Научная статья на тему 'О божественности христианства и превосходстве его над буддизмом и мохаммеданством'

О божественности христианства и превосходстве его над буддизмом и мохаммеданством Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
69
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О божественности христианства и превосходстве его над буддизмом и мохаммеданством»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

Е.П. Аквилонов

О божественности христианства и превосходстве его над буддизмом и мохаммеданством

Опубликовано:

Христианское чтение. 1903. № 2. С. 189-210.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

"ЧГЧГ*"—-4|yy|Hr""*"""'W|ir "■ "f'4'V

О божественности христіанства и о превосхоіствѣ его

НАДЪ БУДДИЗМОМЪ II МОХАММЕДАІІСТІЮМЪ *).

2. Происхожденіе Мохаммеда.—Впечатлѣнія дѣтства.—Путешествіе и женитьба.—Значеніе іудейства и христіанства для склада его религіозныхъ вѣрованій.—Вліяніе на нихъ же эпилепсіи „пророка“.—Первыя его неудачи въ распространеніи новой вѣры.—Нѣсколько замѣчаній о нравственныхъ качествахъ Мохаммеда сравнительно съ Буддой.

Г

IjiCJIT мы перенесемся отъ Будды за 1000 лѣтъ впередъ и но-fyp знакомится съ вліяніями, среди которыхъ росъ Мохаммедъ.

1 то окажется, что въ исторіи двухъ «пророковъ» есть много

I сходнаго. Подобно Буддѣ, Мохаммедъ происходилъ изъ стариннаго, знатнаго рода Коройшитовъ. Впрочемъ, родители его Аб()-Аллахъ и Амина были бѣдны, и мать, вскорѣ овдовѣвшая. не могла воспитать сына въ роскоши и богатствѣ, какъ ІІІакья—принца Сиддатха. Тѣмъ не менѣе, по крови онъ принадлежалъ къ первой аристократіи страны. Подобно тому, какъ основатель буддизма впослѣдствіи перемѣнилъ свое наименованіе Сиддатха па должностное имя «Будда», такъ и родившійся въ апрѣлѣ 571 г., въ Меккѣ, пророкъ носилъ, кажется, имя Котамъ, и только незадолго до или послѣ бѣгства въ Медину назвалъ себя Мохаммедомъ, т. е. «давно желаннымъ, досто-хвалыіымъ». Онъ самъ говорилъ о себѣ: «я Мохаммедъ; я Амадъ (параклитъ), Гашидъ (будитель мертвыхъ), Махій (истребитель), Хатимъ (печать), Акпбъ (послѣдній)». Вообще, онъ далъ себѣ шесть прозваній, изъ которыхъ, по его желанію, самымъ употребительнымъ сдѣлалось прозвище Мохаммеда ‘).

*) Продолженіе. См. январь.

') Sprenger. Das Leben und die Lehre des Mohammed. 3 Bde. 1861 — 1865. I, 155—162.

И ого рожденіе благочестивая легенда окружила чудесами, сіяніями, явленіями ангеловъ и предсказаніями. Аминѣ будто явился ангелъ п сказалъ: «ты носишь подъ сердцемъ господина и пророка своего народа». Дѣдъ новорожденнаго—Абд-алъ-Матталибъ взялъ его на руки, пошелъ съ нимъ въ Каабу и благодарилъ Бога за подарокъ. Затѣмъ архангелъ Гавріилъ разверзъ грудь младенца, вынулъ его сердце, омылъ и, выбросивъ кусокъ черной запекшейся крови, положилъ сердце обратно на мѣсто. Какъ легко видѣть, обрядъ этотъ означаетъ освобожденіе отъ грѣха. Также и исторія виолеемскаго избіенія младенцевъ опять находится въ сказаніяхъ о гоненіи, поднятомъ арабскими прозорливцами и іудеями. Если откинуть все легендарное, то окажется, что Мохаммедъ вмѣстѣ со своей матерью велъ тихую, бѣдную, незамѣтную для міра жизнь. На шестомъ году жизни онъ потерялъ мать, и тогда сироту-маль-чика взялъ къ себѣ его бѣдный дядя Абу-Талибъ. Между тѣмъ какъ принцъ Спддатха наслаждался роскошной жизнью вт. чувственныхъ удовольствіяхъ юности и сладострастныхъ оргіяхъ, Котимъ просиживалъ днями на голой скалѣ, или па-краю пустыни и стерегъ овецъ. Только одинъ разъ, на 12-мь году жизни, онъ ближе увидѣлъ свѣтъ, когда дядя повезъ его въ Боцру, на базарь. Болѣе точныхъ свѣдѣній о его юношеской жизни не имѣемъ. Вскорѣ, однако, судьба ему улыбнулась. Вт. протнволожность скромному Буддѣ, оставившему свое богатство ради бѣдности, Котамъ изъ бѣднаго сдѣлался богатымъ. Онъ сдѣлался довѣреннымъ лицомъ одной богатой вдовы Хаджиджи. бывшей уже дважды замужемъ. Практическая ловкость и коммерческій талантъ, хитрость и оборотливость настолько возвысили его въ глазахъ вдовы, что онъ сдѣлался предводителемъ ея каравановъ и объѣздилъ всю южную Аравію. Въ концѣ концовъ Ю-лѣтняя вдова предложила 25-лѣтнему юношѣ свою руку, и Котамъ сдѣлался обладателемъ большого богатства. Отецъ Хаджиджи былъ противъ этого брака; однако хитрая вдова сумѣла устранить это препятствіе. Опа напоила отца пьянымъ п получила разрѣшеніе па бракъ. Все нужное для свадьбы было заранѣе приготовлено, и. прежде чѣмъ старикъ протрезвился, Хаджиджа была уже женою Мохаммеда. Такимъ образомъ, подобно Буддѣ, послѣдній вкусилъ сладостей супружеской жизни; жена любила его и имѣла великое вліяніе на развитіе ислама. Мохаммедъ нашелъ въ пей падежную опору своей пророческой миссіи. Сначала у

него не было больше женъ, по впослѣдствіи, по смерти Хад-жиджи, пророкъ впалъ въ любострастіе. Отъ первой жены у него было шестеро дѣтей; всѣ они умерли, за исключеніемъ самой младшей — Фатимы, чрезъ которую родъ пророка продолжается и по-нынѣ. До сорока лѣтъ Котамъ велъ ялізпь торговца и семьянина, не помышляя о званіи пророка. Если теперь мы зададимъ себѣ вопросъ: что же заставило его сдѣлаться пророкомъ, то разгадку этого найдемъ, прежде всего, въ противорѣчіи между религіозными убѣжденіями Мохаммеда п соплеменнаго ему парода.

