2005_ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 6. Вып. 1
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
И. В. Зеленева
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ С ПОЗИЦИИ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОГО И ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
Распад СССР в 1991-1992 гг. - это вынужденное значительное сокращение (почти на 40%) площади подконтрольных России территорий. Случайность ли это или закономерное ослабление имперских связей в век глобализации? Возможно, ответить на этот вопрос поможет рассмотрение понятий «империя» и «неоимперия». Согласно традиционному подходу, империя - крупное государственное образование, включающее в себя территории и народы, присоединенные, как правило, военным путем или угрозой применения силы и с помощью же силы удерживаемые в той или иной степени подчиненности. К числу уточняющих можно отнести определения и признаки империи, даваемые С.Н. Айзенштадтом, Л.С. Гатаговой, Г.С. Кнабе и другими исследователями1. Практически общепризнанными стали рассуждения о так называемых «имперских циклах», имеющих фазы формирования, роста и кризиса империи2. Новый шаг в теории империй сделал Д. Ливен. Он предложил классифицировать империи прошлого по типу организации завоеванного пространства и составу этносов на империи-конгломераты и империи-иерархии. Империи-конгломераты - слабо централизованные империи, объединяющие разнородные этносы .преимущественно с помощью силы. Империи-иерархии - объединение народов (государств) с разным уровнем подчиненности и вовлеченности в общую структуру политического, экономического, социального, культурного пространств, составляющих единое целое или систему взаимодействующих частей целого3. Понятием-джокером, охватывающим то, что не укладывается в схему, выступает у Ливена империя смешанного типа. Она содержит в себе элементы как империи-конгломерата, так и империи-иерархии. Именно к таким нетипичным имперским образованиям смешанного типа предлагается отнести Россию, которая рассматривается как переходная форма от империи-конгломерата к империи-иерархии4.
Пессимистический взгляд на судьбу империй демонстрирует П. Кеннеди. Он блестяще описывает взлет и падение великих империй - Испанской, Французской, Британской и, наконец, Советской, делая общий вывод о нежизнеспособности имперских форм государственности, и объявляет о неизбежном падении Американской империи5. С ним энергично спорит Т. Л. Фридмен, полагая, что либеральные неоимперии как нельзя лучше отвечают современным задачам подготовки и перестройки под новую систему глобализации. Примером служит Европа, формирующая неоимперскую модель государственного устройства, которая призвана заменить классические национальные государства объединением стран и народов под эгидой единого государства. Лозунги современности «Инновация заменяет традицию» или «От нового к новейшему» ставят большинство людей в трудное положение, поскольку они все-таки предпочитают некоторую меру надежности, стабильности, увереннос-
© И. В. Зеленева, 2005
ти в будущем и тяготятся жизнью в условиях постоянной неопределенности. Жить в таком ритме трудно не только отдельным людям, но и отдельным странам. Вот почему все больше и больше государств стремятся к добровольному объединению с сильными соседями-партнерами в неоимперскую команду, способную на основах либерального кодекса морали организовать эффективный, но все же щадящий ритм борьбы в этой нескончаемой гонке-преследовании6.
