CC BY
43
3. Дополнить статью 12 УИК РФ частью 6.2 следующего содержания:
«6.2. В случае применения к осужденному недобровольного лечения, он
имеет право на обращение в суд с требованием о прекращении такого лечения».
4. Изложить ч. 3 ст. 54 Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах» в следующей редакции:
«3. К больным наркоманией, представляющим опасность для окружающих, в том числе совершившим общественно опасные деяния, по решению медицинской комиссии применяется обязательное лечение. Госпитализация таких больных осуществляется с их согласия или на основании судебного решения».
5. Дополнить ст. 24 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений»1 абзацем следующего содержания:
«К находящимся под стражей подозреваемым и обвиняемым, больным алкоголизмом, наркоманией и токсикоманией, в случае, если по характеру заболевания они представляют опасность для окружающих, по решению медицинской комиссии применяется обязательное амбулаторное или стационарное лечение. В случае отсутствия согласия подозреваемого или обвиняемого на госпитализацию администрация места содержания под стражей направляет в суд представление о его недобровольной госпитализации».
5. Внести в УПК РФ следующие изменения:
— дополнить ч. 1 ст. 29 УПК РФ пунктом 3.1 следующего содержания:
«3.1) принимать решение о недобровольной госпитализации лица,
страдающего алкоголизмом, наркоманией или токсикоманией»;
— дополнить ст. 397 УПК РФ пунктами следующего содержания:
«12.1) о недобровольной госпитализации лица, страдающего алкоголизмом, наркоманией или токсикоманией, в соответствии с ч. 4 ст. 18 Уго-ловно-исполнительного кодекса Российской Федерации;
12.2) о прекращении обязательного лечения от алкоголизма, наркомании или токсикомании»;
— заменить в п. 2 ч. 1 ст. 399 слова «11—15 статьи 397» словами «11, 12, 12.2, 13—15 статьи 397».
Помимо этого, необходимым является рассмотрение комплекса вопросов, связанных с недобровольным лечением от алкоголизма, наркомании и токсикомании лиц, совершивших административные правонарушения и гражданско-правовые деликты. Зачастую эти виды правонарушений предше-
1 Федеральный закон от 15 июля 1995 г. № ЮЗ-ФЗ «О содержании под стражей подозревав мых и обвиняемых в совершении преступлений» // Собрание законодательства РФ. 1995. № 29. Ст. 2759; 1998. № 30. Ст. 3613; 2001. № 11. Ст. 1002; 2003. № 1. Ст. 2; 2003. № 27 (ч. I). Ст. 2700; 2003. № 50. Ст. 4847; 2004. № 27. Ст. 2711; 2004. № 35. Ст. 3607; 2005. № 10. Ст. 763; 2006. № 17 (ч. I). Ст. 1779; 2007. № 7. Ст. 830; 2007. № 7. Ст. 831.
ствуют совершению преступлений. Принудительное лечение совершивших их лиц может стать важной составляющей системы мер по предупреждению преступлений. В законодательстве РФ уже имеется правовая база для такого лечения (ст. 32 Основ законодательства РФ об охране здоровья, ч. 3 ст. 54 Федерального закона «О наркотических средствах и психотропных веществах»), необходимо лишь разработать механизм реализации данных норм.
Необходимо также обратить внимание судов на возможность возложения на условно осужденных и освобожденных условно-досрочно лиц обязанности пройти курс лечения от алкоголизма, наркомании и токсикомании (ч. 5 ст. 73 УК РФ).
Кроме того, признавая необходимость применения в определенных случаях обязательного лечения алкоголизма и наркомании, необходимо отметить, что все же гораздо более эффективным является лечение, которое осуществляется добровольно, когда пациент наравне с врачом старается добиться результата — избавления от алкогольной или наркотической зависимости. В этой связи представляется целесообразным рассмотрение вопроса о возможности включения в УК РФ норм, поощряющих лиц, совершивших преступления, к такому поведению.
Веселов Е.Г,
кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права
и криминологии Кубанского государственного университета
СИСТЕМНЫЕ СВОЙСТВА КОНФИСКАЦИИ ИМУЩЕСТВА В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ
Федеральным законом от 27 июля 2006 г. № 153-Ф3 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О ратификации Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма» и Федерального закона «О противодействии терроризму» в Уголовный кодекс РФ была введена новая глава 151. Тем самым в действующем уголовном законе восстановлен давно апробированный институт конфискации, хотя и в существенно обновленном виде.
