CC BY
4
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024.
№ 77. С. 152-159.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2024. 77. pp. 152-159.
Научная статья УДК 141.319.8 doi: 10.17223/1998863Х/77/13
ОБРАЗЫ ЖЕЛАЮЩЕГО ПРОИЗВОДСТВА В НАУЧНОМ
ПОЗНАНИИ
Алексей Владимирович Волков
Петрозаводский государственный университет, Петрозаводск, Россия, alexvolkojf@bk.ru
Аннотация. Описываются эпистемологические аспекты концепции желания Делеза и Гваттари, представленной в произведении «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения». Обосновано, что шизоанатилическая концепция желания как «производство машин» находит отражение в исследованиях лабораторной науки. Раскрыт эпистемологический смысл образа желающей машины, состоящий в том, что познавать - значит испытывать возможности человекоразмерной формы быть вовлеченной в различные сцепления мира - психофизические, естественно-технические, социокультурные. На основе использования историко-научного материала делается вывод о релевантности понятия номадического субъекта для описания субъекта лабораторного познания. Ключевые слова: Ж. Делез и Ф. Гваттари, Анти-Эдип, желание, машина, наука, лаборатория
Для цитирования: Волков А.В. Образы желающего производства в научном познании // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024. № 77. С. 152-159. doi: 10.17223/1998863Х/77/13
Original article
IMAGES OF DESIRING-PRODUCTION IN SCIENTIFIC COGNITION
Alexey V. Volkov
Petrozavodsk State University, Petrozavodsk, Russia, alexvolkoff@bk.ru
Abstract. The aim of this article is to explicate the epistemological aspects of Deleuze and Guattari's conception of desire presented in Anti-Oedipus. Capitalism and Schizophrenia. I show that the schizoanalytic concept of desire as a "production of machines" is reflected in studies on a laboratory science. The epistemological meaning of the image of the "desiring-machine" is revealed, which is that to cognize means to experience the possibilities of the man-dimension to be involved in the various entanglements of the world - psychophysical, natural-technical, sociocultural. Through the use of historical and scientific material, I show that the concept of the nomadic subject is relevant to the description of a laboratory cognitive subject. I note that, on the one hand, the scientist is aware of himself as a researcher through territorialization, i.e. attribution of himself to tradition. On the other hand, the scientific cognition must also be treated as deterritorialization, i.e. the desire of consciousness to retreat themselves into a space in which it was possible to be outside of itself - outside of existing tradition. Thus, for the subject of cognition, it is immutable not only the requirement that "The 'I think' must be able to accompany all my representations" (Kant), but also the need to leave the sphere of the conscious as already thought out, held in the area of "the unconscious as passive syntheses of desire" (Deleuze and Guattari). I also demonstrate that in laboratory life the scientist is immersed in free syntheses of desire with non-linear, multivalued connections and inclusive disjunctions. However, in the narrations of historians and philosophers, as well as in scientific articles and reports, all this heterogeneous plurality and ambiguity is reduced. Scientific articles, reports, interviews are written, on the contrary,
© А.В. Волков, 2024
using linear, unambiguous connections and exclusive disjunctions, that is, in accordance with the Oedipal code. This circumstance points to a certain "Oedipalization of knowledge", analogous to the "Oedipalization of desire" that Deleuze and Guattari identified in relation to Freudian psychoanalysis.
Keywords: Deleuze and Guattari, Anti-Oedipus, desire, machine, science, laboratory
For citation: Volkov, A.V. (2024) Images of desiring-production in scientific cognition. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya -Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology andPolitical Science. 77. pp. 152159. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/77/13
Знаменитый французский философ Мишель Фуко как-то заметил, что, возможно, когда-нибудь XX в. назовут веком Ж. Делеза. Одним из оснований для данного суждения послужило, по-видимому, произведение «Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения», написанное Ж. Делезом совместно с психоаналитиком Ф. Гваттари. По словам Фуко, успех этой работы был не ограничен частной аудиторией: быть Анти-Эдипом стало определенным стилем жизни, способом мысли и существования [1. С. 8]. Вместе с тем следует заметить, что определенная эпатажность изложения, свойственная авторам «Анти-Эдипа... », фрагментарность используемого ими языка и стиля порой затрудняют увидеть диапазон значений данного текста, а учитывая контекст его создания, майские события во Франции 1968 г. иногда и вовсе сводят до уровня политического манифеста.
