не как язычников). Встречающееся в литературе противопоставление Владимира-язычника и Владимира-христианина (ПВЛ28, Н1Л29, Житие князя Владимира30 и, особенно, Пм.31) должно было подчеркнуть благотворное влияние святого крещения на князя и не преследовало цели бросить тень на древних князей-язычников. Показательно, что для повышения статуса Бориса — князя-святого — автор Ск. , как отмечалось выше, пытается ввести его в круг древних князей. В идеализации последних «родовое» чувство книжника оказывалось сильнее религиозного, как и у большинства его соплеменников.
Важная информация о своих героях могла закладываться древнерусскими авторами в параллели с персонажами ветхозаветной и христианской истории (табл. 2).
Таблица 2
Сравнение князей с персонажами ветхозаветной и христианской истории в литературе Древней Руси
Сл. Пм. Жт. Чт. Ск.
Владимир Апостолы (Петр, Павел, Иоанн Богослов, Фома, Марк), Константин Великий, Давид Авраам, Иаков, Моисей, Давид, Иезекия, Ио-сия, Константин Великий Константин Великий, Евстафий Плакида, Авраам, Исаак, Иаков
Ярослав Соломон
Борис Иосиф; подвиг Бориса уподоблен подвигу Христа Иосиф, Дмитрий Солунский, Страстотерпец и угодник Христов
Глеб Вениамин, Давид; подвиг уподоблен подвигам Захарии и Христа Вениамин, Дмитрий Солунский, Страстотерпец и угодник Христов
Святополк Окаянный Каин, Юлиан Отступник, собирательный образ «старшего брата» Иосифа и Вениамина Каин, Ла-мех, Юлиан Отступник
Святослав Ярославич Каин
Для сведущего читателя такие параллели говорили о многом, формировали в его сознании сакральную иерархию русских князей. Не случайно больше всего параллелей приходится на Владимира
как крестителя Руси и родоначальника ветви христианских князей. Сравнение Владимира с апостолами и Константином Великим, проводимое Иларионом, следовало в русле борьбы за канонизацию князя, признание его равноапостольным. В этом же ключе надо рассматривать параллели с Константином в Пм. и Чт. Сопоставление Владимира с Евстафием Плакидой у Нестора важно было для того, чтобы показать благодать Божию, низошедшую на князя, открывшую ему путь спасения через святое крещение.
Более интересным представляется другое сравнение Илариона: Ярослав завершил дело отца подобно тому, как Соломон завершил начатое Давидом32. Сравнение Владимира с Давидом может намекать на то, что он, подобно Давиду, являлся младшим сыном и не сразу стал великим князем киевским. При нем все восточнославянские земли («племена») оказались под рукою киевского князя, подобно тому как при Давиде все колена Израилевы были объединены под одной властью. Как и Давид, Владимир вел победоносные войны, и, как Давиду, ему под конец жизни довелось испытать неверность сыновей (Ярослава и Святополка). Дабы положить предел попыткам сыновей захватить власть, Давид передал и власть, и чертежи храма сыну Соломону, после чего мирно скончался. Владимир не передавал власть Ярославу, более того — намеревался начать против него военные действия. Почему же Ярослав сравнивается с Соломоном? В силу мудрости своего правления (Ярослав Мудрый = русский Соломон) и завершения дела Владимирова в сфере крещения Руси и строительства храма? (Владимир, в отличие от Давида, построил храм. Но главным храмом, подобно храму Соломона33, стал Софийский собор, построенный Ярославом). Или такое сравнение должно было подчеркнуть правопреемство власти Ярослава по отношению к власти отца и легитимность занятия великокняжеского стола, с одной стороны; затушевать его неповиновение отцу, что по тем временам являлось серьезным проступком, — с другой? Сейчас об этом можно только гадать с большей или меньшей степенью вероятности.
Согласно Иакову Мниху, Владимир подражал святым царям Давиду, Иезекии, Иосии и Великому Константину, подобно им послужив «Богу всимъ сердцемъ и всею душею». В то же время он подражал Аврааму, Иакову, Моисею, Давиду, Константину Великому
«поревновав святых мужей делу и житию их»34. Заложена ли какая-то особая информация в таком противопоставлении (цари — святые мужи)? Или это два не связанных никак перечня, учитывая повторение в каждом из них Давида и Константина? Иезекия — царь иудейский, боровшийся с идолопоклонством; Иосия — царь иудейский, восстановивший почитание истинного Бога. Авраам и Иаков — праведники и родоначальники народа Израилева. Сравнение Владимира с Иаковом возможно рассматривать как в плане родоначалия35 и праведности, так и в плане обстоятельств завладения правом первородства: и тот и другой — младшие сыновья, похитившие право первородства у старших братьев. Сравнение с Моисеем, возможно, у древнерусского книжника создавало аллегорический образ чудесного спасения из плена, только не египетского, а плена дьявольского обольщения. Подобно тому как Моисей вывел свой народ из египетского рабства в землю Обетованнную, Владимир вывел своих людей из рабства невежества, открыв им путь спасения во Христе. Кроме того, Владимир, подобно Моисею, — первый законодатель русского народа. Таким образом, в параллелях Иакова Мниха можно увидеть намеки как на праведную деятельность Владимира-прави-теля (святого царя), так и на его первосвятительскую роль и роль родоначальника.
