CC BY
5Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
tV .j iV iAJ'IJJVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
Филологические науки
Научная статья УДК 811.411.2
DOI: 10.26907/2619-1261.2024.7.2.50-68
Следы влияния Корана в персидском повествовательном эпосе от
Фирдоуси до Джами
Марина Львовна Рейснер
Институт стран Азии и Африки Московского государственного университета им. М. В. Ломонсова, Москва, Российская Федерация [email protected], http://orcid.org/0000-0002-0592-6334
Аннотация. Статья посвящена выявлению следов влияния Корана в нарративных поэтических текстах на новоперсидском языке, созданных в рамках различных жанровых разновидностей эпоса в период с конца X до XV века. Речь идет об использовании в повествованиях целостных ситуативных моделей в качестве «сценариев» для описания различных событий. Сюжеты рассматриваемых в статье поэм могут быть в разной степени связаны с содержанием Корана, но могут генетической связи с ним не иметь вовсе. Источниками таких «ситуативных моделей», как правило, выступают различные эпизоды коранических историй пророков, в особенности, связанные с чудесами, совершаемыми по произволению Аллаха. В соответствии с этими исходными моделями авторы поэм моделировали некоторые эпизоды, играющие важную роль в построении сюжета. В качестве объекта исследования в статье рассматриваются четыре произведения: повествование о царствовании Искандера в героической эпопее Фирдоуси «Шах-наме» (рубеж X и XI веков), романические поэмы 'Аййуки «Варка и Гульшах» (XI в.), Низами «Искандер-наме» (XII в.), 'Абд ар-Рахмана Джами «Йусуф и Зулейха» (XV в.). Во всех четырех текстах, принадлежащих к разным этапам развития классической персидской поэзии, присутствуют преобразованные в соответствии с авторским замыслом заимствования из Корана, проявленные на уровне конструирования повествования по образу события, освященного авторитетом Священного писания.
Ключевые слова: Коран, персидский классический эпос, истории пророков, чудеса, ситуативная модель
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
.j iV a lAj'ljjVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
Для цитирования: Рейснер М. Л. Следы влияния Корана в персидском повествовательном эпосе от Фирдоуси до Джами. 2024. т. 7 № 3. С. 50-68. DOI: 10.26907/2619-1261.2024.7.2.50-68.
Philology
Original article
Traces of the influence of the Qur'an in the Persian narrative epic form from
Firdousi to Jami
Marina L. Reisner
Institute of Asian and African Countries at Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation
[email protected], http://orcid.org/0000-0002-0592-6334
Abstract. The article is devoted to the identification of traces of the Qur'an's influence in narrative poetic texts in the New-Persian language, created within the framework of various genre varieties of the epic in the period from the end of the 10th to the 15th century. It is about using situational models in narratives as "scenarios" to describe various events. The plots of the novels considered in the article may be related to the content of the Qur'an to varying degrees, but may not have any connection with it at all by their genesis. As a rule, the sources of such "situational models" are various episodes of the Qur'anic stories of the prophets, especially those related to miracles performed at the will of Allah. In accordance with these initial models, the authors of the novels modeled some episodes that play an important role in plotting. Four works are considered as the object of research in the article: the narrative of Iskander's reign in the heroic epic of Firdousi "Shah-name" (10th - the beginning of 11th cen.), the novels by 'Ayyuki "Warka and Gulshah" (XI century), Nizami "Iskander-name" (12th cen.) and 'Abd al-Rahman Jami "Yusuf and Zuleikha" (15th cen.). In all four texts belonging to different stages of the development of classical Persian poetry, there are borrowings from the Qur'an transformed in accordance with the author's plan, manifested at the level of constructing a narrative in the image of an event sanctified by the authority of Holy Scripture.
Keywords: The Qur'an, Persian classic epic poetry, stories of the prophets, miracles, situational model
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
.j iV a lAj'ljjVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
For citation: Reisner M. L. Traces of the influence of the Qur'an in the Persian narrative epic form from Firdousi to Jami. Eurasian Arabic Studies. 2024;7(3):50-68. (In Russ.). DOI: 10.26907/2619-1261.2024.7.2.50-68.
100-летию со дня рождения М.-Н. О. Османова посвящается
Автору настоящей статьи не случайно пришла мысль посвятить эту публикацию памяти выдающегося отечественного востоковеда, филолога с большой буквы Магомед-Нури Османовича Османова (1924-2015). Выбранная тема пересекается с двумя важнейшими направлениями его многогранной исследовательской деятельности, связанной как с московским академическим и университетским кругом иранистов, арабистов и исламоведов, так и с его родным Дагестаном. М.-Н. О. Османов долгие годы трудился в Отделе памятников письменности Востока Института востоковедения РАН, был вдохновителем и руководителем научных семинаров, участвовать в работе которых в 70-е годы прошлого века довелось и мне, тогда аспирантке Института стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова. Главным направлением его научной деятельности тогда была персидская классическая литература, однако и в тот период в его работе всегда проявлялось глубокое знание языка Корана, без которого невозможно правильное понимание и истолкование признанных мировых шедевров богатейшего литературного наследия средневекового Ирана.
Перевод Корана на русский язык и масштабный проект перевода Священного Писания ислама на языки Дагестана стали не только еще одним направлением его деятельности востоковеда-филолога в 90-е годы XX и в первое десятилетие XXI века, но и поистине делом его жизни и огромным вкладом государственной важности в современную российскую науку.
