ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XII, № 2
О
с
о
с
аг
бсуждаем статьи об историзме1
В. П. Филатов
щ
В одной из своих работ Э.Ю. Соловьев охарактеризовал историзм как «возникший в буржуазную эпоху философски оформленный культ истории». Этот культ проявлялся в различных формах. Это и просветительские картины исторического прогресса человеческого разума, и стремление романтиков погрузиться в прошлое и найти там архетипы национальной культуры, и попытки спекулятивной философии истории обнаружить некую общую «фигуру» протекания мировой истории и на этой основе выявить ее «смысл» и «назначение». Самым ценным продуктом охватившего людей интереса к истории стала профессионализация исторической работы, дисциплинарное оформление исторической науки в XIX в. Наибольшую роль в этом сыграла блестящая плеяда немецких историков - Л. Ранке, Б. Нибур, Т. Моммзен, Я. Буркхардт, Г. Дройзен, Э. Целлер и др.
После их работ значение спекулятивных конструкций философии истории гегелевского типа стало быстро падать. Можно сказать, что они и их французские и английские коллеги в середине XIX в. коллективно выполнили роль того «Ньютона истории», о котором писал И. Кант, когда ставил вопрос о возможности исторического познания в эссе «Идея всеобщей истории во всемирно гражданском плане». В этом контексте принцип историзма предстал уже в рамках того типа философской рефлексии, которую В. Дильтей назвал «критикой исто-X рического разума». В помещенных ниже статьях авторы рассматривают, как проблемы историзма ставились в исследованиях неокантианцев по логике исторического познания, в дискуссиях об историзме в немецкой философии 1920-х гг., методах исторического познания начиная с 1940-х гг. в англо-американской аналитической философии.
1 Данный материал подготовлен в рамках проекта РГНФ № 06-03-
1*) 00322а.
Хотелось бы отметить два момента, которые могли бы дополнить обсуждение проблемы историзма. Во-первых, весьма интересный и напряженный спор об историзме шел и в России на рубеже XIX-XX вв. Причем он не воспроизводил западноевропейские образцы, хотя и учитывал их. Оригинальность ему придавало противостояние еше живой славянофильской историософской традиции, в том числе в форме концепции «культурно-исторических типов» Н.Я. Данилевского, и критического подхода нового поколения историков и философов (В.О. Ключевский, Н.И. Кареев, П.П. Милюков, А.А. Кизеветтер и др.), отрицавших метафизику истории, в том числе существование неких «архетипов», субстанциональных «национальных идей» и т.п.
Второй момент касается понятия «историцизм». В статье B.C. Малахова не отмечено одно обстоятельство, благодаря которому этот термин приобрел негативный смысл. В конце XIX в. понятие «исто-рицизм» употреблялось в вызвавшем большой резонанс «споре о методе» между сторонниками немецкой исторической школы национальной экономии во главе с Г. Шмоллсром и австрийской школой теоретической политической экономии во главе с К. Менгером. Последний критиковал историческую школу за то, что ее представители рассматривали экономическую теорию как полностью зависящую от истории хозяйственной жизни, причем вплетенной в общую социокультурную историю страны. Такую позицию Менгер назвал «исто- ||| рицизмом», придав этому понятию отрицательный смысл, поскольку видел в этом, во-первых, неадекватное использование исторического знания и, во-вторых, лишение автономии экономической теории посредством превращения ее в раздел другой дисциплины. В работе Ф.
Хайека «Контрреволюция науки» в определенной мере сохраняется этот ранний смысл термина «историцизм», хотя для него, как и для К. Поппера, главными фигурами историцизма выступали Г.В.Ф. Гегель,
О. Конт и К. Маркс, которые сочетали в своих учениях веру в существование незыблемых законов исторического развития с холистскими трактовками общества и идеями социального конструктивизма.