Причины возвращения конфискации можно искать, во-первых, в том, что штраф не мог восполнить ее карательного потенциала, да и ограниченные размеры штрафа носили явно несправедливый характер в связи с имеющимся имущественным расслоением. Во-вторых, особую остроту этот вопрос приобрел в связи с положениями ряда международно-правовых актов, в том числе ратифицированных нашей страной. Например, ст. 8 Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма от 9 де-
кабря 1999 г. устанавливает, что «каждое государство-участник принимает в соответствии с принципами своего внутреннего права необходимые меры для того, чтобы определить, обнаружить, заблокировать или арестовать любые средства, используемые или выделенные в целях совершения преступлений, указанных в ст. 2, а также поступления, полученные в результате таких преступлений, для целей возможной конфискации». Требование конфискации имущества установлено в ст. 31 Конвенции ООН против коррупции от 31 октября 2003 г., в ст. 12 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности от 15 ноября 2000 г., в Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности (ЕТБ № 141).
Поэтому российский законодатель встал перед необходимостью ее возврата в УК в той или иной форме. Было принято компромиссное и достаточно оригинальное решение не восстанавливать ее в качестве уголовного наказания, а назвать иной мерой уголовно-правового характера наряду с принудительными мерами медицинского характера.
Имеющееся в ст. 1041 УК определение конфискации содержательно основывается на положениях отмененной ч. 1 ст. 52 УК: это «принудительное безвозмездное обращение по решению суда в собственность государства» конкретного имущества, в отличие от старой формулировки: «...всего или части имущества, являющегося собственностью осужденного». Законодатель выделяет четыре вида имущества и, как следствие, четыре вида конфискации, установленных в п. «а» — «г» ч. 1 ст. 1041 УК.
Анализ указанных видов конфискации позволяет поставить несколько вопросов. В частности, какова правовая природа конфискации; почему был избран перечневый подход при описании преступлений, по которым возможна конфискация; почему именно эти статьи вошли в перечень; как соотносятся между собой все четыре вида конфискации; является ли конфискация правом или обязанностью суда, и т.д.
Что касается правовой природы, то законодатель высказался на этот счет достаточно конкретно, включив гл. 151 УКвраздел VI «Иныемерыуго-ловно-правового характера». Цели конфискации в гл. 151 УК, несомненно, отличаются от аналогичных целей по ст. 52 УК в ред. 1996 г. В настоящее время данный институт в первую очередь носит карательный характер, направлен на лишение виновного экономической выгоды от преступления. Тем самым эта мера достигает и целей превенции, а в определенной степени — также достижение идеалов социальной справедливости. В то же время вряд ли можно говорить о каком-то исправлении осужденного, который утратил имущество. Тем не менее разные виды конфискации явно направлены на различные цели. Скажем, последние два вида никак не связаны с вос-
становлением социальной справедливости. Они имеют исключительно превентивную функцию. В любом случае, хорошо было бы непосредственно в законе указать цели конфискации, как это сделано для другой меры уголовно-правового характера — принудительных мер медицинского характера (ст. 98 УК).
Нежелание законодателя использовать апробированные подходы сказывается и в другом. Как известно, одним из больших достижений законодательной техники действующего УК РФ обычно называют ст. 15, фиксирующую четыре категории преступлений. Подавляющее большинство положений Общей части, ограниченных по пределам своего действия, и сегодня «привязано» именно к этим категориям (ст. 18, ч. 2 ст. 30, ч. 4 ст. 35, ч. 2 и 3 ст. 46, ст. 48, 57-59, п. «а»ч. 1 ст. 61, ст. 69, 74-801, 82, 83, 86, 88, 90, 92, 93, 95 УК). Можно назвать лишь два исключения из этого правила, и оба они относятся к преступлениям несовершеннолетних: в ч. 2 ст. 20 УК определен перечень преступлений, ответственность за которые наступает начиная с 14 лет; в ч. 5 ст. 92 УК установлены ограничения в освобождении от наказания несовершеннолетних, совершивших ряд поименованных преступлений. Логика законодателя в этом случае понятна: помимо степени общественной опасности, следует учитывать их сравнительную распространенность и положения детской психологии, насколько правильно может подросток оценивать характер своих действий и возможные последствия.
