CC BY
2
Асонов Н.В.
5.5.1 История и теория политики (политические науки)
History and Theory of Politics
DOI: 10.33693/2223-0092-2023-13-4-27-36 УДК: 323 ГРНТИ: 11.01 EDN: JGZBYK
Политологическое измерение Российской идентичности в прошлом и настоящем
Н.В. Асонов ©
Московский педагогический государственный университет, г. Москва, Российская Федерация
E-mail: [email protected]
Аннотация. Исходя из специфики политической науки, требующей при анализе социальных явлений и процессов ставить в основу любого исследования власть как центральную категорию политики и политическую систему, в рамках которой строится вся процессуальная составляющая властных полномочий, автор статьи дал свое видение Российской идентичности в прошлом и настоящем. Цель исследования - определить основные этапы становления Российской идентичности и раскрыть ее специфические черты, отражающие особенности государственной власти и политической системы страны как уникальной цивилизаци-онной модели развития человечества. Методы исследования. Характер данной работы строится на использовании системного, функционального, ценностно-целевого, исторического и некоторых других методов политического анализа, представляющих собой гармоничное сочетание их общенаучных и частных фундаментальных направлений. Результаты исследования. В ходе проведенного анализа автор пришел к ряду выводов, согласно которым, на государственном уровне Российская идентичность носила вполне суверенный характер в двух случаях. Первый раз это было связано с отказом Москвы подчиниться постановлениям Флорентийского униатского собора, что сохранило Россию как единственную православную державу вплоть до Петра I. Второй раз наше государство стало страной-цивилизацией в октябре 1917 г. Крах Советского Союза вписал Россию в качестве периферийного элемента в рамки североатлантической цивилизации и способствовал установлению на ее территории режима «нового бонапартизма».
Ключевые слова: Российская идентичность, политическое управление, ресурсы власти, методы управления, «новый бонапартизм», зависимое развитие, Советская цивилизация
DOI: 10.33693/2223-0092-2023-13-4-27-36
Dimension of Political Science in Russian Identity of the Past and Present
N.V. Asonov ©
Moscow State Pedagogical University, Moscow, Russia
E-mail: [email protected]
Abstract. Based on the specificity of political science, which requires placing power as the central category of politics and the political system when analyzing various social phenomena and processes, the author of the article presents their vision of Russian identity in the past and present. The aim of the study is to determine the main stages of the formation of Russian identity and reveal its specific features, reflecting the specificity of state power and the political system of the country as a unique civilization model of human development. Research Methods: The nature of this work is based on the use of systemic, functional, value-oriented, historical, and some other methods of political analysis, representing a harmonious combination of their general scientific and specific fundamental directions. Research Findings. In the course of the analysis conducted, the author arrived at several conclusions. According to them, at the state level, Russian identity had a completely sovereign character in two cases. The first instance was related to Moscow's refusal to submit to the resolutions of the Florence Union Council, which preserved Russia as the only Orthodox state until Peter the Great. The second time our country became a civilization-state was in October 1917. The collapse of the Soviet Union positioned Russia as a peripheral element within the framework of the North Atlantic civilization and contributed to the establishment of a regime of "neo-Bonapartism" on its territory.
Key words: Russian identity, political governance, power resources, management methods,"Neo-Bonapartism", dependent development, Soviet civilization
ВВЕДЕНИЕ
Сразу отметим, что термин «идентичность» восходит к латинскому языку, в котором он означал тождественность или одинаковость сравниваемых объектов исследования. Следовательно, у нас нет оснований сводить разговор о Российской идентичности только к ее суверенитету или к ее цивилизационной универсальности, закрывая глаза на степень зависимого развития нашей Родины от других цивилизационных полюсов и характерных для них политических систем.
В настоящих условиях эта тема приобретает особо острое значение. Ведь развернувшаяся борьба с «Киевским режимом», начатая в 2014 г., поставила на повестку дня вопрос о существовании России как особой страны-цивилизации, противостоящей Западу и, следовательно, не идентифицируемой с ним в своей социально-политической основе. Хотя данная тема была поднята за несколько лет до присоединения Крыма, она уже тогда стала приобретать в первую очередь идеологический, а не научный характер, выведя за скобки публичных обсуждений специфику Советского государства и обойдя стороной системный и структурно-функциональный методы анализа. Их результаты могли повредить созданию позитивного образа современной России и ее правящей элиты. Такая беспристрастность грозила усилением позиций КПРФ и подрывала леги-
тимность правящей партии, позиционирующей себя в качестве противника Советской власти.
Чтобы разобраться в этом нам следует обратиться к помощи политологии как единственной дисциплине, способной изучать все сложности социальных явлений и процессов, опираясь на комплексный анализ государственной власти как центральной категории политики. Кроме того, только эта наука в своих исследованиях учитывает специфику политических систем, что позволяет идентифицировать их между собой, выделяя в их строении автохтонные и привнесенные элементы управления. Соотношение между собой подобных элементов дает возможность сделать вывод о степени реального, а не декларативного цивилизационного суверенитета страны.
Поэтому в основу данного анализа положен целый ряд научных парадигм, играющих роль «дисциплинарных матриц», подчеркивающих принадлежность исследования к конкретной науке и указывающих нахарактер поиска, предпринятого в целях решения поставленной задачи. Неслучайно парадигма трактуется как «пример, образец» чего-либо, на который надо равняться и который лежит в основе любых аналитических изысканий. Вот почему для политолога парадигмы являются базовыми умозрительными положениями (или моделями, ставящими те или иные проблемы), принятыми как образцы для решения научно-теоретических
Асонов Н.В.
или практических задач. Они определяют общий характер осмысления политической сферы общества, ее прошлого, настоящего и будущего. И если речь заходит о политологическом измерении Российской идентичности в прошлом и настоящем, то нельзя обойтись без парадигм политических фактов, политических дефиниций, политического поведения и социально-исторического детерминизма.
