Сбалансированные действия руководителей высшего и среднего звеньев управления позволяют разрешить конфликтные ситуации. В случае отсутствия этих действий в организациях, где руководители отвечают за процесс производства, особенно в условиях кризисных состояний организаций, возникают значительные сложности при управлении персоналом, что в конечном итоге ведёт к возникновению внутри-личностных конфликтов, которые могут перерасти в другие виды конфликтов.
Особое внимание следует уделить управлению поведением персонала в организации. Данное направление представляет совокупность мер по образованию принципов, норм поведения людей в организации, которые позволяют достичь поставленных целей и задач в определённые сроки с минимальными затратами. Правила и нормы поведения задаются занимаемой должностью сотрудника. Организация в соответствии со своими целями и задачами, стратегией и тактикой развития, особенностью деятельности осуществляет набор специалистов на определённые должности для выполнения конкретных функций и получения необходимых результатов. Сотрудник в соответствии со своими навыками вступает в договорные отношения с организаци-
ей, стремясь сыграть в ней определённую роль, выполнить поставленные задачи и получить денежное вознаграждение.
Таким образом, применение на практике вышеуказанных способов устранения конфликтных ситуаций в организации позволяет усовершенствовать процесс взаимовыгодного сотрудничества организации и сотрудника при выполнении поставленных целей и задач.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Громова О. Н. Конфликтология: курс лекций. - Москва : ЭКМОС, 2000. - 320 с.
2. Обозов Н. Н., Щекин Г.В. Психология работы с людьми. - Киев : МАУП, 2004. - 228 с.
3. Уткин Э. А. Конфликтология: теория и практика. - Москва : ЭКМОС, 2000. - 272 с.
Козлова Людмила Сергеевна, магистрант УлГТУ третьего года обучения.
Поступила 29.10.2018 г.
УДК 821.161.1 "1991/2006" Т. В. КУДРЯКОВА
О ПРОСТРАНСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА ГЕННАДИЯ АЙГИ
Рассматриваются некоторые аспекты изучения организации художественного пространства в поэзии Геннадия Айги.
Ключевые слова: поэзия Г. Айги, художественное пространство, топология.
Геннадий Николаевич Айги (1934-2006) - известный больше за рубежом, чем в России, -русский и чувашский поэт, переводчик. Его поэтическое творчество практически с самого момента появления первых публикаций (70-е гг. XX века) привлекает внимание учёных-филологов по всему миру - от Франции до Японии. В современных исследованиях русскоязычной поэзии Айги особое значение приобретает поэтическое выражение пространства, которое рассматривается с самых разных позиций: с по-
© Кудрякова Т. В., 2018
зиции объединения сакрального, мифического с реальным, с позиции движения от предметного мира к объективной реальности бытия, метафизике вечной жизни и т. д.
По общему мнению пишущих о поэзии Айги (Г. А. Ермакова, А. Хузангай, А. В. Никитина, К. М. Корчагини др.), основным пространственным образом в поэзии Айги является архе-типический образ поля. Поле Айги представляет собой «национально обусловленную модель мира» (поэт был неразрывно связан с родной чувашской культурой): это священное место молитв, мировая ось и - в представлении древних чувашей - опора для столбов,
поддерживающих небесный свод, а также мир мужчины, место разгула стихий и совершения события, место прощания, разрыва с отчим домом, одиночества [5, с. 16; 11]. При этом поле Айги - это пространство снега, тумана, образы которых усложняются до символа [см.: 5, с. 16; 7].
А. В. Никитина, исследуя мифологические образы пространства в творчестве Айги, также упоминает о таких пространственных архетипах чувашской культуры, как лес (своеобразная модель Вселенной, сакральное место злых и добрых духов, одухотворённых деревьев) и дорога (символ страдания, одиночества, разлуки, смерти) [11]. При этом, по утверждению Р. Грюбеля, местные явления чувашского ландшафта - поля, леса, овраги - поэт переводит в общечеловеческие феномены [4,с. 46].
