77. Цукерман К. К вопросу о ранней истории фемы Херсона // Бахчисарайский историко-археологический сборник. Симферополь, 1997. Вып. 1; Могаричев, Сазанов, Шапошников. Житие Иоанна Готского... С. 217—219.
TERMINATION TIME OF CHAZAR PRESENCE AT CRIMEA A.V. Sazanov, J.M. Mogarichev
The analysis of archeological complexes carried out by the authors on so-called «saltovsky» settlements shows that practically all of them came to the end of their existence within the limits of the second half of the 9th century. These data coincide and with the data of the written sources. Thus, authors come to a conclusion that Chazar presence on the Crimean peninsula stops not later than the second half of 9th century.
© 2008 г.
Н.Н. Болгов, Т.В. Смирницких
ОТ СТРАСТЕЙ ГРЕХА К ПОДВИГУ АСКЕТИЗМА: ФЕНОМЕН СВЯТОСТИ РАСКАЯВШИХСЯ БЛУДНИЦ В РАННЕЙ
ВИЗАНТИИ
Гендерные аспекты в исторических исследованиях1 постепенно проникают в антиковедение и византинистику. Классические подходы все чаще дополняются новыми, позволяющими представить уже известные проблемы (и источники) под новым углом зрения. Не является исключением и частная жизнь ранневизантийской женщины, точнее, тот ментальный переворот, революция в системе ценностей, который радикально изменил понятия о добре и зле и границах дозволенного в бытовом поведении при смене античных парадигм циви-
2
лизации христианскими .
Эпоха Late Antiquity, Postclassical World (IV—VI вв.), начиная с работ 70-90-хгг. британских историков (П. Браун, А. Кэмерон, Г. Бауэрсок и др.), все больше и больше предстает перед нами как самостоятельная субцивилизация, в которой шло сложное взаимодействие различных элементов в системе
3
«континуитет-дисконтинуитет» .
Как представляется, именно частная повседневная жизнь женщины (в гендерном аспекте) являет собой благодатный материал для изучения сложного переплетения старого и нового, античного и христианского в этот важнейший переходный исторический период.
Можно выделить четыре основных типа социального и личностного индивидуального статуса женщины в Ранней Византии:
1. Свободная девушка и женщина (вне семьи).
2. Обычная замужняя женщина, живущая в семье4.
3. Гетера как разновидность свободной женщины (публичная женщина).
4. Рабыня (служанка, несвободная).
В частной жизни ранневизантийской женщины IV—VI вв. можно выделить: материально-предметную, бытовую сторону, и психологически-мотивацион-ную. Практически не изученной осталась в отечественной литературе интимная жизнь женщины в ранней Византии как наиболее концентрированная часть частной жизни. Без знания этой сферы будет неполным наше представление о ментальном перевороте и радикальной смене аксиологической шкалы вследствие христианизации восточно-римского общества. В интимной жизни ранневизантийской женщины, по нашему мнению, выделяются две основные гендерные поведенческие характеристики, раскрывающие женскую идентичность:
1) открытая — публичное выраженное гендерное поведение с акцентацией и репрезентацией своего пола;
2) закрытая — секс (copula carnis) и его различные виды5.
Сущность ментального переворота позднеантичной/ранневизантийской эпохи заключалась в том, что обе указанные поведенческие характеристики оказались фактически под запретом. Женщина-христианка в поведенческом аспекте должна была в принципе отказаться от прежней половой идентичности6. Идеалом была провозглашена асексуальность, девство, которое заместило собой почти всю женскую идентичность. Вторая дозволенная ипостась женщины — это мать семейства, которая имеет интимные отношения с супругом исключительно для продолжения рода.
Отмеченные выше типы социального статуса женщины также претерпели значительную метаморфозу. Тип свободной женщины фактически оказался обреченным на исчезновение с точки зрения христианской морали. Таких женщин со свободным сексуальным поведением отныне быть не должно. Женщина должна была попасть либо в категорию замужних, либо войти в принципиально новую, неведомую античности категорию — монахинь, удалившихся от греховного мира.
Концепция девства, целомудрия (ущцспуэнз) как христианского идеала была разработана христианскими богословами очень рано, еще во II—III вв., Климентом Александрийским в трактате «Педагог» и Мефодием Патарским в сочинении «Пир десяти дев, или О девстве». Климент вообще разработал целую программу бытового и публичного поведения женщины-христианки, начиная с приема пищи, проявления эмоций, применения косметических средств, ношения одежды и обуви и т.д. Много страниц Климент посвятил специально публичному гендерному поведению женщины-христианки в ее взаимоотношениях с мужчинами (III.4), словно полемизируя с известными рекомендациями Овидия в Ars amandi и Remedia amoris. Но к девству можно было прийти и из мира, причем оказалось по большому счету неважно, откуда женщина пришла в монастырь (или стала вести девственный образ жизни в миру) — из семьи или с панели.