Первая парадигма сводит всю социально-политическую реальность к двум главным фактам. Одни из них связаны с институциональной составляющей как структурным элементом политической системы общества. Тут почти все внимание аналитика сосредотачивается на взаимосвязи и характерных чертах самих политических институтов, определяющих их ресурсный потенциал, тип функциональных возможностей и вектор коммуникативных направлений. Другая группа фактов касается систем политического управления и взаимосвязи этих систем между собой по горизонтали и вертикали субъектно-объектных отношений. Вторая парадигма своим стратегическим элементом видит способ, помогающий выявлять и определять достоверные политические события. Она позволяет увидеть суть политической реальности в некой совокупности определений (дефиниций) действий и ценностно-целевых установок. Третья парадигма ориентирована на анализ политического поведения и участия не только отдельных лиц и социальных групп, но и целых институтов, придерживающихся каких-либо культурно-цивили-зационных приоритетов. Последняя парадигма самая сложная и наиболее противоречивая. Ведь масштаб того исторического полотна, которое надо изучить и разделить на отдельные этапы, исходя из специфики цивилизационного подхода, создает наибольшие трудности для исследователя в силу информационной скудости, не позволяющей «объять необъятное».
Методологической новацией проведенного анализа следует считать применение типологии политических систем, выстроенной в сочетании с культурно-циви-лизационным и диалектическим подходами, показывающими способность любой системы развиваться не только однолинейно, но и «криволинейно», когда происходит изменение эндогенной структуры на худшую экзогенную. Данные подходы дополнены системным, нормативным, функциональным, историческим, ценностно-целевым и сравнительным методами исследования.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Мы знаем, что политика связана с темой захвата или удержания власти как центрального элемента общественной жизни. Эта деятельность происходит на пяти уровнях. Они включают в себя область межличностных отношений, складывающуюся между главами различных организаций, прямо или косвенно задействованных в системе властных отношений; борьбу в пределах местного уровня власти; в границах управления отдельного государства; в масштабах территори-ально-цивилизационных регионов, скажем, Европы; и, наконец, глобальный масштаб противоборства, нацеленный на установление мирового господства в чью-либо пользу.
Здесь каждая из сторон опирается на обширную группу ресурсов власти и поэтому проблему сохранения российской идентичности, утерянной в ходе развала СССР, нельзя понять без учета этих факторов. Ведь, согласно К. Шмитту, политический враг, которым всегда была наша страна для Запада, «есть именно иной, чужой», и конфликт с ним никогда не будут разрешен «приговором "беспристрастного" третьего лица» [Шмитт, 1992: 40]. Потому закономерным финалом любой борьбы со всем, что чуждо Западу станет «полное обращение противника в свою веру» [Киссинджер, 2015:104]. Такой финал должен привести к реализации еще одной политической цели, направленной на подавление цивилизационного многообразия.
В условиях глобализации, спровоцированной авторами двух мировых военно-политических конфликтов, а затем сделавших все возможное, чтобы подавить страны социалистического лагеря, цивилизационное многообразие становится не только опасным для строителей «нового мирового порядка», но и не выгодным с точки зрения глобального управления. Как верно отметили В. Арнольд и Л. Левантовский, с ростом степени разнообразия любой системы ее устойчивость неизбежно слабеет, теряя возможность адекватно реагировать на внешние и внутренние вызовы. Таким образом, всякое управление стремится к сокращению реального многообразия, заменяя его мнимым плюрализмом ценностей и целей, особенно когда речь идет о господстве над Европой или всем миром. Все это относится и к информационному пространству, уничтожающему разнообразие как таковое. Ведь его расширение способно вывести на поиск альтернативных моделей управления [Шабров, 2021: 128-140].
В данной связи надо учитывать, что «в создании искусственных систем всегда участвует принцип "отсеченного лишнего"». Поэтому «с развитием общества» совершенствующееся человечество все сильнее ощущает на себе «государственное принуждение как внешнюю силу, деформирующую его сущность» [Шабров, 1997: 24]. Эта тема возбуждает закономерный интерес к проблемным аспектам Российской идентичности. Тут, беря на вооружение принцип цивилизационной многополярности как атрибут социально-исторического детерминизма, следует учитывать не только выводы Н.Я. Данилевского, но и позицию О. Шпенглера, полагавшего, что в XX в. наступила финальная стадия жизни мирового сообщества. Эта стадия на фоне «диктатуры денег» и связанного с ней технического прогресса ведет к падению духовной культуры и превращению граждан в безликую однородную массу, когда «критическое исследование перестает быть духовным идеалом» [Шпенглер, 1998: 624].
Придя к такому заключению, О. Шпенглер невольно встал на сторону основателей марксизма, сделавших вывод, согласно которому, «зло есть форма, в которой проявляется движущая сила исторического процесса». Ибо «с тех пор, как возникла противоположность общественных классов, двигателями исторического развития сделались дурные страсти людей: жадность и властолюбие» [Энгельс, 1987: 307, 308]. Эти страсти перетекают вместе со своей политической системой в другие системы и начинают разрушать их, взрывая нравственные регуляторы «гуманных обществ».
Следовательно, всякий разговор о прогрессе, пока ресурсы, методы и технологии политического управления подчинены «дурным страстям людей», не может носить научного характера. Научность тут начинается с вопроса о том, какая модель политической системы способна в максимальной степени подавить эти «страсти» и привести во власть нравственную интеллектуальную элиту. Подобная тема снова выводит нас на противопоставление политических систем через раскрытие их цивилизационной принадлежности, рисующей специфику их суверенитета. Согласно данной типологии, все политические системы делятся на эндогенные, эндогенно-экзогенные, экзогенно-эндогенные и экзогенные.