Подобно Буддѣ, впитавшему въ себя предварительно всѣ духовныя теченія своего времени, и Мохаммедъ усвоилъ себѣ основныя идеи монотеизма, благодаря частому соприкосновенію съ евреями и съ іудео-христіанами. Съ нѣкоторыми изъ послѣднихъ онъ находился въ тѣсныхъ дружескихъ сношеніяхъ. Самъ онъ сдѣлался «гаиифомъ», т. е. іудео-христіанипомъ, и отрекся отъ языческой религіи своихъ соотечественниковъ. Но главная причина коренилась, все-таки, въ немъ самомъ. Будда пришелъ къ разумѣнію своего призванія путемъ размышленій подъ деревомъ боди; Мохаммедъ сдѣлался пророкомъ вслѣдствіе болѣзни. Исторически несомнѣнно, что онъ былъ эпилептикъ. Еще въ молодыхъ лѣтахъ съ нимъ случались припадки; по особенно острое теченіе болѣзнь приняла въ его зрѣлые годы. Пророкъ падаль па землю, закрывалъ глаза, губы его покрывались пѣною и «самъ онъ ревѣлъ, какъ молодой верблюдъ». Съ этой истеричной, болѣе душевной, чѣмъ тѣлесной болѣзнью соединялось еще много другихъ симптомовъ, которые объясняютъ намъ характеръ исламскаго пророка. Такимъ больнымъ свойственна не только ненасытная жажда наслажденій, но и склонность ко лжи. Послѣдняя у истеричныхъ индивидовъ переходитъ сплошь и рядомъ въ привычку. Въ истеричномъ субъектѣ вырабатывается нѣчто въ родѣ, духа лжи; больной старается внушить всѣмъ окружающимъ ложное о себѣ представленіе. Къ этому присоединяются еще истерическіе сны, галлюцинаціи и видѣнія. Гаритъ-Ибнъ-Гишамъ спросилъ однажды пророка: «какимъ путемъ онъ получаетъ откровеніе»? Пророкъ отвѣтилъ: «иногда ко мнѣ является ангелъ йодъ видомъ человѣка и говоритъ со мною, порою—я не вижу никого, а только слышу звуки бубна или колокольчика: въ такомъ случаѣ становится мнѣ очень не по себѣ. Когда затѣмъ невидимый ангелъ меня покидаетъ, я воспринимаю все то, что онъ мнѣ внушилъ».

Религіозное броженіе у пророка началось но достиженіи послѣднимъ 40-лѣтняго возраста. Мохаммедъ сдѣлался крайне безпокойнымъ; ночью ему являлись привидѣнія, припадки усилились. Онъ началъ часто ходить на гору Хнра къ пустынножителю іудею-хрпстіаиину Саиду, и здѣсь, лѣтомъ 612 юда, пробилъ часъ рожденія ислама. Однажды во время припадка Махоммедъ увидѣлъ ангела '). который трижды повторилъ свое требованіе, чтобы онъ прочелъ принесенное съ неба откровеніе и сказалъ: «выскажись во имя Творца», т. о., выступи пророкомъ». Не зная навѣрное, былъ ли ото самообманъ, или, дѣйствительно, Самъ Богъ повелѣлъ призвать его, истеричный-Мохаммедъ былъ близокъ къ помѣшательству. «Не былъ ли ото сонъ? злая шутка со стороны нечистаго духа»? Долго считалъ онъ все ото дьявольскимъ навожденіемъ и помышлялъ, даже, о самоубійствѣ. Такимъ образомъ, и онъ. подобно Буддѣ, долженъ был ь пройти черезъ рядъ искушеній; оба боролись съ самими собою. Будда боролся съ эгоизмомъ и страхомъ, Мохаммедъ—съ болѣзненными иллюзіями. Бъ этой борьбѣ существенную поддержку оказала Мохаммеду его жена Хаджиджа и іудсо-христіанипъ Барака. Они успокоивали его и сдѣлались, такимъ образомъ, основателями, а вмѣстѣ и первыми приверженцами новой вѣры. Когда Мохаммедъ началъ вѣрить въ собственную иллюзію, что онъ призванъ возвѣстить монотеизмъ, то мало-по-малу успокоился. Чудныя видѣнія ангела участились, причемъ всѣ его наставленія пророку стали заканчиваться теперь неизмѣннымъ: «о. Мохаммедъ, воистину ты посланникъ Божій, а я—Гавріилъ». Если первое откровеніе было галлюцинаціей, то слѣдующія были жаждой его больной души. Бъ этотъ періодъ Мохаммедъ еще не выработалъ себѣ яснаго представленія о сцоемъ будущемъ ученііи Бъ то время, какъ Будда выступилъ передъ народомъ съ опредѣленной проповѣдью, Мохаммедъ все еще колебался, и только послѣ бѣгства въ Медину создалъ до извѣстной степени стройную систему ученія. Сначала Мохаммедъ и не думалъ создавать міровую религію; онъ имѣлъ въ виду только одну національную. Его колебанія объясняются очень просто его необразованностью, въ частности, неимѣніемъ богословскаго образованія и зависимостью отъ чужихъ мнѣній. Сначала онъ сдѣлалъ попытку примирить свои монотеистическіе взгляды съ религіозными взглядами своихъ

родственниковъ. На первый разъ онъ не рѣшался посягнуть на языческій культъ Каабы и самъ участвовалъ въ церемоніяхъ праздника пилигримовъ и, такимъ образомъ, санкціонировалъ фетишистское поклоненіе черному камню. Внослѣдстіи онъ оставилъ фетишизмъ и перешелъ на сторону іудео-христіанства, у котораго позаимствовалъ цѣлый рядъ обрядовъ и церемоній, молитвы и омо-ненія. названія и имена, а, главнымъ образомъ, «Кыблу», т. е. обычай ежедневнаго произношенія троекратной молитвы—съ лицомъ, обращеннымъ къ Іерусалимскому храму: впослѣдствіи, когда пророкъ совершенно прекратилъ свои сношенія съ іѵдео-хрнстіанамн, онъ всѣмъ правовѣрнымъ повелѣлъ обращаться къ Каабѣ,.

Всѣми отими уступками Мохаммедъ не достигъ, впрочемъ, ничего существеннаго; уже многіе и тогда считали его лжецомъ и лицемѣромъ. Правда, партія пророка въ первые мѣсяцы насчитывала до 100 человѣкъ, въ томъ числѣ—его ближайшихъ родственниковъ: Хаджиджу, Бараку. Абу-бекра, двоюроднаго брата

А.іи, сильнаго Омара, много рабовъ и другихъ низшаго званія людей; но коройшиты не переставали дурно относиться къ приверженцамъ новой религіи и часто убивали ихъ. Многіе изъ нихъ спасались бѣгствомъ въ Абиссинію, найдя защиту въ линѣ, тамошняго христіанскаго царя. — другіе умерли мученическою смертью. Самъ Мохаммедъ долженъ былъ перенести много обидъ н ѣдкихъ насмѣшекъ; корейшиты. во главѣ съ заклятыми врагами Мохаммеда, забрасывали его на улицѣ грязыо, считали его сумасшедшимъ и, даже, покушались на его жизнь. Этпхь-то враговъ своихъ Мохаммедъ и рѣшилъ во чтобы ни стало переманить на свою сторону. Сопротивленіе придало силы его убѣжденію и закалило его анергію. Первоначально его изреченія отличались силой, простотой и рпомической стройностью. теперь его фантазія начала дѣлаться все болію страстной н необузданной. Онъ грозилъ корейшитамъ божьими карами. каменнымъ дождемъ и страшнымъ судомъ. А такъ какъ ничего такого не наступало, то изобрѣтательный на подобіи,ія выдумки пророкъ, въ концѣ концовъ, сдѣлался предметомъ еще болѣе ѣдкихъ насмѣшекъ. Однажды, во время проповѣди, онъ разсказалъ своимъ слушателямъ, что совершилъ па крылатомъ скакунѣ Баракѣ воздушное путешествіе въ Іерусалимъ, а оттуда на седьмое небо, гдѣ его привѣтствовали патріархи и пророки, какъ излюбленнаго посланника Божія. Даже Самъ Богъ, но словамъ Мохаммеда, назвалъ ого перломъ и конечной

цѣлью созданія. Противники этотъ разсказъ встрѣтили смѣхомъ, приверженцы недоумѣніемъ, третьи отпали отъ него, пока пророкъ не объявилъ все это за сонь. Впрочемъ, впослѣдстіп онъ опять утверждалъ, что все это случилось съ нимъ на-яву. Такъ въ душѣ пророка, не желавшаго теперь отказаться отъ своего призванія, боролись самыя противоположныя чувства: чувство правоты и лукавства, истины и лжи. Какъ видно, исламъ, будучи болѣе близкимъ къ христіанству, чѣмъ буддизмъ съ его атеизмомъ и нигилизмомъ, въ то же время стоитъ гораздо ниже буддизма въ смыслѣ нравственной силы и чистоты волевыхъ движеній. Будда никогда не былъ такимъ наглымъ лжецомъ п лицемѣромъ, какимъ былъ Мохаммедъ. Все сказанное о религіозномъ развитіи Мохаммеда изображаетъ его. какъ еще ^опредѣлившагося и измѣнчиваго въ своихъ воззрѣніяхъ мечтателя. Но такое направленіе неминуемо должно было низринуть пророка въ бездну самыхъ ужасныхъ преступленій.