В настоящей статье мы хотели бы привлечь внимание к философской концепции, которая была выстроена Делезом и Гваттари в работе «Анти-Эдип». Поначалу данная концепция, как и философия Делеза в целом, оказывалась предметом анализа в связи с феноменами эстетики и искусства [2, 3]. Впоследствии, однако, появились работы, проецирующие идеи Делеза и на другие сферы культуры, например на образование [4, 5] и науку [6, 7]. Мы продолжим эти исследовательские начинания и попробуем соотнести философию «Анти-Эдипа» с феноменом научного познания и в частности эксплицировать эпистемологические аспекты концепции желания Делеза и Гваттари.
Итак, коль скоро в центре философии «Анти-Эдипа» стоит понятие желания, то было бы резонно сначала прояснить смысл данного понятия, а затем перейти к его эпистемологическим аспектам. Свое представление о желании Делез и Гваттари формируют в полемике с З. Фрейдом. Связывая желание с сексуальными потребностями индивида, фрейдисты рассматривают его прежде всего в рамках семьи. То, с чем имеет дело желание, - это лица (мать, отец, ребенок), а также их субстанции (молоко, экскременты и т.п.) и органы (грудь, пенис). При этом желание трактуется с точки зрения нехватки и приобретения. Например, как энергия, направленная на восполнение изначально существующей, но утраченной целостности - единства с матерью. Или как зависть к пенису, желание его иметь (у девочек), как инцестуозные влечения и страх кастрации (у обоих полов). Как в первом, так и во втором случае фаллос символизирует некое трансцендентное единство.
Разъясняя свою позицию, Делез и Гваттари соглашаются с тем, что З. Фрейд открыл мир желания, однако, обращают внимание на то, что австрийский психоаналитик всегда испытывал трудности в том, чтобы свести воедино Эдипа (инцестуозные влечения) и детскую сексуальность, поскольку последняя отсылала к биологической реальности развития, а Эдип - к психи-
ческой реальности фантазма. В итоге эдипова триангуляция, считают Делез и Гваттари, была не столько открыта в анализе психики, сколько заимствована из арсенала классической культуры (греческого театра) и наброшена на мир желания, после чего он и стал классическим порядком греческого театра [1. С. 89-90].
Таким образом, ставя целью выработать собственную концепцию желания, Делез и Гваттари идут по пути дезэдипизации желания. «Очевидно, пишут философы, что присутствие родителей постоянно, что ребенок без них -ничто. Но не в этом вопрос. Вопрос в том, действительно ли все, чего он касается, переживается в качестве представителя родителей» [1. С. 78]. То чего не понял психоанализ, считают Делез и Гваттари, это то, что с самого рождения колыбель, грудь, соски, экскременты - это частичные объекты - детали, а само желание есть активность по сборке из этих деталей различных соединений, стыковок, или, как говорят французские авторы, «машин». Для иллюстрации желания как производства машин авторы «Анти-Эдипа» чаще всего прибегают к клиническим случаям, рассматривая последние как исковерканное проявление нормальной, здоровой жизни. Так, ссылаясь на Б. Беттель-хейма, они вспоминают ребенка, который «живет, ест, испражняется лишь при том условии, что подключается к машинам, снабженным моторами, нитями, лампами, карбюраторами, спиралями, штурвалами..» [1. С. 64]. Патологическая сущность данного примера очевидна, но она же, по мнению французских философов, указывает и на изначальную природу желания, состоящую в производительной силе, активности, которая по каким-то причинам не получила развития. Эта производительная сила заявляет о себе в художнике, поэте, провидце, по мнению Делеза и Гваттари. Несмотря на то что в этом ряду нет ученого, попробуем, однако, взглянуть на концепцию желания как на производство с эпистемологической стороны.