О. В. Вышегородцева
История - прошлое человечества; наука о прошлом; повествование о некотором событии; процесс развития. Иногда для обозначения исторической науки используется термин «историография», в узком смысле означающий историю исторической науки. Рождение научной истории, отделение ее от мифа и литературы в самостоятельную форму знания связывают с именем древнегреческого историка Фукидида, впервые снабдившего историческое повествование критикой свидетельств. Расцвет исторических исследований, подготовленный исто- с
риками Возрождения, разработавшими метод рациональной критики источников, и историками Просвещения, применившими его, а также ^
романтиками, открывшими принцип историзма, приходится на XIX век, когда в научный оборот вводится большой корпус новых источ-
X
ников. Классическими образцами исторического описания стали соз- (2)
данные в то время труды Я. Буркхарда, Ф. Гизо, Г. Дройзена, Т. Кар-лейля, Ф. де Куланжа, Т. Макалея, Ж. Мишле, Т. Моммзена, Б.Г. Нибура, Л. фон Ранке, А. де Токвиля, О. Тьерри. Завершение дисциплинарного оформления исторической науки в XIX в. было отмечено выходом книги французских историков III.-В. Ланглуа и 111. Сеньобоса «Введение в изучение истории», содержащей скрупулезную экспликацию методов исторической критики. В XIX в. историческая наука переживает процессы предметной стратификации, приведшие к выделению в качестве самостоятельных субдисциплин политической, экономической, культурной и социальной истории. В XX в. предметное поле исторической науки перес фуктурирустся под влиянием социологического (школа «Анналов» во Франции: М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Л. Февр и др.; марксизм в Великобритании и США: Э. Карр, Ф.Д. Тернер, Е.П. Томпсон, Э. Хобсбаум и др.) и антропологического (новая культурная история и микроистория: К. Гинзбург, Н. Земон-Девис, Э. Ле Руа Ладюри, Л. Хант, Р. Шартье и др.) концептуально-методологических поворотов. Возникают новые, гибридные, исторические субдисциплины - этноистория, историческая психология (психоистория), историческая антропология, историческая география, урбан-история, гендерная история и др. Для современного состояния исторической науки характерны фрагментация как результат пролиферации субдисциплин, поиски новой парадигмы исторического синтеза, попытки снять теоретическое напряжение между исследованиями исторических субъективностей (индивидуальных и коллективных) и социальных структур.
Теоретические задачи философии истории как рефлексии над историей обозначаются в зависимости от того, в каком значении используется термин «история» — в онтологическом или в эпистемологическом. Философия истории как теория мирового исторического процесса (историософия) ставит перед собой вопросы о субъекте и движущих силах истории, о законах исторического развития, о цели и смысле истории и содержит неустранимую прогностическую интенцию. Целостная концепция истории впервые обнаруживается в труде Августина Блаженного «О граде Божьем». Выделяются два базовых подхода к истолкованию исторического процесса: унитарно-
стадиальный (Г.В.Ф. Гегель, О. Конт, К. Маркс, М. Вебер и др.) и плюрально-циклический (Дж. Вико, О. Шпенглер, А. Тойнби и др.). Эпистемологическая философия истории как критика исторического разума возникает в конце XIX - начале XX вв. в период институциа-лизации истории. В эпистемологии истории можно выделить два проблемных кластера. Во-первых, проблемы эпистемологического стату-ll, са истории: проблема логики и методологии исторического познания,
проблема законов истории, проблема теории в истории, проблема ис-С торической причинности, проблема исторических универсалий, про-
® блема места и роли истории в корпусе социогуманитарных дисцип-
лин. Во-вторых, проблемы объективности истории: проблема ценно-5. стей в историческом исследовании, проблема исторических понятий,
X проблема конструктивного характера познавательных средств исто-
рика, проблема исторической памяти.
ШШв
В
И
Вопросы эпистемологического статуса истории встают в связи с возникающей на рубеже XIX и XX вв. необходимостью легитимизации научности социогуманитарных дисциплин, парадигмальным примером которых выступает история. Тематизированное Вико, немецким романтизмом и прежде всего И.Г. Гердером и Гегелем историческое сознание, принципами которого являются признание инаковости прошлого и требование познавать прошлое в его собственных категориях, стало основой исторического метода, воспринятого становящимися «науками о духе» как единственно релевантного познанию человека. Взаимоотношения истории и других социальных и гуманитар- ;||| ных наук вновь проблематизируются в середине XX в. в связи с транспортированием историей концептуальных метафор и методологических моделей из социологии, антропологии и экономики. При этом заимствованные историей объяснительные модели науки-доноры верифицируют на историческом материале, что создает ситуацию порочного круга в оценке релевантности теоретических схем. Другая проблема связана с контроверзой «история-истина»: история подрывает притязания любой науки на абсолютную истину, историзируя, |||| т.е. релятивизируя их.
