CC BY
123
Мартынюк Р.С.
особенности функциональной природы органов конституционной юрисдикции
цель: Обоснование идеи выделения контрольной ветви государственной власти, исследование особенностей функциональной природы органов конституционной юрисдикции, их отличий от судов общей юрисдикции; анализ сущностных различий интерпретационных актов органов специализированного конституционного контроля и прецедентных судебных решений.
Методология: В статье использованы сравнительно-правовой и формально-юридический методы исследования.
Результаты: В данной работе исследованы отличительные черты функциональной природы органов конституционной юрисдикции, указывающие, в частности, на принципиальные различия между специализированным конституционным нормоконтролем и правосудием.
Новизна/оригинальность/ценность: Научная и практическая ценность статьи отражена в анализе особенностей функциональной природы органов конституционной юрисдикции, а также сущностных отличий актов органов специализированного конституционного контроля как от прецедентных решений высших судов стран общего права, так и нормативных актов.
Ключевые слова: контрольная власть, специализированный конституционный контроль, правосудие, функциональная природа органов конституционной юрисдикции, акты, правовые позиции органов специализированного конституционного контроля.
Martyniuk R.S.
SPECIAL ASPECTS OF THE FuNCTIONAL NATuRE OF THE BODIES OF THE CONSTITuTIONAL
jurisdiction
Purpose: Substantiating the idea of separation of the control branch of the state power, investigation of the distinctive features of the functional nature ofthe bodies of the constitutional jurisdiction, their difference from the courts of general jurisdiction; research fundamental differences of the interpretative acts of the bodies of the specialized constitutional control and precedential court decisions.
Methodology: The comparative legal and formal-legal research methods are applied in this article.
Results: Distinctive features of the functional nature of the bodies of the constitutional jurisdiction specifying fundamental differences between specialized constitutional regulatory control and justice have been investigated in this article.
Novelty/originality/value: Research and practical value of the article is reflected in the analysis of the distinctive features of the functional nature of the bodies of the constitutional jurisdiction as well as in the analysis of the essential differences of the acts of the bodies of specialized constitutional control both from the precedential decisions of the supreme courts of the common-law countries and from the regulations.
Keywords: supervising authority, specialized constitutional control, justice, functional nature of the bodies of the constitutional jurisdiction, acts, legal views of the bodies of specialized constitutional control.
Правовая форма организации и деятельности государственной власти требует существования органа специализированного конституционного контроля, уполномоченного принимать окончательные по своему характеру решения о конституционности актов других высших органов государственной власти. Отсутствие такой контрольной инстанции чревато опаснейшими превышениями органами государственной власти границ их конституционной компетенции [17, с. 346, 347]. До появления на европейском континенте конституционных судов деятельность органов законодательной и исполнительной властей неизбежно являла бесконтрольность, как только определенный властвующий субъект чувствовал себя достаточно сильным, чтобы решиться игнорировать формальные конституционные ограничения.
Появление и дальнейшее развитие института конституционного правосудия повлекли тенденцию к пересмотру устоявшейся концепции о триаде властей. Упомянутая тенденция имеет объективное основание. Буквальное восприятие идеи Ш.-Л. Монтескье о структурно-функциональной дифференциации государственной власти на ее законодательную, исполнительную и судебную ветви на современном этапе развития республиканской государственности характеризует только классическую президентскую республику, которая является «архаичной» и, по сути, исчезающей формой правления. Очевидно, что организация современного демократического, правового государства предполагает существование не только органов законодательной, исполнительной и судебной властей. Такие составляющие
являются «традиционными» для современной республиканской организации государственной власти с самого начала ее возникновения. Единая и целостная государственная власть осуществляется, прежде всего, органами, которые определяются как органы законодательной, исполнительной и судебной власти. Эти органы и воплощают соответствующие три основные функции государственной власти. Однако приведенными функциями государственно-властная деятельность не исчерпывается, поэтому не исключается возможность научного определения других функций государственной власти кроме определенных трех основных [14, с. 292].