О том, что Россия должна развиваться и самоопределяться как либеральная империя, заговорили в конце ХХ-начале XXI в. Идеология либерального неоимпериализма рассматривается в тесной связи с геополитическим видением будущего мироустройства, в котором Россия должна сыграть уникальную роль, замкнув кольцо великих демократий Северного полушария XXI в., - Европы, США, Японии и будущей Российской либеральной империи. Теоретики неоимпериализма исходят из того, что «становление империй вызвано императивом времени», т. е. объективно обусловлено7. Понятие «империя» включает в свое содержание одновременно два значения - имперская идея и имперский идеал. По мнению Л.Г. Ивашова, империей называется «форма государственной организации, при которой цивилизационное пространство практически совпадает с зоной распространения государственного су-вереннтета%. Центральная имперская идея - объединение в единую политическую организацию двух и более народов, принадлежащих (или способных присоединиться) к одной и той же цивилизационной модели9. Так, в античном мире были империя Александра Македонского и Римская империя. Первая вобрала в себя ценности античной цивилизации, вторая - добродетели романского мира, считавшиеся незаменимыми. В эпоху средневековья империя Карла Великого была пронизана идеями христианства, что и составило основу имперской идеологии. Османская же империя развивала идеи исламского корпоративизма в форме двух принципов имперского управления: султаната (светское управление) и халифата (духовное верховенство). Империя Наполеона I, по крайней мере, теоретически строилась на идеях Великой Французской революции, а затем французская и британская колониальные империи имели своим идейным ядром «язык, мысль и культуру» соответственно английской монархии и Французской республики. Идеал империи - сильная, централизованная политическая власть. Цель любой империи - распространение в максимальных масштабах как в сознании подданных, так и в территориальном плане базовых принципов определенной цивилизации. Имперский идеал сильной власти требовал, чтобы вошедшие в империю этносы свято верили, что подчинение имперским законам и учреждениям - необходимая плата за достижение наибольшей выгоды от всеобщего согласия10.
Российская империя - не исключение из общего правила. По мнению известного историка H.A. Нарочницкой, «имперская идея России, многонационального, огромного государства уже в доимперский период была ответом на исторический вызов, ибо ее окружали не государства, а иные цивилизации с имперской идеологией»". В чем же была суть российской имперской идеи? История знает два типа государственных организмов: государства, основанные на национальной идее; государства, представляющие простой конгломерат национальностей, ни одна из которых не является преобладающей. История первых связана с участью создавшего их народа, судьба вторых крайне неустойчива, обусловливается всевозможными случайностями и капризами фортуны. Все великие государства принадлежали к типу национальному, представители же второго типа были по своей сути нежизнеспособными12. Что же такое национальное государство, если в его состав входят многие народы, и чем
тогда национальное государство отличается от имперского? Современный исследователь проблем геополитики Дж. Паркер, отвечая на этот вопрос, приходит на первый взгляд к парадоксальному выводу: «национальное государство» есть фикция, миф, утопия, взятая на вооружение европейскими государствами с единственной целью - сохранить себя от поглощения соседними народами. Абсолютное большинство европейских национальных государств в пору их формирования представляло собой мини-империи, или неоимперии, где уменьшение территории компенсировалось усилением эффективности государственного управления.
В противовес этому российская имперская модель избежала фрагментации на национальные государства (мини-империи), чему в немалой степени способствовал феномен «пространственной бескрайности». Безудержное приращение территорий при явном дефиците населения способствовало созданию в Российской империи особого характера межнациональных отношений, исторически носивших преимущественно равноправный и равно достойный характер13. На этом фундаменте складывался и развивался наднациональный русский суперэнтос. Для его развития пространственно-территориальный фактор имел первостепенное значение, преобладая над социально-экономическим, духовно-религиозным и национальным.
Понятие «российский суперэтнос» предложил Л.Н. Гумилев, который утверждал, что принципом этнической структуры выступает иерархизированная соподчи-ненность субэтнических групп, находящихся внутри этноса и не нарушающих его единства как зримого целого. Л.Н. Гумилев пришел к выводу, что великорусский этнос зародился в XIV—XV вв. и сам стал выделять субэтнические образования (донские казаки, поморы, сибиряки-челдоны, черемисы, зыряне, татары-кряшены и многие другие). Это принципиально отличает великорусский этнос от менее мозаичных при рождении, сжатых пространственными границами заселенных ими территорий западноевропейских этносов. Западноевропейские этносы сравнительно быстро преодолели внутреннюю фрагментарность, сформировали национальные общности, которые стали выделять субэтнические образования, маскировавшиеся под сословия, но отнюдь не классы. Со временем сословия обрели и социально-экономическое насыщение, обеспечив структурирование различных государственных систем. Великорусский же этнос ввиду постоянно расширявшейся территории выживал за счет продуцирования субэтносов, малопригодных для социального наполнения и государственного строительства. Именно по этой причине формирование русской нации растянулось на столетия и так до конца и не завершилось, поскольку сразу же сопровождалось формированием суперэтноса-российского имперского, в котором отдельные этносы и субэтносы имели весьма широкие возможности для самовыражения и самосохранения14. Основываясь на вышесказанном, заключим, что русский (или российский) суперэтнос - продукт начавшегося с XIV в. естественного процесса этногенеза на обширной территории государства Российского. Мозаичность первоначального этнического ядра великороссов и безграничные (на допетровских географических картах восточных границ Российской империи за Енисеем действительно не существовало) пространственные рамки их расселения создавали условия для перехода от этноса к суперэтносу.