Дискуссии о логике исторического познания были заданы концептуальными рамками противостояния натурализма (редукционизма) и антинатурализма (антиредукционизма). Натурализм (позитивизм в трех версиях, натурализованная эпистемология У. Куайна) настаивает на существовании единой логики научного познания и считает, что естественные науки представляют образец научности. Антинатура- 11 лизм (философская герменевтика, баденское неокантианство, нарра-тивизм) отстаивает идею особых когнитивных средств, делающих прошлое интеллигибельным. Соответственно, это процедуры либо понимания (В. Дильтей), либо описания (Г. Риккерт), либо повествования (Л. Минк, П. Рикер). Когнитивный интерес истории к специфи- |||| ческому в сочетании с ее притязаниями на реконструкцию целостной картины (фрагментов) прошлого делает контроверзу «единичное-всеобщее» центральной для эпистемологии истории. Проблема исторических универсалий, вокруг которой ведутся баталии номиналистов (методологический индивидуализм) и эссенциалистов (методологический коллективизм), структурирует размышления о субъекте исторического изменения и способах исторического описания. Здесь обнаруживается разрыв между событийной и структурной историей и между каузальным и телеологическим объяснением, с одной стороны, и нарративным, с другой. Схизма нарративистов и антинарративистов порождена ложным противопоставлением процедур анализа (причи- 'д*'1
новменения) и синтеза (повествования, понимания) в историческом Е£
исследовании. Следует задаться вопросом о том, как понимание 2
и каузальность дополняют друг друга (Р. Арон). Редукционисты О
(К. Гемпель, М. Уайт) пытаются применить дедуктивно-номоло-гическую модель объяснения («объяснение через охватывающие за- х
коны») или ее смягченную - каузальную - версию к истории, в то время как антиредукционисты (Р. Коллингвуд, У. Дрей) обосновыва- ^
§)нциклопеди
ют релевантность телеологического объяснения истории. Известны попытки соединения этих двух типов объяснения (например, квазите-леологическая модель Г. фон Вригта). Критика применимости дедук-тивно-номологической модели объяснения в истории исходит из проблематичности статуса исторических законов: они часто представляют собой тривиальности обыденной психологии и не обладают свойствами универсальности, инвариантности и симметрии, т.е. являются всего лишь тенденциями, что обусловлено особой природой исторической причинности. Проблема законов в истории тесно связана с проблемой теории в истории и является принципиальной для понимания природы науки. Если научная теория трактуется как эссенциаль-ный уровень познания, то философия истории как крупномасштабная теория исторического процесса, формулирующая его законы, может претендовать на эту роль. Но из-за отсутствия методологических средств обеспечения связи между теоретическими абстракциями философии истории и эмпирической конкретикой философия истории не воспринимается в качестве необходимой составляющей исторического знания ни работающими историками, ни аналитически ориентированными философами истории (например, А. Данто). Номиналисты критикуют философию истории как форму трансцендентальной иллюзии. История как целостность - всего лишь регулятивный принцип, а не реальность. В этом же русле выстроена критика К. Поппером исто-рицизма - доктрины, постулирующей единство исторического процесса, его детерминированность и прогрессивный характер. Современная философия науки смягчает критериальные требования к «хорошей» науке вплоть до возможности считать теорией любые формы систематизации познавательного материала. В таком случае уже историческое повествование будет достаточным для приписывания истории объяснительной силы (позиция нарративизма). Такой подход способствует сохранению ситуации фрагментированности исторических исследований.