В самом деле, попытаемся найти критерии, положенные в основу выделения перечня статей в п. «а» ч. 1 ст. 1041 УК. Для сравнения, в первой редакции УК (ч. 2 ст. 52) ограничения при применении конфискации в санкциях его статей связывались с двумя факторами: 1) с категорией преступлений (тяжкие и особо тяжкие) и 2) их корыстным характером.
Хотя и сегодня большое число преступлений, допускающих конфискацию, относятся к тяжким и особо тяжким, однако есть многочисленные примеры преступлений средней тяжести (ч. 1 ст. 1271, ч. 1 ст. 1272, ч. 3 ст. 146, ч. 2 ст. 146, ч. 1 ст. 188, ч. 1 и 2 ст. 189, ч. 3 и 4 ст. 204, ч. 1 и 2 ст. 2052,
ч. 2 ст. 208, ч. 3 ст. 212, ч. 1 ст. 222, ч. 1 ст. 232, ч. 1 и 2 ст. 234, ч. 1 ст. 240, ч. 1 ст. 241, ч. 1 ст. 2821, ч. 1 ст. 2822, ч. 1 ст. 285, ч. 1 ст. 290 УК) и даже небольшой тяжести (ч. 1 и 2 ст. 146, ч. 1 ст. 147, ч. 3 и 4 ст. 184, ч. 4 ст. 222, ч. 1 ст. 231, ст. 242, ч. 2 ст. 2821, ч. 2 ст. 2822 УК). Таким образом, степень общественной опасности явно выступает не основным, а лишь дополнительным критерием при определении круга преступлений, допускающих конфискацию.
Не лучше обстоят дела со вторым критерием. Так, можно привести многочисленные примеры преступлений, в которых корыстный мотив:
1) не назван в качестве конститутивного признака (ст. 1271, 1272, 146, 147, 188, 206, 208, 321, 322, 324 УК и др.);
2) назван лишь в качестве альтернативного признака (ч. 2 ст. 105, ч. 2 ст. 111,ч. 2 ст. 126, ст. 285 УК);
3) нельзя признать даже типичным для данного преступления (ст. 2052, 212, 222, 277, 2821, 2822УКидр.).
По сути, к числу корыстных относится меньшинство преступлений. Зато почему-то не вошли в перечень хищения и вымогательство (кроме хищения предметов, имеющих особую ценность, и хищения либо вымогательства наркотических средств или психотропных веществ)1, уклонение от уплаты налогов и таможенных платежей. Корыстный мотив вряд ли можно считать даже вспомогательным критерием при конструировании этого перечня.
Равным образом безуспешны попытки найти и какой-то другой критерий. Не может служить им и характер общественной опасности посягательства: слишком разнородные это преступления. Относительная концентрация их наблюдается лишь в рамках общих преступлений против общественной безопасности, однако имеются преступления экономические, государственные, должностные, против конституционных прав и свобод, против жизни и здоровья, против мира и безопасности человечества и др.
Законодатель проигнорировал даже систему общих и специальных норм, в результате чего можно обнаружить ряд парадоксов. Так, убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «б» ч. 2 ст. 105 УК) допускает применение конфискации, а посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК) — нет. Можно предложить следующий алгоритм квалификации при разных видах конкуренции норм, лишь одна из которых допускает конфискацию:
1) при конкуренции общей и специальной нормы — только по специальной норме (ч. 3 ст. 17 УК) независимо от того, что общая норма допускает конфискацию. К примеру, причинение тяжкого вреда здоровью представителю власти (ч. 2 ст. 318 УК) не позволяет применить конфискацию, хотя по общей норме (п. «а» ч. 2 ст. 111 УК) это возможно;
2) при конкуренции части и целого квалификация производится по обычным правилам, установленным в ч. 1 ст. 17 УК: следует сопоставить санкции соответствующих статей с учетом их минимального и максимального пределов. Если санкция нормы-целого выше, она полностью охватывает содеянное, а если ниже или равна санкции нормы-части, то содеянное надо квалифицировать по совокупности. Поскольку в ч. 1 ст. 17 УК говорится о наказании, возможность применения конфискации в норме-части
1 См. также: Кибальник А. Оценка «антитеррористических» новелл уголовного закона // Уголовное право. 2006. № 5. С. 49.
