CC BY
64
УДК 323 (470.6)
Казанцев Виктор Германович
Герой России, доктор социологических наук, профессор кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России [email protected]
РИСКОГЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ЭКСТРЕМИЗМА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
В статье с позиции социологического анализа рассмотрен вопрос о противодействии общественной опасности политического экстремизма на Северном Кавказе, стратегию подавления которого применила федеральная власть. Главными тактическими средствами стали военная и антитеррористическая операция в Чечне, а также усиление уголовно-правового контроля и контрпропаганды. Военная и антитеррористическая операция в Чечне прервали тенденцию повышения угрозы политического экстремизма, но не покончили с терроризмом, который поддерживается извне.
Ключевые слова: стратегия подавления, политический экстремизм, средства контроля политического экстремизма.
Kazantsev Victor Germanovich
Hero of Russia, Doctor of Sociology, Professor of the Department of Philosophy and Sociology of Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation [email protected]
RISK TAKING POTENTIAL OF EXTREMISM IN THE NORTH CAUCASUS
The article considers the issue concerning counteraction to public danger of political extremism in the North Caucasus from the position of sociological analysis. The federal authority has applied the strategy for suppression. The main tactical means have become military and anti-terrorist operation in Chechnya as well as strengthening criminal and legal control and counter-propaganda. The military and anti-terrorist operation in Chechnya has interrupted the tendency for increase of political extremism threat, but has not put an end to terrorism which is supported from the outside.
Key words: suppression strategy, political extremism, control means of political extremism.
Стратегия подавления - это систематическое пресечение действий политического экстремизма в регионах посредством применения силы федерального государства. Тактика стратегии подавления представляет ситуативный способ противодействия экстремизма.
На Юге России росту общественной опасности политического экстремизма способствует сохранение низкого уровня жизни населения в очагах межнационального напряжения. Если средний доход одного россиянина в конце 1998 г. был 900 руб. в месяц, то на Северном Кавказе он колебался от 300 руб. в Ингушетии и до 600 руб. в Краснодарском крае [1]. Массовая безработица, показатели которой самые высокие на Северном Кавказе, побуждает заниматься полулегальным и криминальным бизнесом. За первое полугодие 1999 г. при снижении реальных доходов населения на 24% товарооборот вырос на 8% [2]. Такой разрыв объясняется вовлечением населения республик в теневую экономику -игорный бизнес, нелицензированное производство водочных и коньячных фальсификаторов, производство нефтепродуктов, торговлю наркотиками, оружием. Расширение теневой экономики означает расширение социальной базы политического экстремизма, поскольку он, как и криминальные структуры, заинтересован в отсутствии эффективного функционирования правоохранительных институтов.
Таким образом, в 1990-е гг. на Юге России обозначилась тенденция повышения общественной опасности политического экстремизма. Она была вызвана многочисленными радикальными структурами, которые стремились к ослаблению или вооруженному изменению конституционного порядка. Главным показателем тенденции являлось расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности политического экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соединением экстремизма с организованной преступностью, сохранением очагов межнациональной напряженности. Вследствие роста безработицы и теневой экономики произошло расширение социальной базы политического экстремизма.
В целях противодействия политическому экстремизму на Юге России федеральные органы власть избрали стратегию его подавления. Главным политическим средством подавления стала военная и антитеррористическая операция в Чечне. Дополнительными средствами подавления политического экстремизма на Юге России были усиление уголовно-правового контроля и контрпропаганды.
Главной экстремистской структурой в Чечне был антиконституционный режим, который возник в 1992 г. в результате вооруженного мятежа и насильственного захвата власти сепаратистами под руководством Д. Дудаева. Вооруженный сепаратизм был продуктом противостояния между национал-экстремистской элитой Чечни и федеральными властями, пытавшимися до 1994 г. и в период 19971999 гг. восстановить конституционный порядок в Чечне судебными и переговорными средствами. Чеченский антиконституционный режим дважды оказал вооруженное сопротивление федеральной армии
в 1994-1996 гг. и 1999-2000 гг., пока не был разгромлен. Сегодня его остатки ведут борьбу бандоповстанческими и террористическими методами.
