CC BY
57
УДК 821.161.1
Н. Н. Иванов
Рецепция архетипа «народного мудреца» в русской литературе
В работе конкретизирована специфика художественных поисков русских писателей рубежа XIX-XX столетий в контексте освоения так называемой неофициальной культуры. Очерчены художественные и онтологические контуры рецепции архетипа народного мудреца. Рассмотрены проекции мифа и фольклора на поэтику и образность художественных произведений.
Работа адресована филологам, литературоведам, преподавателям, студентам.
Ключевые слова: русский неореализм, фольклорные, мифопоэтические мотивы и образы в словесном искусстве, М. Ремизов, М. Горький, М. Пришвин.
N. N. Ivanov
Reception of the archetype «the wise man» in Russian literature
The work specifies artistic searches of Russian writers in the XIX-XX centuries in the context of the development of the so-called informal culture. The author outlines the artistic and ontological contours of the reception of the sage archetype and considers the myth and folklore projection on the poetics and imagery of works of art. The work is addressed to the philologists, literary critics, teachers, students.
Key words: Russian neo-realism, folklore, mythopoetical motifs and images in verbal art, M. Remizov, Maxim Gorky, M. Prishvin.
Интерес деятелей искусства, литературы к так называемой неофициальной культуре и ее типам резко обострился на рубеже Х1Х-ХХ столетий. Язычество, миф, народное православие, апокрифы были восприняты по-новому в художественном и онтологическом аспектах. Остановимся на рецепции фольклорно-мифологического архетипа народного мудреца, или мудрого простеца. Означенный тип изучали в свое время А. Н. Афанасьев, С. В. Максимов, о нем говорили Е. Н. Трубецкой, В. Н. Лосский, на уровне сказочных персонажей его функции систематизировал В. Я. Пропп.
А. Ремизов, М. Горький, М. Пришвин открывали в народных мудрецах близость к потусторонним силам, мистические соответствия духа и стихии, человека и невидимого мира. В сочинениях Горького, Пришвина данный архетип накладывается на развитие сюжетных мотивов дороги, бродяжества, гаданий, сна, поисков иного царства, обретения чудесных даров. С. В. Максимов ставил русское странничество над логикой и здравым смыслом [6]. Влечение к типу у Горького сложное и активное. Его «странники по святым местам» [7, т. 1, с. 359], «опьяненные широким простором богатой земли», «пленники русской страсти к бродяжеству»
© Иванов Н. Н., 2017
[3, Т. 4, с. 406, 407], «незаметные, но талантливые люди из народа», внешне обычные люди, злобные или добрые умные старички, но тяготеющие к образам святого человека или колдуна: владеют секретами мастерства, ремесла (мельники, кузнецы, плотники), знают «вещие тайные слова». Дурачки, блаженные, или облаченные в рубище бродяги-юродивого, или прикрытые скоморошьей ролью безумца, они появляются в наиболее важных местах повествования: преодолевают социальные и родовые тяготы, бремя плоти, ищут «Бога живого». Лука в пьесе «На дне», Антипа Вологонов, Осип из цикла «По Руси», персонажи автобиографической трилогии, землекоп и дворник Тихон Вялов в романе «Дело Артамоновых», ловившие сома, поднимавшие колокол мужики в повести «Жизнь Клима Сам-гина» - все излучают разные тайные импульсы, порой выполняют жреческую миссию. Их мудрость - в явных или скрытых знаках, приметах, заурядных событиях, случайно оброненных словах, странных или сознательно «дурацких» фразах, обрывках песен, кусках лицедейств.
