CC BY
119
духовного настроя всей жизни — прагматическому и т. д., и т. п. На новом витке российской истории домодерновые антиномии политической мысли превратились в характерный для постмодернистского сознания «символический обмен» бессодержательными сущностями, который способствовал формированию индустрии политических мифов как западнического, так и почвеннического образца.
Л. Фишман аргументирует тезис, согласно которому в доминирующем политическом дискурсе России сформировался консенсус по поводу принципиального отказа от социального эксперимента. Эта тенденция начала себя активно проявлять уже с начала 90-х годов XX в., а к началу XXI в., с формированием дискурса «нормального общества и здравого смысла», она окончательно возобладала. Но уже к концу 1990-х годов бесперспективность этого вынужденного русского постмодерна стала проявляться все ярче. Поэтому немалое внимание Л. Фишман уделяет рассмотрению так называемых «маргинальных политических дискурсов», ориентированных, по его мнению, на выход из «постмодернистской ловушки». Среди последних он выделяет: политический проективизм, нашедший свое наиболее законченное воплощение в художественной литературе (фантастике); рефлексию над основаниями социальной рациональности, присущей людям российской цивилизации; и дискурс социального эксперимента, на который он возлагает особенные надежды в плане выхода из «постмодернистской ловушки».
К. В. Киселев
Прорыв к свободе: О перестройке двадцать лет спустя (критический анализ): Сборник статей / Сост. В. Б. Кувалдин. М.: Альпина Бизнес Букс, 2005. 436 с.
С начала перестройки прошло два десятилетия, срок немалый, выросло целое поколение, которое знает о ней лишь понаслышке, но по-прежнему пишутся статьи, идут споры и до сих пор остается неудовлетворенным желание найти историческую правду, скрывающуюся за этими событиями, выяснить тот механизм, который смог завести все последующие процессы. Сборник «Прорыв к свободе...» — это еще один вклад в копилку знаний о тех событиях, настроениях, переживаниях, которые и составляют страницы нашей истории.
Автор-составитель книги В. Б. Кувалдин избрал так называемый калейдоскопич-ный подход, который позволяет после прочтения очередной статьи увидеть совершенно новую картину, как будто состоящую из тех же фактов, но под другим углом зрения. Прежде всего необходимо отметить, что авторский коллектив добился поставленной цели — книга не оставляет равнодушных, она читается с интересом, «залпом» от начала до конца, в ней не встретишь серой, бесцветной работы. Метафоричность языка авторов, музыкальность изложения, не позволяет отложить книгу в сторону. Хотя каждая статья сама по себе самостоятельна, авторы сумели создать сюжетную линию, которая ведет читателя с неослабевающим накалом от 1980-х к 2000-м годам. Подбор материалов осуществлен таким образом, что каждый из них имеет свои сильные стороны: один
349
захватывает эмоциональностью, другой академичностью, третий как будто специально стремится навязать полемику читателям.
В сборнике представлены 13 статей, это работы отечественных и зарубежных авторов, а также, что, безусловно, важно, vox populi — мнения, оценки россиян и жителей США в отношении перестройки и руководителей СССР и современной России. Особенностью книги является то, что в ней в ней нет традиционного введения и заключения, точнее, введение представлено обращением М. С. Горбачева к читателям, а заключение делает сам читатель, ему не навязывается единственно правильная точка зрения.
Актуальность обращения к данной теме не вызывает сомнений, ее обоснованность можно найти практически в каждой статье. Вот что пишет в работе «Двадцать лет спустя...» Л. Ф. Шевцова: «Нынешний вектор российского развития заставляет вновь возвращаться к вопросу о том, насколько обратимы процессы демократизации и либерализации, насколько окончательно сближение России с западным сообществом. Размышления о перестройке, ее корнях, ее движущих силах и ее последствиях для России, для окружающего мира вполне могут стать поводом для конструктивного обсуждения нынешних российских проблем ... анатомия перестройки может помочь новому поколению российских реформаторов избежать иллюзий 80-х годов и сократить путь окончательной трансформации Русской Системы с ее независимой от общества самовоспроизводящейся властью» (с. 351).
