CC BY
184
2.
3.
4.
5.
6.
9.
10.
Арутюнова, Н.Д. Аномалия и язык (к пробле- 11.
ме языковой «картины мира») [Текст] / Н.Д. Арутюнова // Вопросы языкознания. - 1987. - №3. -С. 3-10. 12.
Барт Р. Б/2 [Текст] / Р. Барт. - М. : Ad Мащпет.
1994. 13.
Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики [Текст]
/ М.М. Бахтин. - М. : Худ. лит., 1975. - 504 с.
Борухов, Б.Л. Введение в мотивирующую поэти- 14.
ку [Текст] / Б.Л. Борухов // Филологическая герменевтика и общая стилистика. - Тверь : ТГУ, 1992. - 15.
с. 5-28.
Великовский, С. Грани «несчастного» сознания [Текст] / С. Великовский. - М. : Искусство, 1973. 16.
- 239 с.
Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р Г альперин. - М. : На- 17.
ука, 1981. - 139 с.
Гуссерль, Э. Феноменология внутреннего сознания времени [Текст] / Э. Гуссерль. - М. : Гнозис, 1994. 18.
Золотова, Г.А. Говорящее лицо и структура текста [Текст] / ГА. Золотова // Язык - система. Язык 19.
- текст. Язык - способность. - М. : РАН, 1955. -
С. 120-132. 20.
Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность [Текст] / Ю.Н. Караулов. - М. : Наука 1987. - 340 с.
Кравченко, А.В. Принципы теории указательно-сти [Текст] : дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.19 / А.В. Кравченко. - Иркутск, 1995. - 335 с.
Лотман, Ю.М. Структура художественного текста [Текст] / Ю.М. Лотман. - М. : Искусство, 1970. Манн, Ю.В. Автор и повествование [Текст] / Ю.В.Манн // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. - 1991. - №1. - С. 3-20.
Новиков, А.И. Семантика текста и ее формализация [Текст] / А.И. Новиков. - М. : Наука, 1983. - 120 с. Рикер, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтики [Текст] / П. Рикер. - М. : КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2002. - 624 с.
Щирова, И.А. Многомерность текста : понимание и интерпретация [Текст] / И.А Щирова., Е.А. Гончарова. - СПб. : Книжный Дом, 2007. - 472 с.
Эко, У. Шесть прогулок в литературных лесах [Текст] / У Эко. - СПб. : SYMPOSIUM, 2003. -285 с.
Bally, Ch. Traité de stylistique française [Text] / Ch. Bally. - Paris : Klinckslieck, 1959.
Camus, A. L’Etranger [Text] / A. Camus. - СПб. : КАРО, 2006.
Courtier, M. La figure de l’auteur [Text] / M. Courtier.
- Paris : Editions du Seuil, 1995.
УДК 811.111 ББК 81
TE. Литвиненко
прототипичность vs. инвариантность в определении текста
В статье поднимается проблема многозначности метаязыковых единиц инвариант и прототип, обсуждается роль инварианта и прототипа при описании лексических полисемантов, а также создается прототипическая категория «текст», включающая ядерные и периферийные значения данного термина.
Ключевые слова: прототип; инвариант; прототипическая категория; денотат; сигнификат; текст
T.E. Litvinenko
prototype vs. invariant in the definition of text
The article deals with the problem of polysemantic metalinguistic units «invariant» and «prototype», discusses the role of the invariant and the prototype in the description of polysemantic words and postulates the prototypical category «text», which includes nuclear and peripheral meaning of the term.
Key words: prototype; invariant; prototypical category; denotation; signification; text
Обращение к актуальной проблеме значений / -я многозначного слова, универсальный статус которого стал непреложным в современной науке о языке, позволяет по-новому взглянуть на возможности разных способов представления его семантики. К их числу относятся принятый в традиционной лингвистике способ установления семантического инварианта слова, реализуемого в ряде его
значений-вариантов, и предложенный в рамках когнитивных исследований прототипический подход к описанию полисемии.
