CC BY
132
7.5. ОБЫЧНОЕ ПРАВО И ЗАКОН В ПРАВОВОЙ ТРАДИЦИИ ДРЕВНЕЙ РУСИ И МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА: ПРЕДПОСЫЛКИ ФОРМИРОВАНИЯ СИСТЕМЫ ПРАВОВОГО ДУАЛИЗМА
Аминов Антон Равильевич, аспирант кафедры теории и истории государства и права
Место учебы: Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте Российской Федерации Уральский институт управления
Аннотация: В статье рассматривается один из актуальных для современной историко-правовой науки вопросов -предпосылки возникновения и функционирования в Российской империи системы правового дуализма. Длительное существование такой системы относится к числу важнейших особенностей правовой эволюции российского общества, отличающей её от аналогичной эволюции большинства других стран романо-германской правовой семьи. Важнейшим компонентом правового дуализма являлось обычное право, которое просуществовало в стране до первых десятилетий ХХ в., охватывая основную - крестьянскую - часть населения, а в древнерусском обществе и в меньшей степени в московском обществе - до известной степени и другие социальные слои. Используя правовые источники Древней Руси и Московского царства, опираясь на достижения дореволюционной и современной юридической историографии, автор доказывает, что оформление системы правового дуализма в Российской империи было не произволом власти, а закономерным результатом, основывавшимся на предпосылках, возникших и развивавшихся во все предшествующие века русской истории. Аргументируется положение, что окончательной дифференциации обычного и позитивного права в Московском государстве не произошло, обычное и позитивное право взаимодействовали в едином правовом пространстве общества, и в известных пределах (как это доказывает пример местничества) государство мирилось с использованием обычно-правовых норм и в отношении дворянства. Мате-риалы статьи могут быть использованы в учебных курсах по истории государства и права России и представлять интерес для преподавателей и студентов юридических специальностей вузов.
Ключевые слова: правовой дуализм, обычное право, позитивное право, правовая традиция, Судная грамота, Судебник.
CUSTOM AND THE LAW IN THE LEGAL TRADITION OF ANCIENT RUSSIA AND MOSCOW STATE: PRECONDITIONS FOR THE FORMATION OF THE SYSTEM OF LEGAL DUALISM
Aminov Anton R., postgraduate of cathedra Theory and history of state and law
Study place: Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration Ural institute of management
Abstract: The article deals with one of the most urgent for the modern historical-legal science issues - preconditions for the emergence and functioning of the system of legal dualism in the Russian Empire. The prolonged existence of such a system is one of the most important features of the legal evolution of Russian society, which distinguishes it from the similar evolution of most other countries in the Romano-German legal family. The most important component of the legal dualism was customary law, which existed in the country prior to the first decades of the twentieth century, covering the main - peasant - part of the population, as in the ancient society, and to a lesser degree in the Moscow society - to a certain extent, and other social groups. The author argues, using legal sources of ancient Russia and the Moscow kingdom and based on the achievement of pre-revolutionary and modern legal historiography, that the design of the system of legal dualism in the Russian Empire did not have arbitrary power, was a natural result, based on the premise that emerged and grew in all the previous centuries of Russian stories. It argued the position that the final differentiation of custom and positive law at the Moscow State did not occur, custom and positive law reacted in a single legal space of society, and to a certain extent (as it shows an example of localism) state out of keeping with customary law and in respect of the nobility. Materials of this article can be used in training courses on the history of Russian state and law and may be interesting to teachers and students of legal specialties of higher education.
Keywords: legal dualism, customary law, positive law, legal tradition, Judicial Charter, Code of Court.
Своеобразной чертой правового развития России, отличавшей её от большинства стран романо-германской правовой семьи, была длительность сохранения действенности норм обычного права. Фактически до первых десятилетий ХХ в., такими нормами в разрешении вопросов имущественных, наследственных, договорных и иных частноправовых отношений руководствовалось подавляющее большинство крестьянского населения страны. В результате в России сложилась ситуация, которая в юридической науке определяется как одна из форм правового дуализма: одновременное существование в границах одного гос-
ударства двух разных правовых пространств: письменного и неписьменного права.