В Чт. встречается сравнение Владимира с Исааком36. Возможно, оно навеяно произведением Илариона, в котором можно увидеть косвенное сопоставление Владимира и Исаака: и тот и другой — олицетворение «благодати», противопоставляемой «закону». Несмотря на то что, согласно логической линии Сл. , напрашивалось другое сравнение (Измаил — Владимир), в проводимой параллели Владимир — Исаак была своя логика. И тот и другой — младшие сыновья, избранники Божьи. В этом смысле Владимир, подобно Исааку, мог рассматриваться как рожденный по духу, в отличие от рожденных по плоти37 Естественно, что князь-креститель, на котором почила Благодать Божья, не мог, в представлении русских мыслителей, родиться по плоти, несмотря на то что мать его была ключницей.
Параллели в отношении Бориса, Глеба и Святополка в Ск. и в Чт. близки. Борис и Глеб сопоставляются с младшими сыновьями Иа-кова—Иосифом (Борис) и Вениамином (Глеб)38. Святополк уподоблен Каину и Юлиану Отступнику. С Каином Святополка сближал
грех братоубийства, а с Юлианом Отступником — тяжесть наказания за совершенный грех39. Имеются и различия. В Чт. более четко проведена иерархия святости между Борисом и Глебом: Борис подражает Христу, Глеб — мученнику Захарии; накануне смерти Борис молится Богу Отцу, а Глеб — Богу Сыну40. Правда, в финале произведения и Борис, и Глеб названы подражателями Христу41. Кроме того, Глеб уподоблен Давиду. Только Давид спас «сынов Израилевых» от поругания иноплеменника, а Глеб спас «сыновъ рускыхъ» от поругания дьявола42. Сравнение напрашивалось, видимо, и в другом смысле: и Давид, и Глеб — младшенькие. В Чт Святополк, помимо сравнения с Каином и Юлианом Отступником, олицетворяет собирательный образ старших сыновей Иакова (то есть отрицательный образ старшего брата и сына, тогда как Борис в Чт. и Ск. — собирательный образ идеального младшего брата и сына).
В Ск. проводится параллель между св. братьями и Дмитрием Солунским. Она важна для автора в плане манифестации святости Вышгорода (находившегося под защитою Бориса и Глеба) и сравнения его с Солунью (пребывавшей под защитою св. Дмитрия). Кроме того, в Ск. , как и ПВЛ43, Святополк сравнивается с Ламехом, убившим братьев Еноха, за что он понес наказание более тяжкое, чем Каин. Ведь Каин не ведал о мщении, поэтому единую кару принял, а Ламех, знавший о судьбе Каина, в семьдесят раз тяжелее нака-зан44. Здесь осуждался даже не столько Святополк, сколько предупреждались возможные его последователи. Если кто впредь совершит подобное, то понесет еще более тяжкую кару, поскольку уже знает о возмездии, доставшемся Окаянному.
Параллель Святослава Ярославича с Каином в Жт. объясняется тем, что он изгнал незаконно с киевского стола своего брата Изяс-лава, которому особенно симпатизировал Нестор.
Таким образом, сравнение русских князей с библейскими персонажами и христианскими подвижниками позволяет реконструировать сакральную иерархию русских князей, в формировании которой не последнюю роль играл генеалогический фактор.
Отмеченные воззрения не могли не сказаться на представлениях книжников о порядке замещения княжеских столов. Законными и естественными способами занятия княжеского стола в Жт., Чт., Ск. и СкЧ. считались воля отца (либо старшего в роде князя) и родовое
старшинство. При этом правило старшинства не ограничивало волю отца, которой отдавалось предпочтение45. Сыновья рассматривались как наследники отца и преемники престола (Ск., СкЧ.)46. Все эти четыре произведения пытались обосновать принцип замещения столов, нашедший отражение в «Ряде Ярослава» ПВЛ и НІЛ младшего извода47. Подвиг Бориса и Глеба, собственно, служил внешней санкцией для «Ряда Ярослава». В то же время, отдавая должное принципу родового старшинства, ни один из авторов не являлся сторонником единодержавия48. Более того, попытка Святополка сконцентрировать власть в одних руках, устранив своих братьев, и в Чт., и в Ск. рассматривалась как преступление, как акт, противный Господу. Идеал книжников — наследственная власть всех сыновей по отцу. Власть над Русью одна, но делится она между князьями—наследниками своего отца49. Особенно последовательно эта мысль проводится в Ск.