Оба эти способа неоднократно находили применение при определении значения слова текст, что дает возможность обсудить некоторые итоги формулирования его инварианта и прототипа, и одновременно указать на отдельные дискуссионные аспекты проблемы в
целом, влияющие на получение конечного -«дефиниционного» - результата.
В связи с последним отметим, что признанное в когнитивной лингвистике положение о том, что все единицы языка многозначны (Дж. Лакофф и др.), несомненно, может быть распространено и на единицы метаязыка, что допускает определение терминов лингвистической науки как знаков, являющихся внутри-и / или междисциплинарными полисемантами (ср. термины слово, словосочетание, предложение, дискурс и т. п.). Сказанное в полной мере относится и к специальным именам семантики инвариант и прототип, использование которых в ходе представления значений слов, неизбежно наталкивается на их собственную метаязыковую многозначность.
следствием подобной ситуации можно признать, в частности, тот факт, что эти термины, первоначально не обладавшие признаками содержательного тождества, стали рассматриваться в ряде концепций как синонимы. Так, в работах И.К. Архипова лексический прототип определяется как «семантический инвариант» всех лексико-семантических вариантов многозначного слова. Прототип -это «константная часть значения лексемы», ее «содержательное ядро» или «минимальный пучок коммуникативно-значимых абстрактных узуальных смыслов». Вместе с тем, кроме абстрактной инвариантной части прототип включает в себя и базовое, номинативнонепроизводное значение слова, которое первым возникает у носителя языка при осмыслении им полисеманта. Это свидетельствует о наличии у лексического прототипа статуса «наилучшего представителя» слова в системе языка [Архипов, 2001]. Что же касается вопроса о семантических отношениях между сопоставляемыми терминами, то прототип в данном случае предстает как гипероним инварианта.
следует сказать, что обусловленное многозначностью соотношение специальных имен прототип и инвариант допускает и их обратную парадигматику. Так, при описании значения глагола climb А. Вежбицкая приходит к выводу, что его прототип «входит составной частью в сам семантический инвариант» слова [Вежбицкая, 1996, с. 222]. Очевидно, что в таком понимании термин прототип приравнивается к гипониму инварианта.
По-иному решается вопрос о сходстве и различии названных метаязыковых единиц в трудах А.В. Бондарко, по мнению которого прототип и инвариант «объединяет их роль источника системного воздействия на зависимые объекты» [Бондарко, 2001, с. 12]. Нет сомнения, что в отношении поднимаемой проблемы лучшим подтверждением их функционального единства служит сам феномен языковой многозначности. Причем кроме плана общетеоретических обобщений, подобное единство оказывается наблюдаемым и на практике. Применительно к полисемантам оно находит свое проявление в том, что в ходе исследования так называемые «зависимые объекты» могут быть представлены в виде системы (категории, поля) значений, построенной по модели «центр (ядро) - периферия».
При этом сам инвариант, в отличие от прототипа, не становится членом категории, ее центральным или периферийным элементом. Согласно приведенной точке зрения, семантический инвариант есть сущность иного уровня абстракции, - сущность, в которой заключено то общее, что актуализируется во всех значениях имени, образующих в силу их содержательной общности единую семантическую категорию.
Прототип же в рамках рассматриваемого подхода понимается как «эталонный репрезентант (эталонный вариант) определенного инварианта среди прочих его представителей (вариантов)» [Бондарко, 2001, с. 12]. Он характеризуется как «образцовый вариант своего класса», аккумулирующий в себе все инвариантные, системообразующие признаки, т. е. признаки, «обязательные всегда и везде», «всегда неизменно сохраняемые» [Чернявская, 2009, с. 37-38].
Такого рода взглядам на роль и свойства инварианта и прототипа, между тем, противостоит иная, довольно радикальная позиция, разделяемая сторонниками когнитивного направления. суть ее, как показано в ряде исследований, состоит в том, что «для многозначной языковой единицы не существует единого ядерного (инвариантного) значения, такого, что все остальные являются его вариантами» [Зализняк, 2006, с. 35].