Обзор книги хочется начать со статьи А. С. Грачева «Доспорить с историей», который пишет, что «упорная приверженность Горбачева идее перестройки — это не одержимость, не одно только естественное желание защитить свое детище, хотя бы задним числом доказать свою правоту, а стремление доспорить с Историей» (с. 279-280). Оценку перестроечной ситуации журналист-политолог дает следующим образом: «Франсуа Миттеран, зачарованно следивший за "смертельным номером", который генсек ЦК КПСС выполнял без страховки под куполом советского цирка, как-то сказал своему близкому другу Ролану Дюма: "Горбачев напоминает мне человека, решившего закрасить грязное пятно на стене своего дома. Но, начав зачищать стену, увидел, что шатается один из кирпичей. Попробовав его заменить, он обрушил всю стену, а принявшись ее восстанавливать, обнаружил, что сгнил весь фундамент дома"» (с. 284).
Автор подчеркивает, что, несмотря на разность оценок, данных первому президенту СССР и его политике, необходимо признать очевидное: «Ценой, которую против своей воли уплатил Горбачев за преображение мировой политики, стала кончина Советского Союза ... попытка реформирования советского общества помогла разрушить прежний "Союз нерушимый"» (с. 281).
Автор статьи сборника «У перестройки был свой шанс», один из ближайших сподвижников Горбачева, старший советник президента СССР В. А. Медведев стремится к взвешенной, беспристрастной оценке событий тех лет, но все же он признается в том, что горбачевская команда была не на высоте: «Мы недостаточно ему помогали . мы недооценили возможности спекуляции консервативных и радикальных сил на про-
блеме России» (с. 16, 18). С. Коэна (статья «Можно ли было реформировать советскую систему») и А. Брауна (статья «Перестройка и пять трансформаций») волнует вопрос о причинах начала не просто реформ, но фактически — революции в СССР. Трудно не согласиться с А. Брауном в том, что заявление Ельцина о верховенстве российских законов над союзными и необходимости для России стремиться к «независимости» вряд ли отвечало долговременным интересам России. Это было сделано с целью «занять место Горбачева в Кремле, и эта задача была для него более приоритетной, чем сохранение большого Союза. Понятно, что если бы в 1990 г. Ельцина избрали президентом Советского Союза, у него не было бы оснований отстаивать самостоятельность России» (с. 60). Как и А. Грачев, англичанин А. Браун подчеркивает, что распад государства был конечным непреднамеренным следствием действий Горбачева.
A. А. Галкин в статье «Место перестройки в истории России», как и два других автора сборника В. Кувалдин и А. Адамишин, вспоминает слова Ю. В. Андропова о том, что мы «плохо знаем общество, в котором живем» (с . 67). А. А. Галкин указывает, что «перестройка предполагала сохранение Советского Союза как обновленного содружества свободных союзных республик. Постперестройке была свойственна откровенная враждебность к СССР. Целью перестройки было создание условий, обеспечивающих преодоление жесткого противостояния страны другим развитым государствам и ее вхождение в мировое сообщество. Постперестройка отводила стране роль сателлита "западного мира", подбирающего крохи со стола хозяев» (с. 85).
Стремясь показать все то хорошее, что было при Горбачеве, он констатирует: «ВВП на душу населения был примерно в два раза выше, чем 20 лет спустя, в начале ХХ1 века. В два раза выше был объем промышленного производства. В стране был накоплен большой научный задел и тем самым были созданы предпосылки для экономического развития на современном уровне ... Системы образования и здравоохранения, социального обеспечения, несмотря на явные недостатки, в целом справлялись со своими задачами» (с. 68). Фактически эта статья ставит вопрос, что если было не все так плохо, как обычно представляется сторонниками перестройки, то насколько необходимым и неизбежным, единственно возможным выходом была эта политика Горбачева.