Принимая во внимание стремительное развитие и усложнение структуры механизма современного государства, формирование новых функционально ориентированных отраслей власти представляется неизбежным [10, с. 117]. Неудивительно, что попытка выделения и обоснования особенной функциональной природы контрольной власти стала характерной чертой развития современной государственно-правовой теории [8, с. 9]. Тенденция выделения контрольной власти отражается в содержании конституционного законодательства многих стран. Это содержание свидетельствует не о выделении обособленных контрольных органов в рамках отдельной «классической» ветви государственной власти, а о формировании фактически самостоятельной ветви власти, равностатусной трем другим (законодательной, исполнительной и судебной). Процесс выделения контрольной власти, однако, в различных государственно-правовых системах обнаруживает существенные различия. Во многих странах идея о самостоятельной контрольной ветви власти остается собственно идеей, в других эта идея приобрела более или менее целостное концептуальное оформление и конституционно-правовое выражение.
В основе идеи выделения контрольной ветви власти лежит осознание организационной и функциональной специфики органов, которые ее олицетворяют. Эти органы не устанавливают общих правил поведения, не уполномочены на управленческие действия, а также не осуществляют правосудие по делам, подведомственным судам общей юрисдикции. Объектом деятельности органов контрольной власти являются акты и действия других органов государственной власти, а предметом - конституционность или законность актов и действий подконтрольных субъектов.
Специализированные контрольно-надзорные органы занимают обособленное положение
в структуре государственного аппарата: они не являются структурной составляющей одной из традиционных ветвей власти, не подчинены какому-либо органу государственной власти, поскольку в противном случае не смогли бы осуществлять свои полномочия в отношении тех, кому подчинены. Функциональная специализация контрольно-надзорных органов обусловливает и другую специфику организации их системы: эти органы действуют также совершенно независимо друг от друга, между большинством из них вообще отсутствуют какие-либо элементы подчинения. Независимость контрольно-надзорных органов как друг от друга, так и от органов, которые формируют их, является важной гарантией самой возможности осуществления беспристрастного и эффективного контроля за деятельностью подконтрольных субъектов.
Выделение самостоятельной контрольной ветви власти обусловлено вескими причинами. Реальный суверенитет народа предполагает, что народ через своих представителей не только создает законы, организует их исполнение, решает правовые споры, но и осуществляет контроль за всеми этими процессами. В частности, появление органов специализированного конституционного контроля отражает факт недостаточности неспециализированных форм конституционного контроля и, прежде всего, парламентского контроля главой государства и исполнительными органами, а также необходимость введения контроля за самим парламентом, деятельность которого находится под активным влиянием политических партий [11, с. 35]. Функциональное предназначение органа конституционной юрисдикции заключается в том, чтобы компенсировать недостаточность собственных полномочий других органов государственной власти при необходимости восстановления нарушенного в результате их деятельности баланса властей. Следовательно, наличие более или менее развитой системы специализированных контрольно-надзорных органов является обязательным атрибутом механизма современного правового государства.
Структурно-функциональная обособленность контрольной власти, ее независимость от других ветвей власти позволяет осуществлять специализированный контроль всеми органами и должностными лицами государственного аппарата. Особенно это касается специализированных органов конституционной юрисдикции, которые концентрируют и олицетворяют в себе признаки контрольной власти. Функциональная природа органов специализированного конституционного
контроля отражает саму сущность контрольной власти со всеми ее необходимыми атрибутами. Имея специализированный предмет контроля и реализуя свою функцию через особый механизм защиты конституции, конституционные суды и подобные им органы образуют высшую (специализированную) форму конституционного контроля [7, с. 8].
Функциональная специализация и имеющаяся конституционно-правовая регламентация статуса органов конституционной юрисдикции вызывают в профессиональной среде интеллектуальные усилия, направленные на осмысление самобытной природы этих органов и обоснование их самостоятельности, в частности, в отношении судов общей юрисдикции. Как следствие, в науке конституционного права вопрос о принадлежности или непринадлежности конституционных судов и подобных им органов к судебной власти, а следовательно, об их функциональной природе, стал, скорее, предметом дискуссии, а не научной догмы. Такая дискуссия может только приветствоваться: адекватное теоретическое обоснование функциональной природы, принципов организации и форм деятельности органов конституционной юрисдикции помогает лучше понять их роль в механизме современного государства, выработать необходимые юридические гарантии их независимого статуса, в конце концов, определить оптимальные формы конституционно-правовой организации органов специализированного конституционного контроля, достичь максимального функционального эффекта в их деятельности.