На наш взгляд, некоторые современные исследования лабораторной науки обнаруживают параллели между созданием, применением научных приборов и концепцией желания французских философов. Возьмем для примера предпринятую П. Галисоном реконструкцию появления облачной камеры [8. Р. 73-143]. Как мы видим, согласно авторам «Анти-Эдипа», желание -это страсть порождать фрагментарно-разнородные сцепления (машины), и облачная камера является таковой, причем не в смысле просто технического инструмента, а в качестве той гетерогенной множественности, которая и выступает продуктом желания. В самом деле, как известно, Вильсон конструировал камеру с целью так называемого миметического экспериментирования -воспроизведения в лабораторных условиях естественных, природных явлений, в частности облаков, туманов. В этом отношении прототипом для облачной камеры послужил аппарат старшего современника Вильсона метеоролога Дж. Эйткена. Однако в камере Вильсона использовался только фильтрованный, очищенный от пыли воздух. Данное обстоятельство есть свидетельство присоединения Вильсона уже к другой инструментальной традиции - традиции аналитического экспериментирования Дж. Томсона, целью которой было рассечение, разъятие природы и обнаружение действующих в ней, но непосредственно ненаблюдаемых агентов - ионов. Как явствует из этого примера, познание - это желание в смысле процесса соединения друг с другом разнородных элементов, и в случае Вильсона таковыми стали агенты,
отсылающие к разным инструментальным традициям: пыль, дождевые капли, облака, фильтрованный воздух, рентгеновские лучи, электромагнитные поля, ионы.
В связи со сказанным обращает на себя внимание и особенность самого субъекта лабораторного познания как субъекта желания. Через все произведение Делеза и Гваттари красной нитью проходит мысль о том, что желание -это не сцентрированный в точке Я опыт становления себе иным - опыт, который уходит корнями в детство. И действительно, как проницательно заметил по этому поводу В. Бибихин, ребенок не то чтобы не занят анализом того, кто субъект и где объект... ребенок вообще непонятно где, в субъекте или в объекте, он легко может вжиться и в другого. Допустим, автобус - чужая, шумная и опасная вещь. Но это только для нас. Ребенок в отличие от нас сам может стать автобусом. С автобусом ему проще. автобус которым стал ты сам, весь вполне послушен» [9. С. 98-110]. На наш взгляд, желание как опыт, в котором человек претерпевает становление не-человеком и, наоборот, нечто не-человеческое очеловечивается, релевантно и взрослому возрасту. Так, историкам науки известен пример А. Эйнштейна, путь которого к специальной теории относительности, включал эпизод отождествления себя с лучом света. Или Н. Бор, размышляющий о поведении электрона в атоме. Как указывает Дж. Холтон, за скачкообразными переходами электрона от одного стационарного состояния к другому может стоять воспринятая Бором от Кьеркегора идея духовных решений, в которых непрерывность изменения (например, переход от размышления к действию, от одного образа мировосприятия к другому) должна разрушаться [10. С. 193-195]. Можно предположить, что деятельность ученого наследует и возобновляет детский опыт желания -опыт вселиться, вжиться в другое, внешнее. И здесь, на наш взгляд, важно обратить внимание на следующее обстоятельство: если желать значит размыкать пределы наличных форм, быть на переходе от одной формы тела к другой, т.е. находиться в динамике становления, тогда познание, фундированное в желании, требует номадического субъекта с гетерогенной идентичностью. Не случайно уже упоминаемый нами П. Галисон замечает, что для Вильсона, который был способен, используя камеру, показать, что ионы, порожденные рентгеновскими лучами, могут вызывать конденсацию, было важно также продемонстрировать, что и реальная атмосфера содержит такие же ионы [8. Р. 105-107]. В этой связи гетерогенная множественность желания требует от субъекта лабораторного познания (и Вильсон в этом отношении не единственный пример) осциллировать - оставаться в динамике перехода от лаборатории к природе и обратно. Итак, как мы видим, существенным для Делеза и Гваттари в понимании желания является его производительный характер. Желание, по словам французских философов, является «совокупностью пассивных синтезов, которые прорабытывают частичные объекты, потоки и тела..» [1. С. 49]. В этой связи желать - значит открываться воздействию этих потоков, пропускать их через себя, вырабатывая на уровне тела некие отражательные пороги - машины-органы. На наш взгляд, важно внимательнее присмотреться к природе синтезов желания. Сами синтезы, подчеркивают авторы «Анти-Эдипа», носят свободный характер, являя код бриколажа [1. С. 21]. Для последнего характерно комбинирование разнородных фрагментов и способность включения фрагментов во все новые фрагментарные образова-
ния. Как это ни странно, но и в научном познании, если взглянуть на него сквозь призму этнометодологии, просматриваются черты той логики брико-лажа, о которой пишут французские философы. Работа лабораторного исследователя, пишет К. Кнорр-Цетина, напоминает действия лудильщика [11. Р. 33-35]. Последний в отличие от инженера имеет дело с некими обрывками, обрезками - тем, что оказывается под рукой для производства некой работающей вещи. Так, например, замыслы и проекты в лаборатории часто приобретают соответствующую направленность просто потому, что, как объясняют исследователи, часть используемого ими оборудования осталась от прошлого проекта. А само оборудование, предназначенное для одних целей, может после некоторого преобразования быть использовано и для других целей. В этом смысле говорим ли мы об играющем ребенке, который, например, «использует свою ногу как весло» (Ж. Делез и Ф. Гваттари), или читаем об исследователе, который «приспособил измеритель давления для определения газоабсорбционной способности вещества» (К. Кнорр-Цетина), в обоих примерах мы сталкиваемся со свободными - ситуативно случайными и контекстуально изменчивыми - синтезами желания.