B. Б. Кувалдин, автор статьи «Три развилки горбачевской перестройки», позитивно оценивая грамотность и интеллигентность первого президента СССР, тем не менее демонстрирует, что исторические примеры не избавили Горбачева от собственных ошибок — экономика плелась в хвосте у политики, как и у большинства российских реформаторов, а в отношении силовиков и философии ненасилия он повел себя так же недальновидно, как Временное правительство после Февральской революции (с. 105-106). Никакими альтруистическо-демократическими идеями горбачевская элита не была охвачена, ее интересовали совершенно другие вещи: «С одной стороны, они — люди, наделенные огромной властью и распоряжающиеся гигантскими ресурсами, с другой — они всего лишь государственные чиновники высокого ранга. Без начальственного кресла ты — никто, и детям нечего передать» (с. 99).
А. Б. Вебер в статье «Перестройка и международная социал-демократия» характеризует международные отношения в этот период времени со ссылкой на высказывания видных деятелей социал-демократии. Очень важна цитата из речи Гонсалеса, призывавшего к трезвой объективной оценке перестройки, оценке фактов, а не намерений, а также пассаж, прозвучавший во вступительной ее части: «Горбачев "отключил автопилот", который вел Советский Союз десятилетиями, и дал новое направление советской политике» (с. 121). Б. Ф. Славин подчеркивает, что перестройка явилась ответом на требования исторической необходимости, и приводит доказательства ее объективного характера, ссылаясь на образное выражение М. С. Горбачева о том, что советское общество «было буквально беременно перестройкой» (с. 139). Автор статьи «Перестройка в зеркале современных интерпретаций» совершенно верно подмечает, что именно в 1980-х годах «началось осуществление таких нетрадиционных для Советского Союза политических прав и свобод, как свобода собраний, митингов и демонстраций, создание политических организаций и партий, проведение демонстраций и митингов (курсив мой. — О. К.), свободный выезд граждан за границу, реализация свободы совести и др.» (с. 145), но, оценивая эти позитивные стороны, невозможно не замечать реальных негативных последствий. Б. Славин отмечает, что реформаторы «не сумели добиться роста производительности труда на основе научно-технического прогресса и обновления производственного потенциала страны» (с.147), не смогли осуществить эффективные реформы в сельском хозяйстве, в конечном счете «ход перестройки подтвердил старую истину: политические свободы в обществе с необходимостью должны подкрепляться улучшением материального положения народа. В противном случае происходит срыв реформ» (с. 148). История ХХ1 в. автору рисуется альтернативной: «Либо Россия пойдет по отыгранным историей неолиберальным колеям, что рано или поздно заведет ее в тупик, либо она встанет на перспективный "третий путь" общественного развития... путь, начало которому положила перестройка» (с. 152).
Д. Ф. Мэтлок, описывая перестроечные годы, приводит для наглядности ряд документов разведывательного сообщества под общим названием «Согласованная разведывательная оценка», согласно которым деятельность М. С. Горбачева находилась под бдительным оком спецслужб и отвечала интересам американцев. Его международная политика, базировавшаяся на космополитических идеях, игнорировавшая национальные интересы СССР, позволяла Америке ликвидировать бывшего врага № 1 без особых усилий. В статье «Перестройка, как она виделась из Вашингтона (1985-1991 гг.)» он указывает, что в июне 1991 г. США получили сведения о готовящемся путче и предупредили Горбачева, хотя и не назвали имен. Однако Михаил Сергеевич отнесся к предупреждению без должной серьезности (с. 173). Уже в апреле 1991 г. ЦРУ прогнозировало однозначный распад СССР. «С Горбачевым или без него, с путчем или без путча. произойдет преобразование Советского Союза, в результате которого возникнут несколько независимых государств и конфедерация оставшихся республик, в которую войдет Россия» (с. 172). И хотя американец заявляет, что распад СССР был не в инте-
ресах США (с. 167), сегодняшние события мировой политики говорят обратное. Перестроечный процесс, по мнению американского представителя, не заканчивается путчем или распадом СССР, он продолжается и по сей день (с. 173).