«Маленький старичок» Антипа Вологонов (рассказ «Нилушка») кажется рассказчику «очень интересным и значительным», наделен атрибутами колдуна: «неуловимый» взгляд, глаза
«все время меняют цвет» [3, т. 4, с. 322, 329]. Зная о людях многое, он «говорит с непоколебимой уверенностью, что иначе не может, не могло быть» [3, т. 4, с. 330]. «Вдумчиво хмуря густые, с чужого лица брови», он смотрит на Нилушку, не отводя «испытующего взгляда неуловимых глаз» [3, т. 4, с. 337], будто понимает темные слова дурачка. Библейские слова старик любит «не за смысл, а только за то, что они особенные» [3, т. 4, с. 326]. «Сидя у окна <...> я услыхал в соседней комнате тихий голос, странные слова: «Горе - вода, счастье - огонь; воды больше - тонут чаще, огня меньше - горят реже...» [3, т. 4, с. 673]. Другая сентенция: «Людям <...> надобно знать, что есть настоящее и что - не есть настоящее. Очень много на земле греха - горя оттого исходит, что часто за настоящее принимают предстоящее и люди торопятся поспешно, тогда как надо тихо ожидать, испытуя» [3, т. 4, с. 335]. «Вещие слова колдуна», мудрые словеса таких простецов - отголоски языческого жречества -выразили бесчисленные реалии жизни. «Многое вокруг напоминает старинную, жуткую сказку, больше всего сам Антипа Вологонов, человек, который страшно много знает о неудачах жизни людской и любит рассказывать о них» [3, т. 4, с. 330]. Автор и, похоже, герои уверены в том, что ключ к разгадкам - распутывание слов. В этом ряду и два старика-плотника из рассказа «В ущелье». «Оба были похожи друг на друга и на колдунов: оба маленькие, острые, как шилья, зеленоватые во тьме» [3, т. 4, с. 156]. «Старшой у плотников - костлявый старичок, в белой рубахе и штанах» вдруг напомнил «мне святого отшельника - маленький, сухой и чистый». Он учит, «шевеля пальцами, точно колдуя <...> Уродливое лицо его, очень древнее <...> снова напоминало великих грешников, уходивших от мира в леса и пустыни» [3, т. 4, с. 481,482]. «Супроти Богом установленного бороться надо, а? Терпенье - зло, а боренье добро, а?» [3, т. 4, с. 481,48]. В романе «Дело Артамоновых» аккуратный плотник Серафим, с «бойкими, нестарческими глазками» [3, т. 6, с. 584], гуслями, прибаутками. «В этом веселом делателе гробов было, соответственно имени его, что-то небесно-радостное, какой-то легкий трепет <...> он запел напевом слепцов-нищих [3, т. 6, с. 584]. Серафим - плотник. И Осип - плотник. И Христос - плотник.
Мудрецы Горького владеют языческой балаганной, скоморошьей культурой. Традиция юродства в России феноменальна. «Исключительно богатая восточная агиография наряду с
житиями святых-монахов приводит много примеров духовного совершенства, достигнутого в миру простыми мирянами, людьми, живущими в браке. Она говорит также о странных и необычных путях, святости, о «Христа ради юродивых», совершающих нелепые поступки, чтобы под отталкивающей личиной безумия скрыть свои духовные дары от взоров окружающих или, вернее, вырваться из уз мира сего в их наиболее глубоком и наименее приемлемом для разума смысле - освободиться от уз своего социального «я» [5, с. 18]. Р. В. Иванов - Разумник: «Великие силы ума прятались за искус и обет вечного юродства. Примерами полна вся история России средних веков» [4, с. 147]. М. Горький: «У нас до начала XVII века тоже были свои «лицедеи»-скоморохи, свои мейстерзингеры - «калики перехожие»; они разносили по всей стране «лицедейства» и песни» [1, т. 26, с. 421]. Он же в рассказе: «В памяти вставали <.> образы лучших и любимых людей русской земли: бесконечной вереницей мимо сердца шли житийные люди <...> вспоминались стихи слепых и нищих <...> и множество красивых, но безжизненных образов, в которые Русь вложила свою напуганную, печальную душу, свое покорное, певучее горе» [3, т. 4, с. 342].
В. Пропп «момент безумия» в индоевропейских сказках назвал моментом вселения духа, приобретения «соответствующих способностей» [15, т. 2, с. 182]. Н. Пиксанов подтвердил интерес М. Горького к жанрам и направлениям фольклора, как легальным, так и полулегальным, «черным», магическим, к так называемой «блатной музыке» [8, с. 30], скоморошьей культуре. Скоморошья культура (музыкальная, хореографическая, языковая, магически-медитативная) возводится к культам языческих богов. В них разные формы притворства, превращений и проч. отражают освобождение от плоти, физической оболочки и выход к духовной медитации. «Соединенность с Богом выражается иногда в харизматических дарах <...> в даре духовного руководства «старцев». Чаще всего это монахи <...> Они имеют дар проникновения в сокровеннейшие глубины человеческой совести, обнаруживая в них грехи и трудности <.> поддерживают поникшие души, наставляя их не только на пути духовном, но также и руководя ими на всех путях житейских» [5, с. 19]. Такими свойствами владели народные мудрецы и Горького, и Пришвина.
В творчестве Горький развернул то, что в 1923 г. определил как одну из желанных перспектив России: «Русь сама себя научает тому <...> чтоб каждая минута бытия казалась великим событием, чтоб каждое мгновение было насыщено каким-то русским смыслом, неуловимым для слова, таинственным» [7, т. 2, с. 166, 167].