Только в эпоху глобализации мы, наконец, можем оценить те преимущества, которые дают русскому (российскому) суперэтносу реалии современного мира. С определенными оговорками, существенно идеализируя реальность и подразумевая скорее идеальную модель, нежели действительность, можно увидеть в возникающем сейчас европейском суперэтносе аналог российского суперэтноса в его исто-
рическом континууме. Данный методологический подход к исторической ретроспективе России, на наш взгляд, чрезвычайно плодотворен, поскольку жизнеспособность модели новой Европы может в конечном счете привести к победе принципа интеграции над догматическим принципом господствования и контроля одних стран над другими. Это самым непосредственным образом затрагивает проблему соотношения геополитики и геостратегии.
Дело втом, что понятия «геополитика» и «геостратегия» имеют смысловое сходство, поскольку отражают один и тот же методологический принцип - пространственный подход к политическим проблемам, но они не тождественны. Геостратегия начинает формироваться в конце XX в. как новый этап политического мышления, который, в отличие от геополитики, не допускает силовые методы в качестве инструмента решения межгосударственных проблем. Геостратегия постулирует отход от свойственного геополитике государственного эгоизма в пользу регионального и планетарного сотрудничества на основе общих политических, экономических, социальных и духовных ценностей. Ряд авторов настаивают на том, что геополитику сменяет на современном этапе геоэкономика15. Ни в коем случае не оспаривая огромного значения экономического фактора в современных межгосударственных отношениях, подчеркнем, что сведение геостратегии к геоэкономике представляет собой разновидность политического меркантилизма, свойственного переходным фазам общественного развития, когда цивилизационные скрепы общества ослабевают и на смену долговременным цивилизационным принципам приходят сиюминутные экономические интересы. Скорее, можно сопоставлять геополитику с геоэкономикой как однопорядковые явления, тогда как геостратегия выступает по отношению к ним как качественно более высокий уровень политического мышления.
Возвращаясь к проблеме образования российского суперэтноса, подчеркнем, что с геополитической точки зрения этот процесс ослаблял возможности России формировать национальную государственную систему наподобие западноевропейских, а следовательно, делал иллюзорными ее попытки достичь социально-экономических параметров ведущих европейских национальных государств. С геостратегической точки зрения, напротив, образование российского суперэтноса — одна из возможных моделей эволюции межнациональных отношений в условиях глобального мира. В национальном отношении современная Россия представляет собой уникальную общность, четыре пятых которой составляют русские, но насчитывается еще более 100 народностей, проживающих в основном компактно на своих исторических землях и сохранивших, несмотря на мощное притяжение русского языка и культуры, свои языки, культуру, обычаи, традиции, самобытное этническое самосознание. При доминирующей роли православия около 20% населения страны исповедуют ислам, существуют крупные общины приверженцев буддизма, иудаизма, других конфессий. Многие народности Российского государства сохранили собственную субгосударственность или обрели различные формы политической автономии.