Первый вид был характерен для славян в догосу-дарственный период и защищал их от внешнего воздействия, что позволяло им сохранять политическую и культурно-бытовую самобытность. Ее специфику составляла прямая демократия вечевого типа, отличающаяся наличием соборного сознания, сочетающегося с характерными чертами материальной и духовной культуры, указывающими на суверенный быт этой цивилизации.
Второй вид складывается на Руси под влиянием православия. Оно не подавляло эндогенные элементы социально-политической жизни и потому могло вписаться в народные представления о правильной власти. У нас этому виду соответствовала соборно-самодер-жавная система, включившая Русь-Россию в православно-славянскую цивилизацию и сделавшая нашу страну ее лидером. В ней важным элементом политического устройства стал принцип «симфонии» двух властей. Его дополнил принцип «соработничества» трех типов правления, сформировавшийся в Древнем Риме к середине I в. до н.э. Он включал в себя монархический тип, давший начало власти василевсов (царей), аристократическое правление сената и прямой тип демократии в виде комиций.
Когда языческий Рим преобразовался в христианскую державу, принцип соборности обрел в 325-381 гг. статус символа веры и был поставлен выше иных форм правления, лишая глав церкви и государства всякой возможности абсолютизировать власть в свою пользу. Только уничтожив Собор как политический институт, действующий под лозунгом vox populi - vox dei (глас народа - глас Бога), можно было строить абсолютизм, что наблюдалось в Средние века на Западе. Таким образом, в управленческую триаду духовной власти вошли Освященный Собор, патриарх и совет при нем. По этому образцу выстроилась светская власть. На Руси такое политическое устройство утвердилось в форме взаимодействия княжеской и царской власти с Советом и Земским собором. Их взаимосвязь не вела к подавлению вечевой демократии, сохранившей свою значимость на местах вплоть до XX столетия.
Специфику институциональной сферы крепила нормативно-регулятивная подсистема, имеющая свои особенности присущие православно-славянской цивилизации. Впервые они утвердились на Руси в конце X в., затем дополнялись новыми актами православных ценностно-целевых установок, не допускающих противоречия между светскими и церковными законами. Главную роль здесь играла Византия как прямой на-
следник христианского Рима и духовный патрон Древней Руси. Поэтому даже в монгольский период своей истории Русь не позволяла себе жить иными нормативными стандартами, считая все остальные юридические каноны лжезаконами, уводящими от союза с Богом. Подобная закрытость политической системы Руси-России опровергает мнение евразийцев о наличии этнокультурного симбиоза, существовавшего между православным населением нашей страны и тюрками, исповедующими ислам или языческие культы. В соответствии с установками церкви была выстроена культурно-идеологическая подсистема, препятствующая проникновению во власть представителей бизнеса, ибо «купец... вперед душу свою продаст, потом и товар» [Пересветов, 1984: 617].
Можно заметить, что выше изложенные структурные элементы политической системы православно-славянской цивилизации носили консервативный характер и не могли развиваться в духе западного модерна, делавшего ставку на «прелести» языческого Рима как культурно-исторический антипода Рима Второго (Константинополя) и его преемника - Рима Третьего. В 1439 г. лидеры высшей светской и духовной власти Византии признали над собой гегемонию папы римского. Этим они лишил себя права считаться защитниками православия. С 1440 г. «высшая сакральная сила передается Руси». «Константинополь перестает быть Царьградом, и городом царя оказывается Москва» [Багдасарян, 2019: 18] как полноправный лидер славяно-православной цивилизации. Когда же к XVI в. все единоверные России земли подпали под власть католических и мусульманских правителей, она в первый раз на двести лет оказалась в роли страны-цивилизации.
В конце XVII в. Петр I, выступив против обрусевшей версии православно-славянской организации власти, повернул Россию в сторону экзогенно-эндогенного устройства. Внедрение чуждых институтов управления, норм права и ценностно-целевых установок, идущих «от немец», означало потерю обретенной при крещении истины. Неслучайно в новациях Петра I В.О. Ключевский увидел утверждение «иноземного ига». Оно позволило «господство иноземцев смешивать с преобразовательным движением; национальное правительство отождествлять с реакцией» [Ключевский, 1989: 280]. Абсолютистская модель не вписалась в православно-славянскую ментальность народа. Зато на уровне местной власти сохранились старые вечевые традиции управления соборного типа в виде крестьянских сходов и казачьих кругов. Тем самым была создана цивилизационная пропасть между государственной властью и обществом. Конфликт между ними приобрел антагонистический характер и расколол страну на два лагеря, создав условия для роста протестных настроений, закончившихся уничтожением империи 2 марта 1917 г.
С этого момента на короткий срок утвердилась экзогенная модель. Началось встраивание России либеральную среду североатлантической цивилизации и формирования ее зависимой политики. Подобная зависимость была достигнута за счет строительства слабой криминализированной системы управления в виде Временного правительства. Снова она вернулась к нам только при М.С. Горбачеве и Б.Н. Ельцине. Ее специфика предполагает зависимость государства от своей
Асонов Н.В.
цивилизационной матрицы, сумевшей навязать противнику собственную социально-политическую модель и взявшую под контроль утверждение этой модели. С 1918 г. такой контроль вылился в прямую агрессию стран Антанты в пользу своих клиентов, сформировавших «белое движение». В сущности это была борьба не просто двух политических лагерей, а двух цивилиза-ционных образований. В итоге народ поддержал то направление, что было рождено его политической инициативой и приняло облик Советской власти.
Она подняла нашу страну на небывалую степень мирового могущества и покончила с угнетением человека человеком. Она по целому ряду признаков отвечала требованиям православно-славянской цивилизации, что позволяет отнести политическую систему Советской власти к эндогенно-экзогенному виду. Его вертикаль управления строилась с опорой на народные традиции, восходящие в своей основе к славянской демократии вечевого типа и сочетающейся с христианским пониманием разделения властей. Согласно этой схеме бала выстроена институциональная модель, представленная самодержавным генсеком, аристократическим правлением Политбюро и прямой демократией Советов. Учитывая светский характер такой политической системы, наше государство на том отрезке времени можно рассматривать как страну-цивилизацию.