При этом отказ от семантического инварианта не служит препятствием к объединению всех значений в общую категорию ради-
ального типа (систему с зонами ядра и периферии), в центре которой постулируется наличие прототипического значения слова. Признаки, присущие прототипу (подобно инвариантным), воспроизводятся в непрототипических значениях, образующих категорию; однако их набор (в отличие от инварианта) не является строго обязательным для всех без исключения периферийных членов. Кроме того, прототипические признаки, не остаются всегда неизменно сохраняемыми: помимо полного отсутствия какого-либо из них, они могут быть модифицированы или частично утрачены, т. е. иметь градуальную степень выраженности, что недопустимо в отношении инварианта.
Подчеркнем, что наряду с указанными характеристиками, сам факт отсутствия у так представляемого прототипа метаязыковых отношений с инвариантом, а также признание последнего своего рода «пустым» термином лингвистической семантики, свидетельствует о том, что оба эти знака обладают, как минимум, еще одним специальным значением.
таким образом, как показывает даже приведенный здесь краткий обзор, категоризация значений многозначного слова путем установления их связей с его инвариантом / прототипом сопряжена с непременным учетом того, в каком значении употреблены данные термины в процессе анализа. Это становится тем более важным, когда решается задача категоризации значений метаязыковых единиц, поскольку систематизация все тех объектов, которые могут быть подведены под один специальный знак, например текст, неизбежно сталкивается с изучением суммы дефиниций, основанных на разных пониманиях инварианта и прототипа. Указанная трудность при этом «удваивается» необходимостью формулирования инварианта / прототипа не для нескольких отдельно взятых значений, выделяемыми теми или иными исследователями текста, а для всей их возможной совокупности, границы которой также должны быть очерчены.
В связи с последним, однако, внесем одно принципиально важное уточнение. Проведенное исследование [Литвиненко, 2008] позволило установить, что категорию «текст», построенную по принципу «ядро - периферия» и включающую возможный максимум значе-
ний данного слова, следует признать именно прототипической, а не образно говоря, «инвариантной» категорией. Иными словами, для данной категории не может быть определен некий единый инвариант, все признаки которого «всегда и везде» присутствуют у его значений-вариантов.
Несколько забегая вперед, уточним, что даже такие ключевые признаки текста как связность и цельность (когезия и когерентность) не являются инвариантыми для анализируемого знака. В частности, о том, что не все тексты - «это связные и цельные речевые произведения» свидетельствуют тексты-слова («Вход»), тексты-примитивы (расписания занятий), семиотически не фиксированные тексты-процессы (речемыслительная деятельность) и др., лексико-синтаксическая связность которых может снижаться вплоть до своей полной редукции. Наличие цельности как репрезентированной внеязыковой (прежде всего, концептуальной) информации, в свою очередь, отрицается у текстов-линейно-семантических структур (в работах, где «поверхностный» текст противопоставлен «погруженному в жизнь» дискурсу) и т. д.
Вместе с тем, как показало упомянутое исследование, отказ от инварианта в пользу менее жесткого в эпистемологическом плане прототипа не снимает всех трудностей категоризации значений текста. Напротив, он делает актуальным другой сложный вопрос: какая именно дефиниция (набор признаков или сигнификат) слова текст являются для данной категории прототипическими.
