CC BY
81Брюно дюмезиль
Письма об общей пользе: определение и восхваление общественного блага в письмах эпохи Меровингов*
У династии Меровингов не самая лучшая репутация. Григорий Турский представил их дружиной неотесанных вояк, которых лишь католическая вера смогла вывести из интеллектуального убожества. Действительно, внешность франкских королей говорила не в их пользу. «Длинные волосы и короткие умозаключения», — размышлял Прокопий со своими византийскими друзьями, смотря на варваров с Запада. Можно ли представить, что в Галлии термин «государство», а тем более словосочетание «общественное благо», сохранили свой смысл после падения Римской империи? Вторя средневековым хронистам, историки XIX в. смотрели на ранний период истории франков весьма критически. И даже сегодня часто полагают, что размышления об обязанностях правителя по отношению к своим подданным возникли вновь только вместе с династией Ка-ролингов. Рассуждая об этом, сразу же вспоминают о возрождении политической литературы в зерцалах, написанных для правителей IX в., например, «О королевской власти» Ионы Орлеанского или «Королевский путь» Смарагда. Но не будет ли чрезмерным упрощением сводить три века меровингской истории исключительно к Григорию Турскому? В действительности франкам были знакомы подлинные размышления о парадоксах монархии и до эпохи Карла Великого.
* Публикуется с разрешения автора по: Dumézil B. Écrire pour le bien de tous. Définition et éloge du bien commun dans les correspondances de l'époque mérovingienne // Revue Française d'Histoire des Idées Politiques. 2010. Vol. 2 №32. P. 231-243.
Все сноски приведены в соответствие с требованиями «Vox medii aevi». Все используемые сокращения раскрыты в конце статьи. -Прим. ред.
© Б. Дюмезиль; Г. А. Шмидт (перевод), 2017
Но их следует искать не в трактатах о добром правлении, которых фактически не было, а в письмах и речах.
Желая посоветовать что-то варварскому королю, ему не направляли нравоучительное послание в назидательном тоне, а писали письмо, выражающее исключительное удовлетворение его правлением. Авторы прославляли справедливость правителя, хвалили его успехи и, главное, побуждали его пестовать некоторые положительные качества, без сомнения, уже заметные в нем, но, вероятно, еще недостаточно проявленные. Дифирамбические панегирики, скрывавшие упрек, конечно, не были новшеством. В данном случае речь идет о расхожей и строго кодифицированной еще со времен Античности форме диалога между городскими общинами и правителем1. Наиболее выразительные из панегириков императорской власти галльские риторы сочинили в худшие годы Ш-1У вв.2 Позже, в V в., епископ Клермона Сидоний Аполлинарий восхвалял без разбора всех последних римских императоров и вестготских королей Тулузы3. Всем этим льстецам казалось очевидным, что монарх воплощает сам смысл понятия «общественное благо». Но иногда нужно напоминать ему о содержании этого понятия. Не стоит усматривать в этом проявление лицемерия: льстить правителю за таланты, которых он не имеет, — мудрый способ критиковать и высказывать свои чаяния. В этой статье мы попытаемся рассмотреть несколько примечательных казусов.
Письма с политическими советами, адресованные правителю, появились одновременно с династией Меровингов. Взойдя на трон в 481 или 482 г., Хлодвиг сразу же получил поздравительное послание от епископа Ремигия Реймсского4. Идеи, которые он хотел донести, вполне соответствовали христианской традиции, заложенной Амвросием и Августином. Прежде всего епископ Реймса напомнил,
1. Pernot L. La rhétorique de l'éloge dans le monde gréco-romain. Paris, 1993. T. 2. Les valeurs. P. 689-710.
2. Danvoye S. Les techniques d'éloge dans les Panégyriques Gaulois // Res Antiquae. 2005. Vol. 2. P. 187-205.
3. Sidoine Apollinaire. Poèm. 1, 5,
7 // Sidoine Apollinaire. Œuvres. Paris, 1961. T. I; Idem. Lett. I, 2. IV,
8 // Sidoine Apollinaire. Œuvres. Paris, 1970. T. II.
4. Epistolae Austrasiacae // MGH Epp. 3. Berlin, 1892. P. 110-116; новое издание и итальянский перевод: Malaspina E. Il Liber epistolarum della cancel-laria austrasica. Rome, 2001. P. 58-73.
что король ответственен перед Богом за благополучие своего королевства5. Это аргумент выглядел особенно пикантно ввиду того, что в 482 г. Хлодвиг еще был язычником. Далее Ремигий развил свою мысль, обозначив важнейшие обязанности правителя: защиту своих подданных, утешение вдов и заботу о сиротах. Король, по мнению Ремигия, — страж родины (custos patriae)6, а это влечет за собой ответственность споро и справедливо осуществлять правосудие, и Ремигий советовал Хлодвигу следить за честностью судей. Наконец, Меровинг, по утверждению епископа Реймса, не сможет снискать почтение своих подданных, если не сумеет всех их удовлетворить. Король должен уметь веселиться с молодыми и беседовать о серьезных делах с умудренными опытом советниками. «Польза всем, и молодым, и старым, — хранить закон, свою страну и свой народ», — определение, данное Эсташем Дешаном «всеобщему благу», кажется, уже было сформулировано святым Ремигием.
