CC BY
55
Mitsubishi Fuso Canter. Доказано» (За рулем, март 2011).
Некоторые из японских номенклатурных знаков преобразуются в разговорные единицы способами, характерными для адаптации иноязычных заимствований, например: 1) усечение основы: Мицубиси — Мицуб, 2) эллипсис: «Тойота-Королла» — Королла, «Мицубиси-Паджеро» — Паджеро, «Ниссан-Теана» — Теана; 3) контаминация: «Хонда-Голдвинг» — Голда.
Особый интерес представляют наименования электронных и компьютерных игр, а также приставок, созданных в Японии: «Нинтендо», «Сега», «Марио», «Покемон», «Тамагочи». Отдельные из них, став нарицательными в русском языке, получили вторичное осмысление. Так, обозначение японской игры «тамагочи», популярной среди подростков в России в конце XX века, стало употребляться техническими специалистами для иронического названия техники, требующей постоянного к себе внимания из-за частых отказов и мелких поломок: авиаторы словом тамагочи называют самолет Ту-204, эксплуатационщики городского электротранспорта — трамвайный вагон 71-619.
Номенклатурное обозначение приставок фирмы «Сега», популярных в 90-е годы, стало наименованием для всех приставок того времени. Стали говорить: «купил джойстик для сеги», «играю в сегу», даже если на приставке — назва-
ние любой другой фирмы-производителя. Таким образом, налицо переход имени собственного в нарицательное.
Лингвистический интерес представляют и субкультуры фанатов, возникшие в среде любителей японских игровых консолей и игр и получившие свои названия по наименованию игр или даже названию компаний. Например: ма-рио-бои от МагюВоу (популярная игра японской фирмы «Нинтендо»), нинтендо-фаны (поклонники компьютерных игр, выпускаемых компанией «Нинтендо»), покемономаны (поклонники игры Покемон) и другие.
Таким образом, японские номенклатурные обозначения, функционирующие в русском языке, представляют собой значимый объект для исследований проблем номинации, лексического заимствования и лингвопрагматики.
Список литературы
1. Ермолович, Д. И. Имена собственные: теория и практика межъязыковой передачи. М., 2005.
2. Крысин, Л. П. Русское слово, свое и чужое: Исследования по современному русскому языку и социолингвистике. М., 2004.
3. Лейчик, В. М. Люди и слова. М., 1982.
4. Лейчик, В. М. Терминоведение: предмет, методы, структура. М., 2007.
5. Соболева, Т. А. Товарные знаки / Т. А. Соболева, А. В. Суперанская. М., 1980.
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239).
Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 132-135.
Н. Н. Гагарина
ПРОБЛЕМА КОМПОЗИТООБРАЗОВАНИЯ В РУССКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ
В статье анализируются особенности образования композитов в русском и немецком языках и их интерпретация в научном дискурсе. Особое внимание уделяется семантическому развитию композитов в русском языке. Автор предлагает квалифицировать подобные единицы как «генетические композиты».
Ключевые слова: композит, композитообразование, деривация, семантическое развитие слова, генетический композит.
Наиболее существенные исследования в области композитообразования проводятся в границах немецкого и русского языков. Для немецкого языка композит — собственная системная единица, для русского — приобретенная из старославянского, а в последнем, в свою очередь,—
из древнегреческого [6; 7; 10; 14]. Несмотря на «вторичный» генезис композита на славянской почве, эта единица вошла в арсенал мента- и текстообразующих элементов русского языка [5; 7; 14; 19]. Работы по истории русского языка чаще всего оперируют композитами с начальными
элементами благо-/добро-, скверно-/зло- и под., то есть исследование проводится на основе моделей, которые в современном русском языке не только утрачивают первоначальные духовно-религиозные смыслы и воспринимаются как слова с префиксоидами (реже с суффиксоидами -слови(е), -деяни(е)/-детель и пр.), но и переосмысливаются до прямо противоположных, входя через сатирические тексты в узус.