Известно, что предшествующие научные изыскания в области теории и лингвистики текста позволили выявить значительное число совокупных наборов «идеальных», «стандартных», «ядерных» или, собственно, прототипических текстов. Так, «идеальными» или «правильными» текстами по И.Р. Гальперину были названы такие речевые произведения, содержание которых соответствовало их названиям (или заголовкам) и было завершено по отношению к ним. В основные признаки таких текстов также входили «литературная обработанность, характерная для данного функционального стиля, наличие сверх-фразовых единств, объединенных разными, в основном логическими типами связи, наличие целенаправленности и прагматической
установки» [Гальперин, 1981, с. 24-25]. При этом, как подчеркивал сам автор дефиниции, приведенный набор признаков давал возможность представить такой «идеальный тип текста, в котором фокусируются наиболее типические черты этого построения»; в то время как во всех прочих произведениях речетворческого процесса, в отношении которых следовало установить «границы отклонения от тех или иных условий правильности», могли нарушаться основные категориальные черты [Там же. С. 50].
В определении Р-А. де Богранда и В. Дрес-слера к «стандартным» текстам были отнесены такие «коммуникативные события», которым были одновременно присущи семь основных категориальных признаков: когезия, когерентность, интенциональность, воспринимаемость, информативность, ситуативность и интертекстуальность [Beaugrande, 1981]. В отношении же всех прочих текстов исследователями вводился критерий «степени стандартности», когда один, два и более текстовых признака могли быть выражены имплицитно, частично восстанавливаясь из контекста, или же совсем отсутствовали в восприятии читателя или слушателя.
В концепции А.И. Горшкова тексты как «единицы общего класса явлений употребления языка» были представлены в виде полевой организации с выделением ядра и периферии. С учетом этого деления к «ядерным» или «центральным» им были отнесены такие тексты, которые обязательно характеризовались: 1) выраженностью, или фиксированностью в языковых знаках, 2) упорядоченностью, или структурностью, 3) завершенностью, 4) содержательностью, или информативностью, 5) соотносимостью с одним из речевых жанров, 6) отграниченностью от других текстов и 7) воспроизводимостью. В отличие от них у периферийных текстов отдельные перечисленные черты могли оставаться редуцированными, частично размытыми, неполными, в то время как остальные были столь же четко выражены, как и у ядерных [Горшков, 2001, с. 62].
Глубокий и всесторонний анализ признаков лучших образцов класса текстов был осуществлен в работах Е.С. Кубряковой. По мнению ученого, к числу свойств, определяющих ядерные, прототипические тексты, следова-
ло отнести информационную самодостаточность, адресатность, целенаправленность, а также малый объем речевых сообщений, открывающих получателю доступ к новому знанию о мире. Обосновывая свой выбор, особенно в отношении критерия объема, исследовательница указывала, что предпочтение малым текстам было отдано потому, что они хорошо обозримы, имеют четко выраженные пределы, что обусловливает методологическое удобство таких текстов при проведении лингвистического анализа. Небольшие тексты позволяют легко обнаружить такие важные категориальные черты, как отдельность, выделен-ность, завершенность, формальная и содержательная воплощенность, тематическая определенность, связность. Они наглядно демонстрируют свою прагматическую ориентацию, исходящую от автора сообщения, и раскрывают заложенный в них замысел (критерии ин-тенциональности и цельности). Будучи знаковыми продуктами дискурса, подобные тексты отражают его специфику как социально ориентированной коммуникативной деятельности (ситуативность) и указывают на связи с другими дискурсивными продуктами (интертекстуальность). Наконец, они обладают целым рядом когнитивно значимых характеристик, дополняющих основные прототипические черты [Кубрякова, 2004, с. 512-515].
Иная совокупность свойств текста-прототипа, предполагающая их различную валидность у периферийных текстов категории, была предложена в [Чернявская, 2009, с. 40]. В нее вошли когезия, когерентность (связность, целостность), тематичность, диалогичность, культурная маркированность, интертекстуальность, членимость и др.
Очевидно, что неустранимое многообразие дефиниций центрального члена класса текстов или же по-иному, многообразие прототипических сигнификатов, предложенных специалистами для метаязыкового знака текст, свидетельствует об отсутствии у проблемы формулирования значения текста-прототипа однозначного решения. Причина этого кроется в конвенциональной, релятивной природе самого прототипа, отражающего градуальный (по шкале лучший / худший; более / менее стандартный, образцовый и т. п.) характер такого типа категоризации.
