CC BY
28
УДК 1
Лешкевич Т.Г., д. филос.н., проф.
Синергетический инструментарий инновационной активности
В статье выявляются парадоксы инновационной деятельности, обращается внимание на ее эмерджентный характер и необходимость быть адаптированной к средовым факторам и востребованной социальными сетями. Обсуждается новый синергетический методологический инструментарий.
Ключевые слова и словосочетания: парадоксы инновационной деятельности, субъект инновационной активности, синергетический инструментарий: хаос, фрактал, аттрактор, постнеклассическая методология, системность инновационного типа развития.
Современное общество уже приняло лозунг и ориентир на инновационное развитие как свой главнейший приоритет и перестало сокрушаться по поводу той точки «катэ» - точки низшего предела - катастрофической точки, достигнутой реальной экономикой. В отношении существующей цивилизации можно услышать лестные отзывы с применением метафоры «цивилизация инноваций», однако, увы, ее средо-вым фактором оказывается несбалансированность, нестабильность, низкий уровень качества жизни, ситуация девальвированного бытия и увы! мировой финансово-экономический кризис. Получается, что инновация выступает как побочный и сопутствующий продукт катастрофического развития. По сути своей инновационная деятельность призвана обеспечить новые параметры порядка. Иногда с ней связывают переход от порядка более примитивного уровня к типу порядка более сложного уровня. Понятийный ряд, включающий в себя концепты порядка, хаоса, энтропии, бифуркации, диссипации и пр. - это терминология и инструментарий синергетики. Однако синергетика обращает внимание на возможность рождения порядка из хаоса путем и на основе стихийно спонтанного структурирования. Хаос в свою очередь понимается как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции пространственных и временных параметров характерно случайное распределение [1]. В этом определении заложено понимание универсальности данно-
го процесса. Хаос - это иррегулярное движение, т.е. движение, лишенное повторяемости, регулярности, при котором как сами траектории движения, так и временные и пространственные координаты оказываются случайными. В определении О. Рослера хаос- это "бесконечное число неустойчивых траекторий и несчетное число непериодически повторяющихся траекторий"[2 , с. 169]. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не просто как бесформенная сеть взаимодействий, а как сверхсложно протекающая последовательность, логика которой представляет значительный интерес. Якобы «бесцельная деятельность хаоса», определенного как нерегулярное движение с неустойчивыми траекториями, переводит мир в состояние, характеризующееся все большей и большей вероятностностью. Хаос в выше обозначенном понимании предстает как системообразующий фактор.
Современные синергетические исследования представлены двумя ветвями, так называемая естественнонаучная синергетика и социальная синергетика. Первая ветвь берет начало от Г. Хакена, И. При-гожина, С.П. Курдюмова, В.И. Аршинова и др., вторая - активно заявляется питерской философской школой: В.П. Бранским, С.Д. Пожарским, М.С. Каганом, а также Васильковой и др. Однако, и в том, и в другом случаях речь идет о междисциплинарных исследованиях и об эффективном методологическом подходе к изучению современных процессов. Постоянной точкой напряжения при сопоставлении двух подходов был своеобразный физикализм, т.е. пределы распространения физических законов и соотношений на область социальных явлений: вопрос о том, можно ли выявить общие закономерности, охватывающие все структуры универсума от электронов до людей? Общей угрозой для названных двух ветвей выступила тенденция перелицовки диалектики под синергетику, а также обилие публицистических опусов, кичившихся синергетической терминологией. С методологической точки зрения в синергетике особо важна ее объяснительная и прогнозирующая функции. Речь идет не просто о синергетической интерпретации существующих проблем, а о получении практически важных прогностических следствий из новых, предлагаемых синергетикой принципов.