Нури Османович был первым оппонентом на защите докторской диссертации автора этих строк, вдумчивым и внимательным к каждой детали. Личное общение с этим незаурядным человеком и ученым заслуживает отдельной работы и выходит за рамки данной статьи, но все же без посвящения его памяти эта работа бы лишилась одного из существенных измерений -общения исследователя с предшествующей научной традицией.
Введение
Священные тексты разных религий - одна из важнейших основ формирования многих традиций в мировой художественной словесности.
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
tV .j iV iAJ'IJJVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
Влияние Корана, Священного Писания ислама, на литературы разных народов мусульманского мира - факт общеизвестный. Сам Коран является первым письменным памятником арабской литературы. Его текст в классической арабской литературе послужил в том числе и объектом эстетического осмысления, поскольку в ряде средневековых сочинений по поэтике рассматривались вопросы стиля и образности с приведением примеров из священного текста. В теологии сложилось целостное учение о «неподражаемости Корана» [1, с. 281-282; 2, с. 203-204; 3], в рамках
которого затрагивались и эстетические аспекты восприятия Писания.
В современной арабистике Коран изучается и как литературный памятник, о чем свидетельствуют работы, в том числе, и отечественных ученых [4, с. 105-139; 5, с. 263-298; 6, с. 86-113]. В иранистике отдельные аспекты проблемы влияния Корана на художественную словесность изучались по преимуществу применительно к произведениям религиозно-мистической и дидактико-философской направленности, в частности, к огромному корпусу памятников суфийской литературы на персидском языке. Из таких работ отечественных и зарубежных ученых можно было бы составить отдельный библиографический справочник, поэтому на них в рамках данной работы специально останавливаться нет возможности. Однако следует отметить, что классические труды Е. Э. Бертельса, посвященные суфийской литературе, причем и общего, и специального характера, в своей базе имеют скрупулезное изучение Корана и хадисов как одного из фундаментальных обоснований доктринального суфизма [7, с. 3039, 84-102, 219224]. Отдельно следует упомянуть книгу, изданную в Иране и озаглавленную «Влияние Корана на персидскую поэзию» (^и^ [8]. Эта публикация
носит справочный характер и представляет собой своего рода антологию, построенную по тематическому принципу: цитаты из произведений разных поэтических жанров и авторов подобраны в книге в соответствии с тем, какие мотивы, образы или персонажи Корана в них присутствуют.
Данное исследование сосредоточено лишь на одном аспекте этой практически неисчерпаемой научной темы, которой не касались в своих исследованиях специалисты в области изучения Корана и персидской классической поэзии. Речь пойдет о проявлениях влияния Корана, которые можно обнаружить в персидском повествовательном эпосе от Фирдоуси до Джами, т. е. в период с рубежа IX и X и до XV века. Они не относятся к числу непосредственных отсылок в священному тексту или к области прямых
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iT .j iV tAj'ljjVl Cil'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
переносов мотивов из Корана в поэзию, которые во множестве представлены в литературах мусульманских народов.
И все же начать следует с краткой характеристики заимствований первого типа - явных и очевидных, поскольку они сложились в особую тематическую разновидность персидской поэзии и сыграли важную роль в становлении принципов композиционного конструирования эпических произведений разной тематики. Уже в «Шах-наме» к стихам, содержащим восхваления Творца, Фирдоуси применяет термин таухид, в религиозном дискурсе обозначающий исповедание единобожия и отрицание политеизма [9, а 232]. В
качестве термина, обозначающего особую содержательную категорию стихов, этот термин упоминается не в основной интродукции, открывающей эпопею, а в зачине к «Дастану об Акван-диве», входящему в повествование о царствовании Кей-Хусрава [10, с. 5]. В дальнейшем, в XI-XV вв. термин постепенно закрепляется за особым видом стихов, помещаемых в начальной главе интродукции в поэмах, а в более позднее время фиксируется и в терминологии теоретической поэтики [11, с. 4-5]. Восхвалению единого Бога отведена открывающая функция в произведении, и она представляет собой развертывание в поэтическом пространстве формулы «Нет божества, кроме Аллаха...». Таким образом, начальная глава интродукции в произведении крупной повествовательной формы помещает его сюжет в рамки мусульманской картины мира, задает все основные идеологемы независимо от того, о событиях каких времен и о каких героях пойдет дальше речь. Естественно, что восхваление Творца насыщено прямыми заимствованиями лексики, мотивов, образов из Священного Писания ислама.
Материалы и методы исследования
Материалами, выбранными для анализа в настоящей работе, послужили нарративные поэтические произведения на персидском языке, в которых проявились признаки влияния Корана. В центре внимания в данной статье оказались различные по характеру своего проявления следы влияния Корана на художественные тексты. Рассмотрение этих явлений требует различных подходов и исследовательских стратегий. В одних случаях это заимствования, которые вполне очевидны благодаря наличию лексических и образных отсылок к священному тексту. В этих случаях достаточно применения сравнительного анализа, т. е. прямого сопоставления художественного текста с исходными мотивами и сюжетами, представленными в Священном Писании ислама. В других случаях речь идет о более опосредованном и сложном воздействии, поскольку поэты используют заимствованные содержательные
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iV .j iV iAJ'IJJVI Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
и композиционные конструкции Корана в качестве структурно-семантических моделей. В фокусе данного исследования в основном оказывается именно второй тип заимствований из Корана в повествовательных произведениях крупной стихотворной формы (маснави). В этих случаях для выявления характера влияния Корана необходимо привлечение методов историко-функционального анализа художественных текстов, поскольку исходный материал, заимствованный из Священного Писания, в них проходит несколько стадий беллетризации. Процесс трансформации этих компонентов содержательного и формального плана прямо связан с законами нормативной поэтики, на основе которой выстраивалась вся литературная система в рамках традиционалистского типа художественного сознания.
