CC BY
10
Сколько можно пахать?
В свое время Лев Гумилев изящно отделил Россию от Европы «нулевой изотермой января». К западу от этой виртуальной границы средняя температура воздуха в самом холодном месяце чаще всего выше нуля. По другую, «нашу» сторону — ниже. Некоторые любители буквальных трактовок полагают, что эту цивилизационную теорию легко можно применить и к сельскому хозяйству. Особенно учитывая существенно отступившую на восток границу. Дескать, погодные условия в стране таковы, что о высоких урожаях лучше и не мечтать. Впрочем, прошедшее лето показало: отечественным агропроизводителям следует теперь готовиться не столько к холодам, сколько к аномальному повышению температур. А скорее даже — вспоминать опыт предков. Ведь если вооружиться «Тысячелетней летописью необычных явлений природы», окажется: аналогичные события происходили и в XIV, и в XV веке, и позднее.
В начале XX столетия Россия исправно кормила половину мира. А теперь вынуждена ввозить все больше продовольствия из-за рубежа.
Мы много рассуждаем об инновациях и модернизации, но пока не достигли значимых прорывов ни в микроэлектронике, ни на рынке биотехнологий.
Между тем даже по старинке, дедовскими методами, удается растить хлеб и гречку, доить коров, производить мясо. А что если применить модернизационный подход к сельскому хозяйству? Внедрять инновации и поддерживать предпринимателей-аграриев так, как сейчас собираются поддерживать инноваторов в Сколкове? Глядишь, лет через десять опять завалим весь мир едой. Тем более что глобальный продовольственный кризис пострашнее энергетического. А там подоспеют и технологические инновации.
«Бизнес-журнал» встретился с тремя представителями аграрного бизнеса, каждый из которых мечтает строить свое дело, с одной стороны, красиво, «правильно», а с другой — исходя из соображений экономической эффективности. Жаль, получается пока далеко не все и не всегда.
О том, как сделать агробизнес в России доходным и привлекательным, откровенно рассказывают Андрей Даниленко, Михаил Орлов и Александр Кабунин. У каждого из них свой взгляд на имеющиеся проблемы и пути их решения. Но все согласны: предпринимателям, решившим связать свою судьбу с агропромом, приходится очень много пахать. И в прямом, и в переносном смысле. ■
Андрей Даниленко
призывает российских фермеров не увлекаться масштабами и следить за экономической эффективностью
Он не просто практик, но и прагматик. Похоже, именно поэтому консалтинг от Андрея Даниленко столь высоко ценится сегодня на молочном рынке России. Предприниматель знает, что и как нужно делать. И может предупредить о том, чего делать как раз не следует.
Наталья Ульянова
С тех пор как власти озаботились последствиями неожиданно жаркого и засушливого лета 2010 года, сильно подкосившего бизнес многих отечественных аграрных предприятий, Андрей Даниленко все чаще появляется на экранах телевизоров. Как председатель правления Национального союза производителей молока он регулярно участвует и в шумных ток-шоу, и в официальных совещаниях, посвященных проблемам агропрома, розницы и производства продуктов питания. Впрочем, вне зависимости от формата его суждения всегда оказываются взвешенными и профессиональными. Даниленко всегда знает, о чем говорит, — примета, по которой практика безошибочно можно отличить от теоретика.
С Даниленко «Бизнес-журнал» знаком давно. Еще в 2005 году мы подробно рассказывали о том, как предприниматель запускал образцовое молочное хозяйство в Дмитровском районе. Образцовое — вовсе не для того, чтобы пустить кому бы то ни было пыль в глаза. Просто он из той породы деловых людей, которым нравится делать бизнес красиво. Так, чтобы не стыдно было ни перед своими, ни перед иностранцами.
Общественная деятельность Андрея на виду. А чем занят сегодня предприниматель Даниленко? Вот это мы и постарались выяснить.
г
БИЗНЕС-ЖУРНАЛ ОКТЯБРЬ #10 2010
17
Главный по молоку
Оказалось, совсем недавно Андрей Даниленко запустил в Пензенской области очередную ферму на 3 600 голов по заказу «Русской молочной компании», принадлежащей Науму Бабаеву. Это уже третий заказной проект, выполненный предпринимателем «с нуля». Кроме того, Даниленко продолжает сопровождать проект по производству молока в Ставропольском крае.
Бизнесмен сменил амплуа и из отечественного производителя превратился в высокооплачиваемого консультанта, специалиста по организации и вводу в строй крупных агропромышленных объектов? Вовсе нет. Каким-то чудом он умудряется успевать повсюду. И, разумеется, продолжает развивать свое первое хозяйство в Дмитровском районе (ферма на 600 голов), именуемое им «полигоном для обкатки новых идей и технологий», которые потом можно предлагать рынку.
А вот из другого животноводческого проекта — в Белгородской области — Даниленко в прошлом году вышел. Это решение он объясняет «потерей азарта к устоявшимся бизнесам».
— Мне нравится строительство с нуля, — объясняет он. — А когда проект готов и работает, я вижу в этом для себя некоторое «логическое завершение». С другой стороны, мой интерес к новым проектам связан с тем, что наращивать собственный бизнес у меня пока нет необходимости. Это же не «нефтянка»! В сельском хозяйстве не может быть высокой рентабельности. К тому же я считаю, что чрезмерно бурный рост — процесс, не очень полезный для компании.
