CC BY
87УДК 882
«ПЕРСИДСКИЕ» СТИХОТВОРЕНИЯ Н.С. ГУМИЛЕВА: ОБРАЗНО-СИМВОЛИЧЕСКИЕ РЯДЫ
ЕЮ. Раскина
Аннотация. В 1921 г., незадолго до смерти, великий поэт Серебряного века Н.С. Гумилев составил рукописный сборник «Персия», в который вошли стихотворения мистического характера, посвященные Древнему Ирану, его поэтам-суфиям и суфийской религиозной философии. Русский поэт украсил этот рукописный сборник собственными иллюстрациями. Сборник так и не был издан отдельно, а стихотворения из него вошли в посмертный сборник Н.С. Гумилева «Огненный столп». Однако персидская тема в творчестве Н.С. Гумилева требует отдельного изучения. В высшей степени интересно проанализировать образно-символические ряды «персидских» стихотворений Н.С. Гумилева в контексте их связи с суфийской философией и поэзией.
Ключевые слова: «персидские» стихотворения Н.С. Гумилева, образно-символические ряды, суфизм, мистицизм.
«PERSIAN» POEMS BY N.S. GUMILEV: FIGURATIVE AND SYMBOLICAL RANKS
E.Yu. Raskina
Abstract. In 1921, shortly before death, the great poet of the Silver age N. Gumilev has made the handwritten collection «Persia» which had included the poems of mystical character devoted to Ancient Iran, his poets-sufiyam and Sufi religious philosophy. The Russian poet has decorated this hand-written collection with own illustrations. The collection hasn't been published separately, and poems from it were included into the posthumous collection by N. Gumilev «A fiery pillar». However the Persian subject in N. Gumilev's creativity demands separate studying. It is extremely interesting to analyse figurative and symbolical ranks of the «Persian» poems of N. Gumilev in the context of their communication with Sufi philosophy and poetry.
Key words: «Persian» poems by N. Gumilev, figurative and symbolical ranks, Sufism, mysticism.
Средневековую Персию Н.С. Гумилев воспринимал опосредованно - через поэзию суфийского мистицизма и, прежде всего, сквозь призму лирики Хафиза (Гафиза). Имя Хафиза символизировало для Гумилева высокую, мистическую поэзию, а Персия была страной, навеки связанной с именами великих поэтов древности - Фирдоуси, Омара Хайяма, Энвери, Джелаледина Руми, Саади, Хафиза и Джами. Однако в «семизвездии» на небе персидской поэзии главным для Гумилева был Хафиз.
Интерес Н.С. Гумилева к Персии и персидской культуре был связан с его увлечением произведениями исламских поэтов-мистиков: Саади, Хаяйма, Насири Хосрова - основателя секты исмаилитов. Так, русский перевод Песни Насири Хосрова послужил источником стихотворения Гумилева «Пьяный дервиш», включенного поэтом в рукописный сборник «Персия» [1, с. 46-53] (1921). Факсимильное воспроизведение сборника «Персия» содержится в первом издании гумилевского тома «Библиотеки поэта» [3, с. 317-329].
В гумилевский рукописный сборник «Персия» вошли следующие стихотворения: «Персидская миниатюра», «Подражание персидскому» и «Пьяный дервиш». «Книга эта повторена не будет, а переписана она в одном экземпляре автором и проиллюстрирована им
же» [3, с. 317], - написал Гумилев на внутренней стороне обложки. Рукописный сборник «Персия» был сформирован 14 февраля 1921 г. и содержал в себе стихотворения, образно-символические ряды которых восходят к образности, характерной для стихотворений персидских поэтов-суфиев.
Так, в суфийской мистической лирике, как правило, упоминается лицо (лик) некоего красавца или красавицы и ее (его) пышные темные кудри (локоны). «Кудри красавца всегда темны, как ночь, - писал востоковед Е.Э. Бертельс в своей классической работе "О поэтической терминологии персидских суфиев", опубликованной в 1926 г. в Ленинграде. - Лицо сияет, как солнце; сравнение эманаций единства, озаряющих мрак множественности, с лучами солнца известно всякому, кто хоть раз заглядывал в диваны суфийских поэтов» [2, с. 361]. Дуновение ветра (откровение - ихлам) отбрасывает кудри с лица красавца (красавицы), позволяет заглянуть за покровы вечности.