Несомненным атрибутом русского композита является наличие в его структуре интерфикса или трансфикса (см. [2]): богоугодный, благообразный (это отличает славянские лексемы от калькируемых греческих), тогда как немецкие композиты по своей природе чаще всего безаф-фиксные: нем. hellgrun, Tageslicht, редко «дефисные» (это особенность английского языка) — der Siemens-Mikrocomputer-Entwicklungssystem [13; 17; 20; 21]. Если аффикс есть, то чаще всего в именах существительных — «соединительная морфема» (в нашей терминологии интерфикс): der Operationskode, die Aufgabenende [3].
Более того, для немецкого языка характерен синтаксический параллелизм в употреблении композита и словосочетания с тем же значением, поэтому сама природа композита несколько иная, нежели в русском языке. Немецкий композит — скорее, результат компрессии словосочетания, тогда как русский — неделимое, нерас-члененное понятие: «богоугодный» не подразумевает «угодный богу». Буквальные значения словообразовательной основы заменяются метафорической или метонимической мотивацией в процессе деривации. Композит в русском языке как нельзя более кстати служит основой сознательного структурирования смысла: от духовно-религиозного первичного до политико-идеологического вторичного. Исследователи немецкого языка предпринимают попытки распознать и разграничить функции композита и его деривационной основы — словосочетания, поскольку невозможна речевая синонимия разноуровневых единиц в единой функции. «Потенциально существующий в языке параллелизм обоих видов конструкций актуализируется различным образом в зависимости от цели коммуникации и коммуникативной ситуации, а также от структуры текста» [11]. Можем только предположить, что язык находится в ситуации выбора в сторону наиболее удобной для выражения смыслов единицы.
Формирование «нового» немецкого и русского композита не только вполне демократично с точки зрения окказиональности, но и тенден-
циозно с позиций публичного (публицистического) дискурса. Речь идет о моделях с интернациональными префиксоидами теле-, супер-, гипер-, интер-, радио- и суффиксоидами -шоп, -тур, -маркет и пр. [17]. Эти модели часто не несут смысловой нагрузки композита и воспринимаются как цельнооформленные единицы. Ряд исследователей характеризует подобным образом и композиты, один из элементов которых является архаичным, не воспринимается русским языковым сознанием, а значит, может быть обозначен как аффиксоид. Один из ярчайших таких элементов в русском языке — начальный досто-. Эти композиты вызывают устойчивые ассоциации, и носитель языка крайне редко обращается к первичному смыслу лексемы, восходящему к глагольному происхождению первого элемента: достой — достаивать/достоять «выстаивать, стоять до конца или до чего-то, стоять до каких последствий», например, «Я не могу достоять обедни», «Нищий таки достоялся гроша» [9]. «Достаиванье ср. длит. достоянье», отмечает
В. И. Даль. Иными словами, наблюдается четкая видовая (!) — и родовая дифференциация — «достой» / «достойка», а в семантике подчеркнут глагольный признак: «достойчивый — терпеливо достаивающий» [9]. Признак «весьма/высоко», который вычленяется в современном значении композитов с начальным досто- [16], не ассоциируется с первичным глагольно-процессуальным значением, а потому утрачивает важнейшую сему «длительности» и «доведения до конца», т. е. сему «терпения» и заслуженного «достояния» — достоинства.
Немаловажны авторские контексты в понимании генетических композитов, поскольку часто они (контексты) содержат другие, более «прозрачные» по смыслу композиты. Так, у М. Е. Салтыкова-Щедрина встречаем в связи с описываемым явлением композиты с начальным само-, в частности «самосознание» и «самостоятельность». «Достоять» и *самостоять рождают контекст русского достоинства, уважения, причем в этих контекстах хорошо проявлен русский концепт воля. Контексты немецкого языка рождают сходные смыслы, предъявленные в концепте ОМпи^ [12; 18]. Только знание внутренней формы слов на досто- наводит на мысль об идентичности понятий «достоять» и «оМпеп», «оМшегеп» — «принимать», «согласно, соответственно». Достой/достойность — это приличие, приличность, размерность, сообразность не самому себе и для самого себя, а согласно высшей истине.