Предприниматель утверждает, что в нынешних российских условиях масштаб животноводческой фермы
Сначала все рассчитывалось на пальцах и делалось на коленках. Дикий капитализм! А потом с грехом пополам, постепенно все стало получаться
имеет вполне определенный «потолок». Пензенский проект — пока самый крупный из тех, что запускал Даниленко. При этом фактические масштабы производства с самого начала увязывались с имеющимися в регионе ресурсами. «Такого рода ограничения вызваны не столько соображениями экономической целесообразности, сколько небеспредельностью доступных управленческих ресурсов, — объясняет он. — У нас ведь страна кадрового дефицита. А молоко — не настолько маржинальный продукт, чтобы допускать чрезмерные затраты на высококвалифицированный персонал. Проще говоря, крупное производство оказывается не слишком эффективным с точки зрения управления».
Другой немаловажный фактор, учитываемый Даниленко в любом запускаемом проекте, как соб-
ственном, так и заказном, — многочисленные риски, с которыми сталкивается любой сельхозпроизводитель. И риски эти также определяют оптимальные размеры животноводческого бизнеса. С этой проблемой он столкнулся в процессе управления фермой в Белгородской области, рассчитанной «всего» на 2 500 коров.
— Мне стало очевидно, что при таких масштабах подобным бизнесом уже просто невозможно руководить, не имея внятной защиты, — поясняет Даниленко. — В ту пору в свиноводстве уже сформировалось свое лобби. А рынок молока был совершенно не защищен. Изучая сложившуюся ситуацию, я пришел к выводу: в интересах страны должен сложиться «триумвират»: бизнес, государство и саморегулирующиеся организации.
Так бизнесмену пришлось выкраивать время еще и на общественную работу.
о пользе информации
Объединение «СОЮЗМОЛОКО» Даниленко считает своего рода бизнес-проектом, а одновременно инструментом, с помощью которого у производителей молока появляется возможность оказывать влияние на рынок. В чем выгода от этой «нагрузки» для самого Даниленко? На этот вопрос он отвечает четко и без тени смущения:
— Я получаю «доступ к первоисточнику», связанному с ситуацией на рынке, и могу прогнозировать, что будет. Исходя из этого, я выстраиваю и свой бизнес. Кроме того, я могу влиять на принятие некоторых решений, которые мне же будут полезны. Наконец, доступ к информации, а также новые связи и контакты расширяют сферу приложения моих консалтинговых услуг.
Что же, это вполне в стиле Даниленко. В своей деловой карьере он всегда делал ставку на информацию. Да и в аграрный бизнес пришел благодаря умению анализировать. Помогало и превосходное знание иностранного языка. Ведь родился Андрей в Сан-Франциско, в семье эмигрантов. И хотя уже в возрасте семи лет он оказался в России, английским к тому моменту владел идеально. А спустя годы, во время учебы на истфаке МГУ, даже подрабатывал переводчиком. В том числе — обслуживал делегацию американцев, открывших курсы для начинающих российских фермеров. «Там я услышал очень много интересного, — вспоминает Андрей. — Это было начало девяностых, когда появились программы по стимулированию фермерства, льготным кредитам и государственной поддержке. Я попал в эту информационную струю и однажды решил попробовать сам. Да и чувство страха, к счастью, отсутствовало».
Свой первый бизнес Даниленко запустил, взяв кредит в 10 тысяч долларов и получив в аренду землю. Арендовал технику, нанял людей из соседнего хозяйства и засеял поле картошкой. Даже большие проекты начинаются с малого.
— Сначала, — вспоминает предприниматель, — все рассчитывалось на пальцах и делалось на коленках. Дикий капитализм! А потом с грехом пополам, постепенно все стало получаться.
Пришло время, когда Даниленко стало тесно на арендованных землях. Поблизости свободных участ-
ков не было. Однако о планах предпринимателя уже пошла молва, так что вскоре ему предложили взять в управление обанкротившееся хозяйство. Но с условием. К хозяйству прилагались коровы, которых нельзя было резать ни при каких обстоятельствах: с точки зрения представителей «административного ресурса», это животное всегда было «священным». Что же, Даниленко и сам подумывал о расширении бизнеса. И, недолго думая, «согласился на эти условия и влез в эту авантюру».
— Если честно, поначалу ничего особенно привлекательного в этом я не видел, — признается предприниматель. — Впрочем, устойчивое сокращение поголовья в России и уменьшение объемов производства молока говорили о том, что когда-нибудь это приведет к невосполнимому дефициту
Продолжая выращивать овощи, Андрей начал всерьез изучать современные технологии животноводства. Оказалось, что бизнес этот — во многом «дело техники». Так начался непростой, да и недешевый процесс внедрения современных технологий. Именно Даниленко первым в России внедрил холодное беспривязное содержание стада и установил в коровнике индустриальный доильный зал с компьютерной системой индивидуального учета надоев. По тем временам это казалось не то чрезмерной роскошью, не то чудачеством. Впрочем, скептикам вскоре пришлось крепко призадуматься. Технологические изменения привели к резкому увеличению надоев, а в результате — к улучшению качества и устойчивой доходности хозяйства.
Люди и машины
Сам Даниленко признается, что ничего принципиально нового в своем первом молочном хозяйстве не изобретал. Скорее — дотошно, по инструкции использовал зарекомендовавшие себя западные технологии.
Но для России в ту пору это было ново. И слава о передовом животноводе быстро разнеслась по стране.
Посмотреть на удивительную «американскую» ферму приезжали чиновники, специалисты, коллеги-фермеры и инвесторы. А вскоре Даниленко получил заказ на проектирование и запуск подобного комплекса в Ставрополье.
Именно Даниленко первым в России внедрил холодное беспривязное содержание стада и установил в коровнике индустриальный доильный зал с компьютерной системой управления
— Этот проект уже был «фундаментальнее» — с более современной системой навозоудаления и хранения кормов. Там был построен собственный элеватор, — рассказывает Даниленко.
