CC BY
53
XVII век
Ляпин Д.А., Жиров Н.А.
(Елец)
УДК 94(470)
СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ И ФОРМЫ ПОВЕДЕНЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ НАСЕЛЕНИЯ ЮЖНОРУССКОГО ОБЩЕСТВА В КОНТЕКСТЕ УРБАНИЗАЦИИ ЦЕНТРАЛЬНО-ЧЕРНОЗЕМНОГО РЕГИОНА В КОНЦЕ XVI - НАЧАЛЕ XVIII ВЕКОВ5
Данная статья завершает серию публикаций в рамках исследовательского проекта «От крепостей к городам: эволюция политической культуры, динамика социальной организации, формы поведенческих моделей и структура повседневности южнорусского общества в контексте урбанизации и освоения Центрально-Черноземного региона в конце XVI - начале XVIII веков». Она подводит итоги работы и ставит новые задачи для будущих исследований в этом направлении. Статья основана на широком круге источников XVII в. В центре внимания автора вопрос о социальной организации и формах поведенческих моделей населения Юга России, которые были тесно связаны между собой. Они рассматриваются в контексте урбанизации региона. В статье показано, как процесс перехода от крепостей к городам вызвал изменения в социальной структуре и повседневной жизни населения, каким образом стрельцы и казаки стали торговцами и ремесленниками. Работа содержит итоговые выводы по обработанным материалам. Авторы отмечают, что процессу смены форм поведения сопутствовали изменения в области политической культуры населения: XVII век был периодом ухода в прошлое средневековой системы ценностей, где важное место занимали эсхатологические ожидания, осуждались богатство, стяжательство, а жизнь человека воспринималась как прелюдия к загробному существованию. Человек Нового времени хотел иметь достаток на «этом» свете, он искал дохода и выгоды. Эти обстоятельства вынуждали людей XVII столетия проявлять большую социальную активность: добиваться правды в земной жизни, в том числе участвовать в политической жизни страны, проявлять свою политическую позицию в бунтах и мятежах. Таким образом, в контексте процессов урбанизации смене форм поведения сопутствовали социальные изменения. Менялись не только крепости, менялись, прежде всего, жившие в них люди, их повседневная жизнь, система норм и правил.
Ключевые слова: урбанизация, формы поведения, Юг России, повседневная жизнь, служилые люди, посадские люди
This article concludes a series of publications in the framework of the research project "From fortresses to cities: the evolution ofpolitical culture, the dynamics of social organization, the forms of behavioral patterns and the structure of the everyday life of South Russian society in the context of urbanization and development of the Central Black Earth region in the late 16th - early 18th centuries". It sums up the work and sets new tasks for future research in this direction. The article is based on a wide range of sources of the XVII century: mass materials and individual documents. The author focuses on the question of the social organization andforms of behavior patterns
5 Статья выполнена при поддержке РФФИ (отделение гуманитарных и общественных наук) и администрации Липецкой области, проект № 16-11-48001 0/Ц
of the population of the South of Russia, which were closely linked and considered in the context of urbanization. The article shows how the process of transition from fortresses to cities caused changes in the social structure and daily life of the population, how the archers and Cossacks became traders and artisans. The work contains summary conclusions on the processed materials. The author concludes that the process of changing forms of behavior was accompanied by changes in the political culture of the population: the 17th century was a period of the departure into the past of the medieval value system, where eschatological expectations played an important role, wealth and money-grubbing were condemned, and human life was perceived as a prelude to the afterlife. A man of modern times wanted to have prosperity in this world; he was looking for income and benefits. These circumstances forced people of the XVII century to show greater social activity: to achieve the truth "in this world," including participating in the political life of the country, to display their political position in riots and insurrections. He himself wanted to punish evil and fight for justice. In this change of epochs, probably, the causes of the riots and riots of this time were, in part, lying. Thus, in the context of urbanization processes, the change in forms of behavior was accompanied by social changes. Not only the fortresses changed, but, first of all, the people living in them, their daily life, the system of norms and rules changed.