Результаты
1. Коран - извечный образец
В нарративной ткани великой эпопеи «Шах-наме», внешне целиком сплетенной из доисламских иранских преданий разного генезиса (мифологического, легендарного, исторического), трудно ожидать каких-либо прямых заимствований из Корана, и, тем не менее, их можно найти и там. Уникальная сама по себе история правления Искандера, которому в «Шах -наме» отведена роль не только воителя и завоевателя, но и любознательного путешественника и открывателя мира, обнаруживает ряд значимых отсылок к кораническим рассказам о Мусе и поисках живой воды и о Зу-л-Карнайне и возведении вала для защиты от диких племен Йаджудж и Маджудж (библ. Гог и Магог). В своей исходной версии в греческих источниках рассказ о поисках живой воды был частью повествований об Александре Македонском, однако в Коране этот сюжет перенесен в историю пророка Мусы [12, с. 111]. В «Шах-наме» этот эпизод вновь возвращен в сказание о царствовании Александра (Искандера), однако очевидно, что изложение Фирдоуси уже отчасти ориентировано на арабские источники, и, в первую очередь, на Коран.
Заслуживает внимания тот факт, что в эпизоде поисков живой воды единственный раз во всем тексте эпопеи упоминается кораническое имя Бога-творца - Аллах. Молитвенную формулу «Аллах Превелик!» (jj^l выкрикивают воины, сопровождающие Искандера, перед тем как царь отправится во тьму, где таится заветный источник. Все войско, которое в качестве проводника направляет Хизр1, постится. При подходе к источнику Искандер исчезает из глаз Хизра. Лишь
1 Хизр (Хадир, Хидр, букв. «зеленый») - персонаж мусульманской мифологии, вобравший в себя черты различных персонажей архаических преданий доисламской Аравии. В средневековой устной и письменной традиции Хизр наделялся
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
tV .j iV iAJ'IJJVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
Искандеру удается достичь живой воды и омыть в ней свое тело. Отметим, что Фирдоуси в этом фрагменте именуют царя пророком 0^0:
«Когда он повел войско к живой воде,
Степь огласилась возгласом «Аллах Превелик!» Когда Хизр снялся со стоянки,
Много разной снеди захватил [с собой]. Так шел он два дня и две ночи,
И ничьи уста к еде не прикасались. Еще через три [дня] в темноте на перепутье двух дорог Появился и исчез [из глаз] Хизра шах. Пророк добрался до живой воды,
Голова его жизни коснулась Кейвана (Сатурна). В этой прозрачной воде главу и тело он омыл,
Иного защитника, кроме Пречистого Бога, не искал. Поел он, отдохнул и вскоре вернулся, Хвалу Творцу умножая»2 [10, с. 81].
После рассказа о нахождении Искандером живой воды и омовении в ней в поэме следуют два значимых эпизода, в которых царь сначала беседует с говорящими мудрыми птицами, а потом к нему является архангел, названный поэтом Исрафил (вестник Судного дня в мусульманской эсхатологии). Содержание этой части повествования связано с испытанием Искандера перед тем, как ему предстоит перейти в мир иной. Фирдоуси не доводит своего героя до высшего предела постижения Божественной премудрости - обретения пророческой миссии, однако с помощью некоторых мотивов, отсылающих к коранической эсхатологии, показывает, что путь этот был Искандеру открыт, хотя тот по нему и не пошел. При этом высокой духовный статус за Искандером Фирдоуси все же признает - герою открываются многие тайны мира, ему отводится роль строителя вала (стены) для защиты цивилизации от нападения варварских племен, к нему, наконец, как к другим пророкам, является посланник небес.
Очевидно, что на восприятие и интерпретацию образа Искандера в эпопее «Шах-наме» повлиял рассказ о Зу-л-Карнайне, освященный авторитетом Корана. Характерно, что повествование о Зу-л-Карнайне традиционно
бессмертием. В Коране его имя не упоминается, но большинство толкователей отождествляют его с «рабом Аллаха», действующим лицом коранической истории путешествия Мусы (Коран 18: 59-81) [6, с. 268-270].
2 Перевод с персидского языка оригинальных текстов принадлежит автору статьи, если не указано иное.
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 tT .j iV .a tA^ljjVl Cil'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
включалось в сочинения, получившие общее жанровое название «Истории пророков» и представлявшие собой популярный вид
комментаторской повествовательной литературы, предназначенный для достаточно широкой аудитории. Такие сочинения составлялись не только на арабском, но и на персидском языке. В частности, повествование о Зу-л-Карнайне включено в «Историю пророков», составленную Абу Исхаком Нишапури в XIII в. [13, с. 321-332]. В истории 69, посвященной Зу-л-Карнайну («Двурогому»), составитель сочинения дает несколько объяснений причины появления прозвища этого коранического персонажа. Вот первое из них: «Его потому прозвали Зу-л-Карнайн, что он достиг обоих «рогов» земли. А рог по-арабски карн (йц5), и каждую оконечность земли называют рогом. Одна оконечность там, где солнце восходит, другая оконечность там, где солнце заходит, и Зу-л-Карнайн достиг и той, и другой оконечности - и Востока, и Запада» [13, с. 322]. Абу Исхак Нишапури прямо связывает Зу-л-Карнайна с Искандером: «И говорят последние [предания], что его потому именуют Зу-л-Карнайн, что Всевышний Господь послал ему два рога из золота, и что звали его Искандер» [13, с. 322]. Затрагивает составитель «Историй пророков» и вопрос, был ли Зу-л-Карнайн пророком или нет, очевидно, дискутировавшийся в среде комментаторов Корана: «Некоторые утверждают, что он был пророком, но есть и группа тех, кто говорит, что не был, и все же Всевышний Господь дал ему царство от края до края земли (букв. от начала до конца горы Каф3 - М.Р.), и указал ему все пути, чтобы он обошел весь мир.» [13, с. 325].