Отметим также, что относительный статус ядерного члена прототипической категории несомненно захватывает обе части значения (мета)языковой единицы: ее сигнификат и денотат. Точнее говоря, представление значения слова как прототипического допустимо только в случае строгой корреляции обоих частей его значения и, в частности, невозможности произвольной коррекции набора сигнификативных свойств знака или произвольного включения в ядро денотатов высокой («субор-динатной») степени конкретности.
На правомерность такого требования указывает, например, состав группы прототипических текстов в [Кубрякова, 2004, с. 515], к которым, как к лучшим образцам своего класса, автором были отнесены «письма и небольшие инструкции к артефактам, статьи в энциклопедиях, публицистические статьи в газетах и журналах, тексты интервью, рецепты и т. п.» [Там же]. При всей убедительности доводов «за» такую группу репрезентантов категории хотелось бы сказать, что свой статус текстов-прототипов они могут поддерживать только при вполне конкретном сочетании признаков. Если же число этих признаков увеличить его за счет других общих свойств категории, данная группа текстов перестанет быть однородной, сместившись частью своих членов на периферию.
Так, в частности, произойдет, если в сигнификат прототипа включить категориальный признак интерпретируемости в том значении, которое в него вкладывал Л.Н. Мурзин. Хотя позиции обоих ученых совпадали в признании того, что интерпретируемость свойственна всем членам класса текстов, по справедливому мнению Л.Н. Мурзина, тексты существенно разнятся по степени допустимой интерпретируемости. Соответственно, в его концепции тексты с минимальным потенциалом интерпретируемости, приближающиеся к левому краю по условно градуируемой шкале однозначности / многозначности, определенности / неопределенности (расписания поездов, стандартные лозунги и пр.), обоснованно приравнивались к периферийным [Мурзин, 1991]. Очевидно, что по тем же причинам к периферийным текстам можно отнести и указанные выше рецепты (медицинские, par excellence) и инструкции к артефактам, особенно по сравнению с не столь «жесткими» пись-
мами (например, личными) и текстами интервью.
Впрочем, и включение текста интервью в группу прототипов требует специальных оговорок, поскольку он как диалог (возможно, и полилог) может представлять собой единый текст, но может распадаться и на разные, утрачивая не только общую информационную самодостаточность, адресатность, целенаправленность, но и такие признаки, как непрерывность, завершенность и отдельность (по мнению других ученых, интервью вообще не может рассматриваться в качестве денотата прототипа, ср.: «Прототипический текст - это монолог» [Баранов, 2003, с. 32]).
Потеря однородности грозит названной группе текстов-прототипов и в том случае, если при отборе категориальных черт опираться на дефиниции текста Ю.А. Сорокина, В.П. Белянина и ряда других исследователей, выделявших признаки связности, цельности и эмотивности текста. Представляется, что эмо-тивность тех же писем и рецептов, текстов интервью и инструкций к артефактам будет разной по степени эксплицитности (и таким образом репрезентативности), необходимой для признания их лучшими образцами категории.
Говоря иначе, включение в прототипический сигнификат текста признаков интерпретируемости и эмотивности допустимо только при изъятии инструкций и рецептов из числа прототипических денотатов данного класса.
Отметим, однако, что онтологически заданная конвенциональность прототипа, приводящая к неизбежным перемаркировкам зон ядра и периферии внутри класса, не является препятствием для создания самой категории как целого. Причем указанный выше условный, относительный статус прототипа способен проявиться при ее организации в том, что в зависимости от научных взглядов наблюдателя прототипическим денотатом, согласованным с соответствующим сингифи-катом, может стать практически любой из ее членов. Единственным ограничением в этом смысле может быть только тот же системнофункциональный аспект: способность избранного прототипа выполнять роль центра категории, деривационно связанного с элементами ее периферии.