Военная и антитеррористическая операция в Чечне проводилась с использованием тактики физического подавления. Эта тактика имеет несколько разновидностей. Крайняя тактика - это использование федеральных вооруженных сил против политического экстремизма в регионе. Военная операция 1994-1996 гг., проводимая по решению российского руководства в целях восстановления конституционного порядка в Чечне, не достигла политических и военных целей. Она завершилась хасавюртовским соглашением, не препятствующим распространению политического ваххабизма и терроризма на Юге и в других регионах России. О неэффективности тактики физического подавления политического экстремизма в первую чеченскую войну свидетельствует падение доверия населения России к своим вооруженным силам. Если в 1993 г. 53% населения видели в военных вооруженных защитников отечества, мира и жизни граждан, то в 1998 г. - 24% [3].
Исследователи отмечают две главные причины неэффективности примененной военной тактики 1994-1996 гг. Во-первых, политическая недальновидность российского руководства. Вначале 1990-х гг. из Чечни были выведены федеральные войска, которые оставили большие запасы оружия и боевой техники, используемые впоследствии против мирного населения преступными структурами и формированиями [4]. В Южном регионе была утрачена федеральная монополия на легитимное применение силы для сохранения конституционного порядка. Во-вторых, военная причина, состоящая в безответственности и авантюризме высшего генералитета, проявившихся в подталкивании Б.Н. Ельцина на войну в Чечне 1994 г. без подготовки войск [5]. Кроме падения престижа армии и руководства Федерации война унесла десятки тысяч жизней мирных жителей, российских военных, разрушила экономическую и социальную инфраструктуру Чечни, но не подорвала военный потенциал экстремизма.
Вторичное применение тактики военного подавления главного очага экстремизма на Юге России было более эффективным. Незаконные вооруженные формирования в Чечне были разгромлены в 1999-2000 гг. за счет укрепления мощи, маневренности и дальнодействия федеральной армии. В 2000 г. в военных делах России наметилась позитивная тенденция. Усилилось внимание власти к армии и флоту, увеличились ассигнования на вооруженные силы, появились надежды на обновление техники и оружия, совершенствования управления армией.
Успеху второй военной операции в Чечне способствовала тактика контрпропаганды, направленная против идеологии политического экстремизма. За короткий период идеология политического экстремизма в Чечне эволюционировала. До средины 1990-х гг. основой чеченской идеологии был национал-экстремизм, обосновывающий допустимость вооруженной сецессии. В.А. Тишков отмечает, что национал-экстремизм использовал травму сталинской депортации кавказских народов для пропаганды псевдонаучной мифологии «о свободолюбии и невозможности горца без оружия» [6]. В отличие от эт-нонационализма, целью которого остается моноэтническое государство, национал-экстремизм исключает правовые пути достижения интересов этноорганизации.
Во второй половине 1990-х гг. прошлого века идеология национал-экстремизма трансформировалась в религиозный экстремизм ваххабистского образца. Ваххабизм внутри собственно религиозных отношений проявляет нетерпимость к иной конфессии. Он становится средством вовлечения в террористическую деятельность обедневшей части мусульманского населения [7]. В 1997-1999 гг. в Чечне существовал режим соперничающих вооруженных банд, которые пытались обрасти легитимность через обращение к ваххабизму, а материальные средства получить за счет торговли людьми, наркотиками и внешние заказы на террористическую деятельность. Вторжение чеченских бандформирований в Дагестан в 1999 г. было актом агрессии и для националистических групп Северного Кавказа началом новой формы объединения на основе наднациональной идеологии религиозного экстремизма.
В отличие от самопровозглашенной Ичкерии, федеральный центр не имел информационного органа накануне первой военной операции в Чечне. Чеченская пропаганда распространяла стереотип, что «милитаризованный центр погубит ростки демократии в республиках» [8]. Часть крупных российских СМИ оказалось под влиянием этой пропаганды и заняло прочеченскую позицию [9]. В 1994-1996 гг. военные меры борьбы с незаконными вооруженными формированиями были непопулярными в общественном мнении России. Число сторонников стратегии подавления не превышало 10% не только среди титульных этносов, но и русских [10].
Важной особенностью в освещении ситуации в Чечне стала трансформация позиций различных российских СМИ. Если в первую чеченскую кампанию 1994-1996 гг. большинство СМИ оправдывало вооруженную сецессию и часто вело репортажи со стороны сепаратистов, то в ходе антитеррористи-ческой кампании 1999-2000 гг. практически все СМИ оправдывали необходимость защиты России от агрессии и угрозы, исходящей от режима Чечни как очага терроризма.