Key words: urbanization, forms of behavior, the South of Russia, everyday life, servicemen, townspeople
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-13-4-8-14
Процесс урбанизации территории современного Центрального Черноземья, иными словами, переход от крепостей к городам в XVII в., является по своей сути комплексным и многоаспектным явлением. Для объективного осознания происходивших изменений необходимо не только рассмотреть военные и социальные перемены в пограничном («фронтирном») регионе, но и понять особенности структуры повседневности и форм поведения местного населения. Иными словами, важно во всех подробностях проследить, как служилые сообщества городов-крепостей стали мирными общинами торговцев и ремесленников. Этот процесс с конца XVI в. до начала XVIII в. охватил четыре поколения постоянных представителей местного социума. Поэтому, изучая процесс урбанизации, следует уделять внимание повседневной жизни, особенностям поведения, привычкам, системе ценностей людей.
Важно учитывать и социально-политическую специфику допетровской Руси. Здесь общественно-государственные отношения не были строго институционализированы, а во многом определялись личными связями, традицией, неформальными связями, наконец, родством [28]. Эти обстоятельства способствовали единению местного сообщества на южной окраине государства и помогли выработать эффективную модель освоения чуждого природ-но-географического ландшафта степной или лесостепной зоны в условиях военных действий. Следует также помнить и о слабости бюрократического аппарата: в условиях постоянной нехватки управленческих кадров московское правительство активно привлекало местное население к исполнению обязанностей мелких чиновников, хотя служилые люди и так были заняты многочисленными повинностями. Конечно, служилые сообщества имели определенную автономию в решении местных вопросов [27], но главное, однако, было в том, что служилые корпорации создавали необходимые условиях для колонизации и урбанизации фронтирной зоны в условиях регулярных военных действий. В процессе решения этой задачи на определенном этапе (примерно с середины XVII в.) начался процесс изменений политической культуры и форм поведения, связанный с «превращением» стрельцов и казаков в торгово-ремесленное и посадское население, при этом многие из них продолжали официально считаться стрельцами и казаками или значились как их родственники, потенциально годные в службу.
Таким образом, изучение изменений в сфере социальной организации и форм поведения населения в совокупности позволяет нам наиболее полно охарактеризовать общие закономерности перехода от крепостей к городам и представить в полноценном виде процесс урбанизации и хозяйственного освоения Центрально-Черноземного региона в конце XVI - начале XVIII веков.
Данная проблема затрагивалась в статьях и монографиях, посвященных различным аспектам истории Юга России. Это работы в области изучения южной фронтирной зоны тамбовских специалистов Д.С. Жукова, С.К. Лямина, В.В. Канищева, Ю.А. Мизиса [3; 4; 13]. Вопросы социальной истории и поведенческих реакций населения в контексте пограничной ситуации затрагивались в работе А.И. Папкова [14]. Вызывает интерес раздел журнала по истории Донецкого края в XVI-XVII в., Г.Г. Чепига в первом номере «Музейного вестника республики», изданного в Донецке в 2017 г. Здесь показаны особенности повседневной жизни пограничной территории, миграция и формы поведения местного населения [25]. Политическая история Центрально-Черноземного региона ХУ1-ХУН вв. была в центре внимания В.П. Загоровского [5; 6]. Социально-политические аспекты освоения территории затрагивались в работах В.Н. Глазьева [2]. Начальному этапу освоения южнорусского пограничья (конец XVI - начало XVII вв.) посвятил специальное исследование М.Ю. Зенченко [7]. Необходимо также упомянуть книгу американской исследовательницы К. Стивенс-Белкин «Солдаты в Степи», посвященную военным реформам и колонизации Юга России в XVII в. [29]. В книге показаны общие направления колонизации Центрального Черноземья, которая была возможна благодаря военным преобразованиям и социальной специфике местного служилого сообщества. Следует отметить и труд Б. Дэвиса «Государственная власть и общество в России раннего Нового времени. Ситуация в Козлове в 1635-1649 гг.» [26]. Здесь автор попытался показать особенности взаимодействия власти и общества в допетровской России на примере изучения процессов колонизации Юга России, основываясь на документах, отражающих историю Козловского уезда.