Ее государственность носила самобытный характер социалистической ориентации, что и было подмечено в середине XX в. А.Дж. Тойнби. Выделяя эту особенность, он указывал, что русские большевики вовсе не собиралась встраивать себя в цивилизацию Запада, а творчески переработали марксизм под нужды своих культурно-исторических стандартов, опиравшихся на идеи православия, жившего в сознании многих советских граждан. Тем самым была создана уникальная цивилизационная модель - Советское общество, не имеющая себе аналогов. «Вот почему русскому человеку XX века, отцом которого был "славянофил" XIX века, а дедом - истый православный христианин, легко было стать убежденным марксистом». Так как для каждого из них «Россия - всегда "Священная Россия", а Западный мир... навсегда погряз в ереси, коррупции и разложении» [Тойнби, 1996:109].
С 1994 г, данная мысль получила развитие в сочинениях Г.А. Зюганова. Выражая позицию КПРФ, он отмечал, что «красный идеал социальной справедливости» оказался тесно связан с христианскими нормами. Советская Россия воплотила «три главных начала имперской власти: римское право, властное единство», в максимальной степени равняющее всех перед законом, византийское духовно-нравственное христианское единство и народное единство Московской Руси. Причем, практика строительства такой республики показала способность соборной организации управления успешно подавлять человеческие пороки и развивать в людях «непоказное милосердие, заботу о бедных и обездоленных, неприятие идеологии ростовщичества, которую клеймил Христос» [Зюганов, 2022:155].
Неслучайно уничтожение Советского Союза как страны-цивилизации было осуществлено не «снизу», а «сверху». Оно стало закономерным итогом политики «перестройки» и «нового мышления». Причем, это
уничтожение проводилось теми, кто оказался оторван от своих цивилизационных корней, мешающих эгоистическим устремлениям. В итоге победа в «холодной войне» доставалась североатлантической цивилизации во главе с США, получившей уникальное право навязывать России свою волю.
Сегодня все структурные элементы политической системы России лишены самобытности и полностью отвечают требованиям западной либеральной модели, что указывает на утерю нами своего цивилизационного суверенитета. Новая власть не желает брать на вооружение что-либо из наработок предыдущих политических и социальных систем, когда Россия действительно была самодостаточной цивилизацией. Более того. Согласно заявлению В.В. Путина, озвученному им в очередном Послании Федеральному Собранию 16 мая 2003 г., «широкое сближение и реальная интеграция в Европу. ...это - наш с вами исторический выбор. Он сделан... он последовательно реализуется» [Путин, 2016:112].
Наше место в этой цивилизационной «интеграции» тогда же определил 3. Бжезинский, подчеркнув, что теперь «у России в буквальном смысле слова нет выбора». Со временем она включится «в евроатлантическую систему... в качестве нормального европейского государства среднего ранга» [Бжезинский, 2016:376,379]. Какая тут может быть самобытная российская цивилизация, если любое движение к своей социально-политической системе требует решительного пересмотра первой главы Конституции 1993 г., а именно это запрещено нашей властью и тем сообществом, в которое она нас вписала.
Вспомним как без всякого научного обсуждения с 17 марта 1991 г. в институциональной подсистеме утвердился принцип президентского правления и многопартийности. Парламентаризм стал альтернативой соборности и Советской власти. Нормативно-правовая подсистема с 14 июня 1990 г. признала РСФСР в качестве правового государства, «важнейшим принципом функционирования» которого явилось «разделение законодательной, исполнительной и судебной властей». Следом вышла Декларация прав и свобод гражданина, утвердившая «преимущество перед законами РСФСР» общепризнанных международных норм. Еще через два года это вошло в 1,2, 7,10,11 и 13 статьи новой Конституции, юридически утвердив незыблемость либеральной схемы управления.
Она нашла отражение и в культурно-идеологической подсистеме, взяв под защиту человека (индивида), его права и свободы как высшую ценность, но забыв подумать о том, как такой человек, встав у власти, будет относиться к государству, не представляющему на его фоне какую-либо ценность. Не будем забывать, что Конституция 1993 г. не считает Россию, как и ее народ, ценностью. По этой причине многие ограничители индивидуальной свободы в области предпринимательства, вошедшие в 10, 11, 12, 13, 14 и 17 статьи главного закона страны в 1977 г., были сняты в 1993 г. И если тема защиты Родины в «Брежневской Конституции» занимала целую главу, относя данную деятельность к «важнейшим функциям государства» и считая ее «делом всего народа», то последний основной закон России, согласно 59 статье, видит в этом долг и обязанность самого гражданина.
Как и весной 1917 г. в стране установился ухудшенный криминализированный тип политической системы. С одной стороны реализация этой модели осуществлялась путем расстановки «своих людей», скажем, через структуры deep state. С другой стороны господство данных лиц шло через подчиненные им институты, открывающие доступ ко всем ресурсам власти. Это в первую очередь било по реальной оппозиции, не давая ей ломать экзогенную модель и разворачивать государство в сторону его цивилизационных приоритетов.
В этом легко убедиться, если вспомнить, что, не смотря на призывы действующего президента «развиваться с опорой на нашу самобытность» [Путин, 2016: 11], ни один институт или принцип управления эндогенного типа не был восстановлен. В 2008 г. Д.А. Медведев, заявив о политике совмещения «наших национальных традиций» с «фундаментальным набором демократических ценностей», дал понять, что в случае их расстыковки власть не будет держаться за старые устои и пойдет им наперекор. Это значит, что защита своих цивилизационных стереотипов управления больше не является приоритетной целью государственной политики и лишается поддержки со стороны собственной власти.