Тот факт, что желание являет собой совокупность свободных синтезов, заставляет обратить внимание на характер тех коннекций и дизъюнкций, которые выступают элементами и продуктами желания. Код желания, пишут Делез и Гваттари, больше походит на жаргон, а не на язык. Означающие цепочки здесь напоминают дефиле букв из разных алфавитов, каждая цепочка схватывает фрагменты других цепочек. Это целая система перевода стрелок и жеребьевок, которые формируют случайные частично зависимые явления, близкие цепи Маркова [1. С. 66]. Такими нелинейными коннекциями, производными от так называемых переводов, полна жизнь и лабораторного ученого. Как отмечает Кнорр-Цетина, исследовательский процесс в лаборатории пронизан постоянными выборами и решениями. При этом вопрос о критериях принимаемых решений часто становится вопросом перевода одних проблем в другие. Поясняя то, о чем идет речь, Кнорр-Цетина приводит следующий пример. В изучаемой ею лаборатории перед учеными встала проблема выбора инструмента для очистки белковых образцов от агентов химического осаждения. Данная проблема была переведена в другую проблему - проблему потребления энергии, и в итоге выбор был сделан в пользу специального фильтра как энергоэффективного инструмента. Однако, как замечает Кнорр-Цетина, нельзя сказать, что данный критерий и перевод исключали другие возможные критерии и переводы. И действительно, когда выяснилось, что фильтр не работает, то ученые сделали выбор в пользу центрифуги, переведя критерий энергоэффективности в критерий практической пригодности [11. Р. 40].
Далее, говоря о желании как совокупности свободных синтезов, Делез и Гваттари постоянно обращают внимание на логику включающих дизъюнкций, управляющую этими синтезами. Включающая дизъюнкция - это «дизъюнкция, которая остается дизъюнктивной и которая тем не менее утверждает термины дизъюнкции посредством их удаления друг от друга, не ограничивая один термин другим и не исключая один из другого...» [1. С. 125]. На наш взгляд, понятие включающей дизъюнкции достаточно удачно схватывает специфику взаимодействия субъекта и объекта лабораторной науки, о чем,
например, свидетельствует взаимодействие экспериментального оборудования и объекта познания. Воспользуемся примером Э. Пиккеринга о пузырьковой камере и называемых «странных частицах», открытых в экспериментах с космическими лучами. В первом приближении пузырьковая камера и частица - это две разные, отдельно друг от друга существующие сущности. Прибор - это нечто искусственное, а частица - естественное, природное. В то же время воздействие прибора на частицы является, выражаясь языком Делеза, детерриторизирующим, ибо, с одной стороны, странные частицы содержатся в космических лучах, но в процессе познания принадлежат способу, режиму работы прибора: они есть пузырьки в кипящей жидкости, содержащейся в камере. С другой стороны, сам прибор для того, чтобы стать местом появления странных частиц, детерриторизируется: сначала это была камера, взаимодействующая с приходящими из космоса лучами, затем камера, установленная в лаборатории на ускорителе, генерирующем лучи [12. Р. 559-589].