Объясняя, что заставляет столь разнородную массу населения жить в относительном мире в рамках единой государственности, выдающийся русский мыслитель-евразиец И. Ильин писал: «Россия есть живой организм географический, стратегический, религиозный, языковой, культурный, правовой и государственный, хозяйственный и антропологический. Но расчленение ее поведет к длительному хаосу, ко всеобщему распаду и разорению, а затем - к новому собиранию русских территорий и российских народов в новое единство»16. Очевидно, что И. Ильин имел в виду огромное значение государства в жизни российского суперэтноса. Действитель-
но, продуктивная деятельность государства в сфере этнических отношений - этно-политика наряду с геополитикой - важнейшие компоненты политической жизни России нескольких последних столетий17.
Своеобразие самосознания жителей Российской империи состояло в том, что территория государства стала не только пространством для его существования, но и основным воплощением представлений народа о своем государстве, своем Отечестве. Понятия малой и большой Родины прочно вошли в сознание жителей многонациональной империи, где малая Родина ассоциировалась с этнонациональными, порой мифологизированными, корнями, а большая Родина воплощалась в реальных имперских пространственно-государственных границах.
Другая особенность российской политической культуры - западнический характер мышления имперской политической элиты, ее стремление применить и приспособить европейские категории и понятия к российской реальности. Весьма показателен в этом отношении эпизод, который произошел в период правления Екатерины II. Представители Украины при поддержке лифляндских и эстляндских общин обратились к Екатерине с просьбой больше учитывать при правлении национальные особенности различных областей Российской империи. Екатерина ответила жестким отказом, сопроводив его разъяснением, что лучшим средством достижения общего блага подданных является их русификация18. Что же подразумевала чистокровная немецкая принцесса, урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Церб-ская, говоря о русификации окраин? Во всяком случае, не то, что услышали в ее словах радетели малоросских национальных традиций, т. е. призыв ко всем россиянам быть русскими по рождению: при ее происхождении и взглядах - это было бы абсурдным. Скорее всего, русификацией она называла то, что пережила сама, а именно вынужденное осознание Российской империи общим домом для русских и нерусских. В этом доме должны царить немецкий порядок, голландское трудолюбие, итальянская культура, французская философия, швейцарская бережливость, британская консервативность и т.д., и т.п., все то, что составляет фундамент современной европейской цивилизации. Эти добродетели должны быть привиты к древу российской государственности и обрамлены неповторимым своеобразием многонациональной российской культуры. Подчеркнем, что на уровне суперэтнических категорий применение терминов «российский» и «русский», на наш взгляд, равновозможно, поскольку речь идет о едином и неразрывном процессе генезиса российской (по государственно-территориальному принципу) и русской (по характеру этнического ядра) имперской государственности.
Самоидентификация личности в Российской империи происходила с непременным учетом этнического самосознания, тогда как на уровне формального определения «гражданской принадлежности» первостепенное значение имела конфессиональная (православно-христианская) принадлежность. Этнический немец или швед, француз или грек, принимая русское Православие, становился членом российского (русского) суперэтноса. Поэтому роль православной идеи в адаптации бескрайних имперских просторов к потребностям имперской государственной системы была колоссальна. Известный русский историк Н.И. Костомаров писал о первом поколении киевских христиан, что «эти люди стали не только основателями христианского общества на Руси, но также проводниками переходившей вместе с религиею образованности, борцами за начала государственные и гражданские»19. Академик Д.С. Лихачев, углубляя эту мысль, подчеркивал, что славянские народы не были провинциальными самоучками, ограниченными своими местными интересами, а, напротив,
развивали свою общую и местные культуры на путях общеевропейского развития. «Через Византию и другие страны они дышали воздухом мировой культуры»20.