Абсолютное преобладание обычного права свойственно всем обществам на догосударственной стадии, но после появления письменного права, источником и гарантом реализации которого является государство, происходит разделение двух правовых сфер. В письменной форме и с использованием государственной монополии на насилие утверждается закон, который первоначально воспроизводит обычно-правовые нормы, превратившиеся в ходе длительного применения для значительной части населения в
Социально-политические науки
1 '2017
устойчивую традицию. Но по мере дальнейшего развития и усложнения социальной структуры общества сфера применения позитивного права расширяется, в том числе за счёт правовых норм, уже непосредственно с обычаем не связанных или если и связанных, то весьма опосредованно. Обычное право отходит далеко на второй план, совсем не исчезает, но приобретает в основном локальный характер местных правовых традиций, которые могут учитываться, например, при ведении судопроизводства, но в масштабах всего государства свою регламентирующую силу утрачивают.
В России правовое развитие пошло иным путём, закрепив на века обычное право в качестве параллельного действующего источника права. После революции 1917 г. ситуация была изменена, и закон стал единственным источником права, но рецидивы неформального возрождения обычно-правовых отношений в постсоветской России вновь придают научную актуальность осмыслению феномена правового дуализма в контексте всей истории правового развития русского (российского) общества.
В настоящей статье на основе анализа развития отношений между обычным правом и законом в Древней Руси и Московском государстве аргументируется точка зрения, что правовой дуализм в Российской империи не был искусственно создан властью, начавшей ускоренную европеизацию общества, в том числе и в правовой области, а явился естественным результатом эволюции всей предшествующей правовой традиции.
Первоначальное развитие отношений обычного и позитивного права, происходившее в эпоху Древней Руси, практически не отличалось от того, как это происходило в других странах. Обычное право восточнославянских племён послужило тем первоисточником, к которому прибегла княжеская власть для формирования письменного законодательства. Конечно, помимо обычного права на древнерусское законодательство оказали влияние и другие источники: скандинавское (шведское) и византийское право. Но в отношении древнейшего русского письменного закона - Русской Правды, у исследователей сложилось единое мнение, что, будучи соединением различных норм, вводившихся русскими князьями, в целом это законодательство проистекало из обобщения наиболее типичных для восточных славян норм обычного права и традиционной судебной практики [6, 10, 12]. По оценке современного французского историка права Э. Аннерса, «по своему материальному содержанию и юридической технике сборник недалеко ушел от варварских «правд» эпохи переселения народов» [3, с. 252].
Наиболее типичная линия дальнейшего развития отношений между обычным правом и позитивным правом заключалась в дифференциации этих двух видов правового регулирования с выходом на ведущие позиции письменного права, что, однако не исключало их взаимовлияния, в том числе и с точки зрения рецепции норм обычного права в государственное законодательство. Решающую роль в конкретном соотношении неписьменного и письменного права играли социальные изменения, происходившие в обществе.
Княжеская и боярская верхушка древнерусского общества под влиянием христианизации сознания и бытового поведения, расширения контактов с внешним миром тяготела к приданию законодательству форм, отвечавших их интересам, образцы которых они черпали из византийского и в меньшей степени германского права. Так складывалось первое ядро
будущего правового дуализма.
В то же время подавляющее большинство сельского населения, сохранявшее общинные формы социальной организации и традиции натурального хозяйства, оставалось верно правовым нормам, которые передавались с поколениями. Эти нормы, конечно, не сохранялись полностью неизменными, поскольку происходили изменения в социально-экономических отношениях внутри крестьянства и в его отношениях с внешним (городским) миром. Но частные трансформации обычно-правовых норм происходили на основе прежде действовавших и не выходили за неписьменные, устные границы обычного права, непосредственно реализовывались в ходе разрешения внутриобщинных и межобщинных конфликтов сельского населения. С господством этих норм была вынуждена считаться и государственная (княжеская) власть, вступая во взаимодействие с сельским, прежде всего - свободным, населением. Крестьянство, как основная по численности, занимаемой территории и хозяйственной роли часть населения, представляло питательную среду, в которой формировалось второе ядро будущего правового дуализма.
Но наиболее интересные процессы, служившие в удельной Руси основой сохранения связи обычного и письменного права, происходили в городах (посадах), в среде ремесленно-купеческой части населения, особенно в городах Северо-Западной Руси, имевших тесные торговые связи с Северной Европой. На основе этой группы населения, игравшей важную роль в экономическом развитии, возникала и укреплялась своеобразная промежуточная правовая зона. В ней не только непосредственно взаимодействовали письменное право привилегированных слоёв и неписьменное право горожан, но и происходила постепенная формализация последнего, пополнявшая общегосударственное законодательство и одновременно сохранявшая его взаимосвязь с обычным правом, «цементировавшая» изнутри единое правовое поле.