Принцип наследования власти, видимо, наиболее близок и Ила-риону, который акцентированно указывает на генеалогическую преемственность Владимира по отношению к Святославу и Игорю, Яро-слава—Владимиру50. Иаков Мних также подчеркивает, что Владимир сел в Киеве на место своего отца Святослава и деда Игоря51. В то же время Иларион больше подчеркивает сакральную составляющую передачи власти: Господь сделал Ярослава наместником власти отца, и князь должен «без блазна же Богомъ даныа ему люди упра-вивьшу», за что после смерти ответит перед Всевышним52. Представления о сакральном способе приобретения власти, покоящиеся на фундаменте провиденциализма, естественны и для других авторов. В трактовке Иакова Мниха, Божьей помощью Владимир побеждал врагов и вокняжился в Киеве53. Согласно СкЧ., Бог вверяет князю власть и землю, и вверенным он должен распорядиться надлежащим образом54. В Ск. и Чт. эта мысль прямо не выражена. Согласно Ск., Ярослав победил Святополка соизволением Божьим и помощью святых, после чего принял всю Русскую землю55. В трактовке Нестора, Богу неугоден был Святополк, и он избавил от него землю руками народа56, после чего власть принял Ярослав57. Соблюдение принципа родового старшинства, уважение к старшим угодно Богу; несоблюдение этого принципа карается Господом.
В то же время, в Жт., как о само собой разумеющемся, говорится о призвании князя жителями Тмутаракани при посредничестве
Великого Никона58. CkM. сообщает о призвании Мономаха киевлянами. В нем акт призвания, судя по всему, воспринимается не как естественный процесс (типа родовой преемственности от одного поколения к другому), а как следствие хаоса, дестабилизации—производных народного мятежа, вспыхнувшего после смерти Свято-полка. Необходимым условием прекращения хаоса и становится приезд в город князя: «И многу мятеже и крамоле бывъши въ людехъ и мълве не мале. И тъгда съвъкупивъше ся вси людие, паче же боль-шии и нарочитии мужи, шедъше причьтъмь всехъ люди, и моляху Володимира, да въшедъ, уставить крамолу сущюю въ людьхъ. И въшедъ, утоли мятежь и гълку въ людьхъ, и прея княжение всея Русьскы земля»59. Инициатива в приглашении князя приписывается большим и нарочитым мужам, хотя не отрицается участие всех людей60. В Чш Святополку Окаянному Господь «не попусти» осуществить зловещие планы и «потреби» его «от земля сея» руками людей: «Крамоле бывшеи от людеи и изгнану ему сущю не токмо из града, нъ изъ области всея»61. Иными словами, здесь проводится мысль, выражаемая известной формулой: «Глас народа — глас Божий».
Как видим, книжные установки постепенно входили в противоречие с политическими реалиями, которые неуклонно прорывались на страницы рукописей сквозь пелену идеологических предпочтений авторов.
Среди княжеских функций особо выделяются сакральная, социальная и военная. Особый интерес представляют сочинения Илариона и Иакова Мниха. В Cæ князь обеспечивает, прежде всего, сакральную защиту земли и народа как при жизни, так и после смерти, спасая тем самым от бед (войны, пленения, голода и др.), насылаемых Господом на народы за грехи их. Главный же труд князя и обязанность перед Богом — пасти вверенный ему Господом народ — сопоставляется с трудом праведников62. Особое внимание Иларион уделяет обеспечению князем социального благополучия в своей земле, подробно перечисляя и восхваляя щедроты и милостыни правителя по отношению к обездоленным63. Однако за вполне христианскими по форме благодеяниями Владимира, память о которых сохранялась в народе и во времена написания ^.64, просматривается не столько нищелюбие христианского государя, сколько щедрость вождя варварской эпохи.
Важную роль для понимания основных функций князей как защитников Руси от внешнего врага играет «Молитва» Илариона («владыке наши огрози странамъ»)65.
Иаков Мних, как и Иларион, главной функцией князя считал сакральную защиту Русской земли. Руками князя Владимира сокрушалось идолослужение и утверждалось служение Господу. Князь, подобно устам Божьим, победил прельщение дьявольское, «свободи всяку душу, мужескъ полъ и женескъ, святого ради крещения», «всю землю Рускую исторже изъ устъ диаволъ»66. Главный залог успеха князя — боголюбие, добрые дела и исполнение Божественных заповедей. Другая важная его функция — оборона своей земли и устрашение ее врагов67.