Как представляется, одной из причин, по которой повествование об Искандере в «Шах-наме» имеет кардинальные отличия от историй других правителей Ирана, объединенных в непрерывную генеалогическую цепь замыслом Фирдоуси, являлось как раз наличие положенных в его основу арабских беллетризованных источников, в которых Зу-л-Карнайну приписываются странствия из конца в конец земного мира и деяния, интерпретируемые как пророческие.
В эпопее Фирдоуси Искандера, совершившего череду подвигов, которые отвечали его статусу царя-воителя и персонажа героического сказания, автор отправил также и в мир приключений и рискованных путешествий, окружил его чудесами и тайнами, что полностью соответствовало тому образу, который сложился в арабской литературной традиции. Фирдоуси подводит Искандера к высшей ступени познания тайн земного мира, но не ведет его дальше к
3 Каф - в соответствии со средневековыми представлениями горная цепь, опоясывающая всю землю.
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
tV .j iV a iAJ'IJJVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
обретению пророческого дара. Вести его вверх по ступеням совершенствования к пределу пророчества предстояло уже в XII в. другому великому поэту - Низами Ганджави в его поэме «Искандер-наме».
Именно линию становления главного персонажа как пути к достижению пророческого статуса целенаправленно развивает Низами в своей поэме. Автор придал военным походам Искандера и его странствиям по миру глубокий философско-мистический смысл, ибо жизнь, подвиги и странствия героя должны был привести его к познанию сокровенной божественной Истины. Для того, чтобы показать, как описано у Низами получение Искандером вести о его миссии, следует вновь обратиться к кораническим преданиям, в которых можно найти исходные модели для описания такого рода событий. Более того, подобные вехи Священной истории сходным образом описаны и в других авраамических религиях, ибо речь идет о чуде как проявлении Бога в мире и о подтверждении пророческой миссии, возложенной Им на земного человека.
В историях, изложенных в Коране в форме отдельных рассказов и притч, в определенных, часто критических ситуациях, Аллах наделяет своих пророков способностью совершать чудеса в доказательство их избранности. Такими поворотами изобилует, к примеру, история Мусы, который должен был убедить свой не уверовавший в него народ в том, что он посланник Аллаха.
Подобные сюжетные повороты имеются и в других пророческих историях в Коране. Встречаются и эпизоды, когда волю Аллаха пророкам возвещает посланник небес - ангел. В авраамических религиях в этой роли выступает Гавриил - Джабра'ил. В Коране он именуется Дух Святой С^) или Дух
верный (с^). В этой парадигме выдержаны истории посланников Аллаха, через которых народам давались писания (Муса, 'Иса, Мухаммад).
Заданную коранической традицией сюжетную схему в качестве исходной, заложенной в Божественной книге, Низами переносит в поэму об Искандере, описывая обретение героем дара пророка. Этот перенос оправдан предшествующими стадиями беллетризации исторического реального исторического - Александра Македонского, ставшего персонажем Священной истории, а затем и литературным героем. Волю Всевышнего ему возвещает посланник небес, которого Низами именует Суруш 4. Несмотря на то, что этому сверхъестественному персонажу в поэме дано не имя Джабра'ила, а старое
4 Суруш (авест. Сраоша, среднеперс. Срош) - первоначально в Авесте нарицательная категория благочестивого послушания. Постепенно персонифицируется и приобретает в зороастрийской мифологии функцию вестника верховного благого божества Ахура Мазды. Роль божественного вестника этот персонаж сохраняет и в классической персидской литературе мусульманской эпохи (например, в «Шах-наме» Фирдоуси).
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iV .j iV iAJ'IJJVI Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
зороастрийское имя божественного вестника, функция у него та же -подтвердить избранность Искандера, помочь царю, постигшему высшую мудрость, встать на стезю исполнения возложенной на него миссии. Здесь чудо совершается не по молитве или просьбе пророка, а в ответ на недоуменный вопрос Искандера: «В разных краях, где я сам стану князем, / Как я скажу, коль не знаю языка кого-либо? / Как мне также понять, что они говорят?.. (Перевод А. К. Арендса) [14, с. 448].
На это Суруш ему ответил так:
«К какому бы народу ты ни обратился, [И] с тобой заговорили бы на чужом языке, Вдохновеньем путеводителя, подающего помощь, Языки всех народов тебе будут доступны, Во всех государствах язык будешь знать, Речь для тебя ни одну дверь не закроет, Также и то, что ты скажешь по-румийски, Понимать будет слушатель без переводчика. В доказательство этого чуда господня Ты добро, а противник зло обретет».