В завершении нашего разговора обратим внимание на еще одну, на наш взгляд, очень важную особенность, роднящую концепцию авторов «Анти-Эдипа» и современных исследователей лабораторной науки. Полемизируя с Фрейдом относительно природы желания, Делез и Гваттари полагают, что вывод о его эдиповом характере был получен с помощью некоего паралогизма. Так, Фрейд говорит, что закон запрещает только то, что люди были бы способны сделать под давлением некоторых своих инстинктов; так, из запрета законом инцеста мы должны заключить, что существует естественный инстинкт, который подталкивает нас к инцесту. Эту аргументацию Делез и Гва-тари и называют «паралогизмом смещения». По их мнению, бывает так, что «закон запрещает нечто абсолютно фиктивное в порядке желания или инстинктов, чтобы убедить своих субъектов в том, что у них было намерение, соответствующее этой фикции» [1. С. 183-184]. Так вот, Эдип - это и есть, согласно французским философам, поддельный образ вытесненного, а само вытесненное - это желание как активность по производству машин с их нелинейными, многозначными коннекциями и включающими дизъюнкциями, не вписывающимися в семейную триангуляцию.
Если теперь обратиться к представителям этнометодологии, то окажется, что и у лабораторной науки есть свой аналог Эдипа как поддельного образа. Как видим, в своей лабораторной жизни ученый и на уровне действий, и на уровне высказываний с самого начала находится в нелинейных, многозначных коннекциях и включающих дизъюнкциях, однако в повествованиях историков и философов, а также и научных статьях, докладах, интервью самих ученых вся эта гетерогенная множественность редуцирована [11. Р. 37-38; 13. Р. 159]. Научные статьи, доклады, интервью написаны, наоборот, с использованием линейных, однозначных коннекций и исключающих дизъюнкций, т.е. в соответствии с эдиповым кодом. При эдиповом коде знаки, по мнению французских философов, регулируются так называемым господствующим означающим. В данном случае это означает, что в центре повествования оказывается беспристрастно-интеллектуальное отношение ученый-природа, а сама деятельность ученого и ее продукт объясняются соответствием специфики научного метода объективным свойствам природы.
Подведем итоги. Выше нами были представлены некоторые, на наш взгляд, ключевые эпистемологические аспекты концепции желания французских философов. Как мы постарались показать, задействованные в этой концепции образы желающего производства имеют определенные параллели в исследованиях лабораторной науки. На протяжении всей книги Делез и Гват-тари не устают повторять, что знаком желания выступает не закон, а потенция. Желание не является потребностью в чем-то запрещенном, в чем-то, чего не хватает и что, будучи вытесненным, возвращается потом в виде фантазмов. Желание - это энергия, ток недифференцированной, нестратифи-цированной материи, принимающей различные формы, но не коснеющей в них, а тянущейся к переоформлению. Желание течет, и в нем всегда что-то выходит навстречу друг другу, проникает друг в друга, прорабатывает друг друга. И в этом, по-видимому, один из главных эпистемологических смыслов, заключенных в образе желающей машины: познавать - значит испытывать возможности субъективности - возможности человекоразмерной формы быть вовлеченной в различные сцепления мира - психофизические, естественно-технические, социокультурные. Верно, что для субъекта познания является непреложным требование И. Канта о том, что «я мыслю должно сопровождать все мои представления». Вместе с тем, основываясь на концепции Делеза и Гваттари, было бы справедливым заметить, что субъект познания должен и выходить из сферы осознаваемого как уже продуманного, состоявшегося бытия в область пассивных синтезов желания или бессознательного как еще не знающего себя разума. С одной стороны, именно через воспроизводящееся отнесение себя к традиции (через территоризацию, сказали бы французские авторы) ученый сознает себя как исследователя и исследуемый им мир. С другой стороны, в опыте познания заявляет о себе и детер-риторизация - стремление сознания отступить в такое пространство, в котором можно было быть вне-себя - себя обусловленного существующей традицией. Как нам кажется, именно об этом опыте детерриторизирующего себя сознания и говорят Делез и Гваттари, называя его опытом «сиротского бессознательного» - бессознательного не в психоаналитической (фрейдистской), а трансцендентальной трактовке.
Список источников
1. Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / пер. с фр. Д. Кралечки-на. Екатеринбург : У-Фактория, 2007. 672 с.
2. ДиановаВ.М. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб. : Петрополис, 1999. 240 с.
3. МаньковскаяН.Б. Эстетика постмодернизма. СПб. : Алетейя, 2000. 347 с.