К. М. Корчагин уделяет внимание не только пространству (топографии) поля и лесов, но и рельефу, включающему холмы и овраги. В поэзии Айги рельеф, по К. М. Корчагину, есть своеобразная попытка разметить, «упорядочить» пространство. Исследователь вводит понятие границы (лес как граница поля, пространство за спиной «обозревателя» как своеобразная граница между наблюдаемым и ненаблюдаемым, смещение границ поля и поляны и т. д.), прочно связывает локус поля с локусами леса и деревни. С позиции лирического наблюдателя гладкий рельеф поля соотносится с гладким полем заснеженных «дырчатых» пространств. Наблюдающий субъект видит гладкость заснеженного пространства и помнит о его истинном рельефе -в этом, по мнению К. М. Корчагина, противоречивость топологического образа Айги [7].
Г. А. Ермакова выделяет особое архетипиче-ское метапространство поэзии Айги, состоящего из «горизонтального и вертикального пересекающихся пространств, часто находящихся в поле сна, через которое подан голос "оттуда", то есть зов прапамяти» [см.: 5,с. 7]. Исследователь указывает на диалектическое представление единства поэтического мира в бинарных оппозициях «верх - низ», «день - ночь», «свет -тень» и т. д. [см.: 5,с. 7].Причём те или иные поэтические образы Г. Айги повторяются - по принципу спирали - в одних и тех же временных и пространственных плоскостях, уточняясь и усложняясь [см.: 5,с. 24]. Об этом же пишет Е. Андреянова, характеризуя основную поэтическую пространственную модель Айги как циклическую: пространства переходят друг в друга поэтапно [3, с. 295].
И. Ракуза, О. В. Соколова, Е. Андреянова и др. отмечают непосредственное влияние супрематических идей К. С. Малевича на поэзию Айги, в частности на его художественное выражение пространства. Задача Малевича заключается в передаче беспредметной сущности бытия, «освобождённого ничто», задача Айги более конкретна - передать беспредметную сущность «вещей» или «природных пространств» [15, с. 56]. Анализируя лексику поэта, И. Ракуза соотносит повторение слов белый и чистый, характеризующих зачастую заснеженные пространства полей, с эстетикой белого цвета в супрематизме художника [см.: 15, с. 57].
...слава белому цвету - присутствию бога в его тайнике для сомнений слава бедной столице и светлому нищенству
века
снегам - рассекающим - сутью бесцветья бога - лицо
светлому - ангелу - страха цвета - лица - серебра
(«Заморская птица», 1962) [1,с. 35].
О. В. Соколова обозначает художественное движение Айги от предметного мира к беспредметному (в том числе и в выражении концепции пространства), в чём видит непосредственное влияние идей Малевича [16, с. 72]. Исследователь сопоставляет стихотворение «Утро: Малевич: Немчиновка» (1974) и - более раннее -«Казимир Малевич» (1962) и усматривает явную полемику поэта с собственной ранней эстетической концепцией:
время - распада кругов
и теперь уже что говорить
об основе другой - рукотворной... [2,с. 130]
В образе круга, с точки зрения О. В. Соколовой, проявляется целая супрематическая Вселенная, которая подвергается распаду, и следствием этого является модификация художественно-эстетической системы самого автора: синтаксическая дискретность, непоследовательность, выход на метатекст и др. Образы поля и круга как обозначение пространственных категорий являются, по мнению исследователя, символами восприятия поэтом авангардной и собственной творческой концепции, которая была охарактеризована им самим как «сущностный реализм» [см. 16, с. 74].
Е. Андреянова, анализируя поэтическое пространство Айги, вводит понятие про-странственности, под которым понимается «восприятие и выражение мира посредством различных типов пространств» [3, с. 290].
Исследователь ссылается на концепцию Малевича, согласно которой мир представляет собой единое всеобъемлющее пространство: «Что же возможно обнять, когда не существует ни линии, ни плоскости, ни объёма? Нет того, что возможно обмерить, и потому геометрия и число - условная видимость несуществующих фигур. Нет той точки, от которой возможно было бы провести линию, нельзя установить точку даже в воображении, ибо само воображение знает, что нет пустого места» [9, с. 285-286].Тем самым в поэзии Айги утверждается эстетика беспредметности и, как следствие, - отсутствие конкретности обозначаемого пространства.