Статьи, описывающие немецкий композит, отличаются «склонностью» к структурно-морфологическому описанию единицы [3]. Семантика этих единиц описывается с точки зрения тематических групп [22], метафоричности номинаций (типа Graukopf — о седом человеке), семантических отношений между компонентами вне контекста употребления [21]. Что касается русского композита, такие попытки предпринимаются все реже. Если в русском языке существуют тенденции «затухания» смысла в какой-либо части генетического композита, а вследствие этого — утрата мотивированности, то в немецком, напротив, одной из важнейших причин употребления композита называется его мотивированность, например, Bahnsteig вместо Perron [4. С. 22]. В немецком языке словосложение является ведущим способом словообразования, поэтому значительная часть словарного состава немецкого языка представлена композитами.
Итак, русское словообразование в области изучения композита не затрагивает вопросов диахронического характера, даже если речь идет о генезисе единицы, и ориентируется на синхронный аспект при описании образования и функционирования композитов. Функцию интерпретации композита в развитии смыслов от первичных до современных берут на себя исследования в области лингвопоэтики, лингвостилистики, материалом при этом служит идиостиль автора и/или эпохи. Конкретизация понимания композита сводится к следующему: термин «композит» употребляется относительно любого слова, сложного по структуре, однако если в процессе его развития произошла деэтимологизация, то эту единицу в русских научных текстах композитом (сложным словом) не называют. Мы предлагаем обозначать такие лексемы термином «генетический композит». Исследователи говорят об «идиоматическом композите» [1; 8], который не «конвертируется» в словосочетание в противовес композитам с «прозрачной мотивированностью». Однако генезис композита, а значит, первичные смысловые связи и «внутренняя форма» при этом не учитываются.
Список литературы
1. Аликова, С. В. Субстантивные сложные слова в лингвострановедческом аспекте // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2008. Ч. I. С. 6-8.
2. Балалыкина, Э. А. Русское словообразование / Э. А. Балалыкина, Г. А. Николаев. Казань, 1985.
3. Васильева, Л. В. Структурно-морфологические свойства субстантивных композитов в немецкой компьютерной терминологии / Л. В. Васильева // Вестн. Сев.-Кавказ. гос. техн. ун-та. Сер. Гуманитар. науки. 2001. Вып. б. С. 120-122.
4. Вашунин, В. С. Субстантивные сложные слова в немецком языке. М., 1990.
5. Войнова, Л. А. Эмоционально-психологическая и морально-этическая лексика в повествовательной прозе последней трети XVlll в. // Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина). М. ; Л., 19бб. С. 205-23б.
6. Гагарина, Н. Н. Исследование власти в двух направлениях: сложные слова как актуализаторы идейного потенциала сатирического текста (на материале «Истории одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина) // Феноменология власти в сатире / под ред. В. В. Прозорова, И. В. Кабановой. Саратов, 2008.
7. Гагарина, Н. Н. Функции сложных слов (композитов) в идиостиле М. Е. Салтыкова-Щедрина. Ижевск, 2010. 247 с.
8. Галямова, Л. Х. Идиоматическое словообразование татарского и английского языков в свете языковой картины мира : дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2007.
9. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. URL: http://slovardalja.net/word. php?wordid=723б
10. Клименко, Л. П. Лексика с корнем благ- и композиты с компонентом благо- в старославянском языке X-X1 вв. URL: http://www.unn.ru/pages/ issues/vestnik/9999-019б_West_filol_2001_1(3)/3.pdf
11. Круашвили, И. Специфика словообразовательной конструкции и синтаксического словосочетания в немецком языке. URL: http:// www.nplg.gov.ge/caucasia/Caucasology/RUS/2004/ %E2%84%965/Kruascvili.htm
12. Медведева, Т. С. Репрезентация концепта Ordnung в немецкой языковой картине мира // Вестн. Удмурт. ун-та. Филологические науки. 2007. № 5 (2). С. 105-114.
