CC BY
38
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. VI, № 4
ОСОЗНАННОЕ ПОРАЖЕНИЕ: КРИТИЧЕСКИЙ ПУНКТ В РАЗВИТИИ ДОКТРИНЫ ЛОГИЧЕСКОГО ПОЗИТИВИЗМА*
А. л. НИКИФОРОВ
Одной из важнейших задач, которые ставили перед собой члены Венского кружка, была, как известно, задача эмпирического обоснования научного знания. Будучи свидетелями революционных преобразований в области физики, связанных с кардинальным пересмотром классических представлений о природе пространства и времени, о строении вещества, с выдвижением множества новых «безумных» теорий и идей, логические позитивисты стремились найти в этом хаосе некоторую устойчивую прочную основу, сохраняющуюся при всех трансформациях научно-теоретического знания. Если бы это удалось, то на таком твердом фундаменте можно было бы возвести здание науки, сохраняя только достоверное знание и отбрасывая спекулятивные, метафизические, идеологические примеси. Стремление к достоверности - вот чем вдохновлялись члены Венского кружка, приступая к реформированию научного знания. Логика должна была помочь скрепить все этажи возводи-
мого здания прочными логическими связями - так, чтобы достоверность и прочность базиса передавалась всем опирающимся на него этажам.
Идея казалась простой и заманчивой. Она и сегодня, в эпоху распространяющегося постмодернизма и релятивизма, вызывает симпатию и сочувствие. Как хочется в этом неустойчивом пестром конгломерате точек зрения, интерпретаций, полумистических идей и псевдонаучных построений найти что-то надежное, общезначимое, на что можно было бы опереться! Но нужно найти этот несомненный прочный базис - вот первая задача, вставшая перед логическими позитивистами. Вторую задачу - построение на этом базисе всего подлинно научного знания - они надеялись решить средствами символической логики. И Рудольф Карнап уже дал первый набросок такого построения в своем «Бег ^15сЬе АиАэаи бег \Velt» (1928).
Первоначально - и вполне естественно! -члены Венского круж-
Материал подготовлен в рамках гранта РГНФ, 2006.
АрхиЗ
А. Л. НИКИФОРОВ
ка полагали, что искомый базис достоверности образуют чувственные переживания. Кажется, это действительно так: то, что я сейчас переживаю боль или вижу красную розу, или вдыхаю аромат душистого перегноя, для меня абсолютно достоверно и несомненно. Мои чувственные переживания - вот та прочная несомненная основа, на которой я могу строить или к которой сводить все остальное мое знание. То, что можно вывести из чувственных переживаний или свести к ним, то и является достоверным, на это и можно полагаться. Ну а если какие-то идеи, утверждения, теории никак не связаны с чувственными переживаниями, то они не только сомнительны и ненадежны, они попросту лишены смысла. Такая позиция была характерна для «АиАэаи» и для первых номеров «Егкеппйиз». Ее следы еще отчетливо видны в блестящей статье Карнапа «Физикалистский язык как универсальный язык науки» («Егкет^тэ», Вс1. 2, 1932), на которую ниже ссылается Нейрат.
Но здесь возникает первое затруднение, которое было быстро осознано членами Венского кружка: нельзя на базе субъективных чувственных переживаний построить интерсубъективную науку. Мои чувственные переживания принадлежат только мне и достоверны только для меня, а научное знание принадлежит всем и должно быть достоверно для всех. Поэтому эмпирический базис науки должен быть интерсубъективным и общезначимым. Такой базис может состоять только из предложений языка, в равной мере понятного для всех. Эти предложе-
ния логические позитивисты назвали «протокольными», первоначально предполагая, что они должны представлять собой отчеты субъекта (протоколы) о его чувственных переживаниях. Казалось, что достоверность чувственных переживаний обеспечит такую же достоверность выражающим их протоколам, и затруднение будет преодолено: протокольные предложения интерсубъективны - их может понять каждый человек - и в то же время достоверны, ибо фиксируют несомненные чувственные переживания. Таким образом, кажется, что найден наконец надежный и общезначимый базис научного знания. Осталось только сказать, какого рода предложения можно отнести к числу протокольных, из каких слов или терминов они должны состоять, какую форму должны иметь.