Десятью годами позже эта идея была вновь выражена в очередном письме епископа Реймса к Хлодвигу. Тогда король франков только что лишился своей сестры Альбофледы, и подданные были обеспокоены его горем. Святой Ремигий составил по этому случаю классическое послание с выражением соболезнований, но затронул в нем и другой вопрос: «Вам по-прежнему надлежит управлять королевством и, с Божьей помощью, вести его к процветанию. Вы — предводитель народов, и возглавлять их — Ваше бремя. Пусть те, кто благодаря Вам не знал ничего, кроме счастья, не узрят Вас в горе»7. Итак, король ответственен за общее благо всех своих подданных, и его личные страдания не должны накладывать свой отпечаток на управление.
5. Epistolae Austrasiacae. Ep. 3. P. 113: «Hoc inprimis agendum, ut Domini iudicium a te non vacillet, ubi tui meriti, qui per industriam humilitatis tuae ad summum culminisque pervenit».
6. Это выражение было вновь использовано Ремигием после смерти Хлодвига в письме трем епископам Северной Галлии (Ibid.).
7. Epistolae Austrasiacae. Ep. 1. P. 112: «Manet vobis regnum administrandi et, Deo auspice, properandi. Populorum caput estis et regimen sustinetis: acerbitatem ne te videant in luctu affici, qui per te felicia videre consueverunt».
Полстолетия спустя подобные идеи встречались и в письме Тео-доберту I, королю Австразии и внуку Хлодвига, написанном неким
епископом Аврелианом. Документ дошел до нас в единственной рукописи. Рядом с текстом письма рукой XII в. помечено «Laudatoria vel adulatoria»: и действительно, мы имеем дело с панегирической речью8.
При идентификации этого текста возникает ряд проблем. Доподлинно неизвестно, какую кафедру занимал Аврелиан, хотя мы и можем утверждать, что он был провансальским или итальянским прелатом, вероятно, приближенным к Эннодию Павийскому9. Около 540 г., благодаря распаду Остготского королевства, король Австразии Теодоберт I завладел большой частью Прованса и Северной Италии. Таким образом, епископ Аврелиан писал своему государю, который стал его правителем лишь незадолго до этого.
После риторического выражения покорности, письмо напоминает королю о его обязанности по отношению к землям, которые тот недавно захватил. Аврелиан пишет: «Мы — лишь малая часть Ваших подданных, но мы хотим снискать в полной мере Ваше высочайшее благоволение»10. Может быть, здесь речь идет о попытке напомнить Теодоберту, что, завоевывая Италию, он обещал быть милосердным и что от него ожидали выполнения этого обещания. Люди подчиняются только тому королю, который постоянно заботится о благополучии всех своих подданных. Власть Меровинга угодна старым франкским землям, которыми он правит, пусть он поступает так и со всеми прочими территориями.
После этого Аврелиан задается вопросом о том, какое качество Теодоберта наиболее значимо. Льстиво упомянув, насколько тяжело было выбирать между многими выдающимися добродетелями, он выделил два свойства: «милосердие к нищим» и «справедливость к подданным»11. Хороший король должен быть отзывчив по отношению ко всем своим подданным, где бы они ни жили.
8. О преемственности традиций позднеантичных христианских похвальных речей см.: Le discours d'éloge entre Antiquité et Moyen Âge. Paris, 2001.
9. О различных гипотезах атрибуции: Malaspina E. Il Liber epistolarum... P. 247-248, №295.
10. Epistolae Austrasiacae. Ep. 10. P. 125: «Nos tamen, etsi exigua portio obsequii vestri, plenitudinem nobis principalis indulgentiae ad integrum vindicamus».
11. Ibid.: «Quae de primis prima dicenda sunt, quae potissimum de cumulo praesumenda? Quid, inquam, potius aut prius dici-mus, misericordiam in miseris, temperantiam in subiectis...».
Наконец, Аврелиан дает Меровингу совет: «Все время помни, святейший король, о дне Страшного суда, дне несказанного страха, когда людей будут различать не по рождению, но только по делам их, когда не будет ни рабов, ни свободных, ни слабых, ни сильных»12. Каждый король, бесспорно, поставлен Богом, чтобы править людьми, — именно поэтому его персона священна, Аврелиан этого не отрицает. Однако король остается обычным человеком перед лицом своего Создателя, который возложил на него ответственность за счастье людей. Если правитель не способен выполнить эту миссию, его жизнь более не имеет смысла.
После нескольких приветственных риторических фигур письмо Аврелиана завершается любопытной заключительной формулой: «Пусть Всемогущий Господь соблаговолит защищать и сохранять жизнь Вашей Светлости долгие годы в помощь и утешение большинству»13. Король живет исключительно для того, чтобы служить своим подданным. Аврелиан закончил свое похвальное слово весьма настоятельным и однозначным замечанием.
Казалось бы, на основании этого можно заключить, что франкские короли оставались невосприимчивы к настолько сложным идеям. Однако самый ранний из дошедших до нас эдиктов франкских королей, а именно, эдикт Хильдеберта I, датированный 40-ми гг. VI в., являлся своего рода ответом короля на просьбы, сформулированные его подданными14. Очевидно, Меровинги прислушивались к своим подданным и реагировали на их сообщения.