Очевидно, что органы специализированного конституционного контроля обладают определенной спецификой, которая отличает их от обычных судов (в том числе и таких специальных, как, например, административные суды) и от политических высших органов государства (президент, парламент, правительство), что находит отражение в природе органов конституционной юрисдикции, которая, по мнению многих исследователей, носит двоякий характер. В специальной литературе утверждается, в частности, что органы, специализированно осуществляющие конституционный контроль, «не в полной мере соответствуют представлению о судах как о традиционных органах судебной власти, осуществляющих правосудие» [19, с. 26]; указывается, что орган конституционного контроля - это «не суд, но все-таки достаточно похожий на него орган» [2, с. 594]. Показательно, что некоторые авторы, воспринимая, пусть с оговорками, точку зрения на органы конституционной юрисдикции
как элемент судебной власти [6, с. 31], указывают на доктринально-нормативную природу актов этих органов [4, с. 14]. Сочетание доктринальных и нормативных начал в актах конституционного суда дает исследователям основание рассматривать его как нечто «большее, чем суд» и называть «квазиправотворцем» [6, с. 31].
Различия в теоретических подходах осмысления функциональной природы органов конституционного контроля обусловливают особенности национальной конституционно-правовой регламентации их статуса.
Конституционные суды - органы государственной власти, деятельность которых осуществляется в процессуальных формах, которые сближают их с судами общей юрисдикции [18, с. 173]. Этим внешним признаком почти исчерпывается сходство органов конституционной юрисдикции с общими судами. Однако на основании этого вторичного критерия во многих новейших конституциях соответствующие органы рассматриваются как один из элементов судебной власти, и регламентация их статуса в структуре конституции не выделяется, положения о них включены в раздел конституции, посвященный судебной власти. Такой подход прослеживается в Основных законах Азербайджана, Армении, Грузии, Кыргызстана, Словакии, России, Таджикистана, Узбекистана, Чехии и др. Конституция Азербайджана 1995 г. (ст. 125), например, включая орган конституционной юрисдикции в перечень субъектов, осуществляющих «судебную власть... посредством правосудия», закрепляет также положение о том, что «судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, уголовного судопроизводства и других форм, предусмотреных законом». Конституция Грузии 1995 г. (ст. 82) указывает, что «судебная власть осуществляется посредством конституционного контроля, правосудия и в установленных законом иных формах». Конституция Эстонии 1992 г. возлагает функцию конституционного контроля на Государственный Суд - высший судебный орган страны. В Кыргызстане в составе Верховного суда действует Конституционная палата - орган, осуществляющий конституционный контроль.
Отнесенность в конституционном тексте органа конституционной юрисдикции к судебной власти свидетельствует, однако, о вполне формальной связи органов специализированного конституционного контроля с судами общей юрисдикции. Отсутствие реальных функциональных взаимосвязей между конституционным судом и общими судами, которые бы давали достаточное основа-
ние считать все упомянутые органы элементами единой целостной судебной системы, отчетливо прослеживается в содержании нормативных положений, которыми определяется компетенция органа конституционного контроля.
Законодательство ряда стран, хотя и включает органы, осуществляющие конституционное правосудие, в состав судебной системы , наделяет их при этом принципиальной автономией по отношению к другим судам. Так, например, Конституция Украины 1996 г. в разделе VIII «Правосудие» (ст. 124) отмечает, что судопроизводство в Украине осуществляется Конституционным Судом Украины и судами общей юрисдикции. Вместе с тем, институту конституционного правосудия Основной закон Украины посвящает отдельный раздел XII под соответствующим названием «Конституционный Суд Украины». Тенденция выделения контрольной ветви власти, олицетворенной органами конституционной юрисдикции, прослеживается и в содержании новейших основных законов таких стран Центральной и Восточной Европы, как Македония, Молдова, Словения, Хорватия.