3. „Книга родства I. Христа“.—Его происхожденіе „отъ Духа Свята и Маріи Дѣвы“.—Безгрѣшность Богочеловѣка.—Его дѣтство и отрочество,— Крещеніе отъ Іоанна,—Искушеніе отъ діавола.—Значепіе этихъ событій.— Аналогичность священныхъ повѣствованій въ разсматриваемыхъ религіяхъ и соображенія въ пользу божественности христіанства.

«Книга родства Іисуса Христа, Сына Давидова. Сына Авраамова»—такъ начинаетъ Евангеліе св. апостолъ Матоей, и затѣмъ перечисляетъ главнѣйшихъ членовъ родословной Спасителя. Необыкновенная книга! Имѣющая цѣлью показать плотское родство между Христомъ п Его царственнымъ предкомъ и еще болѣе раннимъ, великимъ праотцомъ Авраамомъ, опа заключается словами: «Іаковъ родилъ Іосифа, мужа Маріи, отъ которой родился Іисусъ, называемый Христосъ». Каждому члену великой родословной указанъ свой родитель, и только одинъ Христосъ-Спаситель не имѣетъ такого: Ему дана только одна Мать. Потонувшій въ пучинѣ грѣха человѣческій родъ не могъ своими усиліями произвести на свѣтъ безгрѣшнаго и святого: отъ грѣшныхъ рождаются только грѣшники. Другими словами; какого необыкновеннаго человѣка, пусть онъ будетъ геніальный ученый, законодатель или правитель, пи произволъ бы человѣкъ, все-таки, въ немъ гнѣздился бы грѣхъ со всѣми горькими его плодами, а великій геній не только не могъ бы искупить міръ отъ грѣха, но самъ прежде другихъ нуждался бы въ искупителѣ. Сколько

разъ лучшіе люди въ до-хриетіаискомъ язычествѣ пытались выступать вт. качествѣ еамонскупителей—и какъ же горько раскаивались въ своемъ безуміи! Слова и стремленія ихъ были прекрасны, по разбивались о несокрушимую для человѣческихъ силъ твердыню грѣха и всякихъ пороковъ. Не даромъ, полный горестнаго отчаянія въ невозможности одними человѣческими средствами избавиться отъ царящаго въ мірѣ зла. великій Платонъ устремляется своимъ умственнымъ взоромъ въ неопредѣленную даль, когда придетъ желанный Спаситель.

Еще болію, чѣмъ въ языческомъ мірѣ, ото сознаніе безсилія рода человѣческаго спастись безъ вышней помощи проявлялось въ подзаконной церкви. Какъ нп великъ был ь своей вѣрой праотецъ Авраамъ, котораго Самъ Богъ называетъ Своимъ «другомъ»,—однако въ настоящемъ послѣдній быль безотраденъ п чаялъ утѣхи только отъ грядущаго Мессіи: «Авраамъ, отецъ вашъ, говоритъ Спаситель, радъ былъ видѣть день Мой. и видѣлъ и возрадовался». Какъ ни праведенъ быль въ своихъ житейскихъ путяхъ страдалецъ Іовъ, однако и его великая праведность исчезаетъ предъ грозными, нра о-гудіемъ Божіими., и онъ уиовающе смотритъ въ далекое будущее. когда «ІГрнспосущпый искупить его и исцѣлитъ его терпящую недуги, кожу».

Спаси, міру Христосъ долженъ были, произойти отъ Давидова «корня», по человѣчеству, но такъ каки. Ему надлежало избавить людей отъ грѣха и смерти, то Отцомъ Своими. Онъ долженъ былъ имѣть только Бога. Вотъ почему іудеи такъ тщательно сохраняли вышеупомянутую «книгу родства» Мессіи, таки, что въ разсужденіи этой книги не можетъ рождаться никакихъ основательныхъ сомнѣній. Что касается самаго главнаго. а именно, происхожденія Христа отъ Давида, то мы можемъ быть на счетъ этого совершенно спокойны, даже и въ томъ случаѣ, когда бы не располагали подробною родословною ни. Евангеліи. О Давидовомъ Сынѣ мы могли бы заключать изъ молчанія враговъ Іисуса, ннразу не дерзнувшихъ утверждать, что Онъ не можетъ быть Мессіей, такъ какъ не происходитъ отъ Давида, хотя Сами. Спаситель подавалъ близкій поводи. кн> тому (Мо. 22.42—45). Мы могли бы заключать о царственномъ происхожденіи Христа, далѣе, изъ находящихся въ Мо. У-27: 15, 22 исповѣданій, но которымъ плотское родство между Христомъ-Снасителемъ и Давидомъ оказывается всѣми, извѣстными. и всѣми признаннымъ фактомъ. Наконецъ, мы освѣдомлены

были бы насчетъ итого апостоломъ Павломъ (Рнм. 1. 3: 2 Тті. 2. 8), который располагать совершенно достовѣрными данными касательно того, что Іисусъ Назарянинъ и съ генеалогической стороны вполнѣ отвѣчалъ тѣмъ признакамъ, которые. по свидѣтельству н.-заиѣтныхъ писаній, должны были принадлежать Мессіи. Сколько священныхъ воспоминаній тѣснится въ нашей душѣ при чтеніи въ «книгѣ родства» именъ такихъ, напримѣръ, язычницъ и «грѣшницъ», какъ Руоь, Раавъ и Ѳамарь. состоящихъ въ числѣ прародительницъ нашего Господа! Но вотъ и другія думы, порождаемыя той же книгой. Не замѣчаете ли вы, съ какой поразительной симметріей изображается великая родословная у евангелиста Мат-оея? Трижды—«родове четырепадесяте»: четырнадцать родовъ отъ Авраама до Давида, четырнадцать отъ Давида до вавилонскаго плѣненія, четырнадцать отъ плѣненія до Христа. Что хочетъ сказать намъ евангелистъ такою, построенной по правиламъ строгой симметріи, трехчастпой родословной?

На основаніи извѣстныхъ, наблюдаемыхъ въ планетныхъ системахъ, явленій одинъ астрономъ указываетъ на опредѣленный и доселѣ считавшійся незанятымъ пунктъ въ небесномъ пространствѣ и говоритъ: здѣсь еще должна находиться новая планета. Другой астрономъ направляетъ болѣе сильный телескопъ на указанный пунктъ п—планета открыта! Такъ и въ міровой исторіи задолго впередъ могъ обозначиться извѣстный пунктъ, на которомъ слѣдовало ожидать или появленія какого либо необыкновеннаго лица, или какого-нибудь первостепенной важности событія. Такимъ пунктомъ было явленіе во плоти Христа. Когда, начиная отъ Авраама, прошло четырнадцать поколѣній, тогда наступила пора политическаго и религіознаго расцвѣта народа Божія при царѣ Давидѣ. По истеченіи, начиная съ Давида, четырпад атн поколѣній, настало великое народное бѣдствіе плѣненія. Слѣдовательно, но аналогіи, надо было ожидать того, что чрез ъ четырнадцать послѣнлѣниыхъ родов ъ Богъ посѣтить пли Своимъ гнѣвомъ пли милостью Своей. Произошло послѣднее. Итакъ, Спаситель пришелъ въ міръ.—такова мысль, положенная въ основѣ книги родства,—когда исполнилась кончина лѣта. Богъ изначала такъ расположил ъ времена, что опи должны были располагаться симметрически отъ одного періода до другого и, наконецъ, найти свое гармоническое завершеніе вт, рождествѣ Господа Іисуса.