Учитывая сказанное, при создании категории значений термина текст мы восполь-
зуемся уже готовым кластером прототипических признаков, предложенных в книге Е.С. Кубряковой [Указ. соч.]. В структуре самой категории будут выделены сегменты, традиционные для конструктов данного класса -ядро, околоядерная зона, а также ближняя и дальняя периферии, чье наличие рассматриваемые в лингвистике как результат действия метафоры и метонимии - двух фундаментальных речемыслительных операций, обуславливающих возникновение многозначности.
При таком подходе прототипическое, ядерное значение слова текст 1 может быть представлено в виде прототипического сигнификата, характеризующего прототипический денотат (точнее, денотаты) данного знака. В соответствии с указанными выше критериями в состав прототипического сигнификата войдут признаки формальной и содержательной во-площенности, тематической определенности (цельности и связности), информационной самодостаточности, ситуативности, адресности, целенаправленности, отдельности, выделен-ности, завершенности, прагматической ориентации, интенциональности, интертекстуальности и др., а также признак малого объема речевого произведения.
Что же касается денотатов, то вслед за Е.С. Кубряковой, мы считаем ядро данной категории поликомпонентным, т. е. зоной, включающей совокупность денотатов, объединенных по принципу «семейного сходства» (Л. Витгинштейн). Правда, на наш взгляд, к числу прототипических денотатов слова текст кроме писем, научных и публицистических статей, текстов интервью, инструкций к артефактам и т. д. должен быть добавлен еще и обобщенный образ рассказа.
В отличие от ядра к метонимически заданным околоядерной зоне и зоне ближней периферии будут отнесены те тексты, значения которых лишены какого-либо основного категориального признака (признаков), т. е. тексты, чьи сигнификаты есть «часть» по отношению к набору прототипических признаков как к «целому».
Это принцип позволит представить «око-лоядерное», промежуточное между центральным и периферийными значение текст2 как значение, в сигнификате которого отсутствует репрезентативный именно для прототипа признак «малого объема» произведения. Со-
ответственно в число денотатов этого сегмента войдут обобщенные образы тех текстов, которые превышают прототипы по параметру их вербальной (лексико-синтаксической) протяженности: романы, монографии, конституции, религиозные трактаты, эпические поэмы и др.
Отметим, что, несмотря на различия в сигнификате, благодаря свойству протяженности тексты ядра и околоядерной области демонстрируют ряд своих важнейших признаков: наличие особых единиц - сверхфразовых единств и специфически текстовой макроу-ровневой связности, объединяющей как сами СФЕ, так и образуемые ими последовательности.
Между тем, факт отсутствия макротексто-вой связности создает возможность выделения одного из сегментов ближней периферии категории, к которому следует отнести те тексты, чье терминологическое значение позволяет признать их единицами не только данной, но и категорий «СФЕ», «предложение-высказывание» и даже «слово». Периферийными денотатами, конституирующими непрототипическое значение текств этом случае будут служить анекдоты, словарные статьи, афоризмы, загадки, объявления, приветствия, указатели, рецепты, справки, советы и др. А периферийный сигнификат такого текста будет включать все прототипические признаки значения кроме редуцированной вплоть до полной элиминации текстовой связности.
Другой сегмент ближней периферии -текст4 - может быть представлен денотатами, соответствующими высказываниям и различным видам СФЕ, которые в отличие от предыдущих являются фрагментами, включающего их иного текста (речь идет об употреблениях термина в контекстах типа: текст главы, текст абзаца, текст цитаты, текст диалога внутри текста рассказа и пр.). Соответственно, периферийный сигнификат такого текста не будет полностью или частично обладать целым рядом прототипических признаков, а именно: макротекстовой цельностью, связностью, завершенностью, отдельность, ситуа-тивностью, интенциональностью, адресатно-стью и др.
Еще один сегмент ближней периферии -текст5 - может быть представлен группой денотатов так называемых текстов-примитивов.