Подобные стереотипы рассматриваются только как лишняя угроза, усложняющая, а не упрощающая механизмы управления страной. Ведь она требует передачи значительной части властных полномочий институтам прямой демократии, то есть возрожденным Советам. Поэтому, согласно доводам A.C. Панарина, такая политическая система, будучи продуктом европейского просвещения, чужда нашим ценностям и будет стремиться к их уничтожению. Мы же постепенно можем превратиться «в заложников голой полицейской силы - неприкрытой диктатуры меньшинства» [Панарин, 2006: 14].
Сегодня институциональный фундамент подобной «диктатуры» закреплен в гл. 4 Конституции 1993 г. Попробуем вскрыть его суть и дать ему научное определение. Обычно, когда речь заходит об анализе действующей власти, ее сторонники советуют перенести все серьезные исследования на отдаленную перспективу. Следуя за Сергеем Есениным, они уверяют нас, что «большое видится на расстоянии». В будущем наши потомки смогут лучше разобраться в существе современной российской политики. Однако будущее может быть не только светлым, но и мрачным. По этой причине политическая наука вынуждена работать на опережение, чтобы не допустить для нашей Родины летальный исход событий. Его своеобразным символом служит «Ельцин Центр», открытый в 2015 г. Подчеркивая свою сопричастность политике Б.Н. Ельцина, действующий глава нашего государства на церемонии открытия Центра особо отметил, что данный объект не только дань памяти первому президенту России, но и приобретение опыта, которым нужно гордиться. Неслучайно в противовес таким научно-образовательным учреждениям как ИНСОР, РАНХиГС и ВШЭ, занимающихся продвижением либеральных установок североатлантической цивилизации, у нас не было создано ни одного альтернативного научного центра, который бы взял под свое покровительство глава государства.
Помня о быстром падении Временного правительства, оторвавшего себя от цивилизационных традиций управления, современные строители «нового мирового порядка» не могли допустить развития у нас реальной демократии вширь. Для подавления всякого движения общества в этом направлении им нужна была только диктатура. Ее юридическим воплощением стала 88 статья Конституции 1993 г. По образцу «деголевской» Конституции Франции, созданной тогда, когда правительство этой страны решило приступить к исполнению американского плана модернизации, грозившего вызвать взрыв народного возмущения, эта статья наделила широкими полномочиями и президента России.
Сумма общих признаков, сложившегося у нас президентского правления, позволяет охарактеризовать его как новую форму бонапартизма. В свое время в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» К. Маркс, приступая к анализу личность Наполеона III и созданного им режима, сделал весьма интересный с методологической точки зрения вывод. Развивая мысль Гегеля о двойственной природе мира, он отметил, «что все великие всемирно-исторические события и личности появляются... в первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса» [Маркс, 1986: 5]. Трагедией для Франции и Европы стало правление Наполеона I. Проявлением фарса оказался бонапартизм Наполеона III, вылившийся в особую форму диктатуры промышленной и финансовой элиты, опасавшейся роста протестных настроений пролетариата. Маркс понимал бонапартизм как новую разновидность контрреволюционной сущности буржуазии, имеющий свои специфические черты.
Они выражены в стремлении лавировать между крупными социальными группами, в публичной заботе об укреплении силовых структур и желании использовать их за пределами страны для наращивания авторитета государственной власти и ее лидера. К этому добавлена грубая демагогия, изобилующая «официальными фразами о порядке, религии, семье, собственности, а втайне опирающаяся на... общество беспорядка, проституции и воровства», сочетающегося с коррупцией и поиском поддержки у разложившихся слоев общества. Это обязательное «обращение к Национальному собранию с посланием, по-американски пространным, загроможденным мелочами, пропитанным запахом порядка, жаждущим примирения, дышащим покорностью конституции, трактующим решительно обо всем, только не о жгучих вопросах текущего момента» [Тамже: 51].
Тут же Маркс высказывает мысль о необходимости делать различие между лозунгами политических лидеров, желающих купить доверие масс, и реальными действиями, раскрывающими их классовое лицо. Причем, опорой бонапартизма должно служить какое-либо объединение или партия, демонстрирующая «неразрывную» связь власти с народом. Для Наполеона III такой поддержкой было Общество 10 декабря. В качестве шефа этого Общества он играл «роль патриархального благодетеля всех классов». «Терзаемый противоречивыми требованиями своего положения,., вынужденного новыми неожиданностями приковывать внимание публики к себе, как заменителю Наполеона», он «погружает все буржуазное хозяйство в сплошной хаос,..
Асонов Н.В.
и в тоже время срывает священный ореол с государственной машины,., делает ее одновременно отвратительной и смешной». При этом «предметом торговли становятся все государственные учреждения, сенат, Государственный совет, Законодательный корпус... и генеральный штаб национальной гвардии» [Маркс, 1986:92].
Изменение политического фона, случившееся за последние сто пятьдесят лет, да и сама специфика российской действительности, привели к появлению его современной особенности - «нового бонапартизма». Его процессуальная сущность зиждется на теоретических выкладках экспертных корпораций, занимающихся политическим анализом и прогнозом. В первую очередь к ним следует отнести президентские аналитические службы. Им помогают исследовательские институты, именуемые «резервуарами мысли». Через них и правительственные структуры шел процесс теоретического и практического уничтожения самобытной цивилизационной модели в России. Согласно заявлению обозревателя телеканала «Russia today» Керби Тимоти Дениса, сделанному им в апреле 2014 г. в ЦДЖ, где присутствовал автор данной статьи, действующие нормативные документы в России, начиная с политики «нового мышления», принимались под контролем представителей США. В таких условиях жесткой диктатуры Кремля можно было легко сменить «прямое» управление, идущее со стороны Запада, на «косвенное», скрывающее зависимое развитие и позволяющее в латентной форме расширять у нас либеральные новации Запада.