А. Д. Некипелов в статье «Легко ли поймать черную кошку в темной комнате, даже если она там есть?» отмечает, что истекший период стал источником драматических вызовов для нашего государства, и поэтому не стоит удивляться, что «инициатор перемен М. С. Горбачев — человек, стоящий в интеллектуальном и нравственном отношении на голову выше Б. Н. Ельцина, — остается для соотечественников "главным отрицательным героем"» (с. 177). А. Д. Некипелов соглашается с оценкой перестройки, данной писателем Ю. Бондаревым, сравнившим ее с самолетом, который поднялся в воздух, не имея установленного места приземления. Однако автор, несмотря на невзгоды, постигшие за последние годы страну, не считает, что поэтому и «взлетать-то» не следовало. Он подчеркивает, что «самолет перестройки попал в бурю не потому, что взлетел, не зная точного места назначения, а потому, что его команда и пассажиры вместо совместного определения курса просто-напросто передрались на борту» (с. 186).
О. Т. Богомолов в статье «Исторический перелом: раздумья очевидца», излагая суть перестройки, обращается к ее видению М. С. Горбачевым в 1997 г:
• «Отказ от монополии коммунистической партии и ее безраздельной власти над обще-
ственной и духовной жизнью.
• Ликвидация монополии государственной собственности и поворот экономики к инте-
ресам народа.
• Раскрепощение экономической инициативы и признание частной собственности.
• Реальные политические свободы.
• Закладка основ парламентаризма, плюрализм мнений и партий, свобода слова и ве-
роисповедания, право выезда за границу.
• Публичные дискуссии и демократический выбор пути развития социального устройства.
• Внешняя политика, основанная на здравом смысле, а не на идеологическом соперни-
честве» (с. 189). Ко всему перечисленному он добавляет демократическую реформу федерального устройства России.
Н. П. Шмелев в статье «Кровь — это не обязательно» характеризует современную российскую ситуацию как бескровную революцию. Он заявляет, что «российский человек в массе своей — что наверху, что внизу — наглотался столько ее, крови ... что поднять его на масштабное смертоубийство уже не сможет теперь никто, никакие си-лы...Исторический лимит в России на кровь, похоже, исчерпан на всю видимую перспективу» (с. 199). Он оптимистично утверждает, что «стали постепенно шаг за шагом возвращаться уже, казалось бы, напрочь забытые морально-нравственные критерии, уважение к человеческой личности и ее правам» (с. 211). Однако вынуждена автору возразить, что если бы все было именно так, как он пишет, то не было бы в стране ни Чечни, ни громких процессов, ни этих горьких цифр о количестве заключенных — из 100 тыс. граждан РФ 810 находятся в местах заключения.
353
Н. Шмелев, как и представленный в книге Д. Фурман, явно не числит себя патриотом, но если Д. Фурман открыто пишет, что он не патриот и ему было стыдно называться русским, то Шмелев лишь припечатывает различные клейма типа: «самые скверные, пошлый народ, клинически недееспособные» (с. 200, 201, 203). А в оценке демократичности правителей СССР он, не желая замечать позитива, акцентирует внимание на одних отрицательных моментах: И. Сталин — «людоедские эксперименты», Н. Хрущев — «памятные чудачества, превратившие огромную плодородную страну в хронического импортера хлеба», Л. Брежнев — «форсирование гонки вооружений», Ю. Андропов, А. Громыко, Д. Устинов — «вторжение в Афганистан» (с. 202-203), а все усилия руководителей построить мощную индустриальную страну — «бессмысленный гигантизм» (с. 206).
Н. Шмелев соглашается с критиками перестройки в том вопросе, что национальные интересы нашей страны в международной политике того времени отсутствовали. «Как, — вопрошает он, — можно было, скажем, уйти из Европы и как можно было дать согласие на воссоединение Германии задаром, «за просто так», в виде лишь широкого благородного жеста?... И с нерасширением НАТО на Восток нас, попросту говоря, надули, пользуясь нашей наивностью.» (с. 209-210). Вспомнил автор и об интеллектуальных подарках Западу советских времен (которые ни в какое сравнение не идут с «утечкой мозгов» сегодня!), вспомнил правление стариков (которые не нанесли столько ущерба государству, сколько усилия молодого 54-летнего М. Горбачева!), вспомнил заседания Политбюро (которые, по-видимому, мало отличались, по сути, от заседаний наших депутатов, только сейчас все гротескнее выглядит! Например, СМИ несколько дней подряд сообщали нам, что в Думе принималось решение о переносе праздника — выходного дня с 7 на 4 ноября. Это ли не борьба за идеологическую чистоту?!).
