CC BY
48
НАУКА И ОБЩЕСТВО: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
УДК 101.8
ПАРАДОКСЫ «ИННО-ПРЕОБРАЗОВАНИЙ», ИЛИ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ФИЛОСОФИИ ИННОВАЦИЙ
Т.Г. Лешкевич
Институциональные предписания часто вступали в игру с реальностью: либо они постулировали то, чего нет, так, как будто оно есть, либо не замечали то, что есть, так, как будто это -ничто. Современное общество уже приняло лозунг и ориентир на инновационное развитие как свой главнейший приоритет и перестало сокрушаться по поводу той точки "катэ" -точки низшего предела - катастрофической точки, достигнутой реальной экономикой. В отношении существующей цивилизации можно услышать лестные отзывы с применением метафоры "цивилизация инноваций", однако, увы, ее средовым фактором оказывается несбалансированность, нестабильность, низкий уровень качества жизни, ситуация девальвированного бытия и мировой финансово-экономический кризис. Получается, что инновация выступает как побочный и сопутствующий продукт катастрофического развития.
Инновация, модернизация, нововведение, открытие, изобретение, усовершенствование - концепты одного понятийного гнезда, разнящиеся своей семантикой. Еще в 1911 г. Й. Шумпетер, которому приписывают авторство постановки проблемы инноваций, в своем труде "Теория экономического развития" писал об "осуществлении новых комбинаций", считая, что таким осуществлением задаются форма и содержание развития [1]. Процесс непрерывно сменяющих друг друга волн инноваций, по его убеждению, является процессом созидательного разрушения. По логике вещей,
Лешкевич Татьяна Геннадьевна - доктор философских наук, профессор кафедры философии и методологии науки Южного федерального университета, 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, e-mail: [email protected], т. 8(863)2559685.
инновационность - это то, что противоречит, соперничает и разрушает традицию, принятые алгоритмы и наработанные механизмы, следовательно, это то новое, которое может быть, а может и не быть адаптировано к имеющейся сумме обстоятельств. То, что скрывается под понятием "радикальная инновация", отличается своей максимальной интенсивностью и предполагает коренную ломку устоявшихся связей и зависимостей сложившейся системы. С традицией же часто связывают программы, обремененные долгосрочными целями и идентичными способами деятельности. Давление традиций расценивается как фактор, препятствующий инновациям.
Поскольку инновации бывают технологические, экономические, институциональные, политические, культурные, образовательные и пр., то волны инноваций в одном сегменте могут смыть и затопить созидательно наработанное в другом. Отсюда следует, во-первых, методологический императив относительно системности инновационного типа развития; во-вторых, представление о модальности инноваций, т.е. ее очевидной зависимости от реального состояния общества; в-третьих, сопоставление инноваций и гуманитарных целей, к которым должно стремиться человечество.
Инновация, по мнению большинства исследователей, предполагает целевое изменение в структуре или функционировании системы и с необходимостью связана с внедрением и созданием дополнительной ценности. По словам Г.Г. Почепцова, "движение вперед
Tatiana Leshkevich - doctor of philosophy, professor of the Philosophy and Science Methodology Department of the Southern Federal University, 13 M. Nagibina Avenue, Rostov-on-Don, 344038, e-mail: [email protected], ph. +7(863)2559685.
может быть обеспечено за счет технологических инноваций, позволяющих осуществлять на следующем шаге определенные политические инновации из-за смены мышления населения" [2, с. 45]. Тем самым автор связывает технологические инновации (в качестве базовых) с политическими (в качестве надстроечных) и почему-то уверен, что уже на следующем шаге произойдет перестройка мышления населения. Хотя всем известно, что социальная психология, как, собственно, и мыследеятельностный процесс, - это стихийно спонтанная и весьма непрогнозируемая область.