Епископ Аврелиан — не единственный, кто применил античное риторическое искусство в письмах к франкским королям. Еще более тонкие литературные механизмы можно найти у Венанция Фор-туната. Итальянский поэт, получивший образование в Равенне, вошел в мир Меровингов в 566 г. Более тридцати лет он провел, живя
12. Epistolae Austrasiacae. Ep. 10. P. 125: «Cogita semper, sac-ratissime praesul, diem iudicii, diem terroris inenarrabilis, (...) ubi non erit discretio natalium, sed meritorum, ubi non servus et liber, pauper et potens, sed omnia et in omnibus Christus».
13. Epistolae Austrasiacae. Ep. 10. P. 126: «Deus omnipotens vitam felicitati vestrae ad praesidium et consolationem multorum longissimis tempo-ribus protegere et conservare dignetur».
14. Childeberti I regis praecep-tum // MGH Capit. 1. Hannover, 1883. P. 2-3.
на содержании правителей и прочих сильных мира сего, ценивших его утонченный стиль. Для этой публики общее благо было излюбленным сюжетом.
Обратимся, например, к панегирику, который Фортунат написал в честь короля Парижа, Хариберта I, в 567 г. Структура этой речи выстроена вокруг следующей идеи: правитель должен радеть за благополучие своих подданных. Центральная мысль панегирика — похвала монархическому устройству: «Для всех нас стал ты высшим благом»15. Личность короля сама по себе воплощает идею общего блага.
Впрочем, эта речь позволяет нам выявить еще один источник идей об общественном благе. Известно, что Хариберт I действительно нравился не всем своим подданным. Во-первых, он никогда не начинал войн, что не могло встретить одобрения в среде франкской аристократии. Во-вторых, Хариберт женился на монахине, которая к тому же приходилась его свояченицей. Это вызвало порицание со стороны галльского епископата16. Таким образом, Венанций Фортунат был вынужден создать довольно неожиданную хвалебную речь. Прежде всего, он подчеркнул отсутствие войн при нынешнем правителе. По мнению поэта, это стало результатом не упадка королевства, а наоборот — процветания и общественного мира. Всем, утверждал Фортунат, было выгодно это необычайное спокойствие. Таким образом признавалось, что король принес в жертву свою доблесть ради благоденствия своих подданных17. Кроме этого, поэт сравнил Хариберта с почитаемыми царями Ветхого Завета, Давидом и Соломоном. Эти правители прославились благодаря справедливости своего суда; и за справедливость народ прощал их распутство и многоженство. То есть если правитель трудится ради всеобщего блага, от него не нужно требовать ничего больше; если он выполняет свои обязанности, его личные грехи не касаются никого, кроме Бога.
15. Venance Fortunat. Carmen. Liv. VI, 2, v. 110 // Venance Fortunat. Poèmes. Paris, 1998. P. 57: «Omnibus in totum factus es omne bonum».
16. Gregorius Turonensis. Libri historiarum X. Lib. IV, 26 // MGH SS rer. Merov. 1,1. Hannover, 1951. P. 157-159.
17. Venance Fortunat. Carmen. Liv. VI, 2, v. 35-48.
Венанцию Фортунату представлялось, что правитель не должен быть единственным в королевстве, кто должен радеть о всеобщем благе. Многим надлежало трудиться с ним вместе. Прежде всего — епископам, которых король назначал, чтобы они заботились о благоденствии своей паствы. Эта идея особенно заметна в поэме-похвале, адресованной Григорию Турскому по случаю его посвящения в епископский сан в 573 г.18 Кроме епископов эта миссия была возложена и на франкских магнатов, которые от имени короля ради всеобщего счастья претворяли благо в жизнь. Фортунат отметил, что ревизоры налоговых списков — одни из наиболее важных чиновников королевства19, поскольку им надлежало устанавливать справедливое налогообложение и тем самым защищать слабых и бедных. Правитель был в этой системе гарантом общественного благополучия в королевстве, однако светская и церковная элиты рассматривались как неотъемлемая часть структуры, несущей ответственность вместе с королем. Фортунат не стал бы так часто затрагивать этот сюжет в своих поэмах, если бы это не отвечало ожиданиям публики.
Политические рассуждения были свойственны не только ита-льянцам-романофилам, которые жили при меровингских дворах. До наших дней сохранилось около тридцати писем, относящихся к дипломатической переписке австразийского двора и Византии, которые были изданы под общим заглавием «Австразийские письма»20. Эта серия писем содержит обширный перечень таких терминов, как «общее благополучие» (prafectus communis)21, «общая польза» (utilitas communis)22, «общее счастье» (felicitas communis)23. Практически в каждом из этих писем используется один из названных терминов, так что можно не без основания предположить, что речь идет о некоем устоявшемся перечне формул.
Как бы то ни было, «Австразийские письма» иллюстрируют перемены в риторике, связанной с понятием «общего блага». Обычно
18. Venance Fortunat. Carmen. Liv. VI, 2, v. 15.
19. Gregorius Turonensis. Libri historiarum X. Lib. IX, 30. P. 448.
20. Epistolae Austrasicae. P. 110-153.
21. Epistolae Austrasicae. Ep. 19, 25 («proficisset communiter», «proficiat res communis»),
32 («proficiant in communis»),
33 («proficiat communiter»),
34 («prodesse communiter»),
35 («proficiat vestris nostrisque partibus»), 39 («proficiant communiter»). P. 132-145.