В конституциях многих стран (Болгария, Венгрия, Испания, Италия, Казахстан, Литва, Польша, Франция и др.) органы специализированного конституционного контроля рассматриваются вполне обособленным элементом государственного механизма. В частности, отчетливо проведено структурно-функциональное разграничение между общими судами и органом конституционной юрисдикции в Конституции Литвы 1992 г.: главе, посвященной правосудию вообще (под названием «Суд»), здесь предшествует глава «Конституционный Суд». Примечательны и другие положения упомянутой Конституции. Указывая, что «правосудие в Литовской Республике осуществляется судами», к последним Основной закон Литвы (ст. 109, 111) относит «Верховный Суд Литвы, Апелляционный суд Литвы, окружные и апилинковые суды». Конституционный Суд, как видим, в этот список не попадает. В Конституции Болгарии 1991 г. прослеживается схожий подход: помещая регламентацию судоустройства и статуса органа конституционной юрисдикции в различные главы (шестая и восьмая соответственно), Конституция (ст. 119) специально подчеркивает, что «правосудие осуществляется Верховным кассационным судом, Верховным административным судом, апелляционными, окружными, военными и районными судами». Конституционный Суд в перечне, как и в предыдущем случае, не упоминается.
В Основном законе Польши 1997 г. статус общих судов и органа конституционной юрисдикции определяется в едином разделе VIII. Однако само название упомянутого раздела - «Суды и трибуналы» - указывает на четкое различение составителями Конституции институтов правосудия и конституционного нормоконтроля. Ст. 175 Конституции указывает, что «отправление правосудия в Республике Польша осуществляют Верховный Суд, общие суды, административные суды, а также военные суды».
Тенденция выделения контрольной ветви власти четко прослеживалась и в первичной редакции Конституции Республики Беларусь 1994 г. Эта редакция содержала специальный раздел под названием «Государственный контроль и надзор», который начинался с главы «Конституционный Суд Республики Беларусь». К системе высших контрольно-надзорных органов, кроме Конституционного Суда, Основной закон Беларуси относил Прокуратуру и Контрольную палату.
Важно отметить, что осуществляемый органами конституционной юрисдикции контроль по характеру и содержанию является конституционным и лишь по форме - судебным. К тому же внешнее сходство конституционного правосудия с формой правосудия, которая применяется в судах общей юрисдикции, является лишь частичным [16, с. 27]. Фактически специализированный конституционный контроль, олицетворяемый органами конституционной юрисдикции, не проявляет функциональной тождественности с правосудием, которое осуществляют суды общей юрисдикции. С этой позиции органы конституционной юрисдикции могут быть определены как квазисудебные органы. Представляется верной точка зрения, что органы конституционной юстиции «не совсем суды», в том смысле, что их отнесение к органам судебной власти весьма условно, и «попытки выделения соответствующей подсистемы судебной системы или ветви судебной власти наталкиваются на непреодолимые смысловые проблемы, обусловленные правовой природой нормоконтроля» [12, с. 26].
Действительно, органы специализированного конституционного контроля - это органы государственной власти, которые принимают правовые решения в соответствии с формализованной процедурой, проявляющей определенную общность с обычным судопроизводством. В то же время они являются органами политическими с точки зрения порядка своего формирования, часто состава, а самое важное - по характеру дел, которые ими рассматриваются. Предмет этих дел - кон-
ституционно-правовые вопросы, которые всегда имеют политический смысл и значение. Конституция является основным законом государства, и ключевой предмет конституционно-правового регулирования - государственно-политические отношения властвования. Итак, поскольку любой конституционно-правовой вопрос прямо или, по крайней мере, косвенно касается организации государственной, то есть политической власти, он в этом смысле слова является политическим.
Вместе с тем, только в данном смысле возможно говорить о политическом характере органов конституционной юрисдикции. Они не являются такими политическими органами, как другие высшие конституционные органы государства, непосредственно участвующие в политическом процессе, в принятии политических решений или в осуществлении политического по содержанию контроля. Подобный характер органов специализированного конституционного контроля противоречил бы самому их функциональному предназначению в государственно-правовой системе и поэтому прямо запрещается законодательством многих стран. Для минимизации политических факторов в деятельности соответствующих органов применяется, в частности, правило «связанной инициативы», особый порядок их формирования и нормативные ограничения предмета их деятельности (органы конституционной юрисдикции принимают к рассмотрению только те дела, которые касаются конституционно урегулированных вопросов). В своих актах органы конституционной юрисдикции часто подчеркивают, что политика находится вне сферы их контроля, а принцип политической целесообразности не может быть критерием рассмотрения дел.