Если прибегнуть к старому, всем известному приему абстрагирования и "рассмотрения в чистом виде", то сам инновационный процесс можно представить, как имеющий внутреннюю логику, указывающую на генезис инновации, ее развитие, адаптацию, диффузию или распространение. Значимой оказывается тривиальная истина: инновация -это ответ на существующую потребность, с одной стороны, и результат достижения поставленной цели - с другой. Она фиксирует два пусковых механизма инновационного процесса: потребность и целеполагание. Сре-довыми факторами инновации оказываются интеллектуальные потоки, существующие условия, степень и уровень мотивации, имеющиеся ресурсы.
С точки зрения деятельностного подхода правомерно заключить, что любая инновация появляется на основе ярко выраженной мотивации и отвечает потребностям, фиксирующим необходимые внутренние запросы системы, ее неудовлетворенность имеющимся состоянием. Вызов, стимул, ответ - такова формула, предложенная в объяснении хода исторического процесса Тойнби. Проблемы, однако, начинаются уже тогда, когда налицо ситуация неудовлетворенности системы слишком многими обстоятельствами и возникновения не одной, а множества потребностей. Здесь очевидна необходимость системного анализа в выборе приоритетов, диктующих "вложение усилий" в изменения первостепенной важности, но вместе с тем фиксируется поле плю-ральности. В этом плюральном поле системе следует определиться в иерархии своих потребностей либо дожидаться определенной катаклизмы - проявления "слабого звена", в связи с чем будет спровоцирован спонтанный поиск более устойчивых состояний.
С точки зрения внутренней логики инновационного процесса одно из важных мест принадлежит актору - т.е. субъекту инновационного процесса, тому "мозговому центру", который возглавляет креативный интеллектуальный поиск, от кого исходит инициативность и оригинальность предлагаемых решений. И хотя интуиция нового может быть внерациональна и сверхрациональна, а "открытия не делаются по заказу", сам инновационный процесс мыслится как вполне сознательный, требующий соответствующих ресурсов, компетентности, знания, воли, профессионализма и пр. Субъект, актор или ин-новатор, направляет свои усилия, чтобы то новое, которое родилось в его голове, объективировалось структурно и функционально. Другой аспект проблемы указывает на то, что инновация с необходимостью должна быть адаптирована и потреблена. В модели Э. Рождерса, рассматривающей распределение потенциальных потребителей инновации, выделяются пять групп: новаторы (2,5 %), ранние последователи (13,5 %), раннее большинство (34 %), позднее большинство (34 %) и опоздавшие (16 %) [3, с. 18]. Как видно, новаторов крайне мало, так что деятельность по созданию нового, во-первых, оказывается весьма затруднительным мероприятием, кроме того, во-вторых, она может быть отторгнута действительностью.
Отказываясь от теоретически эффективного приема абстрагирования, мы видим, что в своем реальном воплощении инновационная деятельность сталкивается со всякого рода заградительными барьерами: от геополитических и институциональных до культурных и формальных. Помимо таких внешних фильтров, отторгающих инновацию, философским аспектом проблемы инноваций как раз и является изучение трансформаций целей и анализ негативных последствий этого "деструктивного созидания", а также соотношение сознательного и стихийного в инновационном процессе. Как пишет Г.Г. Почепцов, мы можем различать внешне и внутренне инициированные процессы инноваций. Это могут быть как самодостаточные процессы, так и такие, которые требуют поддержания процесса определенной социальной "энергетикой" [2, с. 47]. Безусловно, при диффузии (распространении) инноваций свою роль играют как внутренние, имманентные, так и институциональные факторы. Однако
при всем при этом неизбежно возникнет проблема преемственности либо отторжения новообразований, возможности их укоренения либо отсутствие таковой. Поиск оптимального соотношения инновационных ходов и утвердившихся на своей почве главенствующих тенденций становится альтернативой радикальным шараханьям под влиянием поспешно выдвигаемых лозунгов.