Сакральные функции князя достаточно полно отражены и в борисоглебском цикле, прежде всего в Ск., на примере св. Бориса и Глеба. Отошедшие в мир иной князья продолжают оставаться членами княжеского рода и выполнять свои функции, помогая Русской земле и сородичам, защищая их от козней дьявола и от неприятеля (выступая прочным забралом и острым мечом Русской земли)68. Причем, речь идет о помощи не только со стороны св. Бориса и Глеба, но и Владимира, еще не канонизированного церковью69. В Чт. мотив защиты Русской земли со стороны Бориса и Глеба не звучит, не отмечены св. братья и в качестве помощников Ярославу в борьбе со Святополком. Нестор акцентирует внимание на благодати и даре чудесного исцеления, которых сподобились Борис и Глеб от Господа70. Сакральные функции выполняют и тела умерших братьев, обеспечивая особый статус Вышгорода среди других городов (Ск., Чт.)11. В то же время в Чт. сакральное значение князя для земли и народа ярко предстает на примере Владимира Святославича, на которого падает Божий выбор и который становится орудием Божьей воли в деле крещения Руси72. В Ск. же лишь отмечается, что Владимир святым крещением просветил всю землю Русскую73.
Сакральные функции князя прослеживаются также в храмостроительной деятельности (отмечаемой всеми авторами, за исключением Ск.) и установлении новых религиозных праздников (Чт., СкЧ.). При этом создается впечатление, что роль княжеской власти здесь более значима, чем власти духовной74.
Представления об отношениях в сакральном княжеском роде характеризует эпизод на литургии (Чт., СкЧ.15) по случаю перенесения мощей св. Бориса и Глеба в церковь, построенную Изяславом Ярославичем. После благословления мощами Бориса (Чт.) или Глеба (СкЧ.) на голове Святослава Ярославича остался ноготь святого, который тем самым особо выделил и благословил черниговского князя и его потомство. Факт благословления не отрицает даже Нестор, неблаговоливший Святославу. Показательна подача материала автором СкЧ. (отрицательно относившимся к Изяславу и его потомству) и Нестором (негативно воспринимавшим, как видно из Жт. , Святослава). В Чт. митрополит благословил рукою св. Бориса всех: Изяслава, Святослава, Всеволода, всех князей и людей, а ноготь остался на голове у Святослава. В СкЧ. митрополит благословил Изяслава и Всеволода, потом Святослав взял у митрополита руку св. Глеба, прикладывал ее к нарыву на шее, темени (где остался ноготь святого) и глазам. Получалось, что не митрополит благословил Святослава рукою св. Глеба, а сам Глеб. Тем самым усиливался мотив благословления святым родственником. Можно думать, что бла-гословление святого произвело большое впечатление на общество и на самих князей, было воспринято Святославом как благословление на киевский стол, который он вскоре не преминул занять, изгнав Изяслава.
Определенные сакральные функции князя можно увидеть и в организации системы обеспечения церкви. Анализ источников позволяет высветить новые грани проблемы. Особенно ценно известие Иакова Мниха (опиравшегося на летопись, предшествующую Начальному летописному своду76), согласно которому десятина, выделенная Владимиром собору пресв. Богородицы, предназначалась не только на содержание храма и духовенства, но и для помощи социально необеспеченным слоям свободного люда77. В пользу этого варианта может свидетельствовать и сообщение Чт. о десятине, данной Ярославом церкви св. Бориса и Глеба, при которой, как видно из дальнейшего текста, пребывали нищие и убогие78. Правда, согласно и Чт., и СкЧ., нищие и убогие получали милостыню от христиан, приходящих в храм79. Не ясна также дальнейшая судьба десятины, выделенной Ярославом. Однако в любом случае храм должен был так или иначе участвовать в обеспечении обездоленных, ютившихся при
нем. О том, что такая практика имела место, свидетельствует известие Жт. о построенном Феодосием близ обители дворе, где давался приют «нищимъ и слепыимъ и хромыимъ и трудоватыимъ», получавшим на содержание десятую часть от монастырского имущества80. Напрашивается сравнение этой десятины с десятиной, упомянутой Иаковом Мнихом. Можно предположить, что практика выделения церковными учреждениями десятой части от своих доходов на содержание социально необеспеченных слоев населения имела достаточно широкое распространение. Это могло быть выполнением правила, отраженного в Св. Писании и трудах отцов церкви, о необходимости отдавать десятую часть от «произведений своих» Господу81. Если князь давал десятину Господу в церковь, то само духовенство могло дать таковую только нищим и убогим.
Таким образом, церковная десятина являлась не просто средством содержания церкви, платой ей за выполняемые общественнополезные функции. Десятина материально обеспечивала надлежащее выполнение этих функций, в том числе и функции «социального обеспечения». В условиях развития социальной стратификации и постоянного увеличения контингента обездоленных церковная организация в определенной степени компенсировала ограниченные возможности княжеской власти в деле обеспечения нуждающихся за счет своей инфраструктуры — более разветвленной и централизованной, по сравнению с княжеской. Часть средств на это закладывалось государством (князем) в десятину, часть, видимо, церковь выделяла из иных своих доходов. Такое назначение десятины следовало в русле социальных обязанностей князя, который должен был материально обеспечивать дружину, духовенство, социально незащищенные слои населения.