22. Epistolae Austrasicae, Ep. 19, 20, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 35, 37, 38, 39. P. 132-145.
23. Epistolae Austrasicae. Ep. 44. P. 149.
мотив интересов, разделяемых верхушкой общества, служил для того, чтобы представить связи между королем и его подданными. Здесь же этот термин используется, чтобы описать отношения, связывающие меровингского короля Австразии и императора Византии. Это изменение легко понять: с формальной точки зрения, франки всегда оставались федератами римской империи и, следовательно, были подчинены Византии. В обращениях авторы «Австразийских писем» не упускали возможности напомнить, что меровингский король — сын императора. Однако франки к тому времени уже более века претендовали на независимость, и их подчинение Византии стало символическим, а когда император попытался отдавать им распоряжения, они воспротивились этому. Следовательно, с этого момента риторика «общего блага» стала служить для обозначения асимметричных отношений, в которых обе стороны исполняют свои роли, поскольку меровингские короли не желали лишиться преимуществ, которые давало такое положение вещей. Письмо Хильдеберта II, датируемое серединой 80-х гг. VI в., содержит глоссу к выражению «общее благо» (utilitas communis), в которой «общее благо» определяется как «взаимное расположение, которое одинаково выгодно для всех» и «взаимная добрая воля, которая позволяет мирно приумножать богатства и приносит общие плоды»24. Таким образом, «общее благо» должно быть действительно общим, иначе оно неприемлемо.
Византийцы вовсе не были так наивны. В 584 г. император Маврикий написал Хильдеберту II, что устал принимать франкских послов, которые говорят об utilitas, но ничего не предпринимают25. Для византийцев существовало только два возможных типа общего блага: римская слава, к которой франки имели лишь опосредованное отношение, и процветание христианских народов, которому Меро-винги могли содействовать, помогая византийцам отвоевать Италию у лангобардов26.
24. Epistolae Austrasicae. Ep. 34. P. 142: «Caritate, quod possit prodesse communiter, per coni-unctum voluntatem compendia consurgant in pace, et fructus sit particeps».
25. Epistolae Austrasicae. Ep. 42. P. 148.
26. См.: Epistolae Austrasicae. Ep. 40. P. 145.
Перенесемся на десятилетие вперед. На протяжении 590-600-х гг. канцелярия королевства, объединявшего Австразию и Бургундию, получила около двадцати писем, в которых говорилось о всеобщем благе. Они были написаны папой Григорием Великим, и он развивал в них довольно оригинальную мысль об этом предмете. С духовной точки зрения, папа считал себя ответственным за общее благо человечества. Положение наместника святого Петра обязывало его содействовать всеобщему процветанию, главным образом — отправляя миссии для обращения англосаксов в христианство. Но Григорий Великий был прагматиком. Он знал, что франкские правители старались содействовать благополучию своих подданных с мирской и духовной точки зрения27, поэтому Григорий стремился польстить королеве Брунгильде, возводившей церкви и защищавшей клир. В 602 г. он написал ей: «Забота власть предержащих, подобных Вам, позволяет их подданным всегда пребывать в полнейшей беспечности, и мы можем утверждать, что народ франков счастливее всех прочих народов, поскольку он удостоился такой королевы, и она — его самое главное достояние»28.
Англосаксы, конечно же, не были прямыми подданными Меро-вингов. Как же при таких условиях заручиться поддержкой франкских королей в деле обращения Англии? Григорий предложил два дополнительных аргумента в пользу того, что они должны оказывать миссионерам такую поддержку. Первый был очень прост: «Тот, кто способствует благополучию других, содействует собственному»29, — написал он в 601 г., несмотря на то, что награда за это, разумеется, ждет человека на том свете. В нескольких других письмах папа привел свой второй, более затейливый, аргумент: он представил дело так, будто Меровинги уже установили гегемонию над островами30. Он утверждал, что король, который печется о счастье народа, может
27. Gregorius Magnus. Registrum epistularum. Libri I —VII. Lib. VI, 60. Turnhout, 1982. P. 433.
28. Idem. Registrum epistularum. Libri VIN—XIV. App. XIII, 5. Turnhout, 1982. P. 997: «Unde qui huiusmodi praepositorum actio subiectorum magna solet esse munitio, prae aliis gentibus Francorum gentem asserimus <felicem>, quae sic bonis omnibus praeditam meruit habere reginam».
29. Ibid. App. XI, 48. P. 947: «Nam qui alterius bonum adiuuat, suum facit».
30. О реальности этого высказывания: Wood I. Some Historical Re-identification and the Christianization of Kent // Christianizing Peoples and Converting Individuals. Turnhout, 2000. P. 27—35.
уже только на этом основании считаться его властителем. Евангели-зация стала формой мирного символического завоевания.
В итоге, для Григория Великого общее благо сыграло роль гибкого аргумента, который позволял расширить его сферу влияния. Поскольку папа был занят спасением Запада — он, стало быть, обладал духовной властью над ним. Что же касается Меровингов, они способствовали обращению в христианство соседних народов. И из этого можно вывести, что им принадлежала мирская власть над этими народами. Итак, понятие «благо», о котором заботится светский или церковный властитель, было использовано в данном случае, чтобы очертить церковную или политическую общность.
