CC BY
44
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
Конституционное право, административное право
А.А, Клишас*
Принцип разделения властей как концептуальная основа институционализации системы конституционного контроля и конституционного правосудия
В основе формирования институтов конституционного контроля и конституционного правосудия - помимо многочисленных научно-теоретических разработок - лежали и сугубо внутриполитические причины, присущие государствам как романо-германской (континентальной), так и англосаксонской правовой традиции. Постепенно в западном обществе была осознана необходимость усиления контроля над работой высших законодательных органов, которая предопределялась тем, что парламентская деятельность далеко не всегда основывалась на рационализации государственного управления, а зачастую являлась простым отражением конфликта общественно-политических интересов.
Необходимость осуществления действенного контроля над органами законодательной власти особенно обострилась в связи с эволюцией парламентских и полупарламентских режимов в направление усиления исполнительной вертикали и власти партийнополитического аппарата. Безусловно, в государствах с традиционно развитым и сильным парламентаризмом (в основе которого лежит тем или иным образом интерпретированный принцип разделения властей и система «сдержек и противовесов») имеются достаточные правовые возможности и политические механизмы разрешения конфликтов между законодательной и исполнительной ветвью власти. В частности, презюмируется наличие различных и весьма эффективных способов выражать недоверие одних органов другим, таких как, например, отрешение (импичмент) от должности главы государства и ряда высших должностных лиц, досрочный роспуск парламента или одной из его палат, досрочная отставка правительства. Вместе с тем не секрет, что высший законодательный орган объективно способен на злоупотребления. Научная состоятельность подобной точки зрения подтверждается появившейся в середине XX в. необходимостью развития концепции рационализации традиционного парламентаризма, одним из элементов которой, по мнению автора, и являются в настоящее время конституционный контроль и конституционное правосудие. Волеизъявление меньшинства всегда может быть преодолено или подавлено господствующим большинством. При любом акте возникновения относительно монолитного блока парламентского большинства и правительства происходит фактическое размывание принципов, изначально заложенных в концепции разделения властей. Восстановить нарушенный баланс ветвей власти и системы «сдержек и противовесов» призван орган конституционного - специализированного или неспециализированного - контроля.
Иначе говоря, конституционный контроль и конституционное правосудие необходимы там, где становится целесообразным (или даже крайне желаемым) вмешательство специальных судебно-контрольных институтов в нормотворческую деятельность, в первую очередь высшей законодательной власти, а также в целях обеспечения эффективного контроля за работой правительства как высшего государственного органа исполнительной власти.
В «европейской» модели выделяются следующие институционально-функциональные и юрисдикционные особенности, позволяющие рассматривать ее в качестве самостоятельной системы конституционного контроля, кардинально отличающейся от практики конституционной юстиции, сложившейся в рамках «американской» (североамериканской) модели.
Во-первых, органы конституционного контроля, действующие во многих европейских государствах (за исключением тех стран, где сложились так называемые гибридные, или «смешанные» системы конституционной юстиции), не входят в традиционную систему судов общей юрисдикции, осуществляя свои прерогативы вне сферы полномочий уголовных, гражданских, трудовых, административных, мировых и прочих судебных учреждений.
Во-вторых, к особой, своего рода исключительной, компетенции структур конституционного контроля, которой не обладает ни один суд общей юрисдикции, отнесены вопросы соотносимости различных нормативных правовых актов органов государственной власти (причем не только всех трех ветвей без исключения, но и любого уровня) и местного самоуправления с конституцией страны. В этом случае речь идет, условно говоря, о контрольных прерогативах в узком смысле слова. Кроме того, органы конституционного контроля вправе осуществлять и некоторые другие функции, как правило, не свойственные судам общей юрисдикции:
а) выступать судебной инстанцией, «политическим трибуналом» в отношении высших должностных лиц государства (подобными полномочиями наделены, в частности, органы
*Кандидат юридических наук.
специализированного судебного контроля крупнейших западноевропейских федераций -Австрии и Германии);
б) действовать в качестве избирательного суда при проведении общенациональных референдумов (как, например, во Франции и Италии);
в) рассматривать вопросы конституционности политических партий и общественных движений.