13. Михеева, Е. И. Неологизмы современного немецкого языка: интегративный аспект (на материале имен существительных) : дис. . канд. филол. наук. Курск, 2005.
14. Никифорова, С. А. Композиты с начальным бого- и благо- в Ипатьиной Книге (РГАДА) X1-X11 вв.: определение понятийных связей на базе грекославянских соответствий // Вестн. Удмурт. ун-та. Филол. науки. 200б. № 5 (2). С. 113-12б.
15. Никифорова, С. А. Глагольно-именная база композитов славяно-русского текста: к вопросу о генезисе сложного слова // Вестн. Удмурт. ун-та. Филол. науки. 2007. № 5 (2). С. 147-152.
16. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. URL: http:// lib.ru/DIC/OZHEGOW/ozhegow_p_r.txt
17. Озерная, Е. П. Изучение сложных слов с интернациональными корнями как средство расширения словарного запаса студентов-нефилологов : дис. ... канд. пед. наук. Н. Новгород, 2007.
18. Опарин, М. В. Языковая репрезентация базового этноспецифического концепта: синхронно-диахронный аспект : автореф. дис. . канд. филол. наук. Ижевск, 2010.
19. Петрова, З. М. Сложные прилагательные в поэзии второй половины XVIII в. (поэзия клас-
сицизма, Тредиаковский, Державин) // Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина). М. ; Л., 1966.
С. 146-204.
20. Прокопец, А. В. Семантические модели словообразовательных контаминантов // Учен. зап. Таврич. нац. ун-та им. В. И. Вернадского. Сер. Филология. Т. 19 (58). 2006. № 3. С. 140-146.
21. Степанова, М. Д. Теоретические основы словообразования в немецком языке / М. Д. Степанова, Ф. Фляйшер. М., 1984.
22. ^^, А. Deutsche Lexikologie / А.
А. Lenkowa. М., 1970.
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 24 (239).
Филология. Искусствоведение. Вып. 57. С. 135-137.
А. М. Гуреева
ТЕРМИНОЛОГИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО БАКАЛАВРИАТА В ВАРИОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
В статье рассматривается терминология международного бакалавриата в вариологическом аспекте. На основе принципов когнитивного терминоведения строятся вариативные модели терминов, использованных в российской прессе.
Ключевые слова: терминология международного бакалавриата, вариативность, вариативная модель.
Современное терминоведение признает, что одним из свойств термина является вариативность. Данное утверждение основано на понимании термина как динамического явления языка, «которое способно отразить существующие структуры знания, организующие всю систему сведений, репрезентирующих конкретную сферу деятельности человека» [4. С. 67]. Более того, в когнитивном ключе термины и терминосисте-мы рассматриваются как «динамические конструкты, которые рождаются в дискурсе (речемыслительной деятельности человека) и изменяют свое содержание и форму в процессе когни-ции» [7. С. 209].
Исследуемая в работе терминология международного бакалавриата рассматривается с точки зрения когнитивно-дискурсивного подхода и определяется как совокупность термино-единиц — способов вербальной репрезентации концепта. При исследовании терминологии международного бакалавриата применяется метод моделирования, с помощью которого строятся вариативные модели, позволяющие структурировать терминологию по определенным призна-
кам. Материалом для исследования послужили статьи российских газет о международном бакалавриате.
Мы предлагаем изучать терминологию при помощи вариативных моделей, которые рассматриваем как общую схему актуализации терминоединиц в соответствии с определенными параметрами. При исследовании терминологии международного бакалавриата были проанализированы существующие классификации терминологических вариантов [1-3; 5; 6; 8]. Рассмотренные классификации были модифицированы, дополнены и адаптированы для изучаемой терминологии, в результате чего выделены следующие параметры вариативных моделей:
1) количество компонентов;
2) наличие аббревиатур, эллипсисов;
3) принадлежность компонентов к одному или нескольким языкам;
4) наличие предлогов.
В соответствии с первым параметром, вариативные модели терминологии международного бакалавриата подразделяются на одно-, двух-,