Если теперь три части книги родства подвергнуть хроно-

логическому измѣренію, то нетрудно будетъ убѣдиться въ существованіи здѣсь своего рода ритма. Считая Авраама отстоящимъ отъ Христа па 2200 лѣтъ. Давида мы увидимъ тогда удаленнымъ отъ Него же на 1100 лѣтъ, какъ разъ посрединѣ между Авраамомъ и Христомъ; но, въ такомъ случаѣ, Вавилонскій плѣнъ окажется въ 5й0 году, ровно среди Давида и ого божественнаго Потомка. Богъ, Который, какъ Богъ природы. въ столь удивительной симметріи расположилъ разстоянія планетъ отъ солнца, какъ Богъ исторіи, въ строгой закономѣрности расположилъ такъ же разстоянія отдѣльныхъ историческихъ эпохъ отъ Христа, этого Солнца всемірной исторіи.

Возникновеніе всякой человѣческой жизни является глубокою тайной уже по своей физической, а еще болѣе по духовной, личной сторонѣ. Ибо положеніе, но которому человѣкъ представляетъ собою не что иное, какъ произведете своихъ родителей и, далѣе, всей окружающей обстановки, рѣшительно опровергается многократнымъ опытомъ, каждою сильно развитой и образованной личностью. Духовныя дарованія, отличающія талантливыхъ людей отъ посредственныхъ, не состоять въ роковой зависимости отъ закона такъ называемаго естественнаго подбора. Они встрѣчаются сравнительно очень рѣдко, обнаруживая изумительныя варіаціи въ своемъ развитіи, та кт. какъ на своей высочайшей точкѣ талантъ и еще болѣе геній во сто или, даже, въ тысячу кратъ возвышается надъ обыкновенной посредственностью.

Такимъ образомъ, всякій человѣкъ представляетъ собой своеобразную личность, такую индивидуальность, внутреннюю сущность которой невозможно произвести изъ свойствъ родителей или изъ особенностей окружающей обстановки, но которая объясняется исключительно творческою силою Божіей. Съ поразительной очевидностью это наблюдается у выдающихся дѣятелей, призванныхъ Высшею Волей къ проложенію новыхъ путей въ различныхъ областяхъ человѣческой жизни. На такихъ людей нельзя смотрѣть какъ только на произведенія извѣстнаго времени:—ибо какъ можетъ время дать своимъ великимъ сынамъ то. что внервые оно само должно получить отъ нихъ? Наоборотъ, онп уже однимъ своимъ существованіемъ являются вт. качествѣ живыхъ памятниковъ творческаго Божьяго дѣйствія, представляя собою въ собственномъ смыслѣ слова чудо. По, съ другой стороны, призванный къ проложенію новыхъ путей жизни не моп. бы сдѣлаться такимъ, какимъ онъ быть долженъ,

если бы на встрѣчу ому по устремлялось оамоо время, съ ого свободной воспріимчивостью и съ жаждой того, что именно этотъ чоловѣк'ь можетъ дать ому. Другими словами: когда въ міровой исторіи должно произойти что-либо новое и великое, тогда творческое Божіе дѣйствіе оказывается въ наибольшемъ соотвѣтствіи съ глубочайшими потребностями человѣческаго духа. Въ томъ-то и состоитъ царственная тайна Божьяго мі-ронравленія, чтобы отмѣтить часъ, въ который томительное ожиданіе и исполненная надеждъ воспріимчивость человѣчества достигаютъ такой степени духовной зрѣлости, на которой только и возможно нисхожденіе па землю высочайшей творческой силы. Этп часы суть подлинно великіе часы Божьяго посѣщенія въ исторіи, часы рожденія новыхъ и очень важныхъ историческихъ эпохъ.

Такъ и въ тотъ знаменательный часъ, въ который Спасъ міра долженъ былъ вступить въ этотъ міръ, воспріимчивость рода человѣческаго къ спасенію и потребность въ послѣднемъ заявляли себя, какъ никогда еще прежде. Съ особою силой жажда спасенія развилась среди сравнительно небольшихъ числомъ, но за то великихъ вѣрою «истинныхъ израильтянъ», къ числу которыхъ принадлежала также и обрученная старцу Іосифу Дѣва Марія. Нѣжная и вмѣстѣ разсудительная открытость ея чистой души къ воспріятію божественнаго воздѣйствія расцвѣла въ Ней роскошнымъ благоухающимъ цвѣтомъ. Вотъ почему дѣвственная Маріамъ представляетъ собой ту высочайшую ступень въ человѣческомъ родѣ, на которой явилось возможнымъ дѣйствіе творческой силы, чтобы проявиться въ завершительномъ моментѣ божественнаго откровенія и проявить въ условіяхъ человѣческаго существованія величайшаго изъ всѣхъ рожденныхъ женами. «По обрученіи Матери Его Маріи съ Іосифомъ», читаемъ у евангелиста Матѳея, «прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имѣетъ во чревѣ отъ Духа Святаго».

Здѣсь предъ нами совершенно иное, но сравненію съ вышеупомянутымъ содѣйствіемъ творческой Божіей силы при рожденіи знаменитыхъ геніевъ въ родѣ человѣческомъ. Тамъ проявляется только содѣйствіе Божіе, а здѣсь—исключительно только Божіе дѣйствіе, устраняющее всякое участіе мужского фактора. Въ силу этого, именно, обстоятельства никакое другое событіе изъ жизни Спасителя не подвергается большимъ нападкамъ со стороны отрицательной критики сравнительно съ

;>тою «главизной» Боговонлощонія. Но такъ какъ здѣсь приходится трактовать о предметѣ, требующемъ особенно деликатнаго къ себѣ отношенія, то неудивительно, что, наряду съ непримиримою рѣзкостью непосредственнаго отрицанія, па этотъ таинственный пунктъ священной исторіи изобильно пролились такъ же и цѣлыя рѣки всякой клеветы ц позора. И. однакоже, если поразмыслить о томъ, что Родившійся отъ Маріи долженъ пыль сдѣлаться Искупителемъ отъ грѣха и единымъ Посредникомъ божественной жизни для всего человѣчества, и потому не могь быть только относительно лучшимъ н менѣе грѣховнымъ. сравнительно съ другими людьми, но долженъ былъ явиться олицетвореніемъ совершенной чистоты и святости, то нельзя будетъ не согласиться съ тѣмъ, что и происхожденіе Его могло быть только такимъ, о которомъ повѣствуютъ евангелисты Матѳей и Лука. Здѣсь не довольно было одного только содѣйствія Божія, но требовалось Его е^нмодѣйствіе.