Вопрос о том, можем ли мы объективно познать прошлое, содержит двусмысленность, связанную с понятием объективности. Историческая объективность отличается от естественно-научной и соответствует когнитивной практике истории, в которой неразрывно присутствуют факты и ценности. Проблема объективности исторического познания раскрывается в трех ракурсах. Во-первых, через вопрос о том, как возможна истина в истории, если сам познающий историчен? Не обрекает ли перспективность нашего видения истории на неизбежный релятивизм (Г.-Г. Гадамер)? Существует ли прогресс исторического познания? Выбор вопросника и отбор фактов детерминированы как личным опытом и интересом историка, так и социальным запросом эпохи. Но это не означает множественности карт прошлого, скорее всего, это - множественность маршрутов познавательного движения по карте истории. Во-вторых, может ли историк освободиться от искажающей пристрастности? Разработанные методы критики источников позволяют устранить присутствующие в них контаминации. Но искажения может вносить и сам познающий в ходе построения цело-
стной интерпретации. Идеологическая ангажированность историка ведет не только к заблуждениям, но и к фальсификации истории. Средством, но не панацеей против этого служит критическая рефлексия исследователя и кодекс профессиональной чести историка. 13-третьих, в споре конструктивистов и реалистов проблема объективности предстает в форме вопроса: является ли историческое знание конструкцией или реконструкцией? В такой форме проблема объективности истории была остро поставлена в философском постмодернизме, предложившем лингвистическую абсолютизацию кантовской идеи конструктивной природы познавательных средств. Если история -всего лишь особый способ создания литературного «эффекта реальности» (Р. Барт, X. Уайт), то не существует различия между историческим романом и историческим исследованием. Если исторический Щ
факт это лингвистический конструкт, то не существует инстанции обоснования истинности исторического объяснения. Историческая реальность теряет статус объективности и совпадает с содержанием источника, равно как и с содержанием работы историка, множится и становится интертекстуальностью - дискурсом. Реалисты, признавая формирующую природу исторических концептов, настаивают на способности историка говорить правду о прошлом, но лишь частичную, а не полную и окончательную (А. Про, Дж. Тош, Р.Дж. Элтон).
Историзм,историцизм, историчность В. С. Малахов
Историзм (нем. «Historismus», англ. «historicism», франц. «histori-cisme»). В XX в. значение понятия «историзм» колебалось от нейтрального (Т. Литт, К. Мангейм) и позитивного (Э. Ротхакер, Ф. Май-некке) до негативного (П. Тиллих, М. Хайдеггер, Б. Кроче). Негативные коннотации термин «историзм» приобрел в последней трети XIX и в начале XX вв. В противовес словоупотреблению в постгегелев-ском идеализме (где под «историзмом» понимали спекулятивную философию истории) в неокантианстве историзм означает либо смешение теории и истории, подмену «систематического» измерения философствования «историческим» (П. Наторп), либо фетишизацию детерминизма (Г. Зиммель), либо релятивизм (Г. Риккерт). Хайдеггер, опираясь на Ницше, понимает историзм как историографию, лишенную собственно истории, как «неисторическую историю» (unge-schichtliche Historie). В первые десятилетия XX в. историзм, по сути, тождествен историческому позитивизму - бессистемной фактографии, накоплению исторических данных без вопрошания об их значимости и безотносительно к современной тому или иному историку эпохе. В этом полемическом контексте появляется труд Э. Трельча «Историзм и его проблемы» (1922). Главная проблема историзма -это проблема релятивизма. В этой связи Трельч особое внимание уде-
‘1®
Ifii
111
§)нциклопеди
В. С. МАЛАХОВ
j в;
ляет наследию В. Дильтея, которого считает «самым проницательным, тонким и живым представителем чистого историзма». Трельч полон решимости освободить историзм от отрицательных побочных значений, но уже несколькими годами позже («Historismus und seine Uberwindung», 1924) отказывается от этих попыток. Тематика историзма занимает Э. Ротхакера («Einleitung in die Geisteswissenschaften», 1920), стремящегося продемонстрировать емкость и неодназначность этого явления. Историзм, по Ротхакеру, связан далеко не с одним позитивизмом, историзация мышления начата философией немецкого романтизма и Г.В.Ф. Гегелем. В том же ключе трактует проблематику историзма и Ф. Майнекке («Die Entstehung des Historismus», 1936). Непреходящая ценность историзма заключается, по Майнекке, во-первых, в индивидуализирующем рассмотрении духовных явлений, и, во-вторых, во внедрении в мышление понятия развития.
Историцизм (нем. «Historizismus»)*. Термин «историцизм» имеет, в отличие от «историзма», почти исключительно негативную смысловую нагрузку. У Ф. Ницше историцизм повинен в архивном, музейном обращении с человеческой историей. Э. Гуссерль полемизирует с историцизмом как с опасностью не меньшей, чем натурализм: если последний натурализирует предметы сознания, то историцизм превращает их в «духовно-исторические» образования. Полемизируя с Дильтеем, Гуссерль настаивает на том, что релятивность философских систем и мировоззрений нельзя преодолеть, находясь на исторической точке зрения, для преодоления релятивизма необходим ориентированный на общезначимость идеал истины. Позиция философии как «строгой науки» должна быть поэтому надисторической.