Определение органов специализированного конституционного контроля как внеполитических и максимально дистанцированных от реального политического процесса, вместе с тем, не отрицает того очевидного факта, что в силу особенностей юридических характеристик своих актов упомянутые органы определяющим образом влияют на всю систему координат государственно-правовой жизни страны. По сути, роль органов конституционной юрисдикции в государственном механизме определяется юридическими характеристиками самой конституции. Чаще всего объектом интерпретационной деятельности соответствующих органов выступают нормы основного закона государства. Конституция имеет высшую юридическую силу. Принцип верховенства конституции требует, чтобы законы и другие нормативно-правовые акты принимались исключительно на ос-
нове конституции и отвечали ей. Учитывая квазинормативную природу правовых позиций органа конституционной юрисдикции, следует считать, что приведенный принцип в полной мере распространяется и на его интерпретационные акты. Последние, однако, не только основываются на положениях основного закона, но и «принимают» на себя юридические характеристики конституционных норм, которые они толкуют [13, с 51] и вместе с которыми применяются. Упомянутое обстоятельство обусловливает высшую юридическую силу актов органов конституционной юрисдикции и императивную значимость сформулированных в этих актах правовых позиций для остальных высших органов государства.
Фактически применение норм конституции в конституционно-правовых отношениях не может осуществляться без учета или, тем более, вопреки правовым позициям органа конституционной юрисдикции. Сама процедура конституционного контроля завершается исполнением решений конституционного суда другими органами государственной власти. Таким образом, осуществляя «негативное правотворчество» и интерпретационную деятельность, органы конституционной юрисдикции непосредственно влияют на правоприменительную практику и опосредованно - на процесс нормотворчества подконтрольных им субъектов. В этом отражается определяющая черта функциональной природы органов специализированного конституционного контроля и их компетенционных взаимосвязей с «политическими» органами государственной власти.
На структурно-функциональную автономию единственного органа конституционной юрисдикции в отношении общих судов указывает, кроме прочего, тот факт, что орган специализированного конституционного контроля не пребывает в таких системных компетенционных связях с общими судами, как, например, высший орган в системе общих судов, и в этом отношении орган конституционной юрисдикции сложно назвать элементом судебной системы. Поэтому то обстоятельство, что регламентация конституционно-правового статуса соответствующего органа, как это часто отражено в содержании конституционных текстов, частично осуществлена в разделе о судебной власти, ни в коей мере не должно рассматриваться как свидетельство функциональной сопряженности деятельности органа конституционной юрисдикции с деятельностью судов общей юрисдикции.
Функциональная самобытность органов специализированного конституционного контроля
отражена в природе принимаемых ими актов. По ряду своих характеристик эти акты обнаруживают сходство с судебными прецедентами. Такое сходство, однако, не дает оснований отождествлять акты органов специализированного конституционного контроля с прецедентными решениями высших судов стран общего права. Важно, в частности, обратить внимание на тот факт, что органы конституционной юрисдикции принимают свои акты всегда в связи с необходимостью толкования норм позитивного права. Упомянутая интерпретация имеет место даже тогда, когда основанием принятия акта является проверка соответствия конституции норм законодательства, и принятое органом конституционного контроля решение не оформляется в специальный акт толкования. Фактически толкованием конституции сопровождается рассмотрение конституционным судом любого дела. В этом смысле любой акт конституционного правосудия - интерпретационный. Отсюда и определение в специальной литературе соответствующих актов как интерпретационных. Появление интерпретационного акта невозможно без предшествующей ему нормы позитивного права, образующей объект его толкования. Прецедентные решения, вместо того, обнаруживают лишь частичную обусловленность нормами позитивного права. Более того, такая обусловленность может отсутствовать вообще. Прецедентное решение появляется совсем не обязательно как результат судебного толкования норм законодательства. Его появление может вызвать объективная необходимость правового решения ситуации, не урегулированной нормами позитивного права.