В том числе первичных: текстов детской речи, речи при афазии, речи иностранцев, эллиптических реплик в диалоге и т. п. Или вторичных: расписаний поездов, уроков, программ конференций, графиков отпусков или дежурств, библиографических списков, анкет и др. Очевидно, что в сигнификате такого де-грамматикализованного текста будет прежде всего отсутствовать признак лексико-грамматической связности при возможной дополнительной редукции содержательной вопло-щенности, информационной самодостаточности, завершенности и т. д.
Еще одним периферийным, метонимически мотивированным членом класса необходимо признать и такой специфический объект, как текст бчей денотат определяют как статичный языковой материал или линейную (замкнутую, поверхностную) вербальную структуру. Устойчивость употребления термина в данном значении обеспечивают, как правило, исследования, посвященные анализу литературного произведения и дискурса, в которых текст рассматривается как формальноязыковая часть того или другого. При этом самим произведению и дискурсу обычно приписывается значение текста-прототипа (= текст) традиционно используемое лингвистикой и теорией текста. Говоря по-другому, в работах данного направления терминологическими синонимами-конкурентами «присваивается» часть ядерного сигнификата текста, в результате чего он утрачивает признаки обусловленности речемыслительной деятельностью (цельность) и экстралингвистическим контекстом (ситуативность), а также интенци-ональность, адресность, целенаправленность и др., тем самым, становясь единицей с периферийным значением.
Затрагивая проблему отождествления терминологической семантики текста и дискурса, нельзя не сказать и о том, что эволюция и взаимная «реструктуризация» их признаков привела к постепенному смещению на периферию еще одного из категоризуемых объектов. Речь идет о тексте денотатами которого служат ментальные образования, находящееся на разных стадиях языкового оформления до момента их окончательной вербализации (или после - при превращении их в ментафак-ты адресата), т. е., иначе говоря, о тексте, понимаемом как речемыслительный процесс.
Основное отличие такого текста от текста-прототипа заключается в том, что подобный текст не являются знаком, и у его сигнификата, таким образом, нет ни признака связности, ни самой выраженности языковыми средствами, свойственной тексту как продукту коммуникативной деятельности. Вместе с тем этому динамическому образованию, несомненно, присущи ситуативность, цельность, интенци-ональность, информативность (новые смыслы) и интертекстуальность, проявляющиеся при его порождении и восприятии.
Наконец, в своем последнем значении, относимом в составе нашей категории к области метонимически заданной периферии, текст8 предстает как речевое произведение, чья структура представляет собой совокупность отдельных, самостоятельных текстов, объединяемых на основе их содержательной, коммуникативной и функционально-целевой общности. Денотатами текста в таком значении могут служить текст газеты (журнала, альманаха), текст сборника (законов, рассказов, научных статей), текст материалов (семинара, съезда, конференции) и тому подобные сложные построения, вплоть до текста европейского Ренессанса, единого текста русской поэзии, мирового постмодернистского текста и т. п.
Нетрудно заметить, что репрезентанты этого сегмента значительно отличаются от всех перечисленных выше текстов, поскольку сами могут рассматриваться как целое, чьими частями выступают периферийные и даже ядерные произведения. Это обстоятельство, однако, не отменяет основного предложенного принципа построения категории, так как в ней, повторим, за целое принимаются признаки, имеющиеся у ядерных текстов, но отсутствующие или редуцированные у текстов ближней периферии. С этих позиций ключевым признаком, отсутствующим в сигнификате данных текстов, будет собственно языковая связность, внутренне организующая центральные члены класса (замещаемая у них другим признаком - интертекстуальностью).
Что же касается дальней периферии, то в эту метафорически мотивированную подкатегорию необходимо включить текст9, значение которого есть результат переноса кластера прототипических свойств источника (речевое произведение) на область мишени (произведение, выраженное любым другим семио-
тическим способом, кроме знаков естественного языка). Такой перенос позволяет отнести к числу метафорических денотатов текст-ритуал, рисунок, танец, музыкальное произведение, архитектурный ансамбль и т. п., каждому из которых оказываются в той или иной мере присущи сигнификативые признаки формальной и содержательной воплощен-ности, тематической определенности (цельности и связности), информативности, ситу-ативности, адресности, целенаправленности, отдельности, завершенности, интенциональ-ности и др.