К. Поппер («Нищета историцизма», 1957) понимает под «историцизмом» все социально-философские теории, основанные на вере в «историческую необходимость», ориентированные на открытие в истории «тенденций» и «законов» развития и тем самым притязающие на предвидение будущего. Сколь бы различны при этом ни были социальные теории (например, воззрения Платона и К. Маркса), их объединяет страсть к социальной инженерии - обустройству общества сообразно некоторому идеалу.
Историчность (нем. «Geschichtlichkeit»). Это понятие было введено в немецкоязычный философский оборот Дильтеем и получило широкое хождение в 1920-х гг. после публикации переписки Дильтея с графом Йорком (фон Вартенбургом). Хайдеггер усмотрел в историчности определенность человеческой экзистенции: то, что человек имеет историю, не есть случайное обстоятельство, но представляет
собой способ человеческого бытия. Историю, в свете понятия историчности, следует мыслить не как (завершенное) прошлое, а как (не-С завершенное) движение, в котором мы сами находимся. Рефлексия
® историчности должна поэтому способствовать преодолению истори-
ческого релятивизма, опасность которого несет в себе историзм.
аг ---------------
X * В английском и французском языках нет отдельного термина «исто-
Ц рицизм».
Человек существует исторически в той мере, в какой он не просто «предоставлен» своим историческим условиям, а в той, в какой он определенным образом относится к ним как к своим собственным возможностям. Это отношение к исторически определенному миру как пространству возможностей развертывается в понимании. Понимание как отношение к возможностям, в свою очередь, исторично, ибо всегда связано с ситуацией. Историчность - это единство связанности с определенной ситуацией и трансцендирующего характера человеческой экзистенции. Трансцендирование собственной ситуации делает возможным понимание другой исторической ситуации. В ходе установления отношения к другой ситуации обретается понимание собственной, т.е. самопонимание. Понятие историчности в хайдегге-ровской интерпретации превратилось в интеллектуальную моду, затронув главным образом экзистенциально-феноменологичекое и герменевтическое направление в философии (Т. Лиипс, Г. Миш, О.Ф. Больнов, Г.-Г. Гадамер).
Н. М. Смирнова*
Историзм - принцип подхода к предмету исследования как изменяющемуся во времени, развивающемуся, «возведение истории в принцип» (К. Мангейм). Термин «историзм» как универсальный метод «наук о духе» введен в употребление В. Дильтеем в конце XIX в. Однако в более широком значении - как оппозиция схоластизирую-щему телеологизму традиционной метафизики - понятие «историзм» применяется для характеристики социально-философских воззрений Дж. Вико и французских просветителей Ф. Вольтера, Д. Дидро, Ж.А. Кондорсе, выдвинувших идею общественного прогресса как поступательного развития человечества от низших ступеней к высшим. Восходящая к просветителям идея «естественных» исторических законов стала философским основанием доктрины естественных прав человека. Историзм противопоставлялся аисторической догматике классического рационализма в Германии представителями «романтической» (И.Г. Гердер, Ф. Шлегель) и исторической школ (Ф. Савиньи, Б. Нибур, Я. Буркхард и др.), а также Тюбингенской школы теологии.
В XVIII - первой половине XIX вв. развитие принципа историзма осуществлялось преимущественно в форме философии истории как крупномасштабного, универсального обозрения исторического процесса, дополняющего эмпиризм событийных исторических хроник. Выдающаяся роль в развитии философии истории середины XIX в. принадлежит немецкой классической философии. Фундаментальным основанием философии истории Г.В.Ф. Гегеля является идеалистический панлогизм - обозрение всемирной истории как закономерного этапа развития Абсолютной идеи. Взгляд на общество как на отчужденное бытие саморазвивающегося Абсолютного духа позволяет увидеть его как процесс поступательного развития, подчиненный объективным закономерностям: Абсолютный дух усилиями людей развивается в направлении все большей реализации идеи свободы, с дости-
* Статья подготовлена в рамках проекта РГНФ № 06-03-00304а.
§)нциклопеди
Н. М. СМИРНОВА
жением условий которой (в Прусской конституционной монархии) историческое развитие заканчивается. Ограниченность гегелевского историзма как обращенного в прошлое становится объектом критики в философско-исторических концепциях младогегельянцев (Б. и О. Бауэры, М. Штирнер и др.).