Юридическим памятником, достаточно репрезентативно зафиксировавшим это промежуточное состояние правовых отношений и объективно сыгравшим в русской правовой традиции роль своеобразного «клея», не позволившего формирующейся правовой системе уже в то время приобрести чётко выраженные черты правового дуализма, является Псковская Судная грамота [8, с. 331-344]. Подавляющее большинство статей этого важнейшего правового источника в юридической историографии оценивается как «записи действовавших в Пскове обычаев» [8, с. 331].
Основная часть статей Грамоты была посвящена вопросам регулирования гражданско-правовых отношений, в них отчётливо прослеживалась взаимосвязь и взаимопроникновение обычного и письменного права, их функционирование на уровне городского населения, а отчасти и свободного сельского населения в окружавших город районах Псковской земли, в одном правовом пространстве.
Если в Русской Правде основное внимание было отведено охране вещных и иных интересов привилегированных групп населения, то Псковская Судная грамота уделяла большое внимание мелким сделкам, заключаемым между рядовыми горожанами и свободными мелкими землевладельцами, то есть отражала тот уровень отношений, который находился внутри самой городской и, видимо, сельской общины. На примере Грамоты видно, как обычай становился законом, но не утрачивал и своей повседневной неписьменной
власти, в результате возникало некоторое промежуточное правовое состояние, при котором закон охранял обычай, а обычай придавал легитимность закону.
Основное отличие Грамоты от Русской Правды, подчеркивал Ю. Г. Алексеев, - это «проникновение её законов в глубь среды рядовых непривилегированных свободных», Грамота «стремится проникнуть в самую глубь городской и сельской общины и зафиксировать обычай, превращая его в закон ... старое, патриархальное, примитивное еще живет, опираясь на традицию обычая ... старое право еще продолжает существовать в новых условиях» [1, с. 90-91].
Само собой разумеется, нельзя забывать, что Псков и Новгород, где также действовала собственная Судная грамота, имевшая более ограниченную сферу применения, в основном судебно-процессуального характера [8, с. 304-309], с точки зрения развития в них социально-экономических отношений имели в XIV-XV вв., до их окончательного подчинения Иваном III, существенные отличия от других русских земель. Но общую тенденцию взаимоотношений обычного права и позитивного права в период создания Московского государства они отразили достаточно точно.
Эта тенденция продолжилась и получила ещё более яркое проявление в Московском царстве. В самом общем плане характер взаимоотношений обычного права и законодательства этого времени точно обозначил известный дореволюционный историк права Н. П. Загоскин. Хотя, писал он, в Московском государстве существовало «вполне сознательное и последовательное стремление государственной власти к закреплению силы права путем облечения его в письменную форму и к кодификации законодательного материала, - тем не менее, и в Московском государстве не умаляется значение обычая как правового источника. Он продолжает собою определять значительную массу отношений и институтов не только частного гражданского права, но даже весьма обширный круг отношений и институтов, относящихся к различным сферам права государственного, административного, уголовного и судебного» [5, с. 29-30].
Близкой точки зрения на соотношение в Московском государстве обычных и письменных, законодательно легитимированных правовых норм придерживался другой крупнейший дореволюционный историк права М. Ф. Владимирский-Буданов: «Общий ход истории источников права в Московском государстве хотя и ведет к окончательному торжеству закона над обычным правом, но указывает, что самое законодательство старается лишь узаконить обычай. Установление произвольных норм начинается лишь с конца XVII в. Поэтому мы вправе назвать московский период временем равновесия закона и обычая» [4, с. 255].
В этих оценках представляется чрезвычайно значимым указание на то обстоятельство, что обычное право в Московском государстве продолжало оставаться источником права не только для значительных масс крестьянского населения, но и для власти. Законодательные акты московских государей свидетельствуют, что в них отсутствует сколько-нибудь ясно выраженное стремление «порвать со стариной» (столь ярко проявившееся в законодательной деятельности Петра I и его преемников), то есть с правовым обычаем, но присутствует стремление к приспособлению последнего под новые условия жизни.
Правовая деятельность московских царей сосредотачивается не столько на создании всеобъемлющих юридических документов, сколько на усилиях упорядочить судебную деятельность. Эта задача имела наибольшую актуальность в условиях социальных конфликтов, возникавших в обществе в период окончательного становления самодержавной власти и крепостнических отношений. В её решении власти приходилось считаться с приверженностью основной массы сельского населения обычно-правовым нормам, общинной правовой традиции.