При анализе возможных векторов преобразования действительности нельзя сбрасывать со счетов признаваемое всеми методологами свойство нелинейности, объясняющее весьма частые отклонение от того или иного заданного типа поведения, сценария или состояния в зависимости от присутствия, отсутствия или замены того или иного элемента или фактора. Заметим, что в настоящее время появился даже специальный концепт - "тип развития через неустойчивость", который пришел на смену парадоксальному понятию "устойчивое развитие". Нелинейный процесс допускает альтернативность, вариабельность, разнообразные отклонения от заданного образца. Согласно нелинейности, поведение системы отличает предельный динамизм. Проще говоря, нелинейность предполагает принципиальную релятивность и зависимость специфических реакций системы от факта присутствия или отсутствия тех или иных компонентов.
Современное мировидение, которое часто именуют синергийным, указывает на такие характеристики нашего мира, как неравновесный, хаосомный и даже метафорически как "сошедший с ума от неопределенности" мир. В рамках синергийной парадигмы все системы рассматриваются как открытые, функционирование которых предполагает обмен с окружающей средой не только веществом, энергией, но и информацией. Однако особенность информационного ресурса заключается в том, что даже когда вы отдаете информацию, он не истощается. Информационные потоки передают энергию, как бы заряжая экономические, политические и культурные трансформации, которые, в свою очередь, могут привести к необратимым качественным изменениям. В этом случае информация оказывается средообразующим фактором инновационных изменений.
Перестройка системы на основе обменных процессов информационного типа ведет к тому, что система приобретает возможность
не только реагировать и включать в себя комплекс действительных причин и факторов, но и перестраиваться с учетом потенциально возможных структурных соотношений, задаваемых информационным образом будущего. Этот уникальный эффект назван "детерминация будущим". Здесь фиксируется своеобразная информационная ловушка, сутью которой является то, что информационные потоки, сосредоточенные в основном в каналах СМИ, зачастую предлагают широким массам не истинные, научно апробированные ориентиры, а симулякры, отражающие неправильные копии копий, агрессивно навязывают целе-образующие матрицы примитивизма.
Обратим внимание на определенный парадокс: если развитие онтологически предстает как движение к новому, то инновации будут имманентно сопровождать процесс развития, т.е. осуществляться сами по себе. В этом случае их проблематичность исчезнет сама собой. С точки зрения телеологии, утверждающей, во-первых, что цели формируются потребностями самой системы, и, во-вторых, непреложную необходимость движения в направлении достижения поставленной цели, нововведения случаются, свидетельствуя тем самым о процессе развития, прогрессивных сдвижках системы по сравнению с имеющимся состоянием. Здесь обнаруживает себя парадокс телеологичности -телеономичности. Его можно выразить словами Е. Мамчур: "В отличие от телеологического поведения, когда субъекты поведения стремятся к некоторой цели, субъекты телеономического поведения ни к какой цели не стремятся, хотя ведут себя так, как если бы они к ней стремились" [4]. Современная методология открыла уникальное свойство цели быть аттрактором, т.е. притягивающим множеством.
Однако посмотрим на инновационный процесс преобразования реальности с точки зрения ресурса креативности и эвристично-сти. Здесь креативность указывает на возможность порождения нового и оригинального, а эвристика предстает как поиск в условиях неопределенности. Между тем и креативность, и эвристика свидетельствуют о недостаточности потенциала рациональности, так как творческий процесс не может быть схвачен схемами, формулами, генерализирующими обобщениями, и в то же время именно с креативностью и эвристикой связывают появле-
ние нового и неординарного. Новое в самом общем смысле - это то, чего не было ранее, и никакая власть не может заставить ученого сделать открытие, уложившись при этом в заданный срок. Вместе с тем человеческая деятельность маркируется как сознательная и целесообразная, предваряемая постановкой и обоснованием цели. Здесь возникает некий парадокс: мы не знаем о том новом, что мы откроем, но одновременно это новое якобы уже содержится в целях и задачах, которые индивид либо сообщество перед собой ставят. Иными словами, инновационная деятельность мыслится как рациональная, сопровождаемая сознательно поставленной целью, но, увы, Эврика! - и, как свидетельствует история науки, мы на пороге открытия, которое изначально не планировалось. Этот парадокс может быть поименован как парадокс эвристичности.