Следующий — белгородский — проект оказался не столько прорывным, сколько куда более масштабным. Сегодня, анализируя полученный опыт, Даниленко утверждает: чем крупнее проект, тем более заметны последствия любых возможных ошибок. «Чисто теоретически, — рассуждает он, — можно было экономить ресурсы. Например, вести не столь капитальное строительство. Думаю, всегда полезно придерживаться более консервативной стратегии, помнить о цикличности в экономике и не рассчитывать, что дальше будет так же хорошо, как и сейчас».
Посмотреть на
удивительные
«американские»
фермы,
построенные
Андреем
Даниленко,
приезжали
руководители
страны,
специалисты,
коллеги-фермеры
и инвесторы.
Другая опасность масштабных проектов в агро-проме, предупреждает предприниматель, связана с человеческим фактором. Несмотря на глубокую автоматизацию производства и участие в проектах подготовленной команды, сформированной Даниленко, крупные предприятия неизбежно приходится обслуживать значительно большему количеству людей. Нарастают дополнительные этажи управленческой иерархии, увеличивается дистанция между квалифицированными управленцами и исполнителями.
«С менеджерами среднего звена возникало немало проблем, — продолжает Даниленко. — Например, выяснилось: иностранцы, которых я привлекаю к своим проектам, хороши, когда они могут сами лично все отслеживать и показывать. А вот расчет на то, что они смогут сделать то же самое из кабинетов, в которых оказались, находясь в крупной компании, — не оправдался».
Сегодня Андрей Даниленко пытается выстроить модель прагматичного сельскохозяйственного бизнеса, учитывающего российские реалии.
Обещает: как только удастся обнаружить оптимальное решение — он обязательно поделится результатами с коллегами по молочному цеху
После всех этих экспериментов у Андрея Даниленко сформировалось убеждение: в сельскохозяйственном бизнесе главное — не размер и не оборот. И уж тем более не красивые игрушки в виде продвинутой офисной компьютерной техники, спутниковой навигации или конференц-залов в офисе. Главное — экономическая эффективность. «Сегодня я пытаюсь выстроить модель прагматичного бизнеса, — говорит Андрей. — Как только найду оптимальное решение — обязательно поделюсь с другими людьми. Мне это интересно сейчас больше всего».
Прагматик
Как добиться экономической эффективности на практике? Некоторыми советами Даниленко готов поделиться с ходу. Для того чтобы построить успешную молочную ферму в России, требуется тщательно проанализировать рацион в регионе, рассчитать оптимальный и минимально допустимый уровень надоев, а также добиться баланса между автоматизацией и использованием человеческих ресурсов. В последнем случае, правда, ситуация складывается не в пользу человека. Модные и дорогие компьютеры в офисе, с точки зрения Даниленко, — лишний расход денег.
Компьютеры должны быть просто нормальными и надежными. Другое дело — автоматизация производственного процесса. Машина не ошибается, не ленится и не вредит: просто выполняет свою функцию с заданным уровнем качества — вчера, сегодня и завтра. Правда, иногда техника ломается. Но ее можно починить или заменить — и снова добиться устойчивой реализации необходимых процессов. С людьми в этом смысле все куда менее просто. Их ведь нужно учить и контролировать. А «чинить» и уж тем более заменять на новых сотрудников — еще сложнее.
А еще Даниленко призывает всех российских фермеров к разумной экономии. Так, еще на стадии строительства он рекомендует поначалу использовать модульную, а не капитальную концепцию. Ведь только после запуска первой очереди производства можно понять, какой должна быть «вторая». Да и нужна ли она в принципе. А раз так, стоит ли городить гигантские сооружения с самого начала?
Правда, и к современным технологиям, всегда украшавшим фермы, к которым приложил руку Даниленко, предприниматель ныне относится куда более прагматично. Все зависит от местных условий: «Вот, например, в дмитровском хозяйстве у нас была смонтирована довольно примитивная система навозоудаления, а в белгородском — самая современная. Но теперь я пришел к выводу: та, что в Дмитровском районе, — лучше. Она, конечно же, не разделяет навоз на фракции, как это делают современные системы. Но использование такой дорогой технологии логично, когда производство находится в пяти километрах от Москвы. А в нашем «таежном углу» это непринципиально. Конечно, это не так «красиво». Зато достаточно экологично и намного более выгодно».
Даниленко — не просто практик, но и прагматик. Похоже, именно поэтому консалтинговые и управленческие услуги столь высоко ценятся сегодня на молочном рынке России. Хорошо, когда консультант может посоветовать, что и как нужно делать. Но еще важнее — опыт прошедшего огонь, воду и медные трубы человека, который может предупредить о том, чего делать как раз не следует.
Как обстоят дела у «сапожника» с собственными сапогами? По оценкам Даниленко, его хозяйству в Дмитровском районе в последние пять лет удается сохранять чистую прибыль в среднем на уровне 10% в год. «Ну а оценивать капитализацию этого бизнеса следует еще и с учетом «нарастания имущества» — новых объектов, увеличения поголовья скота», — считает предприниматель.
Что же, остается только выяснить, считает ли Даниленко рынок производства молока в России достаточно перспективным для инвесторов.
— О перспективах молочного рынка свидетельствует его доля — самая крупная на продовольственном рынке, — отвечает он. — Следует также учитывать стремление государства к снижению зависимости от импорта, да и не в последнюю очередь — заинтересованность регионов в инвестициях, направляемых в сельское хозяйство. Очевидно, что губернаторы будут создавать особые условия для такого бизнеса. ■
Михаил Орлов
мечтает стать эффективным землепользователем в России, но получается это у него пока только в Африке
Поле и все, что с ним связано, самое простое, что есть в агробизнесе, уверен Михаил Орлов. А главная беда в том, что эффективные рыночные механизмы в российском сельском хозяйстве еще не сложились.