В итоге законодательству Московского государства была присуща та же нерасчленённость права на отдельные отрасли и институты, которая изначально присутствовала в обычном праве и является «родовой чертой» последнего. Внутри общины происходила типизация норм, превращавшая обычай из простой совокупности от случая до случая пускавшихся в ход средств регулирования отношений между членами общины (семейными хозяйственными коллективами) в нечто целое, то есть в неписьменную систему норм, постоянно применявшуюся для подобного регулирования. Но эти нормы, которые в позитивном праве дифференцируются по отдельным группам (в перспективе - по институтам и отраслям), в обычном праве существуют как одно нераздельное целое, где устная норма переходит из слова в действие фактически только во время судопроизводства.
Завершение создания единого Московского государства с необходимостью поставило перед центральной властью актуальную задачу унификации судебного законодательства, прежде действовавшего в разных территориях, теперь оказавшихся под московской властью. Это задача была решена созданием Судебников 1497 и 1550 гг.
Убедительную характеристику соотношения в Судебнике 1497 г. норм обычного и позитивного права дал М. Ф. Владимирский-Буданов, отметивший, что «благодаря своему одностороннему содержанию (о судопроизводстве) Судебник почти совсем не мог воспользоваться живым обычным правом, кроме некоторых единичных понятий уголовного права ... и немногих понятий гражданского права» [4, с. 262]. Показательно, что в последнем случае составители Судебника предпочли воспользоваться, хотя отчасти в изменённом виде, заимствованиями из Псковской Судной грамоты.
Современные исследования Судебника 1497 г. показывают, что представленное в нём законодательное регулирование судопроизводства оставляло вне поля своего действия многие стороны не только гражданско-правовых отношений, но их - в первую очередь [2]. В силу такого характера этого юридического документа, единственного дошедшего до нас примера общемосковского законодательства рубежа ХУ-ХУ1 вв., правомерным представляется вывод о том, что, будучи неспособен охватить многие сферы гражданско-правовых и иных отношений, Судебник тем самым косвенно признал продолжение применение в повседневной жизни не только сельского, но и городского населения обычных правовых норм.
Судебник 1550 г. в основном следовал по пути его предшественника, также сосредоточив внимание на судопроизводстве, но пополнив его рядом новых установлений. Но в ракурсе выявления соотношения закона и обычного права этот Судебник содержал одно
Социально-политические науки
12017
принципиально важное новшество.
Ст. 97 устанавливала, что «вперед всякие дела су-дити по сему Судебнику и управа чинити по тому, как царь и великий князь в сем Судебнике с которого дни уложил». Следующая 98-я статья содержала дополнение: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те с государеву докладу и со всех бояр приговору вершается, и те дела в сем судебнике приписывати» [9, с. 120].
Подобные формулировки фактически указывали новый ориентир юридической практики - именно закон, создаваемый государством в лице царя и «всех бояр» (Боярской думы), объявлялся единственным источником права, поскольку формулировка 98 ст. выводила новые дела из ранее общепринятой практики решения дел, не обозначенных в законе, «по обычаю». Конечно, реализация в полном объёме такого курса была невозможна, так как требовала создания систематизированных сводов законов, охватывавших все сферы права. Тем не менее, имеются основания считать, что в Судебнике 1550 г. власть совершила важный шаг в качественном изменении отношений закона и обычного права, потенциально ведущий к формализации правового дуализма посредством разделения сфер действия этих двух видов права.
Законодательная политика власти во второй половине XVI - первой половине XVII вв. переориентировалась на отказ от простого воспроизводства в официальных документах реально действовавших (что обычно выяснялось при решении конкретных дел в суде) норм обычного права. Последние, исходя из удобства судопроизводства, приспосабливались к закону с некоторым изменением их содержания, нормы обычного права особенно часто привлекались, когда обнаруживались пробелы в действовавшем законодательстве.
В результате в московской правовой традиции обычное право и письменный закон не приобрели чёткого разделения по социальному принципу, поскольку и сама сословная дифференциация была ещё далека от завершения. В такой ситуации правоотношения, оказывавшиеся за пределами действующего законодательства, де-факто регулировались обычным правом даже в тех случаях, когда их субъектами были сами дворяне.
Наиболее характерным примером подобного сохранения юрисдикции обычного права в Московском государстве можно считать практику местничества.