Парадокс эмерджентности утверждает, что новое напрямую связано с внезапно возникающим. Эмерджентность предстает как наиболее явственное доказательство многообразия мира, неисчерпаемости познания. Эмерджентность, используя оценку Е.Н. Князевой и С.П. Курдюмова, демонстрирует "бы-тийственную отделенность от хронологически породивших корней" [5, с. 263]. Уже навяз в зубах пример, когда Колумб хотел открыть новый путь в Индию (всего лишь), а открыл неизвестный ранее континент - Америку. Это показывает, что открытие часто осуществляется не благодаря заранее поставленной цели, а вопреки ей, как побочный, сопутствующий продукт, что и подтверждает парадокс эмерджентности - т.е. внезапно возникающего. Современный методологический инструментарий обнаруживает свою несостоятельность перед феноменом эмерджент-ности, теми реалиями стихийно-жизненного процесса, которые составляют современное бытие. Они не корреспондируются в теорию непосредственно, а остаются на ощущенче-ском, переживальческом уровнях, на уровне коммуникации и предположения.
При этом креативные процессы как сугубо индивидуальные обладают весьма высокой степенью чувствительности и требуют, чтобы интеллектуальная или творческая инициатива была коллективно принята. Видимо, поэтому Р. Коллинз предложил понятие "социальных сетей" [6], как своеобразного арбитра принятия инновации. Иначе говоря, принятие инноваций обусловлено фунда-
ментальными коллективными интересами. Система может оказывать тот или иной уровень сопротивления инновациям. Однако то, что принято и затребовано социальными сетями, то, что решает проблемы лучше всего, отвечает статусу инноваций. Здесь можно даже провести знак равенства между процедурой отбора, как термина эволюционной эпистемологии, и тем, что связано с моментом коллективного принятия инновации социальными сетями. Так и в науке, индивидуальное открытие является разновидностью инноваций, но актуализация данного статуса происходит при условии, что оно принято научным сообществом. Е.Н. Князева и С.П. Кур -дюмов обращают внимание на очень важный параметр инновации: ее принципиальную способность к трансляции, "чтобы открытие квалифицировать как инновацию, оно должно быть транслировано, стало быть, способно к трансляции" [5, с. 257].
Субъект, актор или инноватор, направляет свои усилия, чтобы то новое, которое родилось в его голове, объективировалось и функционировало. Однако тем самым он посягает на то, чтобы изменить принятые "правила игры", осуществляя своеобразный контроль над временем и пространством. Человек достигающий - это особое состояние, которое характеризуется методологами как система неравновесная, динамичная и гипернеоднородная. Когда речь идет о рассеивании прежних целей и намерений, то метафорически этот процесс может быть назван как "попадание в зону стока". В результате чего система как бы завязает в турбулентности прежних ориентаций, они девальвируются, не представляют ценности, лишены энергии и "захламляют" ментально-энергетическое пространство, утверждают стационарное состояние системы. В этом состоянии система находится в среднем или серединном значении, как бы "ходит по замкнутому кругу", "вращается в воронке обыденного", она устает, "ничего не хочет" и ощущает себя не способной к преобразованиям. Хотя положительный смысл "зоны стока" состоит в освобождении от залежей прежних целей и намерений, которые затрудняют обменные процессы, всячески препятствуют образованию новых импульсов, обновлению системных ориентиров, т.е. постановки новых целей и порождаемой ими кипучей деятельности по их достижению.