Наталья Ульянова
Три года назад на стокгольмской фондовой бирже OMX First North1 состоялось IPO компании с интригующим названием Black Earth Farming.
Выдающихся финансовых показателей BEF не демонстрировала. Однако размещение прошло успешно: за 28,1% акций удалось выручить более 261 млн долларов. Крупнейшие акционеры BEF, Vostok Nafta Investment и AB Kinnevik, сумели «подать товар лицом». Ведь усилиями дочерней структуры — российской компании «Агро-Инвест» — BEF удалось консолидировать 330 тысяч гектаров плодородных земель в Черноземье (отсюда, собственно, и «black earth»).
Инвесторов, специализирующихся на сельскохозяйственных активах, привлекли коммерческие перспективы создания современного агрохолдинга в самой плодородной части России. К тому же в роли инициатора проекта, сумевшего привлечь к сотрудничеству авторитетные инвестфонды, выступил пред-
1OMX Nordic Exchange — одна из крупных мировых фондовых площадок. Ее оператором является шведский концерн OMX (OMX AB), основанный в 2003 году. На Nordic Exchange котируется около 80% ценных бумаг Скандинавии и Прибалтики. В состав концерна входят несколько бирж: Вильнюсская, Исландская, Копенгагенская, Рижская, Стокгольмская, Таллинская, а также фондовые биржи Осло и Хельсинки. — Прим. ред.
приниматель со звучной русской фамилией Михаил Орлов. А кто, кроме русских, способен разобраться в том, как следует вести дела в этой загадочной стране?
Для Орлова сельскохозяйственный бизнес в России — нечто большее, чем коммерция. Здесь явно угадываются и патриотические нотки, и стремление восстановить историческую справедливость. Правда, сегодня отпрыск известного рода предпочитает инвестировать в более «комфортные» африканские угодья. Но — обо всем по порядку
Время вернуться домой
Мечта о великой, свободной и прекрасной стране, которой Россия должна стать, придя в себя после череды исторических катастроф, обязательно должна осуществиться. Об этом Михаил Орлов знал с самого детства. В этой семье, после революции на долгие десятилетия оказавшейся в эмиграции, всегда верили: когда-нибудь все исправится. «Нас так воспитывали, — говорит Орлов. — И все мы знали: Россия — это наша страна, в которую обязательно нужно вернуться». Так и случилось. В Москву Орлов прилетел в 1990 году. Ровно за неделю до того, как Шеварднадзе подал в отставку
Это было время пустых прилавков и раздробленных ценностей. Россия, которую увидел Михаил Орлов, не имела ничего общего с притягательным образом, трепетно сохранявшимся в семье. Казалось, обнаружившийся контраст с уютной, комфортной и благополучной Европой способен был разрушить любые надежды. Но Орлов остался. Очень уж хотелось поучаствовать в «изобретении новой страны». Но увы, не все в жизни происходит так, как хочется.
«Среда, в которой я рос, оказалась куда более «русской», чем то, что я нашел здесь, — разводит руками предприниматель. — В России все говорят, что
Россия, которую он увидел, не имела ничего общего с образом, трепетно сохранявшимся в семье. Но он остался, чтобы поучаствовать в «изобретении новой страны»
самое главное — природа. Но нигде в мире я не видел, чтобы эту самую природу столь активно загрязняли и калечили. В России много говорят о культуре. Но ведь культура — не внешняя декларация. Ее не нужно демонстрировать, нужно просто в ней жить».
Дежавю
Идеальную сельскую Россию Орлов обнаружил однажды... в Аргентине. «Как-то вечером я ощутил чувство, похожее на дежавю, — вспоминает Орлов. — Солнце медленно и спокойно садилось, мягко освещая огромное ухоженное поле. Даже аллея, находившаяся рядом, выглядела совершенно осмысленной частью этого пейзажа, а не спонтанно возникшей дорожкой. Было видно, что
аллею эту кто-то проложил с большой душой и очень к месту. Вот тогда, в Аргентине, я и увидел ту Россию, о которой так много слышал и читал — истинную русскую сельскую жизнь, сельскую культуру».
Почему бы не мечтать, например, о России промышленной и индустриальной? Возможно, причиной всему генетическая память. В восприятии Орлова Россия — страна прежде всего аграрная. Да и как забыть семейные предания о брате прабабушки, который работал вместе с Петром Столыпиным, помогая ему в организации земельных банков! И куда девать сформировавшиеся еще в юные годы представления об усадебном образе жизни XIX века? «Чайковский, Толстой — все любили жить в сельской местности, черпали вдохновение в окружающей природе, — говорит Орлов. — А сейчас каждый раз, оказываясь в провинции, я испытываю настоящий культурный шок. А больше всего мне жаль сельское население».
Впрочем, все эти эмоциональные реакции ничуть не мешали вполне рациональному подходу к российским просторам. Тем более что действовать заставляла и национальная гордость. Ведь еще в начале двадцатого столетия Россия была крупнейшим игроком на Чикагской бирже, не говоря уже о мировом рынке зерна. А в начале 90-х того же века, когда Михаил Орлов приехал в Россию, страна импортировала буквально все: пшеницу, сахар, мясо, молоко...
Тогда бизнесмену, только-только прибывшему из Швейцарии, было трудно понять, почему нарождавшийся класс предпринимателей занят преимущественно торговлей импортными товарами — при колоссальном спросе на продукты питания местного производства. Хотелось немедленно засучить рукава и заняться делом. Однако воплощение мечты пришлось отложить на полтора десятилетия. Прежде нужно было разобраться в том, что представляет собой эта новая Россия — новая не только для Орлова, но и для самой себя. Так что начать пришлось с инвестиций, постепенно присматриваясь к происходящему.