Подобная расшифровка перекликается со следующими строками стихотворения Н.С. Гумилева «Пьяный дервиш», основанными на суфийской символике: «Мир - лишь луч от лика друга, / Все иное - тень его» [4, Т. 4, с. 102], где под Другом подразумевается Бог. Лик Друга символизирует высшую духовную энергию, Благодать Божию, а луч от Лика Друга - творческую энергию Бога, посредством которой был создан мир. Источником для этого гумилевского стихотворения послужила «Песня» великого персидского поэта, философа и путешественника Насири Хосрова, которая в прозаическом переводе профессора В.А. Жуковского появилась в IV томе «Записок восточного отделения Русского археологического общества» [5, с. 386]. Профессор Жуковский относил «Песню» Насири Хосрова к ярким образцам суфийской лирики.
«Мир эманаций суфии представляю себе в виде кольца, замыкающегося на последнем заключительном звене человека, - уточняет Бертельс. - Таким образом можно сказать, что ищущий Бога суфий пойман в кольце низших миров... Явления мира - множественны, каждое из них может увлечь человека, сбить его с прямого пути и заставить забыть основную цель, а локон изобилует завитками, каждый из них - силок для неопытного сердца» [2, с. 361]. Упоминание о «кольце низших миров» восходит к символике кольца как кругового танца природы в вечном процессе созидания и разрушения.
В стихотворении Н. Гумилева «Подражание персидскому» (1921) присутствует образ красавицы, чьи щеки подобны ширазским розам, взор - бирюзе и бериллу, а косы - золоту («Ради щек твоих, ширазских роз, / Краску щек моих утратил я, / Ради золотых твоих волос / Золото мое рассыпал я. / Нагим и голым стал, красавица. / Для того, чтоб посмотреть хоть раз, / Бирюза - твой взор или берилл, / Семь ночей не закрывал я глаз, / От твоих дверей не отходил» [4, т. 4, с. 76]). «Персидская больная бирюза» упоминается и в стихотворении Гумилева «Лес» («Я придумал это, глядя на твои / Косы - кольца огневеющей змеи, / На твои зеленоватые глаза, / Как персидская больная бирюза» [4, т. 4, с. 69].
«Больная бирюза» - это небесно-голубой камень с зелеными прожилками. Зеленый оттенок, пробивающийся сквозь голубизну, символизировал для древних персов тоску и сомнение: именно поэтому в стихотворении «Лес» зеленоватые глаза героини уподобляются именно «больной бирюзе».
В стихотворениях из рукописного сборника «Персия» Гумилев использовал и другие образы, восходящие к поэзии персидских суфиев. Так, упоминание о ширазских розах в «Подражании персидскому» («Ради щек твоих, ширазских роз.») связано с той ролью, которую играл Шираз в мировосприятии персидских поэтов-суфиев, в персидской поэтической культуре в целом. Шираз был родиной Гафиза (Хафиза) и Саади, городом, олицетворявшим мир поэзии, красоту и истину, мистический путь истинного поэта. «Тюльпаном Шираза» называли Гафиза, тогда как ширазские розы символизировали в персидской культуре
бессмертную красоту. «Князем Шираза» назван Гафиз в пьесе Гумилева «Дитя Аллаха». Гробница Хафиза и поныне расположена в живописном предместье Шираза, в прекрасном саду, названном в честь поэта Хафизийа. Практически сразу после смерти поэта она стала центром паломничества.
Шираз был одним из центров мусульманского мистицизма, в частности, - суфизма, и как философско-религиозной, и как поэтической школы. Родиной суфизма востоковеды называют Ирак, вторым по значению «побегом» этой «ветви» мусульманского мистицизма считается «хорасанская» школа, центром которой являлся Нишапур. Далее влияние Ирака ослабевает, и учение распространяется за пределами Хорасана.
Сад Хафизийа суфии считали лишь отражением чудесного «сада истины». Образ обнесенного стеной или скрытого за таинственной дверью «сада истины» часто встречается в суфийской средневековой поэзии Переднего Востока. В частности, великий суфийский поэт из Хорасана Санайи был автором поэмы «Окруженный стеной сад Истины» (в русском переводе - «Сад истин»).