Именно этот вопрос обсуждается в публикуемых ниже статьях О. Нейрата и Р. Карнапа. Эти статьи интересны тем, что в них отразился драматичный пункт в развитии доктрины логического позитивизма, хотя их авторы этого, кажется, не осознают. Ту идею, что в языке науки должны существовать какие-то несомненные или абсолютно достоверные протокольные предложения, Нейрат отвергает как рудимент метафизики. Протокольное предложение, полагает он, это обычное предложение языка науки, отличающееся лишь тем, что в него входит имя протоколирующего лица. И оно не более достоверно, чем другие предложения, ибо протоколирующее лицо может лгать, шутить, противоречить самому себе, нахо-
НЕОСОЗНАННОЕ ПОРАЖЕНИЕ:
КРИТИЧЕСКИЙ ПУНКТ В РАЗВИТИИ ДОКТРИНЫ ЛОГИЧЕСКОГО ПОЗИТИВИЗМА
диться под воздействием наркотических средств и т.п. Нет никакого исходного пункта для построения языка науки, провозглашает Ней-рат. И Карнап с ним согласен! Он признает, что в работах Витгенштейна, Шлика и его самого сохранялись следы метафизики -поиски некоего абсолюта, лежащего в основе познания. Нет такого абсолюта! Более того, ему нравится высказанная в устной беседе мысль Поппера о том, что процесс верификации, т.е. сведения проверяемого предложения к каким-то иным предложениям, может быть остановлен в любом пункте: мы по соглашению можем остановиться на предложениях, говорящих о наблюдаемых вещах или об ощущениях, или о поведении человека и т.д., и принять их в качестве конечного пункта верификации. Если предложение, которое мы согласились считать протокольным, противоречит остальным принятым нами предложениям, то мы можем как изменить систему предложений, так и отвергнуть данный протокол, сохранив систему. Но это означает, что идея поисков надежного эмпирического фундамента науки оказывается похороненной. Она заменяется идеей соглашения, конвенцией. Однако в таком случае вся программа эмпирического обоснования науки, борьба с метафизикой и даже идея построения единого языка науки на базе физикалист-ского языка лишается смысла. Если речь идет не об истине, а о соглашении, если любое предложение языка науки в равной мере сомнительно, то о чем тогда говорить?
Поппер двинулся по открывшемуся новому пути: реабилитировал метафизику, отказался от идеи достоверного эмпирического базиса и разработал учение о гипотетичности всякого знания, т.е., в сущности, последовательно развил то, что уже содержалось в статьях Нейрата и Карнапа. Но авторы публикуемых ниже статей не сделали выводов из ими же полученных результатов, и призрак чувственно данного, достоверного эмпирического базиса продолжал манить их. Нейрат еще долго будет хлопотать о создании единой унифицированной науки на физикалистском базисе. Карнап еще будет строить иерархии языков, определять понятие наблюдаемости и устанавливать границы языка наблюдения, изобретать процедуры сведения теоретических терминов к терминам наблюдения и т.п. Представители логического позитивизма получат еще много интересных результатов, но стержень их доктрины сломался уже в 1933 г., как показывают публикуемые ниже статьи.
Читать их сейчас поучительно, хотя и немного грустно. Стремление к объективности, достоверности, общезначимости в философии неискоренимо, она никогда не сможет примириться с безбрежным субъективизмом и релятивизмом, ибо такое примирение означало бы смерть философии. Венский кружок предпринял честную и серьезную попытку в очередной раз найти общезначимую достоверность в чувственно данном или хотя бы в предложениях наблюдения. Не получилось. Но сможем ли мы вообще отказаться от поисков достоверности?
III
ШЙ
15 Зак. 3111
225