На самом деле, применение подобной концепции на практике всегда было довольно деликатным вопросом. Меровингам не удалось опереться на нее, чтобы создать видимость присутствия франков на Британских островах. Однако их успех был осязаем в Баварии и За-юрской области во времена, когда Хлотарь II оправдывал евангели-зацией установление политического контроля над этими территори-ями31. Впрочем, духовный экспансионизм Меровингов начал пугать соседей. В 10-е гг. VI в. вестготские дипломаты подвергли резкой критике этот довод, написав Меровингам, что радеть об общем благе католиков можно и нужно, не забывая, однако, о существующих границах и не поглощая соседние области32.
Последний документ, который следует упомянуть в этом контексте, пожалуй, наименее известен. Речь идет о длинном письме, которое некий епископ отправил неназванному молодому меровинг-скому королю33. Эти многочисленные неопределенности объясняют отсутствие интереса историков к этому документу. Тем не менее некоторые указания позволяют предположить, что письмо было составлено в начале 40-х гг. VI в. и что оно адресовано одному из двух
31. Jarnut J. Agilolfingerstudien. Stuttgart, 1986. S. 68-74; Dumézil B. L'affaire Agrestius de Luxeuil: hérésie et régionalisme dans la Burgondie du Vile siècle // Médiévales. 2007. Vol. 52. P. 135-152.
32. Epistolae Wisigoticae. Ep. 12 // MGH Epp. 3. Berlin, 1892. P. 678-679.
33. Epistolae aevi merowingici collectae. Ep. 15 // MGH Epp. 3. Berlin, 1892. P. 457-460.
сыновей Дагоберта I: Сигиберту III, королю Австразии, или Хлод-вигу II, королю объединенного королевства Нейстрии и Бургундии. Но вероятнее всего — Сигиберту. Содержание письма вполне понятно: король был молод, поэтому епископ, составивший письмо, полагал, что должен дать ему духовные и политические советы, чтобы юный монарх преуспел в своем правлении.
Основная идея, выраженная в прологе, заключается в том, что подражание выдающимся правителям прошлого позволяет нынешним править подобающим образом и заслужить спасение. Эта мысль дала епископу основание предложить своему адресату два образца хорошего правления.
Во-первых, он привел в качестве примера ветхозаветных царей, которые, по его мнению, являлись образцами мудрости, ума и благочестия. Во время ритуала помазания они возносили молитву Господу, прося не смерти своих врагов, а способности справедливо править своим народом. Их успехи, по мнению автора, следовало рассматривать, как награду за скромность и преданность своему народу. Кроме того, цари Ветхого Завета прислушивались к пророкам. В этом король, которому было адресовано письмо, должен был видеть призыв прислушиваться к своим епископам, майордому и старшим советникам34.
Во-вторых, автор письма напомнил своему адресату о нескольких королях из династии Меровингов, которым благочестие и политическая рассудительность позволяли долгое время сохранять трон. Их пример демонстрировал, как правитель должен себя вести, поступая, как того требуют Небеса, подданные и его собственная честь. Автор письма утверждал, что Бог продлевает жизни достойных правителей. К числу хороших королей он отнес, прежде всего, Хильдебер-та I, правившего Парижским королевством в первой половине VI в. Составитель послания писал: «В Хильдеберте было столько мудрости
34. Epistolae aevi merowin-gici collectae. Ep. 15. P. 458: «Isti reges supradicti semper, prophetae Domini quod eis denuntiauerunt, intento sensu audierunt. Ouamobrem, gloriosissime domine, modo oportet te, et sacerdotes audias et consiliarios seniores diligas simulque et illum, qui post te palatium regi».
и терпения, что он любил отеческой любовью не только зрелых, но и молодых. И с того времени всякий раз, когда потомки, будь они клириками или мирянами, вспоминают его имя, они воздевают свои руки к Небесам и молятся об упокоении его души, поскольку он всегда был щедр на подарки святым местам и своим верным людям»35. Здесь мы видим первую необходимую добродетель хорошего правителя: не делать различия между своими подданными, старыми или молодыми, людьми меча или людьми церкви. После этого следует краткая похвала Хлотарю I, о котором сообщается, что он был красноречивым оратором, завоевателем и кормильцем. Третий Ме-ровинг, упомянутый в письме в качестве образца, — Хлотарь II, дед правящего короля. О нем автор написал, что «не только по его трудам было видно, насколько он справедлив, но держался он подобно священнику в миру»36. Эти добродетели призваны не увеличить личную славу правителя, а удовлетворить потребности верующих. Хлотарь II и в «Житие святого Колумбана» представлен, быть может, не идеальным королем, но готовым внимать письмам с внушениями от благочестивых людей37.
Затем епископ, писавший в 40-е гг. VI в., перешел к перечислению качеств, которые он хотел бы видеть в нынешнем короле. Всеми этими чертами обладали до него его предки: серьезное отношение к управлению государством, умеренность, терпение в разговоре с любыми собеседниками. Епископ отметил, что король юн, и зрелые советники управляют дворцом и исполняют королевские обязанности, и прежде всего — вершат правосудие и защищают вдов и сирот. Юный возраст короля отнюдь не казался автору письма проблемой, напротив, советники, с его точки зрения, в раю получат награду, сравнимую с той, что достанется хорошим королям, поскольку они
35. Epistolae aevi merowingici collectae. Ep. 15. P. 458-459: «In Hildebertuo quidem tanta sapientia et pacientia fuit, ut non solum seniores, sed etiam et iuniores paterno affectu diliget ; et quicumque adhuc ex ipsis suum memorant nomen, extensis manibus tam sacerdotes quam laici eius spiritum commendant, eo quod ipse locis sanctorum seu fidelibus suis semper largus habens in dandis muneribus».