(Перевод А. К. Арендса) [14, с. 450]
Отметим, что возвещение Искандеру посланником небес его пророческой миссии, как оно описано у Низами, имеет прямые аналогии в иудаизме и христианстве. В частности, в Агаде5 зафиксирован сюжет об испытании Иосифа фараоном, которого потребовали от правителя египетской земли волхвы и звездочеты. В ходе испытания герой должен был продемонстрировать владение семьюдесятью языками. Предание, излагаемое в Агаде, гласит: «В ту ночь Иосифу явился архангел Гавриил и научил его всем семидесяти языкам и наречиям. Наутро фараон стал испытывать Иосифа, - Иосиф свободно отвечал на любом из семидесяти языков, а в конце сам обратился к фараону на языке, повелителю Египта совершенно незнакомом.
- На каком языке ты говоришь? - спросил фараон. - На еврейском, - ответил Иосиф.
- Научи меня этому языку, - стал просить фараон. Иосиф исполнил его желание. Но
5 Агада (Аггада, Хаггада, арамейск. «повествование») - большая область талмудической литературы (Устного Закона), содержащая афоризмы и притчи религиозно-этического характера, исторические предания и легенды, призванные облегчить применение Галахи («кодекса законов»).
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 iV .j iV iAj'ljjVl Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
не сумел научиться фараон священному языку, и взял он с Иосифа клятву, чтобы это осталось тайной между ними» [15, с. 41-42].
Сошествие Святого Духа на апостолов в основе своей построено на том же мотиве, ибо проповедь учеников Спасителя понимали все народы, в каким бы страны они ни направлялись [16, с. 541-542], ибо «... исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать».
В Коране может быть найдена хоть и не прямая, но не менее выразительная параллель этому распространенному в религиозном дискурсе мотиву. Достаточно вспомнить, что двум кораническим пророкам, Давуду и Сулейману, от Аллаха было особое дарование - знание «языка птиц» (J^I (Коран
27:15-16) [17, с. 339]. Эту способность можно воспринимать как еще более высокую степень проникновения в тайны всего сущего, которую даровал своим пророкам Аллах. Как представляется, на этой ступени знание множества «человеческих» языков подразумеваются как само собой разумеющееся. В тексте Корана говорится, что пророки были «обучены языку птиц», т.е. им эта способность была ниспослана как особое умение. Таким образом, можно прийти к заключению, что мотив обучения языкам, в каком бы виде он ни был представлен, является универсальным для всех трех авраамических религий, и что в поэме Низами описание ниспослания пророческого дара Искандеру сконструировано на основе этой единой модели.
2. Пророческие чудеса как структурно-семантические модели
Анализ показывает, что из Священной истории в художественную словесность чаще других попадали и в ней трансформировались эпизоды, повествующие о чудесах, совершавшихся по произволению Бога. Об этом свидетельствует, в частности, и тот эпизод истории Искандера, который рассматривался ранее. В нем прямо говорится о ниспослании пророческого дара главному герою как о «чуде господнем» (<0.'
В Коране имеется сура, в которой последовательно изложена история одного из пророков, изобилующая чудесами. Это предание, содержащееся в единственной повествовательной суре Корана - суре 12 «Йусуф». В процессе беллетризации в этот широко распространенный сюжет вовлекались все новые и новые чудеса. Приращение чудес к истории Йусуфа, по-видимому, шло за счет различных устных и письменных источников, однако основным каналом их добавления были, как представляется, сочинения в жанре «Истории пророков», в частности подобные упомянутому ранее сочинению Абу Исхака Нишапури. В
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 iV .j iV iAj'ljjVl Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
популярной комментаторской литературе, предназначенной для разъяснения смысла деяний пророков широкой аудитории, происходило активное разрастание повествовательных компонентов в том числе и в тех сюжетах, которые в Коране представлены в форме притч-напоминаний об известных событиях и деяниях пророков.
Нелишне отметить, что превращение предания об Иосифе Прекрасном в детализированный нарратив началось еще в иудейской комментаторской традиции аналогичным путем, о чем свидетельствует рассмотренный пример из Агады.
В художественной словесности кораническая история Йусуфа послужила источником формирования огромного слоя поэтических мотивов и основой для многочисленных любовно-романических поэм, имеющих общее название «Йусуф и Зулейха». В этих поэмах, как и в суре 12 Корана, присутствует эпизод суда над Йусуфом, происходившего в доме его египетского господина (Коран 12: 26-29) [17, с. 215]. Как гласит писание, среди домашних нашелся свидетель, подтвердивший невиновность Йусуфа. Иудейская и мусульманская комментаторская традиция, солидарны в том, что свидетель был из рода Зулейхи, но расходятся в том, какого возраста он был. В своей «Истории пророков» Абу Исхак Нишапури развивает версию о «заговорившем младенце». Вполне очевидно, этот сюжетный ход построен по аналогии с эпизодом из коранической истории Исы.