Исторический материализм К. Маркса - новый этап в развитии западноевропейского историзма. Если Гегель, полагая, что материя лишь разнообразится в пространстве, сужал применение принципа историзма до анализа духовных образований, то историзм Маркса охватывает сферы природы, общества и человеческого познания. Являясь продуктивным синтезом диалектического метода Гегеля и современной ему исторической науки, историзм Маркса соотносит исторический прогресс с развитием материальных основ жизни общества, развитием общественных производительных сил. Полемически заостряя значение принципа историзма в научном познании, Маркс утверждал, что существует «единственная подлинная наука о человеке» - история, история природы и история деятельности людей, тесно связанные между собою. Рассмотрение предмета в его самодвижении и развитии, а также в диалектической связи с другими явлениями способно, по мысли Маркса, обеспечить объективность и всесторонний характер научного исследования. Маркс существенно углубляет гегелевское диалектическое понимание источника развития как единства и борьбы противоположностей. В отличие от гегелевской идеи примирения противоречий в основании, он выдвигает тезис о наличии таких типов противоположностей, борьба которых с неизбежностью приводит к качественному преобразованию породившей их основы. Опираясь на работы французских историков эпохи Реставрации, Маркс проанализировал антагонистические противоречия современного ему капитализма и выдвинул идею классовой борьбы как движущей силы развития общества.
В обстановке усиления антиметафизического тонуса западноевропейской философии второй половины XIX в. принцип историзма трансформировался в духе позитивистской исследовательской программы. Историки, подобно естествоиспытателям, стремились освободиться от «ненужной подпорки» метафизического «духа» и опереться на исторические факты как на фундамент «позитивной» исторической науки. Аналогом естественно-научных «фактов наблюдения» в истории становятся исторические тексты, документальные свидетельства о жизни людей. Формирование истории как научной дисциплины связано с реабилитацией случайного в историческом развитии — знак глубоких антиметафизических преобразований в истории европейской мысли. Антиметафизическая направленность позитивистски ориентированного историзма реализовалась в «критике исторических источников» как средстве очищения от метафизических предрассудков и достижения объективности исторического знания.
В постгегелевском самосознании европейской культуры, где духовное начало рассматривалось как воплощение человеческой деятельности («дух времени», «дух народа», «воля», «труд», «дух евро-
пейской культуры»), историзм характеризует установку на изучение процесса изменения культуры как способа человеческого бытия. Процесс исторического познания у Дильтея предстает как понимающее переживание человеком тотальности исторического опыта, «континуальности знания и действия». Поэтому основанием исторического метода у него становится описательная психология, положенная в основу интуитивистской герменевтики. Задача исторического метода - понимание целостной жизненной активности, жизненной практики. Важным средством достижения этой цели он считает представление исторической последовательности великих метафизических систем прошлого как воплощенных объективаций человеческих переживаний жизни. Дильтеевская критика исторического разума направлена против схематизирующего рационализма абстрактного гносеологического субъекта, оторванного от контекста исследовательской практики. Однако культурно-историческая нагруженность историзма чревата опасностью релятивизации человеческих ценностей, нигилизмом, гипостазирова-нием субъективных оценок, на что справедливо указывал Ф. Ницше.
«Понимающую» традицию в развитии принципа историзма наследовал М. Вебер. Но в отличие от Дильтея, основоположник «понимающей социологии» полагал, что задачей историка является не осмысление человеческих переживаний, а рациональная реконструкция смысла человеческих действий в научных понятиях. Психологическую нагруженность дильтеевского историзма Вебер считал главным препятствием его превращения в общезначимый научный метод. Убежденный в том, что поведение людей мотивировано не столько всеобщими абстрактными ценностями (Г. Риккерт, В. Виндельбанд), сколько «интересом эпохи», Вебер сосредоточил главное внимание на разработке социологического метода реконструкции человеческих мотиваций и их связи с последующими результатами человеческих действий.
Концепции циклического развития цивилизаций (О. Шпенглер,
А. Тойнби), бросающие вызов линейному прогрессизму новоевропейского историзма, отражали представления о ценности социальнокультурного многообразия и отвергали глобальную схему исторического процесса как недопустимую универсализацию опыта Западной Европы.