Плотник Осип (рассказ «Ледоход») будто управляет природой силой слов и мыслей. Из опыта Осипа почерпнуто поразительное, трудно понимаемое, но уже ведущее рассказчика к новому знанию о человеке открытие: «Вот как надобно дела делать - чтобы никто ничего не понял, а каждому чудилось, будто он и есть - главная пружина <...> Пускай каждый думает, будто его душа - дело совершила» [3, т. 4, с. 283]. Показательны в этом смысле и сцены в «Жизни Клима Самгина»: подъем колокола, ловля несуществующего сома. Постановщиками и одновременно главными действующими лицами подобных спектаклей были именно «простые миряне», однако наделенные духовными дарами. Так Горький открыл потенциальные возможности «среднего», казалось бы, заурядного человека, увидел за искусом юродства «чудо» преображения личности, выявил подспудные духовные резервы человека. Здесь истоки более поздних идей Горького о тайнах перехода материальной природы, «органического вещества» в бессмертную, духовную энергию. В переписке Горького есть намеки на «творческие силы, еще не опознаваемые нашим дневным сознанием» [7, т. 2, с. 230].
Тихон Вялов («Дело Артамоновых») - землекоп и дворник; в народной традиции правда - от земли. «Я не глазами думаю», - говорит он [3, т. 6, с. 562], намекая на способность невидимого зрения. «Мерцающие глаза дворника». «Я и еще много знаю; и не то еще могу сказать <.> Я для себя знаю. Мое знатье спрятано у скупого в сундуке, оно никому не видимо, будь спокоен» [3, т. 6, с. 516].
М. Пришвин не прошел мимо архетипа творческой личности. Он внимательно приглядывался к разным носителям народной мудрости: старообрядцам, сектантам, изучал скоморошью культуру. В заволжских лесной глуши Пришвин постигал древние традиции русского иночества, юродства, наблюдая живых носителей этой премудрости, искал Бога в фольклорном и природоведческом пластах культуры. В этом заключалась специфика его религиозного сознания. «На
границе природы и человека нужно искать Бога» [14, с. 226].
Хорошо зная религиозно-философские идеи Д. С. Мережковского, В. В. Розанова, став «желанным гостем у самых изысканных слушателей «искусства для искусства», равно как и среди <...> представителей таких глубоких народных слоев, куда редко проникает глаз образованного человека» [12], Пришвин обрел Бога в сложной сфере переживаний. Пришвинский мудрец должен был объединить и самые тайные, интимные стороны души, и природу, и Вселенную, показать родство человека и Большого Мира.
В пространствах язычества и пантеизма Пришвин обрел свой эквивалент философского камня - корень жизни. Роль «просто поэта в душе» [11, т. 1, с. 555], как говорил о себе он, растворилась в образе бродяги, странника. В идеале -жреца, народного мудреца. Приближение к ним во многом определило не только тип художественного мышления, но и тип личного поведения писателя. Народный мудрец Пришвина предельно субъективен, в разных сочинениях при близости повествователя самому автору, отнюдь не совпадает с ними. Но всегда обобщает их опыт, поскольку овладевает сокровенной стороной жизни. Зерна такой мудрости писатель усматривал в собственном внутреннем опыте.
Образность, структура, стилистика сочинений Пришвина восходят к мифопоэтике, физические реалии имеют метафизический смысл. Любимые персонажи писателя из цикла «Волшебный колобок», сказки-были «Кладовая солнца», романа-сказки «Осударева дорога» идут к свету знаний путями, проложенными в волшебных сказках, мифах. Странники Пришвина испытываются сном, отгадыванием загадок, страхом перед дикими животными и временной смертью. В лесу над ними совершаются обряды посвящения-инициации, там они наделяются волшебными предметами, магическим, сакральным знанием. Тропа в лесу, путь по воде - это еще и дорога в иной мир, а на уровне подсознательно-психологическом - символическое изживание первородных комплексов несовершенства, тревожных предчувствий и ожиданий, преодоление «социальных и родовых тягот» [9].
В повести «Жень-шень» функциями сказочного мудреца, посвященного в тайны растительного царства, учителя, знахаря, колдуна наделен китаец Лувен. От него главный герой воспринял «хитрую науку»: чуткость к шуму ветра и движению воды, знание языка птиц и зверей, нако-
нец, способность влиять на природный мир. В Лувене удивляет «не то, что он мог разбираться в жизни тайги, а все на свете оживлять» [10, с. 42]. Основой подобных талантов Пропп называл «уменье, а не знанье» [15, т. 1, с. 195]. Для Пришвина идеальным воплощением такого дара мог бы стать сказочный звериный царь или языческий Велес - властелин растительного царства.
Просветленная концепция бытия, выраженная в художественных произведениях Пришвина, определила его жизненное credo и в реальном мире. В дневниках последних лет социальным катаклизмам он противопоставил самоуглубление, созидание, чтобы с его высоты даже во зле увидеть «проток» к добру: «непременно же в процессе творчества зло переходит в добро» [9, № 1, с. 164, 165]. В молодости рожденная идея пересоздания сущего, столь близкая искусству Серебряного века, обрела высшую философско-эстетическую значимость.