Сказанное будетъ яснѣе, если обратимъ вниманіе на то, что Господь Іисусъ долженъ былъ не только возстановить человѣческую природу въ ея первобытной чистотѣ, но долженъ быль явиться воплощеніемъ высочайшаго ея совершенства. какою она была только предуказана и предуготована въ Адамѣ; какъ «духъ животворящій», «послѣдній Адамъ» долженъ былъ открыть Собой, но человѣчеству, новую высочайшую ступень рода человѣческаго вмѣсто первой, только «душевной» (cp. I Кор. 15, 45—47). Такимъ образомъ, по истеченіи пятитысячелѣтней остановки въ творческой дѣятельности, опять настало время открытія послѣдней въ ея высочайшемъ совершенствѣ. Какъ же теперь въ иервотвореніи совершался переходъ отъ низшихъ ступеней къ высшимъ? Так'ь, что въ матеріалъ предшествовавшихъ низшихъ ступеней творенія творческимъ Божіимъ словомъ вливалась божественная жизнь, посредствомъ которой низшая форма бытія восходила къ высшей. По такому же закону происходитъ и отрытіе начинающейся въ Самомъ Спасителѣ высшей ступени человѣческаго развитія. Представляемое Дѣвой Маріей человѣчество даетъ матеріалъ, или образуетъ такую почву, изъ которой нронзростаетъ Началопо-ложннкъ и Носитель этого новаго развитія. Но для осуществленія послѣдняго должно произойти непосредственное нисхожденіе Божіей творческой силы на эту исторически данную почву. Другими словами: Іисусъ долженъ имѣть Мать изъ дще-

рой человѣческихъ, но родиться отъ Нея Онъ долженъ дѣйствіемъ творческаго Духа Божія.

Опасеніе, что, благодаря соучастію женскаго фактора, Родившійся не будетъ свободенъ отч. грѣховнаго прираженія, если не призвать на помощь римско-католическій догматъ о непорочномъ зачатіи.—это опасеніе совершенно не основательно, а только такимъ представляется. Ибо, что касается, прежде всего, самого момента зачатія, то Дѣва Марія выступаетъ въ немъ только воспріемлющей, безъ какого либо возбужденія своей природы, исполненная одного священнаго восторга: «се, раба Господня: буди мнѣ но глаголу твоему!» Такимъ образомъ, здѣсь не можетъ быть и рѣчи о нримѣшсніи какого либо грѣховнаго элемента. Послѣдующее непорочное развитіе, вмѣстѣ» съ возрастомъ, младенца Іисуса состояло въ томъ, что Онъ отстранялъ отъ Себя всякое грѣховное приражен-іе, въ то же время усвояя Себѣ только одно святое, божественное. Гдѣ же находится первоначало этого безгрѣшнаго развитія Младенца Іисуса? Не въ одномъ только рожденіи, но тамъ, гдѣ было сокрыто зерно этой безгрѣшной и святой жизни, то есть, еще въ моментѣ зачатія. Если же, тѣмъ не менѣе, впослѣдствіи народъ называлъ Господа сыномъ Іосифовымъ, то въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, ибо такое, какъ безсѣменное зачатіе, событіе. вѣроятно, оставалось нѣкоторое время достояніемъ только тѣснаго родственнаго круга. Если же, далѣе, апостолъ Павелъ въ своихъ посланіяхъ не выражается ясно о зачатіи Спасителя отъ Си. Духа, то послѣднее, тѣмъ не менѣе, является необходимымъ предположеніемъ какъ апостольскаго ученія объ искупленіи, такъ и проповѣди объ Іисусѣ, какъ о второмъ Адамѣ. Если, наконецъ, ан. Іоаннъ умалчиваетъ о томъ же предметѣ, то мы находимъ у него два главныхъ положенія: во-первыхъ, что «рожденное отъ плоти плоть есть, а рожденное отъ духа духъ есть», и, далѣе, что Іисусъ есть безгрѣшный Сынъ Божій, составляющій едино со Отцемъ. Вторымъ изъ этихъ положеній необходимо требуется сверхъестественное происхожденіе Господа Іисуса.

Обстоятельства рожденія Господа Іисуса Христа всѣмъ намъ настолько извѣстны, что здѣсь не требуется подробно разсказывать о нихъ. Нельзя себѣ представить праздникъ рождества Христова безъ ангеловъ, пастырей и яслей. Мы не имѣемъ никакихъ основаній въ настоящемъ случаѣ раздѣлять треножныя сомнѣнія тѣхъ, которыхъ міровозрѣніе не можетъ ми-

ріітБСЯ съ бытіемъ п съ явленіемъ ангеловъ. Что ангелы суще-ствѵютъ п могутъ являться на землѣ и воспѣвать славу въ вышнихъ Богу.—итого наука не можетъ ни доказать, ни опровергнуть. Но. во всякомъ случаѣ, она располагаетъ данными въ пользу того, что признаки, прилагаемые въ Си. Писаніи ангеламъ, не содержатъ въ себѣ ничего противорѣчиваго, и что. слѣдовательно. бытіе такихъ существъ, съ точки зрѣнія пауки, возможно; она можетъ, далѣе, указать на то. какъ уже сама но себѣ близка человѣку мысль, что твореніе, въ которомъ находятся безечисленпыя ступени, отъ высшей до низшей, не обрывается сразу на человѣкѣ, какъ па единственномъ представителѣ духовной жизни тварей, а продолжается въ незримомъ мірѣ духовъ, въ постепенномъ восхожденіи отъ низшихъ къ высшимъ, включительно до такихъ высочайшихъ существъ, которыя ближе всѣхъ стоять къ Богу. Особенно же важно для вѣрующихъ то, что бытіе ангеловъ составляетъ важнѣйшую часть ученія Самого Господа, Который говоритъ о нихъ не приточно только, но въ самомъ толкованіи притчей (Мо. ПГ 39). или въ нравственныхъ увѣщаніяхъ (Мо. 18. 10). слѣдовательно, въ чисто предметномъ порядкѣ. Что же касается ангельскаго благовѣстія не знатнымъ и ученымъ, а простымъ пастырямъ, то будемъ ли дивиться столь необыкновенному, съ житейской точки зрѣнія, направленію послѣдняго, когда сообразимъ, что и первыми слушателями Христова евангелія были не высшихъ ранговъ люди, а бѣдные рыбари? Чистый свѣтъ истины отражается вѣдь только въ младенчески-чистыхъ душахъ.

Восьми дней отъ рожденія Младенецъ Іисусъ былъ обрѣзанъ, сорокадневнымъ—былъ принесенъ въ храмъ,—«сталь подъ закономъ, да подзаконныя искупитъ». Достигнувъ тридцатилѣт-ияго возраста, Онъ крестился отъ Іоанна. Послѣдній, увидѣвъ грядущаго ко крещенію Іисуса, вначалѣ недоумѣвать: какъ ОНЪ. рабъ, будетъ крестить своего Господа? Это первоначальное «возбранепіе» Предтечи—крестить Избавителя отнюдь не указываетъ на предварительное соглашеніе ихъ между собой. Происходящее нерѣдко, хотя и не въ такой напряженной степени, на почвѣ естественной душевной жизни явленіе, когда два человѣка, двѣ души при первой встрѣчѣ непосредственно уже понимаютъ одна другую, здѣсь происходить особенно живо, благодаря исключительнымъ обстоятельствамъ атой встрѣчи. Какъ только Іоаннъ, вѣдавшій о близкомъ пришествіи Боль-

ніаго, увидѣлъ Іисуса, тотчасъ же подумалъ: ото Тотъ, предтечей Котораго являюсь я; а, вмѣстѣ съ тѣмъ, у Крестителя созрѣло н рѣшеніе: въ такомъ случаѣ я не могу крестить Его, но самъ долженъ креститься отъ Него. Однако Іисусъ отвѣтилъ ому: «оставь теперь, ибо такъ надлежитъ намъ исполнить всякую правду». Тогда Іоаннъ допускаетъ и креститъ Его. Когда Іисусъ выходилъ изъ воды, разверзлись небеса, и Духъ Божій въ видѣ голубя сошелъ на Него, п гласъ былъ съ неба: «С'ей есть Сынъ Мои возлюбленный, о Немъ .же б.таговолихъ».