Инновация, модернизация, нововведение, открытие, изобретение, усовершенствование - концепты одного понятийного гнезда, разнящиеся своей семантикой. Еще в 1911 г. Й. Шумпетер, которому приписывают авторство постановки проблемы инноваций, в своем труде «Теория экономического развития» писал об «осуществлении новых комбинаций», считая, что этим осуществлением задаются форма и содержание развития [3]. Процесс непрерывно сменяющих друг дру-
га волн инноваций, по его мнению, является процессом созидательного разрушения. По логике вещей, инновационность - это то, что противоречит, соперничает и разрушает традицию, принятые алгоритмы и наработанные механизмы, следовательно - это то новое, которое может быть, а может и не быть адаптировано к имеющейся сумме обстоятельств. То, что скрывается под понятием «радикальная инновация», отличается своей максимальной интенсивностью и предполагает коренную ломку устоявшихся связей и зависимостей сложившейся системы. С традицией же часто связывают программы, обремененные долгосрочными целями и идентичными способами деятельности. Давление традиций расценивается как фактор, препятствующий инновациям. Инновационность может пониматься как ожидаемая цель и как атрибут научно-технического прогресса. Но поскольку инновации бывают технологические, экономические, институциональные, политические, культурные, образовательные и пр., то волны инноваций в одном сегменте могут смыть и затопить созидательно наработанное в другом. Отсюда все чаще употребляется термин «алармизм», который обозначает постоянное и навязчивое ощущение тревоги, по поводу того, что техногенная цивилизация приведет к гибели все человечество. Помимо экзистенциальных переживаний, из этого следует, во-первых, методологический императив относительно системности инновационного типа развития, во-вторых, представление о модальности инноваций, т.е. ее очевидной зависимости от реального состояния общества, в-третьих, сопоставление инноваций и гуманитарных целей, к которым должно стремиться человечеству.
Инновация, по мнению большинства исследователей, предполагает целевое изменение в структуре или функционировании системы и с необходимостью связана с внедрением и созданием дополнительной ценности. Согласно Г.Г. Почепцова, «движение вперед может быть обеспечено за счет технологических инноваций, позволяющих осуществлять на следующем шаге определенные политические инновации из-за смены мышления населения»[4]. Тем самым автор связывает технологические инновации (в качестве базовых) с политическими (в качестве надстроечных), и почему-то уверен, что уже на следующем шаге произойдет перестройка мышления населения. Хотя, всем известно, что социальная психология, как, собственно, и мыследеятельностный процесс - это стихийно спонтанная и весьма непрогнозируемая область.
Если прибегнуть к старому, всем известному приему абстрагирования и «рассмотрения в чистом виде», то сам инновационный процесс можно представить, как имеющий внутреннюю логику, указы-
вающую на генезис инновации, ее развитие, адаптацию, диффузию или распространение. Значимой оказывается тривиальная истина: инновация - это ответ на существующую потребность, с одной стороны, и результат достижения поставленной цели, с другой. Она фиксирует два пусковых механизма инновационного процесса: потребность и целепо-лагание. Средовыми факторами инновации оказываются интеллектуальные потоки, существующие условия, степень и уровень мотивации, имеющиеся ресурсы. С точки зрения деятельностного подхода правомерно заключить, что любая инновация появляется на основе ярко выраженной мотивации и отвечает потребностям, фиксирующим необходимые внутренние запросы системы, ее неудовлетворенность имеющимся состоянием. Вызов, стимул, ответ - такова формула, предложенная в объяснении хода исторического процесса Тойнби. Проблемы, однако, начинаются уже тогда, когда налицо ситуация неудовлетворенности системы слишком многими обстоятельствами и возникновения не одной, а множества потребностей. Здесь очевидна необходимость системного анализа в выборе приоритетов, диктующих «вложения усилий» в изменения первостепенной важности, но вместе с тем фиксируется поле плюральности. В этом плюральном поле системе следует определиться в иерархии своих потребностей, либо дожидаться определенной катаклизмы - проявления «слабого звена», в связи, с чем будет спровоцирован спонтанный поиск более устойчивых состояний.