В этой связи наиболее интересно отношение ранневизантийской христианской церкви и государства к проституции (институт гетер). Этот античный институт имел давнюю историю'. Известны свидетельства греческих авторов об
этом феномене уже в архаический период. Разложение римской морали к концу Республики вызвало к жизни известное законодательство Августа о морали. Тем не менее, после победы христианства потребовалось создать принципиально новое законодательство, которое регулировало бы моральные нормы, интимную жизнь граждан, не исключая и вопросы, связанные с проституцией.
Законы Константина Великого о морали (CTh 8.7.2; 9.8.1; 9.24.1), впервые обозначившие позицию христианского государства по этому вопросу, датируются 326 г. (Zos. II, 29). Закон Константина от 14 июня 326 г., в частности, запрещал женатым мужчинам иметь любовниц и тем самым должен был укрепить институт семьи.
Чрезвычайно показательно, что первые христианские императоры не запрещали проституцию, а облагали ее налогом — частью печально знаменитого налога хрисаргира (Zos. II, 38): «Не пощадил Константин даже несчастных гетер. Результатом этого было то, что на каждый четвертый год, когда взималась эта подать, плач и причитания разносились по городам, потому что били и пытали тех, кто не мог заплатить из-за крайней нищеты. Поэтому матери продавали своих детей, а отцы заставляли дочерей заниматься проституцией, вынужденные пойти на это, чтобы заплатить вымогателям». Ранневизантийские авторы сообщают, что продажа собственных дочерей родителями в публичные дома была в тяжелые времена в ранневизантийских городах вполне обычным делом. Христианские источники не отрицают факт введения Константином этого налога (Evagr. HE. III.40-41). О продаже детей см. также: Lact. De mort. pers. 28 8.5,27.6.
С одной стороны, торговля своим телом считалась безусловно постыдным делом и морально осуждалась. Однако, реалии повседневной жизни, прежде всего бедность, могли служить определенным относительным оправданием для занятий данным ремеслом. В конце концов, проституция не входила в число десяти смертных грехов. Гетерам как падшим женщинам можно было даже посочувствовать и оказать милосердие, проявив христианскую терпимость и реальную помощь ближнему, оказавшемуся в трудной ситуации.
Христианство безоговорочно осуждало лишь проституцию ради наслаждения, «по убеждению», а среди гетер таковых во все времена находился определенный процент. Точно так же осуждению подвергались и все прочие чувственные удовольствия, ведшие к ущербу для души. Женщина вообще считалась более склонной к пороку чувственных удовольствий, как пол, имеющий более развитую чувственность и эмоциональную сферу, а также, по мнению богословов, в силу своей слабости и изнеженности (по сравнению с мужчиной, разуме-ется)8. Вожделение — 8ла0иц1а (voluptas), плотская похоть (concupiscentia carnis) есть проявление чувственно-животной природы, с которой надо было беспощадно бороться.
Собственно, проституция не полностью попадала под определение блуда (ф0ора, rcopveia, stuprum), греха прелюбодеяния (^oi^eia). Вожделение (ела0и-^ia) есть первопричина блуда как греха (a^apxia), но сам этот грех касался в первую очередь состоящих в законном церковном браке и нарушавших регламентацию сексуальных отношений. Для не состоящих в браке интимная жизнь
9
есть предмет не канонического церковного права , а только морально-нравст-
венной сферы, хотя эти сферы не так далеки друг от друга. Поэтому блудницы как свободные женщины являются лишь жертвами вожделения, греховной природы человека (вследствие грехопадения праматери Евы) и «не вполне» грешницами. Если же блудница занялась свои ремеслом не ради вожделения, а ради вынужденного заработка, то тогда она — еще дальше от греха. Но, поскольку секс, плотская связь (copula carnis) допускались только в браке, блудницы все же нарушали моральные нормы христианства, так как, даже если не испытывали удовольствия сами, то продавали его другим. Причина греха и любого зла — в свободной воле человека.