Какъ безгрѣшный. Господь не требовалъ крещенія, а крестился для того, «чтобы явиться Израилю», и чтобы Іоаннъ съ достовѣрностью «узналъ» вземлющаго грѣхъ міра, Агнца Божія. «И я видѣлъ», свидѣтельствуетъ Іоаннъ, «іі засвидѣтельствовалъ, что Сей есть Сыпь Божій». Среди тысячъ кающихся грѣшниковъ, пришедшихъ на брега Іорданскіе, среди гордыхъ своей мнимой праведностью фарисеевъ и напыщенныхъ всеотрицаю-щимъ раціонализмомъ саддукеевъ, среди неправедныхъ мытарей и воиновъ, полагавшихъ право въ силѣ меча, въ толпѣ отверженныхъ сыновъ вѣка сего и блудницъ,—появленіе Христа было подобію возникновенію источника ключевой «воды въ землѣ жаждущей». Собравшіеся па берегахъ Іорданскихъ люди всякихъ общественныхъ классовъ и положеній, богатые и бѣдные, ученые и простые, всѣ самымъ присутствіемъ своимъ здѣсь свидѣтельствовали о невозможности удовлетворить надломленную душу благами міра сего и о потребности иныхъ для нея благъ. За этими послѣдними они п пришли къ Іоанну. Но что могъ дать имъ онъ? Что иное могъ онъ нроповѣдывать, кромѣ покаянія? Каяться въ надеждѣ получить царство небесное—это еще не значитъ наслаждаться блаженствомъ, а только видѣть его вт» болѣе или менѣе отдаленномъ будущемъ. Но, вѣдь, и Авраамъ, отецъ вѣрующихъ, «видѣлъ день Господень, и возрадовался»,—и, однакоже, сколько горя н всякихъ бѣдствій расположилось между его радостью и радостью съ пришествіемъ въ міръ его Спасителя! Ко времени Рождества Христова человѣческій родъ разучился терпѣливо сносить житейское .бремя и пламенно ждалъ пришествія Мессіи. То. что было возможно древнимъ праотцамъ, являлось совершенно невозможнымъ для современниковъ Христова пришествія. Такъ н крестившіеся отъ Іоанна, въ концѣ концов ъ, становились безпомощными жертвами собственнаго ожиданія—Его, Спасителя міра. Очищенная покаяніемъ совѣсть подсказывала всѣмъ, что человѣкъ долженъ

быть святъ. потому что долженъ былъ явиться на землѣ... Святой Человѣкъ. Личности рождаются только под'ь воздѣйствіемъ личностей, жизнь возгарается только отъ жизни, какъ спѣтъ отъ свѣта. Цѣлые фоліанты прекрасныхъ разсужденій о добродѣтельной и счастливой жизни исписали философы, а щнзпь ничуть не улучшалась. Блестящимъ великолѣпіемъ одѣлись міровыя столицы, зато какія жалкія рубища едва покрывали наготу нуждающихся! Сч» самыхъ первыхъ страннцт. и кончая послѣднимъ пророкомъ Св. Писаніе воспитывало вѣру и ь Избавите.ія,—по безъ Него даже и подвигъ вѣры подчасъ испытывалъ страшныя колебанія. Все говорило о томъ, что самъ человѣкъ своими силами не въ состояніи устроить себѣ блаженную жизнь, что ему нуженъ Цѣлитель, а послѣдняго пока все еще не было. Въ радости покаяннаго чувства крестившіеся думали вначалѣ, что Іоаннъ—Спаситель, но самъ же пророкъ .отклонилъ отъ себя не принадлежавшую ему честь. Спасать людей или долженъ былъ прійти отъ вѣка предопредѣленный Агнецъ Божій, пли они вовѣкъ не спасутся, и со-временемъ достигнуть еще худшаго состоянія по сравненію съ тѣмъ, въ которомъ застало ихъ христіанство. Въ ато-то, именно, тревожное и подлинно критическое время и «явилась спасительная всѣмъ благодать Божія». Съ какимъ неземнымъ восторгомъ, надо полагать, Грядущій ко крещенію Христосъ былъ привѣтствованъ трепетнымъ Предтечей! Ему и только ему одному суждено было своей десницей указать па грядущаго Мессію, п онъ первый произнесъ знаменательная слова: «се, Агнецъ Божій!» Съ крещеніемъ Господнимъ отверзлось небо и впервые послѣ грѣхопаденія среди сыновъ человѣческихъ нашелся возлюбленный Божій Сынъ! Правда, только Онъ одинъ пока состоять такимъ, но но всегда же Онъ будетъ одинокимъ: придетъ время, и, вознесенный па крестъ Агнецъ, всѣхъ привлечетъ къ Себѣ.

Итакъ, исполнилась радостная, но вмѣстѣ н мучительно-долгая надежда міра: онъ увидѣлъ, бизко, среди себя самого, своего Спаса. Крещеніе со всѣми сопутствующими обстоятельствами свидѣтельствовало чающимъ спасенія объ открытіи послѣдняго. Не мнимую грѣховность Спасителя подтверждало оно, а, наоборотъ, Его безмѣрную святость и Богосыновство, съ одной стороны, и, съ другой, удостовѣряло людей, что только вч> Номъ одномъ они могутъ обрѣсти спасеніе.

Великое таинство представляетъ собою крещеніе Іисуса,—

великое для Самого Крестившагося, равно и для Крестителя съ народомъ. Теперь Спасителю предлежало первое и рѣшительное испытаніе. Въ актѣ крещенія Онъ выразилъ совершенную готовность творить волю небеснаго Отца. Но. чтобы эта рѣшимость Іисуса была вмѣстѣ съ тѣмъ и свободнымъ человѣческимъ подвигомъ, для этого требовалась близость другой возможности: въ Своемъ общественномъ служеніи идти путемъ, противнымъ волѣ Отца. Благое и богоугодное дѣло становится въ собственномъ смыслѣ нравственнымъ подвигомъ, нстинно-личнымъ пріобрѣтеніемъ дѣлающаго только подъ тѣмъ условіемъ, когда оно избирается въ ясно сознаной противоположности къ злому и богопротивному, которое съ его призрачными благами такъ же стучится въ двери человѣческаго сердца. Какъ истинный человѣкъ, Христосъ не могъ не испытать, хотя и безгрѣшнаго, искушенія, чтобы, «бывъ искушенъ по всяческимъ, моп, и искушаемымъ помочь». Томимый голодомъ и жаждой, Онъ могъ подпастыіскушонію—утолить ихъ и несвоевременно и незаконными средствами. Содрагаясь, опять по естественному человѣческому чувству, передъ страданіями. Онъ могъ испытывать искушеніе — уклониться отъ нихъ, даже, и въ томъ случаѣ, когда они предопредѣлены были въ предвѣчномъ Совѣтѣ. Воспріимчивый къ воздаянію Ему чести и признательности со стороны своихъ соотчичей, Онъ моп, искушаться— добывать Себѣ знаки почтенія насчетъ Своего послушанія Богу-Отцу. «Хотя Онъ и Сыпь, однако, страданіями навыкъ послушанію». Онъ былъ, «подобно намъ, искушенъ во всемъ, кромѣ грѣха».—Отъ внимательнаго читателя исторіи искушеній Спасителя не ускользаетъ то общее, чѣмъ такъ ярко характеризуются всѣ три искушенія, а именно, вызовомъ дѣлать противоположное тому, что принялъ па Себя Іисусъ въ крещеніи. Хотя Онъ и не долженъ отказаться отъ Своего мессіанскаго призванія, однако, въ иномъ смыслѣ Онъ долженъ признать и осуществить его: не въ совершенномъ послушаніи Своему Отцу, а, наоборотъ, въ богоборпомъ, своевольномъ, чисто-мятежномъ употребленіи Своихъ силъ, для достиженія мірского владычества и славы. Причемъ Онъ имѣлъ бы существенную выгоду— достигнуть цѣли безъ особыхъ усилій, не подъемля креста и страданій, между тѣмъ какъ уготованный Ему въ предвѣчномъ Совѣтѣ путь былъ усѣянъ самыми острыми иглами. Итакъ, вопросъ въ слѣдующемъ: съ Богомъ или противъ Бога? Быть ли Мессіей по сердцу Божію, или по сердцу князя мірского?