не учитывается. Например, разбой с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего по найму (ч. 4 ст. 162 УК) наказывается в пределах санкции без конфискации.
Отчасти эта проблема перекликается с вопросом о соотношении различных видов конфискации. Очевидно, что в ч. 1 ст. 1041 УК обозначены вполне самостоятельные имущественные объекты, хотя в некоторых случаях они могут пересекаться. Например, в результате фальшивомонетничества (первый вид) преступное сообщество получило настоящие деньги или иное имущество, которые попутно использовало для покупки оборудования (четвертый вид) и финансирования собственной деятельности (третий вид). В этом случае целесообразно при указании в приговоре вида или наименования изымаемого имущества точно называть основания его изъятия.
Однако независимость разных видов конфискации вызывает к жизни другой парадокс. Оказывается, буквальное толкование закона позволяет применять конфискацию второго вида за любые преступления. Предположим, гражданин украл автомашину стоимостью 300 тыс. руб., затем перепродал ее за 200 тыс. руб. и распорядился полученными деньгами по своему усмотрению. Кража (ч. 3 ст. 158 УК) не названа в п. «а» ч. 1 ст. 1041 УК, однако автомашина уже продана, она преобразована в другое имущество. Преобразованное имущество подлежит конфискации согласно п. «б» ч. 2 ст. 1041 УК без каких-либо ограничений. Учитывая положения ст. 1043 УК, суд обязан выяснить, достаточно ли у осужденного имущества для возмещения ущерба потерпевшему, и если достаточно, то наряду с решением по гражданскому иску обязан конфисковать имущество осужденного на сумму преобразованного имущества (в нашем примере — 200 тыс. руб.). Кроме того, у суда остается право применить штраф в качестве дополнительного наказания (по ч. 3 ст. 158 УК — до 80 тыс. руб. или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев). Такая ситуация несколько напоминает специальную конфискацию, которая ранее традиционно носила процессуальный характер, а теперь закреплена в п. «г» ч. 1 ст. 1041 УК. Для нее также не имеет значения характер совершенного преступления.
Удивительно, но законодатель не установил для конфискации некоторые традиционные ограничения, связанные с личностью виновного, его имущественным положением и особенностями совершенного преступления. Формально конфискация в настоящее время разрешена:
1) в отношении имущества несовершеннолетнего. Для сравнения, даже штраф несовершеннолетним устанавливается в существенно пониженных пределах (ч. 2 ст. 88 УК);
2) в отношении имущества малоимущих граждан. Здесь законодатель идет вразрез с собственными гуманными предписаниями последних лет.
Например, штраф как дополнительное наказание в санкциях статей Особенной части УК всегда выступает как факультативное наказание; суд обязан учитывать при определении его размеров тяжесть совершенного преступления и имущественное положения осужденного и его семьи, а также возможность получения осужденным заработной платы или иного дохода (ч. 3 ст. 46 УК);
3) независимо от того, есть ли у осужденного какое-либо иное имущество, кроме конфискуемого (ч. 2 ст. 1043 УК). Тем самым конфискация в ее нынешнем виде особенно больно бьет по малоимущим слоям населения, оказываясь для них более строгой, чем старая «тотальная» конфискация;
4) в отношении имущества условно осужденных. Ранее в ч. 4 ст. 73 УК на этот счет содержалась специальная оговорка;
5) в отношении лиц, освобождаемых от наказания: в связи с изменением обстановки (ст. 801 УК); беременных женщин и женщин, имеющих малолетних детей (ст. 82 УК); лиц, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, лишающее их возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими (ч. 1 ст. 81 УК). Хотя эти лица подлежит освобождению от наказания, однако конфискация является иной мерой уголовно-правового характера, и закон требует ее применения во всех случаях, когда установлен факт совершения преступления. Лишь в отношении имущества невменяемых лиц конфискация не может быть назначена, поскольку они не совершили преступления, следовательно, формально нет оснований для применения ст. 1041 УК.