Поэтому на степень самостоятельности носителей политической власти в России сегодня оказывает влияние именно этот фактор, создавший новую клановую плутократию тоталитарного типа, носящую надгосу-дарственный и наднациональный характер. Согласно В.Ф. Халипову, плутократия несет в себе два главных признака: стремление наиболее богатых лиц к обладанию политической властью в корыстных целях, а также желание лиц, получивших политическую власть, применять ее для своего максимального обогащения.
Объединение носителей данных интересов в закрытый клан, выведенный из-под контроля всех структур гражданского общества, дало им право владеть директивными, функциональными (управленческими) и коммуникативными аспектами власти. В их подчинение перешли основные методы властвования, включающие в себя принуждение, убеждение и стимулирование. Не остались без их присмотра и ведущие ресурсы власти, представленные утилитарными, нормативными, культурно-идеологическими и силовыми блоками. Ведь, народ, лишенный перечисленных атрибутов власти, на деле из субъекта превращается в объект жесткого управления тех, кто его политические интересы сам перед собой представлять и защищать не будет.
Таким образом, особенность «нового бонапартизма», подменившего собой трагедийный режим А.Ф. Керенского, заключается в его чрезвычайно зависимом положении по отношению к более сильной клановой плутократи мега- и макроуровня, не желающей сохранять Россию как великую самобытную страну-цивилизацию, являющуюся центром православно-славянского мира. Для подавления реальной оппозиции, мешающей внедрению ценностей и целей «нового ми-
рового порядка», «новый бонапартизм» должен носить в первую очередь не военный, а полицейский характер.
С одной стороны, действующая власть желает купить доверие масс, путем предоставления им «хлеба и зрелищ». С другой стороны идет наращивание силовых структур, возглавляемых доверенными лицами главы государства. Ярким примером этого стало появление Федеральной службы войск национальной гвардии, которые с 5 апреля 2016 г. возглавил В.В. Золотов. В табели о рангах он приравнен к федеральному министру, а по степени влияния на Президента стал одной из самых значимых фигур по силовому блоку. В этот круг помимо С.К. Шойгу вошел генерал-полковник P.A. Кадыров, переведенный в 2020 г. в Национальную гвардию России. Именно ему принадлежит заявление о том, что В.В. Путин думает о Чечне больше, чем о любой другой республике и он должен стать пожизненным президентом, ибо необходимо сильное правление.
Поддержка со стороны Кремля подобных установок вскрывает сложную схему двойных стандартов, ориентированных на усиление позиций арабо-мусульманской цивилизации. Эти действия позволяют блокировать просоветские и «националистические» настроения «титульной нации» как цементирующей этнокультурной основы России, препятствующей растаскиванию страны по иным цивилизационным полюсам. Опираясь на МВД, ФСБ и вооруженные силы страны, власть получила возможность подменять удовлетворение материальных интересов нации, служением своекорыстным страстям отдельных групп, ставших вокруг нее. В таких условиях всеобщего подозрения преобладающее значение приобретает тайная и явная полиция, делая армию своим оперативным придатком.
При этом в области культурно-идеологической подсистемы уже обозначилось разделение приоритетов. При скрытом навязывании иностранных стандартов в открытой декларативной форме усиливается курс на поддержание «национальных предрассудков и легенд» выгодных власти. Самая яркая из них связана с присоединением Крыма, где «находится духовный исток формирования... русской нации и централизованного Российского государства» [Путин, 2016: 336].
Между тем, из опасения консолидации славянских оппозиционных сил правого спектра было покончено с их культурно-просветительскими и политическими организациями. Особую наглядность это получило во время последних президентских выборов, состоявшихся 18 марта 2018 г. Руководство страны позволило пройти от умеренных правых только одному С.Н. Бабурину и направило накал предвыборной борьбы на решение исключительно социальных вопросов. На этих выборах широко применялся политический инсайд как форма опережающего мониторинга, разрешающего использовать весь объем информационного поля в интересах только одного человека - действующего главы государства и подавлять его оппонентов еще до выборов.
Одним из самых действенных способов массового подавления опасных для власти настроений и консолидации на их основе патриотических объединений служит курс на раздробление и атомизацию общественных сил. Превращение в первую очередь «титульной нации» в «людскую пыль» и поощрение «модульного человека», который, как писал Ж. Аттали, должен
быть высоко адаптирован и толерантен ко всем новациям, ориентируясь только на свои карьерные интересы. Здесь людям, согласно Ж. Бодрийяру, предлагается широкий выбор «пустышек», препятствующих их культурно-политическому росу и духовному совершенству. На это работают две группы симулякров, преобразующих интеллектуальное общество в общество потребления. К ним относятся предметы кича (масса безделушек, погоня за которыми отвлекает человека от важных дел), и гаджеты (наши электронные «друзья»), уводящие от решения политических проблем в область гипперреальности.
В то же время действующий режим выстраивает жесткую вертикаль управления. Обязательным элементом ее стало усиление бюрократического аппарата, в полном объеме соответствующего выводам Р. Михельса. В свое время он указывал, что усиление государственных партий и представительных органов власти неизбежно приведет к олигархиезации господствующей политической силы, то есть произойдет отрыв власти от народа и представители государственного управления превратится в замкнутую касту. Явными признаками этого отрыва и появления новой олигархии станет, во-первых, развитие узкой специализации чиновников, расширение их штата и усложнение их деятельности до такой степени, чтобы любая проверочная комиссия не смогла ничего понять в их работе.
Во-вторых, требуется обязательный учет доминирующих психологических особенностей граждан, развивающий политическую пассивность, страхи, например, перед постоянной угрозой террористических актов со стороны ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в РФ), украинских фашистов и стоящей за их спиной Европой. На этих страхах у общества развивается тяга к сильной власти, сочетающаяся с чувством постоянной благодарности своему защитнику и «спасителю» в лице президента. В-третьих, создается образ харизматичного вождя, рождающий веру в его способность навязывать врагам отечества свою волю и находить компромисс в самых безвыходных ситуациях. В результате у населения формируется уверенность в том, что альтернативы такому главе государства нет.