Глубина отражения сакральной роли князя в жизни древнерусского общества зависела не только от личных убеждений книжников (вряд ли здесь были принципиальные различия), их литературного таланта, но и от характера произведения. Показательны в этом плане сочинения Нестора. В Жт. (в отличие от Чт. ) сакральные функции князя четко не выражены: выбор Святославом места под строительство храма и закладка первой траншеи под фундамент, видение ему в момент смерти Феодосия огненного столпа, который дано было видеть только князю, — вот, пожалуй, все, что можно
выделить в этом плане82. Такой подход, однако, связан не с убеждениями автора (что видно из Чт. ), а с характером сюжета, в котором главную сакральную роль играет преподобный Феодосий и иноки, а князья «приземлены». Именно черноризцы обеспечивают благополучие земли, и именно их исход грозит земле бедами83.
Имела место и другая причина. Несмотря на то что в древнерусской книжной традиции порой трудно разделить функции святого и князя84, некоторую закономерность формирования княжеских образов можно выявить. Сакральными чертами, в первую очередь, наделяются князь Владимир и, естественно, св. Борис и Глеб. Особый статус Владимира объясняется рядом причин: креститель Руси (апостол во князьях); старший в роду; русская церковь (а книжники стояли на острие идейных баталий) вела борьбу за канонизацию князя. Поэтому сыновья Владимира (даже Борис и Глеб в плане милосердия и милостыни) подражали своему отцу. Данным обстоятельством может объясняться несколько бледный портрет Ярослава Мудрого — основателя главной ветви рода Рюриковичей: Ярослав не мог, видимо, по литературным и нормативным канонам в рамках единого литературного сюжета ставиться вровень с родителем (тем более — крестителем; он лишь мог, согласно Илариону, завершить дело отца, подобно тому как Соломон завершил начатое Давидом) и святыми братьями. А его сыновья и внуки, в свою очередь, не могли превосходить отца и деда. Тем более что в рассматриваемых произведениях главными героями являются, соответственно, Владимир (Сл., Пм.), Борис и Глеб (Чт., Ск., СкЧ.), преподбный Феодосий (Жт.). В то же время в отдельных произведениях либо летописных «панегириках» и «некрологах» главное действующее лицо, независимо от реальной святости85 и места в княжеской иерархии, может наделяться чертами, являющимися признаком святости. Показательный пример — Давыд Святославич в «Слове о князьях»86. Конечно, Давыд не рядовой князь, но и не выдающийся на фоне своего поколения Рюриковичей.
От характера произведения зависела и трактовка материальной стороны бытия князей. Особо ярко она выражена в Жт. и Ск. Для Нестора важно было путем противопоставления Феодосию показать, что князья и бояре, в отличие от преподобного, — приверженцы, прежде всего, ценностей сего мира. Автор Ск. стремился
продемонстрировать читателю, от каких благ княжения «сего мира» Борис отказался в пользу «царства небесного». Прием контрастного противопоставления не только усиливал мотивацию и значимость духовного подвига Бориса, но и, так сказать, от обратного, гиперболизировал истинные, вечные ценности по сравнению с преходящими — земными, материальными.
Анализ Жт. и Ск. не оставляет сомнений в том, что и сами книжники, и население Древней Руси главную отличительную черту княжого быта видели в необычайном материальном богатстве. Согласно Нестору, все, что только можно представить в этом мире, можно найти во дворе княжем87. Одним из важнейших и престижных маркеров достатка и социального статуса являются обильные, разнообразные и дорогие яства88. Ск. устами Бориса рисует своеобразную иерархию этого вещного мира, составляющего необходимый атрибут «славы мира сего»: багряницы (княжие одежды) — символ княжеской власти; брячины (шелковая ткань, парча) — символ знатности, высокого социального статуса; серебро и золото — символ большого богатства; вина, меды, яства обильные — символ обильного достатка. Резвые кони символизировали не только богатство, но и связанный с ним высокий социальный статус; конь должен соответствовать социальному статусу хозяина. Как и дом — князья живут не просто в больших домах, но красноукрашенных. Дани — это и неистощимый источник, напояющий богатства княжеские, и символ власти и подчинения. Княжеская власть неразрывна с почестями бесчисленными и похвальбой «боярами своими». Величие же князя, его сила основываются на богатстве, множестве рабов и славе мира сего89. И в Жт., и в Ск. повседневная жизнь князя ассоциируется со сплошным весельем, вечным пиром. Во дворце Жт. изображает князя в окружении рабов, ему прислуживающих, и музыкантов, его развлекающих90, а за пределами двора — в сопровождении бояр и отроков91.