С точки зрения внутренней логики инновационного процесса одно из важных мест принадлежит актору - т.е. субъекту инновационного процесса, тому «мозговому центру», который возглавляет креативный интеллектуальный поиск, от кого исходит инициативность и оригинальность предлагаемых решений. По мнению современных ученых, когнитивному субъекту свойственен определенный тип причинности, проявляющий себя как мотивация, внутренние установки на когнитивную деятельность. Как подмечают В.С. Меськов и А.А. Марченко, «если нечто происходит, то обязательно найдется субъект, которому принадлежит эта активность причем причины ее не могут быть установлены внешним образом» [5, с. 70].Когнитивный, а тем более процесс, связанный с порождением инноваций, связывает субъекта, информацию и окружающие средовые факторы в целостную динамично функционирующую модель. Субъект, актор или инноватор направляет свои усилия, чтобы то новое, которое родилось в его голове, объективировалось структурно и функционально. Сознание субъекта выступает своеобразным оператором. И если в отношении выявления специфики когнитивного субъекта (« в отличие от субъекта вообще
субъект когнитивный - такой субъект, у которого внутренней мотивацией к трансформации (самотрансценденции) выступает способность познания, необходимость познанию и воля к познанию» [5, с. 70], с авторами можно согласиться. То в отношении сферы приложения усилий когнитивного субъекта -«исключительным, присущим только ему является создание смыслов» -, они несколько скупы, ограничивая ее только областью смыслообразования. Вместе с тем и в «нисходящем» и «восходящим подобием», где первое, по мнению авторов, скажется порождением знания, а второе - порождением смыслов, важно предусмотреть возможность непосредственно деятельностного вторжения в мир. Имеется в виду то, что подчеркивал В.Вернадский, видя в человеке, прежде всего, одну из геологических сил, наряду с прочими, способными производить реальные трансформации, и в био, и в ноосферах. Инновационная деятельность проявляется как та существенная трансформация, которая предполагает опредмечивание себя - субъек-та-деятеля в мире в контексте существующих запросов. Она захватывает сферу смыслообразования, но шествует, трансцендируя через неё, к тому новому, чего не было ранее, и смысл чего может быть прояснен, лишь впоследствии. Тем более, что смыл этот может идти в разрез с изначальными гуманитарными приложениями человеческих усилий и действий. Ибо речь идет не просто о самосовершенностовании, а о преобразовании, вернее преображении или трансофрмировании среды. В этом контексте понятно, что интуиция нового может быть не смыслоположенной, а внерациональной и сверхрациональной, и открытия, как это ни раз было сказано, «не делаются по заказу». Вместе с тем, традиционно инновационной процесс мыслится как вполне сознательный, требующий соответствующих ресурсов, компетентности, знания, воли, профессионализма и постановки задач. Авторы правы, когда утверждают, что « активность субъекта включает в себя все возможные, в том числе и незавершенные, неуспешные и частичные попытки трансформации, взятые во всей их параллельности, взаимосвязанности и сложности» [5, с.72].
Другой аспект проблемы указывает на то, что инновация с необходимостью должна быть адаптирована и потреблена. Современная экономика присвоила себе наименование «знаниевой». В модели
Э. Рождерса, рассматривающей распределение потенциальных потребителей инновации выделяются пять групп: новаторы (2,5%), ранние последователи (13,5%), раннее большинство (34%), позднее большинство (34%) и опоздавшие (16%) [6]. Как видно, новаторов крайне мало, так что деятельность по созданию нового является весьма затруднительным мероприятием, во-первых, кроме того, она может быть от-
торгнута действительностью, во-вторых. Инновация не может миновать стадию социального отбора. Вместе с тем социальный отбор мыслится синергетиками как побудительная сила самоорганизации. Причем социальный отбор может опираться как механизмы конкуренции и соперничества, так и на механизмы кооперации и сотрудничества.