При этом демократическая свобода принятия решений приобретет условный характер, дающий народу феодальное право выбора, позволяющее слугам избирать себе господ из числа тех, которых им предложат свыше. Чтобы у людей не возникло желания выдвинуть кого-то из своей среды и объединиться вокруг него в целях изменения социально-политической системы, устанавливается тоталитарный режим. Его суть сводится к недопущению иных, принципиально отличных моделей организации управления, открытой критики власти и главы государства. Функционировать может только одна партия-лидер, подавляющая своей массой и авторитетом все остальные. Включается запрет на продвижение по служебной лестнице лиц, исповедующих иную систему ценностей и целей.
Воспроизводство и сохранение действующего режима происходит тремя способами. Первый связан со стремлением правящей группы закрепить всю полноту власти только за собой и передать ее по наследству своим людям или родственникам. Второй ориентирует на принцип выборности из своей среды наиболее
угодного ей лидера, способного купить доверие граждан и выглядеть в их глазах «своим» человеком. Третий направлен на рекрутирование таких лиц из среды самих граждан. Попадая в высшие эшелоны власти, они, как утверждал Ф. Фукуяма, остаются на положении «клиентов», сохраняющих зависимость от «патронов», взявших когда-то их под свою опеку. Эти условия, диктуемые клановой плутократией мега- и макроуровня, направлены на утверждение ее скрытой диктатуры над Россией через проверенных ставленников из самих россиян, ибо чужим людям народ доверять не будет.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В ходе проведенного анализа достигнута цель данного исследования, направленная на определение основных этапов становления Российской идентичности и раскрытие ее специфических черт, отражающих особенности государственной власти и политической системы страны как уникальной цивилизационной модели. Во-первых, политологическое измерение Российской идентичности в прошлом и настоящем позволяет оспорить выводы некоторых аналитиков, утверждающих вслед за В.Ю. Сурковым, что современная Россия вошла в «Эпоху 14+», обратившись к «идеологии третьего пути, третьего типа цивилизации <...> без ложных целей и самоотрицания» [Сурков, 2018: 125]. Хотя эта мысль, став переложением «четвертой политической идеологии» А.Г. Дугина, получила поддержку не только представителей власти и оппозиции, но и многих деятелей науки, имеет целый ряд уязвимых мест. В частности, у нас нет серьезных оснований утверждать, якобы «распад СССР способствовал формированию на основе традиционных цивилизаций таких метацивилизаций как российская», имеющая «выраженную тенденцию к распространению на всю планету» [Таирян, Таирян, 2016: 77]. Столь же сомнительной выглядит позиция другой группы исследователей, которую представляет В.И. Пантин. Он уверен, что «в отношении Европы у России иммунитета как не было, так и нет» [Пантин, 2021: 25].
Во-вторых, использование методологической новации в виде типологии политических систем, сочетающейся с культурно-цивилизационным и диалектическим подходами системного, функционального, исторического и ценностно-целевого методов научного анализа, опирающихся на четыре аналитических парадигмы, позволяет сделать иные выводы. Они составили главный результат проделанной работы, показавший, что в ходе своей истории Россия последовательно сменила четыре цивилизационных типа политических систем. Эндогенный тип сформировал социально-политическую ментальность восточных славян и высший уровень их цивилизационного суверенитета, вернувшийся к нам в ХУ-ХУН вв. Эндогенно-экзогенный тип вписал нас в сферу православно-славянской цивилизации во главе с Византией на высоком уровне суверенитета, сохранив соборные принципы управления как основу государственной власти вплоть до Петра I. Введенный им экзогенно-эндогенный тип, подавив национально-православную модель политической системы, встроил Россию в романо-германский мир, дав ей низкую степень цивилизационного суверенитета, почти не нарушив традиции управления на местах.
Асонов Н.В.
Из них в ходе третьей русской революции выросло Советское государство, вернувшее страну к высшему уровню цивилизационного суверенитета с новым типом самобытной политической системы, уничтоженной реформами М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина. При активной поддержке Запада им удалось восстановить экзогенную модель, впервые утвердившуюся в России в ходе Февральской революции 1917 г. и снова поставить ее на низшую степень цивилизационного суверенитета. В целях закрепления нашего периферийного состояния и подавления оппозиционных настроений, направленных на возврат к национальной модели политической системы, с 1993 г. Западом был введен режим «нового бонапартизма».
Из этого положения можно выйти только двумя путями, обращенными в прошлое, когда Россия действительно представляла собой великую страну-цивилизацию с мощным иммунитетом против Запада и Востока. Первый путь носит утопический характер, ибо ориентирован на давно ушедшее соборно-самодержавное устройство ХУ-ХУН вв. Второй путь более реалистичен, так как опирается на поддержку самой сильной оппозиционной партии и значительной части населения, получившей возможность на собственном опыте сравнить действующую модель управления и Советскую. Всякий поиск «третьего пути» и «четвертой идеологии» при имеющейся политической системе может носить только декларативный характер, сохраняющий нашу скрытую зависимость от внешних сил.
ЛИТЕРАТУРА
1. Багдасарян В.Э. «Второй Рим против Третьего Рима»: исторический генезис конфликта Константинопольского Патриархата и Русской православной церкви // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. 2019. № 3. С. 17-31.
2. Бжезинский 3. Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы. М.: ACT, 2016. 712 с.
3. Зюганов Г.А. Русский мир на двух осях. М.: Молодая гвардия, 2022.391 с.
4. Иван Пересветов. Большая челобитная // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая половина XVI века. Вып. 6. М.: Художественная литература, 1984. 768 с.