Идею переходности и подвижности пространств в поэзии Айги, о которой уже было упомянуто ранее, Е. Андреянова также связывает с идеей Малевича о «...разложении, распылении собранного на отдельные элементы, стремлении вырваться от порабощения предметной тождественности изображения, идеализации и претворения к непосредственному творчеству» [8, с. 161].По Е. Андреяновой, пространство Ай-ги распадается на «подпространства», перемещающихся из одного в другое. Каждое пространство - часть целого, «абсолютного пространства» [см.: 3, с. 291].
Е. Андреянова даёт классификацию поэтических пространств Айги и выделяет три основные разновидности пространства. Первая разновидность - телесное пространство - часть огромного архаичного пространства, Хаоса, под которым подразумевается субъектное пространство эмоций, чувств, переживаний. Именно через телесное пространство осуществляется выход в другие пространства. Вторая разновидность - природное, или бытовое, пространство, являющееся переходным между субъектом и миром. Третье пространство - высшее, или вечное пространство Космоса, пространство Божественное и религиозное, способное распадаться до телесного и природно-бытового пространств [см.: 3, с. 291294]. Примером синтеза всех трёх пространств Е. Андреянова приводит стихотворение «Немного» (1975), где высшее пространство является через свеченье душевное: счастье - «Немного» блаженство - «Немного»: о шёпот: как ветер - от солнца: хлеба - немного... и света дневного... -и - малого шума людского как пищи - для Смерти готовой... -чтоб мирно её мы встречали как будто мы все и всегда у любого порога — в страдании братском... -о наша свобода!.. - свеченье душевное: простое:
«Немного» [см.: 2,с. 135].
Здесь можно наблюдать, как, будучи преемником философских идей С. Кьеркегора, Ф. Ницше, К. Леонтьева, М. Хайдеггера, Т. де Шардена, а также русского космизма и древних верований чувашей, поэт расширяет понятие человеческого «Я» до «космического» [см.: 5, с. 228], тем самым раздвигая границы субъективного пространства до Космоса.
О своеобразной переходности пространства Айги пишет И. И. Плеханова, которая наблюдает в его поэзии «. преображение внешнего пространства (физического) во внутреннее пространство стихотворения (метафизическое). <...>Плоскость страницы приобретает внутреннее измерение благодаря контрасту словесных масс и графике» [14, с. 63]. Понятие графического пространства нередко используется для характеристики поэзии Айги, поскольку существует определённое мнение о графическом оформлении его стихов как об особом пространстве -пространстве чистого листа (заснеженного поля), на котором, помимо слов, могут также располагаться графические рисунки (крест - «Поле старинное», квадрат - «Без названия» и т. п.), расширяя семиотический спектр знака [см.: 16, с. 71; 6,с. 77;12, с. 31 и др.].
А. Хузангай определяет каждое отдельное стихотворение Айги как «семантическое пространство с более или менее очерченными границами» [18, с. 50]. Исходный пункт дейксиса поэт зачастую определяет посредством слов «я» - «здесь» - «сейчас», причём Здесь-дейксис - это «топия родной земли», страны с её Огнём, «кровью-безумьем: из недр родовых!» [см.: 18, с. 51-52](«здесь» относится к трагедии исторического времени, в котором жил поэт).
Включение в поэтический текст конкретных примет того или иного места есть, по мнению А. Хузангая, своеобразный выход на «Сущее-в-себе», на субъективные ощущения, восприятия, при этом топосы поэтической местности Айги оказываются вне пространственных и временных координат. Ссылаясь на Платона, А. Хузангай делает попытки назвать их Ьурегоугашо81;оро8 - «над-небесные места», а саму местность Айги - «у-топией» [см.: 18, с. 51-52].
А. В. Никитина также заостряет внимание на противоположных топосах Г. Айги здесь и там. Здесь - это актуализация человеческого бытия в конкретном пространстве и бытия как такового в целом. Там - указание на «нечто далёкое, вне мира, вне физического присутствия», определение «мощи человеческого взора, захватывающего видимое и подчас невидимое пространство,
это перспективный, упорядочивающий взгляд» [10,с. 256-259]. Помимо этого, здесь и там -своеобразный маркер противоречивости культурного статуса поэта в России и за границей [13, с. 35].