В статье «...Эти лучшие три года» А. Л. Адамишин пишет, что Горбачев «свободно мог избрать для себя более спокойную и комфортную жизнь» (с. 226), однако история показывает, что не мог. Он и после отставки не успокоился — участвует в выборах, дает интервью (многие этого вообще не понимают — Д. Фурман об этом так и говорит). А. Л. Адамишин считает, что СССР имел горький опыт огромных расходов на войну, и приводит цифры 1982 г. в качестве аргументов необходимости реформ. Подводя итог, автор заключает, что у него «не поднимается рука кинуть камень в тех, кто пытался штурмовать небо» (с. 227).
Сэр Р. Брейтвейт в статье «Горбачев и перестройка: парадоксы ретроспективного взгляда» отмечает, что «у Горбачева было все: новые идеи, энергия, хитрость, честолюбие и непреклонность, необходимые политику, чтобы взобраться по скользкому шесту на вершину власти. У него также хватало мужества мыслить неординарно. Конечно, он сделал много ошибок. И, в отличие от многих политиков, он готов сейчас некоторые из них признать» (с. 235-236). Англичанин называет Ельцина преемником Горбачева и считает, что при всей вероломности его реформ они также были «необходимы для того, чтобы Россия со временем стала современным государством» (с. 237).
Р. Брейтвейт отдает дань уважения Горбачеву за то, что он провел в стране первые настоящие выборы (с. 234), и вслед за предыдущим автором подчеркивает, что СССР была необходима перестройка. Приводя статистику конца 1980-х, автор пишет: «Величайшая заслуга Горбачева состоит в том, что он облегчил России переход на путь глубокого исторического преобразования.. Терять империю больно, но ядерная война была бы еще больней» (с. 238).
В. В. Загладин в статье «Продолжение должно последовать», пытаясь определить свое отношение к перестройке, отмечает, что надежды не оставляют его, несмотря на то, что десятилетие оказалось потерянным. «Я и сегодня верю: идеалы перестройки, в конце концов, восторжествуют. Ее устремления созвучны вызовам истории. Но мы и сегодня еще не вполне "дозрели". И процесс этого созревания — смена еще пары поколений. Эпохальные повороты требуют терпения.» (с. 252).
А. С. Черняев в статье «Новое мышление: вчера и на будущее» невольно полемизирует с Н. Шмелевым. Например, в вопросе о Германии: «Тормозить этот процесс, принимавший обвальный характер, шантажировать, "драть семь шкур" с немцев?.. Но в этом случае (если, конечно, не идти на вооруженный конфликт) объединение произошло бы все равно, произошло бы без нас и против нас. И мы получили бы в лице объединенной Германии не дружественную, а враждебную державу, еще более мощное, чем прежде, орудие "холодной войны"» (с. 256). Или о НАТО: «Пришли же теперь, при Путине, к тому, что с самого начала было ясно по окончании "холодной войны": никакой угрозы Альянс для нас не представляет, он не носитель инициативной агрессии, с ним не только можно, но и нужно сотрудничать» (с. 257). И делает вывод: «С позиции подлинно национальных интересов, в контексте ХХ1 столетия, невозможно доказать, что все это было вредно для страны, для нашего народа (а некоторые шумят и о "преступлении"). Имперским "интересам" (вернее, имперской идеологии) это действительно противоречило. Но эра империй кончилась» (с. 257).