Наша статья является завершением серии публикаций в рамках проекта «От крепостей к городам» [8; 9; 10]. Ранее мы уже останавливались на истории строительства городов-крепостей, проблемах определения понятия «город» и социально-политической истории региона, методология нашего исследования была апробирована в отдельных работах [11; 12].
Источниками нашего исследования выступает комплекс архивных документов из фондов Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Государственного архива Воронежской области (ГАВО) и отдела рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ). Мы привлекали такие массовые источники, как писцовые и переписные книги уездов Юга России [15; 16; 17], а также смету русского войска 1651 г. [21]. Массовые источники позволили определить социальную структуру городов-крепостей, увидеть динамику численности основных групп населения. История повседневной жизни нашла отражение в комплексе делопроизводственных материалов Белгородского стола Российского государственного архива древних актов (РГАДА), Воронежской (ГАВО) и Яблоновской (РГБ) приказных изб [1; 21; 22].
Как мы уже отметили в начале статьи, процесс урбанизации территории современного Центрального Черноземья является по своей сути комплексным, многоаспектным явлением. Мы уже рассматривали военные и социальные изменения, происходившие в пограничном («фронтирном») регионе [10], теперь же наша задача - определить изменения в области структуры повседневности и форм поведения населения [8; 9]. Рассмотрение вопросов, связанных с повседневной тематикой, необходимо осуществлять в русле социальной организации местного общества.
Традиционная структура населения сложилась на Юге России во второй половине XVI в. Она характеризовалась почти абсолютным преобладанием служилых людей и наличием т.н. «гарнизонного режима» [26]. Торговля и ремесла носили вспомогательный характер и являлись частью неслужебной практики населения городов-крепостей. Социальная
структура местного мира была представлена служилыми людьми «по прибору» (стрельцами, городовыми казаками, пушкарями, воротниками), «по отчеству» (детьми боярскими), различными группами казачества [23], священнослужителями и представителями административного аппарата. Крестьянское население составляло менее 5% населения, а местами полностью отсутствовало. До конца 1630-х годов общая схема социальной организации местного общества кардинально не менялась. Мы можем только отметить две тенденции: рост численности крестьян в 1620-е годы, который достиг в некоторых уездах 10-15%, и появление в Смутное время посадского населения в некоторых городах-крепостях (Курск, Воронеж, Елец), составившее около 5% от общей численности жителей [10; 12].
Для служилых сообществ этого времени были характерны такие формы поведенческих моделей, как коллективизм, самоорганизация, самодисциплина, патернализм, отсутствие четких границ личной (частной) и общественной жизни. Все это создавало предпосылки для выработки основных показателей интегративной деятельности, с помощью которых местное общество успешно осваивало новое природное пространство в условиях военных действий в первой половине XVII в.:
1. Совместный труд, общинное начало, коллективизм;
2. Частный интерес ставится ниже общественной необходимости;
3. Патерналистские взгляды на власть;
4. Наконец, личный интерес в стремлении обосноваться на новых землях, получить новый статус. Следует также отметить, что стрельцы и городовые казаки являлись бывшими крестьянами с опытом ведения хозяйственной деятельности. Этот опыт вполне компенсировал отсутствие военных навыков, поскольку от первых поселенцев в конце XVI в. требовалось не столько умение воевать, сколько умение приспосабливаться к новым природно-климатическим условиям степного пространства [18].
Как правило, общие трудности способствовали выработке эффективного способа организации природного пространства. Крепость была самостоятельным сообществом, состоящим из небольших служилых групп, имевших автономность в решении собственных дел. При этом воевода выступал арбитром в решении различного спектра спорных дел, связанных не только с военной, но и с бытовой стороной жизни. В этом смысле для населения крепости был характерен своеобразный патернализм и традиционные патриархальные взгляды на общество, а также определённая доля самостоятельности в решении вопросов бытового и повседневного характера. Все это в совокупности порождало феномен, который В. Ки-вельсон назвала «самодержавие в провинции», при котором служилое сообщество соотносило свои действия и задачи с политикой Москвы [27]. Для того чтобы лучше понять специфику самоорганизации местного «мира», необходимо определить особенности поведения и самосознания местных жителей. Конечно, устойчивость к бытовым и жизненным трудностям, о которых мы говорили в связи с развитием чувства коллективизма, определялась отчасти тем, что вхождение в новые социальные условия было, как правило, добровольным [9].