В качестве материала для обоснования такой интерпретации события нами используется персидский текст из истории Йусуфа в изложении Абу Исхака Нишапури. Эпизод домашнего суда, содержащейся в данном сочинении, изложен детализировано: в него добавлены диалоги, в которых участвует и сам Йусуф, и его египетский господин, и грудное дитя, выступившее свидетелем на стороне обвиняемого. Приведем короткий фрагмент из этого сочинения, необходимый для аргументации: «Йусуф сказал: "Господин, я невиновен". Господин спросил: "У тебя есть свидетель?" Йусуф указал пальцем на младенца, мол, у него спроси. Господин сказал: "Ты знаешь, что совершил, а мне в насмешку говоришь, чтобы я спросил у семимесячного младенца. Ясно, что виноват ты". Младенец подал голос из колыбели: "О, господин!.." Господин, услышав это, застыл в изумлении, подошел к колыбели, приласкал дитя и сказал: "Что ты видел, милый, и что скажешь?" Младенец ответил: "Если рубаха его разорвана спереди, то она права, а он - лжец. Если же рубаха порвана сзади, то она солгала, а он правдив" [17, с. 99-100]. Ту же версию хода домашнего суде воспроизводит в XV в. 'Абд ар-Рахман Джами в своей знаменитой поэме «Йусуф и Зулейха», который к тому же уменьшил возраст младенца:
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iT .j iV .a tAj'ljjVl Cil'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
Среди домочадцев была одна родственница Зулейхи,
Которая день и ночь находилась при Зулейхе. На руках держала она трехмесячного младенца, Как самое дорогое держала его в объятиях. Словно лилия он был, чей язык не знает речи, Из свитка речи ни слова он не прочитал. Вскричал он: «О, господин, повремени!
От поспешного наказания воздержись. Не заслуживает наказания Йусуф,
В доброте и милосердии первый Йусуф!» Господин застыл в изумлении, заслышав речь младенца,
Обратился к нему с речью по законам вежливости [18].
Для ситуации заговорившего младенца, засвидетельствовавшего на суде невиновность Йусуфа, которая была включена в сюжет в процессе его литературной обработки, первоисточником мог послужить эпизод коранического предания о пророке 'Исе. Ситуативная модель и обоснование, лежащие в основе описания чуда заговорившего младенца 'Исы в суре 19 «Марйам» - это, с одной стороны, необходимость доказать целомудрие матери младенца и отвести от нее обвинение соплеменников в распутстве, с другой -утвердить пророческий статус 'Исы (Коран 19: 27-30) [17, с. 275]. В истории Йусуфа остается только одна функциональная составляющая включения этого мотива в повествование - доказательство невиновности героя посредством чуда.
Любопытную «косвенную» вариацию этого мотива можно найти в некоторых средневековых западноевропейских агиографических сочинениях, в частности, в «Житии святого Мартина епископа и исповедника», в котором избрание Мартина епископом (371 г.) было подтверждено посредством открытого наугад стиха из Псалтыри: «Из уст младенцев и грудных детей, Ты устроил хвалу, ради врагов Твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя» (Пс. 8:3)6 [19, с. 27].
Рассмотренные ранее примеры из персидской эпической поэзии были взяты из произведений, в большей или меньшей степени связанных с кораническими сюжетами. Однако можно найти и случаи, когда источником конструирования повествования может служить событийная модель, заложенная в Священной истории и работающая как своего рода прообраз, на который ориентируется средневековый автор, разрабатывающий сюжет, не имеющий никакой связи с
6 Выражаю благодарность Владимиру Викторовичу Бельскому, кандидату богословия, руководителю Международного отдела Московской духовной академии за предоставленную информацию.
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iV .j iV iA^ljjVl Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
Кораном. Именно таким способом 'Аййуки сложил концовку своей любовной поэмы «Варка и Гульшах» (XI в.), основанной на арабском 'узритском предании о несчастных влюбленных.7 Это предание восходит к квазибиографическим сообщениям о поэте первой половины VII в. 'Урве ибн Хизаме ал-'Узри и его возлюбленной по имени Афра, включенным в авторитетные арабские поэтические антологии вв. «Книга поэзии и поэтов» ( ^^ )
Ибн Кутайбы (ум. 889) и «Книги песен» Абу-л-Фараджа ал-
Исфахани (ум. ок. 972). Счастливый финал истории (возвращение к жизни умерших влюбленных) в арабских источниках отсутствует, он является добавлением персидского поэта, взявшего за основу канон описания пророческих чудес в Священной истории ислама.
Чтобы обосновать воскресение влюбленной пары, 'Аййуки вводит в финал повествования пророка Мухаммада в качестве одного из персонажей. Царь Сирии, нелюбимый муж главной героини, опечаленный несправедливой судьбой безгрешных влюбленных, просит Пророка вернуть их к жизни. Тот откликается на просьбу и приходит на могилу Варки и Гульшах, которая стала местом паломничества. Пророк возносит молитву Всевышнему и получает от явившегося к нему архангела Джабра 'ила весть, что молитва услышана. Божий Вестник объясняет пророку Мухаммаду, каким образом может совершиться это чудо. Вот соответствующий фрагмент заключительной главы поэмы:
Отправился он (Мухаммад - М.Р.) на могилу двух влюбленных. Когда он ступил на землю их гробницы, Воззвал громкой молитвой К Богу тот праведник. Стенал и предстоял в молитве. Донес Пророк в молитве
Нужды своего сердца до Того, кто не знает нужды.
Говорил он: «О справедливый Судия,
В чьей власти даровать и отнимать,
Тебе ведомы все тайны людей,
В любом деле Ты самый сильный.
Ты услышь мою молитву,
Избавь от печали сердца рабов твоих».
В тот же миг Джабра 'ил до него
Об арабской любовной лирике 'узритского направления см. подробно: [4, с. 211-236].