Мотив злоупотребления властью силен в древнерусской литературе. Вряд ли это был литературный топос. Берестяные грамоты, например, свидетельствуют о том же. Но в обществе было не только понимание проблемы, но и попытка решать ее на разных уровнях: от князей (творивших правый суд и назначавших праведных судей) и духовенства (заступавшегося за несправедливо обиженных перед
представителями власти92), до простого народа (время от времени устраивавшего расправу над неугодными представителями власти).
Завершение процесса формирования городов-государств, рост политической активности и влияния городских общин внесли определенные коррективы в эти идеологические конструкции. Раньше других новые политические реалии осознал Владимир Мономах, чьи книжные образы гораздо ближе к действительности, чем в рассмотренных произведениях. И в своих сочинениях, и в практической деятельности он отстаивал новый принцип княжого первенства, основанный не на родовом старшинстве, а на Божьей воле (фактически же — на личных качествах), умении сформировать привлекательный образ князя в общественном сознании. Здесь имели место и дань новым общественно-политическим реалиям, связанным с усилением городских общин, и попытка практической реализации библейских принципов в княжой деятельности. Несмотря на то что вокняжение Мономаха в Киеве привело к временному усилению и Киева, и власти самого князя, объективно его деятельность способствовала усилению центробежных тенденций, знаменовала начало новой эпохи в системе взаимоотношений князь — земля, народ — власть, эпохи независимых городов-государств (земель)93.
Важным достижением авторов XI - начала XII в. стала разработка книжных представлений об идеальном князе, что нашло наиболее полное отражение в Сл., Ск. и Чт. Выделение вопроса об идеальном образе младшего князя (Ск., Чт.) может свидетельствовать не только о достаточно глубоком теоретическом осмыслении темы, но и о ее злободневности для древнерусского общества.
О связи поднятой проблемы с реальной жизнью говорит и участие в ее разработке самих князей («Поучение» Владимира Мономаха94), внимание к ней книжников более позднего времени95.
1 См.: ПисаренкоЮ. К поиску смысла посмертного ограбления правителей // Український історичний збірник. Київ, 2007. Вип. 10. С. 9.
2 См.: Алексеев Ю. Г., Пузанов В. В. Проблемы истории средневековой Руси в трудах И. Я. Фроянова // Исследования по русской истории и культуре: Сб. статей к 70-летию проф. Игоря Яковлевича Фроянова. М., 2006. С. 3-23; Бра-чевВ. С. Служители исторической науки. Академик С. Ф. Платонов. Профессор И.Я. Фроянов. СПб., 2010. С. 477-750.
3 См.: Пузанов В. В. 1) Древнерусская государственность: Генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007. С. 500-552; 2) Социокультурные конструкты и образы повседневности в «Житии Феодосия» // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История. 2007. № 7. С. 3-28; 3) Социокультурные образы «Чтения о святых мучениках Борисе и Глебе» // Вестн. Удм. ун-та. 2009. Сер. История и филология. Вып. 2. С. 3-30; 4) Становление древнерусской государственности: Социально-политические и этнокультурные трансформации общества в контексте восприятия современников (УШ-ХП вв.): Дис. ... д-ра ист. наук. Ижевск, 2009.
4 Все таблицы составлены по изданиям: Слово о законе и благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси (далее—БЛДР). Т 1: Х1-Х11 века. СПб., 2000 (далее—Слово). С. 26-61; Память и похвала князю русскому Владимиру [Иакова Мниха] // БЛДР (далее—Память) С. 314-327; Житие Феодосия Печерского // БЛДР (далее — Житие). С. 352-433; Сказание о Борисе и Глебе // БЛДР (далее — Сказание). С. 328-351; Чтение о житии и погублении блаженую страстотерпцю Бориса и Глеба // Святые князья-мученики Борис и Глеб / Исслед. и подгот. текстов Н. И. Милютенко. СПб., 2006 (далее—Чтение). С. 357-402; Съказание чюдесъ святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида // Святые князья-мученики Борис и Глеб (далее — Сказание чудес). С. 318-341. — Подробный анализ сюжетов см. примеч. 3.