Вопрос, таким образом, упирается в необходимость качественных целей, которые они, как структуры-аттракторы, привлекают и подтягивают средства для своего достижения. Если цель сильна, то появляются особые возможности по преодолению препятствий, преград и барьеров, которые возникают на пути, и запускается механизм самопреобразования. На поверхности это воспринимается как особая решимость, чутье, уникальная способность идти на риск и выигрывать, особое видение - т.е. умение легко ориентироваться в ситуации. Цель-аттрактор в состоянии согласовывать и подтягивать в сферу своего притяжения подструктуры "разного возраста", производя тем самым некую пространственную концентрацию. Интенсивность цели-аттрактора, т.е. непосредственно процесс целедостижения, не только нарушает симметрию пространства (топоса), какой она была до постановки цели, но и увеличивает темп развития. Подтянутые к цели-аттрактору подструктуры начинают функционировать в темпе, который гораздо выше их собственного в то время, когда они существовали локально и автономно до объединения.
Таким образом, с точки зрения современной методологии аттрактор выступает наиболее значимым принципом, отвечающим за сферу инновационных приращений, и одновременно относится к уникальным механизмам, обладающим способностью создавать устойчивость. Движение к цели подчиняет себе все промежуточные состояния системы, что очевидно и на обыденном уровне восприятия. Синергетическая методология уточняет, что все системные элементы начинают функционировать когерентно в направлении цели. Элементы принимают на себя режим функционирования под заданную цель, и система постепенно перестраивается, вплоть до неузнаваемости. Аттрактор как целеподоб-ное образование имеет значение при поиске универсальных паттернов развития, поскольку указывает по своей семантике еще и на "совместное действие". Е.Н. Князева и С.П. Кур -дюмов считают, что "структуры-аттракторы выглядят как цель эволюции... понятие аттрактора близко понятию цели" [5, с. 81]. Аттрактор задает область устойчивости и может дробиться на локальные аттракторы, которые стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым структурируя среду, выступая участниками созидания порядка. Согласно выводам названных авто-
ров, странный аттрактор представляет собой область, внутри которой по ограниченному спектру состояний блуждает с определенной вероятностью реальное состояние системы.
Другим значимым методологическим приращением является концепт фрактал (фрактальность). В общем случае фракталь-ность означает самоподобие, однако важны и такие характеристики, как структурное тождество части и целого, например, структура воды в капле воды или ели в еловой ветви и т.п. В качестве распространенного наглядного примера фрактала принимают снежинку, хотя таковых можно насчитать множество: это и кораллы, и линия берега, и границы облаков, или же японский садик, представляющий уменьшенную модель сада как такового. Иногда фрактал называют уменьшенной копией целого. Выделяют также квазифрактал, отличающийся неточностью повторения структуры. Значение фрактальности велико, ибо в самом эволюционном процессе усматривают фрактальные составляющие.
В переводе с латинского фрактал означает изломанный. Однако на самом деле фракталы отличаются эстетической привлекательностью. Из основного свойства фракталов - самоподобия можно получить значимую информационную трактовку, что позволяет заключить, что информация, содержащаяся в части (фрактале), соизмерима с информацией о целом, всей системе. Самоподобие имеет и онтологическую сторону, указывающую не только на тождественность структуры, но и на инвариантность законов развития и функционирования данной структуры. Значение фрактального подхода связывают с тем, что он дает возможность представить бесконечность и множественность в рамках конечного, ограниченного пространства. А парадоксальным свойством фрактала, несмотря на атрибутивное самоподобие, является его изменчивость. Фрактальные объекты при всем своем самоподобии демонстрируют уникальную изменчивость, нестабильность, множественность. Возникает вопрос: в чем состоит значимость данного методологического инструментария для инновационной деятельности? На наш взгляд, именно фрактальность как себеподобие указывает на императив преобразования средовых факторов с учетом диктуемого природой фрактала самоподобия. Другими словами, любая инновация как локальное событие, если принять во внимание ее фрактальную природу, для вписывания
в окружающую среду требует адаптивных изменений всех фаз взаимодействия.