Современный историзм, обогащенный представлениями о ценности цивилизационного опыта незападных культур, бросает вызов представлениям о «конце истории» (Ф. Фукуяма), понятом как завершение исторической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии в качестве «всечеловеческой» формы политического устройства. Основанные на представлении о неравновесном, стохастическом характере социальной динамики современные версии историзма противостоят и упрощенному («плоскому») детерминизму в понимании взаимосвязи социальных явлений, вере в «железные законы исторической необходимости», оправдывавшей тоталитарную практику фашистских и коммунистических режимов (критика историцизма Поппером).
• .
§)нциклопеди
М. А. Кукарцева
Историзм - философский принцип, требующий рассматривать любое явление в его возникновении, развитии и изменении. Историзм возможен в политике, искусстве, философии, архитектуре, литературе и пр. Как универсальный принцип историзм сформировался на рубеже ХУШ-Х1Х вв. на основе учения о трансцендентальной субъективности в немецком идеализме. Центр философских размышлений переместился от анализа способа бытия объекта к рассмотрению способа бытия исторически развивающегося субъекта, в результате чего была создана онтология, основанная на историческом развитии духовной культуры. Классический историзм как особый стиль мышления распространялся в основном на область всеобщей истории. Его главными чертами являются сконцентрированность на категории развития (прогресса), интерес к исторической перспективе, «финалистский детерминизм; идея провиденциальной необходимости; оправдание зла, несправедливости и насилия как орудий прогресса в истории; толкование настоящего как полной истины прошлого»".
В середине XIX в. историзм стал пониматься как историзирование всего существующего, т.е. рассмотрение действительности под историческим углом зрения. Для К. Маркса историзмом было требование последовательно рассматривать предмет в развитии, противопоставляя друг другу разные этапы и уровни исторического движения. В. Дильтей психологизировал историзм, утверждая, что историческое познание основано на «внутреннем опыте» субъекта познания. Он ввел понятие критики исторического разума, в компетенции которого находилось исследование (как «вчувствование» и переживание) «духовных миров» разнообразных уникальных культурно-исторических образований. С неокантианских позиций историзм обосновывался
В. Виндельбандом и Г. Риккертом, выдвинувшим идею идиографиче-ского метода.
Особого взлета историзм достиг в немецкой исторической науке и в исторической культурологии. Л. фон Ранке рассматривал историзм как умение узнавать, постигать и излагать факты такими, какими они являются «на самом деле», т.е. какими их сотворила божественная мысль. Присоединяясь к Ранке, Ф. Мейнекке трактовал историзм как «историческую религию», направленную против идей Просвещения, как предельную индивидуализацию исторических событий и субъектов (наций, эпох). В исторической культурологии М. Вебера, Г. Зим-меля, Э. Кассирера, Э. Трельча историзм есть способ мышления в категориях истории, т.е. принципиальное объяснение реальности, познания и мышления как продуктов исторического развития, что необходимо для установления культурной идентичности исторических субъектов. К. Манхейм отмечал, что «историзм есть... принцип, кото-
: Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 353.
3 Mannheim K. Historismus // Mannheim K Wissenssoziologie. Auswahl aus dem Werk // Neuwied, 1970. S. 246.
4 Mandelbaum M. History, Man and Reason. Baltimore, 1971. P. 124.
11 Зак. 1223
si®
рый не только скрытно от нас организует всю работу в области гуманитарных наук, но и пронизывает обыденную жизнь»3.
В неогегельянском ключе историзм обосновывался Б. Кроче и Р.Д. Коллингвудом. Кроче предложил концепцию «абсолютного историзма» как совпадение истории, жизни и реальности в бесконечном саморазвивающемся духе. По Кроче, любая реальность есть история, а любое знание есть знание историческое. Коллингвуд обосновал идею исторического сознания как свойства любого сознания вообще.
В 1920-х гг. историзм столкнулся с рядом трудностей, что привело его к кризису. Историзм развивался, во-первых, как оппозиция позитивистским идеалам науки и познания, предлагающим в социальногуманитарных науках следовать методологическим стандартам естествознания, в частности методу объяснения индивидуальных фактов через охватывающие законы. Отрицание историзмом наличия таких | || законов в истории, акцент на конкретном и уникальном привели к обвинению историзма в контекстуализме, перспективизме, в конечном итоге в релятивизме. В-вторых, критики историзма опирались на идеи Ф. Ницше, считавшего историзм проявлением болезни человека, разрушающей основы науки. Кризис историзма усматривали также в нерешенных проблемах критериев объективности исторического знания и общественной значимости научного познания вообще, в устаревшей методологии исторического познания, в возникновении социально-экономической истории вместо истории отдельных событий, в кризисе западной цивилизации в целом.