36. Ibid. P. 459: «Ut non solum iustus uideretur esse in operi-bus, sed quasi sacerdos in hoc saeculo conuersatus est».
37. Jonas Bobiensis. Vita Colum-bani. Lib. I, 30 // MGH SS rer. Germ. 37. Hannover; Leipzig, 1905. P. 220-224.
38. Epistolae aevi merowingici collectae. Ep. 15. P. 460: «Et illi uiri beati sunt, qui in hoc principio regni tui, quod modernis temporibus, Domino donante, regis bona gerunt, recta pros-ecuntur atque iustitiam faciunt ; quia, si in istis meditantur et tibi uiuendi solatium praestant, et insuper mercedem futuram in cunctis sibi adquirunt, quod longe lateque tam in tuo regno quam in longinquis patriis mag-nam esse nobilitatem personar-um in palatio gaudebunt (...)».
исполняют ту же миссию, что и он
38
В любом случае, писал епископ, молодой король однажды вырастет и возьмет в свои руки бразды правления. И поэтому он должен с самого начала понимать, что он представляет на Земле Бога. Это центральный пассаж в письме:
«Знай, что ты слуга Бога, и поставлен Им на это место, чтобы быть великодушным помощником людям, творящим добро, и могущественным судьей тем, кто творит зло, чтобы они знали и страшились тебя, боясь сотворить задуманное»39.
В этом месте впервые в истории франкского мира королевская власть отождествляется со служением: Бог создал короля, чтобы гарантировать общее благо для всех христиан. На этом основании утверждается, что король — мирской сподвижник епископов, которые должны проповедовать добро, но не имеют власти принуждать.
По причине того, что долг короля таков, автор письма дал юному правителю два очень точных политических совета, которые, вероятно, стоит рассматривать в свете политических реалий того времени. Во-первых, он посоветовал придерживаться строгой моногамии40. Без сомнения, епископ намекал на то, что отец короля, Дагоберт I, подал всему королевству нежелательный пример. Во-вторых, епископ предостерег короля от политической непоследовательности и просил его всегда, прежде чем действовать, обращаться за советом к разумным мужам. Он закончил свое размышление следующей загадочной фразой: «Питай отныне все то, что осталось от франков, то есть их сыновей, отеческим вниманием, а не жестокой властью»41. Известно, что в 639 г. Сигиберт III в возрасте только лишь одиннадцати лет ввязался в необдуманное сражение с восставшим герцогом Тюрингии Радульфом. Хронист Фредегар утверждал, что ответственность за поражение лежала целиком на короле, поскольку старая ав-стразийская аристократия сделала все, чтобы уменьшить последствия
39. Epistolae aevi merowin-gici collectae. Ep. 15. P. 460: «Ministrum te Dei esse scias ad hoc constitutum ab ipso, ut, quicumque bona faciunt, te ha-beant misericordem adiutorem, uindicem fortem te cognoscant hi, qui faciunt mala, ut, ante-quam faciant, te timeant».
40. Ibid. P. 460: «Tu uero, conse-rua unius thori castitatem».
41. Ibid. «Nutri nunc reliquias Francorum, hoc est filios eorum, paterno potius affectu quam crudeli imperio».
катастрофы, не сумев, однако, избежать больших потерь42. Возможно, письмо было отражением общественного мнения об ошибке Сиги-берта III.
В заключение анонимный автор напомнил своему корреспонденту, что он составил это письмо «из любви к тебе и всем франкам»43. Обращаясь к теме морального и политического облика правителя, епископ полагал, вероятно, что он способствует общему благу королевства. Забота о благополучии государства, вне сомнения, — королевская прерогатива, однако и церковные сановники должны способствовать ему своими советами.
Если читать поверхностно это написанное в 640-е гг. письмо, оно может показаться нудным моральным наставлением старого прелата. Однако упоминание умудренных опытом светских и церковных советников, окружающих короля и его майордома, соответствует тому, что мы знаем о дворе Сигиберта III по немногочисленным подлинным грамотам, сохранившимся со времен его правления. В грамоте об основании монастыря в Куньон-сюр-Семуан, составленной около 643 г., король утверждал, что действует, получив совет трех епископов: Хуниберта Кельнского, Нумериана Трирского и Годона Мецско-го, и трех светских магнатов: Гримоальда, Бобона и Адальгизила44. В грамоте об основании Ставело в 645 г. в качестве советников короля упомянуты три епископа и девять мирян разного ранга45. Хуниберт Кельнский и Годон Мецский получили в награду за свою деятельность дары «ради нерушимости нашей королевской власти как во дворце, так и во всех других наших делах» (pro stabilitate regni nostri tam in palatio quam in reliquis utilitatibus nostris)46. Кажется, ни один предыдущий меровингский король не отводил своим советникам столь значимое место. Отметим также, что письмо относится к эпохе, когда майордом Гримоальд I стал приобретать решающее влияние