П. Р. Палажченко верит в интеллектуальный потенциал России, который позволит ей полноправно участвовать в поисках действительно нового мирового порядка, и высказывает в статье «Что за словом?», по его выражению, «несколько "кощунственную" мысль: демократический механизм принятия внешнеполитических решений важнее их конкретного содержания. "Процесс важнее результата". Потому что ошибочное решение, принятое в рамках устойчивого демократического механизма, будет рано или поздно скорректировано, зато правильное решение, пусть принятое даже просвещенным авторитарным правителем, может быть рано или поздно опрокинуто им самим (ибо человеку свойственно ошибаться) либо просто ходом событий, оставляющих государства, не способные к постоянной модернизации, на обочине» (с. 278).
Г. С. Остроумов в статье «Новое начало, казалось бы, неподъемного дела (субъективные заметки о перестройке)» откровенно пишет, что «имитационная, декоративная демократия может долго служить кланам, бюрократическим группам, которые ею управляют. Но она не способна решать насущные и перспективные проблемы
России. За последние 15 лет весьма существенно увеличилось российское отставание от многих стран по жизненно важным показателям не только экономического и научно-технического, но и социального и общественно-политического, государственного развития» (с. 306). Автор сравнивает двух президентов — первого президента СССР и нынешнего президента России, а в заключение выражает надежду, что В. В. Путин продолжит дело М. С. Горбачева, т. е. наполнит существующие демократические формы реальным демократическим содержанием.
В. М. Межуев в статье «Перестройка, как она видится сегодня» сравнивает, как и ряд авторов этого сборника, перестройку с революцией 1917 г. Он пишет: «Начатое Февралем, но затем прерванное Октябрем, движение России к демократии как бы возобновилось с началом перестройки. И хотя перестройка первоначально мыслилась не как отрицание Октября, а как устранение отрицательных последствий сталинизма, получивших обобщенное название "тоталитаризм", она оказалась не менее грандиозным, чем Февраль, опытом демократического преобразования России» (с. 309-310). Характеризуя современное состояние общества, автор подмечает: «Каждый сегодня ушел в частную жизнь, думает только о себе, выживает, как может, и ему нет дела до других. Власть далека от общества, как и раньше, а общество, пробудившееся от спячки в перестройку, опять оказалось в состоянии политической амнезии. из жизни исчезла какая-то важная составляющая, которая раньше придавала ей общественный смысл и находила выход не в приобретательском и потребительском ажиотаже, а в бескорыстной общественной активности и творческой деятельности» (с. 315).
Д. Е. Фурман в статье «Перестройка глазами московского гуманитария» прогнозирует, что если сейчас уже не найти человека, который бы стал вспоминать, как он восхищался Ельциным, то через какое-то время очень трудно будет найти того, кто помнил бы, как он восхищался Путиным (с. 322). Перестройку автор статьи называет революцией 40-50-летних, в подавляющем большинстве — членов КПСС. Оценивая значимость перестройки в целом, он заявляет, что если бы она победила, то не было бы войны в Чечне, Усамы Бен Ладена, Туркменбаши и Лукашенко. Автор сравнивает Горбачева с русским императором — Александром II, разумеется, не в пользу последнего. Д. Фурман пишет: «.для меня Горбачев — великий политик, может быть, самый великий в русской истории. В некотором роде он — оправдание российской и советской истории. Раз он мог подняться до самого верха по советской партийной лестнице (как — я все равно не понимаю), значит, не все в этой иерархии, вообще в советской системе было так беспросветно, как казалось. Раз он мог возникнуть в русской истории, на почве русской политической культуры, значит, не все так плохо в этой культуре. И раз такой деятель был во главе нашего государства, значит, подобный ему возможен и в будущем» (с. 333).
А. С. Ципко в своей статье «Не возводите хулу на перестройку» выступает яростным защитником М. С. Горбачева. Связывая с перестройкой право на историческую правду, на свободу вероисповедания, он пишет: «Но ведь русский человек благодаря перестройке приобрел все, что у него отняли большевики. Возрождение Русской право-
славной церкви, являющейся хранительницей русского духа, началось во время перестройки, по инициативе Горбачева. Возращение русскому народу всей правды о его истории. Возвращение русскому народу всех богатств русской религиозной философии» (с. 340). Мы не разделяем подобной восторженности и позволим заметить, что строительство культовых сооружений превысило все разумные потребности в них. А о «торжестве правдивой истории» вам расскажет практически любой учитель истории со стажем! А. Ципко стремится доказать, что Горбачев хотел создать здоровую крепкую страну, а держава и русский народ оказались неподходящим материалом (с. 342-343). Поэтому он советует «всерьез заняться осмыслением истории, которую мы сами, ныне живущие русские, творили, заняться анализом слабостей и пороков того, что мы называем "русской душой"» (с. 343).