Дебаты об эпистемологической роли историзма разгорелись в середине XX в. в связи с обсуждением проблемы статуса исторического знания: наука это или искусство, какова роль охватывающих законов в историческом познании? У. Дрей, например, рассматривал историзм как постулат существования только исторически конкретного, отрицающего общие законы. Ключевым стало положение М. Манделбаума о том, что историзм есть «вера в то, что сущность любого явления и адекватное понимание его ценности могут быть получены через рассмотрение его в терминах места, которое оно заняло, и роли, которую оно сыграло в процессе развития»4. К. Поппер усматривал первые мотивы историзма в «Трудах и днях» Гесиода, основателем историзма считал Гераклита, первым великим теоретиком - Платона.
Возрождение историзма как мышления в категориях истории, призванное восполнить в настоящем утрату традиций и норм прошлого, наблюдается в трудах неомарксистов — Г. Лукача, А. Грамши и др., немецких историков Й. Рюзена, Т. Ниппердая, Г. Люббе. Рюзен считает, что историзм осуществляет в современном мире важную функцию формирования культурной идентичности в темпоральной перспективе, устанавливая связи между прошлым, настоящим и буду-
§)нциклопеди|
щим, и становится средством кросс-культурной ориентации. М. Хайдеггер, X. Ортега-и-Гассет и др. предлагают «экзистенциальный» вид историзма, фиксирующий уникальность события и проблематизи-рующий идею логики и закономерности в истории.
Постмодернизм понимает себя как радикальный историзм. М. Фуко, например, предложил схему «общей истории», основанной на базовых дискурсивных практиках, программирующих действия людей в прошлом и в настоящем. Ф. Анкерсмит считает, что постмодернизм и историзм схожи в том, что отрицают метанарративы; множат исторические интерпретации, осуществляют фрагментаризацию (индивидуализацию) изображаемого и отрицают единство прошлого. Различие состоит в понимании субъекта и объекта исторического познания. В историзме субъект познания возвышается над прошлым и выключен из настоящего, он трансисторичен. Объектом познания в историзме становится любой физический предмет, находящийся вне человека и служащий объективизации прошлого, понимаемого как линейный процесс. Историзм поэтому представляет прошлое отдельно от него самого. Постмодернизм - в единстве прошлого и настоящего, так как субъект исторического познания находится здесь внутри прошлого и понимает его как часть нашей идентичности. Это достигается выбором объекта исторического познания. Объектом являются образования, обладающие способностями одновременно быть внутри и вне человека, их можно обнаружить в истории ментальностей, в микроистории. Теоретики нового постмодернистского историзма, например, М. Левинсон, Д. Пиз, X. Даброу и Р. Страйер и др. считают, что он имеет целью сконцентрировать исследование истории на фактографии, где факты должны излагаться в нарративе и их конфигурация определяется воображением историка. Новый историзм считает необходимым интеграцию истории и литературы, так как полагает, что литературные тексты активно участвуют в конструировании культурно-исторических систем, а не являются их продуктами.
ЛИТЕРАТУРА
Дильтей В. Введение в науки о духе. М., 2000; Риккерт Г. Философия истории. СПб., 1908; Кареев Н.И. Историка (Теория исторического знания). Пг., 1916; Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994; Коллингвуд Р.Д. Идея истории. Автобиография. М., 1980; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Тойнби А. Постижение истории. М., 1991; Поппер К. Нищета исто-рицизма. М., 1993; Хайек Ф. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблении разумом. М., 2003; Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. М., 1987; Арон Р. Избранное. Введение в философию истории. М., 2000; Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе 19 века. Екатеринбург, 2002; Данто А. Аналитическая философия истории. М., 2002; Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии. М., 2003; Рикёр П. Время и рассказ. М.; СПб., 1998; Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М., 2003; Колосов Н.Е. Как думают историки. М., 2001; Лооне Э.Н. Современная философия истории. Таллин, 1980; Философия и методология истории. М., 1977; Философия истории. Антология. М., 1994; Aron R. La philosophie critique de l'histoire. P., 1964; Mandelbaum M. The Anatomy of Historical Knowledge. Baltimore, 1977; Carr E.H. What Is History. L., 1986; Dray W. Philosophy of History. Englewood Cliffs, 1993.