Служилый «мир» южнорусского пограничья показал свою жизнеспособность и целостность в годы Смутного времени и «Большой» татарской войны 1630-х годов. В эти годы население демонстрировало коллективизм и единение. В качестве примера можно указать на рост патриотических настроений в годы Смоленской войны 1632-1634 гг. В это время многие «охочие люди» шли на фронт военных действий, чтобы собирать партизанские отряды и нападать на поляков и литовцев. Как правило, они собирались в группы и отправлялись воевать на территорию Литвы. В 1634 г. из пограничного с Речью Посполитой города Рославля воевода Дмитрий Сеитов послал в Москву группу раненых казаков из южнорусских городов, добровольцами ушедших на войну и воевавших в специальных отрядах, состоявших из «всяких охочих людей» [20, л. 306-309]. Рост патриотических настроений на Юге России в контексте войны с татарами и поляками был закономерной формой поведенческих реакций в контексте существовавшей тогда ценностной системы служилого человека. Подобная систе-
ма ценностей позволяла чувствовать свое единство в борьбе с внешними врагами, осознавать культурную и историческую целостность в условиях пограничной ситуации.
В середине XVII в. начинаются серьезные изменения в социальной организации городов-крепостей Юга России. Многие из них становятся на путь перехода к полноценному городу с преобладанием торгово-ремесленного населения. Эти перемены коренным образом перестраивали традиционную социальную структуру местного общества. В уездах появлялись и быстро распространялись полки нового строя, состоявшие в основном из драгун. В городах росла численность посадского населения, которое составляло в 1650-е годы в некоторых случаях около 40% населения, а если прибавить сюда еще 10% частновладельческих дворов, то впервые со времени начала заселения края служилое население в крупных городах сравнялось по количеству с посадским [12].
Эти процессы были связаны не только с военными реформами и спецификой колонизации региона. Во многом причиной изменений, происходивших в социальной структуре городов-крепостей, стала политика правительства Б.И. Морозова, проводившего в 1645-1648 гг. т.н. «посадское строение», нормы которого закрепило Соборное Уложение 1649 г. Теперь частные владения в городах были запрещены. Заниматься торговлей могли только посадские люди, имевшие торговлю, служилым людям предлагалось сменить свой социальный статус [24]. Хотя на Юге России это постановление первое время практически не действовало, со временем оно возымело силу, и многие стрельцы и казаки стали частью посадской общины. Так или иначе к концу XVII в. торгово-ремесленное население преобладало в большинстве городов-крепостей региона, большое развитие получили промыслы, стал развиваться внутренний рынок, а в начале XVIII в. почти все крупные населенные пункты Центрального Черноземья из крепостей превратились в полноценные города.
Изменения в области социальной структуры сопровождались новшествами в формах поведения людей. Для того чтобы установить это обстоятельство, мы проанализировали материалы Воронежской и Яблоновской приказных изб, а также отчасти материалы Белгородского стола Разрядного приказа [1; 19; 22]. Формы поведения населения в середине - второй половине XVII в. определялись различными факторами. Конечно, как и раньше, военная служба занимала важное место в структуре повседневности, однако стрельцов и казаков заботили иные проблемы, а служба часто воспринималась как неизбежное зло и средство для заработка, где самое главное - не получить травм и остаться в живых.