Л. Ф. Шевцова отмечает, что Горбачев начал процесс реформирования коммунистического режима, вовсе не ставя цель разрушения советского государства. «Но на практике, отменив насилие и отделив компартию от государства, он нанес сокрушительный удар по двум составляющим традиционной русской системы — нерасчленен-ной власти и силовому способу ее легитимации и удержания. Именно Горбачев ввел выборы как новый способ легитимации российской власти. Причем парадоксальным образом именно выборы стали миной замедленного действия для советской системы, вызвав ее обвал и падение самого президента. Это и есть пример действия закона непредвиденных последствий... Результатом деятельности Михаила Горбачева является разрушение партийного государства и сверхдержавы» (с. 346). Л. Ф. Шевцова выражает надежду, что высшая власть в России будет легитимироваться выборами, и считает, что этим прорывом к свободе мы обязаны перестройке.
О. М. Здравомыслова в статье «Перестройка и "фактор Горбачева" в общественном мнении Запада и СССР, 1985-1991 гг.» приводит данные американских опросов общественного мнения, по результатам которых можно обозначить отношение граждан этого государства к СССР и России. Если в 1990 г. лишь 11% американцев не знали о Горбачеве, то в 2001 г. 43% граждан с «культурой участия», как они сами характеризуют свою политическую культуру, не слышали о Путине. Это и есть показатель динамики рейтинга государства на мировой арене. В России свое восприятие перестройки люди называют «очень сложным» и констатируют: «С одной стороны, в результате мы получили одно из главных завоеваний — свободу, в том числе и свободу слова, а с другой стороны, мы получили дифференциацию общества на кучку богатых и огромную массу бедных» (с. 369).
В статье «Перестройка глазами россиян: 20 лет спустя» М. К. Горшков и В. В. Петухов на основании результатов общественных опросов делают выводы, что «среди сторонников перестройки выделяются такие социально-профессиональные группы, как гуманитарная интеллигенция, студенты, мелкие и средние предприниматели, в меньшей степени инженерно-техническая интеллигенция и военнослужащие. Среди противников — в основном представители малоактивных слоев населения, малоквалифици-
рованные, малообразованные, живущие преимущественно в сельской местности и просто пожилые люди, для которых перестройка означала разрушение их привычного мира (пенсионеры, жители сел, рабочие)» (с. 376). Авторы уповают на естественную смену поколений, которая позволит «полнее увидеть и всесторонне оценить все аспекты перестройки, понять ее роль и место не только в российской, но и в мировой истории» (с. 412).
Заключительная статья в сборнике — доклад Горбачев-Фонда, в котором говорится: «Современная Россия (как, впрочем, и другие постсоветские государства) в определенном смысле родились из перестройки, хотя взаимного родства они не признают и друг друга чураются» (с. 434). С авторами можно соглашаться, а где-то и поспорить, но нельзя не отметить, что все они являются современниками перестройки, а это имеет свои «плюсы» и «минусы». С одной стороны, им максимально близка тема и, читая их размышления, буквально, «кожей» чувствуешь дух того времени. С другой стороны, чтобы снять остроту восприятия и дать объективную, адекватную, лишенную эмоций оценку, по-видимому, временной дистанции длиной в 15-20 лет недостаточно, поэтому некоторые авторы и грешат комплиментарностью по отношению к «виновнику торжества» и, соответственно, анализируемым событиям. Значительный разброс в высказанных мнениях, который обещается М. С. Горбачевым в обращении к читателю, к сожалению, отсутствует, хотя в нескольких статьях авторы упоминают с позиции критики о существующих отрицательных точках зрения.