Библиографический список
1. Горький, М. Собрание сочинений : т. 10-20 [Текст] / М. Горький. - СПб., 1914-1916.
2. Горький, М. Собрание сочинений : в 30 т. / ИМЛИ [Текст] / М. Горький. - М., 1949-1955.
3. Горький, М. Собрание сочинений : в 12 т. [Текст] / М. Горький. - М., 1987.
4. Иванов-Разумник, Р. В. Творчество и крити-ка.1908-1922 [Текст] / Р. В. Иванов-Разумник. -Петроград, 1922.
5. Лосский, В. Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие [Текст] / В. Н. Лосский. - М., 1991.
6. Максимов, С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила [Текст] / С. В. Максимов. - СПб., 1903.
7. Переписка М. Горького : в 2-х т. : т. 1,2 [Текст]. - М. : 1986.
8. Пиксанов, Н. К. Горький и фольклор [Текст] / Н. К. Пиксанов. - Л., 1935.
9. Пришвин, М. М. Леса к «Осударевой дороге». Из дневников 1909-1952 годов [Текст] / М. М. Пришвин // Наше наследие. - 1990. -№ 1,2.
10. Пришвин, М. М. Родники Берендея. Повести и рассказы [Текст] / М. М. Пришвин. - М. : 1977.
11. Пришвин, М. М. Собр. соч. : в 6 т. [Текст] / М. М. Пришвин. - М., 1957.
12. Пришвин, М. М. Наши берега / из книги «Искусство как образ поведения» ЦГАЛИ. ф.
2569 / Н. Н. Замошкина / оп. 1. ед.хр.535. л.3. 203.
13. Пришвин, М. М. Письмо А. М. Ремизову. 21 ноября 1909г. ОР ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Фонд Ремизова. № 634. оп. 1. ед. хр. 175.
14. Пришвин и современность [Текст]. - М. : 1978.
15. Пропп, В. Я. Собрание трудов. Т. 1, 2 [Текст] / В. Я. Пропп. - М. : 1998.
Bibliograficheskij spisok
1. Gor'kij, M. Sobranie sochinenij : t. 10-20 [Tekst] / M. Gor'kij. - SPb., 1914-1916.
2. Gor'kij, M. Sobranie sochinenij : v 30 t. / IMLI / [Tekst] / M. Gor'kij. - M., 1949-1955.
3. Gor'kij, M. Sobranie sochinenij : v 12 t. [Tekst] / M. Gor'kij. - M., 1987.
4. Ivanov-Razumnik, R. V. Tvorchestvo i kritika. 1908-1922 [Tekst] / R. V. Ivanov-Razumnik. - Petrograd, 1922.
5. Losskij, V. N. Ocherk misticheskogo bo-goslovija vostochnoj cerkvi. Dogmaticheskoe bo-goslovie [Tekst] / V. N. Losskij. - M., 1991.
6. Maksimov, S. V. Nechistaja, nevedomaja i krestnaja sila [Tekst] / S. V. Maksimov. - SPb., 1903.
7. Perepiska M. Gor'kogo : v 2-h t. : t. 1,2 [Tekst]. - M. : 1986.
8. Piksanov, N. K. Gor'kij i fol'klor [Tekst] / N. K. Piksanov. - L., 1935.
9. Prishvin, M. M. Lesa k «Osudarevoj doroge». Iz dnevnikov 1909-1952 godov [Tekst] / M. M. Prishvin // Nashe nasledie. - 1990. - № 1,2.
10. Prishvin, M. M. Rodniki Berendeja. Povesti i rasskazy [Tekst] // M. M. Prishvin. - M. : 1977.
11. Prishvin, M. M. Sobr. soch. V 6 t. [Tekst] // M. M. Prishvin. - M. : 1957.
12. Prishvin, M. M. Nashi berega / iz knigi «Iskusstvo kak obraz povedenija» CGALI. f.2569 / N. N. Zamoshkina /. op.1. ed.hr.535. l.3. 203.
13. Prishvin, M. M. Pis'mo A. M. Remizovu.21 nojabrja 1909g. OR GPB im.M. E. Saltykova-Shhedrina. Fond Remizova. № 634.op.1.ed.hr.175.
14. Prishvin i sovremennost' [Tekst]. - M. : 1978.
15. Propp, V. Ja. Sobranie trudov. T.1,2 [Tekst] / V. Ja. Propp. - M. : 1998.
Дата поступления статьи в редакцию: 21.05.2017 Дата принятия статьи к печати: 23.05.2017