В своем реальном воплощении инновационная деятельность сталкивается со всякого рода заградительными барьерами: от геополитических и институциональных и до культурных и формальных. Помимо этих внешних фильтров, отторгающих инновацию, философским аспектом проблемы инноваций как раз и является изучение трансформаций целей и анализ негативных последствий «деструктивного созидания», а также соотношение сознательного и стихийного в инновационном процессе. Как пишет Г.Г. Почепцов, мы можем различать внешне и внутренне инициированные процессы инноваций. Это могут быть как самодостаточные процессы, так и такие, которые требуют поддержания процесса определенной социальной «энергетикой» [4, с. с.47]. Безусловно, при диффузии (распространении) инноваций свою роль играют как внутренние, имманентные, так и институциональные факторы. Однако при всем при этом неизбежно возникнет проблема преемственности либо отторжения новообразований, возможности их укоренения, либо отсутствие таковой. Поиск оптимального соотношения инновационных ходов и утвердившихся на своей почве главенствующих тенденций становится альтернативой радикальным шараханьям под влиянием поспешно выдвигаемых лозунгов.
При анализе возможных векторов преобразования действительности, нельзя сбрасывать со счетов признаваемое всеми методологами свойство нелинейности, объясняющее весьма частые отклонение от того или иного заданного типа поведения, сценария или состояния в зависимости от присутствия, отсутствия или замене того или иного элемента или фактора. Заметим, что в настоящее время появился даже специальный концепт - «тип развития через неустойчивость», который пришел на смену парадоксальному понятию «устойчивое развитие». Нелинейный процесс допускает много альтернативность, вариабельность, разнообразные отклонения от заданного образца. Нелинейность указывает и на диспропорциональность причин и следствий, ситуацию, когда малым по силе воздействия причинам могут соответствовать колоссальные по своей значимости следствия. Согласно нелинейности, поведение системы отличает предельный динамизм. Проще говоря, нелинейность предполагает принципиальную релятивность и зависимость специфических реакций системы от факта присутствия или отсутствия тех или иных компонентов. Вместе с тем, обратим внимание
на точку зрения В.П. Бранского, согласно которой «система выбирает из множества возможных бифуркационных структур наиболее устойчивую в данной среде» [7, с. 20]. «Зов аттрактора», образно выражаясь, как раз и направляет систему к максимально устойчивому состоянию, являя собой своеобразный тип детерминации.
Современное мировидение, которое часто именуют синергий-ным, указывает на такие характеристики нашего мира как неравновесный, хаосомный и даже метафорически как «сошедший с ума от неопределенности» мир. В рамках синергийной парадигмы все системы рассматриваются как открытые, функционирование которых предполагает обмен с окружающей средой не только веществом, энергией, но и информацией, что особенно значчимо. Однако особенностью информационного ресурса является то, что даже когда вы отдаете информацию, он не истощается. Информационные потоки передают энергию (как бы заряжая) экономические, политические и культурные трансформации, которые, в свою очередь, могут привести к необратимым качественным изменениям. В этом случае информация оказывается средообразующим фактором инновационных изменений. Перестройка системы на основе обменных процессов информационного типа ведет к тому, что система приобретает возможность реагировать и включать в себя не только комплекс действительных причин и факторов, но и перестраиваться с учетом потенциально возможных структурных соотношений, задаваемых информационным образом будущего. Этот уникальный эффект назван детерминация будущим. Здесь фиксируется своеобразная информационная ловушка, сутью которой является то, что информационные потоки, сосредоточенные в основном в каналах СМИ, зачастую предлагают широким массам не истинные, научно апробированные ориентиры, а симулякры, отражающие неправильные копии копий, агрессивно навязывают целеобразующие матрицы примитивизма.
Обратим внимание на определенный парадокс - если развитие онтологически предстает как движение к новому, то инновации будут имманентно сопровождать процесс развития, т.е. осуществляться сами по себе. В этом случае их проблематичность исчезнет сама собой. С точки зрения телеологии, утверждающей, во-первых, что цели формируются потребностями самой системы, и, во-вторых, непреложную необходимость движения в направлении достижения поставленной цели, нововведения случаются, свидетельствуя тем самым о процессе развития, прогрессивных сдвижках системы по сравнению с имеющимся состоянием. Здесь обнаруживает себя парадокс телеологичности - теле-ономичности. Его можно выразить словами Е. Мамчур: «В отличие от
телеологического поведения, когда субъекты поведения стремятся к некоторой цели, субъекты телеономического поведения ни к какой цели не стремятся, хотя ведут себя так, как если бы они к ней стремились» [8]. Современная методология открыла уникальное свойство цели быть аттрактором, т.е. притягивающим множеством.