Путемъ скорбей и лишеній, или, въ преклоненіи предъ богопротивными вожделѣніями свѣта, посредствомъ матеріальныхъ стяжаній и внѣшняго насилія? Предъ нами не притча, но историческое событіе, записанное евангелистами со словъ Самого ІІскѵшепнаго. Если бы Онъ выражался нриточио, то Его ученики не обинуясь отмѣтили бы это. чему довольно примѣровъ і;ъ евангеліи. Невозможно такъ же видѣть въ искушеніяхъ только внутреннія, въ душѣ Господа-Спасителя, породнвшіяся сомнѣнія насчетъ Своего посланнпчества н цѣлесообразныхъ для совершенія его средствъ. Можемъ ли мы въ самомъ дѣлѣ думать, что. спустя тридцать лѣтъ подготовительной къ общественному служенію жизни. Спаситель только въ пустынѣ впервые составилъ ясное представленіе о Своемъ мессіанскомъ дѣлѣ? Противъ этого свидѣтельствуетъ, именно. Его крещеніе отъ Іоанна въ связи съ твердой рѣшимостью исполнить всякую правду. Нужно совсѣмъ отречься отъ всякаго пониманія законовъ духовной жизни, чтобы допустить предположеніе, въ силу котораго столь неправильныя и находившіяся въ непримиримомъ противорѣчіи съ ветхозавѣтнымъ откровеніемъ мессіанскія чаянія современнаго іудейства могли бы поработить Его въ такой мѣрѣ, чтобы Онъ серьезно задался вопросомъ о томъ: не перейти ли на сторону сильныхъ’ князей міра и не сдѣлаться ли орудіемъ ихъ земныхъ цѣлей? Христосъ преодолѣлъ искушенія—не Своей внутренней природы, но духа злого'. Онъ, по самому понятію о мессіанскомъ служеніи, не могъ, отстранить отъ Себя искусителя, какъ и впослѣдствіи не отстранилъ чаши Своихъ горчайшихъ страданій; не могъ еще и потому, что въ пустыню былъ «возведенъ Духомъ, чтобы искуситься отъ діавола». Принятіемъ крещенія отъ Іоанна и побѣдой надъ искушеніями Спаситель разъ навсегда утвердилъ за Собой непоколебимое положеніе въ Своемъ общественномъ служеніи.

Не правда ли, какъ много аналогичнаго между буддизмомъ и мохаммеданствомъ, съ одной стороны, и христіанствомъ, съ другой? Наблюдается не малое сходство въ обстоятельствахъ, предшествовавшихъ рожденію основателей разсматриваемыхъ религій, въ сопровождавшихъ самое рожденіе обстоятельствахъ, а равно и въ первыхъ годахъ ихъ общественнаго служенія. Но всѣхъ жизнеописаніяхъ такъ много сверхъестественнаго элемента, всѣ такъ проникнуты благоухающей небесной поэзіей, что

14

невольно, даже, въ самой чистой душѣ возникаетъ вопросъ: насколько мы въ нравѣ приписывать божественность только одному христіанству и отрицать ее за другими религіями? Не вѣрнѣе ли держаться болѣе широкаго взгляда на относительное только превосходство перваго падь послѣдними, тѣмъ болѣе, что п по древпеотеческому свидѣтельству божественный Лосось обиталъ въ лучшихъ людяхъ языческаго міра? «Мы научены», пишетъ философъ Іустинъ въ своей первой Апологіи, «что ^Христосъ есть Слово. Которому причастенъ весь родъ человѣческій. Жившіе согласію съ Словомъ н суть христіане, хотя бы считались за безбожниковъ». Если же. дѣйствительно, дѣло обстоитъ такъ, то вопросъ объ абсолютномъ превосходствѣ христіанства надъ другими религіями, повидимому, слѣдуетъ считать плодомъ только недоразѵмѣнія, и христіанская апологетика должна будетъ произвести у себя «переоцѣнку цѣнностей», должна будетъ очистить и нашу богословскую пауку отъ засоренія разными вредными порослями, а за нею, разумѣется, н практическая жизнь необходимо измѣнить свое теченіе и вмѣсто несбыточныхъ идеаловъ потусторонности обратится къ другимъ, болѣе сподручнымъ ей идеаламъ.

Итакъ, что же сказать въ оправданіе христіанства н въ доказательство его божественности? Какъ мы уже видѣли, находящійся въ немъ сверхъестественный олемепть настолько тѣсно связанъ съ содержаніемъ и средствами нашего спасенія, что ни одной Іотой христо.тогіп нельзя поступиться безъ того, что бы не разрушить (тройную систему христіанской сотеріо.тогіи. Христіанская догматика и нравоученіе — ото въ высочайшей степени поразительный духовный космосъ, построенный съ соблюденіемъ стройной пропорціональности частей п гармоническаго ихъ взаимоотношенія. Ііь этомъ чудномъ космосѣ есть свое духовное солнце—Богъ, на его тверди красуются безчисленныя звѣзды и планеты, управляемыя законами высшей духовной жизни, есть свои стремленія и средства кт. ихъ достиженію. Исторгните изъ духовной тверди хоть одну наименьшую звѣздочку — п тотчасъ рушится вся система. Допустите, напримѣръ, что Христосъ родился, какъ обыкновенный человѣкъ. отъ плотскаго отца—отъ ученія о Спасителѣ и спасеніи не останется камня на камнѣ. Тогда Христосъ оказался бы такимъ же, какъ и мы, грѣшникомъ и поэтому нс только нс въ состояніи была, бы сдѣлаться нашимъ Искупителемъ, а. наобо-[' ть. Самъ нуждался бы въ послѣднемъ. Пусть земнымъ Его

родителемъ былъ бы ие назаретскій древодѣль Іосифъ, а знаменитѣйшій изъ философовъ, славнѣйшій завоеватель пли какой угодно великій и сильный міра сего.—отъ этого ни Емѵ, ни намъ не было бы лучше: Онъ былъ бы только высокопоставленнымъ грѣшникомъ, а мы вмѣстѣ съ Нимъ все еще ожидали бы Мессію. И если ласъ поражаетъ горестное состояніе рода человѣческаго предъ пришествіемъ въ міръ Спасителя, то трудно себѣ и представить, что было бы съ нами въ двадцатомъ вѣкѣ христіанской эры, если бы не родился Спаситель міра. Уповать на самопекун.теніе человѣчества могутъ только самые легкомысленные мечтатели, не знающіе ни глубокой порчи человѣческой природы, ни дѣйствительныхъ размѣровъ господствующаго въ мірѣ зла. Но, если прислушаться къ горестнымъ и подчасъ доходящимъ до отчаянія жалобамъ лучшихъ людей до-хрнстіанскаго міра на радикальную его испорченность, если собрать всѣ эти слезы, пролитыя милліонами надорванныхъ тяготою жизни сердецъ, если исчислить эти ужасныя гекатомбы принесенныхъ во славу языческихъ мерзостей жертвъ, то едва ли кому серьезно придетъ въ голову мысль о возможности спастись человѣчеству однѣми естественными силами. Но, въ такомъ случаѣ, остается преклониться предъ великой благочестія тайной: именно «Богъ явиея во плоти»! И Сей воплотившійся Богъ есть, именно, таковой, какимъ Его намъ изображаетъ евангеліе.