В-третьих, специфический характер органов конституционного контроля - в отличие от судов общей юрисдикции - проявляется в статусе тех судей, которые непосредственно осуществляют конституционное правосудие. В подавляющем числе стран, применительно к которым можно говорить о наличии специализированной или неспециализированной конституционной юстиции, институт пожизненного назначения судей отсутствует. Чаще всего судьи назначаются на строго фиксированный срок (шесть лет в Португалии, девять лет во Франции, Испании и Италии, двенадцать лет в Австрии и Германии). В некоторых случаях процесс обновления персонального состава осуществляется в определенных пропорциях, по частям, в чем наглядно проявляется процесс преемственности в организации и деятельности органов конституционного контроля, ассоциируемых с «европейской» моделью.
В-четвертых, специфический характер конституционного контроля, осуществляемого в рамках «европейской» модели, напрямую связан и с теми особенностями, которые просматриваются в институте конституционного запроса, жалобы или заявления. Чаще всего, за небольшим исключением, которое лишь подтверждает общую направленность, правом запроса обладают органы государственной, в т.ч. судебной, власти и физические лица.
В-пятых, в рамках «европейской» модели наряду с конкретным конституционным контролем (который осуществляется и при «американской» системе, в контексте деятельности судов общей юрисдикции) действует и такая форма конституционно-правовых отношений, как абстрактный контроль.
К последней трети XX в. институт судебного конституционного контроля постепенно утвердился практически во всех странах Западной Европы, а также во многих государствах Азии, Африки и Латинской Америки. Объективно вне рамок этой общей тенденции оставались социалистические государства (или, как следует из актов конституционно-учредительного характера, страны «народной демократии») и, за редким исключением, некоторые развивающиеся государства «социалистической ориентации». В результате проведенного исследования представляется возможным сделать вывод, что как в постсоциалистических, так и в развивающихся государствах в известной степени наблюдается рецепция моделей специализированных судебных органов конституционного контроля, действующих в странах Западной Европы, значительно реже - Соединенных Штатов.
Весьма показательно, что в последнее время рецепция «европейской» системы судебного конституционного контроля происходит и в Латинской Америке, традиционно отдававшей предпочтение «американской» (североамериканской) модели специализированного правосудия. При этом, говоря о специфике процесса становления и развития конституционных основ судебной власти как одной из самостоятельных сфер общественных отношений, важно иметь в виду следующую особенность, характерную для многих государств континента. Осуществляя чисто судебные функции, суды в странах Латинской Америки официально - и в доктрине, и в правоприменительной практике - рассматриваются властно-публичными учреждениями, стоящими на защите личности от посягательств со стороны государства и его органов, являясь гарантами прав и свобод человека и гражданина. В подавляющем большинстве стран суды и судебные системы в целом, согласно положениям Основных законов, декларируются в качестве институтов, не только призванных олицетворять собой сам факт наличия «защитных механизмов», непосредственно вытекающих из высшей юридической силы норм и предписаний Конституции, но и - посредством реализации функций конституционного контроля - осуществляющих это на практике.
Вместе с тем нельзя игнорировать того обстоятельства, на протяжении многих лет в значительной мере обусловливавшего процесс конституционного и государственного строительства, что общие демократические принципы организации и деятельности судебной системы (тем более если их рассматривать в контексте «латиноамериканизации» принципа разделения властей и системы «сдержек и противовесов») стран Латинской Америки, в свое время заимствованные из практики Соединенных Штатов (рецепция элементов англосаксонской правовой традиции, в т.ч. «habeas corpus» и «habeas data») и некоторых развитых европейских государств континентальной правовой семьи (прежде всего Франции, Испании, Португалии, в частности, «juicio de amparo»), в специфических условиях региона приобрели иное, нередко негативное содержание. С другой стороны, начиная с последней трети XX в., все отчетливее просматривается тенденция, связанная с отказом, частичным или полным, от системы конституционного контроля и конституционного правосудия, осуществляемого исключительно судами общей юрисдикции.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