Однако, посмотрим на инновационный процесс преобразования реальности с точки зрения ресурса креативности и эвристичности. Здесь креативность указывает на возможность порождения нового и оригинального, а эвристика определяется как поиск в условиях неопределенности. Вместе с тем и креативность, и эвристика свидетельствуют о недостаточности потенциала рациональности, так как творческий процесс не может быть схвачен схемами, формулами, генерализирующими обобщениями и, вместе с тем, именно с креативностью и эвристикой связывают появление нового и неординарного. Новое в самом общем смысле - это то, чего не было ранее, и никакая власть не может заставить ученого сделать открытие, уложившись при этом в заданный срок. Вместе с тем, человеческая деятельность маркируется как сознательная и целесообразная, предваряемая постановкой и обоснованием цели. Здесь возникает некий парадокс, мы не знаем о том новом, что мы откроем, но одновременно это новое якобы уже содержится в целях и задачах, которые индивид, либо сообщество перед собой ставят. Иными словами, инновационная деятельность мыслится как рациональная, сопровождаемая сознательно поставленной целью, но увы, эврика! - и, как свидетельствует история науки, мы на пороге открытия, которое изначально не планировалось. Этот парадокс может быть поименован как парадокс эвристичности.
Парадокс эмерджентности утверждает, что новое напрямую связано с внезапно возникающим. Эмерджентность предстает как наиболее явственное доказательство многообразия мира, неисчерпаемости познания. Эмерджентность, используя оценку Е.Н. Князевой и С.П. Курдюмова, демонстрирует «бытийственную отделенность от хронологически породивших корней» [9]. Уже навяз на зубах пример, когда Колумб хотел открыть новый путь в Индию (всего лишь), а открыл неизвестный ранее континент - Америку. Это показывает, что открытие часто осуществляется не благодаря заранее поставленной цели, а вопреки ей, как побочный, сопутствующий продукт, что и подтверждает парадокс эмерджентности - т.е. внезапно возникающего. Современный методологический инструментарий обнаруживает свою несостоятельность перед феноменом эмерджентности, теми реалиями стихийно-жизненного процесса, которые составляют современное бытие. Они не корреспондируются в теорию непосредственно, а остаются
на ощущенческом, переживальческом уровнах, на уровне коммуникации и предположения.
При этом креативные процессы как процессы сугубо индивидуальные обладают весьма высокой степенью чувствительности и требуют, чтобы интеллектуальная или творческая инициатива была коллективно принята. Видимо поэтому Р. Коллинз предложил понятие «социальных сетей» [10], как своеобразного арбитра принятия инновации. Иными словами принятие инноваций обусловлено фундаментальными коллективными интересами. Система может оказывать тот или иной уровень сопротивления инновациям. Однако, то, что принято и затребовано социальными сетями, то, что решает проблемы лучше всего, отвечает статусу инноваций. Здесь можно даже провести знак равенства между процедурой отбора, как термина эволюционной эпистемологии, и тем, что связано с моментом коллективного принятия инновации социальными сетями. Так и в науке, индивидуальное открытия является разновидностью инноваций, однако актуализация данного статуса происходит при условии, что оно принято научным сообществом. Е.Н.Князева и С.П. Курдюмов обращают внимание на очень важный параметр инновации, ее принципиальную способность к трансляции, «чтобы открытие квалифицировать как инновацию оно должно быть транслировано, стало быть, способно к трансляции» [9, с. 257 ].