Иное дѣло, когда мы обратимся къ Буддѣ и Мохаммеду. Прежде всего, для чего въ ихъ біографіяхъ сверхъестественный элементъ? Развѣ только для того, чтобы свидѣтельствовать противъ недостойныхъ носителей совершенно не подходящаго къ нимъ званія какихъ-то странныхъ чудотворцевъ и никого не спасающихъ спасателей. Въ самомъ дѣлѣ, вотъ и Будда рождается отъ проникнувшаго въ утробу Майи солнечнаго луча, и ангелы воспѣваютъ появленіе въ міръ великаго учителя объ освобожденіи отъ страданій. Казалось бы. что сверхъестественное рожденіе принца Готамы гарантируетъ ему безгрѣшную жизнь. Совсѣмъ нѣтъ. Наоборотъ, онъ въ юности предашь чувственнымъ удовольствіямъ и живетъ подлинно «несытъ блуда». Правда, у Шакья-Муни хватило рѣшимости порвать связь съ плотоугодничествомъ. съ роднымъ кровомъ и съ семьей, и въ тиши уединенія предаться размышленіяхъ о житейскихъ страданіяхъ и средствахъ къ освобожденію отъ иих'ь. Но. что касается нравственнаго усовершенія индійскаго

14*

мудреца, то, какъ бы высоко ни возносили его многочисленные почитатели, онъ оттого не сдѣлался безгрѣшнымъ и святымъ. Родившись во грѣхахъ, онъ и скончался въ инхъ же. Его «святость» совсѣмъ другой природы по сравненію съ Христовой. Вымученная и выстраданная нравственная аностэзія— ото совсѣмъ не то. что разумѣемъ мы, христіане, подъ саморавенствомъ и гармоническимъ настроеніемъ духа, впдяіцагО' въ атомъ мірѣ не цѣль, а только средство к-ь достиженію своего богоподобнаго назначенія, между тѣмъ какъ для Будды онъ является какнмъ-то повапленнымъ гробомъ, а человѣкъ—его несчастнымъ обитателемъ. Самъ Будда, какъ извѣстно, никогда не приписывалъ себѣ безгрѣшности, а получилъ ее отъ своихъ восторженныхъ поклонниковъ, постаравшихся приписать своему учителю не только это божеское свойство, но; даже, и обожествить его. Самъ Будда вычеркнулъ изъ своей догматики Бога.— тогда почитатели произвели въ Бога самого Будду; послѣдній не считалъ себя безгрѣшнымъ, по суевѣріе ихъ произвело его въ безгрѣшные. Такъ творится исторія—нелѣпая и нестройная, съ чудовищнымъ героемъ, украшеннымъ знаками призрачнаго величія, съ непостижимо-странною догматикой и моралью.—и, все таки, находящая своихъ защитниковъ. Такова психологія религіи. Но, что касается логики, то ея здѣсь нѣтъ, пока мы дорожимъ исторической и всякой правдой и не хотимъ подражать такимъ легкомысленнымъ изслѣдователямъ, для которыхъ сравненіе есть доказательство. Встрѣтили двѣ — три внѣшне сходныхъ черты въ буддизмѣ и христіанствѣ—и сейчасъ готовы кричать объ отсутствіи оригинальности въ христіанствѣ и объ его, даже, зависимости отъ буддизма. Нѣтъ, человѣкъ, постинѣ, не можетъ предвосхитить себѣ ничего, если то не будетъ дано ему свыше. Когда я читаю въ евангеліи объ ангольскомъ славословіи въ честь рожденнаго Спасителя міра, для меня попятно оно; по, когда я слышу, что ангелы пѣли и въ честь рожденнаго Сиддаттхи,—я рѣшительно изумляюсь ничѣмъ не мотивированной пѣснѣ, потому что съ его рожденіемъ еще однимъ страдальцемъ увеличилось число такихъ же, какъ и принцъ, повинныхъ страдальцевъ, которыхъ онъ не только не искупилъ отъ страданій, по своимъ личнымъ примѣромъ убѣдилъ въ совершенной невозможности такого искупленія, а въ пресловутой нирванѣ даль самый вредный суррогатъ того, что мы называемъ блаженствомъ. Когда я читаю въ жизнеописаніи Будды объ искушеніи его злымъ духомъ, то еще разъ убѣждаюсь въ истинѣ

знаменательныхъ словъ книги Бытія: «змій же бѣ мудрѣйшій всѣхъ звѣрей сущихъ на земли» и въ безсиліи индійскаго мудреца предъ хитрымъ искусителемъ. Вѣдъ жить — значитъ всей душой любить другихъ людей, любить весь Божій міръ и страдать во имя безкорыстной любви, такъ могуче и вмѣстѣ съ такою нѣжностью проявленной нашимъ Спасителемъ. Богъ есть любовь, и Сынъ Божій явился на землѣ, какъ совершенное воплощеніе этой чистѣйшей любви, съ особой силой воспламенившейся въ Немъ (пусть простятъ намъ предположеніе) при видѣ плакавшихъ и каявшихся грѣшниковъ на берегахъ Іорданскихъ и діавольскаго искушенія въ пустынѣ. Во имя этой любви Спаситель вышелъ на служеніе страждущему человѣчеству готовымъ испить до дна чашу самыхъ горькихъ страданій, только бы спасти людей. На борьбу со зломъ Онъ вышелъ во всеоружіи добра, какъ добровольная жертва безпримѣрнаго подвига, непоколебимо увѣренный въ окончательномъ торжествѣ добра надъ зломъ. Тщетно сталъ бы кто искать такой увѣренности у Будды. Великій философъ былъ вмѣстѣ п великимъ пессимистомъ, не вѣрившимъ въ торжество добра надъ зломъ. Зло. по взгляду такого мудреца, сильнѣе добра, и. слѣдователено. бороться съ нимъ безполезно. Есть только •одно средство къ человѣческому «искупленію»—ото искусственное притупленіе собственпной воспріимчивости къ дѣйствію зла. чтобы «глазами смотрѣть и не видѣть и ушами слышать и не слышать». Человѣкъ долженъ вести себя, какъ покойникъ въ гробу, для котораго потеряно все земное.

Итакъ, или въ высшей степени активная, съ полнымъ забвеніемъ о себѣ п готовностью даже самою жизнью жертвовать въ пользу ближняго, борьба со зломъ, или совершенно пассивное непротивленіе злу. съ нескрываемой заботой о своихъ мелкихъ интересахъ: пли вѣра въ торжество добра, или граничащій съ отчаніемъ страхъ предъ несокрушимою силой зла; или свѣтлый оптимизмъ, оздоровляющій жизнь и укрѣпляющій нравственную энергію призванныхъ къ пей дѣятелей, или мрачный пессимизмъ, погашающій въ нихъ едва тлѣющую искру вѣры и убивающій всякое желаніе подвизаться на тернистомъ житейскомъ пути. Для каждаго, думаемъ, ясно, какой вѣрный можетъ быть выходъ изъ поставленной дилеммы.

Но почему же онъ не въ сторону мосульмапства, спросятъ поклонники Мохаммеда? Потому что, какъ видно уже изъ вышесказаннаго, Мохаммедова вѣра представляетъ собою чудо-

вищный плагіатъ изъ іудейства и христіанства съ примѣсью-язычества. Что есть хорошаго въ мохаммеданствѣ, то неоригинально. а чѣмъ оно оригинально, то нехорошо. Встрѣчающійся въ изобиліи сверхъестественный элементъ въ немъ умѣстенъ не болѣе, какъ въ какой-либо героической поэмѣ, имѣющей только на своей сторонѣ преимущество поэтической прелести и художественной законченности *).

Проф.-свящ. Е. Аквилоновъ.

') Продолженіе слѣдуетъ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.