Этот институт, регулировавший служебные отношения между членами служилых фамилий на военной и административной службе в Московском государстве и просуществовавший до 1682 г., современная юридическая наука относит к обычному праву [14, с. 529].
В дореволюционной историографии существование местничества связывалось именно с обычаем. Так, Н. П. Загоскин отмечал, что поскольку «местничество не узаконено ни одним из государей, не узаконено ни одним законодательным актом», поэтому «не трудно убедиться в том, что институт местничества сложился и развился ничем иным, как обычаем» [5, с. 32]. Наиболее подробно исследовавший этот институт А. И. Маркевич считал его правовым регулятором отношений старшинства среди служилых людей, действовавшим, как правило, на основании царских указов, которые, однако, в силу своей каузальной природы едва ли могут быть отнесены к сфере позитивного права: «В ответах царя местничающимся лицам иногда выясняется будто бы и общий принцип; но высказанное в такой частной форме и по индивидуальному
случаю царское решение не могло приобрести значения указа или уложения» [7, с. 287].
Действительно, в Судебниках и даже в Соборном уложении 1649 г. нельзя встретить каких-либо статей, регламентирующих порядок местничества, даже просто упоминающих этот институт, если не считать косвенное указание в Х главе Соборного уложения (ст. 24) на отмену принципа местничества между судьями при решении дел в приказах [11, с. 33]. Такое отсутствие актов, регламентирующих местничество в основных государственных законодательных актах, контрастирует со значительным количеством дел о местничестве, в частности, отложившихся в сохранившихся после пожара 1626 г. архивах Разрядного приказа.
Современные исследователи занимают в этом вопросе более гибкую позицию, по сути, воспроизводящую на конкретном материале общую формулу М. Ф. Владимирского-Буданова относительно равновесия обычного права и закона. Например, Ю. М. Эскин насчитывает около 30 известных положений, «свидетельствующих о постоянной регламентации института местничества» [13, с. 140] По его мнению, жесткая регламентация существовала, но акты, записывавшие эти нормы, плохо сохранились, а сами нормы представляли собой нормы обычного права [13, с. 138]. В конечном итоге, полагает учёный, местничество представляло собой «особый, развившийся в силу специфических условий тип регуляции отношений как внутри господствовавшей в государстве социальной группы, так и между социальной группой (или ее членом) и государственной властью» [13, с. 401].
Пример местничества важен именно с точки зрения свидетельства, что обычное право в Московском государстве существовало как общеправовое явление, присущее различным слоям общества, но в разной степени и в разных формах правовых норм. Будучи неспособно охватить законами всё пространство правоотношений, тем более в условиях социальных потрясений, пережитых обществом в период опричнины, а затем и Смуты, власть де-факто смирилась с тем, что в правовых коллизиях, в основном судебного происхождения, когда обнаруживалась пробельность закона, в судопроизводстве применялись наиболее подходящие под данный случай нормы обычного права. В первую очередь это касалось частных отношений.
Как констатировал Н. П. Загоскин, «не предусмотренные и не отмеченные законодательством отношения регулировались нормами неписанного, обычного права. Обширное поле для применения к жизни норм этого обычного, неписанного права представлялось народу в собственной, общинной юрисдикции его. На суде же правительственных судей хранителями, блюстителями обычного права являются выборные от земщины судные мужи, судные целовальники, которые, присутствуя при судоговорении, имеют своим назначением охрану и провозвещение судьям норм этого права» [5, с. 30].
Показательно, что власть, прекрасно сознавая роль обычного права в повседневной жизни русской деревни, стремилась обеспечить условия для его соблюдения в деятельности правительственных судей. Так, ст. 62-я Судебника 1550 г. фактически была направлена на обеспечение участия в судебных заседаниях и решениях представителей земщины и, в частности, гласила, что «без дворского и без старосты и без целовальников наместником и их тиуном не судити» [9, с. 109].
Таким образом, следует сделать общий вывод о том,
что обычное право в Московском государстве оставалось в состоянии постоянного взаимодействия с официальным законодательством, продолжало составлять с ним единство, в котором ещё не произошло дифференциации на две автономные составляющие, которые и представляют своего рода «классический вариант» правового дуализма. Но сами предпосылки для такого разделения существовали, скрывались в самой русской правовой традиции и подпитывались социальными факторами - замедленностью процесса сословной дифференциации общества. Трудно предположить как бы эта ситуация продолжала развиваться в условиях сохранения московского традиционного общества, но начатые Петром I кардинальные преобразования резко стимулировали социальные процессы и послужили необходимым условием ускоренной кристаллизации системы правового дуализма в Российской империи.