В странах общего права признание за судами правотворческой роли фактически определяет постоянную и жесткую зависимость законодательства от прецедентов. Такая зависимость сохраняется даже в случае принятия закона, который иначе регулирует общественные отношения, предварительно регулируемые прецедентным правом. Аннулирование законом определенных прецедентов означает лишь то, что на суды возлагается задача создать новые прецеденты взамен тех, действие которых было прекращено законом. Подобная относительная значимость законодательства в механизме правового регулирования невозможна в странах, где функцию конституционного правосудия олицетворяют органы конституционной юрисдикции.
Функциональная природа судебной власти раскрывается в определенных процессуальных формах защиты прав физических и юридических лиц. В процессе осуществления общего право-
судия косвенно обеспечивается правовая охрана конституции. Поэтому соответствующие прецедентные решения всегда связаны с попытками судебной защиты нарушенного субъективного права. Такие попытки являются непосредственной причиной появления прецедента, а конституционный нормоконтроль, который осуществляется в процессе выработки прецедентного решения, является объективно необходимым, но только технически-вспомогательным средством решения вопроса о защите права физического или юридического лица. К тому же в странах общего права судебная защита субъективного права сопровождается конституционным нормоконтролем далеко не всегда.
Функциональное предназначение органов специализированного конституционного контроля - обеспечение верховенства конституции в национальной правовой системе путем оценки конституционности норм законодательства и интерпретационной деятельности.
Основания осуществления специализированного конституционного нормоконтроля не исчерпываются случаями нарушения неконституционными актами основных (конституционных) прав человека и гражданина, поэтому акты конституционного правосудия могут быть совсем не связанными с потребностями защиты субъективного права. Фактически даже в национальных правовых системах, которым известен институт индивидуальной конституционной жалобы, защита прав физического лица может рассматриваться только как опосредованный, а не непосредственный результат «негативного правотворчества» органов специализированного конституционного контроля: предметом соответствующего конституционного производства остается проверка конституционности норм права.
Существенно и то, что прецедентные решения являются обязательными к применению только судебными органами, в то время как акты органов конституционной юрисдикции обязательны для всех субъектов, чьи правоотношения охватываются сферой действия этих актов. К тому же акты органов конституционной юрисдикции, в отличие от решений судов общей юрисдикции, имеют окончательный характер и не могут быть обжалованы.
В юридической науке общепринятым является понимание актов органов конституционной юрисдикции как разновидности интерпретационных актов. Интерпретационный акт конституционного правосудия применяется исключительно вместе с нормативным актом - объектом
евразийская -
> 4 (23) 2016 <
- адвокатура
его толкования, является «тенью» норм, которые он толкует, «воспринимает» на себя их юридическую силу и разделяет их «юридическую судьбу». В то же время акты органов специализированного конституционного контроля обладают существенной спецификой, которая принципиально отличает их от других вид интерпретационных актов. Эта специфика заключается в том, что в структуре актов органов конституционной юрисдикции имеются доктринально-нормативные элементы, известные как правовые позиции упомянутых органов. Будучи выражением высших конституционных ценностей, правовые позиции органа конституционной юрисдикции проявляют док-тринально-нормативную природу [6, с. 31, 32] и являются своеобразными основополагающими источниками права. Однажды сформулированная в соответствующем акте правовая позиция приобретает общенормативное значение и в дальнейшем может неоднократно применяться вне связи с обстоятельствами дела, по поводу которого конституционным судом было принято решение [9, с. 8, 14]. Создаваемое совокупностью правовых позиций органа конституционной юрисдикции своеобразное «право принципов» формирует, по сути, официальную государственно-правовую доктрину и потому должно образовывать, вместе с конституцией государства, нормативную основу национальной системы права [3, с. 166, 170].
Поскольку правовая позиция конституционного суда выражает доктринальный уровень правовой компетентности, ее юридическая сила, представляется, не может зависеть от сохранения юридической силы самого интерпретационного акта, в котором она сформулирована. Принципы права, непосредственно сформулированные органом конституционной юрисдикции в его актах или вытекающие из общего смысла его правовых позиций, являются специфическими источниками права. Не вызывая правоотношений непосредственно, они одновременно имеют высшую юридическую силу и императивное значение для субъектов, наделенных нормотворческими и правоприменительными полномочиями. Упомянутый вид правотворчества выступает как объективное следствие, а не непосредственная цель реализации органом конституционной юрисдикции его функции обеспечения верховенства основного закона.