Антитеррористическая операция в Чечне еще не завершена. Она направлена на подавление структур терроризма, который представляет собой систематическое политически и преступно мотивированное насилие, применяющееся в отношении отдельных лиц, групп населения, материальных объектов для устрашения субъектов федерации, жителей и демонстрации неспособности центра контролировать конституционный порядок [11].
Терроризм был встроен национал-экстремистскими лидерами в чеченское общество и представлял собой систему актов насилия четырех видов; во-первых, самопроизвольный терроризм (спорадическая депортация иноэтнического, преимущественного русского населения сопровождавшая погромами, насилием, убийствами); во-вторых, терроризм бандформирований в пограничных районов с Чечней (похищение людей в целях вымогательства денег, работорговли и другие преступления); в-третьих, организованный терроризм политического характера (например, в Буйнакске в 1997 г., Москве, Волгодонске в 1999 г.); в-четвертых, официально одобренный чеченским руководством терроризм во время военной и антитеррористической операции федерального центра в Чечне в 1999-2000 гг. [12]. В невоенное время террористические банды находились вне пределов правительственного контроля Чечни и рассматривались потенциальным союзником в чеченской военной экспансии на Кавказе. При содействии чеченского правительства и поддержки организации международного терроризма в Чечне был создан центр «Кавказ» по подготовке профессиональных террористов.
Антитеррористическая операция предусматривала разрушение инфраструктуры терроризма, привлечение террористов к уголовной ответственности или их уничтожение в случае сопротивления.
Разрушение собственности организаций, практикующих терроризм и бандоповстанческую деятельность, применяли специализированные органы МВД России. В Чечне эта тактика стала возможной после разгрома незаконных вооруженных формирований. Она включала занятие или разрушение частных помещений, предназначенных для изготовления, приобретения, хранения или передачи оружия и снаряжения, взрывных устройств и веществ. Разрушению подлежали террористические базы, помещения для удержания заложников и пленных. Могли быть конфискованы земельные участки, используемые для незаконного производства наркотических средств. Тактика разрушения применялась в поиске и конфискации нелегального оружия и различной контрабанды - наркотических средств, психотропных, отравляющих, радиоактивных и взрывчатых веществ; вооружения и взрывных устройств; предметов культурного достояния народов Федерации и зарубежных стран.
К стратегии подавления политического экстремизма относились уголовно-правовой контроль, специализированная деятельность органов государства по защите граждан от преступных посягательств. На Юге России некоторые субъекты РФ ввели запреты на создание религиозноэкстремистских организаций, стремящихся заменить светскую республику теократическим государством. В конце 1990-х гг. власти Ингушетии и Дагестана приняли законы о запрете ваххабистской деятельности [13]. В 2000 г. в Чеченской республике была отменена шариатская система власти и суда, и новая правительственная администрация совместно с федеральным центром стали восстанавливать светский конституционный порядок. В РФ лидерам и активистам экстремистских организаций, совершивших тяжкие уголовные преступления, стали выносить строгие судебные приговоры. Требования части общественности об исполнении приговоров к смертной казни (приостановленной в РФ с 1996 г.) сочетались с амнистией рядовых участников незаконных формирований.
В 2001 г. большинство жителей Чеченской Республики, устав от войны и многих лет нестабильности поддерживали федеральные силы - тем более, что они демонстрировали реальную мощь. Приведенная таблица показывает отношение жителей Чечни к возвращению республики в состав РФ.
Сторонники присоединения/отделения от РФ % [14]
Варианты ответов М Горы Іесто жительс Предгорье тва Равнина 16- 29 Возраст 30- 49 Г7 50 и более Всего
Положительно 18 22 12 11 13 20 14
Отрицательно 67 66 70 69 71 53 69
Затрудняюсь ответить 15 12 18 20 26 27 17
Большинство жителей Чеченской Республике (69%) мыслили себя гражданами России. Жители предгорья показывали наибольший процент сторонников отделения (22%) и они же давали второй минимальный процент затруднившихся ответить (12%). В возрастной структуре минимальна доля сепаратистов в возрасте 30-49 лет. В этой группе преобладали лица со средним специальным и высшим образованием, которые осознавали губительность разрыва с русской культурой
и не желали жить по законам шариата. Для части респондентов (17%) переход чеченского общества к мирной созидательной жизни представлялся проблематичным.