В размышлениях о допусках современного методологического инструментария и применении фрактальности к сфере гуманитарного знания, можно обратиться к примеру, когда зрелый человек, вспоминая поступки и состояния молодости, удивляется и, быть может, краснеет, но никогда не отказывается от узнавания самого себя, от самоподобия собственному Я. Учитель всегда ценит в своем ученике похожесть на себя, воспитатель хочет передать воспитаннику качества, важные для него самого. Тот пресловутый разрыв между поколениями и проблема отцов и детей возникает из-за несхожести и разномастности ориентаций предшествующего и последующего поколений. Таким образом, фракталы указывают на проблему идентичности, весьма значимую для современного социально-гуманитарного знания.
Инновационный инструментарий современной методологии отвечает на острую потребность понять, что происходит в действительности, не опираясь на костыли лого-центризма, невзирая на симулякры и спекуляции, а ощущая нерв и пульс современной эпохи, спонтанности самого жизненного процесса. Как выразить понимание современного нам общества и тех пусковых механизмов, согласно которым оно функционирует? Какие ценности стали типичными для нашего повседневного бытия? Какие трансформации и негативы техногенного развития подстерегают следующие поколения? Эти и подобные им вопросы иногда причисляют по ведомству так называемой практической философии, указывая, что они, отрываясь от трансцендентного, уводят в сферу повседневного бытия и "грешной эмпирии".
Вместе с тем разрыв между функционирующей по своей особой логике социальной философией, реальной практикой и сферой принятия ответственных решений весьма ощутим. Как справедливо отмечает И.Т. Ка-савин, крупные социально-политические решения остаются "плохо подготовленными, подверженными групповым интересам, непрозрачными, несут в себе риск неэффективности и коррупции. В частности, это касается программ модернизации и инновационной экономики, в которых налицо коммуникационный разрыв между субъектами социального действия: учеными, инженерами, предпринимателями и государственными чиновниками" [7, с. 10]. Балансирующая "Я-идентичность"
нашего современника, помещенная в условия экономоцентричной эпохи, не в состоянии отстроить в своем сознании сколь-нибудь правдоподобную, соотносящуюся со сверхтемпами развития версию современного бытия.
Философия инноваций, на наш взгляд, как раз и направлена на анализ острых проблем современного развития с учетом человеческой перспективы и рефлексивного потенциала сознания. Она предполагает широкую трансляцию современных научно-технических и технико-технологических достижений во все сферы человеческой жизнедеятельности с одновременным пониманием негативов и угроз техногенного развития. Иными словами, весьма показательным маркером инноваций становится концептосфера, анализ которой позволяет прийти к выводу о том, что для описания проблемы инноваций и нововведений существуют, по крайней мере, два метаязыка. Во-первых, это язык, имеющий место в контексте описания специфики креативной, творческой деятельности с концептами: мотивация, потребность, вызов, отбор, принятие решения, опровержение традиции, стереотипность, уникальность и пр. Во-вторых, это язык, представляющий понятийный аппарат синергетики как теории самоорганизации с концептами: неравновесность, аттрактор, бифуркация, эмерджентность, фрактальность, нелинейность, социальные сети, корпоративные эффекты, кооперативное поведение, вероятностный детерминизм и т.п.
Следует согласиться с философами науки, в частности со Стивеном Тулминым, усматривающим ресурс инноваций в интеллектуальной инициативе, обладающей характеристикой исторической изменчивости. Для поддержки инноваций требуется интеллектуальный поток, обеспечивающий необходимую для нее диффузию, а также интеллектуальный авторитет [8].