Вместе с тем, несмотря на наличие в структуре актов органов конституционной юрисдикции доктринально-нормативных элементов, вряд ли возможно найти серьезные аргументы отождествления правовой природы этих актов с норматив-
ными актами. Интерпретационные акты органов специализированного конституционного контроля принципиально отличаются от нормативных актов, поскольку эти органы не осуществляют правотворческой функции в ее классическом проявлении. Если, например, закон устанавливает общеобязательные правила поведения (модели общественных отношений), то интерпретационный акт органа конституционного контроля только обнаруживает их путем толкования нормативного акта. Акт конституционного правосудия создает правовые последствия только в связи с реализацией правовых норм, толкование которых вызывает его появление, и не обладает собственной практической значимостью. Акты органов специализированного конституционного нормоконтроля, таким образом, нельзя рассматривать как средство непосредственного правового регулирования, поскольку они выполняют в отношении такого регулирования опосредованную роль [15, с. 100]. И хотя правовые позиции органов конституционной юрисдикции «вплотную приближаются к понятию «источник права» [1], непосредственное правовое регулирование выходит за пределы компетенции этих органов. Органы конституционного контроля могут только преодолевать правовые пробелы, интерпретируя более общие по содержанию конституционные положения (например, нормы-принципы), которые регулируют соответствующие правоотношения косвенно [5, с 76]. Поэтому акты конституционного правосудия, несмотря на то, что они содержат доктринально-нормативные элементы, остаются по своей природе интерпретационными.
Пристатейный библиографический список
1. Абдрасулов Е. Правообразование и правопреоб-разование в нормативных постановлениях Конституционного совета РК [Электронный ресурс]. URL: http:// www.zakon.kz.
2. Авакьян С. Конституционное право России: Учебный курс: в 2 т. М.: Юристъ, 2005. Т. 2.
3. Бержель Жан-Луи. Общая теория права. М.: NOTA BENE, 2000.
4. Бондарь Н. Акты конституционного правосудия как источники права: их нормативно-доктринальная природа // Национальная государственность и европейские интеграционные процессы: в 2 т. Т. 1. Национальное законодательство и его гармонизация с правом Европейского Союза: сб. науч. тр. Минск, 2008. С. 14-26.
5. Бондарь Н. Конституционные пробелы и конфликты как отражение социальных противоречий: в контексте практики Конституционного Суда РФ // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2010. Т. 8. № 1. С. 70-79.
6. Бондарь Н. Конституционный Суд России: не «квазисуд», а больше, чем суд // Журнал конституционного правосудия. 2010. № 3. С. 28-34.
7. Воеводина Т. Конституционный Суд Российской Федерации как гарант реализации принципа «системы сдержек и противовесов» в системе разделения властей Российской Федерации // Вестник Российской правовой академии. 2009. № 3. С. 7-12.
8. Денисов С. Формирование контрольной ветви власти и ограничение коррупции // Государство и право. 2002. № 3. С. 9-16.
9. Кажлаев С. Генезис правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2007. № 3. С. 8-14.
10. Керимов А. Современное государство: вопросы теории. М.: Норма, 2008.
11. Клишас А. Конституционная юстиция в зарубежных странах. М.: Междунар. отношения, 2004.
12. Ливеровский А., Петров М. Органы конституционного нормоконтроля как «квазисуды» // Журнал конституционного правосудия. 2010. № 3. С. 23-28.
13. Саликов М. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации: понятие и система // Правоведение. 2003. № 5. С. 49-59.
14. Шаповал В. Принцип разделения властей и эволюция конституционных статусов Президента Украины и кабинета министров Украины // Конституционные преобразования в Украине: история, теория и практика: монографiя / под ред. М.Ф. Орзиха. К.: Юринком Интер, 2013.
15. Шаповал В. Сучасний конституцiоналiзм: Монографiя. К.: Салком, Юршком 1нтер, 2005.