К сожалению, на многие вопросы еще нельзя дать окончательного ответа. Лишь сложившаяся практика покажет пути доказывания источника происхождения конкретного имущества (особенно денег) и точного подсчета его стоимости. Ранее это считалось крайне сложным, часто даже бесперспективным делом. Не исключено, что бремя доказывания легального происхождения имущества будет возложено на обвиняемого. По большому счету, это не противоречит принципу презумпции невиновности, ибо здесь стоит вопрос не о вине в конкретном преступлении, а о законном характере приобретения имущества. В некоторых зарубежных странах такая практика является общепринятой (например, согласно американским законам RICO).
Аналогичные сложности, бесспорно, возникнут с доказыванием целевого характера денег, ценностей и иного имущества, используемых или предназначенных для финансирования терроризма, организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации).
Не вполне ясны и некоторые процессуальные и процедурные вопросы, в частности, в каком судебном акте должны содержаться сведения о конфиска-
ции и является ли она правом или обязанностью суда. Поскольку в законе говорится о «судебном решении», это может быть не только приговор, но и иной акт, например определение или постановление Впрочем, некоторые ученые утверждают, что таким решением может быть лишь обвинительный приговор, поскольку такого рода решение до приговора вряд ли возможно2. Что же касается второго вопроса, то здесь можно предположить, что слово «решение» относится не к желанию суда применять или не применять конфискацию, а к наименованию соответствующего вида документа. Тем не менее судебная практика пошла по другому пути. Судьи предпочитают применять конфискацию лишь тогда, когда считают нужным. По данным краевого Управления судебного департамента, в Краснодарском крае за первое полугодие 2007 г. конфискация по ст. 1041 УК применялась мировыми и районными судами четыре раза. Затотже период всеми судами Самарской области конфискация в соответствии со ст. 1041 УК была применена лишь один раз \
За прошедшее время появилось немало идей о совершенствовании института конфискации. Некоторые из них носят весьма радикальный характер. Например, Н.В. Висков предлагает восстановить в УК ст. 52, распространив ее действие на конфискацию орудий, предметов и средств совершения умышленного преступления, и одновременно сохранить гл. 151 УК для конфискации имущества и предметов, не принадлежащих виновному на законном основании4. Как представляется, вряд ли в этом есть необходимость. Значительно важнее сейчас дать адекватную оценку институту конфискации с тем, чтобы превратить его в реально действующий.
Итак, проведенный анализ показывает следующее:
1. Перечень статей, по которым допускается конфискация преступно приобретенного имущества, нуждается в совершенствовании.
2. Конфискация «преобразованного» имущества, а также орудий, оборудования или иных средств совершения преступления возможна независимо от того, какое преступление было совершено.
3. Конфискация имущества, используемого или предназначенного для финансирования терроризма, организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации) допустима даже в том случае, если это имущество приобретено легальным путем.
1 См. аргументацию: Яни П. С. Конфискация имущества и уголовная ответственность // Уголовное право. 2006. № 6.
2 См.: КибальникА. Оценка «антитеррористических» новелл уголовного закона //Уголовное право. 2006. № 5. С. 48—49.
3 См.: Борченко Д.Ю. Конфискация имущества как мера уголовно-правового характера: понятие, природа, социальное предназначение и порядок применения: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2007. С. 4.
4 См.: Висков Н.В. Специальная конфискация: юридическая природа, уголовно-право-вые и уголовно-процессуальные средства обеспечения исполнения: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2006. С. 6—7.
4. Достаточно жесткие предписания УК о конфискации на практике во многом останутся не задействованными из-за сложностей доказывания, хотя не исключено их активное использование в политической борьбе либо как способ передела собственности.
Хашум Назих,
аспирант РУДН
ОБЪЕКТИВНЫЕ И СУБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ ПОХИЩЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА: НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТОЛКОВАНИЯ И КВАЛИФИКАЦИИ
В уголовно-правовой литературе уже неоднократно отмечали известное сходство хищения чужого имущества и похищения человека.