Субъект, актор или инноватор направляет свои усилия, чтобы то новое, которое родилось в его голове, объективировалось и функционировало. На языке синергетике это означает, что сложные коэволю-ционные структуры «испытывают преднамеренное резонансное возбуждение со стороны конструктивно мыслящего и действующего когнитивного агента» [11, с. 863]. Однако тем самым он, этот когнитивный агент, актор или, проще говоря, субъект посягает на то, чтобы изменить принятые «правила игры», осуществляя своеобразный контроль над временем и пространством. Человек достигающий - это особое состояние, которое характеризуется методологами как система неравновесная, динамичная и гипернеоднородная. Когда речь идет о рассеивания прежних целей и намерений, то метафорически этот процесс может быть назван как «попадание в зону стока». В результате чего система как бы завязает в турбулентности прежних ориентаций, они девальвируются, не представляют ценности, лишены энергии и «захламляют» ментально-энергетическое пространство, утверждают стационарное состояние системы. В этом состоянии система находится в среднем или серединном значении, как бы «ходит по замкнутому кругу», «вращается в воронке обыденного», она устает, «ничего не хочет» и ощущает себя не способной к преобразованиям. Хотя положитель-
ный смысл «зоны стока» состоит в освобождение от залежей прежних целей и намерений, которые затрудняют обменные процессы, всячески препятствуют образованию новых импульсов, обновлению системных ориентиров, т.е. постановки новых целей и порождаемой ими кипучей деятельности по их достижению
Вопрос, таким образом, упирается в необходимость качественных целей, которые как структуры-аттракторы привлекают и подтягивают средства для своего достижения. Если цель сильна, то возникают особые возможности по преодолению препятствий, преград и барьеров, которые возникают на пути, и запускается механизм самопреобра-зования. На поверхности это воспринимается как особая решимость, чутье, уникальная способность идти на риск и выигрывать, особое видение - т.е. умение легко ориентироваться в ситуации. Цель-аттрактор в состоянии согласовывать и подтягивать в сферу своего притяжения подструктуры «разного возраста», производя тем самым некую пространственную концентрацию. Интенсивность цели-аттрактора, т.е. непосредственно процесс целедостижения не только нарушает симметрию пространства (топоса), какой она была до постановки цели, но и увеличивает темп развития. Подтянутые к цели-аттрактору подструктуры начинают функционировать в темпе, который гораздо выше их собственного в то время, как они существовали локально и автономно до объединения.
Таким образом, с точки зрения современной методологии аттрактор выступает наиболее значимым принципом, отвечающим за сферу инновационных приращений, и одновременно относится к уникальным механизмам, обладающим способностью создавать устойчивость. Аттрактор определяют также как предельное состояние, достигнув которого система уже не может вернуться ни в одно из прежних состояний. Указанное предельное состояния является состояние максимальной устойчивости для данной системы в фиксированных условиях данной внешней среды [7, с. 17]. Движение к цели подчиняет себе все промежуточные состояния системы, что очевидно и на обыденном уровне восприятия. Синергетическая методология уточняет, что все системные элементы начинают функционировать когерентно в направлении цели. Элементы принимают на себя режим функционирования под заданную цель, и система постепенно перестраивается, вплоть до неузнаваемости. На уровне обыденного восприятия в целях адаптации синергетики в общий мировоззренческий континуум уместно сравнение и быть может отождествление аттрактора с идеалом. Аттрактор как целеподобное образование имеет значение при поиске универсальных паттернов развития, так как указывает по своей семантике еще и
на «совместное действие». Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов считают, что «структуры - аттракторы выглядят как цель эволюции... понятие аттрактора близко понятию цель» [9, с. 81]. Аттрактор задает область устойчивости и может дробиться на локальные аттракторы, которые стягивают и концентрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым, структурируя среду, выступая участниками созидания порядка. Согласно выводам С.П. Курдюмова, странный аттрактор представляет собой область, внутри которой по ограниченному спектру состояний блуждает с определенной вероятностью реальное состояние системы.
Другим значимым методологическим приращением является концепт фрактал и фрактальность. В общем случае фрактальность означает самоподобие, однако, важны и такие характеристики как структурное тождество части и целого, как, например, структура воды в капле воды или ели в еловой ветви и пр. В качестве распространенного наглядного примера фрактала принимают снежинку, вместе с тем таковых можно насчитать множество, это и кораллы, и линия берега, и границы облаков или же японский садик, представляющий уменьшенную модель сада как такового. Иногда фрактал называют уменьшенной копией целого. Выделяют также квазифрактал, отличающейся неточностью повторения структуры. Значение фрактальности велико, ибо в самом эволюционном процессе усматривают фрактальные составляющие. Как отмечает Князева, «структуры самоорганизации, обладающие свойством самоподобия или масштабной инвариантности, называют фрактальными структурами» [12, с.861].