В заключение хочу обозначить свое отношение к перестройке, в которую мы, вчерашние школьники, тогда были брошены. Считаю, что именно первоначальный перестроечный опыт привел к дальнейшему развитию таких явлений, как бездуховность и безыдейность общества, возникших в результате появления идеологической лакуны. Горбачевские законы о кооперативах и собственности выросли в чудовищную приватизацию, отказ от так называемого «имперского мышления» привел к снижению внешнеполитического статуса России. Обращение к иностранным специалистам по вопросам реформирования впоследствии приняли гипертрофические формы прямого западного диктата, некритического восприятия зарубежного опыта, огульного охаивания собственной истории. Неграмотная антиалкогольная кампания, продолженная современной государственной политикой1, привела к массовому пьянству, которое стало национальной катастрофой. Свобода слова и собраний превратилась в свободу кричать, но не докричаться, а российская квазимногопартийность уже стала притчей во языцех. Свободный выезд за границу по карману очень ограниченному слою российских граждан. За 10 лет после перестройки, по данным ООН, по индексу «человеческого развития» Россия отка-
1 Общеизвестно, что в цивилизованных странах борются с алкоголизмом и табакокурением экономическими средствами, повышая государственные налоги на эту продукцию, у нас же ценообразование в данной сфере, мягко говоря, очень странное: за последнее десятилетие по сравнению с говядиной водка стала стоить в 2,5 раза дешевле; ситуация с табачными изделиями еще серьезнее — стоимость среднестатистической пачки сигарет равна стоимости проезда в общественном транспорте, а в советское время на деньги, которые отдавались за ту же пачку, можно было совершить 5-10 поездок.
358
тилась с 31-го места на 72-е среди 173 стран. И футурологи, исходя из современного уровня развития страны, прогнозируют ее дальнейшее сползание. Если в 1998 г. численность населения России была 147 млн человек, а РФ занимала 7-е место в мире по этому показателю, то к 2050 г., по прогнозам специалистов, ее население составит только 114 млн человек, а занимать она будет лишь 16-е место (см.: Мир нашего завтра, 2003, с. 430).
Здесь уместно вспомнить слова Александра II, императора, которому в России было установлено больше памятников, чем кому-либо из царей. Когда московское дворянство просило государя завершить конституционные преобразования созданием парламента, он ответил: «.вы, конечно, уверены, что я из мелочного тщеславия не хочу поступаться своими правами! Я даю слово. что сейчас на этом столе я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски.» Завершая рецензию, хотелось бы отметить, что сборник «Прорыв к свободе: О перестройке двадцать лет спустя (критический анализ)» является важным вкладом в изучение новейшей политической истории России. Он добавляет новые черты известному событию, заставляет думать, определяться политически, извлекать исторические уроки.
О. В. Красильникова
Литература
Мир нашего завтра: Антология современной классической прогностики. М.: Изд-во «Эксмо», 2003.
Уточнение к статье А. В. Дуки (ПОЛИТЭКС. 2006. Т. 2. №1).
К моменту сдачи номера журнала с моей статьей (Дука А. В. Политическая культура — поиски теоретических оснований // ПОЛИТЭКС. 2006. Т. 2. № 1.) мне было недоступно американское издание книги Сиднея и Беатрис Вебб (Webb S., Webb B. Soviet Communism: A New Civilization? New York: C. Scribner's Sons, 1936. Vol. 1. xix, 528 p.; Vol. 2. x, p. 529-1174.). В связи с этим в текст проникла одна неточность. В статье я пишу: «И совершенно не случайно, например, что раздел "Политическое просвещение", в котором супруги Вебб писали о политической культуре, находится в главе "Переделка человека" их книги». В англоязычном варианте раздел так и называется: «Политическая культура» ("Political Culture"). В отечественном издании несколько раз встречается именно такой перевод «политической культуры», что еще раз подтверждает тезис о неспецифичности данного словоупотребления в советских / российских научных и публицистических текстах той поры. Равно это относится и к более общему понятию «культура».
А. В. Дука