Например, по мнению А.С. Горелика, понятие «похищение» терминологически связано с хищением, известным как преступление против собственности, и, несмотря на видимое различие, для определения похищения человека можно использовать некоторые элементы дефиниции хищения имущества, данные в примечании к ст. 158 УК РФ
Однако вопреки предложению указанного автора использовать только представление о «противоправном изъятии предмета» подход к интерпретации элементов состава похищения человека с позиции его сходства с преступлениями против собственности проявляется, на наш взгляд, и в другом.
В литературе отмечается, что потерпевшими от преступления, предусмотренного ст. 126 УК РФ, могут быть любые лица, независимо от гражданства, социального статуса, пола или других характеристик. Правда, ряд авторов делают оговорку, указывая, что не может быть потерпевшим собственный ребенок2.
Некоторые авторы эту оговорку расширяют. Так, Г.В. Габибова из круга потерпевших исключает всех близких родственников 3, а А.В. Клименко пишет: «Не может быть потерпевшим при совершении похищения человека родственник (например, ребенок), если у лица есть законное право завладеть им»4. Конечно, исключение уточнено только в отношении ребенка,
1 См.: Российское уголовное право: Курс лекций. Т. 3. Преступления против личности / Под ред. А.И. Коробеева. Владивосток: Изд-во Дальневосточ. ун-та, 2000. С. 290.
2 См.: Зубкова В.И., Тяжкова И.М. Ответственность за похищение человека по уголовному законодательству России // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 1996. № 2. С. 55; Донцов А В. Похищение человека: уголовно-правовой аспект: Дис.... канд. юрид. наук. Кисловодск, 2003. С. 27, и др.
3 См.: Габибова Г.В. Похищение человека: уголовно-правовые и криминологические аспекты (на материалах Азербайджанской Республики): Дис.... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 21.
4 Клименко А.В. Уголовно-правовая характеристика похищения человека: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 57.
но автор указал его в качестве примера родственников. Стало быть, по его мнению, потерпевшими могут не признаваться и другие родственники, если у них есть право законно «владеть» потерпевшим.
Однако несостоятельность данного утверждения совершенно очевидна. Право владеть — это разновидность вещных прав, объектом которых может быть имущество, но не человек. Семейный кодекс РФ, регулирующий имущественные и неимущественные отношения между членами семьи, тоже закрепляет право владения исключительно имуществом (ст. 33, 35, 60). В отношении ребенка у родителей есть другие права: воспитывать, общаться с ним, участвовать в его воспитании и др. Такое право, как «право владения родственником», этому Кодексу неизвестно.
В этой связи мы поддерживаем мнение Е.А. Марахтановой, не допускающей отождествление понятий «похищение человека» и «похищение чужого имущества», поскольку даже близкий родственник не может являться по отношению к кому-то «вещью», находящейся «во владении» правообладателя
Нам представляется, что непризнание противоправного «завладения» своим ребенком или другими лицами (и, подчеркнем, не только родственниками) похищением человека должно основываться на другом: совершается ли «завладение» в интересах похищаемого. Преступления не будет, отмечает А. С. Горелик, если захват и перемещение совершаются хотя и без согласия человека, но в его интересах (например, чтобы спасти от готовящегося покушения на его жизнь, пожара, стихийного бедствия и т.п.)2.
Однако, по нашему мнению, содеянное не должно признаваться преступлением не обязательно в силу ст. 39 УК РФ, как пишет автор. Привязанность к ребенку — чувство настолько сильное, что, во-первых, затрудняет объективную оценку «виновным» ситуации, а во-вторых, не позволяет ему спокойно дожидаться, когда опасность для ребенка будет непосредственно угрожающей.
С другой стороны, противоправный захват даже собственного ребенка, очевидно, представляет общественную опасность, если совершается с целью его эксплуатации или другими подобными целями. Статья 65 Семейного кодекса РФ запрещает осуществление родительских прав в противоречии с интересами детей. Поэтому исключение собственных детей из числа потерпевших во всех случаях представляется необоснованным.
Подход с позиций, сформировавшихся при исследовании хищения чужого имущества, проявляется и при анализе объективной стороны похищения человека.
1 См.: Марахтанова Е.А. Преступления против свободы личности: вопросы законодательной регламентации и квалификации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2006. С. 21.
2 См.: Российское уголовное право: Курс лекций. Т. 3 / Под ред. А.И. Коробеева. С. 291.