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 iV .j iV iA^ljjVl Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
АРАБИСТИКА ЕВРАЗИИ EURASIAN ARABIC STUDIES
ЕВРАЗИЯАРАБИСТИКАСЫ
Донес весть от Всемогущего Господа: «Всесильный передает тебе, Чтобы ты больше не печалился о том, Что жизнь тех двоих подошла к концу, Что их настигли смерть и тление. Поскольку жизни у них больше не осталось, Каким образом можно их воскресить, Нынче скажи тому добросердечному царю: "Если ты ищешь верности и любви, И тебе еще шестьдесят лет Дарит Всемогущий,
Отдай им от своей жизни ровно половину"» [20, с. 120-121].
Анализ показал, что основным объектом заимствования событийных моделей из Корана в поэтических нарративах были рассказы о пророческих чудесах совершаемых по произволению Аллаха и
противопоставляемых осуждаемой в исламе магии
В огромном корпусе произведений художественной словесности, созданных по законам нормативной поэтики, происходил процесс беллетризации мифологических, легендарных, исторических преданий, составлявших общий фонд «готовых» сюжетов.
Во многих литературных традициях, в том числе и в мусульманской, одним из базовых источников заимствования сюжетов выступала Священная история, эпизодами которой изобилует текст Корана. Их интерпретации в художественных произведениях могут представлять собой прямые переносы эпизодов из Корана в литературное произведение (например, строительство защитного вала Искандером, ассоциировавшимся с Зу-л-Карнайном в поэмах Фирдоуси и Низами). Помимо этого, в литературных текстах возможно творческое конструирование нового сюжетного хода на базе известного эпизода, имеющегося в Писании или по аналогии с ним. Оно происходит в соответствии с исходной моделью, заданной коранической традицией (например, явление Искандеру божественного вестника в поэмах Фирдоуси и Низами, «заговоривший младенец» как свидетель в истории Йусуфа или оживленные пророком Мухаммадом по воле Аллаха влюбленные в поэме 'Аййуки). В любом случае, традиционалистское художественное сознание, сосредоточенное на
Выводы
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
65
описании не частного, но общего, универсального и повторяющегося, стремилось возвести каждое выдающееся или удивительное событие, описываемое в литературном произведении в качестве реально бывшего, к его первообразу в Священной истории.
Список источников
1. Резван Е. А. Коран и его мир. СПб.: Петербургское Востоковедение. 2001. 605 с.
2. Фролов Д. В. К истории классической арабской филологии: о сложении комплекса «коранических наук». Фролов Д. В. Арабская филология: Грамматика, стихосложение, корановедение. Статьи разных лет. М.: Языки славянской культуры. 2006. 440 с.
3. Ас-Суйути, Джалал ад-Дин. Совершенство в коранических науках. Выпуск пятый. Учение о неподражаемости и достоинствах Корана. Под общей редакцией Д. В. Фролова. М.: Муравей. 2006. С. 185-214.
4. Фильштинский И. М. Арабская литература в средние века. Словесное искусство арабов в древности и раннем средневековье. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы. 1977. 291 с.
5. Фролов Д. В. Эстетические мотивы в Коране. Фролов Д. В. Арабская филология: Грамматика, стихосложение, корановедение. Статьи разных лет. М.: Языки славянской культуры. 2006. С. 263-298.
6. Шидфар Б. Я. Образная система арабской классической литературы (VII-XII вв.). М.: Издательский дом Марджани. 2011. 322 с.
7. Бертельс Е. Э. Избранные труды. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы. 1965. 522 с.
^^ (1993).^ 1063.
9. Тауфик Камель Ибрагим, Сагадеев А. В. Таухид. Ислам. Энциклопедический словарь. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы. 1991. С. 232.
10. Фирдоуси. Шах-наме. Критический текст. Составитель текста М.- Н. О. Османов. Т. VI. М., Наука, Главная редакция восточной литературы. 1968. 415 с.
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 j_uif iV .j iV iA^ljjVl Cil'lj^ll Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
11. Рейснер М. Л. Утверждение единобожия (таухид) в персидской классической литературе: от религиозного концепта к поэтической теме // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 2010. №2 4. С. 3-16.
12. Пиотровский М. Б. Коранические сказания. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы. 1991. 218 с.
.^.i^*. ;. у.'^ /pUi3Vi j^—s .^JJJI^JJ ^i^^i JJI .13
490. (2004) ^Aj j ^^ ^IJU&I
14. Низами Гянджеви. Искандер-наме. Перевод с фарси и комментарии Е. Э. Бертельса и А. К. Арендса. Баку: Издательство «Элм». 1983.
15. Агада. Сказания, притчи и изречения талмуда и мидрашей. Перевод С. Г. Фруга. Вступ. ст. В. Гаркин. М.: Раритет. 1993.
16. Коран. Перевод с арабского и комментарий М.-Н. О. Османова. Изд. 3-е, переработанное и дополненное. М.-СПб.: Издательство «Диля». 2013.
17. Новый завет Господа нашего Иисуса Христа. Деяния святых апостолов. Глава 2. Свято-Введенская Оптина пустынь, 2005. С. 541-548.
18. iMj j (j^ijj jl^^jli URL: https://ganjoor.net/jami/7ourang/7-5-yusof-zoleykha/sh54 (Дата обращения: 08.01.2024)
19. Псалтырь с параллельным переводом на русский язык. СПб.: Сатисъ. 1995.
ol^Ajta ^IJI^JJI :jij4J .la^ ^jjj ^I^JÄIJ /ol^Kj Aijj .^iJJC .20
(1963). ^Y^U*
Bibliographic References
1. Rezvan E. A. [The Qur'an and its World]. Saint Peterburg: Peterburgskoe Vostokovedenie Publishing House. 2001. 605 p. (In Russ.).