16. Шаповал В. Сущностные характеристики конституционного контроля // Право Украины. 2005. № 3. С. 23-27.
17. Эсмен А. Общ^я основашя конституцюннаго права. СПб., 1898.
18. Юдин Ю. Модели конституционного правосудия // Сравнительное конституционное право: монография / под ред. А.И. Ковлера, В.Е. Чиркина, Ю.А. Юдина. М.: Манускрипт, 1996.
References (transliterated)
1. Abdrasulov E. Pravoobrazovanie i pravopreobra-zovanie v normativnyh postanovlenijah Konstitucionno-go soveta RK [Jelektronnyj resurs]. URL: http://www.za-kon.kz.
2. Avak'jan S. Konstitucionnoe pravo Rossii: Uchebnyj kurs: v 2 t. M.: Jurist#, 2005. T. 2.
3. Berzhel' Zhan-Lui. Obshhaja teorija prava. M.: NOTA BENE, 2000.
4. Bondar' N. Akty konstitudonnogo pravosudija kak istochniki prava: ih normativno-doktrinal'naja priroda // Nacional'naja gosudarstvennost' i evropejskie integra-cionnye processy: v 2 t. T. 1. Nacional'noe zakonodatel'stvo i ego garmonizacija s pravom Evropejskogo Sojuza: sb. nauch. tr. Minsk, 2008. S. 14-26.
5. Bondar' N. Konstitucionnye probely i konflikty kak otrazhenie social'nyh protivorechij: v kontekste praktiki Konstitucionnogo Suda RF // Jekonomicheskij vestnik Ros-tovskogo gosudarstvennogo universiteta. 2010. T. 8. № 1. S. 70-79.
6. Bondar' N. Konstitucionnyj Sud Rossii: ne «kva-zisud», a bol'she, chem sud // Zhurnal konstitucionnogo pravosudija. 2010. № 3. S. 28-34.
7. Voevodina T. Konstitucionnyj Sud Rossijskoj Federa-cii kak garant realizacii principa «sistemy sderzhek i pro-tivovesov» v sisteme razdelenija vlastej Rossijskoj Federacii // Vestnik Rossijskoj pravovoj akademii. 2009. № 3. S. 7-12.
8. Denisov S. Formirovanie kontrol'noj vetvi vlasti i ogranichenie korrupcii // Gosudarstvo i pravo. 2002. № 3. S. 9-16.
9. Kazhlaev S. Genezis pravovyh pozicij Konstitu-cionnogo Suda Rossijskoj Federacii // Zhurnal rossijskogo prava. 2007. № 3. S. 8-14.
10. Kerimov A. Sovremennoe gosudarstvo: voprosy teorii. M.: Norma, 2008.
11. Klishas A. Konstitucionnaja justicija v zarubezhnyh stranah. M.: Mezhdunar. otnoshenija, 2004.
12. Liverovskij A., Petrov M. Organy konstitucionnogo normokontrolja kak «kvazisudy» // Zhurnal konstitucionnogo pravosudija. 2010. № 3. S. 23-28.
13. Salikov M. Pravovye pozicii Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii: ponjatie i sistema // Pravovedenie. 2003. № 5. S. 49-59.
14. Shapoval V. Princip razdelenija vlastej i jevoljucija konstitucionnyh statusov Prezidenta Ukrainy i kabineta ministrov Ukrainy // Konstitucionnye preobrazovanija v Ukraine: istorija, teorija i praktika: monografija / pod red. M.F. Orziha. K.: Jurinkom Inter, 2013.
15. Shapoval V. Suchasnij konstitucionalizm: Monogra-fija. K.: Salkom, Jurinkom Inter, 2005.
16. Shapoval V. Sushhnostnye harakteristiki konstitu-cionnogo kontrolja // Pravo Ukrainy. 2005. № 3. S. 23-27.
17. Jesmen A. Obshhija osnovanija konstitucionnago prava. SPb., 1898.
18. Judin Ju. Modeli konstitucionnogo pravosudija // Sravnitel'noe konstitucionnoe pravo: monografija / pod red. A.I. Kovlera, V.E. Chirkina, Ju.A. Judina. M.: Manuskript, 1996.