В переводе с латинского фрактал означает изломанный. Однако на самом деле фракталы отличаются эстетической привлекательностью. Из основного свойства фракталов - самоподобия можно получить значимую информационную трактовку, что позволяет заключить, что информация, содержащаяся в части (фрактале), соизмерима с информацией о целом, всей системе. Самоподобие имеет и онтологическую сторону, указывающую не только на тождественность структуры, но и на инвариантность законов развития и функционирования данной структуры. Значение фрактального подхода связывают с тем, что он дает возможность представить бесконечность и множественность в рамках конечного, ограниченного пространства. А парадоксальным свойством фрактала, несмотря на атрибутивное самоподобие, является его изменчивость. Фрактальные объекты при всем своем самоподобии демонстрируют уникальную изменчивость, нестабильность, множественность. Возникает вопрос, в чем состоит значимость данного методологического инструментария для инновационной деятельности? На наш взгляд, именно фрактальность как себеподобие указывает на им-
ператив преобразования средовых факторов с учетом диктуемого природой фрактала самоподобия. Иными словами, любая инновация как локальное событие, если принять во внимание ее фрактальную природу, для вписывания в окружающую среду требует адаптивных изменений всех фаз взаимодействия.
В размышлениях о допусках современного методологического инструментария и применении фрактальности к сфере гуманитарного знания, можно обратиться к примеру, когда зрелый человек, вспоминая поступки и состояния молодости, удивляется, и, быть может, краснеет, но никогда не отказывается от узнавания самого себя, от самоподобия собственному Я. Учитель всегда ценит в своем ученике похожесть на себя, воспитатель хочет передать воспитаннику качества, важные для него самого. Тот пресловутый разрыв между поколениями и проблема отцов и детей возникает из-за несхожести и разномастно-сти ориентаций предшествующего и последующего поколений. Таким образом, фракталы указывают на проблему идентичности, весьма значимую для современного социально-гуманитарного знания.
Инновационный инструментарий современной методологии отвечает на острую потребность понять, что происходит в действительности, не опираясь на костыли логоцентризма, невзирая на симу-лякры и спекуляции, а ощущая нерв и пульс современной эпохи, спонтанности самого жизненного процесса. Как выразить понимание современного нам общества, и тех пусковых механизмов, согласно которым оно функционирует? Какие ценности стали типичными для нашего повседневного бытия? Какие трансформации и негативы техногенного развития подстерегают следующие поколения? Эти и подобные им вопросы иногда причисляют по ведомству так называемой практической философии, указывая, что они, отрываясь от трансцендентного, уводят в сферу повседневного бытия и «грешной эмпирии». Вместе с тем разрыв между функционирующей по своей особой логике социальной философией, реальной практикой и сферой принятия ответственных решений весьма ощутим. Как справедливо отмечает И.Т. Каса-вин, крупные социально-политические решения остаются «плохо подготовленными, подверженными групповым интересам, непрозрачными, несут в себе риск неэффективности и коррупции. В частности это касается программ модернизации и инновационной экономики, в которых налицо коммуникационный разрыв между субъектами социального действия: учеными, инженерами, предпринимателями и государственными чиновниками» [13]. Балансирующая «Я-идентичность» нашего современника, помещенная в условия экономоцентричной эпохи, не в состоянии отстроить в своем сознании сколь-нибудь правдоподоб-
ную, соотносящуюся со сверхтемпами развития, версию современного бытия. Очередной XXIII Всемирный философский конгресс, заявляющий в качестве основной тему: «Философия как образ жизни и как исследование» в контексте мирового сообщества как раз и направлен на анализ острых проблем современного развития и широкую трансляцию достижений философского осмысления действительности во все сферы человеческой жизнедеятельности. Иными словами, концепто-сфера становится весьма показательным маркером инноваций, ее анализ позволяет прийти к выводу о том, что для описания проблемы инноваций и нововведений существуют по крайней мере два метаязыка. Во-первых, это язык с концептами: мотивация, потребность, вызов, необходимость, развитие, отбор, готовность к принятию, опровержение традиции, стереотипы, уникальность и пр. Во-вторых, это язык с концептами неравновесность, аттрактор, бифуркация, эмерджентность, нелинейность, социальные сети, корпоративные эффекты, кооперативное поведение, вероятностный детерминизм и т.п. Философы науки, в частности Ст. Тулмин, видят ресурс инноваций в интеллектуальной инициативе, которая к тому же исторически изменчива. Для инноваций необходим интеллектуальный поток, обеспечивающий необходимую для нее диффузию в инфомире, а также ее интеллектуальный авторитет, способствующий ее адаптации.