К сказанному следует добавить, что термин текст может означать не только собственно вербальное или невербальное произведение, но и являться креолизованным объектом, в структуре которого соединены языковые и неязыковые знаки. Не образуя собственной подкатегории, такой текст 10 будет располагаться между единицами метафорической зоны и тем сегментом ближней периферии или ядра, сигнификат которых непосредственно определяет его значение.
Таким образом, проведенный анализ показал, что значения метаязыковой единицы текст могут быть представлены в виде прототипической категории с выделением ядра, околоядерной зоны, а также зон ближней и дальней периферии, единицы которых характеризуются наличием прототитических или непрототипических денотатов и сигнификатов. В целом в состав категории входят десять значений рассматриваемого термина, принятых в современной лингвистике и теории текста.
Библиографический список
1. Beaugrande, R.-A. de Introduction to Text Linguistics [Text] / R.-A. de Beaugrande, W.U. Dressier. - New York : Longman, 1981. - 288 p.
2. Архипов, И.К. Когнитивный и логический анализ в лексикографической практике [Текст] / И.К. Архипов // Studia Linguistica. Человеческий фактор в языке : учеб.-метод. пособие. - СПб. : РГПУ им. А.И. Герцена, 2001. - С. 39-57.
3. Баранов, А.Н. Введение в прикладную лингвистику [Текст] : учеб. пособие / А.Н. Баранов. - 2-е изд.
- М. : Едиториал УРСС, 2003. - 360 с.
4. Бондарко, А.В. Лингвистика текста в системе функциональной грамматики [Текст] А.В. Бондарко // Текст. Структура и семантика. - М., 2001. - Т.1. -С. 4-13.
5. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание. - М. : Русские словари, 1996. - 416 с.
6. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р. Г альперин. - М. : Наука, 1981. - 137 с.
7. Горшков, А.И. Русская стилистика [Текст] : учеб. пособие / А.И. Горшков. - М. : Астрель, 2001. - 368 с.
8. Зализняк, А.А. Многозначность в языке и способы ее представления. - М. : Языки славянской культуры, 2006. - 671 с.
9. Кубрякова, Е.С. О тексте и критериях его определения [Текст] / Е.С. Кубрякова // Язык и знание : На пути получения знаний о языке : Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. - М. : Языки славянской культуры, 2004. -С. 505-518.
10. Литвиненко, Т.Е. Текст в аспектах лингвистики и общей теории текста [Текст] / Т.Е. Литвиненко. -Иркутск : ИГЛУ 2008. - 308 с.
11. Мурзин, Л.Н. Текст и его восприятие [Текст] / Л.Н. Мурзин, А.С. Штерн. - Свердловск : УрГу 1991. - 171 с.
12. Чернявская, В.Е. Лингвистика текста : Поликодо-вость, интертекстуальность, интердискурсивность.
- М. : ЛИБРОКОМ, 2009. - 248 с.
УДК 81'255.2
ББК 83я73
Е.Л. Лысенкова, Р.Р. Чайковский
художественный перевод в контексте пространства и времени
Статья посвященарассмотрению времени и пространства как сущностных характеристик художественного перевода. На материале переводов поэзии и прозы Р.М. Рильке и Э.М. Ремарка на русский и английский языки анализируется темпорально-топологическая структура переводческой рецепции иноязычной литературы и определяются особенности перевода как вида межкультурной коммуникации на уровне дихотомий: перевод и время этноса, перевод и национальный характер.
Ключевые слова: художественный перевод; мировая литература; время; пространство; Р.М. Рильке; Э.М. Ремарк
© Лысенкова Е.Л., Чайковский Р.Р., 2012