5 Сила, храбрость, «смысленность», мудрость—самые элитарные социальные качества, представленные в ПВЛ, в порядке возрастания (См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 564-573). Представления о мудрости, смысленности как элитарных качествах были широко распространены в Древней Руси. Например, в Сл для характеристики князя Владимира и его предшественников используются следующие элитарные качества: славный, храбрый, мужественный, благородный... (Слово. С. 42-44). В «Молитве» Илариона содержится указание на основные социальные функции и необходимые для их исполнения качества князей («владыке наши огрози странамъ») и знати («боляры умудри») (Иларион. Молитва // БЛДР. Т. 1. С. 56). Последняя фраза проливает свет на мужей думающих наших летописей. Согласно автору Ск., «сь убо благоверный Борисъ благого корене... Светяся цесарьскы, крепъкъ телъмь, вьсячьскы украшенъ акы цвет цвьтый въ уности своей, в ратьхъ хръбъръ, въ съветехъ мудръ и разумьнъ при вьсемь...» (Сказание. С. 350). Сам Борис, обращаясь к почившему отцу, сокрушался: «...Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего?» (Там же. С. 330). Пример показывает, как наряду с традиционными элитарными качествами (храбрость и сила, мудрость) появляется цесарское (царское) сияние. Под влиянием христианства все более актуальными становились такие качества, как нищелюбие, а также красота телесная и духовная.
6 Эти две функции князей были взаимосвязаны. — См.: Пузанов В. В. Вождь-харизматик древних славян: Сакральный и этнический факторы // Ученые записки Казанского ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2008. Т. 150. Кн. 1. С. 7-13.
7 Используется Иларионом только по отношению к Игорю как родоначальнику.
8 Правда, Борис и Глеб в Ск. характеризуются как преславные страстотерпцы Господа, но здесь уже речь идет о качествах святых, а не князей.
9 Отличие условное, поскольку Борис назван храбрым.
10 К категории «милостынь и щедрот», денно и нощно творимым князем (Слово. С. 48), относятся и «эмоциональные эпитеты»: нагим—одеяние, алчным — насыщение и т. п. (Там же. С. 52).
11 Оба они, Борис и Глеб, — светильники неугасающие, «солнца светлеиши» (Чтение. С. 398).
12 Оба они, согласно Ск., «цесаря цесаремъ и князя княземъ», чьей помощью «и защищениемь князи наши противу въстающая дьрьжавно побежають» и чьей «помощию хваляться. ...Намъ оружие, земля Русьскыя забрала и утвь-ржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаемъ и ди-яволя шатания въ земли попираемъ. ...Небесьная чловека еста земльная ангела, стълпа и утвьржение земле нашея», Христовы угодники, преславные страстотерпцы Господни (Сказание. С. 348, 350).
13 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 570-571.
14 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 566-567.
15 «Казателю ненаказанымъ», «въ съветехъ мудръ и разумьнъ» (Сказание. С. 338, 350).
16 «...Землю свою пасущу правдою» (Слово. С. 44).
17 Ср.: ТолочкоА.П. Князь в Древней Руси: Власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 71-73.
18 После смерти Мстислава «прия власть его Ярославъ и быс единовластечь Рускои земли» (ПСРЛ. М., 1998. Т. II. Стб. 138).
19 «...И быс самовластець Русьстеи земли» (ПСРЛ. М., 1997. Т. I. Стб. 150). — Использование титулов «самодержец», «самовластец» и т. п. в домонгольской Руси детально рассмотрел А. П. Толочко (Толочко А. П. Князь в Древней Руси... С. 69-77).
20 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 509-511.
21 В конце произведения, «О Борисе, как бе възъръм» (Сказание. С. 350).
22 Особенно учитывая обстоятельства прихода Ярослава к власти: непослушание отцу и междоусобная брань.
23 Сказание. С. 332.
24 Чтение. С. 376.
25 Слово. С. 44, 52.
26 Там же. С. 44.
27 Например: «...Якоже и человеку некоему христолюбиву и боящюся Бога...» (Житие. С. 414).
28 ПСРЛ. Т. I. Стб. 75-83, 110-131; ПСРЛ. Т. II. Стб. 64-71, 96-118.
29 ПСРЛ. М., 2000. Т. III. С. 126-132, 151-160, 165-169.
30 См. новейшее издание текстов: Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь Владимир и крещение Руси. Древнейшие письменные источники. СПб., 2008. С. 435-437 и след.
31 Память. С. 316-324, 326.
32 Слово. С. 50.
33 Естественно, следует учитывать специфику храма иудейского и храмов христианских.
34 Память. С. 320-322.
35 По мнению И. Н. Данилевского, перечень сыновей Владимира в ПВЛ под 6488 г. восходил к перечню сыновей Иакова (Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М., 2004. С. 169-172). С сыновьями Иакова авторы борисоглебского цикла сравнивали Бориса, Глеба и Святополка.
36 Чтение. С. 364-368.
37 Ап. Павел писал: «Но как тогда рожденный по плоти (Измаил. — В. П.) гнал рожденного по духу (Исаака. — В. П.), так и ныне» (Галат. 4: 29).
38 Аналогичные сопоставления в ПВЛ (См.: Данилевский И. Н. Повесть временных лет... С. 169-172).
39 Чтение. С. 364-368, 376.