42. Chronicarum quae dicuntur Fredegarii Scholastici libri IV. Cap. 87 // MGH SS rer. Merov. 1,2. P. 164-165.
43. Epistolae aevi merowingici collectae. Ep. 15. P. 460: «Scripsi, coactus amore et tuo et Franco-rum omnium».
44. Die Urkunden der Merowin-ger. №80 // MGH DD Mer. 1. Hannover, 2001. P. 204.
45. Ibid. №82. P. 207.
46. Ibid. №77. P. 195.
в правительстве, в частности, благодаря той поддержке, которую ему оказывали епископы, как например, Хуниберт Кельнский47. Таким образом, приведенное нами письмо, датирующееся 640-ми гг., было созвучно политической реальности: ослабление меровингской династии сделало всеобщее благо общей ответственностью, разделенной между правителем, его светскими магнатами и епископатом.
47. См.: Coens M. Deux actes de Sigebert III en faveur de saint Cunibert // Analecta Bollandi-ana. 1938. Vol. 56. P. 370-382.
На основании этого обзора главных меровингских политических писем можно сделать три заключения.
Прежде всего, понятие «всеобщего блага» было хорошо известно в меровингском мире, так же было известно и понятие res publica. Король не располагал единоличной властью, а его подданные ожидали от него, чтобы он трудился ради всеобщего благоденствия.
Кроме того, понятие всеобщего блага использовалось главным образом как риторический аргумент, а не как самостоятельный принцип. Следовательно, это понятие не обязательно имеет христианское происхождение. Так, если для Григория Великого всеобщее благо было равнозначно спасению души, для Венанция Фортуната и авторов «Австразийских писем» оно оставалось понятием мирским. Нет никаких оснований верить в быструю христианизацию всех античных политических концептов.
Наконец, как и во все времена, использование этой идеи претерпевало изменения. В начале VI в., когда короли были сильны и самостоятельны, идея общего блага служила для того, чтобы выразить недовольство подданных или, по меньшей мере, их основные ожидания по отношению к власти. Около 600 г., когда меровингский мир достиг своего апогея, понятие «всеобщее благо» стало более универсальным: оно олицетворяло претензию на равенство с Восточной Римской империей или обозначало притязания франкских королей на гегемонию над завоеванными территориями. Позже, в середине
VII в., понятие всеобщего блага развилось в представление о разделении ответственности за политику государства. Оно позволило оправдать то, что в управление вмешались новые действующие лица. Эта эволюция очень напоминает ту, что произошла с каролингским миром два столетия спустя: единоличному стражу спасения своих подданных, властному Карлу Великому наследовал сомневающийся Людовик Благочестивый, приверженец теории совместного служения.
Быть может, единственная особенность меровингского периода заключается в том, что риторика всеобщего блага не опирается ни на какой-то теоретический текст, ни на какое-либо нормативное нововведение. Эта идея возникла из синтеза римского права, патристики и более ранних писем, бережно собранных в коллекции, которые стали источником, поводом и основанием для новых размышлений. Кроме того, единственной формой выражения идеи о всеобщем благе был эпистолярный жанр. Ив Сасье справедливо констатировал здесь «отсутствии теории власти»48.
Как бы то ни было, даже если меровингская эпоха и была временем прагматизма (или даже импровизации), ей точно не был присущ политический дилетантизм. По этой причине византийских хронист Агафий восхищался франками: «Подданные у них искренни и любят отечество, а те, кто правит, благодушны и прислушиваются к своим подданным»49. Впрочем, это очевидное преувеличение. Тем не менее найденный Меровингами неявный консенсус между правлением одного человека и общими интересами позволил их династии просуществовать три столетия. И наоборот: грандиозные политические теории эпохи Каролингов отпустили империи, созданной Карлом Великим, только сорок лет.
Перевод с французского - Глеб Шмидт
48. Sassier Y. Royauté et idéologie au Moyen Âge. Paris, 2003. P. 92.
49. Agathias. Histoires. Liv. I, 2, 8. Paris, 2007. P. 41.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
MGH — Monumenta Germaniae Histórica Capit. — Capitularía regum Francorum DD Mer. — Diplomata regum Francorum e stirpe Merovingica Epp. — Epistolae
SS rer. Merov. — Scriptores rerum Merovingicarum SS rer. Germ. — Scriptores rerum Germanicarum CCSL — Corpus Christianorum. Series Latina
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
1. Childeberti I regis praeceptum // Capitularia regum Francorum / ed. A. Boretius. Hannover, 1883. T. 1. P. 2-3. (Monumenta Germaniae Historica. Capitularia regum Francorum; T. 1).
2. Chronicarum quae dicuntur Fredegarii Scholastici libri IV // Fredegarii et aliorum Chronica. Vitae sanctorum / ed. B. Krusch. Hannover, 1888. (Monumenta Germaniae Historica. Scriptores rerum Merovingicarum; T. 2).
3. Die Urkunden der Merowinger / ed. T. Kolzer. Hannover, 2001. (Monumenta Germaniae Historica. Diplomata regum Francorum e stirpe Merovingica; T. 1).
4. Epistolae Austrasiacae // Epistolae Merowingici et Karolini aevi / ed. W. Gundlach. Berlin, 1892. T. 1. P. 110-153. (Monumenta Germaniae Historica. Epistolae
(in Quart); T. 3).