Пространство Айги имеет не только визуальные (цветовые - в основном чёрный и белый) характеристики, но и аудиальные: пространство Айги - «пространство тишины».Здесь и мистическое «пение без слов», «места не-мысли», «пустые сцены», «долгие паузы» и «спокойствие гласных», и многочисленные авторские знаки препинания есть обозначение «прекращения» мысли и речи [17, с. 295].
Заключая, можно сказать, что пространство Айги - своеобразный «прорыв в метафизический ландшафт», «место без места», в котором незримое способно семантически проявляться в зримом через «мерцание», «вибрации» пространства или фигуры в пространстве [см.: 6, с. 77-78].
Перспективы изучения образа пространства в творчестве Геннадия Айги мы видим в детальном анализе его связей с эстетикой русской классической поэзии и фольклорной традицией, лирикой (в том числе философской) предшественников и современников поэта (В. Хлебников, В. Маяковский, Б. Пастернак, В. Соснора, Е. Мнацаканова и др.).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Айги Г. Н. Здесь: Избранные стихотворения. 1954-1988. - Москва: Современник, 1991. -28 с.
2. Айги Г. Н. Теперь всегда снега: стихи разных лет. 1955-1989. - Москва: Сов. писатель, 1992. - 320 с.
3. Андреянова Е. Влияние супрематических идей К. Малевича на поэтические концепции пространствав творчестве Г. Айги 1960-1980-х годов // Летняя школа по русской литературе. -2017. - Т. 13, №3. - С. 289-296.
4. Грюбель Р. Молчание о листопаде - новый псалом // Литературное обозрение. - 1998. -№5.-6. - С. 42-46.
5. Ермакова Г. А. Эстетические основы художественного мира Г. Н. Айги: автореф. дис... д-ра филол. наук: 10.01.02. - Чебоксары, 2004. -38 с.
6. Кириллов А. А. Радикальная «экология образа»: метафизический ландшафт в поэзии // Материалы межрегиональной научной конференции Х ежегодной научной сессии аспирантов и молодых учёных. В 4 т.- Вологда: Вологодский гос. ун-т, 2016. Т. 4. - С. 75-78.
7. Корчагин К. М. Пространство и субъект в поэзии Геннадия Айги // Russianliterature. - Amsterdam, 2016. - №79-80. - P. 111-124.
8. Малевич К. С. О новых системах в искусстве // Собр. соч.: В 5 т. - Москва, 1995. Т. 1. -С.153-184.
9. Малевич К. С. Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой // Собр. соч.: В 5 т. - Москва, 2000. Т. 3. - С. 69-326.
10. Никитина А. В.Геннадий Айги: ландшафты «здесь» и «там» // Никоновские чтения: Эл. сборник научных статей: В 2 т. / Под ред. М. С. Уколовой, А. В. Никитиной, А. Ю. Николаевой. - 2016. Т. 2.- С. 256-259.
11. Никитина А. В. Мифологические образы-пространства в творчестве Г. Айги // Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И. Я. Яковлева. - 2017. - №3-2 (95). - C. 107-115.
12. Новиков В. Поэзия 100 процентов // Литературное обозрение. - 1998. - №5-6. - С. 29-34.
13. Орагвелидзе Г. Эскизы на фоне поэзии Геннадия Айги // Литературное обозрение. -1998. - №5-6. - С. 35-40.
14. Плеханова И. И. Авангард поэтический. Конец ХХ - начало XXI веков : учеб. пособие / И. И. Плеханова. - Иркутск : Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2010. - 107 с.
15. Ракуза И. Лирический супрематизм Геннадия Айги // Литературное обозрение. - 1998. -№5-6. - С. 55-58.
16. Соколова О. В. «Беспредметная живопись» К. Малевича и «беспредметная поэзия» Г. Айги // Вестник Томского государственного университета. - 2008. - №1 (2). - С. 67-79.
17. Фещенко В. В., Коваль О. В. Сотворение знака: Очерки о лингвоэстетике и семиотике искусства. - Москва: Языки славянской культуры, 2014. - 640 с.
18. Хузангай А. У-топия Геннадия Айги // Литературное обозрение. - 1998. - №5-6. -С.50-52.
Кудрякова Татьяна Витальевна, аспирант, Ульяновский государственный технический университет. Научный руководитель - доктор филологический наук, профессор Дырдин Александр Александрович.
Поступила 26.11.2018 г.