Десакрализация основ российской государственности в эпоху социализма, замена христианских этических цивилизационных принципов на светские законы и правила, а концепции веры - на концепцию «научного знания» породили опасный вакуум духовности. Лишенный христианской опоры русский суперэтнос фактически утратил цивилизационную миссию, а с ней и моральное право на особое место среди других народов, входивших в СССР. Не вдаваясь в детали острого этнонацио-нального кризиса, поразившего СССР в последние годы его существования и приведшего в конечном счете к его развалу21, напомним, что мирное разрешение межгосударственных и межнациональных отношений отстаивают представители идеалистического направления в политике. Они опираются на принципы геостратегии, гармонизирующей государственный эгоизм геополитики с реалиями современного глобального мира. Сегодня, увы, приходится признать, что в мировой политике преобладают сторонники политического реализма, а во взаимоотношениях с внешним миром - даже политического прагматизма и меркантилизма. Их мировоззрение продолжает строиться на принципах геополитики, а высшим и священным институтом политической жизни для них остается государство, предпочтительно мононациональное (на практике чаще - мини-имперское). Борьба геополитических и геостратегических тенденций составляет квинтэссенцию современной политической жизни, причем не только в России и других странах СНГ, но и в мире в целом.
В эпоху глобального универсализма общественные науки постепенно преодолевают синдром «национальной ограниченности». Хорология, или хорография, как древние называли изучение земной поверхности, вооружает исследователей новаторским методом познания общественных процессов22. Его суть состоит в учете пространственного фактора при анализе политических явлений. На этой основе возникают научные концепции геополитики, развиваются геостратегия, геоэкономика, геокультура. Новые методы исследования вызывают к жизни и новые теории, развитие и углубление которых меняют наше отношение не только к настоящему, но и к прошлому.
1 Айзенштадт С.Н. «Осевая эпоха»: возникновение трансцендентных видений и подъем духовных сословий // Восток втеориях и гипотезах. М., 1992; ГатаговаЛ.С. Империя: идентификация проблемы // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996; Кнабе Г.С. Империя изживает себя, когда провинции догоняют центр // Восток. 1991. № 4.
2 Каспэ С.И. Империя: генезис, структура и функции // http//:www.politcstudies.ru
3 Heven D. Empire. The Russian Empier and its rivals from the sexteenth century to the present. London, 2003. P. 143-145.
4 Феоктистов Г.Г. Империи как типы структурного деления мира // Общественные науки и современность. 2000. № 2.
5 Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. New York, 1988.
6 Фридмен Т. Lexus и олива. СПб.. 2003. С. 31-32.
1 Мясников B.C. Договорными статьями утвердили. М.. 1996. С. 9.
8 Ивашов Л.Г. Россия и мир в новом тысячелетии. М.. 2000. С. 1 89.
9 Ерасов Б.С. Цивилизации. Универсалии и самобытность. М.. 2002; Яковец Ю.А. Глобализация и взаимодействие цивилизаций. М., 2001; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.. 2003.
111 Пако М. Фридрих Барбаросса. Ростов н/Д., 1998. С. 8-9.
" Нарочницкая H.A. Россия и русские в мировой истории. М., 2003. С. 142.
12 Дусинский И.И. Геополитика в России. М., 2003. С. 49.
13 Бабурин C.H. Территория государства. Правовые и геополитические проблемы. М., 1997. С. 476.
14 Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М., 2001. С. 32-36.
15 LuttwakE. From Geopolitics to Geoeconomics // Logic of Conflict, Grammar of Commerce. The National Interest. Summer, 1990.
16 Ильин И. Собр. соч.: В Ют. М„ 1993. Т. 1. С. 304.
17 Платонов Ю.П. Народы мира в зеркале геополитики. СПб., 2000.
18 Барсенков A.C. Русский вопрос в зеркале истории // Русская нация: историческое прошлое и проблемы возрождения. М., 1995.
19 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн. 1. Вып. первый, второй и третий. М., 1990. С. 6.
20ЛихачевД.С. Раздумья. М., 1991. С. 82.
21 Каппелер А. Россия - многонациональная империя. М., 1997. С. 285-289.
22 Замятин Д. Н. Гуманитарная география: пространство и язык географических образов. СПб., 2003. С. 11.
Статья поступила в редакцию 29 сентября 2004 г.