Сначала в роли представителя Швейцарского кредитного банка, а затем на посту главы британского инвестиционного фонда «Инвеско» Орлов принимал участие в реструктуризации российских предприятий: вводил современные технологии отчетности и контроля качества, налаживал управленческие структуры на «Красном Октябре», Северском трубном заводе, на ГАЗе и других производствах. Постепенно складывалось и понимание того, как работают в постоянно меняющихся условиях привлеченные средства инвесторов.
Орлов много колесил по стране, не жалея времени на изучение региональных обычаев. Так удалось понять, «кто есть кто» — и как строится экономика в отдельно взятых областях. И, разумеется, полученные знания и приобретенные связи вскоре очень пригодились предпринимателю.
Black Earth
В 2003 году вступили в силу поправки к «Закону о земле», позволившие уже всерьез задуматься о начале собственного аграрного бизнеса в России. Два года ушло на проработку бизнес-планов и оценку рисков.
В 2005 году Орлов стал обладателем своего первого сельскохозяйственного актива — приобрел небольшое хозяйство в Калужской области, специализировавшееся на семеноводстве и выращивании рапса. А затем последовала целая череда сделок.
Земля в ту пору не слишком привлекала инвесторов, а цены были по нынешним меркам мизерными. Заручившись финансовой поддержкой крупных инвестиционных фондов, Орлов сумел приобрести немало перспективных участков в черноземных районах страны — Тамбовской, Липецкой, Воронежской и Курской областях.
К моменту выхода на биржу Black Earth Farming через свою дочернюю структуру «Агро-Инвест» уже контролировала 330 тысяч гектаров, которые постепенно «пускались в производство». Объем инвестиций был соответствующим. По оценкам Михаила Орлова, всего за три года в проект было вложено более 650 млн долларов.
Каким образом удалось привлечь международный капитал под планы освоения Черноземья? Орлов утверждает, что активно использовал личные связи и знакомства: «Я всем рассказывал о необходимости вкладывать в производство «еды», причем не только для обеспечения внутреннего спроса. Ведь потенциально Россия — один из основных поставщиков продуктов питания для всего мира».
Чтобы освоить бескрайние угодья, требовались опытные специалисты. Россиян, готовых развивать агробизнес по современным стандартам, не хватало, так что приходилось «импортировать» профессионалов из-за рубежа. Кстати, даже иностранцев Орлов умудрялся быстро заражать своим энтузиазмом. Европейские агрономы охотно приезжали в российскую глубинку, чтобы лично испробовать легендарный «chernozyom». «Они ведь только слышали об этой почве, а приехав — трогали ее, нюхали, даже целовали...» — улыбается предприниматель.
Земля — была. Но для того, чтобы заработал годами складывавшийся план создания передового аграрного производства, нужно было выстроить еще и инфраструктуру. Оборудование, транспорт, площадки для хранения урожая. Ничего этого не было. А то, что было, совершенно не соответствовало идеальной модели. Расходы нарастали.
В теории можно было использовать услуги аутсор-серов. Но их почему-то не обнаруживалось ни в округе, ни за горизонтом. Реальный российский пейзаж упорно не хотел напоминать ни аргентинскую пастораль, ни налаженное европейское фермерское хозяйство.
— В этом огромная проблема России, — объясняет Михаил Орлов. — В стране очень много земли, но почти полностью отсутствует инфраструктура. Как следствие, запуск земли «в производство» оказывается делом куда более дорогим, чем за рубежом. Скажем, в Аргентине неподалеку от любого поля всегда обнаруживается элеватор, хозяину которого вполне можно доверять. В России же такое выгодное для всех соседство и деловое партнерство — редкость. Между тем держать зерно у случайного третьего лица довольно опасно. Нужно, чтобы возникли личные отношения, доверие. А на это требуется время.
Другая проблема, с которой Михаилу Орлову приходилось иметь дело чуть ли не ежедневно, — пресловутый человеческий фактор. К тому же фактор этот в сельском хозяйстве играет определяющую роль: слишком уж высоки риски в этом бизнесе. В техническом отношении российские специалисты и агрономы, по оценкам Орлова, способны были дать немалую фору своим зарубежным коллегам. В конце
Европейские агрономы охотно приезжали, чтобы лично испробовать легендарный «chernozyom». Трогали его, нюхали, даже целовали
концов, чернозем для них не диковинка, а та самая земля, на которой они родились и выросли. А вот с тем, что Орлов именует практичностью и пониманием бизнес-процессов, — не складывалось. «В России до сих пор основным показателем «эффективности» считается урожайность, а не маржа, — говорит предприниматель. — Хотя очевидно, что зависимость между этими элементами вовсе не прямая». Для того чтобы побороть предрассудки и заронить в умы менеджеров зерна правильного экономического мышления, Орлову пришлось даже организовать собственную школу для переподготовки персонала.
— Поле и все, что с ним связано, — самая простая и очевидная часть в сельском хозяйстве, — уверен Михаил Орлов. — Самое сложное начинается за его пределами. И вот тут в России все упирается в отсутствие эффективных рыночных механизмов. В таких условиях очень трудно планировать производство, выстраивать логистику и сбыт.
В качестве примера бизнесмен приводит доставку азота — одного из важнейших «витаминов роста» зерновых в условиях Черноземья. Казалось бы, какие трудности? Да у ворот крупных агрохолдингов должны стоять очереди из поставщиков! Однако азот
Идеальную сельскую Россию Орлов обнаружил однажды... в Аргентине. Солнце мягко освещало огромное ухоженное поле.А аллея, проходившая рядом, выглядела совершенно осмысленной частью пейзажа...