Если документы конца XVI в. демонстрируют нам сплоченные социальные группы, коллективизм, общинное начало [9; 18], то теперь явно прослеживаются другие особенности в поведении людей. Всего нами были проанализированы около ста различных дел, связанных с этой темой. Анализ этих материалов показывает, что формы поведенческих моделей были связаны с решением конкретных вопросов, вызванных необходимостью отстаивать свои интересы в жестких условиях окружающей действительности. Тяготы жизни вырабатывали стремление человека к максимальной бытовой активности, связанной с попыткой реализации всех возможностей хотя бы минимального обогащения. Часто предметами конфликтов между населением становились не имеющие большого значения объекты: плодовые деревья, гуси, свиньи, предметы одежды и прочее [1; 19; 22]. Реальность повседневной жизни заставляла население отстаивать свой бытовой интерес, и этические нормы не могли стать на пути такого поведения, где на первом месте было получение выгоды. Именно эти обстоятельства, как нам представляется, часто толкали людей на путь смены своего социального статуса. Бытовой интерес вызывал стремление стрельца и казака войти в число посадских людей. В результате этих процессов менялись и формы поведения: население стремилось к обогащению, используя для этого все возможности. В конце XVI в. основной причиной конфликтов внутри служилых сообществ было оскорбление чести, т.н. «бесчестье». Теперь же на первое место выходит бытовой конфликт, затем следуют воровство, разбой, драка.
Причиной смены форм поведения были также изменения в области политической культуры. XVII век был периодом ухода в прошлое средневековой системы ценностей, в которой
важное место играли эсхатологические ожидания, осуждались богатство, стяжательство, а вся жизнь человека воспринималась как прелюдия к загробному существованию. Человек Нового времени хотел жить счастливо и иметь достаток на «этом» свете, он искал способы увеличения дохода и выгоды. Эти обстоятельства вынуждали людей XVII столетия проявлять большую социальную активность: добиваться правды на «этом» свете, в том числе участвовать в политической жизни страны, отстаивать свою позицию в бунтах и мятежах.
Таким образом, в контексте процессов урбанизации Юга России в XVII в. смена форм поведения местного населения сопровождалась социальными изменениями. Превращение крепостей в города было связано не только с социальными и экономическими переменами. Изменялись жившие в них люди, их повседневная жизнь, система норм и правил. Изменив организацию своей повседневной жизни, следуя за новыми историческими обстоятельствами и тенденциями, служилые сообщества городов-крепостей постепенно стали мирными общинами торговцев и ремесленников.
Список литературы
1. ГАВО. Ф. И-182. Оп. 3.
2. Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVII в. Воронеж: Издательство ВГУ, 2001. 430 с.
3. Жуков Д.С., Лямин С.К., Канищев В.В. Фронтир и фрактал: результаты компьютерного моделирования динамики южно-российского фронтира в середине XVII - XVIII вв. // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2013. № 10 (126). С. 6-16.
4. Жуков Д.С., Лямин С.К., Канищев В.В. Эвристический потенциал фрактального моделирования процессов включения южнорусского фронтира в состав России в XVII - середине XIX вв. // Границы и пограничье в южнороссийской истории Материалы Всероссийской научной конференции. Тамбов, 2014. С. 233-248
5. Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж: Издательство ВГУ, 1968. 272 с.
6. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж: Издательство ВГУ, 1989. 272 с.
7. Зенченко М.Ю. Южное российское порубежье в конце XVI-начале XVII в. М.: Памятники исторической мысли, 2008. 233 с.
8. Ляпин Д.А. К вопросу о формах поведенческих моделей и структуре повседневности южнорусского общества во второй половине XVII в. (на примере Воронежа) // Filo Ariadne. 2017. № 1 (5). С. 23-36.
9. Ляпин Д.А. От крепостей к городам: повседневно-бытовые и поведенческие модели населения южнорусской крепости конца XVI в. //История: Факты и символы. 2016. № 2. С. 9-16;
10. Ляпин Д.А. Урбанизация Центрально-Черноземного региона в конце XVI - начале XVIII веков // Гуманитарные и юридические исследования. Выпуск 3. Ставрополь, 2017. С. 57-64.