4. Semetsky I. Deleuze, Education and Becoming. Rotterdam : Sense Publishers, 2006. 142 p.
5. Deleuze and Education / eds. I. Semetsky, D. Masny. Edinburgh : Edinburgh University Press, 2013. 273 p.
6. Маркова Л.А. Философия из хаоса. Ж. Делез и постмодернизм в философии, науке, религии. М. : Канон +, 2004. 384 с.
7. Deleuze and Science / ed. J. Marks. Edinburgh : Edinburgh University Press, 2006. 192 p.
8. Galison P. Image and Logik: A Material Culture of Microphysics. Chicago : University of Chicago Press, 1997. 956 p.
9. Бибихин В.В. Узнай себя. СПб. : Наука, 1998. 577 с.
10. Холтон Дж. Тематический анализ науки / пер. с англ. А.Л. Великович, В.С. Кирсанов, А.Е. Левин. М. : Прогресс, 1981. 382 с.
11. Knorr-Cetina K. The manufacture of Knowledge: an essay on the constructivist and contextual nature of science. New York : Pergamon Press, 1981. 200 p.
12. Pickering A. The Mangle of Practice: Agency and Emergence in the Sociology of Science // American Journal of Sociology. 1993. Vol. 99 (3). P. 559-589.
13. Lynch M. Art and Artifact in Laboratory Science. A Study of Shop Work and Shop Talk in a Research Laboratory. London : Routledge & Kegan Paul, 1985. 180 p.
References
1. Deleuze, G. & Guattari, F. (2007) Anti-Edip: Kapitalizm i shizofreniya [Anti-Oedipus: Capitalism and Schizophrenia]. Translated from French by D. Kralechkin. Ekaterinburg: U-Faktoriya.
2. Dianova, V.M. (1999) Postmodernistskaya filosofiya iskusstva: istoki i sovremennost' [Postmodern Philosophy of Art: Origins and Modernity]. St. Petersburg: Petropolis.
3. Mankovskaya, N.B. (2000) Estetika postmodernizma [The Aesthetics of Postmodernism]. St. Petersburg: Aleteyya.
4. Semetsky, I. (2006) Deleuze, Education and Becoming. Rotterdam: Sense Publishers.
5. Semetsky, I. & Masny, D. (eds) (2013) Deleuze and Education. Edinburgh: Edinburgh University Press.
6. Markova, L.A. (2008) Filosofiya iz khaosa. Zh. Delez i postmodernizm v filosofii, nauke, religii [Philosophy from Chaos. G. Deleuze and Postmodernism in Philosophy, Science, Religion]. Moscow: Kanon +.
7. Marks, J. (2006) (ed.) Deleuze and Science. Edinburgh: Edinburgh University Press.
8. Galison, P. (1997) Image andLogik: A Material Culture of Microphysics. Chicago: University of Chicago Press.
9. Bibikhin, V.V. (1998) Uznay sebya [Know thyself]. St. Petersburg: Nauka.
10. Holton, G. (1981) Tematicheskiy analiz nauki [Thematic Analysis of Science]. Translated from English by A.L. Velikovich, V.S. Kirsanov, A.E. Levin. Moscow: Progress.
11. Knorr-Cetina, K. (1981) The Manufacture of Knowledge: An essay on the Constructivist and Contextual Nature of Science. New York: Pergamon Press.
12. Pickering, A. (1993) The Mangle of Practice: Agency and Emergence in the Sociology of Science. American Journal of Sociology. 99(3). pp. 559-589.
13. Lynch, M. (1985) Art and Artifact in Laboratory Science. A Study of Shop Work and Shop Talk in a Research Laboratory. London: Routledge & Kegan Paul.
Сведения об авторе:
Волков А.В. - доктор философских наук, доцент, заведующий кафедрой философии и культурологии Петрозаводского государственного университета (Петрозаводск, Россия). E-mail: alexvolkoff@bk.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Information about the author:
Volkov A.V. - Dr. Sci. (Philosophy), docent, head of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Petrozavodsk State University (Petrozavodsk, Russian Federation). E-mail: alexvolkoff@bk.ru
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 08.03.2023; одобрена после рецензирования 17.01.2024; принята к публикации 04.03.2024
The article was submitted 08.03.2023; approved after reviewing 17.01.2024; accepted for publication 04.03.2024