5. Киссинджер Г. Понять Путина. Политика здравого смысла. М.: Алгоритм, 2015. 208 с.
6. Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. 4. Курс русской истории. М.: Мысль, 1989. 398 с.
7. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения: В 9 т. Т. 4. М.: Политиздат, 1986. 681 с.
8. Панарин A.C. Правда железного занавеса. М.: Алгоритм, 2006. 336 с.
9. Пантин В.И. Россия и Запад в эпоху великих потрясений. Дубна: Феникс+, 2021.192 с.
10. Путин В.В. Прямая речь: В 3 т. Т. 1. Послания Федеральному Собранию. М.: Звонница-МГ; Новый ключ, 2016. 412 с.
11. Сурков В.Ю. Одиночество полукровки (14+) // Россия в глобальной политике. 2018. № 2. С. 124-129.
12. Таирян Е.И., Таирян C.B. Моделирование процессов создания информационно-психологического пояса безопасности Российской метацивилизации // Власть. 2016. № 4. С. 76-79.
13. Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М.; СПб.: Прогресс - Культура. 1996.480 с.
14. Шабров О.Ф. Информационная картина мира как объект политики // Государственная политика в контексте глобальных вызовов современности / под ред. В.И. Якунина. М.:Изд-во МГУ, 2021. С. 128-140.
15. Шабров О.Ф. Политическое управление. М.: Интеллект, 1997. 200 с.
16. Шмитт К. Понятие политического//Вопросы социологии. 1992. № 1.С. 37-67.
17. Шпенглер О. Закат Европы, Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. М.: Мысль, 1998. 663 с.
18. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии Ц Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения: В9 т. Т. 6. М.: Политиздат, 1987. 664 с.
REFERENCES
1. Bagdasaryan V.E. "The Second Rome against the Third Rome": The historical genesis of the conflict between the Patriarchate of Constantinople and the Russian Orthodox Church. Bulletin of the Moscow State Regional University. Series: History and Political Sciences. 2019. No. 3. Pp. 17-31. (In Rus.)
2. Bzhezinski Z. The Grand Chessboard: America's dominance and its geostrategic imperatives. Moscow: Publishing House AST, 2016. 712p.
3. Zyuganov G.A. The Russian world on two axes. Moscow: Young Guard, 2022. 391 p.
4. Ivan Peresvetov. Big petition. In: Monuments of literature of Ancient Rus. End of the 15th - first half of the 16th century. Issue 6. Moscow: The Fiction, 1984. 768 p.
5. Kissinger G. To understand Putin. The politics of common sense. Moscow: Algorithm, 2015. 208 p.
6. Klyuchevsky V.O. The writings. In 9 vols. Vol. 4. The course ofRussian history. Moscow: Thought, 1989. 398 p.
7. Marx K. The Eighteenth Brumaire of Louis Bonaparte. In: Marx K., Engels F. The selected writings. In 9 vols. Vol. 4. Moscow: Politizdat, 1986. 681 p.
8. Panarin A.S. The truth of the Iron Curtain. Moscow: Algorithm, 2006. 336p.
9. Pantin V.I. Russia and the West in the era of great upheavals. Dubna: Phoenix+, 2021.192 p.
10. Putin V.V. The direct speech. In 3 vols. Vol. 1. Messages to the Federal Assembly. Moscow: Zvonnitsa-MG: New Key, 2016.412 p.
11. Surkov V.Yu. The loneliness of a half-breed (14+). Russia in Global Affairs. 2018. No. 2. Pp. 124-129. (In Rus.)
12. Tairyan E.I., Tairyan S.V. Modeling the processes of creating an information-psychological security belt of the Russian metacivilization. Power. 2016. No. 4. Pp. 76-79. (In Rus.)
13. Toynbee A. Civilization before the court of history. Moscow; St. Petersburg: Progress - Culture. 1996.480 p.
14. Shabrov O.F. Information picture of the world as an object of politics. In: State policy in the context of global challenges of our time. V.I. Yakunin (ed.). Moscow: Publishing House of Moscow State University, 2021. Pp. 128-140.
15. Shabrov O.F. Political management. Moscow: Intellect, 1997. 200 p.
16. SchmittK. The concept of the political. Questions of sociology. 1992. No. 1. Pp. 37-67. (In Rus.)
17. Spengler O. Decline of Europe, Essays on the morphology of world history. Vol. l.Moscow:Thought, 1998. 663p.
18. Engels F. Ludwig Feuerbach and the end of classical German philosophy. In: Marx K., Engels F. Selected works. In 9 vols. Vol. 6. Moscow: Politizdat, 1987. 664 p.
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 86,37%
Статья публикуется по итогам Всероссийской научной конференции «Дробижевские чтения: этническое и социальное измерения», посвященная памяти Леокадии Михайловны Дробижевой, - советского и российского историка, этносоцио-лога, почетного доктора Института социологии РАН, Заслуженного деятеля науки РФ, лауреата Премии Президента Российской Федерации за вклад в укрепление единства российской нации, одного из авторов Стратегии государственной национальной политики на период до 2025 г. Организаторами конференции выступили ФНИСЦ РАН и Научный совет РАН по комплексным проблемам этничности и межнациональных отношений. Конференция состоялась 1-2 июня 2023 г. на базе Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук (ФНИСЦ РАН).
Статья поступила в редакцию 22.07.2023, принята к публикации 16.08.2023 The article was received on 22.07.2023, accepted for publication 16.08.2023
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Асонов Николай Васильевич, доктор политических наук, доцент; профессор кафедры политологии; Московский педагогический государственный университета (МПГУ); Москва, Российская Федерация. SPIN: 53045496; E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHOR
Nikolai V. Asonov, Doctor of Political Sciences, Associate Professor; Professorat the Department of Political Science; Moscow State Pedagogical University (MSPU); Moscow, Russia. SPIN: 5304-5496; E-mail: [email protected]