11. Ляпин Д.А., Жиров Н.А. Численность и размещение населения Ливенского и Елецкого уездов в конце XVI - начале XVII веков // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Чтения памяти академика РАН Л.В. Милова: материалы международной научной конференции (Москва, 21-23 ноября 2013). Вып. 3. М., 2013. С. 283-288;
12. Ляпин Д.А., Жиров Н.А. Тяглое население городов Юга России (по материалам переписи 1646 г.) // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Вып. 4. Чтения памяти академика РАН Л.В. Милова. Материалы международной научной конференции. Москва, 26 октября - 1 ноября 2015 г. М., 2014. С. 283-288.
13. Мизис Ю.А., Кащенко С.Г. Проблема формирования русского фронтира на юге России в XVI - первой половине XVIII в. в отечественной историографии // Вестник Санкт-Петербургского университета. - Серия 2. История. 2011. № 1. С. 9-16.
14. Папков А.И. Порубежье российского царства и украинских земель Речи Посполи-той (конец XVI - первая половина XVII века). Белгород: Константа, 2004. 352 с.
15. Переписная книга Воронежского уезда 1646 года. Подготовка текста, вступительная статья и примечания В.Н. Глазьева. Воронеж: ВГУ, 1998;
16. РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Ч. 2. Д. 139. 02. Л. 116 об-123, 172.
17. РГАДА. Ф. 1209. Оп.1. Д. 8982 (Одоев, Чернь, Новосиль); Д. 13902 (Лебедянь, Данков, Козлов); 135 (Елец).
18. РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 1; Д. 2.
19. РГАДА. Ф. 210. Д. 275.
20. РГАДА. Ф. 210. Оп. 1. Д. 100.
21. РГАДА. Ф. 210. Оп. 1. Д. 327.
22. РГБ. Ф. 204. Собрание ОИДР. Д. 7. № 25.
23. Рощупкин А.Ю. Численность корпорации елецких служилых казаков в конце XVI -первой половине XVII в. // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2013. Т. 27. № 15 (158). С. 84-90.
24. Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М.-Л., 1947. Т. II. 432 с.
25. Чепига Г.Г. На южной окраине Российского государства. Донбасс в XVI-XVII вв. //Музейный вестник Республики. № 1. Донецк: Типография «РА ДОН», 2017. С. 299-341.
26. Devies L.B. State power and community in Early Modern Russia. The Case of Kozlov, 1635-1649. N.Y. PalgraveMacmillan, 2004.
27. Kivelson V.A. Autocracy in Provinces: The Muscovite gentry and the political culture of the Russian province in the XVII century. Stanford: Stanford University Press, 199 7. 373 р.
28. Kolman N.Sh. Kinship and Politiks. The Making of the Muscovite Political System, 1345-1547. Stanford: Stanford University Press, 1987. 234p.
29. Stevens Belkin C. Soldiers on the Steppe. Army reform and Social change in Early modern Russia. Northern Illinois University Press, 1995.
References
1. GAVO. F. I-182. Op. 3.
2. Glaz'ev V.N. Vlast' i obshhestvo na juge Rossii v XVII v. Voronezh: Izdatel'stvo VGU, 2001. 430 s.
3. Zhukov D.S., Ljamin S.K., Kanishhev V.V. Frontir i fraktal: rezul'taty kompjuternogo modelirovanija dinamiki juzhno-rossijskogo frontira v seredine XVII - XVIII vv. // Vestnik Tam-bovskogo universiteta. Serija: Gumanitarnye nauki. 2013. № 10 (126). S. 6-16.
4. Zhukov D.S., Ljamin S.K., Kanishhev V.V. Jevristicheskij potencial fraktal'nogo modelirovanija processov vkljuchenija juzhnorusskogo frontira v sostav Rossii v XVII - seredine XIX vv. // Granicy i pogranich'e v juzhnorossijskoj istorii Materialy Vserossijskoj nauchnoj konferencii. Tambov, 2014. S. 233-248
5. Zagorovskij V.P. Belgorodskaja cherta. Voronezh: Izdatel'stvo VGU, 1968. 272 s.
6. Zagorovskij V.P. Istorija vhozhdenija Central'nogo Chernozemja v sostav Rossijskogo gosudarstva vXVI veke. Voronezh: Izdatel'stvo VGU, 1989. 272 s.