Эту поэму Санайи традиционно называют «персидским Кораном». «Сад истин» состоит из рассуждений и притч и является прообразом суфийских поэм Аттара, Руми и других знаменитых средневековых иранских поэтов-мистиков. Санайи ввел в персидскую литературу впоследствии повторенный Аттаром мотив «собрания птиц», каждая из которых по-своему восхваляет весну и Всевышнего. Влияние сюжетики и образности знаменитой поэмы суфийского поэта Аттара «Беседа птиц» (в некоторых переводах - «Язык птиц») прослеживается в сцене беседы Гафиза с птицами в пьесе «Дитя Аллаха» («Сюда, Коралловая сеть, / Цветок граната, Блеск Зарницы, / Дух Мускуса, Я буду петь, / А вы мне отвечайте, птицы») [4, т. 5, с. 85].
В пьесе «Дитя Аллаха» «князю Шираза» Гафизу принадлежит таинственный сад, подобный райскому. Так, Пери сравнивает сад Гафиза с раем для чистых душ: «Не это ль рай для чистых душ, / Заветные Господни кущи? / Кто этот величавый муж, / Так изумительно поющий? / Как кудри черные сплелись / С гирляндой роз багрово-красных» [4, т. 5, с. 88]. Под именем Гафиза, величайшего поэта-мистика средневекового Ирана, выступал Гумилев в переписке с Ларисой Рейснер. В письмах 1916-1917 гг. Гумилев называл Ларису Рейснер -Лери, соединяя в этом условно-поэтическом имени Леру-Лаик из «Гондлы» и Пери из пьесы «Дитя Аллаха».
Имя Гафиза было выбрано Гумилевым для этой переписки отнюдь не случайно. В древней Персии Гафиз (Хафиз) считался не только лучшим мастером любовной лирики, но и «толкователем тайн», «устами сокровенного мира», прилежнейшим «чтецом Корана», которому был ниспослан поэтический дар после посещения гробницы знаменитого суфийского отшельника и поэта-мистика Баба Кухи Ширази. Само имя Хафиз обозначает «чтец Корана». Исторический Хафиз (Шамс ад-Дин Мухаммад) долго и истово молился около гробницы суфийского святого, пока не упал без сил. Во сне ему явился старец, назвавший себя халифом Али и одаривший «чтеца Корана» поэтическим талантом.
Али бен-Аби Талиб - это четвертый праведный халиф, зять пророка Мухаммада, с именем которого связано зарождение шиизма. Однако в образе «халифа Али», явившегося Хафизу, востоковеды усматривают намек на Хизра, персонажа мусульманских сказаний, который почитался среди суфиев. В газели «Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали» Хафиз писал о «воде жизни», которую он смог увидеть во тьме благодаря таинственному старцу, одарившему его поэтическим вдохновением. Именно с Хизром связана кораническая история путешествия Мусы (библейского Моисея) по пустыне, когда Хизр указывал Моисею дорогу. В своих странствиях Муса (Моисей) и Хизр набрели на источник живой воды. Живая вода в позднейших суфийских толкованиях стала пониматься мистически и служила метафорой сокровенного знания.
Исторический Хафиз намеревался отплыть в Индию, которую считал раем земным, но эта попытка оказалась неудачной. Тем не менее, личность и жизненный путь Гафиза связывались в поэзии и философии персидского мистицизма с поисками «рая земного». «Как мне жить, веселясь, если денно и нощно в ушах / Колокольчик звучит: "Собирайся в дорогу скорей!"» [6, с. 34], - писал Хафиз в газели «Веселей, виночерпий! Полней мою чашу налей». Мотив путешествия в Индию, поиска «рая земного», связанный с жизнью и творчеством Хафиза, необычайно близок к образу-символу «Индии Духа», ключевому для произведений
H.С. Гумилева.
Библиографический список
I. Баскер М. Стихотворение Н. Гумилева «Пьяный дервиш» (творческий генезис и метапоэтика текста) // Филология - РЫ1о^юа. Краснодар. 1994. № 3.
2. Бертельс Е.Э. Заметки по поэтической терминологии персидских суфиев. Локон и лицо // Язык и литература. Л., 1926.
3. ГумилевН.С. Стихотворения и поэмы. Л., 1988.
4. Гумилев Н.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М., 1997-2007.
5. Записки Восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1890.
6. Хафиз. Вино вечности. М., 1999.
Е.Ю. Раскина
доктор филологических наук, доцент
научный сотрудник Московского информационно-технологического университета -Московского архитектурно-строительного института