взрывоопасен. И, несмотря на явный спрос со стороны сельхозпроизводителей, приобрести необходимый ингредиент бывает трудно.
Похожая история и с отгрузкой зерна. «Во время снятия урожая грузовики должны стоять на краю поля! — кипятится Орлов. — Если этого не происходит, производитель немедленно начинает нести потери. Те, кто не занимается этим бизнесом, даже не догадываются, что главная статья расходов на оборудование, до 40% от общих затрат, приходится на комбайны. Весь ужас в том, что работают они всего один месяц в году И когда я видел комбайн, который стоял и ждал запоздавший грузовик, я понимал, что на моих глазах творится грех. Каждый час простоя существенно увеличивал стоимость амортизации комбайна. Как следствие, и себестоимость зерна росла прямо на глазах».
Черный континент
Как бы то ни было, менее чем за три года Михаилу Орлову и команде инвесторов удалось подготовить Black Earth Farming к IPO. Размещение акций увеличило капитализацию компании до полутора миллиардов долларов. А в 2008-м Михаил вышел из проекта. На вопрос о причинах такого решения он отвечает коротко: «Мои стратегические планы и планы владельцев контрольного пакета акций начали расходиться». Зато exit Орлов осуществил по всем правилам — до начала глобального экономического кризиса и последовавшей затем засухи в России.
Как выглядит нынче конъюнктура на рынке агро-прома? Орлов утверждает, что ситуация развернулась буквально на 180 градусов. Прежде инвесторов привлекали «гектары» — площади, пригодные для ведения производства. Чем больше — тем лучше. Но теперь
Стоило ли менять российский чернозем на Черный континент? Орлов честно признает: и климат, и практика регулирования рынка — все говорит не в пользу России
настали куда более консервативные времена. В цене нынче доходность и эффективность. А на эти параметры определяющее влияние оказывают не столько непредсказуемые природные условия, сколько невысокая маржа, которой довольствуются российские фермеры, а также многочисленные ошибки, совершаемые как участниками агробизнеса, так и их контрагентами. «Пять лет назад было намного проще привлечь инвестиции. А сейчас деньги ищут комфорта», — подводит черту Орлов.
Теперь, несмотря на всю свою искреннюю и вовсе не показную любовь к российской земле, свои коммерческие интересы Михаил Орлов пытается реализовать в Африке. Стоило ли менять российский чернозем на Черный континент? Орлов честно признает: и климат, и практика регулирования рынка, и подходы к реше-
нию массы других вопросов, связанных с землепользованием, — все говорит не в пользу России. В итоге африканский бизнес получается и более устойчивым, и более прибыльным.
Сегодня основанная Михаилом Орловым группа «Амбика» — полноценный агрохолдинг, выращивающий и поставляющий пшеницу, кукурузу, табак, сою, а также продукцию животноводства.
— Вот один только пример: трактор в Замбии вдвое с лишним дешевле, чем машина той же марки в России, — все еще удивляется мягкости африканских деловых нравов предприниматель.
Из российских активов Орлов оставил за собой только хозяйство в Калужской области, ставшее объектом его первых вложений. Правда, прибыли этот проект пока не приносит. «Это вопрос перспективы», — деликатно поясняет предприниматель. В сотрудничестве с несколькими НИИ он занимается производством семенного генофонда пшеницы, а также выращивает рапс — культуру, весьма полезную для организации севооборота, да и вполне перспективную с точки зрения экспорта в Старый Свет.
«Вся Европа сейчас только и думает о биодизелях, — напоминает Орлов. — А откуда брать сырье для производства экологически чистого топлива? Мне кажется, напрашивается мысль, что основным поставщиком такого сырья может стать именно Россия».
В оставшееся время Орлов занимается консалтингом. Помогает советами как региональным властям, так и многочисленным аграрным предприятиям. В том числе тем, акционеры которых всерьез оценивают перспективы IPO.
Как инвестор Орлов действует в точном соответствии с патентованными международными практиками. Он вовремя запустил проект Black Earth Farming и привлек инвесторов, готовых вложиться в приобретение тысяч гектаров чернозема. И вышел из этого бизнеса в оптимальной точке. Возможно, шестым чувством ощутив приближение глобальной депрессии. Да и мечта стать эффективным землепользователем — сбывается. Но пока не в России. В Африке.
Что дальше? Сможет ли Орлов встать вровень с братом прабабушки, на которого опирался в своих реформах сам Столыпин? Выйдет ли когда-нибудь на свое ухоженное и плодородное поле, рядом с которым за горизонт будет убегать чудная тенистая аллея? Появится ли рядом с этим полем элеватор, принадлежащий такому же крепкому хозяину, слово которого — закон?
Михаил Орлов долго ищет ответ, а потом напоминает о старой притче: для одного человека стакан наполовину полон, для другого — наполовину пуст. И по всему видно, что сам Орлов — из тех, кто выбирает первый вариант.
— Знаете, все-таки за последние десять лет в нашей стране было много сделано для развития аграрного производства, — говорит он. — Главное — помнить, что Бог дал России землю, которая способна накормить весь мир.
И, говоря о своей стране, Орлов, разумеется, имеет в виду не Швейцарию и не Замбию — Россию. ■
Александр Кабунин
ушел в агробизнес ради искусства. Профессиональные достижения уже есть. Финансовые — пока в перспективе
В этом году вместе с сезонными рабочими сотрудники фермерского хозяйства под руководством Александра Кабунина накопали столько же картошки, сколько и посадили. Такой вот бизнес. Особо не разгуляешься...