Можно заключить, что в контексте синергетической парадигмы инновационная деятельность предстает как переход «от самоподдер-живающихся систем к быстрой эволюции через нелинейную положительную обратную связь», причем данный переход характеризуется все возрастающей сложностью формообразований. Это с новой силой заявляет приоритеты общества знания, где интеллектуальный капитал выступает в качестве основного ресурса.
Литература
1. Идея гармонии в научной картине мира. Киев,1989.
2. Цит. по: Марков В.А. Феномен случайности. Рига, 1988.
3. Шумпетер Й.Ф. Теория экономического развития. Капитализм, социализм, демократия. М., 2007.
4. Почепцов Г.Г. Политические инновации и преодоление барьеров массового сознания //Философские науки. 2010. №1. С. 45.
5. Меськов В.С., Марченко А.А. Цикл трансформаций когнитивного субъекта. Субъект, среда, контент. М., 2002.
6. Цит. по: Сунгуров А.Ю.Инновации и их диффузия: к возможности использования концепции в социально-политической сфере //Философские науки. 2000., №1. С.18.
7. Синергетическая философия истории. СПБ., 2009.
8. Мамчур Е.Н. Спонтанность и телеологизм //Спонтанность и детерминизм. М., Наука, 2006. С.227.
9. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб, 2002. С.263.
10. См.: Коллинз Р.Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск, 2002.
11. Порус В.Н. Синергетическая эпистемология //Энци-клопедия эпистемологии и философии науки. М., 2009.
12. Князева Е.Н. Синергетика // Энциклопедия философии и методологии науки. М., 2009.
13. Касавин И.Т. Социальные технологии и научное знание //Эпистемология и философия науки. М., 2010, Т. XXV. ,№ 4. С. 10.
УДК 323.17:2
Дегтярев А.К., д. филос. н., проф., Черноус В.В., к. полит. н., проф.
Религиозный фактор в генезисе национализма
В статье рассматриваются теоретические аспекты соотношения и взаимодействия религиозной этнической идентичностей в процессе становления идеологий и практики национализма, формирования гражданской (политической) нации в полиэтничных обществах.
Ключевые слова и словосочетания: религиозный фактор, ислам, христианство, буддизм, нация, национализм, гражданская идентичность, глобализация, дискурс.
В последнее время актуализировались проблемы модернизации национальной политики в Российской Федерации под воздействием массовых выступлений в мегаполисах в декабре 2010 г., конфликто-генностью межэтнических отношений на Северном Кавказе, Поволжье и других регионах. Февральское заседание 2011 г. Президиума Госсовета России показало несоответствие теорий этноса и нации, практик национальной политики проблемам в сфере национальных отношений связанных с глобализационными процессами в контексте регионального и государственного развития [1]. Данная ситуация характерна не только для России, но и для многих других государств: Франции, Германии, Бельгии, Италии и др. стран.
События в Северной Африке, крушение режимов, которые несколько десятилетий контролировали ситуацию в Египте, Тунисе и других странах, застали аналитиков врасплох, вынуждают их искать новый инструментарий для прогнозирования дальнейшего развития событий: какой тренд будет доминировать или каковы будут формы