Федеральная военная и антитеррористическая операция в Чечне прервала тенденцию повышения общественной угрозы националистического и религиозного экстремизма на Юге России, но не покончила с угрозой терроризма. Исследователи называют две причины ограниченности региональной стратегии подавления: связь местных структур политического экстремизма с международными организациями терроризма и негативные социально-экономические процессы в регионе, способствующие сохранению социальной базы экстремизма [15]. Участие России вместе с мировым сообществом в борьбе с международным терроризмом служит в перспективе ослаблению угрозы терроризма на Юге России.
Итак, в 1990-е гг. на Юге России обозначилась тенденция повышения общественной опасности экстремизма многочисленных радикальных структур, стремящихся к ослаблению или вооруженному изменению конституционного порядка. Основным показателем тенденции являлось расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соединением национал- и религиозно-экстремистских групп с организованной преступностью, сохранением очагов межнациональной напряженности на Северном Кавказе. Вследствие роста безработицы и теневой экономики произошло расширение социальной базы политического экстремизма. В целях противодействия повышению общественной опасности политического экстремизма на Юге России федеральная власть применила стратегию его подавления. Главными тактическими средствами стали военная и антитеррористическая операция в Чечне, а также усиление уголовно-правовой ответственности и контрпропаганды. В ходе военной операции в Чечне 1999-2000 гг. были разгромлены незаконные вооруженные формирования, базы терроризма, отменена шариатская система власти и суда. Новая правительственная администрация совместно с федеральным центром стали восстанавливать светский конституционный порядок, правоохранительную систему, местные органы управления. В Чеченской республике началось восстановление экономической и бытовой инфраструктуры для возвращения беженцев.
Федеральная военная и антитеррористическая операция в Чечне прервала тенденцию повышения угрозы политического экстремизма, но не покончила с терроризмом, который до наших дней поддерживается извне. Участие России вместе с мировым сообществом в борьбе с международным терроризмом служит в перспективе ослаблению угрозы терроризма на Юге России. Этой же задаче будет способствовать устойчивое, сбалансированное и социально ориентированное развитие Юга России.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Косиков И.Г., КосиковаЛ.С. Северный Кавказ: социально-экономический справочник. М., 1999.
2. Там же.
3. Серебрянников В.В. Война в зеркале общественного мнения // Власть. 1999. № 2.
4. Тишков В.Н. Общество в вооруженном конфликте. М., 2001.
5. Серебрянников В.В. Генералы и политика // Формирование России: от мифов к реальности. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2000 г. М., 2001. Т. 1.
6. Тишков В.Н. Общество в вооруженном конфликте. М., 2001.
7. Акаев В. Ислам и политика (на материалах современной Чечни) // Ислам и политика на Северном Кавказе. Ростов н/Д, 2001. Вып. 1.
8. Дробижева Л.М., Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г. У. Демократизация и образы национализма в РФ 90-х годов. М., 1996.
9. Овруцкий А.В. Чеченский конфликт: социальные представления об агрессии, образы войны // Насилие в современной России. Ростов н/Д, 1999.
10. Дробижева Л.М., Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г.У. Указ. соч.
11. Петрищев В.Е. Правовые и социально-политические проблемы борьбы с терроризмом // Государство и право. 1998. № 3.
12. Чернобровкин И.П. Этнонационалистический терроризм в Северо-Кавказском регионе // Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия / отв. ред. Ю.Г. Волков. Ростов н/Д, 2000.
13. Сампиев И.М. О некоторых аспектах противостояния религиозному экстремизму // Ислам и политика на Северном Кавказе / отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д, 2001. Вып. 1.
14. Северо-Осетинский центр ИСПИ РАН // Реформирование России: от мифов к реальности. Социальная и социально-политическая ситуация в России в 2000 году. М., 2001. Т. 1.
15. Верховский А., Папп А. Политический экстремизм в России. М., 1996; Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2000; Международный терроризм как феномен ХХ века: эволюция форм и этапы борьбы с мировым злом // Закон и право. 1999. № 12.