Наталья Ульянова
Предпринимателем Александра Кабунина сделали любовь к профессии и привычка всегда доводить начатое до конца. Однажды он понял: только выращивая корнеплоды в значительных объемах и научившись извлекать из этого прибыль, можно надеяться на продолжение многолетних исследований и разработок. И колесо завертелось.
Кабунин — профессиональный агроном. Учился в сельскохозяйственном институте. Окончил аспирантуру, защитил диссертацию. Затем работал на Пензенской опытной станции, со временем превратившейся в НИИ сельского хозяйства.
Теоретически научную карьеру можно было строить вокруг чего-нибудь модного и экстравагантного. Но Кабунин выбрал картошку. Десятилетиями в Пензенской области сажали один и тот же сорт. Хорошо это или плохо? Человеку, далекому от агро-прома, этот факт мало что скажет. Сажают и сажают. Кто его знает — может быть, так и нужно. Тем временем специалисты били тревогу. Сорт этот, выведенный еще в 30-е годы прошлого века, начал стремительно вырождаться. Урожайность падала. К тому же картофель все чаще болел. В такой ситуации скорый на быстрые решения дачник попробовал бы высадить на своих шести сотках новый сорт. Например, завезенный из
другого региона. Но в аграрном производстве такого рода простые решения редко приносят результат. «Где родился, там и пригодился» — это как раз о сельскохозяйственных культурах.
Свой первый сорт, «Утенок», Александр Кабунин зарегистрировал в 1996 году Впрочем, сама по себе дата завершения исследований ни о чем не скажет, если не упомянуть о том, что работы по созданию «Утенка» коллеги и партнеры селекционера начали... в год его рождения. В 1961-м. «Селекция нового сорта требует огромных временных затрат, — объясняет Александр Кабунин. — Чтобы сделать один шаг вперед, требуются годы. Вот почему мы с коллегами из Всероссийского НИИ картофельного хозяйства придумали путь, существенно сокращающий сроки получения новых сортов. Технология предполагает разделение труда и кооперацию. От ВНИИКХ по договору о творческом сотрудничестве мы получаем уже готовый гибридный селекционный материал, оцениваем его биологические и хозяйственно-ценные качества в условиях нашего региона, а затем отбираем тот образец, который и даст начало новому сорту. Получается, таким образом мы как бы «снимаем сливки». Но, разумеется, те коллеги, которые создавали исходный гибридный материал, официально становятся нашими соавторами».
Благодаря методу «кооперативной селекции», который Кабунин внедрил в своем НИИ, появилось уже несколько новых сортов. Красующиеся на стене патенты, разумеется, грели авторам душу. Но зачем тратить силы, если результаты работы никто не использует? Государство финансировало только исследовательскую работу. Выкроить же из скудного бюджета научного учреждения средства для расширения производства семенного материала новых сортов было практически невозможно. Кабунину очень хотелось видеть свои
Год на год не приходится. Эти слова повторяет каждый фермер. К тому же до нынешнего сезона перспективы вырисовывались вполне обнадеживающие
сорта не только на опытной делянке, но и на сотнях и тысячах гектаров — на плантациях! Требовался альтернативный сценарий. И ученый решил пойти в бизнесмены.
Картофельный стартап
В 2006 году заработал широко разрекламированный национальный проект развития АПК. И Кабунин рискнул взять кредит в размере 300 тысяч долларов. «Все мое имущество научного работника стоило меньше, чем эта сумма», — смеется предприниматель. Деньги пошли на закупку техники (правда, далеко не самой новой) и приобретение семенного картофеля у родного НИИСХа. А предприятие зарегистрировал
на свое имя брат жены, в ту пору безработный выпускник мехфака сельхозакадемии. Так появилось «Крестьянско-фермерское хозяйство Владимира Владимировича Утина».
— Если произносить скороговоркой, звучало почти как «хозяйство В. В. Путина», — улыбается Кабунин.
Сам селекционер в ту пору еще пребывал в статусе госслужащего, так что права открывать предприятие не имел.
По договору с НИИСХ партнеры взяли во временное пользование земли. А затем на базе института была организована еще одна небольшая фирма, занимающаяся производством лекарственных растений.
— Получается, — говорит предприниматель, — что и на этом направлении потихонечку пытаемся развивать перспективный сектор агробизнеса, который до сих пор находится в загоне. Несмотря на то что потребности страны в растительно-лекарственном сырье огромны.
Виды на урожай
Погасить взятые кредиты удалось только прошлой осенью. Партнеры-фермеры уже планировали начать расширение производства, поскольку арендованные 30 гектаров картофельных плантаций обеспечивали лишь минимальный уровень рентабельности. Но тут в ход событий вмешались «факторы непреодолимой силы».
Несмотря на приличный урожай — 650 тонн, который удалось получить опытному хозяйству в прошлом году, осенью цены на картофель рухнули почти до уровня 1996 года, что немедленно повлияло на финансовые показатели. Мало того, уже тогда было ясно, что урожай следующего, 2010 года будет низким.
Прошлая осень в Пензенской области была длинной и сухой. Да и зима выдалась неудачной. Снег присыпал уже сильно промерзшую землю. А растаяв по весне, практически не оставил в почве запасов влаги: вода ушла в реки и овраги. А затем пришлось распрощаться с надеждами на дождь. Вплоть до 20 августа с неба не упало ни капли.
«В связи с жарой и засухой наши финансовые дела обстоят не то чтобы не блестяще. Они, скорее, плачевны», — сетует Александр Кабунин. Снабжая выжженную землю влагой, можно было бы спасти урожай. Но картофель Кабунин выращивает «на богаре», то есть без использования оросительных систем. Небольшому хозяйству таких капитальных вложений не осилить. К тому же до ближайшего источника воды — два километра.