В результате возникла парадоксальная ситуация: позднеантичный институт гетер, блудниц оказался в определенной степени нужным христианской церкви, потому что, помимо милосердия, давал возможность падшим женщинам начать путь морального очищения с самой нижней отметки. Поэтому путь к спасению у этих женщин оказывался самым длинным, то есть самым сложным, а значит — этот путь самоусовершенствования оказался едва ли не самым почетным путем к святости. Чем шире диапазон от греха к святости, тем он более почетен. Отсюда феномен святости значительного количества прежних гетер10. Мефодий Патарский прямо указывает: «Сильно бороться со сладострастными пожеланиями — это заслуживает большей похвалы, нежели соблюдение девства с легкостью, без волнений... Господь отдал преимущество чувствующему похоть и воздерживающемуся перед не чувствующим похоти и соблюдающим девство. ... Душа, которая борется с движениями похоти, не увлекается ими, а напротив устраняет себя и противится им, оказывается более сильной, нежели не чувствующая похоти. Так, душа, чувствующая похоть и воздерживающаяся, превосходнее не чувствующей этого и воздерживающейся» (Method. VIII, 7).
Общество, в котором были еще вполне живы и сильны позднеантичные традиции социальной жизни, в принципе также не считало гетер какими-то подонками общества. Это проистекало из античного многовекового убеждения в сексуальной свободе людей. Классическая античность не знала никаких запретов в интимных отношениях. Поэтому христианская борьба с чувственными наслаждениями не могла сразу вырвать с корнем многовековой социальный институт. То, что ранее было социально признанным и приемлемым в одночасье стало грехом. Понять и принять это в масштабе всего общества было достаточно сложно и требовало определенного времени. Поэтому христианский обвинительный пафос в адрес гетер не сразу находил поддержку в обществе. Моральные проповеди Иоанна Златоуста потому и получили такой резонанс, что были направлены против вполне живых и процветавших пороков, среди которых посещение публичных домов было одним из самых распространенных11.
Принятие крещения уже смывало, по сути, все грехи бывшей блудницы, если она прекращала заниматься своим ремеслом. В этом смысле уместна отдаленная аналогия с античным ритуальным очищением. Дальнейший же путь к
12
спасению зависел от личных усилий женщины .
В православии женщин-святых всего не более 10 %13. Это значительно больше, чем в католичестве. Можно выделить 3 группы «женских» житий:
1) о девушках и женщинах, покинувших отцов и мужей ради девства в миру или монастыря (подгруппа — о женщинах из знатных семей);
2) о раскаявшихся блудницах и грешницах;
3) мученичества.
Ко второй, наиболее интересующей нас, группе относятся жития Марии Египетской (ум. 522 г.), Пелагии Антиохийской (ум. 461 г.), Зои Вифлеемской (ум. 415 г.), Таисии блудницы (ум. 340 г.), Таисии младшей (ум. 625 г.) и др. Однако, информация о блудницах имеется и в других житийных текстах14. В этих житиях чаще дается уже преимущественно монашеская повседневная жизнь героинь, а не мирская, предшествовавшая обращению, затрагиваемая лишь в самых общих чертах. Тенденция к сокращению количества агиографических текстов о женщинах к концу ранневизантийского периода выражена достаточно четко.
В агиографических источниках нам наиболее интересны: бытовые реалистические исторические детали15; античные реминисценции; собственно гендерный аспект, объясняющий поведение той или иной героини. Наиболее важен гендерный аспект: отрыв от мужчины (семьи), девство как часть обращения; уход из своего социального класса, отказ от имущественного положения; уход в монастырь от мира как логическое завершение обращения; уход от блуда, мирского греха как частный случай; мученичество как высшая форма христианского подвига.
Рассматриваемая группа житийных текстов наиболее богата бытовыми подробностями, так как дает наибольшее разнообразие случаев обращения или примеров проявления благочестия. Наиболее контрастным, и потому наиболее ярким, является обращение блудницы. Агиографические тексты в большинстве случаев дают только моральную оценку случая. Так, Мария Египетская утверждает, что она была «похотлива и падка до наслаждения. Я торговала собой не ради корысти. Я была одержима ненасытной и неудержимой страстью пятнать себя грязью». Сходными мотивами руководствовалась Таисия и Зоя. И лишь одна из героинь «Луга Духовного» (136) признается, что ищет блуда потому, что она голодна16. Сходна и судьба девицы из гл. 207 того же произведения. Важен рассказ Иоанна Мосха (189) о целомудрии, которое выбирает жена, которая могла спасти мужа от смерти ценой своего бесчестья, и это спасает их обоих. Как видим, даже в случае занятий проституцией ради удовольствия христианская церковь милосердна к падшим женщинам, ибо такой путь раскаяния пара-
17
доксальным образом наиболее близок к святости1'.
Женщина часто изображается в агиографии как естественный источник соблазна не только для мирянина, но и для монаха (Mosch. Leimon., 205). Поэтому даже для благочестивой женщины нет гарантии от насилия. Поэтому женщина может проявлять даже хитрость для сохранения благочестия. Впрочем, суд Божий для авторов агиографических текстов гораздо важнее суда человеческого, и это служит предостережением к осуждению женщин.