2. Frolov D. V. [Notes on the History of Classical Arabic Philology: The Making of "Qur'anic Science"]. Frolov D. V. [Grammar, versification, Qur'anic studies: Articles from different years]. Moscow: Jazyki slavjanskoj kul'tury Publishing House. 2006. P. 185-214. (In Russ.).
3. As-Sujuti, Dzhalal ad-Din. [Perfection in the Quranic sciences. Part 5. The doctrine of the inimitability of the Qur'an]. Red. D. V. Frolov. Moscow: Muravej Publishing House. 2006. P. 185-214. (In Russ.).
4. Fil'shtinskij I. M. [History of Arabic Literature in the Middle Ages. The Verbal art of the Arabs in Antiquity and the Early Middle Ages]. Moscow: Nauka, Glavnaja redakcija vostochnoj literatury Publishing House. 1977. 291 p. (In Russ.).
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024
.j iV a lAj'ljjVI Cll'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
5. Frolov D. V. [Esthetic Motifs in Qur'an]. Frolov D. V. [Grammar, versification, Qur'anic studies: Articles from different years]. Moscow: Jazyki slavjanskoj kul'tury Publishing House. 2006. P. 263-298. (In Russ.).
6. Shidfar B. Ja [Artistic System of the Arabian Classic Literature (7 th-12th cen.)]. Moscow: Mardzhani Publishing House. 2011. 322 p. (In Russ.).
7. Bertel's E. Je [Selected works. Sufism and Sufi literature]. Moscow: Nauka, Glavnaja redakcija vostochnoj literatury Publishing House. 1965. 522 p. (In Russ.).
8. The influence of the Qur'an on Persian poetry. Publ. S. H. Sajadi. Tehran: Amir Kabir. 1371 (1993). 1063 p. (In Pers.).
9. Taufik Kamel' Ibragim, Sagadeev A. V. Tawhid. Islam. Jenciklopedicheskij slovar'. Moscow: Nauka, Glavnaja redakcija vostochnoj literatury Publishing House. 1991. P. 232. (In Russ.).
10. Firdousi. Shah-name. [Critical text. Ed. M.-N. O. Osmanov.]. T. VI. Moscow: Nauka, Glavnaja redakcija vostochnoj literatury Publishing House. 1968. 415 p. (In Pers.).
11. Rejsner M. L. ["Affirmation of Monotheism (tawhid) in Persian Classic Poetry: from Religious Concept to Poetic Theme"]. VestnikMoskovskogo universiteta. Serija 13. Vostokovedenie. 2010;(4):3-16. (In Russ.).
12. Piotrovskij M. B. [Quranic stories]. Moscow: Nauka, Glavnaja redakcija vostochnoj literatury Publishing House. 1991. 218 p. (In Russ.).
13. Abu Ishak Nishapuri. The Stories of Prophets. Ed. H. Yaqmai. Tehran: Publishing Group "Elmi va Farhangi", 1392 (2004). 490 p. (In Pers.).
14. Nizami Gjandzhevi. Iskander-name. [Transl. from Farsi and comment. E. Je. Bertel's and A. K. Arends]. Baku: Jelm Publishing House. 1983. 590 p. (In Russ.).
15. Agada. [Legends, parables and aphorisms of Talmud and Midrash. Transl. S. G. Frag]. Moscow: Raritet. 1993. 319 p. (In Russ.).
16. [The Qur'an. Transl. from Arab and comment. M.-N. O. Osmanov]. Moscow-Saint Peterburg: "Dilja" Publishing House. 2013. 576 p. (In Russ.).
17. [The New Testament. The Acts of the Holy Apostles]. Ch 2. Svjato-Vvedenskaja Optina pustyn'. 2005. P. 541-548. (In Russ.).
18. Jami Abd al-Rahman. Yusuf and Zoleykha. URL: https://ganjoor.net/jami/7ourang/7-5-yusof-zoleykha/sh54 [Accessed: 08 January 2024]. (In Pers.).
19. [The Psalter with parallel transl. into Russian]. Saint Peterburg: Satis Publishing House. 1995. 702 p. (In Russ.).
20. Ayyuqi. Varqa and Gulshah. Ed. Zabihollah Safa. Tehran: Tehran University Publishing House, 1343 (1963). 135 p. (In Pers.).
Арабистика Евразии, т. 7 № 3, Сентябрь 2024 ty .j iV a lAj'ljjVI ùl'lj^ll
Eurasian Arabic Studies, v. 7 No. 3, September 2024
Информация об авторе
Рейснер Марина Львовна - доктор филологических наук, профессор Института стран Азии и Африки Московского государственного
университета им. М. В. Ломоносова, Москва, Российская Федерация; http://orcid.org/0000-0002-0592-6334, e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 01.07.2024; одобрена после рецензирования 29.07.2024; принята к публикации 02.09.2024.
The article was submitted 01.07.2024; approved after reviewing 29.07.2024; accepted for publication 02.09.2024.
Раскрытие информации о конфликте интересов: Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Conflicts of Interest Disclosure: The author declares Conflicts of Interest Disclosure.
Information about the author
Marina L. Reisner - Doctor of Philology, professor of Institute of Asian and African Countries at Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation;
http://orcid.org/0000-0002-0592-6334, e-mail: [email protected]