5. Epistolae Wisigoticae // Epistolae Merowingici et Karolini aevi / ed. W. Gundlach. Berlin, 1892. T. 1. P. 658-690. (Monumenta Germaniae Historica. Epistolae
(in Quart); T. 3).
6. Epistolae aevi Merovingici collectae // Epistolae Merowingici et Karolini aevi / ed. W. Gundlach. Berlin, 1892. T. 1. P. 434-468. (Monumenta Germaniae Historica. Epistolae (in Quart); T. 3).
7. Gregorius Magnus Registrum epistularum. Libri I-VII / ed. D. Norberg. Turnhout: Brepols Publishers, 1982. (Corpus Christianorum, Series Latina; 140).
8. Gregorius Magnus Registrum epistularum. Libri VIII-XIV. Appendix / ed. D. Norberg. Turnhout: Brepols Publishers, 1982. (Corpus Christianorum, Series Latina; 140a).
9. Gregorius Turonensis. Libri historiarum X // Gregorii Turonensis Opera. T. 1 / ed. B. Krusch, W. Lewison. Hannover, 1951. (Monumenta Germaniae Historica. Scriptores rerum Merovingicarum; T. 1,1).
10. Jonas Bobiensis. Vita Columbani // Ionae Vitae sanctorum Columbani, Vedastis, Iohannis / ed. B. Krusch. Hannover; Leipzig, 1905. P. 1-294. (Monumenta Germaniae Historica. Scriptores rerum Germanicarum; T. 37).
11. Sidoine Apollinaire. Œuvres. Paris: Les Belles Lettres, 1961. T. I. Poèmes. (Collection des universités de France — Série latine; 161).
12. Sidoine Apollinaire. Œuvres. T. II. Correspondance. Livres I-V. Paris: Les Belles Lettres, 1970. (Collection des universités de France — Série latine; 199).
13. VenanceFortunat. Poèmes / éd. et trad. M. Reydellet. Paris: Les Belles Lettres, 1998. T. 2. Livres V-VIII. (Collection des universités de France — Série latine).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Coens M. Deux actes de Sigebert III en faveur de saint Cunibert // Analecta Bollandiana. 1938. Vol. 56. P. 370-382.
2. Danvoye S. Les techniques d'éloge dans les Panégyriques Gaulois // Res Antiquae. 2005. Vol. 2. P. 187-205.
3. Dumézil B. L'affaire Agrestius de Luxeuil: hérésie et régionalisme dans la Burgondie du VIIe siècle // Médiévales. 2007. Vol. 52. P. 135-152.
4. Jarnut J. Agilolfingerstudien. Stuttgart: Anton Hiersemann, 1986.
5. Le discours d'éloge entre Antiquité et Moyen Âge / dir. L. Mary et M. Sot. Paris: Editions Picard, 2001. (Textes, images et monuments de l'Antiquité au haut Moyen âge; 1).
6. MalaspinaE. Il Liber epistolarum della cancellaria austrasica (secc. V-VI). Rome: Herder, 2001. (Biblioteca di cultura romanobarbarica; 4).
7. Pernot L. La rhétorique de l'éloge dans le monde gréco-romain. T. 2. Les valeurs. Paris: Institut d'études augustiniennes, 1993. (Collection des Études augustiniennes. Série Antiquité; 138).
8. Wood I. Some Historical Re-identification and the Christianization of Kent // Christianizing Peoples and Converting Individuals / dir. G. Armstrong, I. N. Wood. Turnhout: Brepols Publishers, 2000. P. 27-35. (International Medieval Research; 07).
Брюно Дюмезиль
Доцент средневековой истории, Университет Париж-X (Париж, Франция)
Academia.edu: u-paris10.academia.edu/brunodumézil
Письма об общей пользе: Определение и восхваление общественного блага в письмах эпохи Меровингов
Хотя в Меровингскую эпоху не существовало политической литературы сравнимой с произведения последующих столетий, Меровингам было знакомо понятие «общего блага». Все письма, адресованные королям для того, чтобы польстить им или дать совет, содержат идею о том, что монархия должна служить интересам и счастью всех людей. Однако, следуя позднеантичным традициям, подобная риторика оказывается довольно гибкой. В зависимости от эпохи «общее благо» может защищать как военный экспансионизм, так и идею подчинения королевской власти христианским идеалам, или растущее влияние аристократии. Статья переведена с французского языка.
Ключевые слова: «всеобщее благо»; политическая теория; Меровингская Галлия; монархия.
Bruno Dumézil
Associate Professor (maître de conférences) in medieval history, University Paris X
(Paris, France)
Letters for the Good of All. Definition and Eulogy of the «Common Good» in the Merovingian Correspondence
Although the Merovingians have no political literature that can be compared to that of later centuries, they know the notion of «common good». Indeed, letters addressed to the king, to flatter or to advise him, all insist on the idea that monarchy should act for the happiness of all men. But, following the tradition of late Antiquity, this rhetoric turns out to be very flexible: depending on the epoch, «common good» can underwrite military imperialism, conversion of the royal function to Christianity, or the growing power of aristocracy. The article translated from French
Key words: Common good; political theory; Merovingian Gaul; monarchy.