Осквернение тела в вынужденных обстоятельствах грехом не считалось. Так, Амвросий Медиоланский в книге «О девственницах» повествует о девуш-ке-христианке из Антиохии (возможно, это Феодора, пострадавшая в 304 г. от гонений), которая во время гонений подверглась тяжелому выбору: принести жертву языческим богам или отправиться в лупанарий. Она выбирает второе. «Может дева предана быть на поругание, но не может себя опорочить прелюбодеянием. ...И не блудилище чистоту оскверняет, но чистота даже и из подобных
мест изгоняет их скверну» (II, 26). Выбор девушки очень важен: само по себе осквернение тела может не быть грехом, если нет греха в голове.
Обращение одной блудницы из египетской деревни произошло под влиянием чтения аввой Серапионом обычного правила. Начав Псалтирь, он на каждом псалме творил молитву (eux^v), прося о спасении заблудшей. Блудница стояла, дрожа, и молилась подле старца, а по окончании молитвословия пала на землю (Logii St. Serap. 1). Впоследствии эта женщина превзошла постами всех отшельников (не ела более 40 дней) и явила пример монахам.
Не всегда, правда, обращение было духовным актом. Так, некие киликиянки Комито и Никоса, жившие во грехе с актером Вавилой, ушли в монастырь, раздав имущество бедным, лишь из-за того, что их содержатель обратился сам и оставил их в миру. «Теперь, возжелав богоугодной жизни, ты бросаешь нас и хочешь спастись один?!» — восклицали разгневанные блудницы (Mosch. Leimon., 32).
Агиография дает яркие образы девушек и женщин, обуреваемых сильными страстями, собственной греховной природой, иногда поддающихся ей, но обязательно раскаивающихся. А окончательный суд их поступков не должен быть судом человеческим. Таким образом, женщина в агиографии — существо особое, таинственное, самим своим существованием как бы открывающее сосуд греха. Вместе с тем, благочестие и смирение помогают женщине преодолеть свою греховную природу, что является великим христианским подвигом.
Обуздание страстей было возможно и в миру, о чем свидетельствует судьба императрицы Феодоры в изображении Прокопия в «Тайной истории»18. Став супругой Юстиниана, она всю свою энергию направила на государственные дела, отказавшись от постыдных занятий молодости, столь красочно описанных в указанном сочинении.
Преобладание в Византии вертикальных общественных связей делало судьбы женщин чрезвычайно мобильными. Они могли в одночасье возвыситься из самых низов (как императрица Феодора — жена Юстиниана I), и так же упасть вниз. Но идеальным путем все же считалось обращение в христианство и аскетический подвиг, хотя бы и после самой низменной жизни в миру. Для агиографии характерен и даже по-своему желателен именно путь «от гетеры до игуменьи».
Главное здесь — сложный путь преодоления страстей, своей греховной природы. Обращение в христианство или, что чаще, осознание формальной христианкой (бывшей блудницей) степени своего падения — не составляют сам одномоментный ментальный переворот. Этим актом лишь открывается долгий, пожизненный путь изживания греха. И аскетический подвиг в этой связи противоположен плотским страстям, но в какой-то степени является зеркальным отражением сильного душевного склада, огромного потенциала человеческих эмоций, направленных теперь в правильную сторону. Целомудрие требует не меньших, а даже больших усилий, чем греховные страсти.
Таким же парадоксальным образом о пути к целомудрию и о преодолении страстей говорит античный роман, который вне его символического контекста часто (и ошибочно) сводят исключительно к эротическому19. Не случайно в Византии этот жанр хорошо прижился, как близкий пониманию мирян.
Таким образом, феномен святости бывших блудниц в ранневизантийское время стал наиболее ярким и глубоким проявлением ментального переворота. Каждая женщина должна была лично сама прийти к христианству, осознать свою греховность и изживать ее подвигами христианского аскетизма. А как она справлялась со своей чувственной природой — каждая женщина решала это сама. Огромные скрытые возможности, энергия, пассионарность, которые раньше расходовались бывшими блудницами на чувственные удовольствия (или предоставление их другим), отныне были брошены в бескомпромиссный поединок с собственной природой и страстями. И многим удалось этот бой выиграть лишь ценой ухода из мира. Обретя покой за стенами монастыря, эти женщины, возможно, достигли почти недостижимого счастья, по крайней мере, совершенно недостижимого при традиционном античном чувственном образе жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Скотт Дж. Гендер: полезная категория исторического анализа // Введение в гендерные исследования. Ч. II / Под ред. С.В. Жеребкина. Харьков; СПб., 2001; Пушкарева Н.Л. Гендерные исследования и исторические науки // Гендерные исследования. Харьков, 1999. № 3; Репина Л.П. Гендер в истории: проблематика и методология исследований // Теория и методология гендерных исследований / Под ред. О.А. Ворониной. М., 2001 и др.