Поскольку современные глобализацион-ные вызовы несут в себе потребность в интенсивных преобразованиях, а применительно к условиям России характерна ярко выраженная асимметрия социально-экономического развития регионов, то это налагает дополнительную ответственность на инновационную модернизационную деятельность. Она, в свою очередь, предстает и как зависимая, и как оказывающая влияние на социально-политические процессы и приоритеты. Такие характеристики, как мобильность, портативность, универсальность, экологичность, признаются исходными и стартовыми требованиями ин-
новаций. Современный глобальный рынок инноваций характеризуется как грандиозный технологический трансфер. Он обеспечивает "конкурентно прибыльное производство гражданского сектора экономики, за счет которого существуют хотя и критически необходимые, но затратные и неприбыльные сектора экономики, в том числе вооруженные силы, военно-промышленный комплекс (ВПК), фундаментальные научные исследования, здравоохранение, образование, социальное обеспечение" [9]. Это своеобразный внутренний ресурс и одновременно вызов жизненно важным сферам жизнедеятельности, областям гражданской экономики.
Данный вызов предполагает формирование отряда специалистов, владеющих навыками стратегического планирования технологического трансфера. Следовательно, речь идет о высокой планке интеллектуального и исследовательского потенциала лиц, возглавляющих такие технологические цепочки, что обусловливает настоятельную необходимость конституирования философии инноваций в качестве самостоятельной и актуальной сферы философско-методологического поиска.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шумпетер Й.Ф. Теория экономического развития. Капитализм, социализм, демократия. М.: Эксмо, 2007. 864 с.
2. Почепцов Г.Г. Политические инновации и преодоление барьеров массового сознания // Философские науки. 2010. № 1. С. 37-50.
3. См.: Сунгуров А.Ю. Инновации и их диффузия: к возможности использования концепции в социально-политической сфере // Философские науки. 2000. № 1. С. 9-18.
4. Мамчур Е.Н. Спонтанность и телеологизм // Спонтанность и детерминизм. М.: Наука, 2006. 324 с. С. 227.
5. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб.: Алтейя, 2002. 414 с.
6. См.: Коллинз Р. Социология философий. Гло-бальная теория интеллектуального изменения / Пер. с англ. Н.С. Розова и Ю.Б. Вертгейм. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 1280 с.
7. Касавин И.Т. Социальные технологии и научное знание // Эпистемология и философия науки. 2010. Т. 26. № 4. С. 5-15.
8. Тулмин Ст. Человеческое понимание. М.: Прогресс, 1984. 327 с.
9. Глобальный технологический трансфер // Инновационные направления современных международных отношений. М.: Аспект Пресс, 2010. 295 с. С. 50.
1 апреля 2011 г.
УДК 141.201
ТРАНСФОРМАЦИЯ СУБЪЕКТНОСТИ В КОНТЕКСТЕ ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА
Д.А. Зубова
Изменения, привнесенные пост-неклассической картиной мира, не выступают чем-то внешним по отношению к человеку. Затрагивая его непосредственно - как субъекта и носителя культуротворческих процессов, они меняют само содержание субъектности. Данные трансформации можно понимать в духе конструктивистских ментальных структур, представляющих собой по отношению к сознанию современников своего рода "маршрутизаторы", в рамках которых происходит включение
Зубова Дарья Алексеевна - аспирант кафедры философии и методологии науки Южного федерального университета, 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, e-mail: [email protected], т. 8(863)2303278.
в социокультурный контекст конкретного общества. Они задают особый настрой мышления, определяющий направленность восприятия окружающей действительности, способы постановки и решения проблем, порядок, на основе которого развертывается мыслительная деятельность, поведенческие траектории. Инновационные смыслы пост-неклассического мировидения, с присущим ему постулированием концептов нелинейности, неопределенности, неравновесности как атрибутов бытия, задают дискурсивное
Darya Zubova - postgraduate student of the Philosophy and Science Methodology Department at the Southen Federal University, 13 M. Nagibina Avenue, Rostov-on-Don, 344038, e-mail: [email protected], ph. +7(863)2303278.