Впрочем, по наблюдениям Кабунина, многие крупные хозяйства, имевшие оросительные сети, начали полив картофеля с опозданием. Предшествующие годы были влажными, так что многие надеялись, что длительной засухи все-таки не будет — а значит, удастся сэкономить на оросительных установках, не только требующих постоянной модернизации, но и весьма недешевых в эксплуатации.
— Сама по себе засуха была не так страшна, как экстремальная жара, которая доходила до 42-43 градусов! — вспоминает Кабунин. — А у картофеля имеется интересная биологическая особенность. При
температуре выше 28 градусов у него начинается «усиленное дыхание», то есть окисление органического вещества. Таким образом, чем сильнее жара, тем выше потери урожая: ценные вещества начинают расходоваться даже из молодых клубней. В итоге ботва вроде бы стоит, а картошки — нет!
В этом году вместе с сезонными рабочими фермеры накопали практически столько же картошки, сколько и посадили. Такой вот бизнес. Особо не разгуляешься.
Правда, не только погодные условия лишили в 2010 году страну изрядной части урожая. Повсеместно совершаемой ошибкой, на взгляд Кабунина, стало неверное управление рисками, которые следовало «разносить». Предприниматель уверен: одновременно необходимо сажать не менее трех разных сортов картофеля, рассчитанных на различные погодные условия. Те же, кто уповает на использование лишь одного, пусть и очень хорошего сорта, всегда оказываются в зоне риска.
Как бы то ни было, несмотря на понесенные потери, Александр Кабунин не слишком пессимистичен. Год на год не приходится. Эти слова повторяет каждый, кто имеет отношение к сельскому хозяйству К тому же до нынешнего провального сезона перспективы вырисовывались вполне обнадеживающие.
— Во всем мире картофель — очень прибыльная культура, — уверяет фермер. — Это один из основных продуктов питания. А в России это даже не «второй», а скорее «первый хлеб», поскольку объем производства картофеля у нас превосходит показатели зерновых, крупяных и зернобобовых культур вместе взятых. Да и с одного гектара картофельной плантации мы получаем продуктов питания в два — два с половиной раза больше, чем в случае с зерновыми. К тому же в денежном выражении «урожай» существенно различается.
Но чудес не бывает. Есть у картошки и слабые места. Например, весьма ограниченный по сравнению с зерновыми срок хранения продукции — не больше года. Хотя и в этом обстоятельстве при желании можно обнаружить некоторые плюсы. Коль скоро картофель нельзя долго хранить, эта продукция пользуется стабильным спросом.
— Обидно, — жалуется Кабунин, — что производство этого важнейшего продукта питания пущено в России на самотек. В целом по стране его эффективность находится на уровне каменного века. Мало кто знает, что более 90% картофеля у нас выращивают огородники и садоводы с помощью тяпки и лопаты. Это же фактически натуральное хозяйство! И если первую проблему можно решать с помощью планирования производства и развития переработки картофеля на полуфабрикаты и другие продукты, то вторую — лишь путем развития широкого товарного сектора. Нам нужны организованные хозяйства и предприятия, использующие современные технологии. Весьма неплоха, например, европейская, или, как ее чаще именуют, «голландская» технология возделывания картофеля. Мы с коллегами-учеными приспособили ее к нашим местным условиям и даже существенно улучшили. Она не только экологически безопасна, но еще и эффективна в экономическом отношении,
поскольку серьезно сберегает ресурсы и позволяет решить целый комплекс специфических проблем в картофелеводстве.
Все для тещи
Средний объем производства в хозяйстве Кабунина — 600-650 тонн картофеля. «Урожайность у нас всегда невысокая, — говорит он. — Но для се-
Продавщица принялась выяснять у покупателей, в чем преимущества «Тещи». «Приятно в землю закопать!», — ответил находчивый мужик, купивший два мешка
менного хозяйства это нормально. Ведь одно из важных направлений нашего бизнеса — производство семенного картофеля. А убирать его, в отличие от продовольственного, нужно в несколько «незрелом» состоянии».
До сих пор на реализацию семенного картофеля в этом бизнесе приходится около 30% сбыта. Кабунин признается, что продавать продовольственный картофель и быстрее, и выгоднее. Рынок семенного картофеля в стране пока плохо организован. К тому же многие предприятия стремятся экономить на качественных семенах.
Зато уже сегодня хозяйство Александра Кабунина производит шесть сортов картофеля. И каждый из них запатентован под собственным именем. С самого начала селекционер старался давать своим произведениям «красивые» имена — вроде «Солиста» или «Маэстро». Отчасти — в память о студенческих годах, когда будущий картофелевод много участвовал в самодеятельности. Но выяснилось, что подобные названия уже зарегистрированы. И тогда Кабунин пошел по «семейной линии».
— Крестьянин — человек сентиментальный, — уверен предприниматель. — Нужно чтобы имя «легло на душу». Так в числе названий культивируемых нами сортов появились «Теща», «Батя» и «Матушка».
«Маркетинговый ход» принес неожиданный результат. Когда на местном рынке выставили семенной картофель сорта «Теща», спрос превысил все ожидания. «Продавщица ничего не понимала, — смеется Кабунин. — Обычно новый, еще никому не известный сорт «не впарить» покупателям. А тут — мгновенно раскупили все запасы! Изумленная продавщица стала спрашивать людей, в чем преимущества «Тещи». На что один находчивый мужик, только что заплативший за два мешка, хитро подмигнул и ответил: «Приятно в землю закопать!»
Без чувства юмора в российском сельском хозяйстве бизнес сегодня не сделать. Хотя чаще всего требуется терпение. Ведь совершив ошибку, исправить ее можно будет только через год. Да и то — если получится. ■