7. Zenchenko M.Ju. Juzhnoe rossijskoe porubezh'e v konce XVI-nachale XVII v. M.: Pam-jatniki istoricheskoj mysli, 2008. 233 s.
8. Ljapin D.A. K voprosu o formah povedencheskih modelej i strukture povsednevnosti juzhnorusskogo obshhestva vo vtoroj polovine XVII v. (na primere Voronezha) // Filo Ariadne. 2017. № 1 (5). S. 23-36.
9. Ljapin D.A. Ot krepostej k gorodam: povsednevno-bytovye i povedencheskie modeli naselenija juzhnorusskoj kreposti konca XVI v. //Istorija: Fakty i simvoly. 2016. № 2. S. 9-16;
10. Ljapin D.A. Urbanizacija Central'no-Chernozemnogo regiona v konce XVI - nachale XVIII vekov //Gumanitarnye i juridicheskie issledovanija. Vypusk 3. Stavropol', 2017. S. 57-64.
11. Ljapin D.A., Zhirov N.A. Chislennost' i razmeshhenie naselenija Livenskogo i Eleckogo uezdov v konce XVI - nachale XVII vekov //Rus', Rossija: Srednevekov'e i Novoe vremja. Chtenija pamjati akademika RAN L.V. Milova: materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii (Moskva, 21-23 nojabrja 2013). Vyp. 3. M., 2013. S. 283-288;
12. Ljapin D.A., Zhirov N.A. Tjagloe naselenie gorodov Juga Rossii (po materialam perepi-si 1646 g.) //Rus', Rossija: Srednevekov'e i Novoe vremja. Vyp. 4. Chtenija pamjati akademika RAN L.V. Milova. Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Moskva, 26 oktjabrja - 1 nojabrja 2015 g. M., 2014. S. 283-288.
13. Mizis Ju.A., Kashhenko S.G. Problema formirovanija russkogo frontira na juge Rossii v XVI - pervoj polovine XVIII v. v otechestvennoj istoriografii // Vestnik Sankt-Peterburgskogo un-iversiteta. - Serija 2. Istorija. 2011. № 1. S. 9-16.
14. Papkov A.I. Porubezh'e rossijskogo carstva i ukrainskih zemel' Rechi Pospolitoj (konec XVI -pervaja polovina XVII veka). Belgorod: Konstanta, 2004. 352 s.
15. Perepisnaja kniga Voronezhskogo uezda 1646 goda. Podgotovka teksta, vstupitel'naja statja i primechanija V.N. Glaz'eva. Voronezh: VGU, 1998;
16. RGADA. F. 1209. Op. 1. Ch. 2. D. 139. 02. L. 116 ob-123, 172.
17. RGADA. F. 1209. Op.1. D. 8982 (Odoev, Chern', Novosil); D. 13902 (Lebedjan', Dan-kov, Kozlov); 135 (Elec).
18. RGADA. F. 141. Op. 1. D. 1; D. 2.
19. RGADA. F. 210. D. 275.
20. RGADA. F. 210. D. 275; GAVO. F.I-182.Op.3;
21. RGADA. F. 210. Op. 1. D. 100. L. 306-309.
22. RGADA. F. 210. Op. 1. D. 327.
23. RGB. F. 204. Sobranie OIDR. D. 7. № 25.
24. Roshhupkin A.Ju. Chislennost' korporacii eleckih sluzhilyh kazakov v konce XVI - pervoj polovine XVII v. // Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Istorija. Politologija. 2013. T. 27. № 15 (158). S. 84-90.
25. Smirnov P.P. Posadskie ljudi i ih klassovaja bor'ba do serediny XVII v. M.-L., 1947. T. II. 432 s.
26. Chepiga G.G. Na juzhnoj okraine Rossijskogo gosudarstva. Donbass v HVI-HVII vv. // Muzejnyj vestnik Respubliki. № 1. Doneck: Tipografija «RA DON», 2017. S. 299-341.