Статья проверена программой «Антиплагиат». Оригинальность 94,75%.
Список литературы:
1. Алексеев, Ю.Г. Псковская Судная грамота и её время [Текст] / Ю.Г Алексеев. Л.: Наука, 1980. 243 с.
2. Алексеев, Ю.Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа [Текст] / Ю.Г Алексеев. С-Пб.: Дмитрий Буланин, 2001. 448 с.
3. Аннерс, Э. История европейского права [Текст] / Э. Аннерс. М.: Наука, 1994. 397 с.
4. Владимирский-Буданов, М.Ф. Обзор истории русского права [Текст] / М.Ф. Владимирский-Буданов. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2005. 800 с.
5. Загоскин, Н.П. История права русского народа. Лекции и исследования по истории русского права [Текст] / Н.П. Загоскин. Казань: Тип.-лит. Импер. ун-та, 1899. Т. 1. 512 с.
6. Зимин, А.А. Правда русская [Текст] / А.А. Зимин. М.: Древлехранилище, 1999. 424 с.
7. Маркевич, А.И. История местничества в Московском государстве в XV-XVII веке [Текст] / А.И. Маркевич. Одесса: Тип. «Одесского вестника», 1888. 611, CXLIII с.
8. Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. Т. I. Законодательство Древней Руси. [Текст]. М.: Юрид. лит., 1984. 432 с.
9. Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. Т. II. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства [Текст]. М.: Юрид. лит., 1985. 520 с.
10. Свердлов, М.Б. От Закона Русского к Русской Правде [Текст] / М.Б. Свердлов. М.: Юрид. лит, 1988. 176 с.
11. Соборное уложение 1649 года. Текст. Комментарии [Текст] / Л.: Изд-во «Наука», 1987. 448 с.
12. Тихомиров, М.Н. Исследование о Русской Правде [Текст] / М.Н. Тихомиров. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 255 с.
13. Эскин, Ю.М. Очерки истории местничества в России XVI-XVII вв. [Текст] / Ю.М. Эскин. М.: Квадрига, 2009. 514 с.
14. Юридическая энциклопедия / Под общ. ред. Б.Н. То-порнина [Текст]. М.: Юристъ, 2001. 1272 с.
РЕЦЕНЗИЯ
на статью Аминова Антона Равильевича «Обычное право и закон в правовой традиции Древней Руси и Московского государства: предпосылки формирования системы правового дуализма» В статье рассматривается один из актуальных для современной историко-правовой науки вопросов - предпосылки возникновения и функционирования в Российской империи системы правового дуализма. По мнению автора, длительное существование такой системы относится к числу важнейших особенностей правовой эволюции российского общества, отличающей её от аналогичной эволюции большинства других стран романо-германской правовой семьи.
Используя правовые источники Древней Руси и Московского царства, опираясь на достижения дореволюционной и современной юридической историографии, автор доказывает, что оформление системы правового дуализма в Российской империи было не произволом власти, а закономерным результатом, основывавшимся на предпосылках, возникших и развивавшихся во все предшествующие века русской истории.
В статье аргументируется положение, что окончательной дифференциации обычного и позитивного права в Московском государстве не произошло, обычное и позитивное право взаимодействовали в едином правовом пространстве общества, и в известных пределах (как это доказывает пример местничества) государство мирилось с использованием обычно-правовых норм и в отношении дворянства.
Статья отличается последовательностью изложения материала, внутренним единством, логичностью и ясностью аргументов, обоснованностью выводов их оригинальностью и новизной. Работа написана хорошим научным стилем, оформлена на должном уровне, что свидетельствует о достаточном высоком уровне квалификации автора. Использованные методы исследования, терминология, отвечают критериям научности.
В работе присутствует необходимая доля полемичности, при этом по принципиальным вопросам автор чётко заявляет и аргументирует свою позицию.
Статья представляет собой самостоятельное исследование, содержит ряд оригинальных авторских идей, представляющих теоретическую ценность, рекомендуется к опубликованию в ведущих рецензируемых научных изданиях, в которых, согласно перечню ВАК, должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук.
Советник судьи Уставного Суда Свердловской области кандидат юридических наук
К.В. Хвастунов