2. Brown P. The Body and Society: Men, Women, and Sexual Renunciation in Early Christianity. New-York, 1988.
3. Селунская Н.А. «Late Antiquity»: историческая концепция, историографическая традиция и семинар «Empires unlimited» // ВДИ. 2005. № 1; Brown P. The World of Late Antiquity. AD 150-750. L., 1971; Brown P. The Making of Late Antiquity. L., 1978; Brown P. Power and Persuasion in Late Antiquity. Towards a Christian Empire. Madison, 1992; Cameron A. The Mediterranean World in Late Antiquity. AD 395-600. L., 1993; Late Antiquity: A Guide to the Postclassical World. Cambr., 1999; Interpreting of Late Antiquity: essays on the Postclassical World. Cambr. Mass., 2001; etc.
4. Nathan G. The Family in Late Antiquity: The Rise of Christianity and the Endurance of Tradition. London-New-York, 2000; Shaw B.D. The Family in Late Antiquity: The Experience of Augustine//Past & Present. 115. 1987. P. 3-51.
5. Митчелл Дж. Женская сексуальность. Введение // Гендерные исследования. Харьков, 1998. № 1.
6. James L. Women, Men and Eunuchs: Gender in Byzantium. L., 1997.
7. Дюпуи Е. Проституция в древности. Кишинев, 1991; Лихт Г. Сексуальная жизнь в Древней Греции. М., 1995; Кифер О. Сексуальная жизнь в Древнем Риме. М., 2003; Киньяр П. Секс и страх. М., 2000.
8. См., например: Григоревский М. Учение свт. Иоанна Златоуста о браке. М., 2000. С. 133 и др.
9. § 54.2. Заключение брака в Византии // Протоиерей Владислав Цыпин. Курс церковного права. М., 2002. С. 542-544.
10. Clark E.A. Ascetic Renunciation and Feminine Advancement: A Paradox of Late Ancient Christianity//Anglican Theol. Rev. 63. 1981. P. 240-257.
11. Пюш Э. Св. Иоанн Златоуст и нравы его времени. СПб., 1897.
12. Clark E.A. Ideology, History, and the Construction of ‘Woman’ in Late Ancient Christianity // JECS (Justice Education in Catholic Schools). 2. 1994. P. 155-184.
13. Преосв. Филарет (Гумилевский). Святые подвижницы Восточной церкви. СПб., 2005.
14. Болгов Н.Н., Смирницких Т.В. Источниковедческие проблемы истории частной жизни женщины в ранневизантийский период (IV-VI вв.): агиография // Власть и общество: история взаимоотношений. Воронеж, 2007. С. 32-33; Harrey S.A. Women in Early Byzantine Hagiography. Wash., 1990.
15. См.: Рудаков А.П. Очерки византийской культуры поданным греческой агиографии. СПб., 1996.
16. См.: Горайко А.В. Проблема нищеты и бедности Константинополя в контексте деятельности святителя Иоанна Златоуста // ПИФК. 2006. Вып. XVI/1. С. 168-179.
17. Clark E.A. Sex, Shame, and Rhetoric: Engendering Early Christian Ethics // JAAR. 59. 1992. P. 221-245.
18. Смирницких Т.В. Императрица Феодора: образ и реальность // www-history.univer.kharkov.ua/ sno/sno_konf_files/sno_konf_59/smirnickih.htm
19. Протопопова И.А. Ксенофонт Эфесский и поэтика иносказания. М., 2001.
FROM PASSION OF SIN TO EXPLOIT OF ASCETICISM: PHENOMENON OF SANCTITY OF EX-FORNICATRIXES IN EARLY BYZANTIUM
N.N. Bolgov, T.V. Smirnizkih
The authors investigated the phenomenon of a female body in the gender aspect of history and culture of Early Byzantium. Classical traditions of state, urban life and culture were the reason for a more civil self-identification of women at that time. Ideals of Christian asceticism paradoxically co-exist with debauch of sexual passions. The refusal from nudity and public presentation of a female body had been gradually closing women in the female half of the house. Phenomenon of sanctity of ex-fornicatrixes in Early Byzantium was a long and difficult way to Christian Ideal. Still, it was the honourary way.