40 Там же. С. 372, 374.
41 Там же. С. 396.
42 Там же. С. 364.
43 ПСРЛ. Т. I. Стб. 145-146; Т. II. Стб. 133.
44 Сказание. С. 346. — Происхождение данного отрывка не выяснено. Вероятнее всего, Ламех никого не убивал (Иллюстрированная полная популярная Библейская энциклопедия: Труд и издание архимандрита Никифора. М., 1891. С. 421-422; Данилевский И. Н. Повесть временных лет... С. 101), а «история с братьями Еноха, судя по всему, вообще носит апокрифический характер» (ДанилевскийИ. Н. Повесть временных лет... С. 101).
45 Житие. С. 420, 424; Чтение. С. 362, 364, 366, 368-370, 388; Сказание. С. 328, 332; Сказание чудес. С. 324.
46 Сказание. С. 332; Сказание чудес. С. 324.
47 ПСРЛ. Т. I. Стб. 161-162; Т. II. Стб. 149-150; Т. III. С. 181-182.
48 Это обстоятельство подтверждает правильность наблюдения А. П. Толочко, который писал: «Полагаем, что общественной мыслью Руси самовластье как будто бы не поощрялось. По крайней мере, в большинстве случаев стремление к нему осуждалось» (ТолочкоА.П. Князь в Древней Руси... С. 73).
49 Принципиально важно подчеркнуть, что по представлениям книжников делится не Русская земля, а власть над нею.
50 Слово. С. 42-44, 50.
51 Память. С. 324.
52 Слово. С. 52.
53 Память С. 322-324.
54 Сказание чудес. С. 332.
55 Сказание. С. 344-346.
56 См. ниже.
57 Чтение. С. 376.
58 Житие. С. 388.
59 Сказание чудес. С. 338.
60 В. В. Кусков предлагает следующий перевод данного текста: «И тогда собрались все люди не только великие и знатные мужи, но и причетники, и все люди, пошли они и умоляли Владимира...» (Древнерусские княжеские жития / Сост., вступ. ст., подгот. текстов, коммент., пер. В. В. Кускова. М., 2001.
С. 90). В таком случае акценты меняются, и лидирующая роль знати не выглядит уже столь убедительно.
61 Чтение. С. 376.
62 Слово. С. 50-52.
63 Там же. С. 48, 52.
64 Там же. С. 48.
65 Иларион. Молитва. С. 56.
66 Память. С. 318.
67 Там же. С. 322, 324, 326.
68 Сказание. С. 344, 348.
69 Глеб перед смертью обращается с молитвой к отцу (Сказание. С. 342).
70 Чтение. С. 378-398.
71 Сказание. С. 348; Чтение. С. 396-398.
72 Чтение. С. 360-362.
73 Сказание. С. 328.
74 Сказание чудес. С. 322-326; Чтение. С. 380-390.
75 Чтение. С. 390; Сказание чудес. С. 326.
76 См.: Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. М., 2001. С. 24-28; ТихомировМ.Н. Русское летописание. М., 1979. С. 61-62; и др.
77 «И церковь созда камену во имя пресвятыя Богородица, прибежище и спасение душамъ вернымъ, и десятину ей дасть, темъ попы набдети и сироты, и вдовица и нищая» (Память. С. 318).
78 Чтение. С. 384-386 и сл.
79 Чтение. С. 390; Сказание чудес. С. 326.
80 Житие. С. 406.
81 Быт. 14:20; Лев. 27:32; и др.
82 Житие. С. 424, 432.
83 Там же. С. 372.
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
84 «В древнерусском сознании между святыми и несвятыми князьями, по сути, нет никакой разницы; князь, так сказать, святой уже потому, что он — князь» (Толочко О. П. Русь: Держава і образ держави. Київ, 1994. С. 19). Л. А. Андреева, анализируя послание епископа Даниила к Владимиру Мономаху, приходит к следующему выводу о представлениях древнерусского автора: «Судя по контексту, великий князь есть образ Божий не столько в силу того, что он христианин, а в силу именно своего статуса правителя» (Андреева Л. А. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации: Латинский запад и православный Восток. М., 2007. С. 190).
85 См. примеч. 84.
86 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 465.
87 Житие. С. 402.
88 Там же.
89 Сказание. С. 330-332.
90 Житие. С. 404, 422.
91 Там же. С. 384, 412, 422.
92 Судебная деятельность князей и их мужей вызывала серьезное недовольство русского духовенства.—См.: ФлоряБ.Н., ТуриловА. А. Общественная мысль Древней Руси в эпоху раннего средневековья // Общественная мысль славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 2009. С. 60-64).
93 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 410-467.
94 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 410-467.
95 Особо следует выделить «Слово о князьях» второй половины XII в., поднимающее проблему взаимоотношения старших и младших князей.
